Часть 1. Урок анатомии. Глава 2. Новые выводыЧикаго, 2004 год
Заняв положенное место на подземной стоянке, я отметила, что драндулет Миллера уже припаркован. И естественно, всем очень интересно: как я, на своем джипе, ухитрилась приехать позже, чем эта рухлядь, помнившая нынешнего президента еще мальчиком? Отвечаю: это лотерея. И идиот, который ее покупал. Внимание! Вопрос: откуда берутся придурки, покупающие по двадцать моментальных лотерейных билетов за раз, но по очереди, чем они руководствуются, снова и снова переворачивая содержимое коробки с нужным товаром, и как сильно я их ненавижу, когда просто захожу купить себе жвачку и оказываюсь в очереди как раз за ними, а не за кем-нибудь еще?
Вызвав лифт, я нажала на кнопку восьмого этажа, хотя уровни Б-2 и Б-3 интересовали меня куда больше. На Б-2 расположена вотчина Клэр — морг, где меня ждет отчет по пятой жертве. Уровень Б-3 — архив. Там всегда можно накопать чего-нибудь интересного. Разница в том, что в морг у меня доступ есть. А в архив — нет. Ключ от него есть только у шефа. И мы оба скорее повесимся, чем проведем добровольную процедуру временной смены владельца. То есть я — попрошу, а Браунинг — даст попользоваться.
Тодд Браунинг. Кажется, он возненавидел меня еще до того, как я сюда попала. В принципе, любой из Бюро, следующий правилам и соблюдающий дисциплину, меня бы невзлюбил. Что говорить о человеке, просто помешанном на «положенных процедурах»? Видимо, подразумевалось, что он сумеет поставить меня на место. Ага, как же… Если бы в Новом Орлеане я слушала таких, как Браунинг, Кэролл Дэйвин была бы сейчас мертва. Кстати, перевоспитывает он меня весьма странно. Орет, не переставая, и отправляет отчеты по инстанциям. Полагаю, у него это называется «руководить». Отлично! Пусть хоть вообще ничего не делает, лишь бы не мешал мне выполнять настоящую работу. Ею (не то, чтобы настоящей, но работой) он меня, кстати, обеспечивает оперативно. Готова поспорить (к слову сказать, потом так и оказалось), на ответчике меня уже ждет оставленное им сообщение. Что-то вроде:
— Привет, Виктория! Это Тодд. Я слышал о пятом убийстве. Завтра утром протокол должен лежать у меня на столе.
Конечно. Как же иначе?
Попутно пристроив фотоаппарат в специальный карман, закрепленный на двери фотолаборатории — пусть проявят пленку, я свернула в офис, где Миллер, сидя за своим столом, бодренько стучал по клавиатуре. Памятуя, что последний раз, когда я его видела, он хромал к машине, а все вокруг (натурально или мысленно) хохотали, я решила для разнообразия проявить участие:
— Дэвид, ты в порядке?
— В порядке, — Миллер оторвался от монитора. — Если что по-настоящему и пострадало, то только мое самолюбие.
— Не переживай, если мне опять доведется поговорить с твоей девушкой, я ничего ей не скажу. Разве что, какой ты замечательный, — все же подколола я напарника. Что поделаешь? У меня никогда не получалось долго быть хорошей.
— Тогда я — труп, — не оценил моего юмора Дэвид, и я предпочла уточнить:
— У вас все нормально? Вы же помирились?
— Да, конечно, — Миллер преувеличенно сосредоточенно уставился на экран. — Забудь. Она поняла, что тогда просто получилась путаница… Только ты больше не бери трубку, когда звонят на мой сотовый… Пожалуйста…
— Обещаю, — искренне дала слово я, потому как, действительно, была виновата.
А дело было так. На телефон Миллера должен был позвонить один из экспертов с данными по жертвам. Мне эта информация была очень нужна. Поэтому, когда сотовый зазвонил, и на экране высветилось длинное слово на букву «Л», я, не разбираясь, ответила. И только потом поняла, что это «Лионелла», а не «Лаборатория». Но было уже поздно…
— Что ты делаешь? — поинтересовалась я у Миллера, прослушав свой автоответчик. Что там было, вы уже знаете.
— Я начал писать протокол, — обрадовал меня напарник. Все-таки у него бывают минуты просветления. — Решил, что ты и так сегодня много пережила.
— Чем я могу помочь? — с одной стороны, у меня все же была совесть. С другой, я подозревала, о чем, в свете сегодняшних событий, меня попросит Дэвид, и сама была не прочь ему ее оказать.
— Мне нужны результаты предварительной экспертизы от Клэр, — подтвердил мои подозрения Миллер. — Мне без них не справиться, но к ней я не пойду. После сегодняшнего она меня засунет в холодильник для трупов и запрет навеки. Еще мне нужны снимки, которые ты сделала. Брось, пожалуйста, камеру в лоток для улик в коридоре.
— Камера уже на месте, а за результатами сейчас схожу, — отсалютовала я напарнику, знающему мою «любовь» к бланкомаранию. — Спасибо.
— Рад помочь, агент Мак… кхм… я хотел сказать, Виктория, — ответил мне тем же Дэвид.
У лифта я нос к носу столкнулась с Уильямом Тейтом, зашедшим погреться после дежурства на месте преступления.
— Мерзкая погодка, долбись оно конем! Кому хочешь испортит настроение. Хочу поднабраться сил, прежде чем опять туда идти, — подтвердил мои предположения офицер, после чего добавил. — Агент Эшби хочет вас видеть. Она в морге.
— О! Значит, вам удалось спустить тело вниз, — констатировала я. — Никто не пострадал?
— Никто, хотя в том месте все на соплях держится, — Тейт недовольно скривился. — Мы с экспертами поставили приставную лестницу там, где упали пролеты. Так что это был тот еще цирковой номер…
Знаком дав Уильяму понять, что у меня богатая фантазия, я предоставила ему возможность провести заслуженный перерыв в тепле и относительном одиночестве (то есть в компании Миллера), а сама спустилась на «минус второй» уровень. Помимо морга здесь находились офисы охраны с мониторами, на которые выводятся данные с камер видеонаблюдения, самый стремный в здании туалет — единственный, общий для «М» и «Ж», и самая крутая доска объявлений, замечательность которой напрямую связана с тем фактом, что начальство крайне редко сюда спускается. Экспозиция «местной достопримечательности» меняется с завидной периодичностью. Сегодня, например, предлагалось позвонить по телефону 555-1963, чтобы узнать, кто во всем виноват, и полюбоваться «Мисс Декабрь — 2004», при виде которой я испытала приступ легкой паники и небольшое обострение комплекса неполноценности. Да что там! Наверняка, сам Господь, посмотрев на
эти штуки, скажет: «Я такого не творил»!
Пребывая в культурном шоке, о том, что у меня теперь
новые магнитный пропуск и персональный идентификационный номер, я вспомнила, только когда ткнулась в тяжелую железную дверь, а она не открылась, «ухмыляясь» новеньким сенсором, куда нужно было вставить первое и набрать второе. Пропуск лежал в кармане куртки, а вот чтобы вспомнить пароль, пришлось достать мобильник. Такому способу запоминания меня научил папа: с помощью клавиатуры сотового телефона преобразовываешь цифры в буквы, составляя какое-нибудь слово, запоминаешь его, а когда нужно вводить цифры, производишь обратное преобразование. На этот раз пароль у меня был удачный. Слово «VODKA» я легко составила и запомнила с первого раза. А иногда приходилось помучиться…
Как бы цинично это не звучало, но всеобщая атмосфера грядущего Рождества не обошла стороной и рабочее место Клэр Эшби. Правда, на мой взгляд, жизнерадостные «Веселого Рождества!» и «Счастливого Нового года!» на холодильниках с трупами — это все-таки чересчур. Если уж создавать себе праздничное настроение, то на стене, возле которой стоят столы с оборудованием. Исследуешь уровень метахлорчегонибудьтам в крови очередного мертвого тела и параллельно любуешься на золоченую гирлянду. Впрочем, если суетящуюся возле секционного стола Клэр все устраивает, мне-то какое дело? Я сюда пришла за данными по пятой жертве.
— И снова здравствуйте, Клэр! Закончили предварительные анализы? — привлекла я внимание эксперта.
— Строго говоря, не совсем, — ответила Эшби. — Но у меня уже есть, что тебе рассказать, если у тебя есть время.
— Для вас — всегда, — я ничуть не преувеличила.
— Тогда поехали, — Клэр сверилась с записями. — В крови жертвы обнаружено высокое содержание алкоголя. Плюс я нашла следы рафинола, который еще называют наркотиком соблазнителей. Это объясняет, почему она так и не оказала ему сопротивления. Все началось в первой комнате, где ее избили. Видимо, она упала в том месте, где ты нашла пятно крови. Потом ее перетащили в следующую комнату. Убийца сорвал с нее одежду и снова избил. На этом этапе она, несомненно, потеряла сознание. Он оставил ее истекать кровью на полу, пока не натекло достаточно, чтобы написать послания, которые ты увидела, когда воспользовалась люминолом. Затем убийца надписи стер. Очевидно, он догадывался, что мы их найдем. Потом он проволок жертву за волосы по коридору и остановился, чтобы повесить плащ. Наконец, он притащил ее в ванную. Причина смерти: утопление. Он держал ее голову под водой, пока не наступила смерть. Как и другие жертвы, она была убита до того, как ее изувечили. Ей нанесли девять ножевых ранений, а затем вспороли живот от грудины до самого низа… Ну, и что ты об этом думаешь? Если это — один и тот же человек, почему его почерк изменился?
— Я бы не сказала, что его почерк изменился… — подумав, ответила я. — Утопление после предварительного избиения… На этом он зациклен. А вот то, что он начал уродовать жертв… Все эти колото-резаные раны… Это что-то еще… Мне кажется, если бы мы поняли, что именно, мы бы поймали этого ублюдка… Боюсь, следующих он будет увечить еще сильней, — я еще немного порассуждала про себя, после чего озвучила вывод. — Если предположить, что четвертой и пятой жертвам он закрыл лица не просто так, а потому что знал их… Я попрошу Миллера сравнить данные по двум последним жертвам. Есть еще что-нибудь интересное?
— Да, — кивнула агент Эшби. — Я нашла частичный отпечаток, который принадлежит не жертве.
— Отлично, — еще одна улика в копилку. — А что на счет того, что я собрала? Есть что-то, достойное внимания?
— Если это убийца повесил плащ на гвоздь, а не какой-нибудь торчок, то теперь мы знаем, что у него темные волосы, — обнадежила меня Клэр. — Как бы то ни было, мы используем этот волосок для анализа ДНК и привяжем его к месту преступления. Волокна ткани я послала на экспертизу. Вдруг найдут что-то необычное или интересное. Так что не переживай и отправляйся по своим делам. Не забудь мой протокол, написанный красивым почерком. Он на столе. Отнеси протокол Миллеру.
— Затем и пришла, — улыбнулась я Клэр, радуясь, что проблема расшифровки почерка агента Эшби — дело Дэвида. Надеюсь, у него есть знакомый египтолог. — Кстати… Я все хотела вас спросить… Вы ей позвонили? Поздравили с Рождеством?
Вопрос был задан не из праздного любопытства. Об отношениях Клэр с дочерью я уже упоминала. И о том, как отношусь к Эшби я — тоже. Если я когда и желала кому-то, чтобы у него все было хорошо, так это ей. Я не осуждаю Саманту, неблагодарное это дело, но и не понимаю, как можно обижаться на человека за то, что он добросовестно делает свое дело. Тем более, если это — твоя мать. Моя мама умерла несколько лет назад, и, бывало, мы тоже с нею ссорились. Но так, чтобы чужие люди (читай: я) прилагали усилия нас помирить. Такого никогда не было. Мы всегда справлялись сами. А здесь мне каждый раз приходится понукать Клэр, как более зрелую и мудрую, идти на компромисс ради ее же собственного спокойствия и благополучия. Потому что в противном случае Клэр и Саманта разругаются окончательно, и агент Эшби будет винить в этом себя, хотя на самом деле на вопрос «Кто виноват?» в этом случае нельзя ответить однозначно.
— Позвонила ли я Саманте? — уточнила Клэр, будто были варианты. — Ну… нет… не звонила… Мне духу не хватило, после того, что мы наговорили друг другу в прошлый раз… Давай не будем сейчас об этом говорить.
— Конечно, — глядя на то, как Эшби все сильнее и сильнее становится похожей на сдувшийся воздушный шарик, я не могла не пойти на попятную. — Только обещайте, что вы ей позвоните.
— Хорошо-хорошо, обещаю, — слишком поспешно для того, чтобы сказанное было правдой, ответила Клэр.
Что ж, я и не рассчитывала, что моя примирительная миссия сегодня окончится. Как всегда, она просто отложена на неопределенный срок.
По дороге в офис я все-таки не удержалась и сунула нос в экспертный отчет. Хоть я никогда не была сильна в клинописи, кое-что мне все же удалось разобрать. Сверх того, что уже сказала Клэр. Вроде подробностей о том, что удары при жизни наносились кулаками и ногами в тяжелой обуви, а для вскрытия брюшины и нанесения колотых ран убийца использовал большое изогнутое лезвие с односторонней заточкой.
Звонок раздался, когда я, ожидая лифт, разбиралась в деталях токсикологических анализов Синтии Вудс.
— Алло! — машинально ответила я и услышала в трубке:
— Привет, малышка!
— Папа! — обрадовалась я.
Мой отец, Пэт Макферсон, окружной прокурор Чикаго, и если кто-то думает, что ему некуда девать свободное время, он
настолько ошибается, что я даже комментировать это не буду. Но все равно как-то так получается, что он звонит мне чаще, чем наоборот. Даже в обычное время. А уж перед праздниками, когда у него предпраздничная депрессия… Он все еще тоскует по маме, я знаю. И я могла бы навещать его чаще, без приглашений и поводов, он был бы только рад, но мне бы хотелось, чтобы я перестала быть единственным предметом его беспокойства. Это означает, что я вправду обрадуюсь, если папа обзаведется подругой, и не буду считать это предательством памяти мамы. Но не думайте, что я сетую на отцовские звонки. Еще не было такого случая, чтобы он позвонил не вовремя, чем частенько грешат многие родители. Как бы ни казалось со стороны, моя жизнь, даже учитывая особенности работы — не сплошная чернуха. Но если уж накатило, не важно, по какому поводу, папа обязательно позвонит, чтобы узнать, как дела, поддержать, помочь советом. Правда, в том, что касается работы, у него есть помощники. Например, как сейчас, журналисты.
— Я только что видел в новостях… Еще одна… Ты как? В порядке?
— Да, еще одна… — не было смысла отрицать. — И я в порядке. Просто это дело меня совсем измучило. Оно разваливается на глазах, и сделать ничего нельзя. Похоже, оно из меня всю душу вынет.
— Так почему бы тебе не приехать ко мне и не отдохнуть, пока этого не случилось? Небольшая передышка тебе не повредит. Полежишь в джакузи, расслабишься. Приведешь мысли в порядок, — как же соблазнительно это звучало. Но, будто бы ранее сказанного было недостаточно, отец продолжал меня соблазнять. — Рождество на носу, помнишь? У меня есть для тебя подарок…
— Правда? — сюрприз, конечно, был тот еще (это же так неожиданно: дарить подарки по случаю праздника, тем более Рождества), но я изобразила удивление, после чего вставила свои пять центов, одновременно мысленно завязав узелок на память: не забыть папин подарок (который я, к счастью, догадалась заранее завернуть в яркую бумагу), когда я, разумеется, приму его приглашение. — Я тоже тебе подарю то, что ты просил. Уверен, что хочешь получить этот подарок? Он такой предсказуемый… — тут я немного покривила душой. Наверняка, папа догадывается, что в этом году, как и во все предыдущие, я подарю ему его слабость — китайскую головоломку, но готова поспорить, он никак не ожидает, что эту я заказала прямо из Гонконга.
— Это значит, что ты приедешь домой, — констатировал папа. Учитывая, что мой дед, его отец, был не только художником, но и частным детективом, сообразительность у нас семейное, но я все же подтвердила:
— Конечно.
— Хорошо, доченька, до встречи! — голос отца зазвучал на порядок веселее, и почему-то это последнее время вызывало у меня чувство щемящей нежности. Старею, наверное. — Не задерживайся…
— Как скажешь, папочка, — улыбнулась я, и тут, наконец-то, подъехал лифт.
Передать отчет Миллеру, попросить его сравнить данные по двум последним жертвам — вдруг мы что-то упускаем? — забрать подарок с рабочего стола и объявить Дэвиду и Клэр, где меня искать, если понадоблюсь, было делом пяти минут. На дорогу до «фамильного гнезда» времени ушло больше, но тут даже такая послушная дочь, как я, ничего не могла поделать.
