Глава 1Автор пришел в восторг от этой Трилогии и не смог удержаться, чтобы не написать пару строк. Но воображение - вещь странная, поэтому автора затянуло. И теперь он надеется на участие читателей и их внимание. Спасибо всем, кто рядом!..
-----------------------------------------------------------
Мне приходится перепрыгивать через ручей с тяжелой корзинкой, доверху наполненной диким луком и ревенем. Я несу все домой, зная, что скажет на это Сальная Сэй. Сначала она смерит меня взглядом, отдаленно напоминающим презрительный, а потом, вздохнув, пробормочит что-то вроде: «Можно подумать, своего мало…» Но я не могу не захватить с собой свежей зелени, лесной, душистой, когда вижу ее за пределами Дистрикта12. Не могу сказать, что у моего дома нет огорода – есть, даже очень неплохой. Но неповторимый лесной воздух наполняет каждую травинку, выросшую там, легким ароматом, от которого просыпается страшный аппетит. Я иду по нескошенной лужайке позади Деревни Победителей, насвистывая странно знакомый мотив, на какие-то мгновения возвращающий меня в беззаботное детство, если его можно было так назвать…
Мой дом светится белизной в окружении насыщенно зеленого ореола из недавно высаженных деревьев и кустарников, многие из которых были пахучей примулой, другие жасмином, еще не начавшим цвести, а некоторые яркой сиренью, распространяющей свой удивительный запах по всей округе. Понадобились сотни таких кустарников, чтобы избавить город от хранившегося буквально в почве и здешнем воздухе запахе гари. И если дороги и тротуары перед Площадью и центральными улицами были вымощены гладкими плитками, такими как в Капитолии, то чуть дальше сквозь газоны все еще просачивался смертельно-черный цвет прошлого. Страшного, воинственного, удушающего прошлого…
Прошел всего год после свержения Сноу. Но Дисктрикт12 еще не ожил, еще не отряхнулся от тяжелейшего груза трагедии. Многие из выживших собрались в один сплоченный район, навсегда закрыв подходы к Шлаку и Луговине, ставшей мемориалом, где покоятся сотни погибших в Войне за независимость. Я редко там бываю, все никак не могу привыкнуть к высеченному на отполированном граните имени моей Прим… Но Пит упорно заставляет меня туда ходить хотя бы в ее день рождения. И это, наверное, единственное, что я буду делать с полной ответственностью. Без упоминания. Такое не забудешь, верно? Кто-то сказал, что время лечит. Хеймитч на это имеет свое мнение: «Не знаю, как там со временем, но вот это, - и он поднимает бутылку ликера, - немного отпускает!» А потом смеется. Только не весело от этого смеха становится, а как-то… безнадежно. Не вернуть тех, кого больше нет. И жить остается только ради себя и тех, кто рядом. У меня есть Пит. А еще куча воспоминаний… Страшных и не очень. Горьких и отчаянных. Сильных и прикрытых сероватой дымкой защищающего мое сознание восприятия того, что было. Стресс и длительная депрессия сделали свое дело. Я стала пустой, как мой дом, когда я в нем одна. Но к счастью, такое в последнее время бывает редко. Я привыкаю к посетителям. Редким, но почему-то очень желанным, несмотря на мое сознательное отчуждение. Я долго не подпускала к себе никого, кроме Сальной Сэй, ее внучки, Хеймитча, которому, впрочем, до меня было мало дела, и Пита, без которого я просто больше не представляла себя…
Как я к этому пришла? Почему я открылась ему? Почему мне так сложно без него?
Нам больше не надо выживать. У нас у обоих достаточно средств, чтобы обеспечить себе и нашим… черт, забываю, что у нас больше нет семей… Но ведь когда-нибудь будут? У Пита – точно. Он заслуживает счастья. У нас у обоих есть все, что необходимо для жизни: дом, деньги, кое-какая работа. Пит восстановил пекарню вместе со своими старыми приятелями по школе, у которых не осталось домов. Теперь и они живут в центре Двенадцатого. Все мануфактурщики теперь здесь живут. Потому что вместе не так паршиво вечерами. Потому что они до сей поры собираются каждый день с наступлением сумерек у кого-нибудь из них и говорят, говорят, говорят… Иногда зовут нас с Питом. Они не просят рассказывать об ужасах Войны, они их видели. Они просто хотят быть с нами, с героями, поближе. Это вселяет им чувство безопасности. И меня это до сих пор удивляет. Ведь я никогда не приносила ничего, кроме горя… Столько людей погибло из-за меня. Пит кричит иногда, требует, чтобы я больше не говорила ничего подобного, утверждая, что любой мог пойти за мной и в огонь, и в воду, потому что было, за что любить. Но ведь и его тоже есть, за что любить, не правда ли? И я люблю… И понимаю это всей своей сущностью, что именно из-за этого я не могу быть долго без него. Мой Пит…
Вчера я впервые его поцеловала. Не из-за безысходности или отчаяния, как на Играх; не для того, чтобы заставить успокоиться, как во время штурма Капитолия; а просто так, потому что мне захотелось.
Мурашки по коже, когда вспоминаю то удивительное ощущение от прикосновения его губ. В груди, кажется, поднимается теплый воздушный шарик, отчего становится трудно дышать, но на лице растекается довольная улыбка. Это мой поцелуй. Наш. Общий. Мы оба этого хотели. Я знаю это. Потому что только любимые руки могут быть такими теплыми и мягкими, скользя по спине. Только стон истинного желания может вырваться из прижатых губ, заставляя медленно сходить с ума… И когда мы прижимаемся лбами, едва дыша и ничего не соображая, его слова, срывающиеся с губ, кажутся бальзамом для моей искалеченной души: «Я так долго этого ждал…»
И я поняла в этот момент, что люблю его. По-настоящему, так сильно, что хочется кричать об этом всем в округе. Я его настолько люблю, что готова все отдать, лишь бы он был рядом всегда.
Корзинка едва не выпадает, когда я вижу Пита возле моего дома. Он удивительно хорош в этом кремовом балахоне с капюшоном, который надевает прохладным утром перед работой. Его дом стоит совсем рядом, всего через несколько метров от моей лужайки и каждый день, за завтраком, я с удовольствием наблюдаю, как он машет мне рукой с крыльца, уходя в город. Но иногда он спит со мной… Как вчера. Мы целовались всю ночь напролет. Пит был нежен настолько, что мне хотелось плакать от счастья. И под утро, когда я окончательно сломалась под чарами Морфея, он снова прошептал мне в волосы: «Я никогда от тебя не уйду».
- Охотилась? – его улыбка озаряет все вокруг, мне приходится хмуриться немного. Но я не могу не ответить ему тем же.
- Да, не могу дома усидеть, как видишь…
Он подходит ко мне и целует в висок.
- Давай помогу. Мы на сегодня работу закончили, так что я пришел помочь тебе с обедом.
- А Сальная Сэй? – отдаю ему корзинку и снимаю свой лук, вешая его на крючок у двери.
- Сегодня к нам приезжает комиссия из Капитолия. Будут решать, сколько средств стоит выделить еще на восстановление города. Она решила поучаствовать в обсуждении.
- Не думаю, что кто-то ее послушает… - проговариваю я, прекрасно понимая, что так и будет.
К сожалению, если убрать жестокость и бессмысленность правления Сноу, то я не могу сказать, чем именно изменилась наша жизнь теперь, при новой власти. Я не спорю, стало намного, в тысячи раз, легче. Но мы по-прежнему боремся за жизнь. И нас по-прежнему окружает забор с электричеством, который я все еще незаконно пролажу, чтобы охотиться. Но теперь я делаю это скорее для души. К тому же мы с Питом получаем хорошие деньги, правда, я до сих пор плохо понимаю, за что именно? За наше геройство? Смешно, нас обоих чуть не казнили перед тем, как отправить сюда. И все же этого не случилось. Более того, спустя полгода после суда нас приставили к награде… Но какой смысл в наградах, когда некому ими гордиться?..
- Ничего, Китнисс, все будет в порядке. Ты должна это понимать, - он нежно прикасается пальцами к моей щеке. Мне так хорошо, что я готова замурлыкать. И я наклоняюсь, чтобы прикоснуться губами к его губам, запечатлев мягкий поцелуй, похожий на теплый южный ветерок.
- Я думаю, нас наконец-таки оставили в покое, тебе так не кажется? – говорю я, справившись с дыханием. Мне хорошо с ним, и я никак не хочу останавливать наши ласки.
- Я продолжаю в этом верить, - лукавый взгляд, улыбка одними глазами – как я могла этого не видеть раньше? Ах, да, мне было не до этого… Я пыталась выживать.
Пит вырывает меня из мрачных раздумий, нечаянно уронив ложку на пол. Не специально… Просто его что-то отвлекло, и поэтому он как-то странно смотрит на дверь. Я не хочу оборачиваться, так как в его взгляде читаю тревогу, и мне это не очень нравится. Я стала подозрительной, не спорю. Но тут явно не паранойя. И я не хочу оборачиваться. Не знаю, почему…
- Привет, - говорит Пит тихо нашему гостю. Его лицо становится каким-то серым, он не моргает и продолжает смотреть на дверь.
Гость не отвечает. И дикая напряженность, витающая в кухне, заставляет меня развернуться ко входу.
Прежде, чем я успеваю подумать о предсказуемости и непреодолимой жестокости моей судьбы, волна адской боли накатывает на меня мощным цунами.
В дверях стоит Гейл. Красивый, сильный и отчужденный.
Глава 2- Привет, - говорит он, приподнимая уголки губ в подобии улыбки.
Когда гул в ушах проходит, когда перед глазами перестают плыть жестокие картинки то и дело мучившие меня столь долгое время, я медленно поднимаюсь из-за стола и вместо обычного приветствия выдавливаю:
- Ты что здесь делаешь? – и не могу понять, почему я так не рада нашей встрече.
Мы не виделись год. И по идее я должна была бы наброситься на него, визжа и плача от счастья, но между нами, словно призрак, возникает образ Прим, и я отступаю еще на шаг, натыкаясь на преграду, оказавшуюся грудью Пита, обнявшего меня сзади. Он молчит.
- Прости, что без приглашения, - сухо проговаривает Гейл и проходит дальше в кухню. – Я тут с комиссией из Капитолия.
- Ты работаешь на них? – спрашивает Пит, и я чувствую, как он напрягается. Я знаю, о чем он думает: о том же, о чем и я – ничего не закончилось. Не для нас.
- Да. Я командовал подрывным отрядом… - Гейл осекается. Он сделал это раньше, прежде чем увидел мое выражение лица.
- Зачем ты пришел? - снова хриплю я, пытаясь справиться с горечью, заливавшей мое горло.
- Мы направляемся на Юг*, Китнисс. Я подумал, ты захочешь участвовать в исследовательской группе. Ты умелый полевик**, хорошо читаешь знаки, ты, в конце концов, охотница, поэтому я подумал, что тебя это может заинтересовать.
Гейл держится нарочито небрежно, но я понимаю – этот спектакль для Пита, не для меня. И судя по напряженности в руках Пита, он тоже это понимает. Поэтому, наверное, он осторожно освобождает меня из объятий и, направляясь к выходу, роняет:
- Я посмотрю, как там дела на улице.
Умница Пит, как же я без тебя? Всегда умеешь вовремя уйти, вовремя оставить меня наедине с моим прошлым.
- Зачем ты пришел? – повторяю я, справившись с голосом.
- Китнисс, я не мог не зайти, ты же понимаешь, - в его интонациях чувствуется горечь, немножко боли и страх. Чего же он боится? Ответ приходит почти сразу же:
- Я думал, ты меня выгонишь, - говорит Гейл упавшим голосом, - или не захочешь говорить.
С чего он взял? Неужели все так очевидно?..
- Не бери на себя слишком много, Гейл,- говорю я со вздохом.
- Тогда, возможно, ты скажешь, что я не вовремя? – на его губах играет едва заметная улыбка.
И я не могу не признать, что соскучилась по Гейлу, несмотря на всю ту боль, которую вызывают воспоминания, связанные с ним…
- Да уж, лучшего ты просто найти не мог, чтобы наведаться ко мне в гости, - отвечаю я, садясь напротив Гейла и рассматривая его еще сильнее похудевшее лицо.
- Ну, ты, я смотрю, не очень-то и скучаешь…
Я чуть-чуть дернулась. Уж, не в Пита ли огород был этот камень?
- Прости, - Гейл так странно качает головой, что мне кажется, будто он вот-вот заплачет. Но в ту же секунду его лицо принимает совершенно обычное выражение и он продолжает: - Я подумал, что ты захочешь уехать из Двенадцатого на какое-то время?
- И на какое же? – меня интересует его предложение ровно настолько, насколько меня бы интересовало предложение работы на Правительство. То есть вообще никак. Но я продолжаю делать вид, что мне любопытно. Потому что мне любопытно…
- Не знаю, - честно признается Гейл. – Возможно, на месяц, а может и на полгода.
Ох, я знаю это ощущение, когда тебя тянет куда-то, а ты понимаешь, что слишком многое тебя держит здесь. Раньше мне приходилось думать о семье, а сейчас о Пите, который, как я уверена, в исследование новых земель не приглашен, учитывая его «заслуги» перед родиной. Но разница в том, что сейчас я никуда уходить не хочу – моя жизнь только начинается, а Пит мне сейчас дорог настолько, все мои мысли занимает только он.
- Тогда расскажи мне об этом, - все же говорю я, невольно заставляя Гейла задержаться и привлечь-таки мое внимание.
- Откуда-то с Юга до Капитолия доходит слабый радиосигнал. Он не определяется ни как SOS, ни как какой-либо другой позывной. Просто радиомаяк активирован, и нельзя это проигнорировать. Сама понимаешь, численность населения Панема упала в разы…
- И что, вы хотите собрать там генетический материал? – оперирую я знакомыми из курса биологии терминами.
- Не совсем, - как-то особенно холодно произносит Гейл и, встав, отходит к окну, чтобы, как мне кажется, расслабиться. – Капитолий больше не может паразитировать на Дистриктах, понимаешь? – Я понимаю. – Нам нужен экспорт, импорт, нам нужен союз, нам нужно знание того, что Панем не единственный в своем роде…
- О, нет, как раз таки Панем долгое время был единственным в своем роде, Гейл, - говорю я с изрядной долей сарказма.
- Но ты ведь понимаешь, что мы слишком долго существовали в изоляции…
- Нам не было времени думать о другом, отдавая наших детей на растерзание голодным волкам Капитолия, - резко говорю я и добавляю: - Кстати, ты работаешь на Капитолий, а два года назад ты бы пристрелил меня за такие слова.
- Китнисс, прекрати…
- Зачем? – искренне недоумеваю я. – Ты заявляешься ко мне в дом нежданно-негаданно, чтобы предложить сомнительную операции бок о бок с теми, кто хотел меня пристрелить за смерть Коин, и хочешь, чтобы я рванула за тобой сломя голову? Удивительная наивность!
- Ты здесь чахнешь! – вдруг восклицает Гейл, подходя ко мне ближе. – Ты же привыкла к свободе передвижений!
- У тебя странное понятие о свободе, Гейл, - отрезаю я. Чем яростнее моя реакция на него, тем труднее сдерживаться, поэтому я пытаюсь себя успокоить всеми возможными способами. – Без Пита я не пойду.
- Ты не потянешь его за собой, - будто не веря своим ушам, тихо проговаривает Гейл и берет меня за плечи. – Ты не потянешь его за собой. Он не военный…
- И я не военная.
- Ты – Сойка-пересмешница, забыла?
- О, черт! - грубо выкрикиваю я. - Как же я могла это забыть, а?! – и я поднимаю челку, чтобы показать шрам на лбу, потом закатываю рукав на предплечье, где осталась огромная дыра в моей плоти, откуда Джоанна достала маячок. – Конечно, я же тут, как в раю, мать твою, Гейл. Ни кошмаров тебе, ни воспоминаний. Не так ли?..
- Китнисс, прекрати, - едва сдерживаясь, повторяет Гейл и отходит от меня подальше, будто я ему залепила пощечину.
- Противно, да? – я не могу сдержать презрительной ухмылки. – А я ведь только сейчас поняла, насколько изменился ты, и насколько не изменился Капитолий… Кстати, тебе хорошо платят? – вырывается у меня прежде, чем я понимаю, что плету.
- Семью прокормить я в силах, - сухо отвечает Гейл, но тут же вроде расслабляется. – Впрочем, комиссионеры все равно зайдут к тебе с этой же просьбой, которая, поверь мне, не будет сильно отличаться от приказа. Ты им так не груби…
- И когда ты стал таким? – спрашиваю я, не в силах справиться с хрипотой в голосе.
- Ты знаешь…
Я долго сижу в одной позе. Жутко затекла спина. Но я не могу и не хочу двигаться. Сумбурный диалог с Гейлом вымотал меня до такой степени, что я даже не обращаю внимания, как искусываю себе губы в кровь. От обиды. За то, что меня никак не оставят в покое. От волнения. Потому что чем больше я думаю об этой экспедиции, тем сильнее разгорается мое природное любопытство. Но я действительно не хочу оставлять Пита. А ему дорога на юг, как я понимаю, заказана. А еще поход в одной команде с Гейлом не кажется мне хорошей идеей. Не с моей ассоциативной памятью, черт меня дери. Он мой друг, хоть нас и разделила судьба, но мы все равно понимаем, что связь так просто не разорвать.
И полагаюсь на волю случая. Говорить «да» я не стану. Не Гейлу. Но вот если придет комиссия, что я буду отвечать? Стоит ли пытаться убеждать их в том, что мне надоело?
В дом входит Пит. На его лице нет ни тени тревоги, ни улыбки. Он спокоен, словно и не приходил к нам его бывший соперник.
Пит садится рядом и берет меня за руки:
- Они тебя снова вербуют? – он с нежностью заглядывает в мои глаза. Я едва сдерживаюсь, чтобы не кинуться ему на шею, потому что знаю, как это будет нелепо выглядеть.
- Что-то вроде того, Пит, - киваю я.
- И?..
- Не знаю…
И тут я понимаю, что сомневаюсь. Я сомневаюсь, что не соглашусь.
- Как мне все надоело, - отчаянно прижимаю ладони к голове, пытаясь унять гул в ушах и внезапно возникшую боль. – Когда меня все оставят в покое?..
Я не понимаю, кому конкретно адресованы эти слова, но тут же чувствую, как Пит отстраняется.
- Ты хочешь поехать, ведь так? – он очень спокоен. Таким спокойным я его видела всего пару раз. И это было затишье перед бурей. Только не это…
Я хватаю его за руки и прижимаю к себе.
- Пит, - я бессознательно пытаюсь предотвратить приступ – они редки, очень редки, но настолько болезненны для него, что я не могу допустить этого снова, - меня могут заставить, ты ведь понимаешь, что любой житель Дистрикта военнообязан. И это не значит, что я поеду, возможно, они решат, что неуравновешенная Сойка-пересмешница будет у них болтаться под ногами…
- Ты лучшая в своем роде, - Пит остается спокойным, а в голубизне глаз уже плещутся бесята. – Не удивлюсь, если завтра мне придется закрывать твой дом до твоего приезда…
Голос его тихий, но из горла уже слышится сип, предвещающий спазм. Я очень волнуюсь, поэтому резко прижимаю его к себе так, что его лицо буквально вдавливается мне в живот. Только бы не допустить приступ…
И вдруг Пит ласково обхватывает меня руками и проводит носом по выглядывающей из-под рубашки голой коже:
- Ты потрясающе пахнешь… - шепчет он, целуя меня в живот.
Я чувствую, что у меня подкашиваются ноги, и успеваю только усесться ему на колени. Теперь наши лица на одном уровне. Я с затаенным дыханием всматриваюсь в его глаза, понимая, что приступ отошел. Вздох облегчения пробегает по его лицу, а губы уже ищут его губы, чтобы хоть как-то скрыть от Пита свои эмоции. Я готова разодрать его в порыве животной страсти, на это меня всегда подстегивает разного рода экстрим. А он лишь тихо посмеивается и слегка прикусывает нижнюю губу, заставляя стонать и прижиматься к нему еще сильнее…
- Кхм… - мы резко отрываемся друг от друга. Я пытаюсь восстановить дыхание, в то время, как взгляд фокусируется на еще одном незваном госте. Нет, на незваной гостье. – Ну что, голубки, вы уже все обсудили? О, блондинчик, а ты уже, я смотрю, совсем оправился.
Перед нами во всей своей женственной красе предстала Джоанна. Она так хитро улыбается, ни капельки не смущенная той сценой, которую ей пришлось лицезреть, что меня это смешит. Я сама не понимаю, почему мне проще видеть бывшую соперницу по Играм, чем старого друга. Может, потому что нас троих связывает нечто большее, чем детская забота и попытки добыть пропитание для семей?
- Так, мышка, - Джоанна упирает руки в бока и делает серьезное лицо, - я так понимаю, что твой дружок от тебя ничего не добился?..
- И вы решили утроить паломничество? – поднял бровь Пит, выпуская меня из рук, но все еще удерживая на своих коленях, словно в несознательной попытке защитить.
- Если бы, - вздыхает старая знакомая и снова бросает взгляд на меня: - Солдат Эвердин, вы удостоены чести принимать у себя в гостях Президента Пейлор.
И когда дверь почти бесшумно открывается, а в нее будто просачивается тройка совершенно одинаковых телохранителей, я понимаю, что мой дом войдет в Историю Панема, как самое посещаемое главами государства место, в котором живут простые люди.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*
Юг.
Для меня Панем всегда представлял собой некую конгломерацию, то есть скопление огражденных территорий, не имеющих друг к другу никакого отношения, но связанных одним общим органом управления. В данном случае связующим звеном является Капитолий. К тому же я считаю, что весь Панем так или иначе занимал местность не более одного-полутора бывших штатов США, к тому же, судя по погодным условиям, я могу предположить, что это бывший штат Мериленд (здесь и далее прим. автора фанфика).
**
Полевик.
Человек, умеющий маскироваться в условиях для этого не предназначенных. Обычно это луговые местности, каменные пустоши, пустыни (снежные либо песчаные).
Глава 3Я знаю этот взгляд. Он объединяет, наверное, всех правителей так или иначе. Просто у кого-то примешивается, гордыня, у кого-то жестокость, а здесь, в этом случае, в удивительно глубоких синих глазах плещется уверенность, которую я раньше не видела.
- Добрый день, Президент Пейлор, - проговариваю я, ощущая неприятную сухость в горле. – Чем могу быть полезна?
Моя учтивость фальшива, как улыбка Джоанны, выглядывающей из-за спины одного из охранников.
Пейлор внимательно рассматривает меня, анализируя мои мимку и жесты, чтобы понять, в каком я настроении. Но и ежу понятно, что настроение у меня отнюдь не боевое. Я лишь хочу, чтобы от меня отстали. И Пейлор, как я вижу, это понимает. Она молчаливым кивком приказывает телохранителям и Джоанне выйти из моего дома и садится напротив нас с Питом.
- Он может остаться? – спрашиваю я.
Эгоистка. Хочу поделить ответственность за любое решение на двоих… Но если придется соглашаться, так, по крайней мере, не понадобятся объяснения. А если откажусь, Пейлор поймет из-за чего.
- Да, - согласно кивает Президент, пряча в глазах ухмылку. – Вы все равно ему все расскажите, так что не вижу смысла что-то скрывать.
Вот она – гуманность.
- Гейл говорил мне, что я нужна вам для экспедиции на Юг. Могу я узнать, для чего? – неужели власти думают, что мне не хватает мозгов понять, что это не просто просьба.
- А тебе не хотелось бы? – Пейлор явно пытается заигрывать со мной, как это делают обычные политики, поэтому почти сразу переходит на «ты».
Так поступал Сноу, так вела себя Коин. Интриговали, щурили глаза, хитро улыбались. Но не понимали, что вызывали отнюдь не любопытство. А презрение. Неудержимое, готовое вырваться наружу потоком брани и повышенных интонаций. И если Сноу в силу его ума и природной изворотливости мог привлечь мое внимание, напугав, пригрозив, то Коин использовала лишь сложившуюся ситуацию, не просчитав все до логического конца… За что и поплатилась.
Что же из себя представляет Пейлор? Серьезная с виду женщина, спокойная, без видимой гордыни, сквозившей в холодных глазах предшественницы. Сумеет ли она меня убедить?
- В общем, - вздыхает она, словно прочитав мои мысли, - я думаю, будет честным напомнить тебе, что ты сыграла важную роль в Войне, и как лицо этой Войны ты могла бы представлять Панем перед народами других земель. К тому же наши ребята, Гейл и Джоанна, хотели бы, чтобы с ними в отряде была знаменитая Сойка-пересмешница…
Напряжение сковывает мое лицо, делая его серым и непроницаемым. Это становится настолько заметным, что Пейлор на мновение замолкает. Но тут же продолжает говорить:
- Исследовательский отряд будет полностью укомплектован учеными: геологами, картографами, антропологами, теми, кто остался после битвы в Капитолии и в Тринадцатом. Но они не справятся без тех, кто непосредственно участвовал в восстании, потому как только вы можете рассказать другим народам, как изменилась ваша жизнь с тех пор. Вы, непосредственные участники Игр, сможете увидеть истинную обстановку там, за пределами наших границ. Без тебя, Китнисс, мы вряд ли справимся… - заканчивает она, едва заметно ссутулившись.
Я вижу, что она устала. Год в Президентском кресле забрал весь ее боевой задор, оставив лишь непреодолимой желание восстановить свою страну. И я проникаюсь неожиданной симпатией к этой смелой женщине. Ее слова искренни, я научилась распознавать правду за последние два года.
- И хочу добавить, но пусть это останется между нами, наш народ любит тебя, несмотря на последние события в Капитолии, Китнисс. Они простили тебе твою выходку с убийством Коин, хотя тебе было бы правильней все-таки рассказать о своих догадках Временному Правительству. К тому же поездку будет освящать журналистская группа, знакомая тебе по работе в Тринадцатом…
Меня передернуло. Я не готова к журналистам. Не готова…
- Нет, - говорю я твердо, хватая Пита за руку, молча моля его о поддержке, в которой, к слову, я никогда не чувствовала недостатка. – Никаких журналистов, Президент Пейлор… Я отказываюсь…
Голос не подчиняется мне. Все странно напоминает события двухлетней давности…
- Хорошо, - снова удивляет меня Пейлор, - никаких журналистов… Должна признать, они очень надоедают. Мы освятим это без ваших интервью. Но фотографии нужны. Хотя бы на вылет…
И тут я понимаю, что почти согласилась. Я дала понять Пейлор, что без журналистов и подробных репортажей могу принять участие в экспедиции. Я попыталась исправить положение:
- Президент Пейлор, при всем моем уважении, я должна отказать вам. Вы должны это понять…
Я стараюсь держать лицо, чтобы оно не выглядело просящим. Но напряженная пауза прерывается голосом Пита:
- Я думаю, Президент даст тебе время на размышление, ведь так? – он многозначно смотрит на Пейлор.
Та медленно кивает, прекрасно понимая, что от нее требуют.
- Китнисс, я думаю, ты понимаешь, чего от тебя хочет Панем? – она снова становится отчужденной и холодной, как в тот момент, когда вошла в дом.
- Панем от меня всегда чего-то хочет, - опрометчиво бросаю я, но не могу сдержать следующие слова: - Мне стоило бы погибнуть тогда, съесть те чертовы ягоды самой и дать Питу уйти…
- Ты говоришь страшные вещи, - хрипло шепчет Пейлор. – Вряд ли мы смогли бы остановить тиранию Сноу без тебя.
Она кивает Питу и выходит.
- Зачем ты это сказала? – тихо говорит Пит.
Мы лежим на кровати как всегда в обнимку. Он теребит кончик моей косы, пропуская волосы сквозь пальцы.
- Я устала… Не успела отдохнуть, а ко мне уже лезут. Неужели непонятно, что после всего, что нам пришлось пережить, было бы проще и лучше оставить нас в покое?
- Это наше видение ситуации. А они, небось, до сих пор думают, что тебе нужно внимание и любовь народа.
- Я плохо объяснила?..
- Китнисс, - вздыхает Пит и прижимает крепче к себе, - тебе стоит поехать. Ты сможет выторговать еще один год спокойной жизни. А там уже посмотрим, как все пойдет.
- И ты так просто меня отпустишь?
- Нет, конечно. Я сейчас закачу тебе скандал, раскапризничаюсь, - смеется он. Но тут же вдруг становится серьезным и, крепко прижав меня к себе, горячо шепчет: - Зачем ты сказала Пейлор, что лучше было бы, если бы ты погибла? Ты ведь так не думаешь…
- Иногда думаю, Пит.
Мне горько. Настолько, что горло начинает стягивать тугой комок плача. Я понимаю, что ехать надо. Это моя возможная работа, к тому же я все больше и больше проникаюсь идеей этого исследования. Ведь Пейлор права, я бы многое могла рассказать иноземцам. Но я не хочу оставлять Пита. И не потому, что я думаю, будто он не справится и будет переживать, хотя это тоже немаловажно. Но и потому, что я, наконец, обрела то тревожное и хрупкое счастье, о котором мечтала. И поездка в неизведанные края, да еще и с Гейлом, не укрепят наши отношения. Кстати…
- Тебя разве не волнует, что я буду там с Хоторном?
- Хочешь, чтобы я ревновал? – я слышу в его голосе улыбку. Пит явно немного расслабился. – Знаешь, я действительно буду немного ревновать, Китнисс. Но это не он сейчас лежит с тобой в обнимку, правда? И не ему позволено целовать твои волосы, ощущать аромат твоего тела, наблюдать за твоим беспокойным сном. Эта привилегия досталась мне. И я доверяю твоему выбору, - он хихикнул.
- А вдруг война?
Неловкое напряжение. Зря я это сказала.
- Ты выживешь, Китнисс.
- Ты уверен, что я должна поехать?
- Послушай, - он разворачивает меня к себе лицом и смотрит прямо в глаза, - они все равно не оставят тебя в покое. Заметь, я им совершенно не нужен. А ты – очень. И как бы мне не было больно тебе это говорить, но ты – воин. В отличии от меня. Я – твой тыл, твоя опора в мирное время. Но в подобных экспедициях тебе не будет равных. К тому же это еще одна причина записать тебя в летопись Панема не как террористку, убившую временного Президента, а именно как лидера восстания. А еще, и я снова уверен, заметь, твоя команда будет верна тебе. Там будут Гейл и Джоанна. И как бы они к тебе не относились, там, в неизвестности, они единственные смогут тебя прикрыть.
- И что это получается? – неуверенно шепчу я, уже понимая, в какую картинку Пит складывает свои слова.
- А то, что при любом раскладе ты все равно поедешь: тебя заставят, если ты откажешь. И ты сама это понимаешь. Но в данном случае у тебя есть возможность быть рядом со своими. И как бы неоднозначно я сейчас относился к Гейлу, но ему я могу доверить твою жизнь на все сто процентов.
- Как благородно, - меня терзает раздражение за правильность и честность слов Пита.
- Единственное, что меня пугает, это срок нашей разлуки. Тяжело осознавать, что я тебя теряю на какое-то время, так и не обретя полностью…
И он целует меня. Нежно, любя, так, как он умеет это делать. Не обрел полностью? Я вся его, как же он не понимает…
- Я люблю тебя, Китнисс, - говорит он тихо. – И ты меня любишь, правда или ложь?
- Правда, - отвечаю я, прижимаясь к нему всем телом.
Утро золотится за окном, а свежий августовский ветерок приносит удивительное ощущение полета. Я пока не думаю о том, как пройдет мой день, потому что вспоминаю, как прошла моя, нет, - наша ночь. В теле слабая ломота. Я отдохнула за четыре оставшихся на сон часа, но так и не смогла отделаться от ощущения, что мне не хватает еще того волшебства, которое все называют любовью.
Я прекрасно знаю, что такое секс. Но чтобы он был таким…
- Проснулась? – тихий голос Пита вырывает меня из раздумий, и на щеках проступает румянец.
Черт, что же я творила ночью…
- Все хорошо? – осторожно спрашивает он, и в голосе отчетливо слышится неуверенность. Конечно, он впервые ощутил всю полноту моего чувства к нему. Разве такое не собьет с толку?
Я не смогла ответить, так как реальность осторожными шагами появлялась из-за уголков моего подсознания. И пока она не обрушилась на меня потоком тревоги и сомнений, я крепко прижимаюсь к Питу всем телом и целую его чуть влажную кожу. Это, наверное, лучшее утро за последние несколько лет, если не учитывать, каким может оказаться день.
- Хорошо, Пит, не то слово, как хорошо, - вздыхаю я, натягивая одеяло на лицо, чтобы спрятаться от прохлады влажного ветерка. – Но пора вставать.
Накинув растянутую рабочую майку Пита, я подхожу к окну и внезапно замираю.
На лужайке, совершенно бесшумно парит небольшой разведывательный планолет, а внизу, у самой подножки, с автоматом наперевес стоит Гейл и очень внимательно на меня смотрит.
Я только спустя мгновение понимаю, что он видит мой наряд, состоящий из почти прозрачной белой майки на голое тело. И когда сзади меня становится Пит, его лицо окончательно каменеет.
Я разозлилась.
- И ты хочешь, чтобы я с ним летела? – я, кажется, совершенно забываю, что произошло этой ночью. Теперь меня гложет ярость.
- Солдат Эвердин! - кричит Гейл металлическим голосом. – У вас на размышление пятнадцать минут.
- Насколько я понимаю, права выбора тебе все-таки не предоставляют, - напряженно проговаривает Пит и отходит от окна.
- Нет. Не предоставляют…
- Ты подумала над ответом?
- Да, - говорю я, стягивая майку прямо перед Питом и беря в руки охотничьи штаны. - Я вернусь.
- Уверен.
Глава 4Я не видела такой пустынной земли никогда. Нет, я видела пустыни. На играх, по телевизору. Я видела выжженные поля, я видела опустевшие города, но такой пустой, мертвой земли – никогда.
Почва кажется оранжевой с красными и черными вкраплениями, словно кровь навсегда впиталась в камни.
- Здесь была какая-нибудь битва? – спрашиваю я у Люка, командира разведывательного отряда.
- Нет. Здесь был ядерный взрыв.
Запикал датчик на дозиметре.
- Сотни лет прошли, а уровень радиации не падает, черт…
Мне становится жутковато. Мы летим над самым очагом – над кратером, оставшимся после ядерной войны.
Я смотрю на Люка, лицо которого ничего не выражает. Он мне не очень нравится почему-то. Какой-то слишком серьезный, хотя к делу подходит ответственно.
Гейл сказал мне в самом начале, когда знакомил с командой, что Люк работал на восстановлении госпиталей в Панеме, сам он врач и руководит больницами в Дистрикте-4. В другой момент я бы обязательно спросила у Люка, как поживает моя матушка, но теперь, глядя в его холодные глаза, всякое желание отпадает напрочь. И мне кажется, что чувства взаимны. Отчего он так ко мне относится, я пока не знаю. Но я рада, что мне не придется много говорить с ним напрямую. Есть Гейл и Джоанна. Вот у них-то я все и выясню.
- Что известно о радиосигнале?
- Наш автономный спутник передает очень слабый сигнал откуда-то с юга-запада. С побережья Тихого океана, насколько я помню название. Так вот это пока вся информация, которой мы владеем.
- А беспилотные зонды?
- Нет возможности, слишком дальнее расстояние, - говорит Гейл, продолжая всматриваться в песчаные пустоши внизу.
- Получается, что мы первая и пока единственная разведывательная группа?
- Ага, - Джоанна в хорошем расположении духа. Видимо, соскучилась по приключениям за год. Вот уж действительно сумасшедшая.
- А почему наш автономный спутник не снимал фотографии из космоса?
- Он не может, - вмешивается Люк. – Его энергии хватает только на то, чтобы отражать и передавать сигналы.
Я лишь киваю головой, понимая, что пока ничего не выяснится окончательно, выводы делать нельзя. Мы уже научены горьким опытом. Не всякое благо может быть таковым, мне ли не знать? Так что и эта экспедиция может быть первой и последней в моей жизни. А вдруг мы нарвемся на кучку дикарей, которые не представляют, кто мы такие и жгут ритуальные костры? Или, например, мы попадем в общество, похожее на развратный Капитолий времени правления Сноу? Тогда мы действительно попадем в настоящее дерьмо. Так что остается ждать. Молчать, продумывать план действий, что-то обсуждать. Но не загадывать наперед. У меня обычно с этим реальные проблемы…
Мы летим уже третий час. Я чувствую легкую усталость и головокружение. Битком набитый людьми и оборудованием планолет не дает простора для действий, поэтому приходится сидеть в одной позе практически весь перелет. Я еще раз перекидываю на живот свою рюкзак и просматриваю содержимое: фланелевая рубашка, джинсы, купленные как-то Питом в Капитолии специально для меня, куртка и темно-зеленый платок на голову – вот и весь мой скарб, не считая того, что уже на мне и в карманах охотничьих штанов.
- О, посмотрите, какой вид! – восклицает неожиданно правый пилот, указывая пальцем в иллюминатор.
Там открывается воистину впечатляющая картина.
По берегу бушующего океана протягивается полоса зелени. Настоящие пальмы, желтоватый песок, лазурь волн – все это такое прекрасное, что на мгновение забываешь о потенциальной опасности, таящейся в этих землях.
Панем много десятилетий не контактировал с другими странами. И меня буквально съедает тревога. Слишком спокойно и красиво в этих ярких красках берегов.
- Мы уже недалеко от источника сигнала. Буквально в двадцати секундах в этом направлении,- напряженно говорит командир планолета. И я понимаю, что означает эта интонация. В радиусе нескольких десятков километров не видно ничего, кроме пальм и песка.
- Может, это какой-то маячок просто? Может, кто-то пролетал здесь и упал?
- А мы не заметили, как потеряли бойца? – строго спрашивает Люк. – Ты думаешь, что противовоздушные силы Панема не заметили бы, что здесь кто-то летает?
- А не слишком ли много Панем на себя берет? Считаете, что Капитолий способен контролировать все и вся? – вырывается у меня прежде, чем я понимаю, что только что ляпнула. Конечно, как же я могу пошатнуть уверенность в том, что Панем единственный и неповторимый.
- Солдат Эвердин, - Люк медленно поворачивается ко мне и все затихают, понимая, что он очень рассержен, - на вашем месте я бы выражался поосторожней.
- А то что? Вы меня накажете? – зло шепчу я, не обращая внимания на предостережение в глазах Гейла.
- Я вас просто…
Он не успевает договорить, потому как наш планолет сталкивается с чем-то огромным и кренится влево, падая с высоты пяти миль. Я хватаюсь за поручень и крепко зажмуриваю глаза, зная, что падение с такой высоты не сулит ничего хорошего. Но тут же слышу страшный скребущий звук, будто дно планолета обо что-то трется. Обо что-то металлическое.
- Всем держаться крепче, потрясет хорошенько! – кричит правый пилот.
- Это перед падением? Круто! – неуместно смеется кто-то из ученых. Я узнаю биолога Ришальда из Капитолия. Мое первое впечатление не обмануло, он действительно оказался чуть-чуть со сдвигом.
- Не факт, что мы упадем! - снова кричит правак, крепко держась за рулевую ручку.
Потому что мы скатываемся, будто прилепленные к какому-то куполу. Нас не крутит, а ведет по какой-то определенной траектории.
- Это магниты, - говорит физик.
- Мы уже поняли, - хрипит Гейл, задыхающийся под весом какого-то громилы из боевого отряда. Планолет накренило так, что Хоторна тупо прижало к иллюминатору. И у меня вырывается глупое:
- Пока можешь насладиться видами, раз заняться больше нечем.
Слышу, как смеется Джоанна. Ей понравилась моя шутка. Но очевидно, что нас потряхивает от шока. Мы не знаем, что происходит. Страх прячется под истерическим смехом. Все двадцать человек экипажа упорно делают вид, что все обойдется. Но мы знаем, что попали в какую-то аномалию. И этого знания не изменить.
Сквозь скрежет металла деформируемого корпуса я слышу четкие указания Люка:
- Держитесь крепче! Возьмитесь за оружие на всякий случай, но не открывайте огонь без надобности! Возможно, это просто аномалия. Не дайте врагу, если он есть, запугать себя. Держитесь вместе!
Почувствовалась жесткая вибрация, от которой у меня клацнули зубы и во рту появился противный привкус крови.
Я раздражаюсь, но ничего не могу с собой сделать, потому что пытаюсь удержать свой страх и не заорать.
- Эвердин, с тобой все в порядке? – обращается ко мне Люк.
Я не понимаю, чего они все так на меня смотрят. И тут Гейл резко отпихивает от себя бойца и наклоняется ко мне.
- У тебя из носа кровь пошла.
Почему из носа, если я прикусила щеку? И тут до меня доходит, что это не зубы клацнули, а что-то в голове щелкнуло. Видимо, порвался какой-то сосудик и сейчас из носа хлещет кровь. Я не могу ее остановить, так как руки заняты. Но Гейл протягивает какую-то тряпку и насухо вытирает мне лицо.
- Спасибо, - хриплю я, чувствуя, как начинает болеть голова и закладывать уши.
- Черт, это из-за перепадов давления. Мы слишком быстро снижаемся, - бормочет Люк.
Ах, да, он же врач.
В этот момент планолет резко ударяется во что-то мягкое, и по голубоватому свечению в иллюминаторах я понимаю, что мы упали в океан.
- Не бойтесь, если у меня получится завести двигатель, то мы выплывем. Планолет герметичен.
Командир пытается что-то сделать с приборной панелью, пока все мы принимаем нормальное положение, так как планолет выравнивается от удара о волны.
- Выберемся, - почти спокойно говорит Люк и пытается добраться до меня. – Ты нормально, солдат?
Как только мы коснулись дна, я почувствовала некоторое облегчение.
- Ты как питаешься?
- Нормально, - удивляюсь я.
- Странно, тогда почему организм такой слабый?
Ну не рассказывать же ему, что мой организм долгое время подвергался разнообразным пыткам: голодом, холодом, ранениям. Неужели не понятно, что я дитя Игр, и что на мне опыты можно ставить?
Я невольно оглядываюсь на Джоанну, но она только улыбается мне в ответ.
- А ты что думала, я-то восстановилась по счету раз. А ты слабенькая оказалась…
И в этот момент планолет резко дергается и его ведет в сторону от открытого океана. Судя по напряжению, оказываемому на корпус, могу сказать, что нас кто-то подцепил на крючок. В воспоминаниях тут же всплывает образ Финника.
- Черт, черт, черт… - бормочет командир.
И только сейчас я замечаю, что нас тянут в какую-то огромную дыру в береговой скале. Что-то вроде ангара для глубоководных аппаратов.
- Слабый радиосигнал? – злобно рычит Гейл, не обращаясь, собственно, ни к кому конкретному.
- Что ж, мы готовы к сюрпризам.
По мере того как трос тянет планолет в глубину дыры, темнота рассеивается, и становятся видны очертания хорошо оснащенного подземного тоннеля. Яркие лампы на стенах наполнены ксеноном, газом, используемым для освещения. Такими пользовались на улицах Капитолия. Значит, цивилизация довольно развита. Осталось только понять, насколько враждебны хозяева этой земли.
Мне страшно болит голова и приходится приложить всю силу воли, чтобы хотя бы попытаться открыть глаза. Я не могу понять, что происходит, потому что еще секунду назад я осматривала незнакомое помещение, а теперь лежу на какой-то кушетке в неярко освещенной комнате. Паника заставляет сжиматься мое сердце, но я держусь изо всех сил, чтобы не заорать от страха. Где я? Где остальные? Куда нас привезли?..
- Она очнулась, - слышу я мягкий женский голос и все-таки открываю глаза, чтобы осмотреться.
Совсем рядом со мной в кресле сидит медсестра и смотрит мне прямо в глаза.
- Не беспокойтесь, мисс. С вами все будет в порядке. К сожалению, наша система безопасности не рассчитана на людей. Никто не знал, что нас посетит кто-то более разумный, чем акулы и киты.
- Вы нас что - отравили? – спрашиваю я хриплым голосом.
- Что-то вроде того, - медсестра улыбается.
- Замечательно.
Я пытаюсь встать, но голова так кружится, что начинает тошнить. После трех позывов я благодарю провидение, что не успела позавтракать из-за сборов.
- Токсин скоро выведется. Канцлер лично контролирует ваш медицинский уход.
- Канцлер?
- Да-да, - медсестра широко улыбается. В ее глазах нет скрытого затравленного огонька, какой всегда был у капитолийцев. – Канцлер Соломон Монро. Наш молодой правитель. Он вам понравится. Он всем нравится…
Медсестра не успевает допеть дифирамбы, как в комнату легкой походкой буквально влетает молодой мужчина лет тридцати пяти в черном обтягивающем пиджаке и зауженных брюках. На нем надета черная рубашка, очень хорошо подчеркивающая свежесть и красоту его кожи. А глаза… Я таких глаз еще не видела. Они серо-лазурные. Необычные и притягательные. И если я видела поистине красивых мужчин в своей жизни, то этот казался воплощением всех женских грез. Причем он не красивее Финника, который соблазнял своей смазливостью и кукольным выражением изумрудных глаз. Этот человек является квинтэссенцией всего того, что должно быть заложено в мужчине природой. Настоящий самец… Черт, вот это мысли! Он мне совершенно не нравится, не в этой ситуации. Но его влияние на восприятие игнорировать никак нельзя.
- Мисс Эвердин уже очнулась, - не спрашивает, а очень даже утверждает он. – Какое-то время вы будете испытывать недомогание, но скоро это пройдет. Я вам обещаю, - и он мило улыбается, что сердце замирает, и хочется ответить ему тем же. Но я понимаю, что я не в гостях. Я совсем не в гостях. И меня бесит моя реакция на этого мужчину. Словно я, как эта медсестра, бьюсь в экстазе, жду не дождусь его милости.
- Где мои друзья? – «И чем меня напоили?» - хочется воскликнуть мне, потому как по телу растекается не тревога, не паника, сворачивающая горы разумности на своем пути, а глубокая нега, спокойствие. – «Это определенно какой-то наркотик»…
- Не волнуйтесь, мисс Эвердин, они в полном порядке. Просто мы не можем позволить им заходить сюда, - голос Монро кажется нежным, почти ласковым. Но едва уловимые нотки властности и характера заставляют проникаться к нему еще большим уважением.
И это не страшит меня. Вот, что самое ужасное…
Глава 5Глава 5.
При каждом движении канцлера Монро легкий ветерок доносит до моего носа тонкий, едва уловимый, аромат изысканного парфюма. Моя ассоциативная память сразу же выдает образ Цинны. Я благодарна подсознанию, что он «приводит» ко мне погибших друзей, ибо моя защитная функция организма выключена.
Я пытаюсь сопротивляться слабости.
- Где те, с кем я летела? – перефразирую вопрос я.
Канцлер подходит ко мне близко-близко и шепчет мне почти в самое лицо:
- Ваши друзья в порядке. Они пришли в себя еще несколько часов назад. Вам пришлось восстанавливаться дольше, но в этом виноваты лишь вы и только вы, - он как-то легкомысленно взмахивает рукой, будто говорит о чем-то неважном, но при этом в его глазах лучится озабоченность и серьезность, поэтому он сразу же произносит: - Я бы разрешил мистеру Хоторну посетить вас, но дело в том, что медицинский корпус этого здания находится в секретной зоне. В карантине, так сказать, и именно поэтому я сейчас стою здесь и говорю с вами, а не отдаю команду своим бойцам, чтобы те вывернули вас наизнанку. – И тут же он игриво добавляет: - Впрочем, у нас не так часто бывают гости. Поэтому добро пожаловать в Кламат.
Он отходит на какое-то расстояние и, видя мое замешательство, улыбается:
- Не волнуйтесь, мисс Эвердин, вы скоро всех увидите. К вечеру вас будут ждать за этими дверями, чтобы сопроводить в зал совещаний. Всего доброго.
Канцлер едва заметно улыбается, но мне очень трудно ему не ответить. Он определенно оказывает на меня очень странное влияние.
Когда Монро выходит из комнаты, ко мне сразу же подскакивает медсестра и шепчет:
- Это большая честь, мисс Эвердин, что канцлер сам зашел и навестил вас. Насколько я помню, он был только у мистера Хоторна и мистера Гебсбери, а еще у мисс Мейсон, но с ней у него случился какой-то конфликт. Понять не могу, как с ним можно поссориться… Он же великолепный человек, - томно вздыхает девушка, что меня страшно раздражает.
- Вы тут все млеете от Монро? – мне это кажется каким-то помешательством.
- Нет-нет, не млеем. Что вы? – она смотрит на меня, как на умалишенную. – Просто он очень хороший человек. Вы увидите… - И, улыбнувшись, медсестра выходит из комнаты, оставляя меня одну.
Ни звука вокруг. Ни гудящих лампочек, ни пиканья приборов, ни шагов за стеклянной матовой дверью. Свет приглушенный и чуть розоватый, он клонит меня на сон. Но мое внутреннее напряжение не дает мне такой привилегии. Сон в такое моменты – роскошь. Надо все хорошенько обдумать.
Канцлер Соломон Монро. Имечко, конечно, экстравагантное. Но оно подходит ему, как ни странно. Сразу в мыслях возникает образ светловолосого мужчины с очень красивыми глазами и необычной светлой кожей, что странно, учитывая широты, в которых он живет. На побережье просто не может быть незагорелых людей. Разве что только они не живут под землей. Что вполне возможно, учитывая тот факт, что в моей комнате нет ни одного окна. Но воздух удивительно свежий. Не такой, как в Тринадцатом. Вентиляционные системы там справлялись неплохо, это да, но здесь воздух просто пропитан свежестью и жизнью. Хочется вздохнуть поглубже, будто находишься в лесу… Но мозг упорно возвращает меня к канцлеру и его странному поведению. Что-то в его манерах кажется неискренним, но, помня свои прошлые приключения, я стараюсь отогнать от себя эти мысли. Ведь я даже перед бойней умудрялась принимать свою судьбу такой, какая она есть. Поэтому, находясь в двусмысленном положении гостя-заложника, я не делаю скоропалительных выводов, хоть это и трудно. Но здесь все слишком… красиво. Красивый мужчина, красивая женщина, красивая комната, даже постель – и та красивая. Здесь нет пафоса, как в Капитолии. Все естественно, если не считать какой-то навязчивой любви к канцлеру, будто он – центр Вселенной. Но надо постараться расслабить и просто подумать о том, что происходит, не форсируя события.
Я не представляю, сколько мне пришлось здесь пролежать. Может, сутки, а может, всего ночь. Удивительно, но я чувствую себя вполне отдохнувшей, и лишь головная боль напоминает мне о том, каким было наше прибытие в эти земли. Но, видимо, неожиданная встреча с Человеком-магнитом, как я для себя окрестила канцлера, привела меня в чувство.
Главное сейчас постараться смириться с тем, что судьба в очередной раз подкидывает мне партию, в которой я не знаю ни одного правила игры. К тому же я не на своей территории. И пока я не увижу Гейла или хотя бы Джоанну, делать предположения бессмысленно. Медсестра говорила, что канцлер хороший человек? Посмотрим, так ли это на самом деле. В моем случае первое впечатление не бывает обманчивым. Но сейчас мне кажется, что моя интуиция меня подводит. Монро кажется сильным, волевым человеком, это просматривается в каждом его жесте, в каждом кивке головы, во взгляде. Но его странная легкомысленная манера говорить ставит меня в тупик… И сейчас, вместо того, чтобы анализировать нашу встречу, я хочу расслабить и не забивать себе голову.
- Мисс Эвердин? – я слышу знакомый голос. – Я – Клара. Я была у вас утром.
Она тихонько теребит меня за плечо, как когда-то это делала Прим, если мне приходилось вставать поздно в школу, а она просыпалась раньше меня.
- Мисс Эвердин, пора. Я принесла вам кое-что из одежды: джинсы, рубашечку. Это все из вашего рюкзака, вы не против?
- Вы не оденете меня в робу? – хрипло после сна произношу я, невольно ухмыляясь.
- Нет-нет, зачем? Вы вольны делать, что хотите, если это не противоречит нашим законам.
- Хорошее ограничение свобод…
- Мисс Эвердин, - Клара укоряющее смотрит на меня, - вы никак не можете привыкнуть, что вокруг вас могут быть не только враги?
- Что вы знаете о врагах, - сухо произношу я, вставая из мягкой постели. Я обращаю внимание, что комната чудесным образом превратилась в небольшую спальню с тумбочками и комодом. И никакой медицинской аппаратуры. Они заменили все быстро, но, главное, тихо…
- Поверьте, мисс Эвердин, об этом мы знаем предостаточно.
Куда делась милая медсестричка с нежной улыбкой на губах? Кто сейчас передо мной? Кто эта девушка с потемневшими от грусти глазами? Или это не грусть?..
- Простите.
Меня действительно занесло. Они не сделали мне ничего плохого. К тому же это мы вторглись на их территорию. Не они…
- Ничего, - вздыхает Клара и помогает выйти из спальни. – Постарайтесь запомнить дорогу, мисс Эвердин. Потому что когда вы вернетесь, я уже буду выполнять свои прямые обязанности где-нибудь в другом месте.
За дверью меня ждут два молодых человека. Один, темнокожий гигант, представляется сержантом Томпсоном, а второй, полная противоположность ему, - Кирком. Они ведут меня по коридорам, лишь иногда указывая дорогу.
Когда мы выходим в огромный холл, я с радостью замечаю весело болтающих Джоанну и биолога из нашей экспедиции и Гейла, одиноко стоящего у двери в зал, где, предположительно, и состоится наша встреча с канцлером.
- Ты в порядке? – быстро подходит ко мне Хоторн.
- Да, более чем. А ты?
- Все нормально, - кажется, что он не верит тому, что говорит.
Ну что же, я согласна с ним, в общем-то. Мне и самой как-то неспокойно в такой умиротворяющей обстановке. А может, мы просто привыкли бороться за свою жизнь и теперь никому не доверяем?..
Я оглядываюсь по сторонам и замечаю всех, кто входит в состав нашей экспедиции. Люк в упор меня не замечает, и я напоминаю себе, что нужно узнать, чем я так его раздражаю, если не считать того, что мне он тоже не очень нравится. Джоанна машет мне рукой и продолжает о чем-то болтать с Ришальдом, вроде она и не боится снова встретиться с Монро. Видно, она пыталась клеиться, а он не понял. Но это лишь мои догадки. И я снова ловлю себя на мысли, что мое сознание настроено на странный романтический лад, будто Пит той ночью повернул во мне какой-то рычажок…
- Канцлер Монро ждет вас, - объявляет, вышедший из-за массивных дверей молодой человек. Я сразу же прячу свои воспоминания о Пите поглубже, чтобы лишний раз не расстраиваться и принимаю самый серьезный вид, на который способна.
Мы входим в просторный зал округлой формы с огромными окнами, в которые льется оранжевый вечерний свет. Посередине помещения стоит продолговатый стол, а вдоль стен тянутся мягкие диванчики, на которые нам предлагают присесть. Но стоит мне приблизиться к одному из таких мест и занять его рядом с Гейлом, как к нам подходит все тот же молодой человек и говорит:
- Мисс Эвердин, мистер Хоторн, прошу вас присесть вон туда, - и указывает нам на красивые стулья со спинками, располагающиеся недалеко от письменного стола, за которым, совершенно не обращая на нас внимания, пролистывает какие-то документы Соломон Монро.
Мы переглядываемся, но соглашаемся, не видя причин для отказа.
- Дорогие наши гости, - с улыбкой начинает Монро, встав из-за своего стола и подойдя к нам. – Я рад приветствовать вас в Кламате, городе-анклаве*, созданном нашими предками после ядерной войны.
Он видит наши непонимающие лица и удивленно добавляет:
- Вы не знали, что наш континент был подвержен ядерной атаке со стороны противоположного? – Мы не реагируем. Нас учили в школе истории, но курс был очень поверхностным. И даже наши ученые не знают всего, что творилось до основания Панема, если не считать тех найденных при раскопках крупиц информации, позволяющей прогрессировать в техническом плане. Но все мы прекрасно понимаем, что о своем прошлом знаем не всё. И сейчас лично я чувствую себя нерадивой ученицей.
- Почему же? – спокойно отвечает Люк. – Мы в курсе этого, просто…
- Как-то не до этого было в последнее время, правда? – с веселой улыбкой прерывает его Монро и продолжает в момент став серьезным: - Большое упущение, кстати, со стороны ваших чиновников, господин Гебсбери, что эти юные создания не знают своей настоящей истории. Но я понимаю, Панему долгое время было не до своего прошлого, когда народ пытался выживать для призрачного будущего, ведь так?
Люк молча кивает. Мне интересно наблюдать эту сцену. Канцлер явно гордится тем, что знает больше нашего.
- В любом случае, - продолжает Монро, - сейчас вы здесь. И у меня назревает вполне резонный вопрос: что вас сюда привело, и как вы нас обнаружили?
Я бросаю взгляд в окно, и в этот же момент по спине пробегает холодок. Как мы не могли заметить этого города? Ведь везде, куда падал взор, были только пальмы и океан.
- Мы исследовательская группа, - говорит Люк напряженным голосом, его бесит, что не он главный – по лицу видно, - получившая несколько месяцев назад слабый радиосигнал. Решив, что можем найти чудом выживших после вымирания людей, мы решили вылететь на разведку.
- С вооруженными до зубов бойцами? – поднимает брови Монро и оглядывает пятерых накачанных солдат Капитолия. – Удивительная предсказуемость…
- Мы могли нарваться на агрессию, - строго говорит Люк, явно намекая на то, что так оно и произошло. Хотя я в корне не согласна, но продолжаю молчать.
- Источником радиосигнала мог быть бункер или сохранившийся автономный маячок, почему вы снарядили такую экспедицию? – спросил Монро, не произнося слово «боевую». Хотя это чувствуется в его интонации.
- Мы не склонны доверять нашему спутнику, канцлер, - встревает в разговор наш физик, мистер Голд. – Он долгое время находился в неисправном состоянии, и его данные могли быть неточными. В любом случае он ошибся, ведь в итоге мы нашли вас.
Его миролюбивый тон вроде как сгладил напряженную атмосферу, установившуюся между Люком и Монро.
- Согласен, - кивает канцлер. – Насколько мне известно, ваш спутник не совсем ваш, а собственность бывших Соединенных Штатов Америки, знаете о таких? – он осматривает наши ряды, в поисках согласия. Меня передергивает от того, что я не могу ничего подтвердить. Я начинаю сомневаться в качестве своего образования. – Так вот, - продолжает Монро свой ликбез, - наши государства, Панем и Кламат, находятся на территории бывших США, уничтоженных в ходе некоторых действий наших предков. Мы выжили чудесным образом и создали определенные ячейки, индивидуальные и самостоятельные. Вы не знали о нас лишь потому, что спутник, проходящий по орбите Земли, передавал только ту информацию, на которую он способен. Так же я знаю, что спутник существует лишь за счет той электроэнергии, которую подает ему частично сохранившийся аккумуляторный узел, генерирующий солнечную энергию. Именно поэтому наш закрытый элекромагнитный купол, который невидим для человеческого глаза, а также для любой поисковой техники, защищает нас, пропуская лишь толику всей энергии, вырабатываемой Кламатом, создавая некий радиоимпульс, принятый вами за сигнал. Но любопытство Панема не знает границ. И вот вы здесь!
Канцлер поднимает руки в приветственном жесте, а его лицо озаряется искренней улыбкой. И лишь глаза выдают сосредоточенность и напряженность.
- Мы действительно искали других людей, - отвечает на все это Люк.
И только сейчас я замечаю, как сосредоточены наши ребята. Все, кто попал в эту экспедицию. Что ждать теперь от Монро? По всему видно, что он не очень-то рад, что Кламат обнаружили. И раз уж терять нечего, я спрашиваю:
- Скажите, вы специально замаскировали город от пришельцев?
- Конечно, мисс Эвердин, - я замечаю, как его взгляд смягчается, когда он смотрит на меня. Он этого почему-то становится трудно дышать. – Мы создали иллюзию природного спокойствия: лишь океан, пальмы и песок. Ничего такого, что может привлечь внимание нерадивых путешественников. К тому же всем известно, что за куполом уровень радиации превышает все мыслимые пределы. В любом случае вам удастся узнать о Кламате массу интересного, потому как вам всем придется здесь задержаться. Насколько долго – не знаю, - его голос кажется спокойным и даже в какой-то степени счастливым от подобной перспективы, но напряженные мышцы на запястьях, с которых я не могу отвести глаз, лишь бы не поддаться чарам его лазоревого взгляда, выдают его истинные чувства. – Но мы постараемся создать условия вашего пребывания в Кламате максимально комфортными. Добро пожаловать на Землю обетованную, господа.
И только сейчас я понимаю, что правила игры, затеянной Монро, нам разъясняться не будут. Придется приспосабливаться.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*
Город-анклав - автономная государственная единица, занимающая небольшую (размером с мегаполис) территорию.
Глава 6Монро стоит перед нами, опершись поясницей о стол, и склонил чуть вбок голову. Я только сейчас замечаю, что он в упор смотрит мне в глаза, и чувствую, как горло сжимает панический спазм.
- Да? – как можно уверенней спрашиваю я и тут же ловлю себя на мысли, что едва сдерживаюсь, чтобы не наклониться точно так же, в невольном жесте повторив его позу. Это бы означало полное подчинение. Но мой мозг еще не готов к подобному повороту событий, и я тут же собираюсь с мыслями.
- Мисс Эвердин, насколько я знаю, вы любите охоту… - он не смотрит на Гейла, хотя наверняка что-то знает и о нем.
Я просто киваю, ожидая его дальнейших слов.
- К сожалению, с растительностью у нас проблемы. Как, впрочем, и с животными. Я имею в виду диких животных. Кроликов там, перепелов, тушканчиков… - он снова легкомысленно взмахивает рукой, продолжая улыбаться одними глазами. – Поэтому вместо охоты я должен предложить вам некую альтернативу, чтобы вы могли чувствоваться себя почти, как дома.
- Спасибо, - сухо отвечаю я, не в силах отвести от него взгляд.
Меня поражает его поведение. Странный во всех отношениях человек. Он улыбается, пытается шутить, говорит с нами, как с настоящими гостями, но в его лице есть напряжение, от которого бросает в жар. И понимаешь, что здесь все не просто так.
- Мистер Хоторн, - он резко поворачивается к Гейлу. Я смотрю на друга и еле сдерживаюсь от нервной улыбки. У него такое лицо, будто он готов разорвать Монро. Но сдерживается. А в это время канцлер вовсю над ним издевается:
- А вот вам придется потерпеть с охотой, - он дает понять, что тоже многое знает о Гейле. Вопрос – откуда? Неужели у них в Кламате стоят такие мощные ретрансляторы? – Если все мужчины вашей экспедиции возьмутся за починку вашего летательного аппарата, то вам, возможно, придется покинуть Кламат раньше, чем предполагается в данный момент. – И, глядя в удивленные лица моих соотечественников, он словно бы отмахивается: - Да ладно вам, неужели вы считаете меня извергом каким-то, который будет держать вас всех взаперти? Ничего подобного.
Канцлер обходит свой письменный стол, берет в руки какие-то бумаги, секунду-другую смотрит в них, а потом все с той же дружелюбной улыбкой произносит:
- Вашим ученым, мистеру Ришальду в частности, будет интересно понаблюдать наши лаборатории. Мисс Мейсон… Не знаю даже, какое вам придумать занятие, но и вы без дела не останетесь. Итак, карантинная зона будет разблокирована уже через сутки, ночь вас понаблюдают наши медики. А потом мы переведем вас в наш гостиничный комплекс, где каждому будет предоставлена отдельная комната.
Монро садится к себе за стол, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Но Люк придерживается другого мнения, по всей видимости.
- Мистер Монро, - вполне спокойно говорит он, - объясните нам, пожалуйста, каковы ваши планы на наш счет?
- Я же вам сказал, отпущу домой. С подарками, - добавляет он ехидно.
- Спасибо, конечно, но мы ведь незваные гости.
- Я вас умоляю! - весело воскликнул Монро, спрятав на мгновение, показавшееся в глазах раздражение. – У меня город в управлении на несколько сотен тысяч человек, которых надо беречь! Защищать, кормить и одевать. До вас мне дела мало, мистер Гебсбери.
- Откуда вы о нас столько знаете? – Люк повторяет мой мысленный вопрос.
- У меня дома есть телевизор. – Нет, Монро явно издевается над нами. Но меня это не злит, а забавляет. – А еще я смотрел ваши игры. Последние две…
И его взгляд на какое-то мгновение останавливается на мне. И я понимаю, что тону в его сожалении и грусти. От этой удивительной метаморфозы мне становится как-то нехорошо. По всему видно, что он сочувствует мне. Но не хочет показывать этого другим. И его лицо, такое красивое и жизнерадостное, по которому буквально секунду назад пробежала тень, снова становится ехидно-доброжелательным. Если вообще существует какое-либо определение подобному выражению.
- В общем, Панем для меня не нечто новое, в отличие от вас. Поэтому не удивляйтесь, если я начну шокировать вас своей эрудицией, окей?
- А не выходит ли так, что вы на нас напали? Или этот купол сбил еще кого-то из наших исследователей? – не унимается Люк, чем приводит Монро в уже заметное раздражение.
- Это всего лишь навигационная ошибка Томпсона, он у нас главный инженер радиолокационной службы.
Видя наше удивление, канцлер продолжает, едва сдерживая хрипотцу в голосе:
- Понимаете, вышло недоразумение. Дело в том, Томпсон и его команда ПВО* очень внимательно следят за тем, чтобы никто нас не обнаружил. Это политика Кламата, пусть будет так. Но в тот момент, когда летели вы, по совершенно удивительному стечению обстоятельств мой старый друг и помощник отвлекся, и ваш чертов планолет ударился о наш электромагнитный щит. И нам пришлось вас спасать, а не дать возможность покормить акул-мутантов, водящихся в прибрежных водах зараженного океана. Вы этого хотели? А теперь будьте любезны, займитесь своим планолетом, почините его и летите домой, восстанавливать разрушенную страну. Благо, дел у вас там хватает.
Я слышу его злость. Но глаза, эти лазурно-серебристые глаза, продолжают улыбаться. Может, это его защитная реакция? А Может, он вообще маньяк-садист, мечтающий задушить каждого из нас во сне? Какое-то время я наблюдаю, пока не встречаюсь с ним взглядом. И тут он успокаивается и чуть заметно кивает, мол, простите, не удержался.
Нас уже ждут у дверей. Странно, а ведь Монро не отдавал никакого приказа, и, конечно же, кроме нас в его конференц-зале никого не было. Удивительный город, удивительные люди.
- Ты вообще что-нибудь понимаешь? – Гейл догоняет меня в коридоре.
- Понимаю лишь то, что какое-то время нам придется сидеть смирно и не высовываться. И уж тем более не злить Монро, как это делает Люк. Он совсем не понимает, что канцлер может выйти из себя? А после того, как это случится, никому не известно, что станет с нами.
- Тебе он понравился, - кривоватая улыбка искажает лицо Хоторна, и меня это немножко пугает.
- Ты о чем?
- Китнисс, вы друг с друга глаз не спускали.
- Ничего подобного. Просто он необычный, и мне было интересно за ним наблюдать. А на меня Монро обратил внимание только когда заговорил об Играх.
- Что-то мне подсказывает, что ты станешь его фавориткой.
- Какая проницательность, - передразниваю я ехидный тон Гейла и гордо направляюсь в сторону своего временного жилища.
- Я слежу за тобой, Эвердин! – кричит он мне в след.
- Не стоит, Гейл! – отвечаю я. – Я смогу за себя постоять.
В комнате царит все тот же полумрак, но уже каким-то непостижимым образом на стенах появляются окна. Будто за час их выдолбили, пока меня не было. И я замечаю, что в стенах у самых рам находятся кронштейны, поднимающие и опускающие задвижку такого же розоватого цвета. Получается, что карантинная зона, которая, как сказал Монро, была засекречена, не такая уж и закрытая. Наверняка это здание и все, что в нем происходит, видно с улицы.
Я подхожу к окну и замираю от изумления.
Такого странного мегаполиса я еще не видела.
Здесь нет ничего пафосного, нет ничего сюрреалистичного, как в Капитолии. Но куда ни падает взгляд, границ города не видно. Я замечаю высокие ровные здания с зеркальными большими окнами, отражающими прекрасный оранжевый закат. И мне что-то подсказывает, что о его опасности жители Кламата знают не понаслышке. Купола действительно не видно, как и того, что был в Капитолии и на Играх. Но только кламатский еще и маскирует город, создавая иллюзию смертельной опасности, которая грозит всем спустившимся побродить по пляжу или искупаться в океане.
Дверь тихо открывается и в комнату заходит Клара. На ней больше нет светло-зеленого костюма медсестры, а волосы красиво распущены по плечам. В каждой светлой пряди играет заходящее солнце, а чистая и удивительно гладкая кожа светится перламутром.
- Ну, как вы, мисс Эвердин? – она мне все так же мило улыбается, будто не было того странного огорчившего Клару разговора о врагах.
- О, спасибо, Клара, неплохо, в общем-то.
- Я просто так зашла, узнать, как прошел ваш разговор с канцлером.
- Знаете, с такими людьми я еще не встречалась, - потянуло меня на откровенность.
- Он потрясающ…
- За что вы так любите его? – я понимаю, что дело не в чувствах, как к мужчине. Монро действительно вызывает у своих подданных благоговейный трепет. Все, начиная от Клары и Томпсона, который выказывает своему правителю сдержанное уважение, заканчивая обслуживающим персоналом в здании, заглядывают Монро в рот. Он их чем-то опаивает, что ли?..
- Вы не думайте. Например, я пять лет замужем и очень люблю своего мужа. Он замечательный. Вы его, наверное, видели, это лейтенант Кирк…
- Да, высокий такой… - еле слышно говорю я, внимательно наблюдая за нежной улыбкой на лице Клары.
- Просто канцлер Монро в буквальном смысле поднял народ из могилы забвения, когда десять лет назад закончил работу над противорадиационным щитом. Он за три года очистил город от ядерной войны, в Кламате перестали рождаться мутанты, а сам он разработал лекарство, восстанавливающее живые организмы почти до первоначального уровня.
Значит, поэтому они все так хорошо выглядят здесь. Это чудо-лекарство…
- Он – врач?
- Нет, он ученый. И очень талантливый. Его предки основали Кламат в дельте одноименной реки. И канцлеру власть перешла по наследству. Но он был младшим в семье…
Странная догадка посетила мой мозг. Неужели ему пришлось силой отбивать себе место в правительстве Кламата? Или, возможно, вся его семья умерла до того, как был создан щит, и город очистился?
- Я заговорилась тут с вами, мисс Эвердин, - смутилась Клара, видя мое замешательство. – Я думаю, Монро вам сам все расскажет. Просто имейте в виду, он очень хороший человек и никогда не делает того, что может навредить его народу.
- Но ради своего народа он может заставить нас молчать о вашем городе.
- Вряд ли, - миролюбиво усмехается Клара и отходит к двери, собираясь покинуть комнату, - он может усилить автономную защиту купола. На что уйдет треть электроэнергии Кламата, но мы-то сможем ее восстановить. А вот вы будете выглядеть очень глупо. Да и варварство не в его стиле, мисс Эвердин…
- Называйте меня Китнисс, - говорю я, чувствуя непреодолимую симпатию к этой девушке.
Та кивает:
- В любом случае, я просто заходила вас навестить.
- И предупредить, чтобы мы не обижали вашего канцлера, - пытаюсь шутить я.
- Да, и это тоже, - как-то грустно улыбается Клара и закрывает за собой дверь.
Я не могу оторвать глаз от потрясающего футуристического пейзажа за окном, равно как и отойти от разговора с Кларой. Она не сказала ничего такого, что могло настроить меня на пессимизм, но опыт подсказывал, что это приключение будет очень ярким и насыщенным. Только бы без потерь.
Через какое-то время раздается звонок телефона, прикрепленного к стене. И незнакомый женский голос вежливо сообщает, что наша группа собрана в столовой на нижнем уровне. Мне очень хочется вырваться из этой комнаты. Здесь не душно, что снова удивляет. Но есть какое-то ощущение замкнутости. Карантин всегда неприятен. Но если Монро так много о нас знает, тогда почему он нас тут держит? Головокружение напоминает об отравлении неизвестным газом, которым, как оказалось, убивали акул в океане, и я тут же открываю дверь, чтобы пройти в столовую К тому же я голодная.
В коридоре меня ждет Томпсон. Он один. Как и в предыдущую нашу встречу вежливо-молчалив, и меня почему-то его компания нисколько не напрягает.
- Скажите, - решаюсь на диалог я, - океан действительно заражен, как сказал канцлер?
- Только прибрежная полоса, - спокойно отвечает сержант, не поворачиваясь ко мне. – Дальше вода смешивается с мировым океаном, что немного разбавляет яды, вытекающие из рек и подземных источников, напитанных токсинами.
- Кламат тоже заражен? – мне нравится, как звучит название реки и этого города, поэтому я решаюсь продолжить задавать вопросы, по крайней мере, пока он меня не приведет в столовую.
- Если вы имеете в виду нашу реку, то да, но Монро удалось установить фильтрующие системы на основе намагниченных латунных пластин. Тогда свободные радикалы просто вылетают из молекул воды…
Томпсон ничего не скрывает, говорит все, как есть, даже не подозревая, что для меня это даже не общий курс физики в нашей школе. Я мало что понимаю, но упорно делаю вид, что мне это интересно. Хотя притворяться практически не приходится. Мне действительно любопытно, как один человек всего за десять лет смог избавить почти страну от целого ряда напастей. Но больше всего меня поражает их откровенность. Кламатцы вообще не боятся, что их секреты будут раскрыты другими? Но тут же вспоминается фраза Клары о нашей «глупости». Возможно, она и права, и Панему просто не хватит никаких моральных сил прийти сюда и заявить о сотрудничестве.
- Вот мы и пришли. Проходите, мисс Эвердин, - говорит Томпсон, открывая передо мной огромную дверь из матового стекла.
Внутри большой залы, в самом центре, за круглым столом сидит вся наша исследовательская группа. Они уже едят, напряженно переглядываясь и что-то тихо обговаривая. Меня пугает подобная атмосфера за ужином, и я, чуть улыбнувшись, сажусь между Гейлом и Джоанной, пододвигая к себе тарелку.
Не могу сказать, что еда изысканная. Ну, не такая, какой кормили меня в Капитолии во время Игр, это уж точно. Но в этой простоте чувствуется вкус. Нет пресности, к каждому мясному блюду подается салат из свежих овощей, хрустящих и ароматных, что сразу заставляет подумать о доме с моим нехитрым огородом. Несмотря на всю напряженность за столом, я получаю колоссальное удовольствие от ужина. К тому же тихая беседа Гейла и Джоанны заставляет меня немного расслабиться и не обращать внимания на нахмуренного Люка, который весь ужин поглядывает на меня и отчего-то хмурит брови.
Но к концу вечера мне становится от этого как-то не по себе.
- Почему он так смотрит на меня? – не выдерживаю я и склоняюсь к другу, чтобы не пришлось повышать интонацию.
- Гебсбери? – Гейл прекрасно понимает, о ком я говорю. – Понятия не имею. Хотя, не удивлюсь, что у него против тебя что-то имеется…
- Ой, ну хватит уже девочке голову морочить, а? – вдруг встревает Джоанна, будто она ждала этого разговора. – Все прекрасно знают, что он был изначально против поездки Эвердин.
- Почему?
- А это ты у него спроси, мышка. Или по приезде у своей мамочки… - произносит Мейсон и делает вид, что жалеет о том, что сказала.
- А мама моя здесь причем? – удивляюсь я и, глядя на реакцию Гейла, по лицу которого было видно, что он едва сдерживается, чтобы не ударить Джоанну, начинаю понимать, что от меня что-то скрыли.
- А будто ты не знаешь! – Джоанна явно забавляется.
- Он ее муж, - почти спокойно произносит Гейл, беря меня за руку и крепко сжимая запястье, пытаясь отвлечь от тех мыслей, которые буквально взрывают мой мозг. И я понимаю, что он решил первым мне это сказать, пока Мейсон не наплела чего-то еще. А уже с ней он разберется потом. И кому-то явно не поздоровится. Это написано на его лице.
-----------------------------------------------------
*
ПВО - противо-воздушная оборона у нас, а у америкосов не имею понятия, как это дело называется.
Глава 7
Я стою напротив застекленной фотографии Монро в длинном сером коридоре и стараюсь не думать о том, что сказал мне Гейл полчаса назад. Я гоню от себя мысли о предательстве мамы, которая в очередной раз отреклась от меня, не сообщив о таком важном событии в своей жизни и выбрав себе в мужья того, кто даже рядом не стоит с моим покойным отцом. Но и дело-то ведь не в этом, подсказывает мне мое больное подсознание. А в том, что этот самый мужчина, Люк Гебсбери, за что-то меня ненавидит, и это уж точно не из ревности. Значит, у него есть свое сложившееся мнение обо мне, значит, они обсуждали меня с мамой, из чего он сделал вывод, что я недостойна его дружбы и уважения, я не говорю о любви. И это учитывая то, что я участница Игр, лицо восстания против Сноу, Сойка-пересмешница. А, может, у него было свое мнение обо всем этом? Может, мама действительно до сих пор винит меня в смерти Прим…
Я сглатываю комок, и с силой вытираю слезы тыльной стороной ладони. Мне все равно, что подумают те редкие сотрудники, проходящие мимо. Они, что поражает, старательно делают вид, что не замечают меня, тактично обходя и тихо здороваясь: «Добрый вечер, мисс Эвердин». Складывается такое впечатление, будто они меня знают всю жизнь. Ко мне даже в Дистрикте так уважительно не относятся, тогда почему эти люди, совершенно чужие, проявляют такт и несмелое внимание к моим слезам? Но сейчас мне действительно все равно. Я не хочу об этом думать и лишь сильнее всматриваюсь в цветное изображение канцлера, покровительственно улыбающегося со стены. В его глазах можно утонуть, и кажется, будто он живой на этом фото. Следит за мной, пытается понять мое настроение. Этот его наклон головы уже не кажется странным, а является неотъемлемой частью его характера. Канцлер Монро – воплощение мужской силы и духа, его все любят, на него хотят походить. Даже в этом необычайно свежем воздухе чувствуется всеобъемлющая любовь к правителю…
- Мисс Эвердин, все в порядке? – слышится за спиной тихий знакомый голос.
Сержант Томпсон, как мне кажется, приставлен для охраны. Вот только кого, не понятно. Да и не важно. Сейчас я пытаюсь гнать мысли о боли, а страх перед неизвестным будущим угнетает еще сильнее. И, несмотря на вполне радужную перспективу узнать Кламат ближе, полет домой в одном планолете с Люком не кажется мне забавной экскурсией. Мне не понравился он с самого начала, а интуиция меня подводила крайне редко. И теперь, зная, что он - отчим, становится еще горше.
Но не плакать же в присутствии приближенных канцлера…
- Ну, если учитывать мое положение вроде как заложницы, то да – я в порядке.
- Я бы так не сказал, - мягко проговорил темнокожий громила и легким движением подтолкнул в сторону коридора, ведущего в мою спальню: - Вам следует отдохнуть. Завтра у вас будет очень насыщенный день.
- Экскурсия? – попыталась уколоть я Томпсона, сама не знаю, почему.
- Конечно. Канцлер обещал вам охоту. Я поведу вас в сады.
- В сады? – не поняла я. Нигде на кламатской земле, чего касался мой взгляд, я не видела растительности.
- Да. Увидите сами. Уверяю, вам понравится.
- Верю, - говорю я и понимаю, что эти слова искренни. Я действительно ему верю. И в который раз меня посещает мысль, что нас чем-то опаивают. Уж слишком хорошо к нам относятся.
Молча кивнув Томпсону, я бреду в свои покои, ловя каждое дуновение свежего ветерка и вдыхая его полной грудью. В воздухе чувствуется едва уловимый аромат цветов. Тут же мозг воспроизводит приторно-сладкий запах роз, исходящий от президента Сноу, но образы тут же смазываются под впечатлением всеобщей неги, царившей здесь, в Кламате. Мне предстоит еще научиться расслабляться в этой атмосфере, но удовольствие, получаемое мной при каждом вдохе, просто неописуемо…
В комнате все также светло и уютно, несмотря на немногочисленность мебели и минимум роскоши. По всему видно – временное пристанище. Хотя я и не мечтаю о чем-то лучшем. Неизвестно, какую игру с нами ведет канцлер. Да и полное отсутствие поддержки со своей стороны настораживает. Конечно, я уверена, что могу рассчитывать на Гейла, но нужно ли мне это?..
Стараясь уберечь себя от боли, я зарываюсь в мягкое одеяло в попытке заснуть. Но сон не идет, будто знает, что я еще не обо всем подумала, не все для себя решила. А что я могу решать сейчас? Я – заложница, в самом безопасном смысле этого слова. Мне вроде как рады в Кламате, ко мне уважительно относятся. Но я не знаю, что будет завтра.
Встав с постели, я подхожу к окну и вглядываюсь в панораму вечернего города. Теперь купол виден четче. Он уже не так прозрачен, как днем, а испускает неяркое свечение. Похожее на то, что мой географ еще в школе называл Северным сиянием. Оно отражается в стеклянных стенах небоскребов, и, кажется, что фонари на улицах не нужны – светло, как днем.
Я стою, завернутая в одеяло, и понимаю, что этот мир, этот город, мне очень интересен и мил. И возвращаться в Панем желания все меньше. Только бы Пит был рядом…
Мысли возвращают меня в тот солнечный день, когда я еще не знала, что мне придется ехать в эту экспедицию. Было светло и как-то особенно радужно – улыбка Пита обещала истинное счастье, мое настроение наконец-то стало лучше, на душе полегчало. Пит всегда был рядом, в каждую тяжелую минуту, будто чувствовал, когда надо мне помочь. И сейчас я хотела бы разделить свои впечатления о Кламате с ним. Хотела бы показать, что есть место, где удивительно красиво. И это место создано человеком – одним единственным человеком, который любит свой город и свой народ. Как же это все, черт возьми, не похоже на Капитолий…
Мне не хватает Пита. Я понимаю это, всхлипывая и утирая мокрые щеки ладонями. Я не отрываю глаз от ночного города, но мысленно продолжаю рисовать картинку нашего совместного с Питом вечера здесь, в Кламате. Я как никогда хочу, чтобы он был сейчас рядом.
Тихое треньканье на прикроватном столике оповещает, что уже полночь и надо бы лечь спать. Я чувствую, что сильно устала. Видимо отравление будет еще долго сказываться на моем самочувствии. Но это не означает, что по выздоровлении меня сразу же отправят домой. Так что мне совершенно все равно. И если не учитывать желание увидеть Пита, то меня вполне устраивает нынешнее положение вынужденной гостьи.
Я чувствую знакомый запах. Это не свежий аромат, который наполняет мое естество в Кламате, а именно миазм, нечто приторное и тягучее, заставляющее мою голову раскалываться от невыносимой боли. Проходя мимо странных металлических конструкций, я вижу кресло с высокой спинкой, в котором виднеется уголок до ужаса знакомого камзола. И я уже готова встретиться со своим самым главным врагом – со Сноу, как мужчина поворачивается, и я застываю на месте, не в силах вымолвить ни слова. Это Люк… В его глазах плещется неприкрытое презрение, а губы складываются в неприятной улыбке.
- Твоя мать – не конец. Скоро ты увидишь, как медленно от тебя отвернутся все друзья, те, кого ты любишь… - Он явно намекает на Пита и Гейла. Но я продолжаю смотреть в его серые глаза и ощущаю невыносимое отвращение, переполняющее все мое сознание. – Я отберу у тебя все, чем ты так дорожишь, все, что ты считаешь своим…
Я не могу слышать этот пафосный поток бессмыслицы.
- Прекрати! – кричу я ему, не понимая, чем я заслужила его ненависть. – Прекрати, иначе я убью тебя!
- Правда? – его лицо растянулось в зверином оскале. – Ты мастер по убийствам, не так ли?..
- Я не понимаю, о чем вы!
- О, да, конечно, откуда же ты поймешь…
- Хватит! – больше не выдерживаю я.
Мне трудно дышать, мне страшно смотреть в его глаза. Я не понимаю ничего из того, что он говорит. Я ничем не заслужила его ненависти. Разве что тем, что некогда не по своей воле стала лицом восстания. Сойкой-пересмешницей…
- Я больше не могу! - чувствую, как вою я. – Оставьте меня в покое! Жить не даете, дайте хоть умереть!!
И с этими словами я подбегаю к огромному окну, затянутому в тонкую стальную раму. И вижу, как где-то впереди неясно светит северное сияние и манит меня всей своей красой…
Остается лишь сделать шаг. Шаг в бездну…
- Мисс Эвердин!
Голос вырывает меня из ночного кошмара.
Я еще не открыла глаза, но уже знаю, что это Клара.
- У вас выходные бывают?
- Я в другом отсеке сегодня работаю, но зашла посмотреть, как вы…
- Я просила называть меня по имени, - я все еще не могу открыть глаза – голова просто раскалывается.
- Да… Вы так кричали, что я не могла не прийти.
- Меня так было слышно? – в мгновение привстаю я, упорно игнорируя давящие на мозг виски.
- Нет, - улыбается Клара и протягивает ладонь к моему лбу, - просто у меня на руке есть коммуникатор, по которому я всегда могу узнать состояние вашего организма.
- Это как? – не понимаю я.
- Ну, Китнисс, вы моя подопечная. И несмотря на то, что меня перевели, я все еще за вас волнуюсь. Вот и оставила все ваши данные на своем носителе. И когда я увидела, что сердцебиение зашкаливает, а мозговая активность находится в состоянии сна, поняла, что что-то не так. А уже когда вошла к вам в спальню, мои опасения подтвердились… Что же вас так напугало?
- Мое прошлое… - хрипло произношу я, чувствуя, как спазм давит горло.
- С вашим прошлым мне точно не справиться, - качает головой Клара, по-матерински убирая прядь с моего лица, - а вот в настоящем я могу вам гарантировать полную безопасность. Как моральную, так и физическую…
- Почему? – это все, что я могу сказать, потому что у меня снова пропадает дар речи, видя безграничное милосердие этой женщины.
- Потому что я вижу, как вам трудно общаться со своими же людьми. Мы знаем, как вам трудно пришлось у себя дома. Вас никто так и не поддержал в открытую, хоть и делают это молча. Лично мне обидно. Мой отец выступал за Монро, когда в Кламате началась гражданская война…
Клара замолкает, будто говорит что-то лишнее. Но тут же вздыхает и тихо произносит:
- Тогда много хороших людей погибло… Но мы шли до самого конца. Знали, что только канцлер сможет привести нас к будущему, которое было так необходимо.
- А у нас до последнего плелись интриги…
- Мы знаем, Китнисс, поэтому и поддерживаем вас.
- Только меня? – удивляюсь я.
- Кроме вас, у нашего канцлера никто доверия не вызывает, если честно, - еще сильнее понизив голос говорит Клара и тут же отстраняется. – Заговорилась я с вами. Но надо работать. Вас проведут к Комплексу «Семирамида», а там уже будет ждать канцлер.
- Комплекс «Семирамида»? – я тут же вспоминаю красивую историю об одном из утраченных чудес света.
- Да, вы сами все увидите. Поверьте, это одно из самых красивых мест в нашем городе.
Мне показалось на мгновение, что я в каком-то гротескном сне. Здесь итак все слишком идеально, каким тогда может оказаться этот самый Комплекс?..
- Почему сам Монро хочет показать мне ваши сады? – чуть тряхнув головой, чтобы выбросить ненужные в данный момент вопросы, говорю я уже выходившей из комнаты Кларе.
- Не знаю, - беспечно пожимает плечами она. – Но мне кажется, что вы ему очень нравитесь.
В ее улыбке было что-то интригующее. Хотя чему тут удивляться? Мы оба, насколько я поняла, - Монро и я – были первыми лицами, ведущими наши народы на восстание. И если мне навязали эту роль, то Монро совершенно осознанно шел к своей высшей цели.
Но чего греха таить, мне и самой хочется провести какое-то время рядом с канцлером. Снова почувствовать это неописуемое ощущение, когда он склоняет голову и с чуть заметной улыбкой вглядывается мне в лицо. Стронно, но отчего-то кажется, что я ему интересна не только как сестра по несчастью.
Поборов головную боль, приняв душ и подкрепившись вкусно прожаренным беконом с ароматными булочками, я выхожу из комнаты. Стены в коридорах странным образом перестали быть розоватыми, сменив «окрас» на серо-голубой. Эта метаморфоза заставляет меня улыбнуться. Кламатцы явно не любят однообразие.
Уже на подходе к лифтам, меня останавливает Томпсон.
- Мисс Эвердин, ваши друзья уже направились в мастерские, чтобы попытаться починить ваш планолет. И мне приказано сопроводить вас к Комплексу, вы не против?
Я, глядя в его добрые глаза, понимаю, что просто улыбаюсь. Нет напряжения, нет тревоги. Все как-то обыденно и спокойно. Я уже не удивляюсь этому – надоело, я просто принимаю его доброе расположение как данность. Пусть пока будет так.
- Конечно же, нет…
Я иду вслед за Томпсоном, пытаясь запомнить дорогу, но уже понимаю, что это бесполезно. В этом коридоре, как в лабиринте, кажется, что совсем нет выхода – одни стены без окон и дверей.
- У вас все здания построены так, что начинается приступ клаустрофобии?
- А у вас она начинается? – Томпсон снова улыбается. Я чувствую, что ему нравится мое общество, его симпатия – не приказ, а вполне искренние чувства. Знать бы еще, что заставляет их ко мне так относиться…
- Да нет, просто это странно.
- Это специальный проект, позволяющий воздуху свободно циркулировать в здании. Если вы обратили внимание, нигде в стенах нет вентиляционных шахт.
И правда, нет ни решеток, ни пустот. А чистый ветерок свободно колышет мне волосы. Приятно…
- Скажите, - снова обращаюсь я к охраннику, - а что такое Комплекс «Семирамида»?
- Увидите, - уклончиво отвечает Томпсон и открывает передо мной тяжелую железную дверь.
Я впервые нахожусь на улице Кламата и поистине впечатлена зрелищем.
Высоченные небоскребы оправдывают свое название на все сто – крыши теряются где-то в облаках, буквально царапая невидимый купол. Машины передвигаются совершенно бесшумно. Из-за чего кажется, что город спит – такая тишина. Но на самом деле это совсем не так. По улицам идут люди. Они красиво и элегантно одеты: мужчины в костюмах, женщины в довольно скромных платьях. Никакого эпатажа, никакого перебора с косметикой. Она вообще, как я вижу, у кламатских женщин не в чести. И правда, с такой потрясающей кожей, как, например, у Клары, нет нужды в обильном макияже. И я в своих джинсах и ветровке чувствую себя не серой мышкой, а такой же частью населения, не бросающейся в глаза, не привлекающей лишнего внимания.
Тут же к нам подкатывает небольшой автомобиль. Бесшумно открывается дверца, и я сажусь на мягкий диванчик. Томпсон устраивается напротив.
- Всего десять минут езды.
- Так близко?
Он не обманывает. Я специально засекла время.
Действительно, ровно через десять минут наш транспорт останавливается.
Я выхожу и чувствую, что совершенно не понимаю, где нахожусь. Потом соображаю, что это что-то вроде подземного гаража, но боковая стена из органического стекла и плавающими акулами за ней настолько поражает мое воображение, что я отчаянно прячусь за спину Томпсона.
- Сойка-пересмешница – трусиха? – смеется он.
- Ненавижу акул, - вспоминаю я Игры.
Он берет меня за руку и по-отцовски заботливо провожает до лифта.
- Дальше вы сами. Наверху вас будут ждать.
Он чуть кланяется, даже не пряча лукавый и смеющийся взгляд.
И уже через две минуты, выйдя из лифта, я понимаю, что попала в рай. Если он может быть таким великолепным.
- Добро пожаловать, мисс Эвердин, - слышу я знакомый голос и вновь ощущаю дрожь в коленках, глядя в красивые глаза канцлера.
- Прошу просто – Китнисс.
