Глава 1Многоуважаемые и горячо любимые читатели!
Должна предупредить, что:
1)в фике есть несколько незначительных отступлений от канона, часть из них - в хронологии, однако на дальнейшее течение событий поттерианы эти поправки не влияют, так что прошу мне их простить;
2)могут встречаться отдельные переклички с другими моими канонными фанфиками, ибо канон, с точки зрения автора, един и невариативен.
Буду рада любым комментариям за исключением мата и тухлых томатов!)))
------------------------------------------------------------------
… и за облаками
Вы больше не вспомните то, что здесь было,
И пыльной травы не коснетесь руками…
ДДТ, «В последнюю осень».
1. Лили Поттер.
После Чемпионата мира по квиддичу 1980 года, проходившего в СССР, Сириус прозвал их с Джеймсом дом «Лосиным островом» - по названию какого-то московского (или ленинградского?) заповедника.
Это и неудивительно: все подушки в доме Поттеров и, разумеется, любимая кружка Джима были украшены изображениями оленей с поистине роскошными рогами, а маленького Гарри тотчас после рождения окрестили просто - «Бэмби».
Лили устало улыбнулась, опустив на кухонный стол доверху наполненный чайник, и с бокалом в руке направилась в гостиную. Сохатый – кто бы мог подумать! – все еще сидел у колыбельки сына, за которым жена просила его присмотреть, пока сама будет готовить ужин. Малышу со вчерашнего дня нездоровилось: он много плакал и никак не мог уснуть, так что Лили совсем извелась и едва не решилась в панике настрочить просьбу о помощи Августе Лонгботтом, которая стала для них с Алисой ходячим справочником по уходу за детьми. К вечеру, правда, Гарри почти успокоился, так что она даже позволила Джеймсу ненадолго подменить ее возле кроватки сына.
И теперь Сохатый с комически серьезным выражением на лице взирал на маленький запеленатый комочек, мирно сопящий в колыбели, только изредка с затаенной тревогой поглядывая на часы. Жена остановилась в дверях, разглядывая эту идиллическую картину. Разве могла она предположить еще три года назад, что и для неугомонного Поттера найдется узда, способная удержать его дома, вдали от друзей даже в ночь полнолуния – а вот вишь ты! Сидит, и даже словом не намекнул ей за весь этот беспокойный день, что ему не хочется подводить своих ненаглядных Мародеров…
- Джим!
Он вздрогнул, прижал палец к губам:
- Тише, Гарри спит!
- Чай будешь? С жасмином.
Сохатый скорчил обиженную физиономию, сразу став на несколько лет младше:
- Только чай?! Я голоден как волк!
И споткнулся, как видно, опять вспомнив о Римусе. Лили понимающе вздохнула:
- Ладно, Джеймс Поттер, считай, что я оценила твою преданность семье и дому… А теперь ноги в руки и бегом к своей стае!
- Ты помнишь?! – широко раскрыл глаза Сохатый.
- Боже, конечно, помню! Да в этом доме все календари – лунные!
Джеймс издал нервный смешок, снова оглянувшись на часы, и ринулся было к двери, но тут же резко затормозил:
- Лил, ты уверена, что справишься тут одна? Тебе бы выспаться…
- Все равно не усну, - она пожала плечами, присаживаясь на кресло у кроватки сына. – И потом, Лунатику сейчас точно хуже…
- Я люблю тебя, Лили Поттер! – почти в голос проговорил муж, на что она предостерегающе зашипела:
- А ну-ка тише!
Но маленький Гарри только сжал маленькие кулачки и продолжил тихонько сопеть что-то, не обратив ни малейшего внимания на шум.
2. Римус Люпин.
Их не было. Обычно ребята собирались у него часам к восьми-девяти, наскоро пили чай, и потом аккуратно трансгрессировали в заранее выбранное место в лесу.
Однако сегодня с самого утра все пошло не так. Когда Рем вернулся с очередной подработки, в гостиной его ждала миниатюрная сова Питера: друг предупреждал, что на него неожиданно свалилось ночное дежурство по отделу. Это бы еще ничего, отсутствие крысы мало что меняло в их планах, все равно основную работу по дрессировке волка выполняли Сохатый с Бродягой… Но теперь вот опаздывал Джеймс, да и Сириус тоже – хотя для последнего это было не так уж и удивительно.
Римус, глубоко вздохнув, заставил себя не смотреть за окно, где на заводские трубы уже опускались мрачные лондонские сумерки. В конце концов, ребят можно понять: у Джеймса совсем маленький сын, в такое время ни одна мать не отпустила бы мужа мотаться Бог знает где, да еще и ставить на карту собственное здоровье. Питер не может рисковать карьерой, Сириус… Знай он Бродягу чуть хуже, непременно подумал бы, что тот задержался на особенно пылком свидании, но опыт многих лет показывал, что есть обязанности, которыми друг по столь несерьезным причинам не пренебрегал. Полнолуния в это число определенно входили. Неужели что-то случилось? Орден…
Люпин подавил желание отправить сову Джеймсу, чтобы узнать, не случилось ли чего с Бродягой. Если бы произошло что-то действительно важное, ему бы обязательно сообщили; а напоминать сейчас Джиму о себе и своих проблемах значило бы отвлекать его от семейных обязанностей, которые для нынешнего, выросшего Сохатого были, безусловно, на первом месте.
В комнате постепенно темнело, и она казалась все более нежилой. Если при дневном свете в рассохшемся шкафу были видны кое-какие припасы, на старом, из родительского дома привезенном диване – связанный мамой плед, а у стены на полу – несколько стопок книг, то с наступлением сумерек отчетливо различались лишь очертания убогой, покосившейся мебели, окна без штор и металлическая клетка в глубине комнаты, резко выделявшаяся на фоне светлых обоев.
Клетка, в которую ему волей-неволей придется забраться, если ребята не появятся.
Римуса передернуло. С тех пор как друзья узнали, кто он, ему крайне редко приходилось оставаться одному в полнолуние. Дома с ним рядом была мать, и, хотя он этого и не осознавал, ему все-таки становилось легче. В Хогвартсе Мародеры заявлялись в больничное крыло с самого утра, стараясь отвлечь его от мыслей о пережитом; а после окончания школы они и вовсе были с ним почти каждую трансформацию.
Наверное, он и впрямь становится трусом, раз смириться с собственным проклятием ему сейчас куда тяжелее, чем в детстве. Как-то же он терпел на первом курсе и ту же боль, и ту же до отвращения доходящую ненависть к себе наутро, когда в очередной раз обнаруживал Визжащую Хижину усеянной обломками мебели!
Горько усмехнувшись, Люпин залпом выпил стоявший на столе стакан сливочного пива и решительно направился к клетке: ну что ж, оборотень, если уж ты так боишься, придется тебе провести внутри лишних часа полтора, это будет тебе неплохой наукой! Таким, как ты, нельзя расслабляться, надеясь на кого-то другого. Даже если это лучшие друзья, каких ты только мог пожелать, у них все-таки могут найтись дела поважнее, чем нянчиться с твоими фобиями!
Низкая дверца клетки слегка заскрипела, когда Римус, опустившись на колени, потянул ее на себя, но этот неприятный звук потонул в знакомом голосе, неуверенно проговорившем:
- Лунатик, ты чего?!
Глава 23. Джеймс Поттер.
Сохатый, в отличие от Сириуса, перестал наслаждаться прогулками в полнолуние уже давно, после той истории со Снейпом, едва не попавшим к Люпину на обед. Может быть, это потому, что ему, а не Бродяге пришлось в человеческом обличьи заглянуть в Хижину и вытащить оттуда оцепеневшего от ужаса слизеринца, который - надо отдать ему должное - даже в таком состоянии умудрился поблагодарить его, на что Джеймс ответил… не самым лучшим образом. Впрочем, как подозревал Поттер, если бы не пережитый Снейпом шок, благодарности от врага он бы не дождался.
А может быть, потому, что не Сириус наутро рассказывал Лунатику, что случилось прошлой ночью - Джеймсу, при всем его легкомыслии, и сейчас больно было вспоминать, как друг, выслушав все молча, с застывшим лицом, вдруг уткнулся лбом в колени, стиснул руками виски, силясь сдержать не слезы – что-то куда более страшное, рвущееся изнутри, словно наследственное безумие или вселившийся демон. Тогда Джеймс, преодолев предательский страх (впервые в жизни он боялся Лунатика-человека, а не волка), пересел на койку друга и просто молча обхватил его за плечи, дожидаясь, когда уймется пугающая дрожь. А после того, вернувшись в спальню, сбил Бродягу с ног парой яростных ударов.
И с тех пор стал понимать: то, что для них троих было весельем, для Римуса - проклятием.
Странно было, что Лили, кажется, разобралась во всем куда быстрее. В первый момент Джеймс как-то даже испугался, увидев, как легко его невеста приняла новость: он-то ожидал скандала, слез, может быть, даже ультиматума и отчаивался, не зная, как выбрать между любимой девушкой и другом. Но Эванс, его удивительная и непредсказуемая Эванс, просто учинила им допрос, заставив рассказать заодно и об анимагии, и решительно прервала все попытки Римуса завести его обычную самоуничижительную шарманку.
И больше об этом почти не говорила. Не чаще, по крайней мере, чем о многочисленных девушках Сиу или вечно не глаженных рубашках Питера.
Тем больше Сохатый удивился, найдя как-то на ее книжной полке с десяток сочинений, посвященных ликантропии, а также несколько журналов по защите от темных искусств и брошюрок о недавних открытиях в мире магических существ… А теперь вот еще выясняется, что и за полнолуниями она следит не менее внимательно, чем сам Джеймс!
Занятый неожиданно нахлынувшими воспоминаниями, Поттер накинул плащ наизнанку, ласково поцеловал жену, не успевшую сделать ему замечание, и трансгрессировал на порог лачужки Римуса. И замер: Лунатик, стоя на коленях возле проклятой клетки, дрожащими руками распахнул дверцу и явно размышлял теперь, как бы забраться внутрь.
Мерлин, да там места едва хватало уже тогда, когда Рему было только пятнадцать! Что на него нашло?!
- Лунатик, ты чего?! – выдохнул Джеймс, уже предчувствуя ответ.
Тот, не вставая, медленно обернулся:
- Сохатый? Я думал, ты… Послушай, Джим, не надо было оставлять Лили!
Поттера захлестнуло острое чувство вины, перемешанное с обидой на друга за его неистребимое недоверие ко всем и вся, и он заговорил почти резко:
- Думал, мы не придем?
И тут же одернул себя, заметив, как Римус вцепился в брусья клетки:
- Джеймс, я вполне могу справиться с этим сам, вам необязательно бросать все дела ради такой ерунды…
Сохатый грустно усмехнулся:
- Я так и думал, Лунатик. То-то у тебя руки трясутся, как после бутылки огневиски, которого, кстати, ты не пьешь.
- И правильно делает! – раздался от дверей запыхавшийся, но веселый голос Питера. – Огневиски – жидкая смерть!
4. Сириус Блэк.
Лили совсем было задремала в кресле после безуспешных попыток вникнуть в статью Скамандера про закарпатских оборотней, когда защитное заклинание вдруг что-то пробурчало и входная дверь, заскрипев, разразилась надсадным кашлем вперемежку с руганью.
Поспешно наложив на вход в детскую заглушающее заклинание, колдунья кинулась в холл:
- Господи, Бродяга, что ты тут…
- Джей дома?
- Нет, - покачала головой Лили, - он у Рема.
- Слава Мерлину, - просипел Сириус, изрядно удивив Лили, и прислонился спиной к косяку двери, нервно откинув волосы со лба.
Он выглядел не просто уставшим или огорченным, а совершенно задавленным – таким она Блэка, который всегда напоминал ей русскую куклу-неваляшку, никогда не видела.Одно то, что он явился в их дом в таком состоянии, уже пугало: это Сиу-то, всегда до последнего скрывавший ото всех свои беды! Что должно было случиться?
Лили шагнула к нему ближе, встав на цыпочки, ухватила за плечо и скомандовала:
- Шагом марш в кабинет Джима!
Он послушно отстранился от стены, пошатнулся, словно с трудом вспомнив, как нужно ходить, но все-таки двинулся вслед за девушкой.
Уложив его на диван, Лили кинулась на кухню, разлила чай, антипохмельное и успокоительное зелье по стаканам и, прихватив с собой тарелку с кексами, вернулась к гостю.
Тот лежал теперь лицом вниз, уткнувшись в ее любимую подушку и судорожно всхлипывая. Женщина аккуратно поставила поднос на стол, невольно подумав, что от антипохмельного зелья сейчас станет только хуже: трезвый Сириус был Блэком ровно настолько, чтобы не плакать. Ни при каких обстоятельствах.
Когда она мягко дотронулась до его спины, Бродяга резко выдохнул, отстраняясь, и вжался в сгиб дивана, словно пытаясь от нее спрятаться. Лили настойчиво потянула его за плечи, развернув к себе:
- Сиу, пожалуйста! Одному только хуже…
Он попытался вырваться, спрятав лицо в ладони:
- Лили…
- Просто расскажи.
Затихнув на мгновенье, он вдруг порывисто сел, спустив ноги с дивана:
- Регулус. Он погиб.
Лили смотрела на него перепуганными глазами. Да, она знала, что братья Блэки не ладят между собой, что ходят слухи о приверженности младшего к доктрине Лорда – но разве она сама не плакала бы, случись что-то с Петуньей?
- Господи, Сириус…
Она вовремя оборвала незаданный вопрос, сообразив, что другу сейчас, наверное, не очень-то хочется делиться подробностями, но тот то ли угадал, что она хотела сказать, по тону, то ли просто считал нужным объяснить:
- Он… был Пожиратель, Лил… Сунулся в какое-то темное дело, и…
Лили прикусила губу, тщетно стараясь успокоиться. Она не так хорошо знала Регулуса, чтобы действительно горевать о нем, но тот мальчик с чуть тревожными глазами и отчаянно гордой осанкой, которого она помнила, не заслуживал такой судьбы.
Горький осадок в душе от несправедливости происходящего испугал ее саму: истинная гриффиндорка, она всегда верила в существование в мире непреложных ценностей, но теперь, в этой войне, им так сложно было отличить друзей от врагов… Может ли она жалеть о гибели Пожирателя смерти? Стала ли бы она сочувствовать Сириусу, если бы видела своими глазами нападения на магглов, в которых участвовал Регулус Блэк?
- Это были инферналы…
Подняв голову, Лили чуть вздрогнула: лицо друга совершенно окаменело, взгляд был таким, словно смерть брата сейчас повторялась у него на глазах. Сама чуть не плача, она присела перед Сириусом на корточки, успокаивающе положив ему руки на плечи:
- Не надо про это…
Он чуть расслабился и довольно осмысленно посмотрел на нее:
- Лил, понимаешь, я… я должен был знать, как…
Неужели он… Сердце у Лили заныло: как же она раньше не сообразила, что Сириус наверняка в первую очередь ринулся выяснять отношения с родственниками на той стороне?! Господи, да ведь с Бродяги сталось бы и заавадить кого-нибудь ненароком!
- Сириус… Ты ведь не наделал глупостей?
Тот упрямо сжал губы:
- Смотря что считать за глупости. Я только побеседовал с кузиной.
Лили передернуло от его тона: таким голосом Бродяга мог говорить только об одной из своих двоюродных сестер, даже Нарцисса такой злости явно не заслуживала.
- Беллатриса?! Боже, ты с ума сошел… Это же чистой воды самоубийство!
Сириус снова уткнулся лицом в ладони:
- Уж лучше бы она меня убила…
- Что?!
- Господи…
Он вскинул глаза и заговорил быстро, лихорадочно, путаясь в словах:
- Это я его предал, Лил, я ушел и оставил Рега одного, среди этих ублюдков… кем, я думал, он станет? Если бы я не был таким эгоистичным идиотом, я б хоть догадался с ним поговорить, разобраться, а так Белла о нем заботилась больше, чем я…
- Не надо так, Сириус! – Лили повысила голос, по опыту зная, что при случае в самобичеваниях Блэк может превзойти даже Люпина. – Подумай сам, если бы Регулус попытался переманить тебя на свою сторону… да даже просто на свой факультет, в конце концов! – ты бы согласился?!
- Я старший, Лил, я должен был…
- Бродяга, послушай, вы оба были еще детьми, когда все это началось! Ты ничего не смог бы поделать… Просто у тебя был сильный характер, а у твоего брата его не было. В конце концов, я же не схожу с ума из-за того, что…
Она прикусила язык, чтобы не сказать лишнего.
На самом деле, было кое-что, позволявшее ей понять терзания Сириуса, хотя, конечно, до таких самообвинений она не доходила. Просто порой ей казалось, что, не случись на пятом курсе ее глупой ссоры с лучшим другом, она могла бы еще суметь преодолеть его склонность к темным искусствам, - а теперь уже несколько знакомых орденцев свидетельствовали, что видели Северуса в числе Пожирателей Смерти.
На этот раз Сириус возражать не стал, но, присмотревшись к нему, Лили поняла, что дело не в ее уговорах: друг выглядел настолько измотанным, что, видимо, ему не хватало сил даже на возражения. Она вздохнула:
- Может быть, попытаешься уснуть? Я налью успокоительного…
Сириус только безразлично пожал плечами; его истерика, кажется, сошла на нет, сменившись молчаливым шоком, чем Лили воспользовалась, чтобы заставить его выпить лекарство:
- Ложись, я сейчас принесу одеяло…
- Лил…
- Да?
- Прости, что я так… ворвался.
- Вот еще глупости, - тихонько вздохнула Лили. – Спи уже, горе луковое!
Проведав Гарри, она присела рядом с тяжело задремавшим Сириусом, накрыла его лоскутным тоненьким пледом и провела рукой по разметавшимся чуть влажным от слез и пота кудрям. Бедные мальчики. Господи, лишь бы только, когда Гарри подрастет, война уже кончилась!
_________________
Прошу фанатов канона не бить автора тапками по голове, ибо автор прекрасно знает, что Регулус погиб не в восьмидесятом, а в семьдесят девятом году! Но искусство требует жертв...
Глава 35. Люциус Малфой.
Нарцисса, решительно запретив домашним эльфам беспокоить ее, заперлась в комнате уже около трех часов назад, и Люциус метался по коридорам, не находя себе места от тревоги за жену.
Смерть Регулуса оказалась для Цисси тяжелым ударом: Рег был единственным Блэком, с которым она продолжала поддерживать связь. Ни Андромеда, ни Сириус даже не пытались вновь наладить контакты с сестрой, а неуемный фанатизм Беллы делал общение с ней все более и более невозможным.
Самому Люциусу не было дела до родственников жены, но ради спокойствия Нарциссы он бы, пожалуй, даже согласился принимать у себя Андромеду, - если бы это не было откровенным вызовом убеждениям Лорда. Поймав себя на столь кощунственной мысли, Малфой выпрямил спину и окинул холл тревожным взглядом, словно боясь, что кто-то может прочесть его мысли.
Тревога оказалась не напрасной: с холста на лестничном пролете на сына презрительно взирал портрет АбрахасаМалфоя.
- Думается, я допустил какой-то просчет в твоем воспитании, раз ты сделался таким сентиментальным идиотом, Люциус. Тебе следовало бы радоваться смерти наследника Блэков.
- Наследник теперь снова Сириус, отец, - сухо возразил тот, тщательно скрывая обиду. Отец никогда не считал его таким уж ценным приобретением, он предпочел бы иметь сына с более жестким характером. Кого-нибудь вроде Беллатрисы в мужском обличьи.
- Не имеет значения. Этот предатель едва ли станет достойным продолжателем рода. А у Беллатрисы только дочь. Твой сын будет одновременно наследником крови Малфоев и Блэков, а ты горюешь о каком-то двадцатилетнем щенке, сунувшем свою пустую голову прямо в ловушку?!
Люциус вспыхнул:
- Он кузен моей жены, отец!
Абрахас тонко улыбнулся своими сухими до голубизны губами:
- Это еще не значит, что ты должен оплакивать его в одиночестве. Вполне достаточно сделать это публично. Неужели ты не способен усвоить даже такое простое правило?!
- Не нужно меня учить! Теперь я глава рода, и твое мнение я учитывать не намерен!
- Не ты, Люциус. Не ты. Твоя жена.
Стиснув зубы, чтобы не выругаться, Малфой ринулся по лестнице вверх и остановился, только выйдя на витой балкон, нависавший над окнами Нарциссы. Даже отсюда было слышно, как надрывно она плакала; Люциус вцепился в перила, не обращая внимания на впившуюся в ладони металлическую резьбу, и закрыл глаза.
Убрать портрет. Что ему стоит просто вышвырнуть его из дома, запереть в подземелье, разрезать на мелкие кусочки?! Чего ради каждый день выслушивать эти ледяные сентенции о том, что он должен стать тем, кем быть не мог и не хотел?
О да, зная Вальбургу Блэк, он прекрасно понимал Сириуса. И завидовал ему отчаянно, со всей злостью труса, не сумевшего повторить его отречение. Ни садистские воспитательные методы отца, ни забитые замечания матери, ни до костей пробирающий холод в Мэноре так и не смогли заставить мальчика пойти против семьи, - а ведь он, будучи, в отличие от Блэка, единственным наследником, мог бы даже суметь настоять на своем. И все-таки не сделал ни шага, да хуже того – ни звука не издал, послушно проводя летние каникулы за бесконечной латынью днем и «воспитывающими волю» бдениями по ночам.
И вот теперь, даже после смерти, отец все еще пытается управлять его поступками, словами, даже мыслями! А когда этого не делает он, то делает Темный Лорд.
Люциус решительно развернулся и направился в единственное место, приносившее ему настоящее спокойствие: в детскую. Когда он приблизился к кроватке, он поймал на себе ревнивый взгляд старой эльфийки, которой было поручено наблюдение за его дремавшим малышом.
Драко было всего несколько месяцев, но он обещал вырасти здоровым и умненьким мальчиком; тонкие очертания носа и губ придавали ему аристократический вид, хотя лоб, на взгляд Люциуса, был несколько низковат – тут ребенок пошел в мать Нарциссы, особой красотой не отличавшуюся.
Сжимая кулачки, малыш перевернулся на спину, во сне слегка капризно кривя рот, и что-то невнятно мяукнул, еще не открыв глаз, но уже, кажется, собираясь заплакать. Малфой-старший, взглядом остановив эльфийку, сам поправил сбившееся былона сыне одеялко.
Он сделает так, чтобы Драко любил отца. Что бы там ни говорили эти двое ущербных.
6. Питер Петтигрю.
- Питер? – удивленно обернулся Люпин. – Ты же говорил, что занят?
Тот только небрежно отмахнулся:
- Артур Уизли согласился меня подменить. С его ребятней деньги лишними не бывают…
- С Гарри все в порядке? – спросил он тут же, не поняв предостерегающего взгляда Джеймса.
- К вечеру стало лучше, - неохотно отозвался Поттер. Лунатик, как и следовало ожидать, взорвался:
- Только не говори, что ты бросил Лили одну с больным ребенком!
- Я же сказал: все в порядке! Лили сама меня отпустила…
- О, Мерлин… Джеймс, интересно, ты когда-нибудь повзрослеешь?
- Еще чего не хватало!
Питер, который уже было разместился на диване в стороне от препирающихся друзей, вдруг встрепенулся:
- Так, стойте. А где Сириус?
Лицо Сохатого обеспокоенно вытянулось:
- Понятия не имею, я два дня его не видел… Может, у Маккиннон? У него в ее присутствии совсем крыша едет…
Хвост задумчиво кивнул, соглашаясь. Правда, с его точки зрения, крыша у Сиу была не на месте большую часть времени, и от девушек это ни на грош не зависело. Не то чтобы Питер его из-за этого недолюбливал, но один на один с Бродягой ему часто становилось неуютно, словно друг как-то подавлял его, пригибал к земле своим карнавальным энтузиазмом. Вот и сейчас, увидев, что Сириуса в комнате нет, Питер неосознанно расслабился: некому будет смеяться над его привычкой устраивать всё официально, как сегодня он с Артуром… Сомнений быть не может, что Бродяга ухватился бы за возможность представить поступок друга как Героическую Жертву Дружбе. Не понимая, что для стеснительного и добросовестного Питера это, может быть, и была жертва. Не меньше, чем в школе – отчаянная ложь о проступках друзей в лицо грозной МакГонагалл. И не меньше, чем постоянно поднятая рука на травологии – только для того, чтобы репутация Мародеров не подпортилась из-за его слабой успеваемости.
- Послушайте, идите-ка оба по домам. Все равно без Сириуса…
Джеймс взъерошил волосы:
- Я и один справлюсь, только надо забраться куда-нибудь подальше от людей… В Квентли, например, там никого не бывает.
- Сохатый, это опасно… - начал Римус, но тут же устало поинтересовался:
- Я могу тебя переубедить?
- Нет, - ухмыльнулся Поттер. – Если что, Пит быстро перекинется и оглушит тебя. Не о чем париться, Лунатик!
Конечно, - передернуло Питера, – совершенно не о чем… Что с того, что с боевыми заклятьями у него до сих пор первые пять блинов – комом? И почему, интересно, Сохатый все время об этом забывает? Конечно, сам-то он, видно, так и родился с Превосходно по Защите… Как и Сириус. И Римус. Ну, последний, впрочем, за исключением сопротивления Империусу.
И только у него как всегда ничего не получалось.
Даже трансгрессия, что стало очевидно, когда Джеймс с Римусом спокойно приземлились посреди поляны, а Питер аккуратно впечатался в росшую неподалеку осину.
- Мерлин, Хвост… - закашлялся Сохатый, скрывая смех. – Ты в порядке?
- Почти, - прохрипел тот, с трудом восстановив дыхание. – Перекидываемся?
Люпин, прислушавшись к чему-то внутри себя, кивнул:
- Давайте.
7. Алиса Лонгботтом.
- Элис, я совершенно не склонна давить на вас, но, на мой взгляд, эта ужасная музыка вредит ребенку!
Алиса, нагнувшись к колыбели, шевельнула уголками губ:
- А мне кажется, ему нравится… Посмотрите, он почти улыбнулся!
На суровом лице Августы Лонгботтом любопытство и любовь к внуку после непродолжительной борьбы победили консерватизм, и она подошла к кроватке:
- Ну, если вы так уверены… Мерлин, какой обаятельный мальчик, Элис!
- Так похож на Фрэнка… - по лицу Алисы скользнула тень беспокойства. – Он так и не вернулся?
Она не видела мужа уже три дня и десять часов: он уходил еще до рассвета и не появлялся до поздней ночи. Чем дальше заходила эта война, тем опаснее становились как вылазки авроров, так и задания Ордена; не так давно все они оплакивали близнецов Прюэттов – у Молли от горя едва не случился выкидыш, и страшно подумать, что бы произошло, не окажись рядом Лили с ее дипломом младшего целителя.
На этот раз Алиса решила твердо: как только они увидятся, она настоит на том, чтобы ей вернуться на работу. В конце концов, она уже достаточно окрепла после родов, а Августа вполне сможет присмотреть за ребенком и найти кормилицу… В чистокровных семьях это считалось нормальным, и тем более естественно поступить так в военное время.
Иначе она просто сойдет с ума, переживая за мужа. Уж лучше она всегда будет рядом, чтобы в случае чего его прикрыть!
Августа сухо ответила, делая вид, что не замечает потерянного вида снохи:
- Он предупреждал, что на этой неделе будет очень занят. Какие-то министерские рейды… На вашем месте, я бы побеспокоилась о своём здоровье. Элис, вы же ни крошки сегодня не съели!
- Мне и сейчас не хочется…
- Боже правый, девочка, да что с тобой творится? – с неожиданной тревогой в голосе произнесла Августа, материнским жестом потянувшись ко лбу Алисы. – Температура в норме… Я же сегодня специально испекла пончики, ты их всегда обожала, а тут даже не заметила.
- Простите, - бесцветно отозвалась Алиса. – Я обязательно попробую, обещаю.
- Да Мерлин с ними, с пончиками… - вздохнула Августа. – Ты из-за Фрэнка?
Молодая женщина, осторожно поправив на сыне одеяло, повернулась и, сцепив руки перед собой, призналась:
- Мне страшно, Августа... Я боюсь: вдруг кто-то бросит в него заклятие, а меня не будет рядом, чтобы помочь.
И вдруг всхлипнула, тотчас как-то незаметно оказавшись в объятиях свекрови:
- Он такой рассеянный…
- Он сильный, Алиса. И он, и Поттер, и Кингсли, и Артур… Его и без тебя есть кому защитить. А вот Невилла больше некому.
Та шмыгнула носом, вдыхая запах Августиной жилетки, в котором было что-то от апельсина, древесной стружки и тыквенного сока, и отстранилась:
- Я поставлю чай. Не пропадать же пончикам…
Глава 48. Джеймс Поттер.
Наутро, когда ребята доставили измученного Люпина домой, Джеймс виновато окликнул Питера:
- Побудешь с ним? Беспокоюсь за Гарри…
- Само собой, - пожал плечами тот. – У меня сегодня выходной, так что все в порядке.
- Извини, что я так...
- Да ладно, нашел проблему!
Питер устроился на диване, закинув ноги на подлокотник, и приготовился задремать, как вдруг вспомнил:
- Джей!
Тот обернулся, удивлённый:
- Ну?
- Найди Бродягу, ладно? Он… ну, по-моему, что-то не слава Богу.
Кивнув, Сохатый перешагнул через порог. От слов Питера в душе засела странная заноза: еще в Хогвартсе они заметили, что на Предсказаниях Хвост как-то слишком часто попадает в цель. Пророком он, конечно, не был, но его предчувствия не раз сбывались, так что, пожалуй, о Сиу и впрямь стоило побеспокоиться.
Только сначала – убедиться, что все хорошо с сыном.
«Лосиный остров» крепко спал: огни в комнатах были погашены, и в доме не было слышно ни звука, кроме тиканья маггловских часов Лили. Джеймс на ощупь прошел через темную гостиную, заглянул в детскую к Гарри и насторожился, услышав легкое посапывание из своего кабинета. Неужели Лил уснула на диване?
Распахнув дверь, Джеймс застыл на пороге, привыкая к ярким вспышкам зачем-то горевшего камина, и через миг ахнул:
- Ну ничего себе!
Лили, дремавшая на кресле, пошевелилась и откинула со лба перепутанные волосы:
- Джи-им…
Но Сохатый решительно направился к дивану, кипя справедливым негодованием:
- Значит, пока мы с ума сходим, гадая, где этот идиот, он ночует у меня дома под боком у моей же жены?!
Блэк тотчас встрепенулся, бросив притворяться спящим:
- Эй, да нужна мне твоя Эванс, Сохатый! Помнится, мы курсе на седьмом уже это выяснили…
- Это когда оказалось, что Лили – единственная девушка на потоке, с которой ты не целовался? – прищурился Джеймс. - И то только потому, что она тебя на дух не переносила…
- Скорее потому, что я пожалел нервы одного лохматого Ромео, Сохатый!
- Свою физиономию ты пожалел, Бродяга!
- Хотел бы я посмотреть на то, как ты попытаешься поставить мне фингал!
- Знаешь, я тоже начинаю этого хотеть!
Лили встревоженно наблюдала за всей этой бессмысленной болтовней, пытаясь определить, насколько на самом деле пришел в себя Сириус. Выглядел он абсолютно беспечным, даже несмотря на неизбежное похмелье после вечернего огневиски (или чего другого, она не принюхивалась), но в некоторых жестах Блэка все-таки сквозила вчерашняя опустошенность. Надолго ли хватит его притворства?
Она решительно вмешалась:
- Эй, я тут! И драться в этом доме я вам все равно не позволю, так что: Джим, давай на кухню, поможешь мне накрыть на стол; Сириус – ждем тебя через десять минут на завтрак.
На кухне Лили окликнула мужа:
- Ты заметил?
- Да, - он нервно провел рукой по лбу. – Что с ним?
- Регулус погиб.
- Мерлин милостивый… - Джеймс тяжело опустился на стул, бессмысленным взглядом уставившись на скатерть. – И что Бродяга?
Лили присела рядом и накрыла рукой ладонь мужа:
- Вчера было совсем плохо… Я толком не знаю, но, видимо, он был у Лестрейнджей, выяснял подробности. А потом явился ко мне пьяный и… Господи, да я раньше никогда не видела, чтобы он плакал!
Джеймса замутило. Если к смерти Регулуса имеют какое-то отношение Лестрейнджи, то она уж точно не была ни быстрой, ни безболезненной.
- Эй, и где завтрак? – голос Сириуса вырвал Джеймса из раздумий. Лили поспешно вскочила и забегала по кухне:
- Ничего, подождете, я вам не скоростная метла…
Бродяга сел справа от Джеймса, с задумчивым видом наблюдая за Эванс. Потом вдруг опомнился:
- Джей, а как ночью?..
- Мы с Питом вдвоем кое-как справились, - дернул плечом тот.
Сириус поморщился:
- Прости… Лунатик обиделся?
- Шутишь? Да я в последний раз видел его обиженным на выпускном, когда он сообразил, зачем мы заваливали экзамены!
Джеймс ухмыльнулся, припомнив ту старую историю. Надо признать, выражение лица Люпина – лучшего ученика выпуска стоило чуть подпорченных аттестатов ЖАБА.
- Он вообще чаще обижается на то, что для него делают, чем на то, чего не делают…
Бродяга недоуменно воззрился на друга:
- О чем это ты?
- Он думал, что мы не придем, Сиу, - помрачнел Поттер. – И что так и должно быть.
9. Минерва МакГонагалл.
Хогвартс спал.
За исключением пары-тройки неугомонных влюбленных, решивших прогуляться до Астрономической башни (об этих позаботится Аргус), нескольких рыдающих в подушку от тоски по дому первоклашек да, может, еще одного на всю школу человека, у которого и впрямь случилось что-то серьезное. В тысячный раз Минерва пожалела о том, что не существует магии, позволяющей быстро вычислить этого последнего: скольких бед можно бы было избежать…
Она пробиралась по карнизам к хорошо знакомому окну. Головокружительно далеко, словно в гигантской морской впадине, светились окошки хижины Хагрида и слабые огоньки фонариков на квиддичном поле. Гулять на такой высоте было полнейшим сумасбродством, почти неприличным для ее возраста, но Минерва приобрела эту привычку еще в студенческие годы и отказываться от нее не собиралась. Помнится, когда-то Том неподдельно изумлялся, как это она незаметно пробирается на свое место в комитете старост.
… Помнится, когда-то Том был обычным человеком, - невесело мурлыкнула она себе под нос, - да вот только все в жизни… меняется.
Однако нужное окно как обычно оказалось открытым.
Альбус, конечно, приписывал это своей рассеянности, но она всегда подозревала, что тут не обходилось без менее прозаических мотивов. Впрочем, возможно, она себе льстила.
Спрыгнув с подоконника, МакГонагалл, уже в человеческом облике, провела пальцами по книжной полке рядом с окном:
- И снова полный кабинет пыли, директор… Как вы тут работаете?
Дамблдор, сидевший за письменным столом, оглянулся на нее через плечо с усталой улыбкой:
- Спасибо, что заметили, Минерва. Что бы я без вас делал?
- Ложились бы спать в восемь утра. Питались бы только сладостями. Позволили бы Горацию ставить в расписание гриффиндорцам сдвоенное зельеварение. И, конечно, сделали бы драконологию обязательным предметом… Продолжать?
- Не стоит, - вздохнул маг, наблюдая, как коллега спокойно усаживается в кресло. – Вы, конечно, по поводу новостей… Уже слышали?
- Читала в «Пророке», - резко изменилась в лице Минерва. – РегулусБлэк погиб…
- Вас это огорчило? – Альбус смерил ее пристальным взглядом.
- Регулус был одним из моих лучших студентов... Трансфигурация и Чары – это у них с Сириусом от отца. А вот Зелья – от Вальбурги, это всегда был ее конек.
- Гораций утверждает, что Сириус терпеть не мог Зельеварение.
Она иронически усмехнулась:
- Он и мать не слишком-то жалует. За что, впрочем, не могу его судить…
- Минерва! - голос директора был наполнен возмущением, в то время как глаза смеялись.
- Мерлин, Альбус, не будьте ханжой! Я же не говорю ничего подобного студентам… Сириус, думаю, до сих пор считает, что я не одобряю его разрыва с семьей.
- Минерва, я давно хотел спросить… – он поднялся с места, оперся локтями на спинку своего кресла и сцепил пальцы. – Почему вы остались в школе? Вы были самой красивой выпускницей школы на моей памяти и одной из самых талантливых, к тому же… Вы могли заняться чем угодно, но предпочли возиться с малолетними волшебниками - почему?
Она затаила дыхание:
- Почему? А почему вы, величайший маг столетия, все еще не стали министром магии?
- Я – другое дело, - он ссутулился и продолжил тихо, чуть хриплым голосом:
- Когда-то… я был в ответе за двух детей, но не справился. Теперь отвечаю за этих.
МакГонагалл задумчиво наклонила голову:
- Директор, вы помните Римуса Люпина? Что бы сталось с ним, если бы директором школы были не вы? Или деканом Гриффиндора – не я? Господи, Альбус, да с чего вы вообще задали такой вопрос?
Он помедлил:
- Я боюсь, что втянул вас в дело, которое принесет слишком много огорчений… Эта война не кончится смертью Регулуса. Нас ждут печальные дни, Минерва: еще сотни наших учеников убьют друг друга, а мы ничем не сможем им помочь. Как вы переживете это?
Ее осанка осталась все такой же неприступной, а выражение лица – спокойным:
- Вы ни во что меня не втягивали, директор. Если кто и виноват в чем-то, то только я сама.
В конце концов, разве не она предпочла блестящей карьере в Министерстве возможность каждый день находиться рядом с человеком по имени Альбус Дамблдор?
-------------------------------
Кстати, Автор просит прощения у читателей, которые не любят Питера. Здесь, как вы уже поняли, ужаса и презрения по его адресу не будет. Будет анализ.
Глава 510. Гестия Джонс.
Как метко заметил в своё время Кингсли, она была - «интеллектуальный центр Аврората».
А также:
Лучший аналитик Министерства.
Женщина без недостатков.
И просто – мисс Гестия Джонс, чья жизнь мерно текла по заданной окружности. Пока не появились эти двое и не поставили всё с ног на голову. А потом аккуратно не вернули в исходное положение – но уже с совершенно сбитыми с толку мозгами.
Они приводили в отдел бесчисленных знакомых любого пола. Арестовали Селвина в маггловском торговом центре и сумели убедить магглов в том, что все, что они видели, – съемки фантастического фильма. Стащили у Грозного Глаза его драгоценный справочник по холодному оружию.
Храбрые. Насмешливые. Настойчивые. Они влюбили в себя всю женскую половину Министерства и эту же половину решительно отвергли.
На весь Аврорат заявили, что любой, кто выступит за ужесточение законов против оборотней, – их личный враг.
И почему-то мгновенно избрали ее своим конфидентом и главным помощником во всех сумасбродствах. Причём предложили ей это с таким обаянием, что она не смогла отказаться.
Джеймс Поттер и Сириус Блэк.
Она улыбнулась, вспомнив, как растрепанный Блэк примчался к ней посреди ночи с категорическим заявлением:
- Ты летишь со мной в Эдинбург.
А наутро они, счастливые и вымокшие до нитки под дождем, доставили к Мунго, где рожала Лили, огромного плюшевого оленя из лучшего в Великобритании магазина волшебных игрушек.
Вот тогда она и познакомилась с остальными представителями легендарной четверки.
Петтигрю не произвел на нее впечатления, она бы и лица его, пожалуй, не запомнила, если бы не смешные, слишком ухоженные для его непримечательной внешности усики.
Зато Люпин…
Но в это время в комнату вошел вполне реальный Римус. Надо же, она и забыла, что сегодня его очередь дежурить в штаб-квартире Ордена.
- Добрый вечер, Гестия.
- Здравствуй, Римус, - она окинула его проницательным взглядом. – Неважно выглядишь.
Тот только пожал плечами, вымученно улыбнувшись:
- Просто не выспался…
- Пять раз подряд. Люпин, кому ты врешь?
Гестия раздраженно фыркнула. Не думает же этот чудак, что она не сообразила, кто он?
Но он, видимо, думал. Или, по крайней мере, сомневался.
- О чем это ты?
- О своем, о женском… - вздохнула она. – Расслабься, Римус, я волков не боюсь.
Ах, и непременно это выражение лица: я-должен-объяснить-насколько-я-опасен!
- Гестия, я…
- Я в курсе, кто такие оборотни, Люпин, - она рассмеялась бы, если бы не понимала, что ее собеседник ничего смешного в обсуждаемой теме не находит. – Но если ты не намерен кусаться прямо сейчас, давай поговорим о чем-нибудь более весёлом?
Улыбнулся. Совсем чуть-чуть, почти одними глазами, но все-таки уже что-то. Неожиданно для самой себя Гестия почувствовала неподдельное облегчение; кажется, ее привязанность к этому человеку крепла не по дням, а по часам.
Война. Оборотень. Влюбленность.
Инструкция на тему: «Как сделать из аналитика тряпку».
Приехали.
11. Марлин Маккиннон.
Лили рассмеялась, неловко опустив на стол очередную пару чайных чашек с исчезающими ручками:
- А на мой последний День рождения они притащили настоящий маггловский телевизор…
Марлин, удобно расположившаяся на диване под боком у Сириуса, удивленно подняла на него глаза:
- А смысл? Он ведь здесь все равно не работает.
- Работает, - хмыкнул Джеймс. – Мы его перенастроили на волну французского магического телевидения, а они по полдня транслируют американские маггловские передачи… Ну и, - он перешел на конспиративный шепот, - Лил подсела на какой-то дурацкий сериал…
- Эй, я все слышу! – в гостиную влетели оставшиеся три чашки – для самих Поттеров и Римуса – а за ними угрожающе прищурившаяся хозяйка дома. Сохатый вскинул руки:
- Помилуй, ну я же в хорошем смысле…
- У слова «дурацкий» есть хороший смысл? – невинно поинтересовалась Марлин и рассмеялась, заметив замешательство Джеймса:
- Ладно, Поттер, можешь не отвечать… Лучше объясни, зачем вам вообще понадобился телевизор?
Сохатый и Бродяга одновременно пожали плечами. Объяснил за них Люпин:
- В общем-то, ни зачем. Просто идиотизм – хороший способ попасть в легенду и не затеряться в веках.
Марлин грустно улыбнулась. Она не очень-то верила в жизнь вечную, но память человеческая казалась ей куда более призрачной. А вот для Блэка, она уже поняла, память эта была непреложной реальностью – может быть, потому что за его спиной стояли десятки поколений предков, которых он знал поименно и поступкам которых незаметно для самого себя старался подражать. А может быть, потому что был уверен: его будут помнить, что бы ни случилось, пока жив хоть один из Мародеров.
А кто будет помнить ее?
Или все-таки будут? Вот эти: донжуан Сириус, растрепа Джеймс, меланхолик Люпин, беспечная Лили и стеснительный Питер… Успела ли она запасть им в душу за эти несколько месяцев, что они знакомы; успела ли стать героиней этой сказки, в реальность которой и сама не слишком-то верила?
Чудесная сказка о границ не знающей дружбе, самоотверженной любви и дающем силы семейном уюте… Марлин вдруг поймала себя на том, что думает обо всем этом так, словно собирается вскоре их покинуть. Хотя… есть ли у нее, полукровки, шансы выжить в этой войне?
Она вынырнула из размышлений, чуть отстраненно взглянув на Лили, которая все еще суетилась вокруг стола, и на нетерпеливо ожидавших начала чаепития ребят. И вдруг, неожиданно для себя самой, произнесла:
- Идиотизм – хороший способ попасть в сказку. Для легенды не так важно, как ты живешь, зато важно, как умираешь.
Компания мгновенно затихла, прекратив начатый было разговор ни о чём. Сириус помрачнел и поднял на нее потемневшие глаза; Джеймс, беспокойно встрепенувшись, попытался разрядить обстановку:
- И как, по-твоему, умирают легенды? С криком «На Берлин»?
Она прямо взглянула ему в глаза, вовсе не собираясь оправдываться:
- Тут есть из чего выбирать, Поттер. Можно, например, погибнуть, защищая ребенка, который станет великим магом. Или в бою, рука об руку с любимым человеком. Или просто исчезнуть, чтобы много лет спустя люди гадали, жив ты еще или умер…
Лили присела на подлокотник, прищурилась, словно глядя куда-то вдаль:
- Знаете, а это не так уж плохо… Лишь бы за нашей легендой снова началась сказка, в которой все хорошо кончается.
Глава 612. Нарцисса Малфой.
Оригинальность всегда была их прерогативой, отличительной чертой.
Сестры Блэк не носили платьев модных цветов, не встречались с популярными парнями и заводили филинов вместо сов. Даже теперь, когда от прежней близости между ними не осталось и следа, а Мейди и вовсе порвала всякие сношения с семьей, Нарцисса по старой привычке выбрала из совятни Малфоев именно веррокского филина - из тех, что особенно нравились Андромеде. Впрочем, улыбнулась она, возможно, в этом была и доля хитрости: письмо от той сестры Сириус вскрыл бы непременно, а вот от нее…
Птица сделала круг над Мэнором, освещенным последними лучами заходящего солнца так, что серый камень средневековых стен представлялся роскошным розовым мрамором, и плавно устремилась к ближайшему холму.
Нарцисса проводила ее взглядом и направилась в комнату мужа. Она сделала то, что посчитала нужным, но разговор, который ей теперь предстоит, легким назвать нельзя: не так-то просто будет убедить Люциуса принять двоих предателей крови.
Филин, смутно ощущавший беспокойство хозяйки, летел чуть быстрее обычного и уже в половине двенадцатого спикировал к ярко освещенному окну одного из домов в Годриковой Лощине. Чутье не обмануло его: адресат был здесь, оставалось только подать знак. Он аккуратно стукнул клювом в стекло; молодой человек со странными усиками, сидевший возле окна, неторопливо обернулся, что-то проговорив, и распахнул окно.
Лили поежилась: осень подходила к самому порогу, и воздух по вечерам был уже холодным и неуютным. Однако Питер, так и не закрыв раму, замер с письмом в руках, пока филин, недовольно ухая, дожидался награды за долгое путешествие. Хозяйка дома протянула ему кусочек пирожного, с тревогой взглянув на слегка побледневшего друга:
- Что там, Хвостик?
Тот вздрогнул, словно только очнувшись, и неуверенно окликнул Сириуса, болтавшего о чем-то с Марлин:
- Бродяга… это, кажется, тебе.
- Мне? – удивился тот и с беспечной улыбкой потянулся за пергаментом. Однако, увидев печать с французским девизом, он как-то сник и тяжело опустился обратно на диван. Джеймс обеспокоенно заглянул ему через плечо и чуть не присвистнул:
- Ничего себе…
Блэк обернулся к нему, глаза у него нерадостно сверкнули:
- Я должен пойти.
- Я с тобой, - решительно кивнул Поттер, но встретил неожиданно злой взгляд друга:
- Там будет защита, как в Гринготтсе, Сохатый, да плюс еще куча маггловских штучек для поиска нежелательных гостей!
- Маггловских? – удивился тот.
Сириус закатил глаза:
- Мерлин, Джей, не будь таким наивным! Если мои родственнички презирают магглов, это еще не значит, что они не пользуются их услугами. Когда это выгодно, само собой.
Римус, сообразив, что делиться информацией с остальными никто не собирается, потянул на себя пергамент. Под замысловатой фамильной печатью Малфоев почерком Нарциссы было заполнено официальное приглашение на похороны Регулуса Арктуруса Блэка, эсквайра, для…
- Одного я тебя туда не пущу.
- Даже Белла не настолько сошла с ума, чтобы затеять свару в такой день. К тому же, это приглашение само по себе сильный оберег, так что…
- Мы вам не мешаем?
Джеймс и Сириус привычно виновато вздохнули, переведя взгляды на возмущенную Лили, чем и воспользовался Люпин:
- Приглашение выписано на Сириуса Блэка с одним сопровождающим, так что вы зря потратили пять минут… Джеймс может совершенно спокойно туда пойти.
Поттер, вскочив с места, протянул руку за письмом, уже перекочевавшим от Рема к Лили, а от нее – к Марлин, в то время как Бродяга удовлетворенно отметил с какой-то странной смесью насмешки и гордости:
- Цисси ничуть не поглупела, с тех пор как мы последний раз виделись…
13. Регулус Блэк.
- Первые двадцать слов наизусть, Сириус Блэк, - говорила мать, и он послушно распахивал толстенный французский словарь. Ему было шесть, и он еще верил в то, что родители любят его, а потому упрямо заучивал опостылевшие столбцы, надеясь, что когда-нибудь им будут гордиться.
Много раз потом Сириусу казалось, что его жизнь похожа на словарь, который заполняет он сам и те, с кем ему приходится сталкиваться.
Родители. Чистая кровь. Гордость. Предки. Традиции.
Регулус. Забота. Беспокойство. Привязанность.
Хогвартс. Магия. Свобода. Счастье.
Джеймс. Дружба. Смех. Верность.
Питер. Поддержка. Восхищение.
Римус. Благодарность. Справедливость. Сострадание. Вина.
Снейп. Презрение. Адреналин.
Поттеры. Семья. Доброта.
Лили. Ревность. Преданность. Уют.
Марлин. Любовь.
С каждым шагом по облетающим желтым дождем аллеям поместья Блэков он чувствовал, как входит в этот список еще одно слово, нежданное и слишком непривычное.
Смерть.
Не то чтобы не знал о ее существовании раньше, но разные вещи: знать и видеть в лицо.
Парадная мантия с фамильным гербом шуршала, касаясь надгробий семейного кладбища; Сириус надел ее впервые за много лет, да и вряд ли мог бы объяснить, как она оказалась в его чемодане в тот далекий вечер, когда он, сцепив зубы, чтобы заставить себя не дрожать от слабости и разъедающего одиночества, постучал в окно Джеймса в доме Поттеров.
Если бы Рег тогда сказал родителям хоть слово в его защиту, он бы не ушел.
Но брат, демонстрируя хваленое блэковское хладнокровие, не позволил себе ни слова, ни жеста, пока вышедший из себя отец воспитывал старшего сына убийственной дозой Круциатуса. А потом просто развернулся и скрылся в свей комнате. А Сириус ушел – навсегда.
Так и не разобравшись, был ли ему Регулус братом – или братом был Сохатый, принявший его в дом и ни на секунду не оставлявший наедине с дурными мыслями? Сохатый, шагавший с ним рядом и сейчас, когда того, другого, уже не было в живых…
Нарциссе, как и ее мужу, шло черное, и вместе они смотрелись как никогда эффектно. Отпустив Джеймса поздороваться с Андромедой, которая чувствовала себя неуютно среди давно позабытой чистокровной элиты, Сириус подошел к кузине:
- Добрый вечер, Нарцисса.
Она чуть улыбнулась; очевидно было, что она не ожидала от брата особенного дружелюбия. Люциус холодно кивнул:
- Здравствуй, Блэк.
- И тебе не кашлять, Малфой, - не остался в долгу Сириус.
Тот подозрительно поморщился, но почуять в тоне гостя насмешку так и не сумел.
- Я слышал, вас можно поздравить с наследником?
Сестра слегка расслабилась, и даже глаза ее мужа едва заметно потеплели:
- Мы назвали его Драко.
- Созвездие Дракона, - спокойно кивнул Сириус. – Не стали нарушать традицию, Нарцисса?
Малфой, будто бы собравшись встречать новоприбывших, ретировался так незаметно, что это показалось срежиссированным заранее.
- Я люблю звездные имена. Да, забыла… твоя мать здесь.
Он с трудом удержался от того, чтобы нервно обернуться. Разумеется, он знал, что мать будет здесь, чего бы ей это ни стоило, но был уверен, что она постарается не приближаться к нему ни на шаг. Так что беспокоиться не о чем, так ведь?
- Не думаю, что она мечтает со мной увидеться.
Нарцисса двинулась по боковой аллее, задевая подолом платья неубранные листья:
- Регулус скучал по тебе, Риус. Мы все по тебе скучаем.
- Видимо, не очень-то, - сухо бросил тот, отчего женщина слегка смутилась:
- Он сам мне говорил…
Чувство вины кольнуло где-то под ребрами, и Сириус взглянул в глаза сестре:
- Ты сама в порядке? Я помню, вы всегда дружили…
На ее губах мелькнула мечтательная улыбка:
- Мы были младшими, а это объединяет… Знаешь, я всегда хотела быть похожей на Мейди, а Рег – на тебя. Никак не могу поверить, что…
Нарцисса отвернулась, вцепившись в колючую ветку терновника:
- Этого просто не должно было случиться, он ведь был…
Она осеклась, как будто только сообразив, с кем разговаривает, но Сириус закончил за нее, с горечью выговорив:
- … чистокровным. И ты все еще думаешь, что это имеет значение? Я считал тебя умнее, Цисси.
Женщина вспылила:
- У меня есть муж, Сириус Блэк, и ему решать, на чьей стороне нам быть!
- Я бы на твоем месте задумался, стоит ли позволять Малфою ломать судьбу твоего сына, Нарцисса.
Она вскинула на него голубые, чуть позеленевшие от отблеска сухих листьев, ледяные глаза и, резко развернувшись, направилась ко входу в поместье.
14. Беллатриса Лестрейндж.
- Как бы Сириус ни пытался убежать от своих корней, он все-таки Блэк… И это его погубит, я не сомневаюсь.
Питер вжался в стенку, стараясь не дышать. Какого черта его дернуло в одиночку отправиться в Лютный переулок?!
Голос Беллатрисы за углом дома зло усмехнулся:
- Когда погиб Регулус, его брат явился ко мне с обвинениями, даже не попытавшись выяснить, что именно произошло… Достаточно толчка, и через месяц он будет видеть вокруг только предателей.
- Не понимаю, зачем тебе это, Белла. Так ненавидишь кузена?
- О да, Ральф. С удовольствием посмотрела бы, как этот выродок корчится под Круциатусом… Но дело не в этом. Лорда раздражают Поттеры, а до них не так-то просто добраться. Вот если бы мой дорогой кузен сам постарался разрушить их пресловутую дружбу… Только для начала нужно убрать с дороги эту полукровку Маккиннон. Как утверждает моя романтичная сестричка, «любовь поддерживает веру».
Мужской голос сухо хмыкнул:
- Не думаю, что это будет сложно. Если ты уверена…
- Можешь не сомневаться, Ральф… Я знаю Сириуса как себя саму, мы слишком похожи, чтобы я могла ошибиться. Он не устоит.
Глава 715. Питер Петтигрю.
Удаляющиеся шаги вывели Питера из состояния немого шока, в который поверг его подслушанный разговор, и он кинулся прочь из Лютного переулка, не замечая ни начинавшегося дождя, ни недобрых взглядов прохожих.
Там, возле лавки, ему на мгновение почудилось, что он давно ждал этого дня и этого холодного, потрескивающего от наслаждения голоса за поворотом… Ему всегда казалось странным, что никто, кроме него, не замечает в Сириусе (рядом с ним?) неотторжимой тени, толкающей его на жестокие и несправедливые поступки. Дамблдор считал Бродягу легкомысленным, Римус – слишком импульсивным, Джеймс и вовсе не желал видеть в друге недостатков; но никто и никогда не заглядывал за завесу его обаяния, чтобы разглядеть все то блэковское, что было заложено в его крови.
Только Питер, с самого первого дня страдавший от бесцеремонных подколок друга, порой замечал в его глазах не добродушный смех, а глубоко запрятанную злобу на собственную неспособность противостоять фамильным инстинктам. Сириус любил повелевать и быть на виду не меньше, чем Джеймс, но у Джима это выглядело только баловством, у Бродяги же…
Эта Лестрейндж права: если натолкнуть Сириуса на нужную мысль, удержать его от необдуманных действий будет ой как непросто.
Питер, окончательно промокнув, завернул в какое-то кафе и обессиленно плюхнулся за столик. Он всегда знал, что это случится… Слишком мало общего было между ним и блестящим блэкопоттеровским дуэтом, чтобы такая дружба могла оказаться прочной. Если бы еще не война – но она пришла, и разве можно было всерьез доверять кому-нибудь вроде него, Питера (не слишком храброго, не слишком самоотверженного, не слишком сообразительного)? Да даже Римус с его ликантропией и виноватой скрытностью неизбежно должен был рано или поздно вызвать подозрения. Не у Джеймса – Петтигрю был достаточно умен, чтобы понимать, что Сохатый поверит в любое, даже самое невероятное оправдание, лишь бы не сомневаться в друзьях. Но Сириус… Тот, с ледяными глазами и презрительной улыбкой отправивший Снейпа попытать судьбу в Визжащей Хижине, - мог ли он не усомниться?
Питера знобило. Белокурая официантка поставила перед ним чашку кофе (когда он успел его заказать?), но поднести ее к губам, не расплескав содержимое, он так и не смог. Оставив бессмысленные попытки, Питер закрыл руками лицо, преодолевая подступивший к горлу страх.
С самого детства он никогда не оставался один. Сын чрезмерно заботливой матери, всегда окруженный чуть слащавой, но все же искренней любовью, Питер никогда не знал одиночества до поступления в Хогвартс. Но и здесь ему вдруг сразу и невероятно повезло: что-то подтолкнуло его тогда помочь Джеймсу с Сириусом устроить для сумрачного, вечно замкнутого в себе однокурсника со странным именем Римус настоящий волшебный День рождения. И одиночество вновь отступило, спряталось за мародерской удалью, бесконечными шутками и поттеровой непоколебимой верой в дружбу.
И вот теперь снова… Что станется с ним, окажись он вышвырнутым из единственной компании, в которой чувствовал себя своим? Питер вздрогнул, отгоняя пугающие фантазии: его предчувствия сбывались достаточно часто, чтобы он научился их опасаться. В любом случае, основной задачей сейчас было предупредить ребят об опасности, грозящей Марлин.
Через полчаса на кухне у Поттеров уже шкворчало на сковороде масло, хмурилась Лили, а Джеймс, запустив руку в волосы, переспрашивал:
- Слухи? Пит, да в Министерстве вечно выдумывают какие-то заговоры Пожирателей, нашел кого слушать… Нет, если тебя это беспокоит, я попрошу Кингсли присмотреть за домом Маккиннонов, но, по-моему, все это ерунда.
Питер опустил глаза, набираясь смелости рассказать, откуда на самом деле узнал о предполагаемом нападении, но… не мог же он объяснить, что был слишком испуган и растерян, чтобы последовать за Беллатрисой и дослушать разговор, раз уж ему подвернулся такой фантастически удачный случай? Только не Джиму…
16. НимфадораТонкс.
- Мейди, твои защитные заклинания – просто анекдот какой-то!
Тонкс, подпрыгнув, выскочила из-за стола и с восторженным воплем ринулась в холл:
- Риус!
Впустив в дом поток осеннего воздуха, Сириус подбросил малышку в воздух:
- Привет будущим аврорам!
- Поставь меня! – рассмеялась девочка, но, снова оказавшись на земле, вдруг расширила глаза и, смущенно охнув, покраснела:
- Здравствуй, Римус…
Люпин, аккуратно прикрыв дверь, улыбнулся:
- А ты подросла с тех пор, как мы виделись.
- Правда? – девчушка просияла, кинув неуверенный взгляд в зеркало. – Это потому что вас давно не было…
- Ну уж извини, Тонкс, у нас куча дел кроме возни с маленькими детьми, - фыркнул Сириус, проходя в гостиную:
- Доброе утро, Мейди.
Андромеда кивнула брату, не поднимая взгляда от пергамента:
- Сейчас закончу письмо и будем пить чай. Ты один?
- С Римусом. У Сохатого дежурство, а Пит по четвергам ездит к матери…
Женщина чуть напряглась: с месяц назад, случайно встретив Люпина у Отдела по контролю за темными существами, она догадалась о его болезни; впитанные в детстве предрассудки не позволяли ей относиться к Римусу по-прежнему, но и ссориться с кузеном ей вовсе не хотелось:
- Значит, накрываю на четверых. Тед будет только часам к пяти…
- Мам, а можно мы съедим мой кекс? – в комнату ворвалась Тонкс, тревожно оглядываясь на Римуса, который безуспешно пытался придать своему потрепанному костюму более или менее праздничный вид.
- Если ты уверена, что это съедобно… - Андромеда серьезно взглянула на дочь и пояснила гостям:
– Дора взялась учиться готовить, но я как-то сомневаюсь, что нам стоит это пробовать…
Сириус рассмеялся:
- Да ладно, после пирожков Марлин нас вряд ли можно чем-то удивить…
- Это точно, - улыбнулся с порога гостиной Люпин. – Мы не очень помешали?
Андромеда подняла на него напряженный взгляд:
- Нет, нам с Дорой все равно нечем было заняться, а я уже устала выслушивать ее фантазии…
- Фантазии? – Римус опустился на корточки перед девочкой.
Косички у той порыжели от смущения:
- Я рассказывала про маггловский зоопарк… Мы ходили туда с папой, и я придумала, о чем говорят звери.
- Маггловское что? – как только хозяйка дома скрылась в кухне, Сириус рухнул в кресло, потянув девочку к себе:
- Тонкс, я понимаю, что мужчина у твоих ног – это очень романтично, но, может, дашь Рему нормально сесть, а?
- Да все в порядке, - улыбнулся тот, усаживаясь на стул. – Зоопарк – это место, где люди могут посмотреть на диких животных.
- Ну и фантазия у магглов, - насмешливо фыркнул Сириус. – И что, какие звери тебя больше всего впечатлили, Тонкс?
Дора сжала губы в тоненькую ниточку, серьезно задумавшись над вопросом:
- Волки.
Римус вздрогнул. Неужели Мейди… Да нет, ерунда, не может же ребенок дошкольного возраста отпускать такие тонкие намеки!
- Правда? И чем они тебе нравятся? – заинтересовался Бродяга. Ситуация его явно забавляла.
- Ну… там был волк… в клетке. Красивый и совсем один. Наверное, все боятся…
Сириус бросил обеспокоенный взгляд на побледневшего друга, но ответил шутливо:
- Ну, уверен, с волком тоже можно подружиться. Хотя, конечно, нужно быть очень храбрым…
Девочка подняла на него глаза, загоревшиеся надеждой:
- Правда? Я совсем-совсем не боюсь!
- Ну, станешь чуть постарше, может быть…
Люпин взорвался:
- Мерлин, Сириус, прекрати это! Нимфадора, я бы на твоем месте дружил с кем-нибудь менее хищным…
- В самом деле? – голос Андромеды застал всех троих врасплох. Римус медленно обернулся, с трудом заставив себя посмотреть ей в глаза:
- Мейди, я обещаю, что больше никогда не подойду к твоей дочери.
Тонкс перевела отчаянный взгляд с него на мать:
- Почему?!
- Рем… - начал было Сириус, озадаченный таким поворотом событий, но его прервал спокойный голос кузины:
- Дора, успокойся, это просто неудачная шутка. Римус…
Она вздохнула, набираясь храбрости, и продолжила:
- … я прошу прощения за все, что наговорила тогда в Министерстве.
Тонкс, удивленно смотревшая на взрослых, облегченно выдохнула.
Все снова было хорошо.
Глава 817. Северус Снейп.
В рабочих районах, напрочь лишенных зелени, осень совершенно не отличалась бы от лета ни на вид, ни на запах, если бы не дожди и не промозглые сквозняки, гуляющие по пустым коридорам нищих домов.
Паучий тупик был не хуже и не лучше других заводских предместий: те же полурассыпавшиеся крыши, груды мусора за домами и пьяные возгласы соседей по вечерам. В доме Снейпов, правда, с некоторых пор стояла тишина: после смерти матери от побоев отца того обвинили в непреднамеренном убийстве, и теперь он отбывал срок в местах не столь отдаленных, о чем Северус не очень-то и жалел. Разве что было ему слегка досадно: папаша был магглом и поэтому отправился в обычную тюрьму, а не в Азкабан…
Впрочем, вряд ли в Азкабане было намного страшнее, чем в этом пропитанном виски склепе с выбитыми окнами и щелями в палец толщиной.
Он предпочитал бывать здесь как можно реже; от алкогольного запаха его тошнило не меньше, чем от зрелищных издевательств над магглами на приемах у Лорда. Там, правда, он был не один, и внимательные взгляды доносчиков раздражали его, заставляя еще тщательнее изображать наслаждение, подражая сумасшедшему фанатизму Беллатрисы. Если бы только он мог достигнуть чего-нибудь в этом чертовом мире, не прибегая к подобным методам!..
Снейп скинул плащ и зажег огонь в камине. Если уж ему придется провести в этом проклятом доме целый вечер, то пусть здесь хотя бы будет светло. Теплые отблески волшебного огня осветили пыльную комнату, и волшебник с удивлением заметил на столе свернутый пергамент. Неужели кто-то в этом мире еще пишет ему письма?
Горько усмехнувшись (наверное, какая-нибудь анкета на благонадежность из Аврората), он развернул лист и замер, не веря глазам. В груди что-то испуганно ухнуло вниз и пропало, оставив за собой звонкую пустоту.
Тонкие, идеально ровные линии « p», едва заметные петли «b» и смешной завиток у заглавной «Q»… это определенно был ее почерк. Он узнал его даже несмотря на то, что не видел больше четырех лет (как он корил себя за то, что на младших курсах легкомысленно выбрасывал письма Лили!).
Задержав дыхание, он скользнул глазами по первым словам. Письмо было написано в сухом и строгом тоне, но неровные строки выдавали волнение. Наверное, она долго сидела за столом, задумавшись, и перо, зажатое в руке, щекотало ей висок… Он зажмурился, отгоняя соблазнительное видение, и сосредоточился на письме.
«Северус, вряд ли я могу рассчитывать на твою помощь, учитывая историю наших взаимоотношений и твои нынешние убеждения, но мне не у кого больше попросить совета. Уже около месяца я занимаюсь исследованием, которое может серьезно помочь одному из моих друзей, но задача оказалась гораздо сложнее, чем я ожидала. Ты, безусловно, лучший зельевар из всех, кого я знаю, и твои рекомендации могут оказаться очень ценными.
Заранее благодарная Лили».
Снейп быстро пробежал выписку из журнальной статьи, приблизительно описывающую принцип работы будущего антиликантропного зелья, и несколько вопросов Лили. На некоторые из них он мог бы ответить сразу, другие и впрямь требовали серьезных размышлений. Для колдуньи, не имевшей специального диплома алхимика, Лили превосходно разобралась в проблеме: он всегда удивлялся ее безошибочной интуиции. Но… с новорожденным ребенком она тратит время на решение проблем этого слабака Люпина? Хорошо еще, что ему не придется лечить насморк Поттера! От волчьего зелья, по крайней мере, будет хоть какая-то польза: эти полудурки точно не смогут никого больше скормить озверевшему оборотню…
Он вздрогнул от нахлынувших воспоминаний и сел в кресло, устало потирая лоб. Деловой тон Лили ранил ничуть не меньше, чем ее долгое молчание: разумеется, если б не ее драгоценные Мародеры, она бы и не вспомнила о нем, особенно если учесть, что кто-то уже доложил ей о его «убеждениях»…
Наверняка она не нашла ничего удивительного в том, что он стал Пожирателем, - ну еще бы, после того как он сам бросил ей в лицо непростительное оскорбление! Он представил себе, чего ей стоило решиться написать ему теперь, и чуть не застонал, сам не зная, от чего: то ли от ненависти к оборотню, так беззастенчиво пользующемуся ее добротой, то ли от мысли о презрении, которое Лили, должно быть, испытывает к бывшему другу. Неужели она и впрямь думала, что он откажет ей в помощи?
Он придвинулся к столу, вытащив перо и пергамент, но вместо имени Лили вывел другое…
Через несколько часов Лили Поттер, получив от Снейпа подробный ответ, прошептала несколько слов для активизации уничтожающего заклятия. Пергамент в руках Северуса яростно вспыхнул, и тот, даже не отдернув обожженных пальцев, бессознательно сгреб пепел в ладонь. У него опять ничего не осталось. Ничего.
18. Римус Люпин.
Римус рассеянно развернул письмо, думая о чем-то постороннем, но тут же насторожился, узнав почерк. Какого черта понадобилось от него Снейпу?
Содержание письма повергло его в еще большее недоумение:
«Люпин, меня всегда поражал твой талант решать свои проблемы чужими руками. Браво!»
Сова ухнула рядом, ожидая то ли подачки, то ли ответа, и Люпин быстро набросал на обороте пергамента три строки:
«Не стану отрицать этого обвинения, но решительно не понимаю, почему ты решил высказать его именно сейчас.
P.S. Мог бы и подписать, я все равно прекрасно помню твой почерк, Северус».
Через час сова вернулась с листом побольше:
«Ну, разумеется. Непонятливость – отличительная черта гриффиндорцев.
Объясняю для идиотов, Люпин: Эванс настолько устала выполнять твои прихоти, что обратилась за помощью ко мне. Что, учитывая ее ко мне ненависть, вряд ли легко ей далось.
P.S. Я думал, мое итоговое сочинение по Защите украл Поттер.
Впрочем, Люпин, не желаю, чтобы бумаги с моей подписью валялись в доме у такого сомнительно благонадежного персонажа, как ты. Быть уличенным в общении с оборотнем…»
Римус закусил губу:
«Во-первых, она уже не Эванс. Во-вторых, Лили вряд ли тебя ненавидит. В-третьих: я понятия не имею, о чем идет речь!
P.S. На самом деле, никто из нас его не крал.По крайней мере, мне об этом ничего не известно».
Проводив взглядом сову, он глубоко задумался. Уже то, что Лили написала Снейпу, было удивительным, поскольку Джеймс навряд ли одобрил бы нечто подобное, а у Поттеров никогда не было тайн друг от друга. Не говоря уже о том, что для Лил ее ссора со старым другом по-прежнему оставалась больной темой, которой старались не касаться…
Так и не найдя ответа, Римус накинул мантию потеплее и трансгрессировал в Годрикову Лощину, надеясь выяснить все на месте.
Время приближалось к десяти, но Сохатый, как видно, еще не вернулся: во всем доме горело только окно детской, где Лил убаюкивала маленького Гарри. Люпин тихонько прошел в гостиную, стараясь не потревожить ребенка. В «Лосином острове» было как всегда тепло и удобно – этакий островок доброты в их по большей части неустроенной и опасной жизни. У молодой миссис Поттер был талант создавать уют везде, где бы она ни находилась; это со временем признал даже Бродяга, в первые дни после джеймсовой свадьбы решительно выступавший против вязаных ковриков и вышитых подушек. Покорил строптивца, впрочем, не дизайн интерьера, а фирменный эвансовский картофельный пирог…
- Римус? – Лили обеспокоенно замерла на пороге. – Что-то с Джимом?!
- Нет, что ты, - поспешно успокоил ее гость. – Прости, если помешал… Мне нужно кое-что у тебя спросить.
Волшебница облегченно улыбнулась:
- Давай на кухню, там удобнее.
Из-за резной деревянной двери пахло печеным тестом, и у Римуса закружилась голова: неделю назад его опять уволили, другая работа все никак не подворачивалась, а деньги с прошлой зарплаты ушли на покупку новых ботинок, так что теперь его суточный рацион ограничивался тарелкой овсяной каши. Лили тревожно обернулась:
- С тобой все в порядке?
Он кивнул, поспешно присев на ближайший стул и стараясь не обращать внимания на голод. В конце концов, Снейп прав: друзья вовсе не обязаны вечно решать его проблемы.
- Так в чем дело? – колдунья засуетилась у стола, выставляя из буфета чайные чашки и молочник.
- Лил… Я сегодня получил письмо от Снейпа.
Она чуть не выронила вазочку с вареньем:
- Что? Боже, Римус, что он тебе…
- Обвинил меня в том, что я тебя эксплуатирую. Ну, то есть смысл был приблизительно такой, - Люпин невесело улыбнулся. – А я, представь себе, понятия не имею, о чем это он.
- Ничуть не изменился, - недовольно фыркнула Лили. – Вечно ему во всем мерещатся заговоры… Римус, если бы я знала, что все так обернется, я давно сказала бы тебе…
Она вскочила, вышла в гостиную и через полминуты вернулась с какими-то бумагами в руках:
- Пару месяцев назад я нашла статью о том, что ведутся исследования по поводу зелья, позволяющего оборотням сохранять человеческое сознание во время трансформации. Описание очень схематичное, но я надеялась, что мне удастся восстановить полную формулу… В общем, возникли разные трудности, и мне пришлось обратиться к Северусу: у него настоящий талант зельевара.
Римус возразил слегка хриплым от волнения голосом:
- Вряд ли Джим бы это одобрил…
- Конечно, одобрил бы! – возмутилась Лили. – Я не сказала ему только потому, что не хотела добавлять неприятностей... Он и так много волнуется. Послушай, я… мне жаль, что Северус все не так понял…
- Мерлин, Лил! – Люпин с болезненным стоном поднялся с места, прислонившись лбом к оконному стеклу. – Джим, ты… вам нужно заниматься Гарри, а вы вместо этого… Господи, да Снейп прав: мне должно быть стыдно за то, что я столько лет порчу вам жизнь!
- Римус Люпин! – волшебница негодующе повысила голос. – Не смей даже думать ничего подобного, ясно?
- Лили…
Она задорно улыбнулась:
- Если ты сейчас же не выкинешь из головы все эти глупости и не сядешь пить чай, я пожалуюсь ребятам, и они устроят тебе головомойку!
Глубоко вздохнув, он снова сел за стол и удивленно уставился на глубокую тарелку с супом:
- Лил?
- Если тебе лень готовить, мог бы попросить сам, а не заставлять меня догадываться, что ты голоден, - деловито отозвалась волшебница, усаживаясь на другой стул с чашкой кофе. – Если что, там еще целая кастрюля… как раз вам с Джимом на двоих.
Римус слабо улыбнулся и взял ложку, не заметив тревожного взгляда Лили. Та облегченно выдохнула: поверил. Зная гордость друга, она не сомневалась, что он отказался бы поесть, если бы понял, что она в курсе его бедственного положения. Вот только как теперь убедить его прихватить что-нибудь с собой?
Глава 919. Марлин Маккиннон.
Зря говорят люди, что любят сердцем. Любят – утробой. Местом, откуда дети: тем, где носят, не тем, где рожают. Когда сердцем – екает, и спать не дает, но сжимается и прыгает по мелочам, по обидам, по глупым разговорам – фантик, а не любовь.
А любовь – когда там, изнутри: не выцарапаешь, не вытравишь; когда вместе с утренним кофе – по жилам, когда скручивает все от горла до почек, а не «губки дрожат, ножки подгибаются», когда с болью другого твоя: вниз – кровью, вверх – рвотой.
И красоты в этом ни на грош, потому что кому ты такая бледная, растрепанная, ночь не спавшая, пока он дежурит, кроме него нужна? С кем угодно – сильная, с кем придется – храбрая, все остальное – только с одним. И нежность, она тоже оттуда, как ребенок, чуть испуганная, едва дышащая, и страшно даже: пробьется ли, выживет ли?
Тебе ли о нежности – одиночке, интеллектуалке, цинику? Ему ли – Блэку?
Но ты не краснеешь, когда он утром возвращается. Не хватаешься за успокоительное зелье, не бросаешься готовить завтрак – просто стоишь, и что-то там, в животе, отпускает, и тебя расслабленно тянет вперед. К нему.
- У меня только вермишель.
- Сойдет, - ухмыляется, и в голосе ни намека на усталость. – Но я тебе это припомню.
И к следующему разу, посоветовавшись с Лил, ты все-таки испечешь пироги.
20. Арабелла Фигг.
Директор, несмотря на свою беспрестанную занятость, внимательно выслушал Арабеллу и выполнил ее просьбу. Он вообще питал к ней странную слабость, Дамблдор…
Он был другом ее отца и невольно сочувствовал девочке-сквибу, вынужденной наблюдать за магическим миром со стороны, никак не участвуя в жизни волшебников. Он звал ее Ари, и ей мерещился за этим именем смутный призрак чужого прошлого. Он дал бы ей работу в Хогвартсе, если бы она попросила, но Арабелла предпочла спрятаться от мыслей о своей неполноценности в мире магглов.
Она поселилась на тихой улочке и мирно проводила здесь свою долгую жизнь, ни с кем не общаясь, помаленьку проживая часть родительского состояния, великодушно выделенную ей братом-магом, и разводя кошек. Война не докатывалась до этого маггловского местечка, и она бы никогда о ней и не узнала, если бы Альберт не погиб – а смерти единственного родного человека она не могла простить никому.
И Арабелла Фигг начала собственную войну с Темным Лордом.
Она написала Альбусу, напомнив ему о старой дружбе; он, чего она не так уж и ожидала, откликнулсяи встретился с ней в Хогсмиде. Разговаривали они недолго и исключительно по делу, хотя, без сомнения, оба изменились настолько сильно, что им было что сказать друг другу.
- Ты живешь в Литтл-Уингинге?
- Тисовая улица.
- Как удачно, - он чуть нахмурился. – Том давненько зол на Поттеров, но добраться до них самих ему пока нелегко. Зато сестра Лили, Петунья… Она маггла и совершенно беззащитна, как и ее семья.
Имя Петунья не было особенно распространенным, и Арабелла смутно припомнила белокурую женщину с коляской, которую изредка встречала то в парке, то в магазинчике на углу улицы. Приятного впечатления женщина не производила, но вряд ли это имело какое-то значение в такой ситуации.
- Что я могу сделать?
- Изучить личные дела Джеймса и Лили Поттеров. Запомнить в лицо их друзей и врагов. Сблизиться с Дурслями и внимательно следить за всеми непредусмотренными визитами в их дом. Вызвать помощь, если что-то покажется странным, - Альбус на мгновение споткнулся, почти смущенно подняв на нее свои прозрачные глаза. – Я знаю, это не то, чего ты хотела, но…
Она проглотила горькое разочарование:
- Это хоть что-то, директор. Я ведь всего лишь сквиб.
Его пристальный взгляд едва не заставил ее поперхнуться:
- Все мы всего лишь люди, Ари. И Том Реддл – не исключение.
И вот теперь она бережно наводила почти невесомые мосты между собой и Петуньей Дурсль.
Три-четыре полезных совета в магазине. Пара-тройка одолженных рецептов.
Ежедневные комплименты розовощекому кульку в розовой же (и это мальчишка!) коляске.
Восторженный отзыв о безвкусно респектабельном автомобиле Дурсля.
- Петунья, милочка, не могли бы вы поделиться, чем вы удобряли ваши флоксы? Мои совершенно захирели…
- Что вы, миссис Фигг! Да разве дело в удобрениях? Просто вы высадили их на самом солнце, я еще вчера собиралась подсказать.
Арабелла хмыкнула про себя: как же, собиралась! Да ее хлебом не корми – дай похвастаться лучшим на улице цветником…
- Миссис Фигг, не могли бы вы посидеть с Дадличком пару часов? Моя безалаберная сестрица наконец заинтересовалась домом родителей… И это после того, как я кучу сил потратила на поиск покупателей!
- Конечно-конечно, дорогая! У вас такой прелестный мальчик, что мне это только в радость… Надеюсь, ваша сестра не доставит много проблем?
Ее слегка подташнивало от фальши и собственного льстивого тона, да и от ужимок Петуньи тоже, - но смерти та определенно не заслуживала. Как и ее упитанный мальчишка и зануда-муж.
Иногда они встречались и просто так, без всякого дела: часто миссис Дурсль была рада случаю оторваться от домашних дел и пожаловаться на жизнь кому-нибудь постороннему. Сегодня был как раз такой день.
Петунья, широко размахнувшись, водрузила на свободный стул массивную сумочку с золотыми застежками и удобно разместилась напротив Арабеллы:
- И далось же вам это кафе, миссис Фигг! Лучше бы посидели у меня за чаем…
Арабелла и сама вряд ли могла сказать, почему пригласила подругу именно сюда, хотя в Лондоне разнообразных кафе хватало с избытком. Может быть, сработали осколки ее магического дара, хотя… какие уж тут осколки?!
- Милочка, вы же сами предложили встретиться в Лондоне, чтобы вместе поехать домой…
Петунья раздраженно перебила:
- Но ведь можно было найти что-то более цивилизованное? В этих забегаловках ужасное обслуживание… Вот хотя бы этот, посмотрите! – она махнула рукой в сторону официанта, невысокого парня в скромной одежде. – Глядя на таких, кажется, что…
Молодой человек, видимо, счел ее жест просьбой подойти и поспешно направился к их столику. Ему было не больше двадцати, но в походке и манере держаться проглядывали несвойственные молодости экономия движений, сдержанность и едва заметное напряжение. Арабелла, перестав слушать болтовню Петуньи, попыталась было присмотреться к парню повнимательнее, чтобы поймать его смутное сходство с кем-то давно знакомым, но блондинка не унималась:
- … что они вечно присматриваются и прислушиваются к разговорам клиентов, чтобы потом сплетничать о нас в своих трущобах. И это вместо того чтобы скромно выполнять свою работу! Нет, вы только подумайте, какие-то неудачники, не сумевшие найти работу поприличнее, будут рассуждать о людях нашего с вами класса, какая пошлость!
Арабелла резко прервала ее, сообразив, что официант, уже подошедший прямо к ним, слышит каждое слово Петуньи:
- Вы будете кофе, милочка?
- Да, пожалуй, - пожала плечами та, небрежно кивнув официанту:
- Две чашки кофе со сливками. И сделайте милость, я предпочитаю не остывший кофе!
- Разумеется, мэм, - откликнулся тот, и в его темных глазах мелькнула едва заметная ирония. – А что, разве вы, мэм, любите холодный?
Арабелла улыбнулась уголками губ и подняла взгляд, собираясь ответить, но тут – вспомнила.
Карие глаза, усталые жесты, редкое самообладание и печальная улыбка - все это она знала или предполагала уже давно по колдографиям в личном деле Поттеров… Но что делать Римусу Люпину, лучшему выпускнику и члену Ордена Феникса, в маггловском кафе?
Она неуверенно откликнулась:
- На ваше усмотрение, молодой человек.
Тот, кажется, слегка удивился, но тотчас отошел, сообразив, что посетительнице не до его вопросов. Арабелла задумалась, и память тотчас подсказала ей верный ответ.
Он оборотень – и это не менее серьезный приговор, чем сквиб, но зато куда более ощутимый. Таких, как она, в крайнем случае презирают; таких, как он, - ненавидят. Неудивительно, что мальчик не сумел найти себе работу в магическом мире, тут Петунья права: он и впрямь, пожалуй, неудачник. Но Мерлин с ней, с работой – разве его хваленые друзья не замечают, что Люпин выглядит как ходячее пособие по маггловской медицине?
Петунья вновь что-то проворчала, и Арабелла вынуждена была поднять на нее глаза:
- Прости?
- Я говорю, вы видели, как пристально изучал вас этот наглец? Надеюсь, наш кофе принесет другой…
Арабелла вздохнула, кинув обеспокоенный взгляд в сторону Люпина, появившегося в дверях с подносом. Он чуть заторопился:
- Ваш кофе, мэм… Что-нибудь еще?
Петунья презрительно скривилась:
- Неужто в этой забегаловке можно купить хоть что-то, кроме кофе?
- Я бы предложил пирожное, но, к сожалению, самые вкусные называются «Лилия»... Неаппетитное название.
Арабелла усмехнулась про себя: ну конечно, не мог же Люпин не видеть фото сестры Лили Поттер! Зато Петунья вскинулась не на шутку:
- Вы издеваетесь? Подумать только, какая наглость!
- Петунья…
- Говорите, что хотите, миссис Фигг, но я ухожу!
«Скатертью дорожка», - чуть было не выпалила та, но сдержалась:
- Я догоню вас… Нужно же расплатиться.
Грациозно подхватив сумочку, блондинка двинулась к выходу, в то время как Арабелла обернулась к помрачневшему Люпину:
- С вами все в порядке?
Он почти вздрогнул, но тотчас взял себя в руки:
- В полном. Простите за…
- Она сама виновата, - покачала головой Арабелла.
И вдруг, неожиданно для себя самой, добавила:
- Расскажите все друзьям. Они поймут.
Глава 1021. Аластор Грюм.
Самое глупое, что он мог допустить в это нелегкое время, – потерять двух лучших специалистов. Причем не в бою, а из-за истерических воплей чертовой министерской инспекторши, вверх ногами перевернувшей всю его годами выверенную систему работы с подчиненными.
Он тяжело опустился в кресло, дернулся было протереть глаза, но, чертыхнувшись, вспомнил, что волшебное око трогать руками небезопасно. Если кому и казалось, что он не переживает по поводу своего уродства, то это было не так: нормальная внешность (а ему было не так много лет, как обычно думали) была его последней связью с тем миром, где война не приходит прямо в дом, а Авада не становится самым привычным заклятием. Зато теперь ему – монстру с параноидальной подозрительностью – нет места абсолютно нигде, кроме вот этого кабинета. Пару лет назад он даже махнул рукой на съем квартиры, потому что дежурства и выезды съедали все его время, а редкие свободные минуты он мог провести и в Аврорате.
Он не любил убивать, хотя и понимал, что мракоборцу этого не избежать. В последнее время совесть беспокоила его все реже, но смертельно бледное лицо Поттера, впервые лишившего жизни врага (бета против!!!), напомнило ему о собственных мучениях в начале войны. А ведь он был старше их, этих мальчишек, отчаянно храбрых, но неподготовленных к оборотной стороне аврорской славы… У него, еще в детстве жившего под угрозой нападения, потерявшего близких по воле темного мага Грин-де-Вальда, не было ни выбора, ни желания избежать своей судьбы, но разве имеет он право требовать того же от своих нынешних учеников?
Разве они обязаны отказываться от жизни, как это сделал когда-то он сам?
В памяти, как на полустертой пленке, проступили вздернутые брови и мягкая улыбка Поппи. Как ему не хватало ее терпеливой мудрости, решимости всех защищать и ко всем быть доброй… Пару раз в году, когда становилось чересчур тоскливо, он рвался к ней, словно привязанный на цепь старый пес, порой даже кружил возле ее городского дома или заглядывал к Альбусу в Хогвартс, но никогда не позволял себе нарушить давнее обещание не тревожить ее. Только раз… но, впрочем, кто осмелится упрекнуть его в том, что он мечтал увидеть Поппи прежде, чем сдохнет от заклятий чертовых Пожирателей?
Что бы она сказала сейчас? Улыбнулась бы, фыркнула: «Да что они, маленькие, эти твои Поттер с Блэком? Сами разберутся, где им быть…»? Или нахмурилась бы, слегка сжав губы: «Да отправь ты эту Амбридж обратно к начальству, а мальчишек верни. Где ты еще таких найдешь?»
Он скрестил руки на груди, словно боясь, что они сами потянутся к перу, и покачал головой, в тысячный раз убеждая самого себя в том, что он должен забыть о ней навсегда.
Между теми, кто спасает, и теми, кто убивает, не должно быть ничего общего.
22. Долорес Амбридж.
Старший инспектор Министерского Совета мисс Долорес Амбридж в течение четырех часов кипела от едва сдерживаемой злости. Артур Уизли, случайно столкнувшийся с ней в лифте, усмехнулся, представив, как ее розовая шляпка, словно крышка на маггловском чайнике, приподнимается от дыма. За это он удостоился возмущенно-презрительного взгляда из-под коротких, но тщательно заостренных ресниц.
Подумать только, Аврорат совершенно отбился от рук! В самом деле, не могла же она позволить, чтобы этот лоботряс Поттер за явное убийство в непредусмотренной Уставом ситуации отделался всего лишь выговором? Что там нес этот его лохматый дружок… ах да, случайное заклинание, никто не мог предполагать смертельного исхода… Интересно, а таская в секретный отдел какого-то завшивевшего нелюдя, они тоже не соображали, что это опасно, да?
Долорес невольно поежилась, вспомнив взгляд Блэка, когда она сказала пару слов об официальной позиции Министра по отношению к оборотням… И Поттер туда же, даром что бледный как смерть и трясется (распахал противнику все лицо в мелкую бахрому, так что и не опознаешь!): «Да я лучше уволюсь, чем подчиняться такому Министру!» Чушь собачья… Почуяли, что горелым запахло, и ну линять! А еще гриффиндорцы, - она презрительно фыркнула, передернула плечами и нетерпеливо затеребила салфетку, дожидаясь официанта. В этом Косом переулке всегда отвратительное обслуживание!..
А Грюм-то, Грюм! Нет бы приструнить своих своевольников, так ведь – зыркнул на нее жутью своей волшебной, буркнул: «Сам разберусь». А этим: «До выходных доработаете, и скатертью дорожка». Тоже мне дисциплина!
23. Джеймс Поттер.
Римус, только что скинувший куртку, перехватил Лили в холле и тревожно спросил:
- Как он там?
Та только вздохнула, с усталым равнодушием подняв на него глаза:
- Лучше не спрашивай… Кто тебе сказал?
- Фрэнк, но только пару слов… Я не помешаю?
Она покачала головой, и едва мелькнувшая в ее глазах признательность почему-то слегка успокоила гостя:
- Ребята в гостиной.
Римус, кивнув, уже сделал пару шагов, но снова обернулся на тихий оклик:
- Рем… Хорошо, что ты здесь.
Первое, что он услышал, отворив дверь гостиной, было напряженное сириусово:
- Да где ты вообще вычитал это чертово заклятие?!
Блэк сидел в кресле, выпрямившись в струнку, как всегда, когда он бывал предельно взбешен, и крутил в руках маггловскую сигарету. Одно то, что Лили позволила ему закурить в «Лосином острове», уже значило немало.
Голос Джеймса звучал сухо и трескуче, как будто тот плохо смазали с утра:
- У Снейпа в учебнике курсе на шестом. Почему-то всплыло…
Бродяга вскинул голову охотничьим жестом:
- Ну конечно, как я мог забыть: все дерьмо в этом мире производит Нюниус!
- Сириус! – Люпин поспешно шагнул в комнату, уступая место на пороге возмущенной Лили. – Придержи язык, сделай милость!
В другое время ее внушительного взгляда хватило бы, чтобы утихомирить Бродягу минимум на пару часов, но сейчас он только раздраженно отмахнулся:
- Я помню, что вы с ним дружили, но это не мешает ему оставаться мстительным слизеринским ублюдком, создающим вокруг себя одни проблемы!
Римус открыл было рот, чтобы предотвратить скандал, но Лили завелась не на шутку:
- Как будто это не вы семь лет только и делали, что создавали ему проблемы!
Сириус опасно прищурился:
- Хочешь сказать, бедный несчастный слизеринчик все это время мечтал о мире и спокойствии?
- Хочу сказать, что если бы вы не таскали у него учебники, все бы вообще было по-другому!
Джеймс, до этих слов почти не обращавший внимания на перебранку, побледнел так, что Римусу показалось, будто он скоро рухнет в обморок:
- Бродяга, да ни при чем тут Снейп… - его голос сорвался на глухой сип. – Это я один виноват…
Лили с Сириусом хмуро переглянулись, видимо, устыдившись своей неуместной ссоры, и расселись по креслам. Римус устроился на стуле возле окна:
- Так вас уволили?
Колдунья покачала головой и ответила сама, заметив, что ни Джеймс, ни Сириус не жаждут повторять все еще раз:
- Сами они уволились. После того боя на место явилась инспекторша, устроила скандал. Само собой, в историю о том, что Джей не знал, чем швыряется, она не поверила и грозилась отправить его в Азкабан. Грозный Глаз пытался от нее отвязаться, но не вышло…
- Не очень-то и старался, - обиженно буркнул Сириус, расстегивая ветровку, которую так и не снял после того, как притащил друга домой. – А эта розовая выдра еще свое схлопочет…
- Потом все перешли на личности, эта Амбридж ляпнула что-то, а Джеймс заявил, что уволится, лишь бы не иметь дел с таким министерством. Ну, и Бродяга за компанию…
Римус вскинул брови, поинтересовавшись:
- Мерлин, да что она такого сказала? Что мотоцикл – не лучший в мире транспорт? Или что бывают ловцы лучше Кардиано?
Лили неуверенно улыбнулась одними губами, не зная, что ответить, но тут с редкой бестактностью вклинился Питер:
- Сказала, что скоро добьется изменения закона, и все полулюди будут находиться под постоянным контро…
- Хвост! – вскинулся Джеймс, тревожно уставившись на Римуса. Тот плавно выдохнул, стараясь никого не обидеть:
- Да ничего, все равно бы кто-нибудь сказал… Джей, ну зачем вы?..
- Брось, ты тут ни при чем, - отмахнулся Блэк. – Все равно не сегодня - завтра мы бы с этой Амбридж разругались. Кстати, Сохатый…
Поттер, автоматически среагировав на знакомую со школы «мародерскую» интонацию друга, вопросительно поднял глаза.
- По мне, так уходить надо с музыкой… у нас до конца недели аж три дня, можно такое затеять, что выдре мало не покажется!
На лицо Джеймса понемногу стала возвращаться краска, и Лили поймала себя на том, что готова одобрить любую их сумасбродную авантюру, лишь бы только никогда больше не видеть мужа таким разбитым, как сегодня…
Римус, очевидно, тоже чувствовавший что-то подобное, демонстративно простонал:
- Мерлин, опять за свое!
Но спорить, вопреки обыкновению, не стал.
Полчаса спустя за чаем уже активно разрабатывался план Страшной Мести Выдре Амбридж.
Джеймс, пусть и устало, но улыбался, а Гарри спокойно спал в своей комнате.
Лили была счастлива.
Глава 1124. Родольфус Лестрейндж.
- Орешь, дура? Не нравится? Твоей мамаше, потаскухе, тоже не нравится… - Родольфус, пьяный и раздраженный криком дочери, навис над кроваткой. – Чертово ваше блэковское гнездо…
Малышка почуяла запах огневиски и залилась еще сильнее, широко распахнув пронзительные серые глаза.
- Утихни, ты… Белла… Берта… Блэк… все вы такие! Взг-гляд как Авада… - Лестрейндж, едва держась на ногах, ухватился за решетчатый бортик кровати, навалился на него всем телом, так что дерево отчаянно заскрипело. – Дурочка ты моя… детеныш. А мамашу твою – убью, стерву!
Девчушка на мгновение замолкла, различив ласковую интонацию в рычании отца, но тут же испуганно разревелась снова. Она и впрямь уже сейчас была как две капли воды похожа на Беллу, но это не мешало Родольфусу по-своему любить ее: настолько, насколько он успевал в передышках между пьянством и оргиями Пожирателей. Ее растили и кормили эльфы, но сегодня мать забрала их всех с собой на какое-то задание, напрочь позабыв о дочери. Если, конечно, Беллатриса Лестрейндж вообще когда-нибудь о ней вспоминала – за исключением самих родов.
Родольфус с трудом оторвался от опоры, услышав быстрые шаги позади:
- Мне нужен Снейп. Найди его.
У его жены высокая прическа и острые глаза.
У его жены злое сердце и пустота на месте души.
Его жена ничего не чувствует, кроме боли.
На него вдруг накатило безумное желание сделать ей больно. Он развернулся на удивление легко:
- У тебя дочь плачет.
Беллатриса вскинула удивленно-презрительный взгляд:
- Ты пьян.
- Я сказал, она плачет, - зарокотало что-то в горле у мужчины. – Ее не кормили.
- Так накорми, - она усмехнулась, слегка пожав плечами, - раз уж ты такой заботливый.
Он стремительно ринулся вперед, сам того не ожидая; бешенство накатило на него откуда-то со стороны, сам он был слишком бесхарактерным, чтобы дойти до такого… Жена отшатнулась, но он цепко сдавил длинными пальцами ее запястья:
- Я выверну тебя наизнанку, Беллатриса Блэк, и посмотрю, есть ли у тебя что-нибудь внутри.
Колдунья не изменилась в лице, только насмешка в голосе стала чуть более явной:
- Ты трус, Роди. Пытаешься быть таким, как Сириус? Признаться, он испугал меня, но даже он за это заплатит… А тебе нужно было выпить побольше, чтобы меня не бояться. Так я повторяю: мне нужен Снейп, и немедленно.
На какое-то мгновение они встретились взглядами.
В ее глазах как обычно было одно безграничное презрение, в котором раз за разом тонула вначале его любовь, а теперь – ненависть. Где-то за его спиной надрывно плакал ребенок, а жена все смотрела прямо на него с какой-то недостижимой высоты, на которую он никогда не мог подняться. Он мог быть каким угодно, Родольфус Лестрейндж: самоуверенным в школьные годы, жестоким у Лорда, решительным с шестерками вроде Забини, - но сильным он не был.
И он сдался, хотя и не без удовлетворенной мысли о том, что все-таки оставил свои отметины на тонких руках этой аристократичной шлюхи, ночевавшей с его господином.
- Как я и говорила… - она оправила кружевные рукава платья привычным жестом. – Интересно, это у тебя фамильное? Или вы, Лестрейнджи, просто вырождаетесь?
Родольфус бессильно зарычал и, отвесив жене церемонный поклон, поспешил трансгрессировать.
25. Питер Петтигрю.
Питер был суеверен. Он взял за привычку бывать у Поттеров ежедневно: почему-то ему казалось, что этим он удерживает их дружбу от постепенного разрушения. И правда: с виду между ними все оставалось как обычно, но внутри, в самой схеме, где-то в самой глубине электроники отношений что-то разладилось и только и ждало случая взорваться.
Он отчаянно стремился этот случай отдалить, так что даже перестал огрызаться на Бродягу в ответ на самые обидные его шутки. Лили, казалось, ощущала нависшую угрозу больше других и тоже старалась сглаживать острые углы, но и ее порой как будто подмывало с кем-нибудь сцепиться всерьез, как сегодня, когда речь зашла о Снейпе. Странно, но больше всего сближал их четверых сейчас не Джеймс, как когда-то, а его маленький сын. Сириус обожал крестника, и можно было не сомневаться, что, как только Гарри подрастет, это чувство станет взаимным. Бедная Лили, воспитание мальчишки наверняка напрочь выйдет из-под ее контроля! Лунатик по обыкновению был доброжелателен, спокоен и проводил с ребенком не больше времени, чем было необходимо, но его выдавали глаза. Питер, поймав этот взгляд, не раз виновато съеживался про себя: почему он, не особенно любивший детей, спокойно может завести их хоть десяток, а Римусу это решительно и навсегда заказано?
Сам Питер проникся к малышу тихой симпатией, увидев, как хлопочет над ним Лил, и решил, что станет защищать мальчишку от излишней заботы матери: ему ли не знать, как страшно это порой раздражает!
Но пока воспитание Гарри помощи со стороны не требовало, и Питер просто забегал в «Лосиный остров» после работы, чтобы выпить чашку чая и поделиться с Лили забавными случаями из своей практики.
Удивительное дело: будучи на три четверти магглом (отец магглорожденный, мать - полукровка), он никогда не сталкивался с немагическим миром до поступления в Министерство, зато теперь каждый день приносил ему удивительные открытия. Лили сползала под стол от смеха, выслушивая его панегирики телефонам или кассовым аппаратам; Джеймс с интересом расспрашивал, и глаза у него загорались мародерским огоньком, когда он начинал прикидывать, как приспособить кофеварку к магическому фону их кухни. Если на чай заглядывал Лунатик, он деловито объяснял принципы работы той или иной техники: знаний по маггловской физике Рем нахватался в детстве от деда-инженера. Сириус только фыркал, чуть высокомерно вскидывая бровь, но слушал тоже с удовольствием.
Иногда Питеру приходилось сталкиваться с маленькими волшебниками из маггловских семей, и его забавляла паническая реакция родителей на обычные всплески стихийной магии; однако временами эти дети умудрялись повергнуть в шок и его самого. Не так давно ему пришлось провести целый день на улочке, полностью заваленной стройматериалами с ближайшего склада, чтобы устранить последствия и успокоить свидетелей необычного ливня. Под конец дня он все-таки добрался до виновника происшествия и, к своему вящему изумлению, обнаружил не десятилетнего забияку, а запеленатую в красно-желтое одеяльце девочку не старше полугода.
Вообще курс у Гарри подбирался любопытный: Невилл, сын Алисы и Фрэнка, обещавший вырасти храбрецом в мать и интеллектуалом в отца, эта магглорожденная мисс Вундеркинд, дочка Браунов (наверняка поразительная красавица), младший Уизли, Эрни, сын Эриды Макмиллан, и целый выводок потомственных слизеринцев во главе с наследником Малфоев. Пожалуй, сам Питер из всей компании предпочел бы дружить с Уизли: в чем-в чем, а в верности с этой семьей мало кто мог тягаться.
А это было, не поспоришь, самое важное.
Сегодня, однако, визит к Поттерам принес больше беспокойства, чем радости: Джеймс, в ужасе от совершенного им в бою убийства, приходил в себя медленно, несмотря на все их усилия; Сириус злился и срывался на всех вокруг, включая Лили, которой обычно опасался перечить. Однако к ночи все повеселели, и обсуждение мести Амбридж перешло во вполне конструктивную беседу.
Когда-то на четвертом курсе Бродяга, озвучив забредшую в его буйную голову идею создать карту Хогвартса, браться за карандаш наотрез отказался, пообещав оказать посильную моральную поддержку художникам. Римус занялся заклинаниями, а Джим, промаявшись с чертежом одной только Гриффиндорской гостиной несколько дней, почти было отчаялся, когда Питер, краснея и запинаясь, сообщил, что в детстве учился живописи. С тех пор все мародерства, так или иначе связанные с рисованием, автоматически поручались ему; вот и в этот раз, затеяв атаку карикатур на розовую выдру, Сохатый умоляюще уставился на Хвоста:
- Пи-ит, нарисуешь?
- Сюжеты за вами, - он спокойно пожал плечами в ответ.
За сюжетами дело, само собой, не стало, и теперь он был завален работой на ближайшие две ночи.
«Выдра Амбридж на коленях перед Уставом Аврората».
«Выдра Амбридж чистит палочку Министру».
«Выдра Амбридж и обиженный оборотень».
Питер невольно улыбнулся, вспомнив, как в ответ на последнее предложение возмущенно вскинулся Римус. Преувеличенно возмущенно: они вообще этим вечером все делали чересчур, стараясь отвлечь Джеймса от невеселых раздумий.
«Выдра Амбридж и банка розовой краски».
Он изредка встречал эту колоритную персону в Министерстве и успел подметить привычно наблюдательным взглядом ее типичные ужимки, так что теперь работа шла легко и весело – лишь бы только мама не вздумала сейчас укладывать его спать, как в детстве. Питер был поздним ребенком, мать его была уже немолода и к тому же рано постарела, вырастив сына одна в непростых материальных условиях. Он не решался съехать от нее, боясь, что в одиночестве она совсем зачахнет, но его нередко раздражала ее постоянная опека.
«Выдра Амбридж отчитывает начальство Аврората».
Питер задумался: ему не хотелось задевать ни Грозного Глаза, к которому он относился с ровным уважением, ни хорошего товарища Кингсли, поэтому стоило поломать голову над выражениями их лиц на рисунке: так, чтобы ни у кого не возникло сомнений по поводу их отношения к министерским проверкам.
Следующим пунктом стояло просто: «Выдра Амбридж». На секунду растерявшись, он вдруг понял, в чем дело, и тихонько расхохотался, вообразив себе инспекторшу в образе этого забавного зверька. Фантазия у него сегодня разыгралась как никогда, перо торопливо летало над пергаментом, тонкими черточками набрасывая эскизы, которые придется еще доводить до ума завтра вечером (или днем на работе, если не случится сложных вызовов: Артур поймет и оценит). Эта задумка, казалось, на некоторое время вернула друзей в школьные годы, когда весь Хогвартс из уст в уста передавал рассказы о проделках знаменитой четверки.
Теперь их надолго запомнит и Аврорат.
Глава 1226. Лили Поттер.
Сириус, уходивший последним, слишком громко хлопнул дверью, и теперь Лили предстояло заново успокаивать и убаюкивать проснувшегося Бэмби. Джеймс, усилием воли отогнав дурные мысли, тоже устроился в детской с какой-то увесистой книгой в блестящей обложке на коленях.
С тех пор как жена обнаружила его полнейшее невежество в сфере маггловской культуры, Сохатый всерьез задался целью освоить мировую литературную классику: это почему-то успокаивало, позволяло отвлечься от сиюминутных проблем и хоть ненадолго оказаться за пределами магического мира, который шаг за шагом разрушался под давлением доктрины Темного Лорда.
В книгах, которые он читал, тоже хватало и войн, и разрушений, но из них, по крайней мере, всегда можно было извлечь какую-то мораль.
Дети, не ходите на войну, это неправильно! – говорил Толстой.
Дети, воюйте – это приносит славу и почести! – говорил Гомер.
Дети, когда вы вернетесь с войны, вы будете уже взрослыми! – говорил Маркес.
Джеймс не знал, что он скажет собственному сыну, когда тот подрастет и сумеет понять.
Наверное, стоит посоветовать решать за себя самому.
Лили тихонько запела колыбельную, мягко выговаривая слова; слух у нее был хороший, но голоса не хватало, и потому пела она всегда трогательным замирающим полушепотом, который вызывал у Джеймса желание удостовериться, не снится ли ему, что эта сотканная из рыжих солнечных лучей девушка – его жена и мать его сына.
Гарри вдруг шевельнулся, словно демонстрируя, что капризы на сегодня еще не окончены, но на самом деле малыш уже почти заснул. Мать облегченно улыбнулась, когда мальчик закрыл глаза и тихонько засопел, и обернулась к мужу:
- Спит… Пойдем.
Пока Лили, стоя у окна, плавными движениями разбирала рыжие пряди, Джеймс, не отводя от нее глаз, расположился поперек кровати:
- Лил…
Она вздрогнула, обернулась. В это время дня они, сами того не понимая, заговаривали только на самые личные темы: это позволяло чувствовать себя защищенными, несмотря на грохочущую вокруг войну. Что бы ни случилось, этот час перед сном принадлежит только им. И никому больше.
Джеймс чуть нахмурился, как если бы про себя переводил вопрос на иностранный язык:
- Ты скучаешь по нему, да?
- О ком ты? – Лили чуть удивленно улыбнулась и задела рукой прозрачный тюль.
- О Снейпе, - он небрежно ухмыльнулся, но напряжение в голосе прорывалось сквозь беспечную интонацию. Лили не стала лгать:
- Он много лет был моим другом, Джим… Ты же понимаешь.
Последняя фраза прозвучала скорее просьбой, чем утверждением.
- Конечно… Послушай, ты правда считаешь, что Снейп из-за нас стал Пожирателем?
Лили изумленно выдохнула, осознав, что Джеймса беспокоит вовсе не ревность, а что-то вроде чувства вины. Она поспешила возразить:
- Я этого не говорила… У него и без вас хватало причин, просто…
- Просто Сириус сегодня наговорил чуши, и ты вспылила?
Лили села на край кровати, привычно поправив встрепавшиеся волосы мужа. Она не знала, что ответить: Бродяга был слишком дорог Джиму, да и ей тоже, если уж на то пошло, чтобы она могла вот так легко обвинить его в жестокости или бестактности, хотя в нем хватало и того, и другого. Но было кое-что, о чем она должна была сказать мужу в любом случае.
- Знаешь, - голос у нее чуть дрогнул, - иногда мне кажется, что Сириус меня ненавидит.
Сохатый резко сел, развернув ее к себе, и на мгновение Лили показалось, что он сейчас накричит на нее, но Джеймс вдруг расслабился, чуть грустно улыбнувшись:
- Я ужасно боялся, что так и будет… Он бы, конечно, никогда и виду не подал, но я все равно чувствовал бы себя предателем. Знала б ты, как он напился в тот день, когда я сделал тебе предложение! Примчался к Луни, потащил его с собой в какой-то маггловский бар - их потом оттуда полиция выставляла, – а под утро устроил фейерверк на Флит-стрит с криком «Свободу рогатым!» Но потом ты чем-то его покорила… Скорее всего тем, что не швырялась тарелками, когда узнала про Рема.
Лили фыркнула:
- Вот уж достижение!
Но неприятное чувство, засевшее в душе после сегодняшней ссоры с Сириусом, почему-то исчезло.
27. Северус Снейп.
Нынешняя ночь была такой же отвратительной и промозглой, как и десятки предыдущих, но тянулась с нарочито изощренной медлительностью, не оставляя Северусу ни единого шанса дожить до утра без успокоительного зелья.
Прежде, отчаянно ненавидя себя за эту слабость, он все же позволял себе раз или два в месяц отправиться в какой-нибудь маггловский бордель и провести несколько душных, до краев наполненных наслаждением и чувством вины часов с какой-нибудь хоть мало-мальски похожей на Лили рыжей девчонкой. Настоящая Лил стиралась из его памяти, сменяясь пошлыми расплывающимися кадрами этих редких ночей. Но теперь, когда письмо воскресило в его памяти с болезненной точностью все, что их связывало, Северуса начинало мутить от одной мысли о возможности подобных развлечений.
Ночи снова стали одинокими, как когда-то в Хогвартсе, и – тоже как тогда – на него опять напала мерзкая осенняя бессонница. Помимо сквозняков, воспоминаний о школе и невольной тошноты от последнего рейда по домам полукровок, хорошего настроения не прибавило и валяющееся на столе письмо от Люпина: оборотень – подумать, какая честь! – не преминул отблагодарить его за помощь в создании чертова Ликантропного зелья. Северуса душил стыд: Лили, как видно, рассказала им всё, и можно было представить, как снисходительно ухмыльнулся Поттер, как Блэк, тряся своими вечными лохмами, скорчил презрительную гримасу: ну конечно, они же и не сомневались, что весь мир просто мечтает работать на великих Мародеров с утра и до вечера, а желательно и в ночную смену! Лили, должно быть, пожала плечами с укоризненной улыбкой:
- Мальчики, будьте снисходительны, в конце концов, он и правда очень помог…
И кинула многозначительный взгляд на Люпина.
Мерлин, одно то, что она смотрела на каждого из них, что у них было право встречаться с ней глазами и ей улыбаться, уже сводило с ума… Но стоило Лили написать пару строк, и он поддался как мальчишка, упустил уникальный случай отомстить Мародерам, окончательно похоронив надежду на излечение их домашней зверушки.
Северус сжал зубы и уставился в книгу, лежащую на коленях, стараясь отвлечься от мыслей о мести, но обрывки жестоких фантазий крутились в голове, не давая сосредоточиться. Этой осенью на него то и дело накатывали такие приступы отчаяния и ненависти, каких не пожелаешь и врагу, - а впрочем, существовало ли что-то дурное, чего бы он не желал Поттеру?
Он поднялся, чтобы развести посильнее огонь в камине, когда за окном что-то мелькнуло и в дверь настойчиво и резко постучали. Защитное поле не должно было пропускать никого, кроме сторонников Лорда, - но что могло понадобиться от него кому-то из Пожирателей в такое время?
28. Беллатриса Лестрейндж.
Когда Родольфус вернулся в поместье, в гостиной было тихо и тепло, а его жена восседала в кресле у огня с бокалом мартини в руке.
Соскользнувшие к локтям рукава бархатной мантии открывали тонкие запястья, на которых не осталось и следа от его пальцев, а волосы были уложены в высокую прическу, словно все время его отсутствия она потратила на то, чтобы принарядиться к важному визиту.
Беллатриса оглянулась, чуть приподняв брови:
- Ты его нашел?
- Снейп в доме родителей в Паучьем тупике, - Родольфус невозмутимо отвесил легкий поклон и встал напротив нее, опираясь локтем о каминную доску.
Золотистые отблески огня смягчили ее резкие черты, напомнив о пятнадцатилетней девочке, которую он встретил когда-то на балу у Малфоев. Беллатриса и тогда казалась старше своих лет, да и была гораздо умнее большинства сверстниц, но в ней ещё не было жестокости и того страшного, всепожирающего фанатизма, который теперь управлял всеми ее поступками. Даже рождение дочери ничего не пробудило в ней – девочка осталась только ненужной декорацией, всего лишь раздражающим и оттого ненавидимым матерью обломком ее собственной плоти и крови.
Как только Беллатриса, плавно поднявшись с места, аппарировала в Паучий тупик, ее муж направился к колыбели, подталкиваемый неуловимым тревожным чувством, и замер, с трудом подавив приступ тошноты: малышка рыдала, надрываясь криком, под наложенным на нее заклятием Силенцио.
В Паучьем тупике – чего стоило одно название! – было грязно и сумрачно. Пара фонарей едва освещала улицу, так что, удачно обогнув пару-тройку луж, Беллатриса все-таки угодила в воду и брезгливым движением подхватила полы мантии. Дом был последним в ряду, она случайно запомнила это из воспоминаний Снейпа, которые Лорд поручил ей просмотреть, когда принял этого мальчишку на должность личного зельевара. Пройдя между двумя разросшимися кустами, которые так и норовили вцепиться в бархат своими сухими и острыми колючками, она несколько раз сильно стукнула по ветхому косяку камнем обручального кольца. Сквозь щель мелькнул огонек Люмоса, а потом дверь распахнулась, и Беллатриса чуть подалась назад: палочка Снейпа смотрела ей прямо в шею.
- Не думаю, что тебе стоит на меня нападать.
Тот медленно опустил руку и посторонился, пропуская ее в узкий коридор.
Уже в гостиной он, наконец, отвесил гостье иронический поклон:
- Чем обязан, миледи?
Это было своеобразным наслаждением - играть смыслами слов, заведомо зная, что она не в силах его понять: аристократка из Блэков сочла бы бесчестием притронуться к маггловской книге, так что аллюзии на миледи Винтер вряд ли могли ее обеспокоить. Северус ненавидел ее, как и большинство чистокровок, с которыми ему приходилось сталкиваться; невзирая на талант, каким не мог похвастать ни один из них, он был обречен на положение слуги и только – потому лишь, что его мать имела глупость спутаться с темноглазым и страстным магглом, очаровавшим ее мрачную душу.
Беллатриса ненавидела его в ответ, чувствуя в этом полукровном щенке, вчерашнем школьнике, редкостный потенциал. Он опережал ее, он приносил делу больше пользы, чем все остальные вместе взятые. Он был храбр и терпеливее, чем любой другой, переносил унижения и наказания, столь любимые Лордом (а они были вспыльчивы, эти господа-чистокровки, и не желали прислуживаться). Он, этот мальчишка, мог подорвать ее авторитет, но умнее было заручиться его поддержкой, чем иметь такого врага.
Потому, даже почуяв насмешку, она осталась невозмутима, как охотник, поджидающий жертву:
- Я хочу предложить тебе сделку, Северус. Если мои источники не лгут, у нас с тобой есть общий враг.
Он не изменился в лице, только в глазах что-то напряженно вспыхнуло, доказывая, что она не промахнулась:
- У меня нет врагов, кроме врагов Лорда.
- Но есть те, кто является твоим врагом, как и его, верно? – она усмехнулась, смакуя про себя вспомнившуюся ей сцену из снейповых воспоминаний, где двое гриффиндорцев поочередно накладывали на скорчившегося на земле однокурсника заклятия – одно унизительнее другого.
- Вполне возможно, миледи, - он по-прежнему держался равнодушно и отстраненно, хотя заинтересованный огонек во взгляде не угасал. Беллатриса прямо взглянула ему в лицо: с таким противником стоило сыграть в открытую.
- Я хочу отомстить человеку, которому моя семья обязана невиданным бесчестьем. И ты знаешь, о ком идет речь.
Снейп на мгновение замер, скрестив руки на груди, но тут же кивнул:
- Это меня интересует. Что я могу сделать?
- Мне нужно знать что-то, заведомо известное только друзьям Сириуса Блэка. Ты так ненавидел их, что, без сомнения, слышал о чем-нибудь подобном.
На минуту без малого в старом доме наступила тишина, а потом раздался чуть хриплый от волнения и жажды мести голос:
- Они называют его Бродягой.
Глава 1329. Джеймс Поттер.
Джеймс распахнул глаза и несколько секунд лежал неподвижно, стараясь ослабить сердцебиение. В том сне погиб Сириус - а может быть, Римус, он не мог вспомнить наверняка, видимо, потому, что боль от их потери была бы одинаково сильной, хотя он и любил их совершенно по-разному. Бродяга был Джимом-из-Хога, из тех времен, когда они в самом деле были похожи как две капли воды и преподаватели путали их, встречая в слабо освещенных коридорах. Все, что вычеркнули, вырезали из Джеймса новообретенные дом и семья – беспечность, легкомысленное презрение к опасности, безусловное деление всего на свете на черное и белое – продолжало жить в Сириусе, в каждом его жесте, в каждой улыбке. Римус же был Джеймсом-из-будущего, в котором у Гарри родится сестренка, Лили наконец получит диплом колдомедика, а он сам раз и навсегда решит, чем будет заниматься дальше. Все, что Джеймс любил и ценил в Лунатике, только начинало проклевываться в нем самом, и всякий раз Бродяга строил скептическую гримасу и упрекал его в занудстве - а Лили одобрительно улыбалась.
Потерять кого-то из них значило оказаться без прошлого или будущего, навсегда остаться без части себя. Потерять Питера, - Джеймс глубоко вздохнул, спустил ноги с кровати и оглянулся через плечо на разметавшуюся поверх одеяла фигурку жены, - потерять Питера было бы в первый момент не так больно, он это знал - но знал и то, что чувство вины через день или два станет невыносимым. Питер был тем, кого он должен беречь – потому что Лунатик и Бродяга, как ни крути, решают за себя. За Хвостика же всегда решали остальные.
Он взглянул на стенные часы – стрелка замерла за полшага до цифры двенадцать; было четыре утра. Спать не хотелось, и Джеймс, стараясь не шуметь, направился на кухню. Плеснул воды в бокал, смочил пересохшее горло, уселся возле окна. Сон не желал уходить, словно настаивал на том, чтобы его припомнили подробно, и Сохатый впервые пожалел, что игнорировал в Хогвартсе курс Прорицаний.
В кошмарах о смерти друзей, конечно, не было ничего особенного: так или иначе, в Британии шла война, и не ему одному приходилось бояться за своих близких. Однако было и еще кое-что, внушавшее беспокойство: в последнее время, после рождения Гарри, остальные мародеры (даже Питер, обычно не совавшийся в эпицентр схватки) старались держаться в бою неподалеку от него, словно оберегая. Однажды он даже, набравшись храбрости, напрямую поинтересовался у Бродяги, что происходит, но тот только смерил его удивленно-снисходительным взглядом, фыркнул:
- Сохатый, ты ж у нас солнце, вот все вокруг тебя и вертится!
Римус промолчал в тот раз, а потом, наедине, обронил как-то отстраненно, глядя в сторону:
- Можешь злиться, Джим, но сейчас ты – важнее. У тебя сын.
И Джеймс смирился. Отчасти ради Лили – чтобы меньше за него переживала, отчасти оттого, что ему и самому было проще держать ребят в поле зрения, а не дергаться, как бывало, не ринулся ли Бродяга в какую-нибудь безумную погоню или не намудрил ли Пит с очередным проклятием.
Он вернулся в спальню. Лили по-прежнему крепко спала, только теперь ее лицо было освещено лунным лучом, проникавшим в щель между занавесками. Она выглядела усталой и как будто расстроенной; в последнее время он то и дело замечал, что жена подолгу засиживается в своей импровизированной лаборатории рядом с кухней или часами листает алхимические справочники. В ответ на все вопросы он получал только шутки и уверения в том, что мастером-зельеваром она становиться не собирается, а литературу читает исключительно для самообразования.
Вряд ли бы она стала скрывать от него что-то серьезное, но зельеварение еще с первого курса ассоциировалось у него со Снейпом и Блэками – вернее, сначала с Блэками, а уже потом, чисто машинально, стало одной из претензий к слизеринцу. Что если эксперименты окажутся опасными? Или что-то пойдет не так – испарения, взрыв, да мало ли что еще? Или если Гарри случайно доберется до реактивов, когда научится ползать?
В тихом и темном доме тревога, обычно прятавшаяся по углам, чувствовала себя привольно. Он закусил губу, еще раз тревожно взглянул на жену, и вдруг, поддавшись какому-то нервическому порыву, направился к комнатке-лаборатории.
Нужно было просто проверить замок, замок – и толщину двери, чтобы быть уверенным, что Гарри никогда туда не пробраться. А потом он спросит у Лили, и она посмеется и скажет, что просто варит что-нибудь от кашля или простуды…
Дверь не была заперта на ключ, и он дернул ее на себя, наверное, слишком сильно, словно опасался, что и в самом деле может найти сына внутри. С письменного столика, стоявшего справа от входа, взметнулись какие-то листки пергамента. Почему-то это его рассмешило, напряжение ушло, и Джеймс присел на корточки, собирая в стопку заметки Лили. Еще в Хогвартсе ему нравился ее почерк: тонкий, стремительный, с немного вычурными завитками. Пару раз он вытаскивал у нее из сумки проверенные сочинения, чтобы вечером, в спальне, изучить их до мельчайших подробностей. Дело кончилось тем, что Питер научился подражать манере письма Лили, и однажды ребята разыграли его, прислав любовное послание от ее лица. Идея была, конечно, Бродяги, и, кажется, ни до, ни после того их ссоры так не затягивались – исключая, конечно, историю со Снейпом…
Последний из пергаментов был написан другой, хотя и смутно знакомой рукой. Мелкие, чуть неровные буквы с резкими росчерками в конце строк, подчеркнуто строгая – по пунктам – нумерация абзацев - все это было похоже на что-то, что он видел множество раз, но чему никогда не придавал значения. Невольно Джеймс опустил взгляд к концу текста и пораженно замер.
Письмо было подписано именем С.Т.Снейпа.
30. Эммелина Вэнс.
У этих снов не было ни начала, ни конца.
Часы тикали и тикали, отсчитывая секунды, хотя некому больше было их проживать; две пары синих глаз смотрели в небо. Фабиан улыбался – он всегда улыбался, сражаясь, и от этого становилось чуть легче. Зато Гидеон в бою бывал сосредоточен и суров, что-то средневековое проступало в нем: так, наверное, выходили с мечом на врага, сверкая рыжими косами, его далекие предки.
Если бы не это, их нельзя было бы отличить, хотя Долохов явно старался разнообразить приемы атаки: тело одного из близнецов было изуродовано каким-то режущим заклятием, другого – обожжено.
В этих снах все детали вспоминались так четко, как она их никогда не видела в реальности: тогда, на месте, глаза застилали непрошеные теплые слезы. Все возвращалось к ней сейчас, в этом пустом доме, где никогда уже не прозвучат голоса друзей: старинные часы на руке у Фабиана, и гриффиндорский галстук, который упорно продолжал носить Гидеон, и скрюченные, вцепившиеся в палочку пальцы умирающего Пожирателя, стонавшего на газоне в паре метров от них. И – ненависть, запекавшаяся на губах от пронзительного крика Молли, от тщательно подавленных рыданий Артура (а она-то считала его слабохарактерным!), от горьких глаз Дамблдора и тихих всхлипываний обычно невозмутимой МакГонагалл.
И она знала, видела тогда, что ненависть ширится, загораясь во всех взглядах: изумрудная ненависть Лили, склонившейся над потерявшей сознание Молли; черная ненависть Блэка, чуть кривившего губы в судорожной злобе; стальная ненависть Фрэнка и синяя, пронзительная – Алисы.
И она просыпалась каждую ночь с того дня, захлебываясь страхом и тоской по сильным рукам Гидеона и ласково-насмешливым подколкам Фабиана. Он спрашивал, когда они с Гидди поженятся. Он все время об этом спрашивал.
Она скинула влажную от пота ночную рубашку, взглянула на часы. Пять утра, но в Аврорате можно появиться и раньше: никто не удивится, а работа найдется в любое время суток.
Может быть, там будет Поттер. Или Блэк. Или хоть кто-то, кто способен улыбаться в этом мире, который катится к дьяволу бешеным колесом.
