Глава 1 Петербург- Compagnon! Petersburg, quitte le vaisseau! Et n'oublie pas tes affaires!
- Merci, Monsieur!
- Et ne tardez pas![ - Попутчик! Петербург, покидайте корабль! И не забудьте свои вещи! – Спасибо, господин! - И не задерживайся!]
По прошествии двух недель скитания по холодному морю Мишель наконец-то смог поставить ноги на твёрдую землю, и сразу же его колени подкосились. Ещё с корабля он сумел заметить могучую крепость Кронштадт, а теперь, прибыв в Северную Пальмиру[ Одно из неофициальных названий Санкт-Петербурга.], молодой человек едва не лишился рассудка от восторга. Петербург, холодный, горделивый, элегантный, как мундир старого офицера, поражал воображение путешественника из Парижа. Мишеля даже на мгновение посетило желание упасть на колени и приложиться губами к вымощенной пыльным камнем мостовой, но пробирающийся к молодым костям сквозь тонкое, неподготовленное к холодной российской осени, пальто ветер заставил его отказаться от этой идеи. К тому же на кончик крючковатого носа упала капелька холодной воды, что предвещало начинающийся дождь. Юноша достал из дорожной сумки обрывок листка бумаги, прочитал заветный адрес, поплотнее закутался в пальто и с полным надежды сердцем побежал в сторону нужной ему квартиры, встречи с владельцем которой он ждал встречи уже не первый месяц.
Второе сентября в жизни отставного генерал-майора Корвина обещало быть таким же, как и первое сентября. Полтора столетия назад его квартира на Дворцовой набережной была бы полна праздничного настроения от наступления нового календарного года, но сейчас единственное, что в этот пасмурный день могло бы поднять ему настроение, это то, что сестра и две племянницы, не так давно перевезённые им в столицу из имения покойного зятя, сейчас были на прогулке в сопровождении давних друзей, что давало возможность с чистой совестью покурить в квартире. Если бы не собирающийся дождь, можно было бы выйти на балкон, но на сегодня пришлось ограничиться своим кабинетом.
Дмитрий Корвин поступил на службу в 1809-ом году, когда ему исполнилось семнадцать лет, и уже тогда подавал большие надежды. На Отечественную войну с Бонапартом в 1812-ом году он отправился уже имея чин поручика. Демонстрируемые им храбрость и непоколебимость во время сражений не могли быть незамечены как сослуживцами, так и начальством. Дальнейшее участие в русско-турецкой и русско-иранской кампаниях, а также в подавлении восстаний декабристов, поляков и противников общего холерного карантина и ненавязчивая рекомендация начальствующим персонам со стороны батюшки, Сергея Александровича, скончавшегося за шесть лет до описанных далее событий, позволили Дмитрию к сорока годам выйти в отставку имея чин генерал-майора и устроить в своей столичной квартире младшую сестру Елену, которая после смерти мужа, Матвея Ефграфовича Бекмана, чтобы не отравлять и без того скорбное настроение обсуждениями высшего света несчастных декабристов и несчастного императора, уехала в деревню, а также двух её дочерей, шестнадцатилетнюю Анну и десятилетнюю Александру, дома называемую Алей.
Когда табак уже почти закончился, Дмитрий Сергеевич услышал звонок в дверь. Вздохнув, он отложил трубку в сторону.
- Егор! – крикнул генерал в сторону кухни - Посмотри, кто там звонит!
- Сами посмотрите, барин, уж будьте любезны! - отозвался Егор - Спина со вчерашнего вечора ещё ноет, подняться не могу!
Вздохнув чуть протяжнее и разочарованнее, генерал поднялся из-за стола и пошел открывать дверь незнакомцу.
Когда дверь открылась, Корвин успел разглядеть только то, что незнакомец был молод, высок и черноволос, прежде, чем он бросился к нему на шею с объятиями и забормотал что-то на французском.
- Michel? - удивлённо спросил Дмитрий Сергеевич на французском, узнавая в молодом человеке давнего друга - Michel, мальчик мой, неужели это Вы?
- Monsieur Dimitri, я так рад Вас видеть! Я просто счастлив! - молодой человек широко улыбнулся, смотря в серые глаза генерал-майора - Две недели на корабле, и вот, я наконец-то в Петербурге! Только сошёл на землю и сразу к Вам! Monsieur Dimitri, я ужасно скучал!
- Michel, я тоже очень, очень рад, но, Боже мой, милый, Вы же весь мокрый!
- Не повезло попасть под дождь, monsieur. Благо, что извозчик согласился взять оплату вином.
- У тебя не было с собой денег, но было вино? Как это на Вас похоже, мой мальчик - Корвин положил руки на плечи гостя - Всегда столь скоропалителен!
- Я собирался в спешке, monsieur. Знали бы Вы, что со мной произошло дома, если особняк моего отца достоин называться домом для кого-либо, кто имеет хоть каплю чести и достоинства! Нет, я даже не могу называть этого мерзавца отцом! Можете ли Вы хоть на минуту представить себе, что он... Нет, monsieur Dimitri, Вы даже вообразить не можете величину той подлости, того оскорбления, которое было мне нанесено этим... этим мерзавцем...
- Мальчик мой, я верю, верю, но, умоляю Вас, идите в комнату и переоденьтесь во что-нибудь сухое. У Вас ведь есть с собой одежда? Замечательно. Переоденьтесь, и выпьем чаю. Скоро придут Hélène и девочки. Ты помнишь madame Hélène и Annie?
- О да, я так давно их не видел! Как они?
- Анечка очень по тебе скучала. А Hélène уже почти совсем оправилась от смерти Матвея Ефграфовича. Они скоро должны вернуться с прогулки.
- Я ужасно рад - Мишель кивнул и направился в комнату.
Мишель родился в середине весны в семье Иоахима и Анн Бофремонов. Пока весь Париж был взволнован расформировыванием Музея французских памятников, особняк Бофремонов был полон радости - спустя пять лет брака наконец-то Анн смогла принести наследника, а ведь Иоахим уже был на грани того, чтобы просить у церкви разрешения на развод.
Анн скончалась спустя неделю после рождения мальчика, и единственным напоминанием о ней был маленький портрет в серебряной прямоугольной рамке с маленькими круглыми камешками синей шпинели, который стоял на комоде в детской. Как только Мишель научился стоять в кроватке, он постоянно вставал и тянулся ручками к комоду. Когда он подрос и начал выходить из комнаты самостоятельно, он стал часто выходить в гостиную и смотреть на большой свадебный портрет своих родителей, при всяком удобном случае спрашивая у отца и прислуги, почему maman грустная, на что ему всегда терпеливо отвечали, что мадам не грустная, а серьёзная, к тому же хорошие портреты пишутся долго, а если долго улыбаться, то потом будут очень болеть щёки. О том, почему там, на маленьком портрете в серебряной рамочке мадам всё-таки улыбалась, прямых ответов мальчик не получал.
Траур по покойной супруге Иоахим Бофремон держал с неохотой. Спустя год дом уже был полон его старых друзей, которые приходили посочувствовать, а уходили уже далеко за полночь в состоянии опьянения, распевая граничащие с похабными песни. На каждую подобную встречу Мишеля вытаскивали из кроватки и выносили к гостям на час или на два, чтобы похвастаться, а после отправляли обратно, но ещё несколько раз вспоминали в тостах. А ещё позже к друзьям добавились и женщины, в большинстве своём весьма вольных нравов, которых к посещению дома Бофремона либо получаемое вдовцом с земельной аренды состояние, либо непосредственно статус несчастного вдовца с маленьким сыном.
Мишель рос, и вместе с тем росла его обида на отца, как и желание посетить Россию, которому немало поспособствовал один из давних знакомых семейства, остававшийся в Париже после торжественного входа русских войск и в последствии часто приезжавший офицер Дмитрий Сергеевич Корвин. Высокий мужчина с волосами цвета коры зрелого дерева вишнёвой берёзы, большим крючковатым носом, серыми глазами и шрамом на левой скуле стал для мальчишки настоящим другом и наставником. Отпуска Корвин брал каждый раз в разное время года, поэтому письмо из Санкт-Петербурга, сообщающее о приезде monsieur Dimitri, было для молодого Бофремона долгожданным сюрпризом. Корвин рассказывал ему о России, о военной службе и, что особенно зацепило Мишеля, о матери. Именно из рассказов Дмитрия он узнал, что его мать имела тихий голос, любила танцевать, не переносила запаха табака и почти всё свободное время вышивала берлинской вышивкой, а потом дарила свои рукоделия близким. Одну из вышивок - с изображением сокола изумрудно-зелёного цвета - офицер даже подарил мальчику, чему тот был несказанно рад.
В дверь быстро вошла девочка десяти лет и сразу кинулась обнимать дядю.
- Алечка, птичка моя, аккуратнее, едва с ног не сбила - Дмитрий Сергеевич ненадолго приподнял племянницу над полом - Замёрзли под дождём, наверное, да?
- Немного, дядюшка. Вот у Ольги Андреевны шубка новая, беличья.
- Überraschend![ Удивительно! (нем.)]
- Она так забавно переживала, когда дождь начался! Я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
В прихожую вошли ещё двое: взрослая женщина с таким же крючковатым носом и сужающимся к подбородку лицом, как у генерала, кутающаяся в белую шаль, и молодая девушка неполных семнадцати лет, похожая почти во всём на мать, за исключением того, что её белое лицо ещё не покрыла паутинка морщин, а красновато-коричневые волосы были собраны не в высокий пучок, а в причёску «плакучая ива», в народе чаще называемую собачьими ушами.
- Вот и барышни пришли. А к нам кое-кто приехал. Вы никогда не догадаетесь. Переодевайтесь и идите в столовую. Вы будете очень рады.
Мишель, уже переодевшийся и немного обсохший, сидел в столовую и в ожидании встречи с Бекманами вилкой картофелину по тарелке. Особенно он ждал встречи с Annie, которой, начиная с двенадцати лет, каждое двадцать шестое июня в письме прикладывал засушенную незабудку. Когда-то давно, когда Matthieu Beckman ещё был жив и вместе с madame Hélène и Annie приезжал в Париж, маленький Мишель краем уха слышал, как велись разговоры о возможной помолвке, но после зимы двадцать пятого года Корвин приезжал только один, а о планируемой женитьбе речи больше не шло.
- Kommt herein, meine Damen![ Входите, мои барышни! (нем.)] Мишель Бофремон самолично решил почтить нас своим присутствием!
При виде дам молодой человек встал из-за стола и, склонив голову, поприветствовал их.
- Michel! Мой юный друг, как мы рады Вас видеть! - Елена Сергеевна любезно улыбнулась и подала французу руку.
- Я тоже, очень, очень счастлив Вас видеть, madame - отозвался Мишель, учтиво целуя белую ладонь женщины - Annie, я с трудом Вас узнал! Едва не спутал с весенним цветком.
- Ах, друг мой, как приятно это слышать - Анна ответила очаровательной улыбкой, щёки её слегка налились краской - Должна заметить, что и Вы изменились к лучшему. Вы уже совсем не похожи на того мальчишку, которого я помню. Читая Ваши письма я чувствовала, что Вы становитесь взрослее, но сейчас Вы превзошли мои ожидания.
- Благодарю, благодарю. Право, я ужасно скучал. Madame, прошу, представьте меня маленькой mademoiselle.
- В самом деле - Елена Сергеевна подвела дочь ближе к столу - Позвольте Вам представить, Александра Матвеевна Бекман.
- Мои приветствия, юная дама - Мишель низко поклонился, галантно улыбаясь.
- Добрый день, monsieur - ответила Аля.
- Очень рад.
- Michel, расскажите же скорее, как прошло путешествие из Парижа - сказал Дмитрий Сергеевич, когда все устроились за столом - Проделать такой путь в одиночку, это, можно сказать, рыцарство.
- Ну полно, monsieur. Я ведь толком и не бывал нигде. С корабля и на корабль, уж очень торопился Вас повидать. Только в Любеке задержался. Вы были когда-нибудь в Любеке? Этот чудесный, почти не тронутый, старинный город после Парижа кажется настоящим глотком свежего воздуха...
После обеда Елена Сергеевна, Анна и Алечка разошлись по комнатам, а Мишель с генерал-майором отправились искать для молодого человека подходящую для аренды квартиру.
- Мальчик мой - спросил у молодого человека на французском Корвин, когда они сели в карету - А всё-таки, что же сподвигло Вас столь скоропалительно покинуть Париж?
- Ох... Мне так противно снова это вспоминать... Вы помните, когда мы были детьми, с нами вместе играла замечательная девочка с почти белыми волосами, Кати Куртене? К восемнадцати годам она стала настоящей красавицей. Как она танцевала, какой у неё был очаровательный смех! Я ведь был влюблён в неё, monsieur Dimitri, влюблён всем сердцем! Её семья устраивала праздник и я хотел признаться во всём там. Видимо, Бог уберёг меня от позора, ведь только перед самым выходом из дома я решил, что лучше будет передать Кати записку, чем совершить публичное признание. Я излил в этой записке всю душу, и во время танца она мне тихонько сообщила, можете ли Вы себе представить, что я ещё слишком юн для неё. Я пытался принять это с достоинством, весь вечер был спокоен, ничем не выдавая своей печали, но, нет, это просто невыносимо! Ближе к ночи я вышел в сад, остудить голову, и что я там увидел! Можете ли Вы себе вообразить, что это было! Я увидел её с этим мерзавцем, которого когда-то называл отцом! Она своими изящными пальчиками гладила его по шее, чуть выше воротника, а он что-то говорил ей на ухо!
Мишель, войдя в раж, вскочил было на ноги, но ударился головой о потолок омнибуса и осел.
- Это было так ужасно... Я едва сдержался, чтобы не подбежать к ним, и не сделать с ними чего-нибудь. Я немедленно вернулся домой, чтобы собрать вещи, и к рассвету уже направлялся в Гавр - он положил голову на плечо Корвина, утыкаясь носом в воротник генеральской шинели - Мне больше не с кем об этом поговорить... Monsieur, Вы ведь меня понимаете?
- Понимаю, мой мальчик, это ужасно... Michel? Michel, мы подъезжаем к квартире.
- Да, в самом деле... Идёмте, monsieur...
