Глава 1Автор пришел в восторг от этой Трилогии и не смог удержаться, чтобы не написать пару строк. Но воображение - вещь странная, поэтому автора затянуло. И теперь он надеется на участие читателей и их внимание. Спасибо всем, кто рядом!..
-----------------------------------------------------------
Мне приходится перепрыгивать через ручей с тяжелой корзинкой, доверху наполненной диким луком и ревенем. Я несу все домой, зная, что скажет на это Сальная Сэй. Сначала она смерит меня взглядом, отдаленно напоминающим презрительный, а потом, вздохнув, пробормочит что-то вроде: «Можно подумать, своего мало…» Но я не могу не захватить с собой свежей зелени, лесной, душистой, когда вижу ее за пределами Дистрикта12. Не могу сказать, что у моего дома нет огорода – есть, даже очень неплохой. Но неповторимый лесной воздух наполняет каждую травинку, выросшую там, легким ароматом, от которого просыпается страшный аппетит. Я иду по нескошенной лужайке позади Деревни Победителей, насвистывая странно знакомый мотив, на какие-то мгновения возвращающий меня в беззаботное детство, если его можно было так назвать…
Мой дом светится белизной в окружении насыщенно зеленого ореола из недавно высаженных деревьев и кустарников, многие из которых были пахучей примулой, другие жасмином, еще не начавшим цвести, а некоторые яркой сиренью, распространяющей свой удивительный запах по всей округе. Понадобились сотни таких кустарников, чтобы избавить город от хранившегося буквально в почве и здешнем воздухе запахе гари. И если дороги и тротуары перед Площадью и центральными улицами были вымощены гладкими плитками, такими как в Капитолии, то чуть дальше сквозь газоны все еще просачивался смертельно-черный цвет прошлого. Страшного, воинственного, удушающего прошлого…
Прошел всего год после свержения Сноу. Но Дисктрикт12 еще не ожил, еще не отряхнулся от тяжелейшего груза трагедии. Многие из выживших собрались в один сплоченный район, навсегда закрыв подходы к Шлаку и Луговине, ставшей мемориалом, где покоятся сотни погибших в Войне за независимость. Я редко там бываю, все никак не могу привыкнуть к высеченному на отполированном граните имени моей Прим… Но Пит упорно заставляет меня туда ходить хотя бы в ее день рождения. И это, наверное, единственное, что я буду делать с полной ответственностью. Без упоминания. Такое не забудешь, верно? Кто-то сказал, что время лечит. Хеймитч на это имеет свое мнение: «Не знаю, как там со временем, но вот это, - и он поднимает бутылку ликера, - немного отпускает!» А потом смеется. Только не весело от этого смеха становится, а как-то… безнадежно. Не вернуть тех, кого больше нет. И жить остается только ради себя и тех, кто рядом. У меня есть Пит. А еще куча воспоминаний… Страшных и не очень. Горьких и отчаянных. Сильных и прикрытых сероватой дымкой защищающего мое сознание восприятия того, что было. Стресс и длительная депрессия сделали свое дело. Я стала пустой, как мой дом, когда я в нем одна. Но к счастью, такое в последнее время бывает редко. Я привыкаю к посетителям. Редким, но почему-то очень желанным, несмотря на мое сознательное отчуждение. Я долго не подпускала к себе никого, кроме Сальной Сэй, ее внучки, Хеймитча, которому, впрочем, до меня было мало дела, и Пита, без которого я просто больше не представляла себя…
Как я к этому пришла? Почему я открылась ему? Почему мне так сложно без него?
Нам больше не надо выживать. У нас у обоих достаточно средств, чтобы обеспечить себе и нашим… черт, забываю, что у нас больше нет семей… Но ведь когда-нибудь будут? У Пита – точно. Он заслуживает счастья. У нас у обоих есть все, что необходимо для жизни: дом, деньги, кое-какая работа. Пит восстановил пекарню вместе со своими старыми приятелями по школе, у которых не осталось домов. Теперь и они живут в центре Двенадцатого. Все мануфактурщики теперь здесь живут. Потому что вместе не так паршиво вечерами. Потому что они до сей поры собираются каждый день с наступлением сумерек у кого-нибудь из них и говорят, говорят, говорят… Иногда зовут нас с Питом. Они не просят рассказывать об ужасах Войны, они их видели. Они просто хотят быть с нами, с героями, поближе. Это вселяет им чувство безопасности. И меня это до сих пор удивляет. Ведь я никогда не приносила ничего, кроме горя… Столько людей погибло из-за меня. Пит кричит иногда, требует, чтобы я больше не говорила ничего подобного, утверждая, что любой мог пойти за мной и в огонь, и в воду, потому что было, за что любить. Но ведь и его тоже есть, за что любить, не правда ли? И я люблю… И понимаю это всей своей сущностью, что именно из-за этого я не могу быть долго без него. Мой Пит…
Вчера я впервые его поцеловала. Не из-за безысходности или отчаяния, как на Играх; не для того, чтобы заставить успокоиться, как во время штурма Капитолия; а просто так, потому что мне захотелось.
Мурашки по коже, когда вспоминаю то удивительное ощущение от прикосновения его губ. В груди, кажется, поднимается теплый воздушный шарик, отчего становится трудно дышать, но на лице растекается довольная улыбка. Это мой поцелуй. Наш. Общий. Мы оба этого хотели. Я знаю это. Потому что только любимые руки могут быть такими теплыми и мягкими, скользя по спине. Только стон истинного желания может вырваться из прижатых губ, заставляя медленно сходить с ума… И когда мы прижимаемся лбами, едва дыша и ничего не соображая, его слова, срывающиеся с губ, кажутся бальзамом для моей искалеченной души: «Я так долго этого ждал…»
И я поняла в этот момент, что люблю его. По-настоящему, так сильно, что хочется кричать об этом всем в округе. Я его настолько люблю, что готова все отдать, лишь бы он был рядом всегда.
Корзинка едва не выпадает, когда я вижу Пита возле моего дома. Он удивительно хорош в этом кремовом балахоне с капюшоном, который надевает прохладным утром перед работой. Его дом стоит совсем рядом, всего через несколько метров от моей лужайки и каждый день, за завтраком, я с удовольствием наблюдаю, как он машет мне рукой с крыльца, уходя в город. Но иногда он спит со мной… Как вчера. Мы целовались всю ночь напролет. Пит был нежен настолько, что мне хотелось плакать от счастья. И под утро, когда я окончательно сломалась под чарами Морфея, он снова прошептал мне в волосы: «Я никогда от тебя не уйду».
- Охотилась? – его улыбка озаряет все вокруг, мне приходится хмуриться немного. Но я не могу не ответить ему тем же.
- Да, не могу дома усидеть, как видишь…
Он подходит ко мне и целует в висок.
- Давай помогу. Мы на сегодня работу закончили, так что я пришел помочь тебе с обедом.
- А Сальная Сэй? – отдаю ему корзинку и снимаю свой лук, вешая его на крючок у двери.
- Сегодня к нам приезжает комиссия из Капитолия. Будут решать, сколько средств стоит выделить еще на восстановление города. Она решила поучаствовать в обсуждении.
- Не думаю, что кто-то ее послушает… - проговариваю я, прекрасно понимая, что так и будет.
К сожалению, если убрать жестокость и бессмысленность правления Сноу, то я не могу сказать, чем именно изменилась наша жизнь теперь, при новой власти. Я не спорю, стало намного, в тысячи раз, легче. Но мы по-прежнему боремся за жизнь. И нас по-прежнему окружает забор с электричеством, который я все еще незаконно пролажу, чтобы охотиться. Но теперь я делаю это скорее для души. К тому же мы с Питом получаем хорошие деньги, правда, я до сих пор плохо понимаю, за что именно? За наше геройство? Смешно, нас обоих чуть не казнили перед тем, как отправить сюда. И все же этого не случилось. Более того, спустя полгода после суда нас приставили к награде… Но какой смысл в наградах, когда некому ими гордиться?..
- Ничего, Китнисс, все будет в порядке. Ты должна это понимать, - он нежно прикасается пальцами к моей щеке. Мне так хорошо, что я готова замурлыкать. И я наклоняюсь, чтобы прикоснуться губами к его губам, запечатлев мягкий поцелуй, похожий на теплый южный ветерок.
- Я думаю, нас наконец-таки оставили в покое, тебе так не кажется? – говорю я, справившись с дыханием. Мне хорошо с ним, и я никак не хочу останавливать наши ласки.
- Я продолжаю в этом верить, - лукавый взгляд, улыбка одними глазами – как я могла этого не видеть раньше? Ах, да, мне было не до этого… Я пыталась выживать.
Пит вырывает меня из мрачных раздумий, нечаянно уронив ложку на пол. Не специально… Просто его что-то отвлекло, и поэтому он как-то странно смотрит на дверь. Я не хочу оборачиваться, так как в его взгляде читаю тревогу, и мне это не очень нравится. Я стала подозрительной, не спорю. Но тут явно не паранойя. И я не хочу оборачиваться. Не знаю, почему…
- Привет, - говорит Пит тихо нашему гостю. Его лицо становится каким-то серым, он не моргает и продолжает смотреть на дверь.
Гость не отвечает. И дикая напряженность, витающая в кухне, заставляет меня развернуться ко входу.
Прежде, чем я успеваю подумать о предсказуемости и непреодолимой жестокости моей судьбы, волна адской боли накатывает на меня мощным цунами.
В дверях стоит Гейл. Красивый, сильный и отчужденный.
