Глава 1Глава 1: «Денис Орлов: он меня раздражает»
Время летит неумолимо, вот уже и одиннадцатый класс подкрался незаметно. То самое время, которое считается переломным. Говорят, что именно сейчас люди переходят во взрослую жизнь, решаются их судьбы… Как бы то ни было, меня это мало заботит. Потому что я вообще не считаю нужным о чем-то подобном переживать.
А зачем? Я же сын Максима Орлова. У меня в любом случае будет все, что только пожелаю. Знаю, многих раздражает такая точка зрения. Но мне, собственно, плевать. С чего бы меня должно заботить их мнение?
Словом, моя жизнь все набирает обороты. Пока остальные учатся в поте лица, я в основном развлекаюсь. И даже несмотря на то, что провожу за учебой мизерное количество времени, оценки получаю приличные. Дело не в авторитете отца, он сам просил, чтобы ко мне построже относились. Просто я вот таким уродился… способным. А всем, кто распространяет грязные слухи о якобы сказочном блате, готов дать серьезный отпор.
К тому же с тех пор, когда я весьма экстремально побывал в лагере, многое изменилось. Прежде всего, у меня нет мачехи. И это очень положительно сказывается на всех сферах моей жизни… А зато на жизни всех, кто умудрился перебежать мне дорогу, крайне отрицательно. Потому что мне больше не надо тратить уйму сил и энергии, чтобы вести домашние войны. И я направляю их в других целях, хотя и тоже отнюдь не мирных.
Самое приятное для меня – что отец не собирается жениться. Он неоднократно об этом мне говорил, а Орловы словами не разбрасываются. Нет, я не из эгоизма радуюсь этому. У меня много недостатков, которые я люблю и бороться с ними даже не собираюсь. На большую часть людей нашей голубой планеты мне плевать с высокой колокольни… Но отец к ним не относится.
Наверное, со стороны кажется, что я просто не хочу, чтобы папиными деньгами пользовалась какая-то кукла… а может, даже боюсь появления у него детей помимо меня… Но на самом деле это не так.
У папы столько денег, что он мог бы всю жизнь содержать и меня, и гарем их трехсот наложниц со всеми возможными детьми. Да и я все же собираюсь в будущем жить своим умом, а не на его деньги. Нужен только хороший старт, который папа обеспечит в любом случае.
Так что причина моей радости не меркантильна. Просто я глубоко убежден что, помимо моей мамы, все женщины стервы. И искренне рад, что ни одной из них не удастся захомутать отца.
После Олеси папа понял, наконец-то, что всем женщинам нужно от него только одно – деньги и влияние. Поэтому заводить серьезные отношения зарекся. Конечно, случались у него интрижки, куда же без этого. Но ничего серьезного.
Так что, казалось бы, жизнь окончательно наладилась. Мы с Сашей учимся в одной школе, оба довольно неплохо. Жизнь бьет ключом.
Кстати, сама наша школа – предел мечтаний. Очень многие хотели бы учиться в ней, но далеко не у всех есть такая возможность. В школе все прекрасно – и интерьер, и оборудование, и учителя. Я часто ловлю взгляды учеников других школ, весьма завистливые. Скорее всего, думают, почему им в жизни везет не так как нам, золотой молодежи. Ну что тут скажешь… Каждому свое. Так что школа прекрасная. Пожалуй, в ней есть только один недостаток… это я.
Да, именно я с самого первого класса являюсь кошмаром и учителей, и учеников, из-за меня некоторые даже ее покинули. Не то чтобы я хвастаюсь, просто факт констатирую.
Тем не менее, приятелей у меня много. Все хотят попасть в их число, потому что иначе становятся теми, кому я начинаю портить жизнь, это неизбежно. Надо же мне как-то развлекаться.
Знаете, было время, сразу после моего возвращения из лагеря, когда я искренне верил, что начинаю новую жизнь. Думаю, такое случается с каждым хотя бы раз. Происходит какое-то серьезное потрясение, и человек верит, что отныне и навсегда он кардинально изменит свою жизнь. Но на самом деле это очень редко и мало кому удается… Вот и мне не удалось. Прекратить свои постоянные шутки и приколы, больше не задевать ботанов, стать примерным учеником… Бее… что может быть скучнее…
Это мой примерный брат не ходит по клубам, не увлекается сомнительными розыгрышами и учится только на «отлично». Что ж, Саша всегда был личностью, не склонной к авантюрам. Меня же хватило только на месяц. А потом я осознал со всей ясностью, что жизнь проходит мимо. И вернулся Орлов – ужас и гроза нашей элитной школы.
Тем не менее, замечаю, я стал мягче к людям относиться. Видимо, пребывание в лагере свой отпечаток все же наложило. Розыгрыши мои остались, но стали менее жестокими, а порой я даже сознательно не доводил их до конца.
К примеру, есть в классе один ученик, Никита Журавский, доставать которого мне особенно нравится. Так вот, однажды у меня в руках оказался медальон, который (уж не знаю, почему) очень много для него значит. А мы стояли посреди школьного двора, взрослых никого, собрался весь класс. Только болел дома Саша, единственный, кто мог бы меня остановить. И у меня крышу окончательно снесло. Я сказал ему, что отдам медальон, если он встанет передо мной на колени. На нас смотрели все.
Честно говоря, я не думал, что Журавский пойдет у меня на поводу. Сам не ожидал, что ему эта вещь так дорога. Я и фразу-то эту произнес, только чтобы поиздеваться. Мне медальон был абсолютно не нужен, я все равно собирался, основательно потрепав нервы, через пару недель вернуть его владельцу.
Но этот придурок, представьте, действительно подошел ко мне и собрался встать передо мной на колени. И это было бы моей полной и безоговорочной победой. Конечно, после того, как это увидел бы весь класс, Журавский просто не смог бы оставаться в школе. Столько лет я не мог его дожать, и сейчас был так близок к цели… Но я посмотрел в его глаза… и вспомнил…
Лагерь, вечер, игра в карты, мое жестокое условие, и точно такая же боль в глазах человека, впоследствии ставшего моим братом.
И я не смог. Когда он уже опускался на колени, остановил его и вложил ему в руку медальон со словами: «Ну ты и осел, Журавский, это шутка была». И пошел в сторону школы, не оборачиваясь.
Это был один из немногих случаев в последнее время, когда я вспомнил те времена. Знаете, тогда я не понимал, что постепенно из памяти стирается все. И порой даже самые сильные чувства меркнут, оставляя только слабый след в душе.
Тогда я действительно совершенно искренне хотел помочь сироте Саше Скрепкину, моему другу, которому было некуда идти. Я считал, что поступаю правильно, и даже предположить не мог, что этот поступок впоследствии станет моей единственной на данный момент головной болью.
А ведь отец старался объяснить и водил меня к психологам, когда не смог сам. Они всеми силами доносили до меня простую мысль: друг и брат – это совершенно разные вещи. Одно дело весело проводить вместе время, встречаясь, а потом расходясь по домам. А совсем другое – жить в одном доме.
Сначала вроде бы все было хорошо. Я даже не догадывался, что совершаю ошибку. С удовольствием проводил время с Сашей, учил его жить новой жизнью представителя «золотой молодежи», знакомил со своими приятелями… В общем, в то время он был мне, прежде всего, другом.
А потом началась его трансформация из категории «друг» в категорию «брат». Сперва это было достаточно плавно, незаметно для нас обоих.
Выяснилось, что у нас во многом не совпадают мнения о различных вопросах, да и вообще взгляды на жизнь. Нет, не сочтите меня наивным, я и раньше об этом догадывался. И это не стало бы (я почти уверен) помехой нашей дружбе. Но как брат он меня довольно скоро, и года не прошло, начал реально бесить.
А может, дело как раз в том, что все наши приключения, все, что мы тогда вместе пережили, медленно, но верно стали стираться из памяти. Когда-то я думал, что буду помнить это вечно, всем говорил это и искренне в это верил. Но постепенно оказалось, что сильно преувеличил.
И меня все чаще мучат сомнения – не основывалось ли мое желание подружиться с Сашей исключительно на жалости? Тогда ведь я сперва узнал, что у него в семье крайне неблагоприятная обстановка, а потом он и вовсе остался сиротой. И вполне понятно, что я хотел ему помочь, все же я не всегда сволочь.
А когда он стал приемным сыном отца, очень скоро перестал быть тем самым забитым подростком. У него появились собственные вкусы и пристрастия, Саша записался в секцию борьбы. Через какое-то время перестал позволять мне опекать его и принимать за него решения. Все чаще спорил со мной, даже до драк доходило. В которых, кстати, ни один из нас не мог победить. Словом, когда мы из друзей стали братьями, у нас появились обычные для братьев проблемы. Отец не пытался помочь, только все усугублял. Я никогда не жаловался на Сашу (нет привычки стучать), он на меня, конечно, тоже. Но все равно папа безошибочно определял, когда мы поссорились в очередной раз, и всякий раз напоминал, что это мое решение. Что меня только еще больше раздражало.
А еще, прав я или нет, мне теперь постоянно кажется, что Саша мне завидует. Потому что это я сын и наследник самого Орлова, а его положение в нашей семье, несмотря на наличие официальных бумаг, достаточно шаткое. Даже прислуга наша до сих пор недоумевает, как это безродный мальчишка оказался в семье Орлова. И не на птичьих правах бедного родственника, а практически как равный. И, я знаю, ему все время стоит огромных трудов раз за разом доказывать нашему окружению, что он достоин стоять с ними на одной ступеньке. Я же никогда не испытывал этих проблем по праву рождения.
Кроме того, Саша не может не замечать холодного отношения к нему отца. Да, прошел не один год, а папа все не торопится узнать Сашу и полюбить как сына. Сначала я пытался изменить ситуацию, а потом бросил это занятие.
Я решил – пусть он сам выкручивается. В конце концов, это не мои проблемы. С одной стороны, я понимаю, что печальные обстоятельства Сашиной жизни так никуда и не исчезли. Ему по-прежнему некуда идти, его мать в могиле, а отец в тюрьме… Но меня это больше не трогает. Как ни пытаюсь вспомнить те чувства, когда больше всего на свете хотел помочь Саше и готов был на все, их больше нет.
Сам Саша тоже хорош. Я раньше думал, он будет меня во всем поддерживать, но оказалось, наши взгляды на жизнь настолько разные, что порой он даже открыто идет против меня, заступается за моих жертв. Это приводит к ссорам, ставшим уже обычными.
Какой-то частью разума я понимаю, что мщу брату за собственную глупость, за обманутые надежды. На самом же деле вины Саши в этом нет. Он не просил его усыновлять. Наоборот, просил меня подумать, словно знал, что все этим кончится. Но я все больше отгоняю эти мысли от себя. Хотя еще полгода назад они были довольно свежи.
Помню, тогда мы в очередной раз крупно поссорились. И были всего лишь в шаге от того, чтобы наговорить друг другу действительно ужасных вещей. Я тогда, после получаса обидных фраз с обеих сторон, напомнил ему, что он никто в нашей семье, а Саша вместо того, чтобы взорваться в ответ, сел на диван (орали мы друг на друга в гостиной) и тихо произнес: «Я знал, что так будет. Что поделаешь, не везет мне с родными людьми. Рок, наверное, какой-то».
И мне тогда сразу стало стыдно. Я присел рядом, взял его за руку и сказал: «Саша, прости меня, пожалуйста. Все хорошо будет. И с отцом я тоже поговорю».
Но папа был не в России, а потом я забыл о решении поговорить. Да и отношения хорошие у нас и двух месяцев не продержались... Прав Саша: рок какой-то.
В принципе, в школе нашей к Саше относятся все очень хорошо, тут ему не на что жаловаться. Были, правда, уроды, которые желали «поставить выскочку на место».
Пять пацанов из соседнего класса. Им-то мой брат с самого начала не понравился. Наверное, самим фактом своего существования (моя любимая фраза, не могу удержаться). Так вот, раньше они к нему не докапывались, меня боялись. Потому что со мной у них уже вышел конфликт, закончившийся для них печально. Так что Сашу терпели. Но потом они узнали о том, что наши отношения с Сашей теперь от дружеских далеки (школа как деревня – ничего не скроешь). И решили, что их время настало.
Просчитались ребята. Они отловили Сашу в пустом переулке. Одна девчонка из нашего класса видела все, побежала ко мне. И даже она сомневалась, что я вмешаюсь. Но, как и когда-то давно, для меня имело значение только то, что Саша попал в беду, и ничего больше. Конечно, я поспешил ему на выручку. И, к счастью, успел.
Саша, кстати, и сам весьма неплохо справлялся. Думаю, если бы их было поменьше, даже, скажем, трое, он бы справился и сам. Но их было пятеро, а это все же слишком много… А против нас двоих у них, всех пятерых, просто не было шансов.
Да, если брату грозит опасность, я помогаю, не раздумывая. Но сам порой раню словом гораздо больнее. Я же знаю его лучше, чем остальные, у меня больше возможностей.
И мы оба словно находимся в замкнутом круге. Агрессия вызывает ответную агрессию. И даже толком не можем сказать, когда и с чего все началось. Только все больше накапливается отрицательной энергии. И все чаще меня захлестывают мрачные мысли о том, что рано или поздно она найдет выход. Не может же вечно копиться раздражение.
Вот в последнее время мы почти не ссоримся. Точнее, находимся в состоянии затяжной тихой ссоры. То есть не ругаемся, а молча друг на друга дуемся. Это как затишье перед бурей, и я боюсь, что скоро что-то будет.
А началось все из-за пустяка. Это было начало весенних каникул. Прекрасное, казалось бы, время. Но, очевидно, это рок такой – как каникулы начинаются, так что-то происходит.
Отец был в Италии, все вел там переговоры с деловыми партнерами. Так что нам с Сашей предстояло дней десять провести вдвоем (обслугу я не считаю).
Я пришел домой очень поздно, что и не удивительно – у нас с приятелями было много различных интересных дел. В первую очередь, конечно, поиздеваться над Журавским, бесит он нас…
Как бы то ни было, Саша к моему приходу давно был дома. Сидел на диване в гостиной и книгу электронную читал, при этом посматривал на меня, как на врага народа.
И мне бы молча пройти мимо, он в последнее время на меня всегда так смотрит. Но взяла меня досада. И я вызовом бросил:
- Ну и что смотришь? Того и гляди, дырку протрешь…
- Что, опять с пацанами какого-то ботаника чмарили?
- А тебе какое дело?
- Денис, ты что, сам не понимаешь, в кого превращаешься?
- Я не превращаюсь, Саша, я всегда таким был. И если ты этого не замечал, это исключительно твои проблемы.
- Я напрасно вообще связался с тобой и Орловым.
- Тем не менее, мы кормим тебя, обуваем, одеваем… а ты пользуешься всем этим, да еще и меня критиковать смеешь!
- С чего это «мы»? Да, Орлов меня содержит, ему я по гроб жизни обязан. Но ты-то что в жизни сделал? Ты просто бесплатное приложение к влиятельному олигарху. Вы все такие – пользуетесь родительскими достижениями…
- Возможно. Но ты-то тогда кто? Вообще никто… как паразит живешь за чужой счет и пользуешься этим.
Я не совсем сволочь, не подумайте. Во время всего разговора я осознавал краем сознания, что говорю ужасные вещи, что мне за них будет стыдно… Но то, что говорил Саша, тоже было обидно. И я отвечал ударом на удар, колкостью на колкость… А моя последняя фраза… Саша побелел, мне стало стыдно. Я сделал шаг на встречу, но брат развернулся и убежал в свою комнату…
Надо было попросить прощения, в конце концов, я не имел никакого права его так оскорблять. Я же знал, что бью по больному, что Саша сам очень переживает из-за своего странного положения в нашей семье… В конце концов, я сам же, было время, пытался помочь ему преодолеть это… А теперь так бесцеремонно напоминаю об этом…
Но мне не позволила гордость – это же Саша, не я, первым сегодня начал с оскорблений. К тому же, я в жизни извинялся всего-то пару раз (и то опять же, перед Сашей).
В общем, в комнату брата я не пошел. Ушел к себе. Настроение было паршивым, но не прошел еще пыл ссоры. Я был слишком зол, чтобы мыслить рационально. Долго не мог уснуть – то злился на Сашу, то чувствовал себя виноватым. Но, в конце концов, мне все же удалось забыться тревожным сном.
Глава 2Глава 2: «Саша Скрепкин: отчаяние»
За последние несколько лет слишком много всего изменилось в моей жизни. Наверное, многим то, что со мной произошло, кажется чудом, неслыханной удачей. Я же был несколько лет назад нищим сиротой, и меня должны были отправить в приют.
И тут вдруг, словно в сказке, надо мной установил опеку сам Орлов. Это сказочно богатый человек, несомненно, способный дать все самое лучшее и Денису, и мне, и еще сотне-другой мальчишек.
Другой вопрос, что никому не нужны чужие дети. И на установление опеки Орлов ни за что бы не пошел, если бы не настойчивые просьбы его единственного сына. Именно Денис для меня открыл новый мир роскоши, о которой я никогда даже не смел мечтать.
Как известно, к хорошему привыкаешь быстро. И теперь для меня почти само собой разумеется, что в моем распоряжении деньги в немереном количестве, что я не только ни в чем не нуждаюсь, но могу иметь все, что захочу.
Я теперь живу даже на много порядков лучше, чем представители среднего класса. А достичь хоть относительного финансового благополучия всегда было моей несбыточной и прекрасной мечтой. Я могу одеваться в бутиках и ходить в дорогущие клубы… Но ничего этого не делаю.
Только один раз я позволил Денису притащить меня в бутик и выбрать для меня одежду. Тогда я только попал в мир богатства и роскоши и был совершенно растерян. Первое время полностью полагался на Дениса.
Но потом все же вспомнил, что имею свою голову на плечах. И что мне никогда не нравились мажорские замашки, я не должен становиться одним из них.
Я стал одеваться в нормальных магазинах. В хорошую одежду, не рыночную (все же я должен помнить об авторитете своего опекуна), но и не в неприлично дорогую, как Денис.
Да, я занимаюсь борьбой, поддерживаю хорошую физическую форму. Отчасти и это тоже позволило мне завоевать в школе авторитет.
Школа наша тоже особенная, тут не найдешь простых ребят. Да и понятно – с улицы и без блата сюда попасть совершенно невозможно.
Да, здесь новейшее оборудование, дорогие парты, новые учебники… а учителя одинаковые везде, на мой взгляд.
Учиться я стараюсь, как и в своей старой школе, добросовестно. Я, кстати, заходил попрощаться с учителями (с одноклассниками отношения как-то не сложились). Представляете, там так никто и не поверил в то, что со мной случилось! Мол, такое только в сказках бывает. Решили, что меня отправляют в детский дом, а им я просто заливаю. Учителя сочувствовали, одноклассники бывшие потешались… Но меня это не трогало нисколько. Пусть себе развлекаются… Я-то знаю правду.
Впрочем, на самом деле все далеко не безоблачно в моей жизни… Я же знал, что так будет, говорил об этом Денису. Но тогда он просто не мог понять меня. Не верил, что пожалеет о своем решении сделать меня частью своей семьи… А именно так все и вышло.
Наша дружба сошла на нет как-то плавно, поначалу незаметно. Просто прошло не так много времени, как я стал замечать в Денисе существенные недостатки. Меня бесят его понты, одежда невероятной дороговизны, вечная уверенность в собственной правоте. То, как он не желает считаться с другими людьми. Я все вспоминаю его таким, каким увидел в первые часы пребывания в лагере. И мне все больше кажется, что именно тогда он был настоящим.
Возможно, многим покажется, что критиковать его я не имею права. Он же спас меня от ужасов детского дома, позволил ощутить доселе неведомое ощущение наличия денег… Да, может быть, я неблагодарная сволочь… Но и он хорош. Одно дело ввести человека в свою семью, а другое – игрушку приобрести.
Тогда он убеждал меня, что я не прав, что ему нужен брат. Хотя, если задуматься, а зачем? Многие единственные в семье дети любят рассуждать на тему: вот было бы здорово, если бы у меня был брат / была сестра… Но в глубине души знают, что это хорошо, когда внимание не делится, все достается им. Вот и Денис… А хотел ли он действительно, чтобы я стал равноправным членом семьи? Сейчас мы с ним знаем ответ, только поздно уже.
Денис с самого первого дня пытался меня всему учить – что носить, что говорить, как мне жить. И если сначала я после всего пережитого просто не мог сопротивляться, потом объяснил ему, что, как мне жить, знаю сам. И это стало первой трещиной в нашей дружбе.
А что он хотел? Чтобы я покорно его слушался? Но я человек, самостоятельная личность. И то, что Орловы обеспечивают меня, не значит, что я должен быть их марионеткой. В конце концов, я не просил их об этом.
Словом, наши отношения основательно деформировались. Теперь я окончательно потерял друга. Для Дениса я какой-то надоедливый бедный родственник, от которого уже и не избавишься никак, но и видеть его каждый день опостылело.
Вспоминаю, с каким негодованием он же отнесся к ситуации, когда, сразу после моего появления в его семье, то же самое предположили продавцы бутика. Тогда, казалось, он их всех взглядом просто испепелит. А теперь, думаю, с ними бы согласился.
Только я не хожу по бутикам, как не делаю большинство того, что положено по рангу золотой молодежи. И живу своим умом, ни у кого не спрашиваю. Если это не устраивает Дениса, или его отца, это исключительно их проблемы. Потому что, если они думали, что я из чувства горячей благодарности буду во всем им угождать, они ошиблись. Я планирую строить свою жизнь, как сам захочу.
Да, мои отношения с Денисом не клеятся. Но то, как он относится к остальным людям, гораздо хуже. Есть только один человек, которого Денис любит, слушается и уважает. Это, конечно, Орлов. Да, их с отцом отношениям можно только позавидовать. Я, учась в элитной школе, имею возможность общаться с детьми богатых, знаменитых и влиятельных. Большинство из них ограничивают свое общение с детьми тем, что дают им деньги, и на этом считают выполненным родительских долг. Орлов же при всей своей занятости находит время для Дениса. Они и разговаривают подолгу, и на прогулки вместе ходят. Меня с собой не берут. При этом раньше Денис даже чуть не ссорился с отцом, настаивая на том, что я член их семьи, и мне тоже должно уделяться внимание (правда, в конце-концов, ему приходилось уступать). Теперь же он не только не настаивает, а, когда они куда-то идут с отцом, смотрит на меня с выражением превосходства на лице. Обидно, да…
Но я отвлекся. Итак, помимо отца у Дениса нет приоритетов. От него страдают все – и учителя, и одноклассники. Он никого ни в грош не ставит. Мало того, что из-за его сомнительных розыгрышей много учеников покинули школу, он и до учителей добрался. Один молодой учитель имел несчастье сделать ему замечание… В общем, в то время я болел и подробностей не знаю, только известно, что вылетел он из нашей школы, как пробка из бутылки…
А еще если у нас в классе ученик по имени Никита Журавский. К нему у Дениса прям какая-то особая антипатия. В кашу он ему, что ли, плюнул, понять не могу… Ну да, у Никиты мать майор милиции, но это же не повод его гнобить… И парень в общем-то не плохой. Думаю, мы с ними могли бы подружиться, если бы, опять же, не Денис. Когда я только пришел в эту школу и со всеми знакомился, он сразу сделал установку, что Никита наш враг. А я не разобрался еще в ситуации и выступил на стороне брата. Теперь идти на попятную уже поздно, да и глупо получится…
Итак, друзьями мы так и не стали. Но все равно общаемся более-менее нормально. Остальные же ребята из класса принципиально задевают Никиту. Потому что боятся Дениса. Что-то это напоминает…
Денис от меня тоже требовал, чтобы я не смел проявлять к Журавскому какое бы то ни было хорошее отношение. Тем не менее, на вопрос, почему он калечит парню жизнь, Денис мне внятно так и не ответил. И я ему объяснил популярно, что я не его холуй и буду общаться, с кем захочу. Очередная трещина в нашей дружбе…
А может, этой дружбы и нет? Может, ее никогда не было? Я все чаще думаю, что мы все это выдумали сами. Денис со скуки, я от отчаяния. В свете последних событий я вообще перестал, кажется, верить в дружбу, любовь и тому подобные чувства (положительные имею в виду, вот в ненависть определенно верю).
Жизнь учит быть материалистом. И мне кажется, что дружба просто массовый самообман. Мы себе внушаем, что определенный человек чем-то отличается от остальных, что заслуживает к себе особенного отношения. А он на самом деле такой же, как все.
В последнее время я часто о подобном задумываюсь. И от этого становится как-то холодно и неуютно.
Что касается отношений с опекуном, тут тоже все далеко не гладко. И это еще сильно мягко сказано. На самом деле я прекрасно знаю, что опекун никогда принимать меня в свою семью не хотел. И не тешу себя радужными иллюзиями, что он когда-либо изменит свое обо мне мнение.
Я даже не пытаюсь что-то для этого предпринять. А что я могу? Пытаться ему угодить, предугадывать его желания? Это все абсолютно, совершенно бесполезно. Люди никогда не прощают другим собственных ошибок. И то, что он сам же принял меня в свою семью, Орлов всю жизнь будет мне поминать.
Нет, сдался я не сразу. Да и Денис когда-то пытался помочь мне стать частью семьи. Мы даже несколько раз вместе ездили отдыхать на выходные. И ни разу ничего хорошего из этого не получилось.
В основном общение изо всех сил старался поддерживать Денис. Орлов же подчеркнуто общался только с родным сыном. Да он вообще на дух меня не переносит! Будто бы это я уговаривал его установить опеку, будь она неладна.
Я даже порой всерьез задумываюсь о том, что лучше было бы мне жить в детском доме. Многие со мной бы не согласились, знаю. Но посудите сами.
Я понимаю, что было бы очень сложно, что большинство детей и подростков не может представить себе ничего ужаснее детского дома. Но, в конце концов, что там могло бы случиться особо ужасного? Я все же не хуже людей. И верю, что смог бы там жить не так уж и плохо. В конце концов, не звери же его обитатели. Да и может ли кто-то быть ужаснее Дениса Орлова? Ужились бы как-нибудь.
По крайней мере, я изначально не тешил бы себя иллюзиями, что кому-то нужен в этой жизни. И не было бы так болезненно осознавать, что я совершенно один.
Теперь же сложилась довольно странная ситуация – с одной стороны, вроде бы жаловаться совершенно не на что, да и даже как-то неприлично. Мол, люди одели, обогрели, я же за это грязью их поливаю. Выходит, я сволочь. Но что делать, если не чувствуешь больше радости в жизни?
Да и Денис, я знаю, не доволен существующим положением дел. Вот и копится раздражение, ищет выход, ждет только случая удобного…
И он, конечно, представился. Это случилось, когда отчим уехал по делам. Причем начал, можно сказать, я. И сам не знаю, почему так вышло, не собирался же…
Наверное, началось все с утра, когда я просто не с той ноги встал. Вроде бы стоит радоваться – каникулы весенние начались!
Я, как и все нормальные люди, теперь каникулы люблю. Это раньше, когда жил с самыми кошмарными в мире родителями, старался при всем негативном отношении ко мне одноклассников проводить как можно больше времени в школе. Теперь же я могу себе позволить любое времяпрепровождение. По клубам, конечно, не шастаю, я не Денис. Но пробродить по городу, зайти в кафешку, кино посетить… Это мне очень даже нравится.
Только в этот день не радовался я каникулам. Все раздражало, с языка так и норовили сорваться какие-то немыслимые гадости. Весь день пробыл на взводе в постоянном напряжении. Даже во избежание неприятностей вечером не пошел гулять, а остался дома читать электронную книгу. Но они все равно нашли меня!
Брат вернулся поздно. И у меня даже сомнений не возникло в том, чем он занимался. И если в любое другое время я бы просто закрыл на это глаза, вот именно сейчас слова просились наружу, и я просто не мог их удержать. Словом, рассказал Денису, что думаю о его издевательствах над людьми. А он мне поведал, как относится к бедным родственничкам. На самом деле это далеко не точное содержание разговора, скорее то, какие эмоции он оставил.
После выяснения отношений мы с Денисом разошлись по комнатам. Я понимал, что сам хорош. Тоже ему кучу гадостей наговорил. Да я, по большому счету, и не обвинял Дениса. Так просто сложились обстоятельства, никто не виноват.
Не в этом суть. Я давно понимал, во что превратились наши с Денисом некогда дружеские отношения. Но почему-то именно после этого злосчастного разговора накатили тоска и понимание того, что это необратимо.
А, собственно, на что я надеялся? Что мажор действительно захочет со мной дружить? Бред… но именно в этот бред всегда отчаянно хотелось верить. Даже когда я негодовал от его отношения к людям, когда думал о крахе нашей дружбы, в глубине души во мне жила надежда, что это просто тяжелый период. Что все наладится, только нам надо притереться друг к другу, снова научиться уважать друг друга и понимать. Это нормальное желание – считать трудности временными, только надежда порой помогает не удариться в затяжную депрессию.
Но именно почему-то после этого разговора (а может, действительно, день такой) я окончательно перестал надеяться, что в семье Орловых меня когда-либо примут как своего. И выход из положения мне виделся только один…
В комнате я лихорадочно собирал вещи. Не знаю… возможно, я не прав. Но тогда мне хотелось только одного – как можно скорее убраться из этого дома.
К тому же я действительно не считал, что мой уход доставит неприятности. Денису, как выяснилось, без меня гораздо лучше, чем со мной. А что касается Орлова, он все возможные проблемы, связанные с моим исчезновением, решит с легкостью… И не такое решать приходилось.
В общем, я не был намерен возвращаться. На что я надеялся? Куда собирался пойти? У меня нет ответов на эти вопросы. Они мне и не требовались. Для принятия подобного решения вообще редко требуются какие-либо аргументы. Чаще всего это происходит на эмоциях.
Да, если бы я слушал рассудок, а не эмоции, то, конечно, остался бы. Ведь в доме Орловых действительно хорошо, у меня всего в достатке – и вещей, и денег. А семейного тепла я никогда и не знал… Но отчаянно хотел узнать. И в этом смысле мне даже казалось, что Орловы хуже моих родителей. Те хотя бы не лицемерили – я с самого начала знал, что они презирают меня и жалеют о моем появлении на свет. Орловы же сначала подарили мне надежду, а потом оказалось, что я им совершенно не нужен.
Я не хотел рассуждать здраво, хотел только оказаться от этого места как можно скорее как можно дальше. Тем не менее, некоторые вещи с собой взял. Ведь, по-сути, тут нет ничего моего. Все, чем я пользуюсь, мне дали Орловы. А своими вещи, подаренные ими, я считать теперь не могу.
Но и без них я уже тоже не смогу обойтись. Я надел наиболее удобную на мой взгляд для долгого хождения по улице одежду, взял с собой все имеющиеся у меня в комнате на данный момент наличные деньги, плеер, зачем-то электронную книгу. Что клал еще, не помню, честное слово. Состояние было не то, чтобы мыслить трезво. Что под руку попалось, то и запихнул. Единственное, что сделал вполне осознанно, так это выложил мобильник. Положил его на стол, чтобы Денис понял, что все очень серьезно. Я не хочу, чтобы меня нашли.
Потом вырвал из тетрадки двойной лист и написал записку для Дениса (Орлов, уверен, даже в комнату не зайдет). Написать хотелось многое, но в итоге получилось лаконично.
«Все получилось именно так, как я и думал с самого начала. Я стал тебе чужим, а возможно, никогда своим и не был. Ты все забыл, а может, просто не хочешь помнить. Поэтому я ухожу и думаю, что для нас всех это будет лучше».
Положив записку рядом с мобильником, я вышел из комнаты, стараясь идти тихо, чтобы никто из прислуги не смог меня остановить. Осторожность оказалась излишней – они после нашей с Денисом ссоры чудесным образом все испарились. Это вообще отличительная черта прислуги (по крайней мере, той, что работает на Орловых) – ни в коем случае не вмешиваться в хозяйские склоки, а делать вид, что их нет вообще. Выучка…
Как бы то ни было, на улицу я вышел беспрепятственно… а вот куда идти дальше, совершенно не знал…
Глава 3Глава 3: «Встреча и замысел»
За время, проведенное в тюрьме, Дмитрий Скрепкин стал очень опасным человеком. Так часто бывает – люди попадают в тюрьму вовсе не такими, какими там становятся. Но никого еще эти заведения не исправили, не наставили на путь истинный.
Наоборот, в тюрьме очень быстро притупляются либо вовсе исчезают светлые чувства (у кого они были), там никто не учится любить, но все учатся ненавидеть, никто не учится добру, но все постигают зло.
Вот так и с Дмитрием стало. Сначала он еще чувствовал себя виноватым. И в смерти жены, и в том, что сына оставил сиротой. Казнил себя, порой не спал ночами. Потому что, в принципе, изначально злым человеком он не был. Просто виной всему слабость характера и влияние обстоятельств. Но в тюрьме все начало меняться…
Сначала Скрепкин убедил себя в том, что его жена сама во всем виновата. В принципе, у него и раньше это неплохо получалось, но это при жизни жены. А после смерти думать о ней плохо сначала казалось кощунственным… Но уже через полгода он окончательно уверил себя в том, что имеет права ее судить. И что приговор, который он ей вынес, правильный.
А потом ему на глаза попалась газета. Там писали про сиротку, усыновленного самим Орловым, крупным и успешным бизнесменом. И вот когда он узнал на фотографии своего Сашу, от ненависти просто потемнело в глазах.
Но ненавидел он не столько Орлова… сколько родного сына. Ему казалось, что Сашка ничего этого не заслужил. Казалось бы, он не может винить сына в сложившихся таким образом обстоятельствах. Но было до жути обидно, что он сгниет в тюрьме, а Саше хорошо, у Саши новая семья. Про свою роль в этом деле он предпочитал не думать.
Итак, Скрепкин жил жаждой мести. А для этого, прежде всего, ему необходимо было выбраться из тюрьмы. Сложная задача, даже очень… но осуществимая.
Есть много схем, и все они стары как мир. А Скрепкин подружился с врачом. Напел ему сказочку про то, что его, мол, подло подставили враги, несправедливо обвинили в убийстве горячо любимой жены… Ну тот и помог, чем смог.
Дал он Скрепкину кое-какие препараты, инсценировав тем самым его смерть. А после, когда были выданы соответствующие заключения, подменил его тело на труп некого безымянного бродяги. И помог Скрепкину сбежать.
Теперь он вне закона, без документов и денег. Но разве таких мало? К тому же Скрепкин убежден, что уж без денег-то пробудет недолго. В тюрьме он приобрел массу весьма полезных в хозяйстве навыков и точно не пропадет.
И ему бы забыть прошлое, раз такую удачу за хвост поймал. Но нет – не жилось ему спокойно. Потому что хотел он поквитаться с сыном, за то, что забыл, что наслаждается жизнью в приемной семье. Хотел разрушить это нежданно свалившееся на Сашку благополучие. И вскоре ему представился этот шанс.
Был и еще один человек, одержимый жаждой мести – Олеся, недавняя жена Орлова.
Несколько лет назад она потеряла все, чего добивалась с таким трудом, обольщая Максима.
А ведь как хорош был план, как гладко все шло поначалу! Многие ей завидовали, и не зря – обольстить такого тертого калача, как Орлов, очень сложно. А она сумела. И если бы не этот выродок Денис, и по сей день вкушала бы радости безбедной жизни.
А сейчас об этом можно только мечтать… Орлов не просто с ней развелся. Он оказался очень мстительным и жестоким. Или его так разозлили брошенные ей про Дениса слова… или взбесило, что она его ни капельки не любит… Как бы то ни было, уж он постарался превратить в ад ее жизнь.
Олеся пыталась что-то делать, устраиваться на работу… Но даже ее обаяние не срабатывало. С ней никто не хотел иметь дела, и сначала женщина просто не понимала, почему. Только потом дошло – за всеми неурядицами ее жизни явственно прослеживается почерк Орлова. Видимо, он сильно озаботился тем, чтобы она никогда не достигла финансового благополучия.
Но как-то Олеся перебивалась… Она же из детского дома, жизнь никогда не баловала ее. Поэтому лишения и тягости женщину не сломали. Но было и еще кое-что – она ждала от Орлова ребенка. Срок для аборта оказался безнадежно пропущен – она же не думала, что бывший муж вышвырнет ее на улицу. Наоборот, считала, их отношения наладятся… мужчины же хотят детей.
И это был ее последний шанс наладить отношения с Орловым. Она надеялась на то, что уж ребенка-то родного Орлов не оставит на произвол судьбы… Она ошибалась. Орлов оказался человеком достаточно циничным и жестоким. Можно было бы предположить, он же сожрал как-то своих конкурентов. Но Олеся не думала, что он не поверит, что это его ребенок. А если даже его, от такой стервы (словами самого Орлова) ему приплод не нужен. Она пообещала ему отомстить, а слов на ветер Олеся не бросает.
Но нужно было как-то жить. Олеся попыталась замутить роман с кем-то состоятельным, женить на себе. Но не получилось. Это у нее-то с ее данными. Видимо, после провала с Орловым неудачи просто начали преследовать женщину.
Тем не менее, ребенок родился. Вот только несчастный мальчик оказался не нужен ни матери, ни отцу. Олеся оставила его в больнице. Просто сбежала оттуда. Ей безразлична его судьба. Но записку написала проникновенную, о том, что вынуждена бросить родную кровь из-за жестокости любимого человека. И что ребенка, как его отца, зовут Максим Орлов.
Признаться, Олеся надеялась, что из этой истории получится скандал, но и тут ей не улыбнулась удача. Персонал больницы, скорее всего, отдал ребенка в дом малютки и решил это дело просто замять. А мысли о мести все больше занимали сознание Олеси.
Желание отомстить было тем более остро, что Олеся знала – Орлов взял на содержание какого-то безродного мальчишку, сиротку несчастного! И он наслаждается всеми радостями богатой жизни, так и не узнает, что такое детский дом! Олеся совсем не знала некого Сашу Скрепкина, но уже ненавидела всей душой. И мечтала испортить ему жизнь столь же страстно, как и бывшему мужу.
Итак, два человека, Дмитрий и Олеся, одинаково сильно хотят испортить жизнь Орловым и Саше Скрепкину. И надо же было им встретиться!
Это произошло в одном из баров, которых очень много в Москве. Совершенно затрапезный, рассчитан на тех, кому либо все равно, где напиться, либо нет денег на более достойное заведение. Ну или просто не хотят привлечь к своей персоне излишнего внимания.
Дмитрий относился к третьему типу, Олеся ко второму. Они не знали друг друга, входя в это заведение. Дмитрий хотел просто с чего-то начать. У него еще не было плана действий, он не успел воспользоваться приобретенными в тюрьме связями. А надо было как-то жить, а еще лучше – достать где-то приличную сумму денег и жить хорошо. Но для начала просто хотелось напиться. За то, что выбрался из тюрьмы, совершил то, что многие сочли бы невозможным.
А еще хотелось… женщину. Все же Дмитрий долго находился в местах не столь отдаленных, успел соскучиться по близости женского тела… И не видел смысла отказывать себе в этом удовольствии.
Олеся пришла в бар, чтобы забыться. Слишком много всего нехорошего случилось с ней в последнее время. К тому же они еще в детском доме, когда стали постарше, таскали из медпункта спирт, разбавляли водой и пили. Как ни печально, только это помогало не вспоминать, где они находятся. Не думать о том, что они брошенные дети, что обществу наплевать на них. И о том, что не все доживут до совершеннолетия.
Сейчас она, решив вспомнить те времена, заказала сразу водки. Бармен удивился, конечно, но спорить не стал. Не ресторан чай, нет здесь понятия «моветон». Налил молча, словно у них каждый день нарезаются водкой хрупкие блондинки.
Олесе было плевать на мнение всех присутствующих. Слишком муторно на душе. Да и не собиралась она здесь новые знакомства заводить. Для этой цели женщина пошла бы в ресторан и заказала бы полусухое красное вино. И оделась бы в облегающее платье. А не как сейчас – в майку, джинсы и джинсовую же куртку. Просто надоело ей быть женственной, захотелось хоть на один вечер почувствовать себя обычной детдомовской девчонкой. А потом, завтра, она снова будет строить коварные планы, будет пытаться разбогатеть и отомстить…
У Судьбы оказались другие планы, никогда же не угадаешь, когда в твою жизнь решит вмешаться Его Величество Случай.
И этот симпатичный, но потрепанный жизнью человек, сидящий рядом и тоже пьющий водку, обратился к Олесе совершенно для нее неожиданно:
- Пьем водку, девушка? Необычный выбор…
- Меня Олеся зовут, и я давно уже не девушка. У вас-то что за повод?
- А я из тюрьмы… вышел. Боитесь?
- Нет, как и ничего в своей жизни. Вас-то как зовут?
- Дмитрий.
- Вам есть куда пойти, Дмитрий?
- Нет. Пока над этим не задумывался.
- Поехали ко мне.
- Поехали.
Вот так все и получилось, неожиданно и совершенно спонтанно. Скорее всего, Дмитрий и Олеся сами не поняли, как сошлись. Или водка во всем виновата…
А может, им на роду было написано встретиться, испытать друг к другу влечение… И запустить целую цепочку событий, изменив жизнь нескольких людей.
Пока что они об этом не задумывались, весь вечер и всю ночь их поступками, мыслями и чувствами руководило одно лишь влечение. Дмитрий уже успел забыть, каково это – быть с настоящей женщиной, чувственной и страстной. Даже до попадания в тюрьму жизнь его в этом смысле не баловала – Лена давно не привлекала его как женщина (да и вообще никак), завести интрижку на стороне тоже не получалось – для нормальных девушек сильно пьющий разнорабочий не вариант, а ненормальные были не нужны уже ему. Другой вопрос – что в нем так заинтересовало Олесю.
Скорее всего, она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос внятно. Возможно, желание приключений, возникший в последнее время недостаток жизненной остроты. Или просто ей понравился Скрепкин… Все же, какой бы стервой она не была, Олеся женщина и ей не чужды некоторые слабости…
Итак, всю ночь им было чем заняться, и уж точно было не до разговоров. Это для них было как глоток свежего воздуха, они не знали тогда, кто из них кто, да и знать не хотели. Было достаточно мгновений обжигающей страсти.
А вот на утро настало время для разговора. Все же Олеся предложила Дмитрию кров, а это значит, что она хотя бы должна знать, с кем конкретно имеет дело. О чем и спросила его в первую очередь.
Конечно, большинство на месте Дмитрия ее бы просто послали, либо наплели что-нибудь приблизительно правдоподобное. Он решил рассказать правду. Зачем? А просто так. Это бывает, когда хочется рассказать полузнакомому человеку что-то безумно важное. Даже научное название этому явлению есть. Впрочем, это совершенно не важно.
Важно то, что Олеся узнала всю биографию Дмитрия. Про его жену, про сына, про побег… И это ее заинтересовало. Она просто заскучала, когда Орлов вышвырнул на улицу, а ничего дельного больше не наклевывалось. Олеся привыкла к опасностям и интригам, ей хотелось риска.
А история Дмитрия очень ей подходила. Его жизнь напоминает увлекательный боевик, ей это нравится.
И Олеся рассказала свою историю. О жизни в детском доме, о неудачной попытке завладеть денежками Орлова…
И тут у них обнаружился общий интерес. Дело в том, что, конечно, Скрепкин знал, что его сын находится в семье Орлова. Он сразу же предложил Олесе это как-то использовать. Решил, что не случайно именно они встретились. Что это, возможно, единственный шанс отомстить обидчикам. Вот только Дмирий понятия не имел, как они смогут отомстить. А вот коварная стерва Олеся знала…
Они решили, что им нужно похитить Сашу и требовать выкуп. Если похитить Дениса, Олеся знает, Орлов не остановится, пока не уничтожит их. К Саше он относится гораздо менее трепетно. Дмитрию идея понравилась, осталось только ее осуществить.
Все оказалось гораздо проще, чем думали злоумышленники. Сашу они обнаружили на улице, недалеко от дома. Не пришлось, как они планировали, долго за ним следить и выбирать удобный момент. Он шел, не разбирая дороги и не смотря по сторонам. Очевидно, был чем-то расстроен. Поссорился с опекуном или братом, скорее всего.
Олеся собирала информацию и уже знала, что отношения Саши с Денисом и Орловым от идеала очень далеки. Она спрашивала одноклассников и даже разговорила кое-кого из прислуги. Так что появились основания предполагать, что выкуп Орлов может и не заплатить. Поэтому Олеся задумывалась о том, чтобы бросить это затею и найти другой способ. Может, даже рискнуть и похитить именно Дениса.
Но тут решительно против высказался Дмитрий. Он уже оказался захвачен идеей отомстить сыну, хоть Олеся и не могла понять, за что тут мстить. Но Скрепкин решил и не хотел слушать возражений. Он говорил, что даже если Сашу не захотят выкупать, все равно он получит удовольствие, поиздевавшись над ним. Олеся тут своей выгоды не видела, но ее уже захватил союз с этим человеком, отступать не хотелось.
И она не отступила – все прошло, как по маслу. Мальчишка даже не сопротивлялся особо, да и что он смог бы сделать против закаленного на зоне отца. В общем, скрутили и засунули в машину его достаточно быстро.
Но Олеся все равно поражалась Скрепкину. Нет, она сама не ангел и прекрасно это осознает. Но одно дело желать плохого постороннему человеку (каким для нее был Денис Орлов, да и Максим тоже), или даже отказаться от ребенка, но вот так быть одержимым желанием мучить родного сына… возможно, даже убить. Впрочем, Олеся это прекрасно осознавала, не ей читать кому-либо морали.
Честно говоря, она предпочла бы, чтобы их заложником оказался Денис. И, если бы не печальный опыт Таймыра с бандой, возможно, даже пропробовала бы убедить Дмитрия рискнуть. Ох, с каким бы удовольствием она поиздевалась бы над этим избалованным папенькиным сынком, считающим себя круче всех!
Впрочем, Сашу этого она тоже ненавидела, так что в любом случае удовольствие была намерена получить.
Они с Дмитрием, конечно, обо всем позаботились. Сняли дом в деревне под Москвой, на отшибе, с хорошим подвалом и звукоизоляцией. Сашу здесь не найдут. Держать они его планировали именно в подвале, жутком и сыром, прикованным наручниками. Просто запертая комната – много чести.
Думали, когда мальчишка очнется, станет умолять о пощаде. Но, к удивлению Скрепкина, его сын существенно изменился в последнее время.
У Олеси аж скулы свело от ненависти, когда она поняла, что Саша, пусть и явно неосознанно, в чем-то копирует поведение Дениса. Он-то, конечно, думает, что это его собственные жесты и слова. Говорил им, очень смело, что не боится, что их найдут. Правда, что странно, мальчишка вовсе не видел своим спасителем Орлова. То есть, видимо, у них в семье все действительно так плохо, что Скрепкин-младший и не надеется на помощь новоявленных родственничков. Он считает, что спасет его доблестная полиция. Ага…. Конечно…. Если уж он не нужен Орловым, то стражам порядка тем более. Несмотря на это у Олеси руки зачесались вмазать самоуверенному наглецу… Но Дмитрий не выдержал первым.
В конце концов, Олесе пришло оттаскивать Дмитрия от Саши, тот им нужен пока живым и хоть относительно здоровым. Хотя синяки – даже очень неплохо для замысла. Несмотря на то, что Саша сам, похоже, не верит в помощь Орловых, попробовать стоит (вдруг, блефует).
Можно было бы позвонить, но сообщники решили так не палиться. Они отснимут видеоматериал для Орловых с их Скрепкиным в главной роли. Они дадут им время. И узнают, готов ли Максим Орлов спасать человека, над которым оформил опеку, и чем ради этого пожертвует. И, при любом исходе, материальную или моральную, но непременно извлекут выгоду.
Глава 4Глава 4: «Денис Орлов: совесть»
Утро принесло ощущение чего-то гнетущего, до ужаса неправильного. Сначала я даже не мог вспомнить, что такого случилось вчера, отчего на душе мерзко-премерзко. Некоторое время в голову ничего не приходило, а потом озарило – ссора с братом. Действительно серьезная ссора. Я отчего-то понял: то, что было вчера, почти необратимо. И виноват в этом, что особенно паршиво, именно я.
Нет, в принципе-то, хороши были мы оба. Саша тоже наговорил много чего крайне мне неприятного. Но все равно в нашем тандеме я именно себя считаю старшим братом (кстати, я, и правда, старше на пару месяцев). Значит, я должен был как-то вовремя остановиться…
Знаете, мы с Сашей уже давно ссоримся, порой очень даже серьезно. Но никогда раньше мне не было после ссоры так мерзко. Мы и так живем в последнее время, можно сказать, на почти военном положении. Я в том смысле, что вспышки агрессии ссорами даже называть не вполне правильно – поссорились мы один раз, и с тех пор наши отношения находились у одной и той же минусовой отметки. Нет, на самом деле в глубине души мы (я на это надеюсь) по-прежнему относимся друг к другу очень хорошо, только уж слишком глубоко. Тем не менее, мы ни в коем случае не враги.
И я, даже когда был безмерно раздражен, зол на Сашу (а в последнее время таких моментов все больше и больше), старался не переступить ту самую черту, когда уже не будет возврата назад.
И что-то мне подсказало, что именно так я вчера и поступил. Я снова почувствовал себя тварью. Кто бы мог подумать, что собственной персоной блистательный Денис Орлов может порой быть о себе столь невысокого мнения. Однако да, случается и такое. И причиной тому всегда становится Саша. Наверное, он и есть моя совесть. Может, потому я и частенько на нем срываюсь? Это же неприятно, когда кто-то напоминает, что ты живешь неправильно, что совершаешь поступки, за которые должно быть стыдно. Когда кто-то пытается сбить тебя с уже давно выработанной модели поведения, заставить иначе взглянуть на вещи.
Естественно, я сопротивлялся, порой излишне резко.
Ну а сам-то я разве не пытался навязать Саше свою точку зрения? Пытался. Учил его, как вести себя, одеваться, что и кому говорить… И он тоже сопротивлялся такому давлению. Так почему же в его случае я считал это неуместным, а в своем единственно верным? Потому что я сын самого Орлова, а Саша в нашем доме на птичьих правах? Но я ведь сам не так уж и давно горячо доказывал себе, Саше и всем, кто еще хотел послушать, что он ничем не хуже меня, просто мне в жизни чуть больше повезло. И что теперь?
В общем, все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове минут за пять, и я преисполнился желанием помириться. В конце концов, раз уж сам назначил себя старшим, самому и расхлебывать. Конечно, я понимал всю серьезность сложившегося положения. Но подумал, что, если извиниться прямо сейчас, да еще искренне и убедительно, может, все еще можно исправить.
Итак, я пошел к брату в комнату. Перед дверью возникло даже мимолетное желание уйти, переложить на Сашу ответственность за ссору и необходимость выходить из положения. В конце концов, я тоже здорово разозлился на него. И это он живет в моем доме, а не…
На этой мысли я резко себя оборвал. Я просто не имею права думать так. Саша ничего не просил ни у меня, ни у моего отца. И моя задача – это доказать, что я не считаю его вторым сортом. Я набрал в грудь побольше воздуха и толкнул дверь.
Саши в комнате не было… На первых порах меня это не смутило.
Это я любитель поспать до полудня по выходным – брат всегда встает рано. Я просто, признаться, считал, что он будет обдумывать нашу ссору в комнате, дабы не столкнуться со мной (думаю, меньше всего Саша ждет моего визита с извинениями).
Но нет так нет. Я решил, что брат может быть на кухне, и спустился туда. Саши не было. Я спрашивал у прислуги, но они ничего не знали. Они никогда ничего не знают, особенно если это касается хозяйских ссор. Во мне начало просыпаться пока еще смутное беспокойство. Я обошел весь дом, но Саши не было нигде. Беспокойство нарастало.
И тут пришло ощущение, что, когда я был в комнате брата, упустил нечто важное. Это было прямо у меня под носом, но я не заметил… Или не захотел заметить. Выход один – вернуться и осмотреть все внимательнее. Конечно, когда я искал Сашу, цели провести осмотр его комнаты не ставил перед собой. Потому мог упустить что-то, даже если оно было у меня под носом.
На этот раз я сообразил почти в первое же мгновение. В комнате не было некоторых Сашиных вещей, наиболее им любимых. Я открыл шкаф и обнаружил, что нет удобной для долгих хождений одежды и еще его любимого походного рюкзака. Если бы брат просто вышел проветриться немного после ссоры, он бы и оделся по-другому, и вещей не взял с собой. Неужели, он ушел из дома? Я еще раз обвел взглядом комнату и обнаружил записку на письменном столе, рядом с мобильным телефоном Саши. Там было написано:
«Все получилось именно так, как я и думал с самого начала. Я стал тебе чужим, а возможно, никогда своим и не был. Ты все забыл, а может, просто не хочешь помнить. Поэтому я ухожу и думаю, что для нас всех это будет лучше».
Написано для меня, конечно. Саша что, и правда думал, что, обнаружив его уход и записку, я почувствую облегчение?
Сейчас, стоя посреди комнаты брата с листом бумаги в руках, я чувствовал себя последней тварью. Снова. Что-то это случается слишком часто в последнее время… Есть повод задуматься…
Первое время я почти не осознавал, что случилось. То есть осознавал, конечно, просто верить в это не хотел. Я сел на кровать и ни о чем не думал, продолжая держать в руке листок. А потом снова перевел на него взгляд, увидел размашистую подпись брата… Перед глазами начали мелькать воспоминания…
Почему-то часто происходит, что хорошее забывается, зато плохое все намертво врезается в память. Наверное, поэтому случаются ссоры, поэтому, в конце концов, люди разводятся… Мгновенно вспоминая самые худшие моменты, они также быстро не могут вспомнить светлое и радостное, даже если его было предостаточно.
Вот я недавно жаловался на невыносимо тяжелые взаимоотношения с Сашей и сам себя жалел. Казалось что наша дружба – ошибка, а уж пребывание в статусе братьев – и вовсе мука невыносимая.
Сейчас я вспоминаю все, что произошло с того самого момента, как мы впервые встретились, как подружились, как Саша стал частью семьи…
Я понимаю – да, плохое было, но и хорошее тоже. Дружба, самоотверженность, искренность… Желание и возможность положиться во всем и всегда. Мы не раз выручали друг друга в, казалось бы, безнадежных ситуациях. Выслушивали, помогали.
Однажды, через полгода после прихода Саши в нашу семью, я круто поругался с отцом. Никогда еще папин взгляд на меня не был таким жестким и колючим… На самом деле, это я был виноват. И всего-то делов – подойти и извиниться… Но у меня характер в папу – стальной.
Я знал, что не прав, но признать это перед отцом… В общем, если бы не Саша, мы с папой мучились бы, наверное, минимум месяца три. Не разговаривали бы, дулись друг на друга… Пока ссора не сошла бы на нет сама собой.
Но Саша поговорил со мной. Он объяснил – признать свою вину – вовсе не зазорно. Наоборот – это признак духа и силы воли. Только по-настоящему мудрые люди могут так поступить…
Я в тот же вечер поговорил с папой, извинился, искренне, от всего сердца. И наши отношения стали даже лучше, чем были…
А ведь мне в тот момент следовало сказать ему, что это Саша нас помирил. Но мне так хотелось, чтобы папа считал, что я просил прощения по собственной инициативе, что меня никто к этому не подталкивал… В общем, это моя ошибка. Далеко не первая и, к сожалению, не последняя.
Впрочем, я тоже был не таким уж плохим братом, можете поверить. Я заботился о Саше, давал ему советы, пытался приобщить к настоящей жизни… Возможно, он думает, что я хотел сделать из него того, кем хочу его видеть… Это не так. У меня и в мыслях не было кардинально менять брата. Я всего лишь хотел, чтобы ему самому было проще адаптироваться к изменившимся условиям жизни.
И, даже если Саша сейчас убежден, что все, к чему я его пытался приобщить, он глубоко презирает, на самом деле мы порой далеко не плохо проводили время. Это не мои слова – его.
Да, было много хорошего. Но случалось порой такое, что перечеркивало разом все положительные моменты. На ум пришел один такой случай. Всего один, но, думаю, именно он стал переломным. Тогда мы с Сашей окончательно поняли, что разные. И сделали ошибку – вместо того, чтобы это принять, отдалились друг от друга.
Год назад в школе снова появился новенький. Он меня стал раздражать сразу, только появившись на пороге кабинета. Меня бесило в нем все, даже нелепые круглые очки. Слава Рабицкий.
Не знаю, почему так сразу записал его во враги номер один, но тогда я на время оставил в покое даже Журавского. Все мое внимание сосредоточилось исключительно на Рабицком, и из всех желаний осталось только желание проучить его.
В принципе, я и не ждал, что Саша разделит это желание, он всегда относился негативно к подобным начинаниям. Но обычно, хоть и высказывал свое неодобрение в довольно резкой форме, все же не мешал. И не сближался ни с кем из списка выбранных мною жертв. Потому что мой брат, очень умный человек, понимал, что раз уж я решил испортить кому-то жизнь, я своей цели добьюсь. И не вставал мне поперек дороги.
На этот раз он решил подружиться с этим Славой. Хотя я сразу предупредил, что выживу его из школы при любых обстоятельствах.
Обычно при возникновении подобных обстоятельств между мной и братом шел тяжелый разговор (что-то вроде традиции), часто на повышенных тонах. Без результата, естественно.
В этот раз все было по-другому, и это настораживало. Саша не бросался упреками и не говорил о моей вопиющей безнравственности. Он говорил тихо, стараясь взывать к моему рассудку. И сказал, что не позволит мне сломать Рабицкого.
Для меня тогда это однозначно было предательством. Я не мог понять, как мой брат может идти в открытую против меня ради какого-то очкарика. Это сейчас, оглядываясь назад, я ясно вижу, что в Славе не было ничего такого, за что он бы заслуживал ненависти. Да и не в нем было дело. Я тогда был слишком категоричен и прямолинеен, я не понимал, что в большей степени Саша борется не на Славу, а за меня. За мою душу, если позволите выразиться столь высокопарно. Он думал, что если удастся отстоять Рабицкого, это меня остановит. Я не хотел ничего этого понимать.
И между мной и Сашей начались почти настоящие боевые действия, с почти настоящими жертвами.
Оказалось, Саша мне почти ни в чем не уступает, разве что опыта маловато (что дело наживное). С умом и хитростью у брата все в порядке.
Я настраивал всех против Рабицкого, Саша его защищал, и против него одноклассники не шли, сохраняли нейтралитет. Я пытался дискредитировать Славу перед учителями, Саша это чуть было против меня не обернул, я вовремя понял замысел, но удалось только свести этот раунд в ничью. Много чего было…
В результате мы заключили перемирие. Рабицкий перешел в параллельный класс и перестал общаться с Сашей, я забыл о его существовании, позволив тем самым остаться в школе. Саша был недоволен раскладом, он надеялся на большее. А для меня, ранее ни в чем не терпящем поражений, это был фактически проигрыш. И после этого наши, уже бывшие непростыми, отношения стали вовсе никуда не годными.
Но сейчас, когда брат ушел неизвестно куда, я понимаю, что, собственно, это такая мелочь. Тем более, Саша действительно был прав. Я готов попросить у него прощения. Только бы найти его поскорее.
Искал Сашу я до вечера. Оделся в то, что первым попалось под руку (благо у меня все вещи фирменные и дорогие, что попало не попадется), наскоро перекусил и пошел на улицу, предупредив прислугу, чтобы к обеду не ждали. Еще сказал, чтобы, если придет Саша, попросили его мне позвонить. Правда, в приход брата не верилось. Он же всегда был таким, с того самого момента, как мы встретились в лагере. Прямолинейным, категоричным. Вспомнить хотя бы, как он, зная, что до корпуса самостоятельно не дойдет, все равно отказался от моей помощи. Нет, домой сам не вернется, раз уж написал записку, обрубив все концы, раз оставил дома мобильный телефон. Я должен найти его, должен убедить.
Конечно, была мысль подключить к этому делу отца. У него полно связей, и отыскать Сашу его знакомые смогут без проблем. Но что дальше? Охрану к нему приставить? Чтобы он уж точно стал нас с отцом люто ненавидеть… Да и, честно говоря, я не был уверен, что отец не воспримет сложившуюся ситуацию как способ избавиться от Саши. Мол, если ему больше, чем у нас, нравится в детском доме, пусть туда и отправляется. Конечно, жестоко, но я не забываю, кто такой мой отец. Это со мной он любящий, понимающий и заботливый. Но, собственно, чтобы подняться в лихие девяностые до таких высот, надо быть жестоким человеком… Так что я решил, что справлюсь с проблемой сам.
Время шло, и решимость с каждым часом все больше угасала. А я-то считал, что знаю Сашу… Я побывал за этот день в местах, куда он мог бы податься, по моему опыту. Даже был дома у его тренера по борьбе. Они были в хороших отношениях, я решил, мало ли… Но и там Саша не появлялся…
Я и к одноклассникам заходил. Думал, вдруг помогут. Представляете, они смотрели на меня как на чумного. Некоторые боялись пускать, словно я прям в их же квартире на них и наброшусь. Бред…
Одна девчонка, Инна Мельничук, прямо мне сказала, что удивлена, что я ищу Сашу. Мол, мне же без него только лучше, я его терпеть не могу. На Инну я наорал, конечно. А когда вышел от нее, задумался. Действительно, именно так все и выглядит со стороны. В классе друзьями нас с Сашей не считали. Считали склочными и плохо друг к другу относящимися братьями, со всеми вытекающими.
Это наша ошибка. Мы, став братьями, забыли, что еще и друзья. А ведь это неправильно. Можно ведь быть братьями, оставаясь при этом друзьями. Главное, никогда не забывать, что нас связывает. Я постараюсь это объяснить Саше… если его найду.
Поздним вечером я понял, что поиски бесполезны. Умом. Но какая-то часть сознания не желала с этим соглашаться. Как это бесполезно? Я что, не смогу найти в городе брата? Чушь. Мне всегда все удается.
Но в голове не было ни одной связной мысли, и я уже шатался от усталости. Это меня бы ни остановило, я еще упрямее Саши. Но внезапно возникло сильное предчувствие. Ощущение того, что я очень нужен дома, что надо срочно идти. При этом я был также уверен, что брата там не увижу. Но домой неудержимо тянуло. Пешком не пошел. Поймал такси, возрадовавшись, что не забыл, уходя днем из дома, прихватить деньги.
Придя домой, первым делом поинтересовался у прислуги, не пришел ли Саша. Ну, естественно нет. Болван упрямый…
Если я помру голодной смертью, Саше это точно никак не поможет, так что от ужина я не отказался. Но еду проглотил совершенно не думая, даже не вспомню, что это было. Потому что с каждой минутой нарастала тревога. Я почти приступил к десерту, как понял, что не так.
Странное поведение прислуги. По-моему, от меня что-то пытаются скрыть. Но они не на того напали…
В общем, я, как хозяин в отсутствие отца, потребовал объяснений. И мне отдали пакет. Он был прислан для отца, и мне его, по-идее, открывать не полагалось. Но инстинкты подсказывали, что внутри нечто очень важное, а я своим инстинктам привык доверять.
Естественно, в противостоянии со мной у прислуги не было шансов. Я открыл пакет. Диск. Надо немедленно просмотреть, там точно что-то срочное.
Знаете, то, что я увидел… Я думал, меня крайне сложно вывести из равновесия. Это же я, стальной Денис Орлов, мистер неуязвимость. Я плакал, впервые в жизни. Слезы катились по лицу, я ничего не мог с собой поделать.
На экране телевизора видел Сашу и его отца. Скрепкин избивал родного сына безжалостно, с изощренной жестокостью.
И я все вспомнил. Одно дело вспомнить умом, а другое – сердцем. Я снова, так три года назад, чувствовал тревогу за брата и воспринимал его боль как собственную. Саше так много пришлось пережить… чувства накатывались как снежный ком, вина, которую я испытывал тогда, в лагере, возросла в несколько раз.
Но было не время заниматься самобичеванием, я должен спасти брата. В конце записи было сказано, что если отец хочет спасти Сашу, он должен позвонить по указанному номеру. Сегодня за папу я. Я кинулся к телефону.
Глава 5Глава 5: «Саша Скрепкин: плен»
Я не думал, куда иду. Не смотрел на часы. Был занят исключительно внутренними переживаниями. Ко мне возвращалось то состояние, как в лагере три года назад. Чувство полнейшей безнадежности, неопределенности своей судьбы. Снова как тогда я понятия не имел, что делать дальше. На этот раз рядом не было никого, кто бы помог. К несчастью, Денис не на моей стороне на этот раз.
Знаете, а я ведь искренне верил в то, что очень изменился с момента переезда к Орловым. Что стал самостоятельным, самоуверенным, если хотите. Я больше не забитый ботаник. У меня в жизни есть цель.
Я думал, что стал практичнее смотреть на вещи, что теперь, когда у меня появился шанс, я его не упущу. Я не просил Орлова оформлять опеку, но, раз он это сделал, я пользуюсь его деньгами и влиянием с полным правом. Да, я ссорился с Денисом, но во многих семьях братья ссорятся, ничего страшного. Я понимал всегда, что эти мысли – самообман, но пытался себя убедить во всем этом.
Все разрушила фраза Дениса о том, что я живущий за чужой счет паразит. Самое главное, почему меня так задели эти слова – я признавал их правдой. Я же долго возводил самообман, будто бы имею право хоть на что-то в доме Орловых, это было очень непросто. А всего одна фраза разрушила это все. Не знаю, обдуманно ли это сказал Денис. Но, даже если нет, все равно ведь на пустом месте ничего не возникает.
Итак, я чужой, лишний в их доме…
Но когда я шел по улице, не обращая внимания на время и усталость, я чувствовал себя лишним не только в доме Орловых, а в жизни вообще. Я же никому в этом мире не нужен. Друзей у меня нет, школьные приятели, если вдруг исчезну, даже не вспомнят обо мне. О моем настоящем отце страшно даже вспоминать, опекуну нет до меня никакого дела… Денис, как оказалось, считает меня паразитом.
Я шел и пытался понять, когда все началось. В лагере? Нет, тогда у нас по большей части все было в полном порядке (не считая периодов вражды). Первое время после принятия меня в семью тоже все было в порядке. Так где же наступил перелом?
Должна же быть отправная точка, после чего дела пошли вот так. Время, когда все еще можно было изменить. Наверное, это мазохизм. Зачем сожалеть о том, чего не вернешь? Но я не мог не думать об этом.
Возможно, если бы я проявил больше мягкости и гибкости, мы с Денисом смогли бы притереться друг к другу. Может, я не должен был так резко реагировать на попытки Дениса научить меня, как следует жить. Вполне возможно, брат действительно просто помочь хотел.
Тем не менее, все сложилось, как сложилось. Мы мирились, ссорились, не понимали друг друга. И оба совершили множество ошибок.
Я все думал и думал. И, кажется, наткнулся на тот самый эпизод. На переломный, на мой взгляд, момент. Когда мы окончательно превратились из братьев-друзей в просто братьев.
Славка Рабицкий. Хороший парень, интересный. Начитанный, дружелюбный… Я не знаю, почему Денис вот так, с ходу, записал его в личные враги. Более того, убежден в том, что брат и сам этого не знает.
А ведь Слава стал первым после Дениса человеком, которого я хотел бы видеть своим другом. А я к понятию «друг» отношусь серьезно. В школе у меня есть приятели, но ни одного из них другом назвать я не могу.
Со Славой мы сразу как-то душевно сблизились. С ним оказалось легко и интересно общаться. Но не успел я обрадоваться, как Денис вызвал меня на откровенный разговор.
И это была одна из первых по-настоящему серьезных ссор. Денис требовал, чтобы я прекратил дружбу с Рабицким, мотивируя это тем, что Слава теперь его враг. Я настаивал на том, что Славку надо оставить в покое. Денис, в конце концов, сообщил, что все равно добьется своего.
И началось противостояние. Я был твердо намерен отстоять Славку. Я многому за последнее время научился. И не считал, как многие одноклассники, что с Денисом невозможно тягаться. Почему нет? Он же живой человек, из плоти и крови.
Но я все равно проиграл. То есть, Денис позиционировал ситуацию как ничью, но для меня это определенно проигрыш. Славка перевелся в соседний класс, я поклялся, что мы не то что не будем дружить, даже не заговорим. Денис великодушно позволил ему остаться в школе.
Что чувствовал сам Слава? Он, как и я, не мог понять. Он не возненавидел Дениса с первой встречи, отнесся к нему вполне нормально. Потому в голове его не укладывалось, чем вызвана столь жгучая ненависть к нему моего брата.
Он не был мне благодарен, скорее раздражен. Он считал, я должен был быть жестче с Денисом. Не понимал, что я его фактически спас. Для него то, что я отказался от дальнейшего с ним общения, стало почти предательством.
Почему так происходит? Хочешь сделать что-то хорошее, а получается только хуже. Я же хотел дружить со Славой, сохранить хорошие отношения с Денисом. Разве это так много.
Не смотря на то, как все сейчас повернулось, я по-прежнему убежден, что был прав. Я должен был поступить по совести и сделал это.
Больно то, что и Слава, и Денис считают меня предателем. С Денисом больнее, все же он мне ближе. Он мой брат, я готов отдать за него жизнь в любой момент. И это не пустые слова, мне не раз пришлось на деле это доказать. Так почему же он меня презирает? Почему считает предателем?
Я не мог найти ответы на эти вопросы. Словно оказался в замкнутом круге, из которого нет выхода. Интересно, как скоро заметит мое отсутствие Денис? И что испытает? Облегчение? Не хотелось бы…
Как бы я ни был погружен в свои мысли, вскоре меня что-то начало настораживать. Знаете, моя жизнь никогда медом не была, я осторожности с детства обучен. Поэтому, даже находясь в сильнейшем эмоциональном смятении, мгновенно среагировал на опасность. Правда, сперва не понял, в чем она заключается. А потом осенило – за мной следят!
Глупость какая – кому я нужен? Орлов за меня гроша ломаного в базарный день не даст. А если бы и дал – кому охота с ним связываться?
Тем не менее, тревога не отступала, а нарастала все больше и больше. Я попытался оторваться. И тут понял, что понятия не имею, где нахожусь. Далеко, видать, завели меня моральные муки… И, поскольку местность совершенно незнакома, ориентироваться я не мог. Убежать не удастся, нечего даже пытаться. Остался еще один вариант, единственный. Встретиться с преследователями лицом к лицу. Конечно, не лучший выход. Но я же теперь кое-что умею, драке специально отбучен. Я никогда не страдал излишней самоуверенностью. Знал, что шанс у меня действительно есть. Потому, когда оказался в тупике, решительно развернулся лицом к преследователю.
И почему из всех людей именно у меня постоянно случаются столь кошмарные события, что даже в триллерах ни увидишь (вообще, по жестокости ни один триллер с жизнью, особенно моей, не сравнится). Только что я ушел из дома, без всякой надежды, а теперь еще и столкнулся лицом к лицу с человеком, ставшим ночным кошмаром. Передо мной стоял отец.
Что я о нем думал? Как уже говорилось, пытался вычеркнуть из жизни раз и навсегда. Проявить лицемерие, убедить себя в том, что всегда был сиротой, постараться забыть. Наверное, стоило попросить Орлова отвести меня к психологу. Потому что я и сам знаю – прятаться от проблемы – далеко не лучший метод ее решения. Но иного не знал.
Тем не менее, периодически в моем сознании отец всплывал. Я его ненавидел? Нет, пожалуй. Несмотря ни на что, я не мог ненавидеть родного отца. К собственному стыду приходится признать – я его боюсь. До дрожи в пальцах.
Все знания о борьбе разом вылетели из головы, я не мог сделать ни одного движения. Шок – кажется, это так называется. Я стою, смотрю в глаза папаши, и не верю, что это происходит на самом деле.
Действительно, логичнее даже предположить, что я сплю и вижу кошмар. Этот уход из дома, блуждание в неизвестности, тяжкие мысли… теперь еще и отец…
Но это же невозможно, просто невозможно. Дмитрий Скрепкин сидит в тюрьме и выйдет оттуда еще очень нескоро. Все же убийство – тяжкая статья.
Или это все же реальность? Отец что-то говорил, но я не слышал слов, словно уши набили ватой. Он приближался, а я боролся с желанием зажмурить глаза. Потом был удар, и мир померк.
Реальность, это все-таки реальность. Я очнулся оттого, что меня окатили ледяной водой. И увидел их двоих.
Пожалуй, этот союз – самое ужасное, что только можно представить: мой отец и Олеся, бывшая мачеха Дениса. Брат мне не раз о ней рассказывал – стерва та еще.
Но как она объединилась с моим отцом, который, кстати, судя по всему, из тюрьмы сбежал. Сам? Или она помогла? Одни вопросы порождали другие, а реальность оказалась ужаснее любого кошмара.
Но я перестал бояться. Знаете, так бывает. Когда дела хуже некуда, понимаешь, что терять, в общем-то, больше нечего. А это значит, что можно вести себя как угодно, не трястись за свою жизнь.
Жизни у меня, кстати, тоже уже почти нет. Я прекрасно понимаю, что, какой бы ни была цель моего похищения, оставлять меня в живых не планируют точно, я же видел их обоих вместе, я могу дать показания.
Поэтому я говорил решительно и дерзко. Говорил о том, что меня непременно найдут, что уже ищут. Что их посадят, и очень надолго. Я говорил решительно, говорил уверенно… Я пытался убедить себя самого, а это всегда самое сложное.
По мере того, как я говорил, лицо отца все больше и больше зверело. Я видел это, но остановиться уже не мог, при всем желании. Меня, что называется, понесло. Я так увлекся, что не видел ничего вокруг. Опомнился только, когда отец оказался в непосредственной близости. Но предпринять ничего уже не успел – на меня обрушился сильный удар в живот. Я упал, отец принялся пинать меня ногами.
Боль, снова боль. Обжигающая, почти лишающая рассудка. Боль повсюду, в каждой клеточке тела…
А я уж думал, что никогда этого не испытаю. Ведь в моей жизни и так было очень много боли, слишком много для одного человека. К моим шестнадцати годам я испытал, наверное, больше боли, чем иные люди за всю их жизнь. Я надеялся, что лимит исчерпан. Оказалось, нет.
Но в те ужасные минуты я думал только о том, чтобы это поскорее кончилось. Потерять сознание… умереть, в конце концов. Только бы больше не ощущать этой жестокой, всепоглощающей боли. Я только краем глаза замечал, что Олеся записывает происходящее. Я не понимал, зачем.
Оттащила отца от меня тоже Олеся. Говорила ему что-то вроде того, что я еще пригожусь.
Больно резанула яркая вспышка воспоминаний. Слишком это похоже на то, что было три года назад. Тоже сбежавшие из тюрьмы уголовники. Тоже похищение, плен, боль. Тоже оставляли жить, только пока я им нужен…
Да, тогда все закончилось более-менее благополучно. Но тогда со мной был Денис. Человек, которому не наплевать. А теперь я один в целом мире. Это была последняя мысль перед тем как я, наконец, вырубился.
Сознание вернулось в подвале. И на долю секунды меня пронзила мысль, что все случившееся за три года было просто сном. Что мне по-прежнему тринадцать, там наверху, Таймыр с бандой, где-то рядом Денис…
В следующее мгновение я со всей ясностью, на какую был способен, осознал, что Дениса рядом нет и больше не будет. Что похитил меня родной отец.
Следом пришла боль. Ныло все тело. Правда, судя по всему, серьезных повреждений у меня не было. Я умею это определять с детства, когда после того как отец, избив маму до потери сознания и побив меня, уходил напиваться в бар, приходилось самому решать, надо ли вызывать скорую. Я даже раньше хотел быть врачом. Людям помогать… Потом решил стать полицейским, сажать таких, как мой отец. А теперь я повзрослел, и знаю, что все зависит от людей. Можно в любой области приносить пользу и быть хорошим человеком. И наоборот. Впрочем, не об этом надо думать.
Я подполз к оставленному похитителями кувшину с водой. Морщась, промыл ушибы. Потом немного попил, вернув себе способность логически мыслить.
Итак, что мы имеем. Если бы отец был без Олеси, можно было бы предположить, что он похитил меня просто для того, чтобы развлечься и получить моральное удовлетворение. Возможно, еще и чтобы отомстить. Я, честно, не понимаю, за что он может мне мстить. Уж перед ним я точно ни в чем не виноват. А в чем была виновата мама? Отец психически неуравновешен, для него логично во всех жизненных неудачах обвинить меня. И решить за это меня убить. Но присутствие Олеси придавало ситуации совершенно иной оттенок.
Могу предположить, что отец прочитал в газете заметку о том, что Орлов оформил надо мной опеку. Ну да, раз уж любимый сын заставил принять сиротку в семью, Орлов решил извлечь хоть какую-то пользу из ситуации. Хоть пропиариться, мол, вот какой он хороший человек… после такого и в политику можно идти… Но меня снова несет.
Итак, отец, очевидно, решил, что Орлов заплатит за меня выкуп. Нашел Олесю (а может, она его), и они провернули это дело.
Мне было не легче от подобных предположений. Тем более не верилось в то, что Орлов будет платить выкуп за меня. Зачем? Кто я ему? Мы даже знакомы-то мельком.
Хоть это и не моя вина. Помниться, в первый год я старался изо всех сил угодить Орлову. Я был искренне благодарен за то, что он принял меня в семью. Хотел доказать, что он не ошибся, что я умею ценить заботу и быть благодарным.
Но оказалось, что Орлову это абсолютно не нужно. Он сам меня вызвал на откровенный разговор и поставил в известность, что опеку оформил только по просьбе Дениса. Содержать меня он не отказывается, от него не убудет. Но просит не досаждать ему неудачными попытками выразить благодарность. Меня это так сильно задело, что от чувства благодарности к Орлову я избавился раз и навсегда…
И сейчас я сижу в подвале уставший, дрожащий, одинокий. Мне страшно даже не от общей жути ситуации, а оттого, что никто не придет на помощь, что никому нет до меня дела.
Но вскоре оказалось, что столь пессимистичные выводы преждевременны.
Не знаю, сколько прошло времени, но появилась Олеся, вытащив меня из подвала. Потащила в комнату, швырнула рядом с креслом, на котором сидел отец. Он сказал:
- Ну, что, поговорим, сынок?
- Кажется, мы уже говорили. Только, если вы надеетесь получить за меня выкуп, можете убить прямо сейчас.
- А что так? Хочешь сказать, что Орлов внезапно обеднел и не соберет миллиона долларов?
- Нет. Хочу сказать, что у него нет на это причин. Плохо вы подготовились, господа похитители. Орлов меня ни во что не ставит, ему даже садовник дороже. Он и пальцем ради меня не пошевелит.
- При тебе мы нашли приличную сумму денег. А еще электронную книгу, плеер последней модели, да и одет ты далеко не как садовник. Так что позволь тебе не поверить.
Я молчал. А что на это скажешь? Как объяснить двум алчным людям, что в мире деньгами меряется далеко не все, что для Орлова не имеет значения, сколько денег уходит на мое содержание. Это не делает меня его сыном. Что, может, он и сам кому бы заплатил миллион, чтобы меня забрали подальше, дабы я не мозолил ему глаза. Людям, не верящим ни в какие жизненные ценности, помимо материальных, нереально объяснить такие вещи.
Но тут зловещую тишину нарушил звонок на мобильник Олеси. Неужели, звонит Орлов? Нет, он не может, он же за границей. А кто тогда?
Денис. Олеся передала телефон мне (конечно, брат хочет убедиться, что я жив). Я быстро и четко обрисовал ситуацию. Денис просил не волноваться. Он мне сказал, что меня обязательно вытащат, что все будет хорошо. Но я знаю его как себя. И по едва уловимой дрожи голоса понял, что напуган брат едва ли не больше меня. Что он просто пытается меня успокоить, но и сам понятия не имеет, что делать. Конечно, если Орлов и собрал бы миллион, это навряд ли под силу Денису. А опекун далеко.
У меня трубку вырвал отец, Олеся поволокла назад в подвал. Но в голове у меня билась одна мысль – Денис позвонил, он переживает за меня, он не сдастся. И даже если между нами километры, я, как и тогда, три года назад, не одинок. А это значит, что не время отчаиваться. Можно еще побороться!
Глава 6Глава 6: «Денис Орлов: что делать?»
Ответила мне Олеся, мачеха ненаглядная, чтоб ее! А я ведь думал, что моя ненависть к ней не может быть сильнее, чем уже есть. О, еще как может! Когда я услышал ее голос, понял, что в похищении Саши она принимала самое что ни на есть прямое участие… ненависть стала обжигающе сильной, почти материальной. Я, далеко не ангел, все же никогда не думал, что могу ненавидеть ТАК. Наверное, если бы бывшая мачеха стояла рядом, я уничтожил бы ее…
Впрочем, спустя лишь несколько ударов сердца, ненависть отступила на второй план. Ее пересилил страх за брата. Всепоглощающий и тоже почти материальный. Я помню, я также боялся, когда Саша был на волосок от гибели от рук банды Таймыра. Я вспомнил каждую минуту, каждую свою мысль, страх за друга. Паника накатила волной, словно цунами, я задыхался, не мог сказать ни слова. Я даже почти не слышал слов Олеси. Только в мозгу оседал их страшный смысл – Саша находится у них, все, что я видел на кассете, правда, не монтаж, а если отец не выполнит их условий, будет еще хуже.
Прошла, наверное, минута, и я все же смог подавить панику. Поздно бояться, сейчас надо действовать. Только так есть шанс спасти Сашу. Я много раз слышал, что для важных решений нужна холодная голова. Но до этого момента не понимал смысла этой фразы. И только сейчас понял, что когда кровь стучит в висках, когда бешено бьется сердце, невозможно думать и принимать серьезные решения. И мне пришлось сделать над собой колоссальное усилие, чтобы вернуть способность мыслить трезво.
Я потребовал поговорить с Сашей. Мне необходимо убедиться, что с братом все в порядке. Чуть было вновь не нахлынула паника. Я думал – вдруг они убили его, вдруг ранили настолько серьезно, что брат не сможет говорить?
Услышав Сашин голос, на мгновение испытал облегчение. Хотя бы то, что брат не теряет присутствие духа, уже хорошо. Только Бог знает, чего стоит брату держаться. Второе похищение за столь непродолжительное время… А когда я услышал в голосе Саши неважно замаскированное удивление стало совсем паршиво. Неужели, он думал, я не позвоню?
Я плохо помню, что ему говорил. Самым важным было дать понять, что он не один, что мы с папой его непременно вытащим.
Времени было так мало, а так много хотелось сказать. Хотелось попросить прощения за последние пару лет. За мою холодность и отстраненность, за то, что не пытался облегчить Саше жизнь в чужом доме, фактически в чужом мире. Хотелось пообещать, что этого никогда больше не повторится, сказать, что я извлек урок из произошедшего, что никогда не повторю ошибок…
Но, конечно, я не смог. Еле успел уверить, что мы непременно его спасем. Но я буду верить, что еще смогу это все сказать. Что все обойдется, и я попрошу у брата прощения. Помогу добиться того, чтобы отец его полюбил.
Потом трубку взял Скрепкин, очевидно, вырвал у Саши. О, я многое хотел ему сказать! Прежде всего, о том, какая он сволочь – измываться над родным сыном. Я не мог этого понять совершенно. Я сам не ангел, да. И я был жесток с людьми, причинял боль. И, тем не менее, никогда не мог представить себе отца, избивающего родного ребенка. Знал, что такое бывает, но представить не мог.
На долю секунды стало жутко – я краем сознания представил, каким чудовищем могут считать меня. У всех же свои рамки, представления о хорошем и плохом. И кто-то вполне может считать меня тем, кем я считаю Скрепкина. А виноват в этом только я сам.
Я позже вернусь к этой мысли, пока что времени на моральные терзания подобного рода нет. Я сухо и коротко спросил, что им надо.
Ответ банален: денег, конечно, чего же еще? Принести должен отец. Лично. И никаких курьеров. Естественно, запрещено вмешивать правоохранительные органы под страхом смерти Саши. Похитители перезвонят через сутки. Отцу, не мне. И если телефон не ответит, моего брата убьют.
Но то, что требования банальны, вовсе не значит, что будет легко. Практика показывает: порой самое банальное как раз и оказывается самым эффективным. Говорят же: к чему изобретать велосипед.
А вот мне надо было срочно придумать, что делать. Естественно, первым делом я кинулся звонить отцу. Но телефон не отвечал.
На прислугу никакой надежды. Служба безопасности сопровождает отца. Я сам в свое время настоял, чтобы у меня не было никакой охраны. То есть, в принципе, охрана была. Но только в те моменты, когда у отца появлялись основания полагать, что мне что-то угрожает. После лагеря эти бравые парни вообще от меня и Саши ни на шаг не отходили. Но мне это постоянно мешало, я спорил с отцом. И потом, когда папа убедился, что после Таймыра самоубийц, желающих причинить мне вред, не осталось, эти парни стали охранять офис. А как раз сейчас охрана и была бы очень кстати…
Обратиться в милицию? Чушь. Никогда не доверял нашим родным правоохранительным органам. Да и кто им доверяет? Если бы они защищали людей, папе не было бы необходимости держать службу безопасности.
Знаете, папа много мне рассказывал про те самые годы, когда ему удалось достичь столь завидного благосостояния. Шальные девяностые. Разгул бандитизма и крутые дяди в малиновых пиджаках. Время, когда все продавалось и покупалось. А жизнь человека не стоила и медного гроша. И надо было самим выживать, милиция была либо на стороне бандитов, либо предпочитала не вмешиваться.
Папа рассказывал об этом, потому что хотел, чтобы я оценил то время, в котором живу. Говорил, что возрождается страна, что уже делаются шаги к светлому будущему. И милиция начинает поднимать голову, действительно защищать людей. При этом на охрану не скупился.
Я, слушая, всегда думал, что папе нужно идти в политику. Подать то, во что не веришь сам, так убедительно не каждый может. Если бы я не знал папу и окружающую действительность так хорошо, точно бы купился.
Но мне прекрасно известно, что наш мир, по сути, не меняется. И сейчас на улицах так же опасно, как и десять лет назад. И милиция так же закрывает на все глаза.
Ну вот что они сделают, заяви я о пропаже брата? Скажут, что еще не прошло трех суток, и вообще заявления подобного рода они примут от отца, не от меня. Так будет ли польза от обращения? Никакой.
Тем не менее, я метался по комнате, размышляя, к кому в такой ситуации можно обратиться за помощью. На ум пришли два человека – Виталий Смирнов и Антон Лазарев, партнер папы по бизнесу и его конкурент.
Казалось бы, все просто. Надо обращаться к партнеру, союзнику отца. Проблема в том, что мне никогда не нравился Смирнов, а я доверяю своему чутью касательно людей. Я не знаю, доверяет ли ему папа. Но слишком уж этот Виталий пытается быть дружелюбным и милым, даже со мной подружиться пробовал. Но у него, конечно, ничего не вышло. Со мной вообще нелегко подружиться, а уж если с далекоидущими планами, так и подавно.
Знаю я о нем не так много. Стал партнером года три назад, и вроде отец им доволен, раз он до сих пор на этом месте. Любит женщин, большие деньги и красивую жизнь вообще. Думаю, он из тех, кто больше всего на свете ценит собственное благополучие. И продаст кого угодно с потрохами, если усмотрит в том свою выгоду.
Тем не менее, к нему обратиться логичнее всего - все же именно Смирнов точно в курсе, где мой отец. И, может, даже знает, почему не отвечает телефон. Так что возможность помочь у него есть наверняка, а с мотивацией я попробую что-нибудь придумать.
Антон Лазарев – совершенно противоположный случай. Он прямой конкурент отца, можно было бы сказать, даже враг… Но в их отношениях все не так просто.
Пусть внешне кажется, что Лазарев неприятный тип, мне он нравится. В нем есть стержень. Думаю, он как раз из тех людей, которые точно знают, чего хотят в жизни. И это не столько материальные блага, сколько возможность себя уважать.
А то, что они с папой оказались по разные стороны баррикад… Это бывает и далеко не ново, что два сильных духом, правильных человека не находят общий язык. Враждуют вместо того, чтобы дружить. В конце концов, если бы не цепь случайностей, мы с Сашей тоже никогда не стали бы друзьями и продолжали бы жить каждый в своем мирке.
Что же касается Лазарева, их с папой вражда была какой-то… неправильной. Странные они враги… Папа рассказывал кое-что, а кое-что мне и самому наблюдать доводилось. И знаете, они за пять лет знакомства помогали друг другу чаще, чем некоторые друзья. Когда у одного из них случались проблемы, не мелочь какая-то, а действительно серьезные, другой всегда помогал. Но при этом они упорно настаивают на том, что являются врагами и конкурентами…. Впрочем, их дело. Главное, что меня интересует, это то, что есть реальный шанс рассчитывать на помощь Лазарева. И я предполагаю, у него хорошо работает разведка. То есть он должен быть в курсе, где конкретно находится папа.
К кому идти в первую очередь? По здравому размышлению, я остановился на Смирнове. Все же это правильнее – обратиться к тому, кто ведет дела отца, кто не раз говорил, что и я, и папа можем на него рассчитывать. По крайней мере, в кабинет Смирнова я не раз заходил, как к себе домой. А в том, что меня пустят к Лазареву, я был не уверен.
Итак, наскоро собравшись и прихватив с собой необходимые вещи, я направился к Смирнову. Взял такси, и был у офиса довольно скоро. Охрана меня знала, пропустили без разговоров.
Хотя, стоит отметить, охрана меня не любила. Я сам виноват – мне нравилось их бесить, строя из себя мальчика-мажора. Мол, делаю, что хочу, а кто будет мне возражать, тому придется иметь дело с отцом. Я не знаю, почему так поступал. Может, просто из эгоизма… Ведь охранники – серьезные люди, многие из них служили, видели такое, что мне и не снилось. И я определенно не имел никакого права так поступать.
Но мне это нравилось – давало ощущение свободы. О том, что это только благодаря влиянию отца, я не думал. Настанет день, и я у них попрошу прощения. Но пока что прошел мимо с отсутствующим видом. Наверное, если бы я чуть лучше себя вел раньше, меня спросили бы, что случилось и не нужна ли помощь. Но, поскольку я та еще скотина, они лишь равнодушно проводили меня взглядом.
Секретарша попыталась возразить, что у Виталия Алексеевича, мол, важные дела. Мне было наплевать. Открыл дверь в кабинет и вошел, Смирнов посмотрел с удивлением. Но я не собирался долго наслаждаться обалделым выражением лица папиного компаньона, времени слишком мало.
Рассказал все сжато и четко, не упуская важных деталей. Даже кассету предложил посмотреть. И сказал, что мне нужно лишь как можно скорее поговорить с отцом.
Смирнов довольно долго задумчиво смотрел на меня. Я уж было собрался поторопить, как он довольно скептически заметил:
- По-моему, это все смахивает на очередную шалость.
- Ты вообще нормальный, какая шалость, у меня брата пытают!
- Ну, во-первых, не брата. Кем приходится вашей семье Скрепкин, сложно вообразить, но за равного вы его точно не держите. К тому же, зная твой паршивый характер и страсть к сомнительным розыгрышам, не удивлюсь, что эта запись просто монтаж, Скрепкин жив-здоров, а мистер Орлов не на шутку разозлится, узнав о розыгрыше. И мне бы не хотелось принимать участие в этом.
- А если Сашу правда похитили, - я старался отвечать спокойно и без эмоций, - а потом отец узнает, что ты мог помочь, но не стал. Что он с тобой сделает?
- Думаю, что ничего. Возможно, даже похвалит, что избавился от нежеланного человека в доме.
Не представляете, как мне хотелось наброситься на эту сволочь, стереть ухмылку с его лица. Но я не мог себе этого позволить – речь о жизни брата, счет идет на минуты. Я только подошел к нему ближе и прошипел: «Я тебе обещаю, Смирнов, ты пожалеешь».
Выбежал из офиса, не обращая внимания на охрану. Почему не попросил помощи у них? На тот момент даже не подумал об этом. В голове засела только одна мысль – если не поможет Лазарев, не поможет никто.
До офиса отцова конкурента на такси доехал довольно быстро. Выглядело здание внушительно – почти как у отца. Только Лазарев все время немного не дотягивал. Хотя, в таких масштабах он и без того очень многого добился. Об этом говорит и то, что папа считает его конкурентом – признает равным себе.
В офис я зашел в смятении – даже не знал, с чего начать. Охрана, вопреки опасениям, довольно любезно поинтересовалась, что мне нужно. Я тоже вежливо представился и сказал, что должен срочно увидеть мистера Лазарева. Потому что здесь чужая территория, и если я попытаюсь просто вломиться в кабинет Лазарева, как к Смирнову, вполне вероятно, окажусь в милиции. Это было бы не большой бедой (кто осмелится долго держать в отделении сына Максима Орлова?), но время будет упущено.
Если моему пожеланию и удивились, виду не показали. Охрана позвонила Лазареву, а я мялся с ноги на ногу и переживал. Собственно, с чего бы это Лазареву даже просто слушать меня, не то чтобы помогать? Что, если я неправильно разобрался в их с отцом отношениях, если он просто прикажет выставить меня? Что тогда делать?
Но длилось такое состояние недолго – уже через десять минут мне сообщили, что я могу подняться. Секретарша проводила меня долгим задумчивым взглядом. Ну да, нечасто увидишь в офисе босса сына его противника. Скорее всего, весь день об этом исключительном случае трепаться будет. Впрочем, мне до этого дела нет. Молча прохожу в кабинет.
Лазарев оторвался от бумаг и внимательно на меня посмотрел. Я ожидал увидеть во взгляде превосходство – ясно же, что я пришел просить помощи, что ситуация безвыходная. Но взгляд был сосредоточенным, серьезным, чуть усталым. Лазарев жестом предложил мне сесть и спросил: «Что случилось, Денис?».
Я рассказал теми же словами, как и Смирнову, показал кассету. Не знаю, как отнесется к этому отец. Может быть, будет в ярости. Я же обращаюсь за помощью к его конкуренту, и он будет вправе потребовать ответную услугу… Но я не знал, что еще можно предпринять. Лазарев – единственный шанс. Поэтому так тревожно кусал губы, когда Антон Сергеевич обдумывал мои слова.
В конце концов, Лазарев кивнул своим мыслям и поднял трубку телефона. Звонил в какую-то гостиницу, я не заострял внимание. Самое главное – мой расчет оказался верен – Лазарев знал, где в данную минуту находится отец! И решил помочь, что особенно важно. Я не знаю, потребует ли он что-то за помощь, пусть с отцом сами разбираются. Единственное, что меня волнует на данный момент – состояние Саши.
И поэтому в сердце закралась тревога – а что, если отец не почувствует того же, что и я? Желания спасти, помочь? Ведь, фактически, кто ему Саша? Никто. Они и общались-то за все время не так часто. И все по инициативе Саши.
Брат очень хотел стать частью нашей семьи, поэтому пытался поговорить с отцом, провести с ним время. Наверное, он, и правда, хотел быть ближе к отцу не из корыстных побуждений и даже не из благодарности. Просто потому, что у него появилась семья. И ему хотелось, чтобы все было по-настоящему.
Но для отца, к сожалению, он так и остался чужим человеком. В значительной мере виноват в этом я. Потому что ничего не сделал для того, чтобы папа и Саша сблизился. Я знаю, Саша гораздо лучше меня. Наверное, подсознательно боялся, что брат может занять мое место в сердце отца… Обычная братская ревность… Какой же я идиот!
Самобичевание прервал изменившийся голос Лазарева. Он явно уже разговаривал с папой. Стоит отдать ему должное – изложил факты предельно ясно, четко и в короткий срок. Я бы так не смог. Тем не менее, папа, конечно, попросил позвать к телефону меня. Естественно. Хочет убедиться, что все рассказанное правда.
Я повторил все, сказанное Смирнову и Лазареву, насколько смог четко. Но все равно голос дрожал и срывался – слишком сложно рассказывать одно и то же в третий раз и чувствовать время, уходящее сквозь пальцы.
Отец мне поверил. Конечно, он очень умный человек и уж правду-то ото лжи отличает. Сказал, что вылетает в Москву немедленно и с похитителями разберется сам. Мне велел ждать звонка и не выходить из дома. Сказал, позвонит охране, чтобы они проследили.
Переживает, что я сам полезу выручать Сашу… Да я бы и полез, если бы от меня что-либо зависело. Только я совершенно не нужен похитителям – они боятся связываться со мной, знают, что отец на клочки порвет…
На данный момент мне ничего не оставалось, как направится домой – Лазарев выделил машину с водителем и двух охранников. Но мыслей о том, как еще можно помочь Саше, я не оставил.
Глава 7Глава 7: «Отцовские чувства Максима Орлова»
Идея с опекой над мальчиком-сиротой Максиму Орлову изначально не понравилась. Дело, естественно, не в деньгах. Денег у Орлова хватило бы и на тысячу таких вот Скрепкиных. Но принять чужого человека в семью, каждый день видеть, опекать его… Орлов совершенно этого не хотел.
К тому же он не был уверен, что сын действительно хочет этого. Нет, в искренности желания помочь он не сомневался. Скорее считал, что Денис просто не понимает, что делает. Орлов прекрасно отдавал себе отчет в том, что балует сына. Знал, что Денис растет эгоистом, но ничего поделать с этим не мог.
И потому не без оснований полагал, что как только Денис поймет, что Саша – личность со своими достоинствами, недостатками и представлением о жизни, совершенно отличным от взглядов Дениса, умерит свой пыл. К тому времени Скрепкин станет частью семьи и будет поздно что-либо менять.
Орлов всегда относился серьезно к подобным вещам. Он даже собаку не взял бы, если бы не был уверен, что полюбит ее. А тут абсолютно чужой ребенок. И Максим Дмитриевич был убежден, что своим Саша для него никогда не станет. Он даже не был намерен что-либо для этого предпринимать. Не желал перестраивать свою жизнь ради капризов Дениса. Считал, что проще убедить сына в абсурдности его желания.
Но вот как раз это и оказалось невозможным. Как ни старались психологи, Денис стоял на своем. В своей детской наивности он был искренне убежден, что лучше всех остальных знает, что правильно, а что нет.
И Максиму Дмитриевичу пришлось уступить. Да, жесткий и порой непримиримый бизнесмен, если кому и уступал в этой жизни, то только своему единственному сыну. Потому что любил Дениса. И еще он чувствовал себя виноватым за произошедшее в лагере, сам же сына сплавил туда.
Поэтому Максиму Дмитриевичу пришлось оформить опеку. Это была не сложная процедура, и Орлов искренне надеялся, что на этом свой долг выполнил.
Не то чтобы Саша ему совсем не понравился. Просто он совершенно не хотел этого мальчика узнавать. Не видел в том смысла. Никогда не видел смысла делать то, что считал нецелесообразным.
Что нужно Денису? Чтобы его новый друг ни в чем не нуждался? Запросто – безлимитная кредитка всегда в его распоряжении. Чтобы у него были крыша над головой и компания? Нет ничего проще – у него огромная светлая комната, и Денис никогда не обделяет вниманием.
Орлов и правда сначала считал, что больше Скрепкину ничего не надо. Прежде всего, что Скрепкину не нужны его внимание и его компания. Наверное, просто Максим Дмитриевич уже не помнил себя в этом возрасте, не помнил, как хочется, чтобы рядом был именно отец. Тот, кто всегда поможет и подскажет, кого не заменят даже самые лучшие друзья.
Вскоре после того, как в доме Орловых появился Саша, начались сложности. По мнению главы семьи. К все усиливающемуся раздражению Максима Дмитриевича, новый член семьи начал проявлять к нему пристальное внимание.
Саша пытался сблизиться с ним много раз. Всем своим видом показывал, как благодарен. Спрашивал Максима Дмитриевича, как у него дела, пытался поговорить с ним на отвлеченные темы. Но Максим Дмитриевич эти попытки пресекал. Не то, чтобы мальчишка уж совсем раздражал его – просто он не понимал, почему Саша так себя ведет. А то, что Орлов не понимал, его всегда раздражало.
Действительно, после истории с Олесей Максим Дмитриевич окончательно усвоил, что все люди корыстны и чужих нигде не любят. Он не требовал от Саши ничего, в том числе проявлений привязанности, даже благодарности. Его бы устроило, если бы Скрепкин вообще о себе не напоминал.
А желание Саши быть к нему ближе поначалу раздражало. И Орлов был с ним излишне резок. Однажды даже прямо заговорил о том, что не желает, чтобы Саша становился в полном смысле слова членом семьи.
В принципе, Максим Дмитриевич, что бы о нем не говорили, по-настоящему жестоким человеком не был. И если бы знал, что Сашу сильно заденут его слова, разговора бы не затеял. Но он был на тот момент искренне убежден, что Саша пытается сблизиться с ним только потому, что считает себя обязанным. Поэтому однажды, когда Дениса не было дома, а Саша читал в гостиной, подошел и сел в кресло напротив со словами:
- Нам надо поговорить, Саша.
- Слушаю вас, Максим Дмитриевич.
- Зачем ты это делаешь?
- Не понимаю, о чем вы.
- Прекрасно понимаешь. Я о неудачных попытках изобразить сыновью любовь.
- Вы, наверное, неправильно меня поняли. Я ничего не изображал и не имею такой привычки.
- Правда? И что это тогда было?
- Я действительно вам благодарен, и…
- Все. Мне это надоело. Саша, ты же прекрасно знаешь, что находишься в этой семье не по моей воле, а по прихоти Дениса. Поэтому если хочешь кого-то за это благодарить, пусть это будет он.
- Я не понимаю, почему вы говорите со мной в таком тоне.
- Да? А по-моему, все предельно ясно. Послушай и запомни, повторять не буду. Для меня твое проживание здесь абсолютно ничего не стоит, в детский дом ты не отправишься. Но меня порядком утомили твои неудачные попытки выразить благодарность. Не досаждай этим больше.
Лицо Саши на мгновение окаменело, а взгляд стал усталым как у человека, который слишком многое повидал. В следующий миг он отвернулся и вышел из комнаты. Молча, только едва заметно кивнув.
И больше Саша не досаждал Орлову. Он вообще почти перестал общаться с ним, только коротко и по делу. Но, как ни странно, Максима Дмитриевича не устроило и это. Как только Саша перестал пытаться наладить отношения, Орлову этих попыток сразу стало не хватать. Он мог поначалу не признаваться в этом себе самому, но Саша ему нравился. Он был не похож на Дениса, но вызывал симпатию. К тому же Максим Дмитриевич знал, что мальчику многое пришлось пережить, Денис никогда не оказывался в подобных положениях. Возможно, поэтому Саша казался взрослее и был более рассудительным.
Конечно, Орлов больше всех любил Дениса, это же его единственный сын и наследник. Но Сашу он уважал. И ему было неловко из-за того, что своим разговором он причинил ему боль. Орлов понял это через несколько дней. Когда с удивлением начал улавливать в поведении Саши признаки обиды. Денис, когда они ссорились, точно так же подчеркнуто его не замечал.
Обычно на мнение всех, помимо Дениса, Максиму Дмитриевичу плевать. Но в данном конкретном случае ему почему-то было важно понять причины обиды. И он стал вспоминать и анализировать их с Сашей отношения. И пришел к интересному выводу – что Саша был искренен в своем желании сблизиться с ним. Сначала Орлов относился к этому скептически, но ошибки быть не может. Все же в людях он разбирается. Просто почему-то сразу решил, что Саша преследует корыстные цели, и остановился на этом. А уже анализируя его поведение, понял, что был не прав.
И в свете этого прозрения недавний разговор открылся и в вовсе неприглядном свете. Максим Дмитриевич понял, что сильно обидел Сашу. Мало того, что назвал его попытки наладить отношения неудачными, еще попросил, а фактически приказал, больше ему не досаждать. Так что дуться Саша имеет полное право. А вот сам Орлов должен помириться с ним, хотя бы извиниться за грубые слова.
Возможно, он так бы и поступил, но Денис, сам того не желая, усугубил ситуацию. На самом деле он хотел как лучше. И начал давить на отца, чтобы он хотя бы поговорил с Сашей
И это вызвало обратный эффект. Орлов возмутился, что сын считает себя вправе указывать ему, как себя вести. Мало того, именно Денис настоял в свое время на установлении опеки над Сашей, хоть и не мог не знать, что эта идея отцу неприятна. Максима Дмитриевича задело, что его сын, этот сопляк, который в жизни сам ничего не добился, считает себя вправе диктовать ему свои условия. Более того, убежден, что точно знает, как остальным надо жить.
Орлов не мог допустить даже мысли, что его сын решает за него, как поступать и с кем мириться. Достаточно того, что Саша живет в их доме. И он оставил все как есть – не хочет Саша больше с ним общаться, и не надо. Даже когда у Максима Дмитриевича находилось свободное время для семьи, он проводил его только с Денисом. Саша больше не напрашивался, а он не предлагал. А когда Денис просил взять с собой Сашу, напоминал сыну, что он знал последствия, убеждая принять Скрепкина в семью.
А потом родной и приемный сыновья Орлова начали ссориться. Максим Дмитриевич как-то упустил момент, когда мальчишки стали друг от друга отдаляться. Да и не поверил в это сначала. Думал, они придуриваются, чтобы он на Сашу больше внимания обращал. И поэтому, не пытаясь разобраться, стал эти ссоры игнорировать. Решил, что, если не будет обращать внимания, все разрешится само.
Начал соблюдать подчеркнутый нейтралитет, только порой намекал Денису, что принять в семью Сашу была его идея. Максим Дмитриевич надеялся, что, если будет делать вид, что ему до Саши нет дела, они прекратят этот спектакль.
И слишком поздно понял, что все это серьезно. Денис и правда отчего-то стал с Сашей себя вести просто по-хамски.
В принципе, это не было такой уж новостью. Орлов предполагал, что рано или поздно его сына утомит эта иллюзия любящего брата. Вообще забота о ком-либо – не конек его сына. Хоть и не хочется признавать, но Денис тот еще эгоист.
И надо было что-то решать с этой ситуацией. Но Орлов всегда очень занят. Если на общение с Денисом он еще как-то время выкраивает, на разруливание подобных семейных неурядиц его не хватает катастрофически. И Орлов решил пока что оставить все как есть, уповая на благоразумие Дениса и ум Саши. Но надежды оказались тщетными – время шло, а отношения между ребятами становились только все хуже и хуже.
Только вот теперь Максим Дмитриевич не мог занять в этих почти военных действиях чью-либо сторону. Раньше все было предельно ясно – он был на стороне родного сына, и точка. Раньше Саша был для него чужим человеком.
В конце концов, Орлов помнил еще то время, когда жизнь Саши не стоила для него почти ничего. Да, Орлов далеко не святой, и, когда шел на стрелку с людьми Таймыра, предполагал что, скорее всего, ему придется пожертвовать жизнью неизвестного мальчика ради спасения родного сына. Но так было раньше.
Теперь уже Саша для него далеко не чужой. И Орлов знает, что, если вдруг снова возникнет такая ситуация, он не будет выбирать, для него обязательно будет спасти обоих сыновей. Потому что Саша теперь ему как сын.
Только самому Саше он об этом не сказал. Видел, что парню очень непросто, но не мог перешагнуть через собственную гордость. Мол, если Саше не надо налаживать отношения, ему тем более. О том, что сам пресек робкие попытки, Орлов предпочитал не думать.
Но его все больше беспокоило, что Денис и Саша на ножах. Он понимал, что надо что-то делать с этим, иначе ситуация достигнет и вовсе критической отметки.
Прошел почти год, и вот Максим Дмитриевич решил серьезно поговорить с сыном. Объяснить ему, что нельзя сначала дать надежду человеку, а потом так по-свински себя вести.
Он выбрал для беседы момент, когда Саши не было дома. Теперь ребята вместе почти никуда не ходили (кроме школы, разумеется). Денис играл в своей комнате в какую-то суперкрутую компьютерную игру, когда Максим Дмитриевич зашел к нему и заявил, что им надо серьезно поговорить.
Денис знал, когда не стоит спорить с отцом. Потому сразу выключил компьютер и приготовился слушать. Орлов присел на кровать сына и спросил:
- Денис, скажи мне, что происходит между тобой и Сашей?
- Странно, что тебя это заинтересовало, тебе же всегда было на Сашу плевать.
- Не уходи от темы, будь добр.
- Да ничего не происходит.
- Я не слепой, и прекрасно вижу, что вы только и делаете, что соритесь. Еще чуть-чуть, и ты меня попросишь отправить Сашу в детский дом.
Орлов чуть не пожалел своих словах, так побледнел его сын. Он даже подумал, что Денис сейчас попросит его выйти из комнаты. Но сын все же ответил:
- Никогда. Не спорю, у нас с Сашей есть некоторые разногласия во взглядах на жизнь, может даже весьма существенные. Но он теперь мой брат, и всегда им будет.
- Может тогда, вы уладите эти ваши разногласия?
- Прости, отец, но это уже наше личное дело.
Дальше Орлов давить не стал. Пока что ему хватило того, что Денис не оказался подлецом. Зная, что сын пошел в него характером, и с наскока тут ничего не добьешься, пока что Максим Дмитриевич просто кивнул и вышел из комнаты.
Тем не менее, проблема так и осталась нерешенной. Саша начал чувствовать себя в доме еще более неуверенно, чем раньше. Словно каждый день ждал, что его сдадут в детский дом. Денис будто бы забыл все свои обещания сделать пребывание в своем доме максимально комфортным для Саши.
Орлов больше не предпринимал попыток поговорить с Денисом. С Сашей тоже не говорил. Но знал, что так продолжаться не может. У него наметилась очень важная командировка, а сразу после Максим Дмитриевич решил забрать ребят и на недельку поехать с ними отдохнуть куда-либо. И там серьезно поговорить с обоими, решив, наконец, проблему. Он был уверен, что, если побеседует с ними в непривычной обстановке, вызовет на откровенный разговор, все, наконец, встанет на свои места. Вот только этому чудесному плану сбыться оказалось не суждено.
Это случилось в разгар командировки, прямо перед сделкой, обещающей быть очень выгодной. Внезапный звонок человека, который в глазах общественности уже много лет является основным конкурентом Орлова.
Антон Лазарев.
Их почти все считают врагами. Со стороны кажется, что они готовы стереть друг друга в порошок. И только они сами да Стас Вершинин знают правду: Максим Орлов и Антон Лазарев – лучшие друзья.
Когда они начинали конкурировать, им казалось, они готовы уничтожить друг друга. Они узнавали друг о друге все, что только можно, подноготную и слабые места. И постепенно проникались друг к другу уважением. При этом были убеждены, что являются врагами, и каждый стремился морально сломить другого, захватить его бизнес.
В то время у Орлова случилось несчастье – очень серьезно заболел его тогда совсем маленький сын Денис. Требовалось срочное переливание крови. И Орлов впервые со всей безнадежностью осознал, что деньги не всегда все решают. Группа крови оказалась очень редкой. Он искал доноров, предлагал любые деньги… Но, казалось, никто не может помочь. И тут внезапно объявляется донор, который сдает кровь для Дениса совершенно анонимно. Максим нанимает детектива, он хочет понять, кого благодарить.
И в то же самое время одерживает победу в борьбе против Антона. У Лазарева тоже была не лучшая полоса в жизни – развод со стервой-женой, которая все нервы ему вымотала, да еще хотела забрать все его состояние. Максим привык пользоваться слабостями врагов. И именно в этот момент окончательно был готов поглотить фирму Лазарева. А тот был на грани. Еще чуть-чуть, и он бы абсолютно все потерял.
И в этот самый момент Орлов узнает, что именно Лазарев спас жизнь его сыну. Не от Антона, а от детектива. Лазарев запретил врачам говорить Орлову, потому что не хотел, чтобы тот думал, что он сделал это для того, чтобы он оставил его в покое. Потому что это не так – он просто хотел спасти жизнь ребенка.
Максим глубоко оценил этот жест Лазарева. Он не только оставил в покое фирму уже бывшего своего врага, но и устроил так, что жена Лазарева дала ему развод без всяких условий, ушла из их дома с одной только сумочкой. В принципе, ничего другого она и не заслужила, так как была стервой еще похлеще Олеси.
С тех пор они и дружат, помогают друг другу, советуются. Но они давно поняли, что удобнее в глазах окружающих оставаться конкурентами. Потому что это отпугивает от них всех остальных возможных врагов. Те, глядя на битву таких титанов, как Орлов и Лазарев, предпочитают оставаться в стороне. Если же когда-либо возникнет тот, кто решится помериться с одним из них силами, они объединяться и просто в порошок его сотрут.
Итак, Орлов никогда не перестанет благодарить судьбу за то, что у него такой сообразительный сын. Все было бы очень печально, если бы Денис не догадался попросить помощи именно у Лазарева. Максим сразу понял, что события приняли чересчур серьезный оборот, раз уж Антон связался с ним напрямую, пренебрег конспирацией.
Намечалась очень важная сделка, так что, чтобы ничего не мешало, Орлов отключил мобильный телефон. Но он знал – просто так Лазарев звонить не будет. Он разыскал его через отель. И рассказал ужасную вещь – Сашу похитили.
И для Максима Дмитриевича сразу потеряла важность грядущая сделка. Самым существенным оказалось то, что Саше угрожает опасность. И Орлов с пугающей ясностью окончательно осознал, что на самом деле он уже давно любит Сашу как сына. Просто боялся признаться в этом даже себе самому. И если не успеет стать для Саши таким отцом, которого он заслуживает, то никогда себя не простит.
В голове Орлова уже оформился план. Прежде всего, он поговорил с Денисом. Наверное, сын подумал, что ему нужно подтверждение слов Лазарева. Но Антону он абсолютно доверял. Ему нужно было убедиться, что сын глупостей не наделает. Не то чтобы он получил стопроцентную гарантию, но, по крайней мере, удалось убедить сына пока что подождать.
Затем Орлов решил вылететь первым же рейсом, а сделку отдал Лазареву. Тот сопротивлялся, не хотел пользоваться случаем. Даже сказал, что Орлов лучше может поручить повести сделку своему компаньону. Но вот кому Максим Дмитриевич не доверял, так это как раз Смирнову. Он его до сих пор не уволил только потому, что некогда было. И был уверен, что эту сделку он либо провалит, либо сольет кому-либо информацию.
Решил, что лучше пусть Лазарев получит выгоду. Его это все равно не разорит, а Антону будет приятно.
Но все эти мысли роились где-то на задворках сознания. Потому что это далеко не самое важное. Для Орлова на первом месте было спасти своего названного сына. И стереть в порошок его похитителей.
Глава 8Глава 8: «Никита Журавский: такая обычная жизнь»
Давайте знакомиться, меня зовут Никита Журавский. Я учусь в одиннадцатом классе очень необычной школы. А точнее, школы для избранных. Просто так сюда никто не попадает – только элита. Я к элите, честно сказать, отношусь мало. Достаток в семье средний, далеко не сын олигарха. У здешних учеников порой ручка стоит дороже, чем весь мой прикид. Можно сказать, я чужак.
Кстати, что касается моей семьи. Воспитывает меня мама, мать-одиночка. Живем, прямо скажем, далеко не на широкую ногу. И, конечно, сюда бы я не попал никогда, если бы не одно «но». И «но» это заключается в том, что моя мама, Надежда Николаевна Журавская, начальник следственного отдела столичного ОВД.
И вот однажды, мне тогда было всего восемь лет, а мама еще была капитаном юстиции, у директора моей нынешней супер-школы возникли крупные неприятности с законом. В принципе, он был совершенно не виноват… Но кого в наше время это волнует? Пожалуй, только последних оставшихся честных милиционером. Да, есть такие. И моя мама среди них. В общем, помогла она директору. А он в благодарность абсолютно бесплатно зачислил меня в эту самую элитную школу. Да, в жизни чего только не случается…
Скажу вам честно, я не чувствую особой гордости в связи с тем, что учусь в такой крутой школе. Прилива сил и энергии тоже особо не ощущаю. Я не говорю об этом маме, чтобы не обидеть, но частенько мне кажется, что в самой обычной школе было бы намного лучше.
С мамой у меня очень хорошие, теплые отношение. Недоброжелатели обзывают маменькиным сынком, а на самом деле я просто безмерно ей благодарен за все, что она сделала ради меня.
Конечно, ей было очень сложно – мать-одиночка, да еще и с такой профессией. Про отца моего мать говорить не любит. Я знаю только, что он предал ее. Встречался только ради того, чтобы воспользоваться ее должностным положением, так как был совсем не в ладах с законом. Но мама, женщина очень умная, раскусила его. После этого папаша как в воду канул. Мама – решительная противница абортов. Так что на свет я появился в положенный срок.
Шикарно я не жил, но и никогда ни в чем не нуждался. А мама была и моей подругой, ей всегда можно все рассказать, она не упрекнет. Наоборот, поможет, даст дельный совет. И я многим делюсь с ней. Рассказываю о школьных проделках, описываю девочек, которые мне нравятся… Вот только никогда не расскажу ей о том, как невыносимо учиться в моей элитной школе.
Конечно, мама поверила бы мне. И наверняка забрала бы отсюда… Но я знаю, она была бы очень расстроена. Потому что ей очень хотелось, чтобы я получил самое достойное образование, она все для этого делает. И потому я однажды дал себе слово держаться. И держусь вот уже девять лет.
Пожалуй, я единственный из мишеней Орлова, что относительно благополучно доучился до выпускного класса.
Денис Орлов – мой личный кошмар. Хотя, на самом деле, не только мой. Столь сомнительной чести на моей памяти много кто удостаивался. Вот только в основном это печально кончалось. Потому что Орлов относится к типу людей, которые считают, что им можно все. В том числе и ломать жизни других.
Мы сцепились аж со второго класса, когда я только пришел в школу.
Должен признать, в пору безоблачного детства я воспринимал мир исключительно с оптимизмом. И верил в то, что в новой школе мне будет хорошо, что я найду там новых друзей. И что там конечно, будет гораздо интереснее, чем в школе обыкновенной. Верил до первого дня в новой школе.
Пошел я туда в исключительно хорошем настроении. Здание школы понравилось сразу – большое, красивое. В школе просторно – спортзал, тренажерный зал, бассейн, различные кружки, библиотека оборудована компьютерами. Так что в этом плане не на что жаловаться. Единственный недостаток этой обалденной школе – ученики.
Как только учительница, Ольга Михайловна, представила меня классу, мой оптимизм, скажу прямо, поубавился. Заглянул я в глаза одного мальчишки, выглядевшего круче и увереннее остальных, и как-то сразу понял, что здорово влип. Я не знаю, почему, но то, что он меня невзлюбил, совершенно очевидно. Смотрел на меня так, словно я на него наехал самим появлением на свет. Думаю, все уже догадались, что это и был Орлов.
Собственно говоря, его чувство острой неприязни ко мне было взаимным. Я, как сын капитана юстиций, уже в том возрасте терпеть не мог наглых мажоров. Мама меня по мере сил пыталась оградить от грязи внешнего мира, и потому о своей работе практически не рассказывала. Но зато я был знаком со многими ее коллегами. Они приходили к нам в дом и с удовольствием рассказывали о своей нелегкой работе. Маме это не нравилось, но не всем своим коллегам она могла запретить. А вот мне нравилось. Я слушал, и мне казалось, что более нужной и опасной работы, чем в родной милиции, просто не существует. И я остро воспринимал их неприятности, сопереживал. И знал, конечно, что очень много проблем доставляют такие вот избалованные сынки богатых родителей. Те, кто считает, что они самые крутые на свете, что могут диктовать всем свои правила. Самое обидное, что частенько именно так и оказывается. Из-за этих уродов, которые в жизни не сделали ничего полезного, хороших ребят понижали в должности, делали им выговоры, заставляли извиняться…. кого-то даже уволили…
В общем, я отнесся к Орлову не менее агрессивно, чем он ко мне. И его это поначалу озадачило. Он же, такой удачливый и блистательный, привык, что все его боятся и кидаются выполнять его приказы, спотыкаясь и падая. А со мной, как говорится, нашла коса на камень.
И, тем не менее, было очень сложно с самого начала. То, что я не собирался подчиняться Орлову, не освобождало меня от его агрессии. Наоборот, делало ее острее и невыносимее. Тем хуже, что весь класс, словно сговорившись, во всем подчинялся Орлову, признав в нем лидера абсолютно и безоговорочно. Тут дело даже не в деньгах его отца, скорее в харизме самого Дениса. Лидер. Абсолютный и непререкаемый. Каждое слово – закон. Большинство с этим смирилось. Те, кто не смог или кого Орлов зачислил во враги, покинули школу. А я остался.
Я остался, наверное, из чувства противоречия. Ну и чтобы маму не огорчать. Н буду говорить, что я круче Орлова, никогда даже не пытался нас сравнить. Да и дело это бесполезное – разные весовые категории (я авторитет сейчас имею в виду). У Орлова огромное влияние, а я изгой-одиночка.
Плюс ситуацию осложняет то, что мама всегда была против того, чтобы я влезал в драки и ссоры. Казалось бы, для сотрудника милиции это не разумно. Уж кто-кто, а члены семьи милиционеров всегда должны уметь себя защитить. Но мама почему-то считала, что обязана оградить меня от грязи и несправедливости этого бренного мира. Она не знала, что в чем-чем, а уж в грязи я, спасибо Орлову, уже по уши. И фигурально выражаясь, и буквально. Ибо Орлов и методом физического воздействия тоже не пренебрегал.
Поэтому я и начал постигать азы бесценного умения постоять за себя под руководством маминых коллег. Тайно, ибо если мама вдруг невзначай узнает, не поздоровится всем.
Я делаю успехи и, в принципе, постоять за себя вполне могу. Этим и занимаюсь. Знаете, я все время учебы как бы нахожусь на военном положении – все время ожидаю подлянки какой-то. Не поверите – иногда даже перед сном запираюсь в ванной и произношу перед зеркалом ехидные фразы. Типа тренируюсь. Не думаю, что моему отражению это больно приятно, зато придает уверенности…
Хотя самообман все это. Вот я убежден, что Орлову не нужны никакие зеркала, чтобы всем без разбору хамить и язвить. Он просто так живет. Пренеприятный тип.
Всем бы объединиться и объяснить ему популярно, как можно относиться к людям, а как нельзя. Но одноклассники то ли боятся, то ли и правда думают, что Орлов имеет на это право. А еще, думаю, каждый просто радуется, что это не он очередной мальчик для биться Орлова. И пытается всячески унизить того, на кого всемогущий Денис пальчиком указал. Боится, что станет следующим. Трусы.
Я же в жизни Орлова – нечто постоянное. В смысле, в отличие от предыдущих жертв, сбежавших из школы, никуда не собираюсь. Доучусь, аттестат крутой получу… Почему я должен из-за какого-то мажора жизнь себе ломать? Не вижу ни одной причины. И в этом же я пытался убедить других жертв Орлова. Только вот, к сожалению, не преуспел. Все мои силы уходят на то, чтобы в абсолютно враждебном окружении сохранить свою личность и чувство собственного достоинства. А это, поверьте, уже немало.
Общеизвестно, что из любого правила непременно находятся исключения. И среди моих одноклассников, трусов, слушающих открыв рот и затаив дыхание каждое слово Орлова, нашелся приличный человек. И, как ни странно, им оказался приемный сын Максима Орлова, в некотором роде брат Дениса. Саша Скрепкин.
Каюсь, сначала я отнесся к нему предвзято. Саша относительно недавно перевелся к нам в класс, и к тому времени я уже успех хлебнуть по полной лиха по имени Денис Орлов. Поэтому без проявлений энтузиазма отнесся к тому, что теперь и его братец будет с нами учиться. Конечно, слухи в нашей школе, как и везде, разносятся быстро. Так что я знал, что Скрепкин жизнью не избалован. Причина моей настороженности была в другом.
Я решил, что, раз уж Орлов избавил Сашу от необходимости переехать в детский дом, он теперь будет Денису в рот смотреть и делать все, что тот только пожелает. Но, как вскоре выяснилось, я был не прав.
Правда, некоторое время так оно и было. Только очень непродолжительное. В то время я понятия не имел, что произошло с Орловым во время летних каникул, и откуда вообще взялся Скрепкин (в смысле, в школе, откуда берутся дети, я знаю). Поэтому не был в курсе специфики их отношений, как и все остальные соученики. Ходило много слухов, один невероятнее другого. К примеру, что появление Скрепкина – предпринятая Орловым воспитательная мера. Ну и прочий бред… Я не задумывался об этом, сосредоточившись на фактах.
А состояли факты в том, что уже по прошествии месяца поведение Скрепкина начало стремительно меняться. По всей видимости, вначале он просто был растерян, так как попал в абсолютно чуждую среду. А потом начал проявляться характер. И этот характер мне определенно нравился.
Саша стал перечить Орлову, а иногда и прямо идти против него. Он не боялся, и я не мог его за это не уважать.
Но друзьями мы не стали – слишком много противоречий. Я не боялся Орлова и его возможной жуткой мести. Просто, хоть при других обстоятельствах счел бы за честь иметь такого друга, как Саша, понимал, что его брат постоянно будет стоять между нами.
Потому что Саша все равно считает Дениса своим другом. Даже если говорит обратное, даже если поступает ему наперекор. Все равно, я знаю, если между мной и Орловым возникнет серьезное противостояние, Саша встанет на сторону брата. Не потому, что живет в семье Орловых. Потому что так ему велит совесть. И в принципе, не мне его судить.
Я сам всегда мечтал о брате, и меня до сих пор не покинула эта мысль. Знаете, многие считают, что быть единственным ребенком в семье хорошо. Мол, получаешь все самое лучшее. Но у меня другое мнение. Мне всегда казалось, что, даже если у меня с братом были бы совершенно разные взгляды на жизнь, даже если бы мы постоянно ругались, все равно для меня не было бы человека дороже. И потому я не вправе осуждать Сашу.
Тем более что где-то месяца два назад я сделал для себя удивительное открытие. Представляете, оказалось, что Орлов обычный человек, не монстр. У него есть сердце, и даже совесть.
Этот день никогда не забуду. Знаете, мне все мамины коллеги говорили, что ее работа связана с серьезным риском, но я как-то не верил. В смысле, верил, но не думал, что это действительно может с ней случиться. Так бывает – считаешь свою жизнь обычной, заурядной. Забываешь, что жизнь многогранна, и произойти может все, что угодно.
В тот день маму похитили бандиты. Она пошла на опасное задание одна, считала, что справится. Но угодила в плен. Коллеги отправились спасать маму, а я не мог сделать ничего. Меня отправили в школу, сказав, что я должен вести себя как обычно, что это важно. Я, конечно, не смог. Сидел, словно в воду опущенный, не слушал учителей, не отвечал на вопросы.
Получив за день три пары, вышел на воздух. Меня не отметки волновали, я думал только о том, где сейчас мама, что с ней. Я хотел уйти поскорее, но не успел. Однокласснички во главе с Орловым окружили. Спрашивали, что стало с моими умственными способностями, издевались. Я молчал. Нет смысла жаловаться. Тем более им. Я был уверен, что эти мажоры не поймут. Понял бы Скрепкин, но его-то как раз и не было. У Саши случилось воспаление легких, он в больнице лежал.
Но один из них, Феликс Истомин, как оказалось, был в курсе моей беды. О чем тут же всем поведал. Они стали издеваться. Мол, скоро мне быть сироткой. Я уже прикидывал, кому врезать первому и почти остановился на кандидатуре Истомина. Но тут раздался решительный голос Орлова: «Отвалите все от него!». В этом голосе было столько убежденности и силы, что все аж попятились. А Денис взял меня за руку и куда-то повел. Я был настолько в шоке, что не сопротивлялся.
Потом я сидел на кухне Орловых, пил чай с тремя ложками сахара. Денис предложил еще и пирожные, но в меня не лезло ничего. Тем временем нежданный помощник кому-то звонил, с кем-то спорил.
Кончилось это тем, что на помощь моей маме пришла служба безопасности самого Максима Дмитриевича Орлова. Успех спасательной операции был неизбежен.
Тем не менее, все два часа, которые она заняла, я волновался и время от времени порывался пойти куда-то, что-то сделать, Денис останавливал меня, все время был рядом.
Мама, к счастью, не сильно пострадала, и все равно я три дня не ходил в школу, был с ней дома. Все не мог поверить, что опасность обошла стороной. Как и в то, что помог Денис. Честное слово, он последний человек, от кого я бы ждал помощи.
После того, как вернулся в школу, первым делом спросил у Дениса, что я ему должен. Он махнул рукой сказав: «Пустяки». Меня это задело, жизнь мамы – далеко не пустяк. Наверное, Денис совсем не это имел в виду, но я все равно обиделся. К тому же он продолжал вести себя по отношению ко мне абсолютно как раньше, словно и не было того жуткого дня. Я, соответственно, как раньше оборонялся.
Но все равно я понял, что Денис не совсем пропащий человек. Мы, возможно, даже могли бы стать друзьями, если бы события сложились как-то по иному. Но поскольку прошлого не исправишь, я решил все оставить как есть. Надеялся, что вскоре доучусь, получу аттестат и никогда больше Орлова не увижу.
Но вернемся в настоящее. День начался прескверно. Мама, кажется, встала не с той ноги. С утра все-то ее не устраивало – и что в комнате моей хлам и бардак, и что сам я путаюсь под ногами, на работу собираться мешаю. Вот интересно, для чего людям дети, если потом от них одни проблемы? В принципе, стоило промолчать, но эту мысль я вслух все же высказал. Возникла словесная перепалка, и мама ушла на работу вся в расстроенных чувствах. Мое настроение тоже упало до минусовой отметки. И возникла настороженность касательно продолжения дня.
Дело в том, что такие семейные разборки в нашей семье очень-очень редки. Ну, раз в год, да и то не всегда. Для большинства это мелочь, обыденность, допускаю, что они даже порой не обращают на это внимание. Но для меня такое начало дня – непременный предвестник еще более хренового продолжения.
Ну так оно и есть! Я не успел выйти за дверь как обнаружил на пороге письмо. Без конверта. Читать не хотелось – предчувствие дурное нарастало в геометрической прогрессии. Не зря, как оказалось.
Это вызов. Стрелка, проще говоря. Есть у нас в районе банда – борзые детки, отцы которых сидят за тяжкие и особо тяжкие. Посадила их моя мама, за что они жаждут поквитаться со мной.
Пять человек. Не знаю, как насчет огнестрельного оружия, но ножи есть у всех. Лет по пятнадцать-семнадцать. Они забили стрелку у гаражей, велели мне прийти с моими корешами. Мол, не приду, хуже будет.
Угу. И где мне этих самых корешей взять? На меня навалилось осознание, что у меня нет друзей. В смысле, знал я это и раньше, но впервые так остро почувствовал. Нет никого, что за меня впишется.
Конечно, есть мама и ее коллеги. Я могу хоть прямо сейчас позвонить, они приедут, я это письмо покажу… А дальше-то что? Ну возьмут они эту шпану, и что? Что им предъявить-то? Это письмо? Так они скажут, что шутка это. Может, не смешная. Ну, так за это ж не сажают…
А надо мной потом весь район смеяться будет. Сопляком будут считать, нытиком…
В принципе, я далеко не тюфяк, да и они не супермены. Если все же не дойдет до поножовщины (будем надеяться, что только проучить меня хотят, а не покалечить, и ножи с собой не возьмут), то с двумя я точно справлюсь, а могу и с тремя. Но пять – это все же слишком много.
Тем не менее, я решил идти. И можете считать меня идиотом. Я не задумывался о том, что может произойти. Важно только то, что, если не приду, никогда больше не смогу себя уважать.
Оделся в то, что не очень жалко – все равно одежда к носке будет непригодна. Эх, маму расстраивать не хочется! У нее и так день не лучше, чем у меня, начался. Но все равно когда-то же она должна понять, что я будущий мужчина. И должен уметь защищаться, а не прятаться чуть что за маминой юбкой. С этой мыслью я пошел к гаражам.
Глава 9Глава 9: «Саша Скрепкин: попытка побега»
С каждым часом ситуация становилась все безнадежнее. В подвале холодно, прямо чувствую, как простужаюсь. Здравствуй, воспаление легких. Правда, в нынешней ситуации, боюсь, это самая меньшая из моих проблем.
Тем не менее, чувствовал я себя прескверно – сжался в углу, дрожа от холода, синяки и ссадины, оставленные отцом, сильно болели. А ведь раньше мне приходилось испытывать эти ощущения достаточно часто. Отец в те времена избивал меня регулярно. И я, точно так же, забивался в какой-нибудь угол, переживая там обиду и боль. И никого не интересовало, заболею я или нет. Даже если заболевал, меня, конечно, никто не лечил. Да я и предпочитал ходить в школу и больным, только бы дома не оставаться. До сих пор не понимаю, как жив остался.
А, главное, для чего? Чтобы теперь снова испытывать те самые, полузабытые, ощущения? Жизнь сделала круг и замкнулась.
А ведь это только я, и никто другой, во всем виноват. У меня же все было – дом, отец, брат. Ну да, они меня не любили… Но ведь и так в семье любят далеко не всех. А ситуации, когда в семье одного ребенка любят, а другого (особенно если он приемный) нет, вообще случаются сплошь и рядом. Мне бы радоваться тому, что у меня есть крыша над головой, что я всегда сыт и одет, что никто меня не мучает.
Но нет, мне все было мало. Не хватало того, чего у большинства и так нет, любви мне подавай. Да, может, на мою долю высшие силы этого блага вообще не выделили? Я же и так получил много, особенно если учесть, что раньше у меня не было вообще ничего. Я должен был просто жить и быть бесконечно благодарным Ее Величеству Судьбе и господам Орловым. Да даже если бы мне предложили роль слуги в их доме, все равно это гораздо лучше, чем быть воспитанником детского дома. А я считался приемным сыном Орлова. И пусть надоедливым и нелюбимым, но все же братом Дениса.
Мне хотелось большего, и я стал роптать на судьбу. Более того, своенравно отказался от великого подарка, который был мне сделан. Отверг то, что было даровано свыше, и ушел на улицу, вникуда. Я почти вижу презрительную усмешку Орлова. Я понимаю теперь, почему он был так резок со мной – тоже считал, что дал мне достаточно, а я требую большего, как последний эгоист. Наверное, когда мой труп найдут где-то на свалке, Орлов подумает, что я получил по заслугам. А, скорее всего, ничего не подумает. С чего бы это ему думать обо мне? Просто сочинит для журналистов пламенную речь, вдохновенно, как только он умеет, ее расскажет и заработает себе очередное повышение рейтинга. А про меня забудет сразу после выступление.
Так мне и надо – как только я отказался от сытого и обеспеченного настоящего, меня сразу же нагнало жуткое прошлое, полное холода, отчаяния и боли. И случилось это потому, что, быстро привыкая к хорошему, я уже практически забыл о нем. А забывать нельзя никогда и ничего.
Тут я заметил, что по моим щекам медленно текут слезы, и с раздражением смахнул их. Веду себя, как нытик и тряпка! Видимо, погружение в прошлое вышло для меня слишком уж полным. Я забыл то, чему научился в новой жизни, забыл, что, в общем-то, уже давно не являюсь забитым хлюпиком, упивающимся жалостью к себе.
Ведь именно это я и делал – размышлял о том, как все плохо, фактически, сдался судьбе. Видимо, это все шок от столкновения с прошлым в лице отца. И сам я превратился в себя же из прошлого. Но я не собираюсь таковым оставаться! Можно сколько угодно винить себя и думать о том, как все плохо. Но я ведь еще жив. А значит, есть шанс изменить ситуацию. В конце концов, я уже раньше оказывался в качестве заложника, и ситуация тоже была достаточно фатальной.
Правда, тогда со мной был Денис. Вот ведь проявление эгоизма – конечно, я ни за что не хотел бы, чтобы брат оказался со мной сейчас в этом подвале. Если понадобилось, жизнь бы за это отдал. А все же признаю, что с ним было бы легче. Просто потому, что нас было бы двое. Нет, нельзя, ни в коем случае нельзя так думать! Злясь на самого себя, я встал и, не обращая внимания на боль, стал ходить взад-вперед по своей камере.
Наверное, ходьба помогала, но из просто пораженческих мысли стали боле-менее дельными.
Так. Какова вероятность того, что опекун будет мне помогать? Не хочется признавать это, но близка к нулю. Во-первых, уже будет чудом, если Денису удастся найти отца. Насколько я знаю, Орлов в командировке, далеко отсюда. А связаться с ним в подобных случаях всегда было проблематично – считалось, что мы с Денисом и сами можем о себе позаботиться, не маленькие. А если что серьезное, у нас есть слуги и охрана. Так что для того, чтобы просто обрисовать Орлову сложившуюся ситуацию, Денису придется совершить чудо. Но вот вероятность этого, хоть и не особо велика, но все же есть. Брат у меня упрямый. Если что решил, хрен остановишь.
Итак, предположим, что с отцом Денис связался. И дальше что? Вот дальше и наступает она – нулевая вероятность.
Это я к тому, что шансов на то, что Орлов за меня впишется, практически нет. Кто я ему? Надоедливый мальчишка, которого пришлось против воли взять в семью и который его ежедневно безмерно раздражает. Я почти уверен, что, если бы не было моего глупого побега и последующего похищения, все равно Орлов нашел бы способ избавиться от меня. А так способ сам нашел его. Прям подарок судьбы.
Правда, с Денисом у Орлова могут возникнуть проблемы. Если опекун просто бросит меня здесь на произвол судьбы, мой брат это очень не скоро простит. Но ведь Орлов крутой бизнесмен и тертый калач. Уж он-то сможет выкрутиться из этой ситуации. Денис, конечно, тоже не лыком шит, но до отца в искусстве манипуляции ему все же далеко. Так что нормально он будет к папе относиться, никуда не денется.
Я устал ходить и остановился, прислонившись к холодной стене. Садиться не стал – тогда могу и не встать, учитывая мое состояние. Но размышлять продолжил.
Итак, с вероятностью того, что мне будет помогать Орлов, разобрались. Пункт два – вероятность того, что мне станет помогать Денис. Вот она просто зашкаливает, приближается к ста процентам. Почему я так уверен, не смотря на наши с братом сложности последнего времени? Во-первых, его голос по телефону. Пока не услышал, был убежден, что брат воспримет мой уход с облегчением. Но дрожащий и взволнованный голос Дениса явно свидетельствует о том, что я ошибался. Скорее всего, брат волновался после моего ухода и даже меня искал. А теперь чувствует вину.
Во-вторых, даже если бы Денис продолжал на меня злится, все равно вероятность того, что попробует помочь, даже когда Орлов откажется, велика. Хотя бы стоит вспомнить историю с отморозками, с которыми мне помог справиться брат. Хоть он и вел себя порой совершенно по-хамски, если у меня действительно были проблемы, всегда приходил на помощь. Да он и в лагере таким был.
Нахлынули непрошеные воспоминания. О том, о чем мы с Денисом почти что забыли. То, как вдвоем были заложниками, без малейшей надежды на спасение. Но тогда нас было двое. Теперь я один.
Знаете, когда со мной в плену находился Денис, я даже о себе не думал. На это не было ни времени, ни сил. Даже зная, что Орлов сына в беде не оставит, я все равно очень волновался за Дениса. Моя же судьба отошла на второй план. И это было правильно. Хотя бы потому, что Денис, я знаю точно, тоже думал в первую очередь обо мне, не о себе.
Я вспомнил лагерь, то, как Денис мне помогал. Фактически ведь для него не было никакой выгоды от дружбы со мной. И, честно говоря, я до сих пор не понимаю, почему он выбрал именно меня. Зная брата, могу только предположить, что это оттого что я, единственный из всего лагеря, не выказывал желания дружить с самим Денисом Орловым. И потому что и остальным казался наименее вероятным кандидатом на эту роль. А Денис всегда любил поступать вопреки ожиданиям.
Тем не менее, я должен был быть ему благодарным, а не вести себя как эгоист.
Конечно, можно сидеть тут сложа руки и ничего не делать, только жалеть себя и размышлять о том, как Судьба несправедлива ко мне. А в это время мой брат будет, сбиваясь с ног, искать способ меня спасти. Или хотя бы найти моего отца и Олесю. А, если Денис ищет, он всегда найдет. И есть основания опасаться, что окажется в положении, сходном с моим нынешним. Чего я брату ни за что не желаю.
Вот раздались шаги. Судя по звуку, Олеся. Для очередных действий отца слишком рано. Проведать меня идет? Что ж, настало время действовать.
Шансов мало, но и другого варианта тоже нет. Страха я не чувствовал, только сплошной адреналин. И до сих пор не могу понять, как мне это удалось. Но с Олесей я справился. Возможно, еще и потому, что она не ожидала сопротивления от забитого пленника. А совершенно напрасно…
Я спрятался в темном углу. А когда Олеся подошла поближе, вырубил ее точным ударом в шею. Меня учили этому на уроках самообороны. Я знал, что очнется она скоро. Дверь осталась открытой, надо бежать.
Это потом я понял, что, на самом деле, у меня не было ни одного шанса на успешный побег. Да, я считал, что, раз хожу на занятия по самообороне и слежу за своей физической формой, то теперь уж больно крут. Ощущал себя чуть ли не героем боевика. А кем на самом деле был? Всего лишь подростком, который собрался противостоять матерому зеку и бывшей детдомовке. Вообще чудо, что получилось с Олесей. А вот проскочить мимо отца шансов не было ни одного. Но тогда я не думал об этом.
Я крался к выходу, и даже начало казаться, что все получится. Но, когда я был уже близок к цели, меня окликнул отец. Возможно, он ждал, что я снова испугаюсь и застыну на месте. Но на этот раз сдаваться так легко я был не намерен. Хотя бы потому, что выхода другого у меня все равно нет. Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. Я побежал. Полагал, что отец кинется за мной вдогонку. И мне останется только полагаться на то, что я бегаю все же быстрее. Ну и на то, что сумею добраться до машины, быстро завести ее и уехать.
Теоретически план не так уж и плох. Бегаю я быстро, да и машину водить умею, научил один из охранников Орлова. С ними у меня сложились вполне нормальные отношения, не то, что у Дениса. Потому что, в отличие от брата, я понимал, через что они прошли и сколько всего умеют, и уважал их. И они иногда мне помогали. Практики вождения у меня, конечно, маловато, но уж уехать отсюда на максимально возможной скорости я бы смог. А уж отсутствие прав на данный момент самая маленькая из моих проблем.
Итак, все могло бы получиться. Вот только я недооценил ни серьезность ситуации, ни то, каким чудовищем стал мой отец. Нет, я слышал, конечно, что в тюрьме все пороки людей только усугубляются, и что никто еще оттуда не вышел исправившимся. И да, отец и раньше был мерзким типом. И все же того, что произошло, я не ожидал.
Я не успел добежать до двери, как раздался оглушительный хлопок, уши заложило. Потом пришла жуткая боль, и я запоздало понял, что этот хлопок – выстрел. Родной отец выстрелил в меня!
В меня раньше не стреляли, я не мог понять, серьезны повреждения или нет. Тогда мне казалось, что я умираю. Проваливаясь во тьму, я жалел о том, что с Орловыми так вышло.
Но, вопреки моим ожиданиям, я очнулся. Судя по всему, лежал на диване. И подняться с него без посторонней помощи, конечно, не смог бы. Болело все тело, я вообще не понимал, как еще думать могу. Хотел приоткрыть глаза, но спустя мгновение понял, что это плохая идея. Я слышал голоса отца и Олеси, говорили обо мне. Поэтому решил притвориться, что еще не очнулся. Хоть узнаю, что они теперь намерены со мной сделать. И, не смотря на плачевное состояние, разговор я запомнил:
- Ну вот. Теперь из-за твоего щенка у нас могут быть проблемы.
- Позволь тебе напомнить, киска, это была и твоя идея тоже.
- Да я тебя и не обвиняю. Просто, что мы теперь делать с этим полутрупом будем?
- Да ничего, в принципе. Нам же главное, чтобы он протянул до того момента, как к нам Орлов явится.
- Может и не протянуть…
- Ну тогда закопаем его и свалим из города.
- Слушай, я ведь тоже далеко не святая. Но как ты можешь так о родном сыне?
- А ты его пожалела? Напоминаю – этот родной сын тебя по голове огрел и чуть не сбежал. Вот тогда у нас точно проблемы были бы.
- Да не в жалости дело. Ты же знаешь – мне никого не жаль. Просто если он подохнет раньше времени, нам Орлова сюда заманить не удастся.
- И что ты предлагаешь?
- У меня аптечка есть. Можем поместить его в комнату, на кровать, и я сделаю ему перевязку.
- Перевязку делай, а комната слишком жирно будет. Откуда этот выродок сбежал, туда и вернем.
Меня грубо схватили и потащили в опостылевшую камеру, притворяться, что я без сознания, уже было глупо. Дотащив до места, отец грубо швырнул меня на пол, пообещав, что еще одна выходка, и я труп. Как будто я мог бы, даже при желании, что-то сделать в таком состоянии! Да и не до того было – я пребывал в глубоком шоке.
Я многое в жизни испытал, да. И регулярные побои и унижения в родной семье, и в школе и лагере, да плен у банды Таймыра, в конце концов. Но этот подслушанный разговор оказался просто пиком жестокости.
Я знал, конечно, что отец меня не любит. И даже знал, почему. Но столкнуться с такой ненавистью… Может ли человек так ненавидеть родного ребенка? Или это уже не человек? Мне стало по-настоящему жутко, словно я попал в ночной кошмар, из которого нет выхода. И как же хотелось проснуться! Снова оказаться в особняке Орлова, пусть опекун опять будет смотреть мимо меня, как мимо пустого места, пусть Денис будет считать надоедливым бедным родственником… Но у меня будет семья и крыша над головой, и я буду довольствоваться тем, что есть.
Конечно, проснуться не удалось. Потому что я не спал. А вот умереть, не смотря ни на что, мне не хотелось. Знаю, некоторые на моем месте сочли бы это приемлемым выходом… Но я, как человек, побывавший во многих передрягах, умею ценить жизнь, какой бы она ни была… Пусть даже я валяюсь холодном сыром помещении, и мне делает перевязку бывшая мачеха Дениса.
К слову, Олеся делала перевязку вовсе не так плохо, как можно было подумать. Мягко и стараясь причинить как можно меньше боли, прям заботливая мамочка. Но я знаю правду – ей нет никакого дела до меня. Более того, она, как и отец, не планирует после завершения плана оставлять меня в живых. Ей только нужно, чтобы я протянул до того времени.
Но, так или иначе, после перевязки я почувствовал себя значительно лучше. Еще повезло (если это слово применимо к моей ситуации), что пуля прошла навылет. Сомневаюсь, что Олеся сумела бы ее достать, если бы та застряла… Тогда бы меня точно добили и закопали.
После того, как сделала перевязку, Олеся надежно заперла меня (будто я могу куда-то деться) и удалилась.
И вот тут-то меня накрыло. Когда я сидел на полу, бродил по ставшему для меня тюрьмой помещению, пытался сбежать, на тоску и апатию просто не было времени. Признавая фатальность ситуации, в которой оказался, я все же не предавался тоске по этому поводу. Я не сдавался, пытался что-то сделать…
А вот теперь выхода действительно нет. И я не сомневался в том, что, так или иначе, моя смерть – лишь вопрос времени. Когда отец меня избил, я на подсознательном уровне все равно не воспринимал ситуацию, в которой оказался, как смертельно опасную, даже при том, что именно так о ней и думал. Просто отец меня частенько бил в детстве, и я все же до сих пор жив. Даже зная, что случилось с мамой, я все равно не верил в то, что родной отец действительно меня убьет. До этого выстрела.
Теперь абсолютно ясно – Скрепкин – мерзавец и псих, у него нет ничего святого. И мне не выйти из этого помещения. И последними моими воспоминаниями о жизни будут и ссора с Денисом, и плен, и побои, и выстрел, и нынешняя безнадега.
Так зачем же вообще она была нужна, моя жизнь? Если в ней не было самого главного – любви. Меня не любила родная семья, не любила приемная, да и сам я влюбиться не успел.
Только в глубине души я знал – Денису на меня не плевать. Даже если он меня не считает братом, искать меня будет обязательно. Но теперь я знал точно – я не хочу, чтобы Денис меня нашел. Лежа в холодном мрачном помещении с пулевым ранением, я молился о том, чтобы Денис не встретился с этими людьми. Потому что они ни перед чем не остановятся, убьют его и глазом не моргнут. А, если моя жизнь кончена, у брата все еще впереди. И больше всего на свете я хочу, чтобы у него все было хорошо.
Глава 10Глава 10: «Денис Орлов: встреча»
Отец велел мне оставаться дома и ждать. И я понимаю – это, действительно, логично. Я же ничем Саше помочь не могу. А вот папа сможет наверняка. Самое главное, что он захотел это сделать. Я слышал по голосу – ему не безразлична судьба Саши. Но почему он понял это только теперь, когда ситуация критическая? Почему самые важные в жизни вещи мы все всегда понимаем слишком поздно?
Впрочем, главное, чтобы Саша выжил, со всем остальным мы обязательно разберемся после. Дома мне предложили поесть, но кусок в горло не лез. Да я и не считал себя вправе сидеть за столом и поглощать изысканно приготовленную пищу в тот момент, когда Саша находится в ужасных условиях и смертельной опасности.
Я честно пытался выполнить папин наказ. Я понимал, что если сейчас впишусь в эту историю, все закончится тем, что и меня тоже спасать придется. Понимал умом. Но никак не мог объяснить это сердцу.
К тому же не мог ничего с собой поделать – закрывай глаза, или не закрывай, мне всюду виделся Саша. Как он сидит в темном, мрачном помещении, его отчаяние и тоска… Я даже практически слышал его мысли… Хоть в глубине души знал, что это мое больное воображение
Но, так это или нет, я все равно осознавал, что Саша сейчас надеется только на меня, не на отца. Я же сижу дома!
Хотя не сижу, конечно. Как шальной хожу из угла в угол. Ведь это же я, Денис Орлов! Я никогда не сомневаюсь, всегда знаю, как поступить правильно. А вот сейчас ловлю себя на мысли, что совершенно не имею понятия, как поступить. Попытаться помочь Саше? Но как? Я ничего не знаю. Кроме того, что у отца это получится гораздо лучше.
Но оставаться дома совершенно невозможно. Мне тесно в нашем огромном, роскошном особняке, словно в малюсенькой каморке… Такой, где наверняка держат Сашу...
Безысходность и неизвестность давит тяжким грузом… Я был готов пойти куда угодно, лишь бы дома не оставаться. Я знал, что ни один человек из прислуги остановить меня не посмеет.
Меня останавливало данное отцу обещание. Я понимал – у папы план, и мое вмешательство там точно не предусмотрено. А значит, я должен тихо сидеть и ждать результатов.
Но я убежден, что Саша на моем месте не сидел бы тихо и спокойно. Он, конечно, что-то бы предпринял. Я для него единственная семья, он не стал бы полагаться на волю обстоятельств… Тем более, что они в его жизни почти что всегда играли печальную роль…
Я несколько раз переодевался. Пробовал набрать отцу, но все безрезультатно. Даже стал снова подумывать о помощи родной полиции. Но отец был бы очень недоволен, что я вмешал этих ребят. Да и не станут они ничего делать за просто так… А за не просто так люди моего отца гораздо лучше справятся…
Такие прекрасные, рациональные мысли… Но это не помогало нисколько. Я метался по особняку, не понимая, что делать, и почти не зная на каком свете нахожусь…
Но тут ко мне пришел гость. Вот же воистину некоторые люди имеют особенность приходить в гости именно тогда, когда они меньше всего нужны! Такой особенностью в полной мере обладал мой одноклассник Слава Сомов. Тем не менее, я приказал его пустить. Может, подскажет, что делать…
Слава – очень эпический персонаж, в нашей школе его все знают. Отец у него, Владимир Белов, чуть ли не круче моего. А вот мать, Эвелина Сомова, певичка, да и стриптизом не брезговала никогда. Славка – бастард, плод порочной связи. И вообще-то таким у нас в школе не место. Но, поскольку у мистера Белова нет детей от родной супруги, три года назад узнав о существовании сына, он воспылал к нему отцовскими чувствами. Деньги давал в неограниченном количестве, в школу нашу устроил. Домой пока не забрал – супруга против. Но любому дураку ясно, что в скором времени Белову придется делать выбор… И выбор будет сделан в пользу сына. Потому что любимая жена, это уже очевидно, бесплодна. А потребность в наследнике остра.
Что касается Славки, он ведет себя так, словно ему все равно, что и кто о нем думает. Он принимает заботу отца, но не спешит заискивать перед ним. Даже не благодарит. Считает, тот давно должен был его от матери забрать, ведь с ней жить очень не сладко…
Когда Славка только появился в нашей школе, я чуть было не избрал его своей очередной жертвой. Но почти сразу осознал стратегический промах этой задумки. Славка реально крут.
Нет. Не думайте, что я сдрейфил. Такого никогда не было и не будет. Просто я уважаю тех, кто крут. Потому не вступаю с ними в конфликты. Но и дружбу свою я Сомову не предложил. Для этого мы уж слишком разные. Он ходит в тряпках каких-то, вечно напевает очень странные песни, учителям хамит… Подозреваю что это форма протеста. Считает, что у него плохие родители… Эх, с Сашей он мало общался.
Я даже не узнал, зачем Слава пришел. Мне это было не интересно. Да что там – даже не предложил ему ни присесть, ни перекусить… Начал рассказывать, хотел просто суть передать, но втянулся в рассказ. В такие моменты всегда хочется с кем-нибудь поделиться… Но вот к реакции Славки я оказался совершенно не готов. Чуточку насмешливо, с легким оттенком превосходства, он спросил:
- Ну и что тебя не устраивает, а, Денис?
- Ты не слушал? У меня брат в плену у каких-то отморозков!
- Не родной брат.
- Это не имеет значения! – сказал и понял, что, действительно, не имеет. Каким же я раньше был идиотом, когда иногда допускал мысль, что Саша лишний в нашей семье!
Вот тут бы Славке проявить благоразумие, заткнуться и уйти. Но он решил продолжить мысль:
- Денис, мне-то не ври. В школе все знают – ты Саньку на дух не переносишь. А теперь наконец-то сможешь от него избавиться. Слушай, а может ты сам этих отморозков и нанял?
И мое сознание заволокла красная пелена.
По-настоящему я очнулся уже на улице, под порывами ледяного ветра. Смутно помнилось, как я набросился на Славку. Пожалуй, в тот момент я вполне мог убить его… ну или серьезно покалечить. Мне было плевать, что он довольно нефигово дерется… А он сам, глядя в мое искаженное ненавистью лицо, похоже забыл об этом.
Все могло бы кончиться очень печально, но вмешались слуги. Те самые, которые, по моему убеждению, и пикнуть боятся… Надо пересмотреть свое к ним отношение… возможно… но позже…
Славку от меня отодрали и выставили за дверь. Он молчал, мне в глаза не смотрел… Похоже, осознал, что ляпнул… Да и я сам остыл и понял, что ничего плохого он Саше не желал, он вообще к нему не плохо относится. Просто либо действительно считал меня бездушной скотиной, либо хотел показать, как видно со стороны. В любом случае, я сам в драку уже не лез. И даже без споров выпил принесенное мне какао.
После какао стало как-то получше, мысли собрались в кучку и встали на свои места. Да, я обещал отцу, что не буду лезть. Но если мне так тесно в особняке, если невозможно тут оставаться… То я и не буду! Не спеша оделся и вышел. Сказал, что хочу прогуляться. Меня задерживать не стали.
Бродил под порывами холодного ветра. И понял – я просто не мог оставаться в теплом доме, когда брату плохо. А здесь, когда сам дискомфорт испытываю, мне вроде как и лучше… Но это же сущая ерунда! Как можно сравнивать?! Я разозлился сам на себя, достал телефон и опять набрал отцу. На этот раз он ответил:
- Денис, что случилось?
- Я звоню узнать, как у тебя дела продвигаются.
- Ты же понимаешь, я делаю все, что могу.
- А этого достаточно?
- Денис, - в голосе отца позвучало недовольство, но меня уже было не остановить.
- Папа, мне страшно. Я чувствую, что у Саши мало времени. А мы все еще не продвинулись в его поисках. Мы даже не знаем, где он!
- Узнаем. Как раз это не так сложно. Со мной уже связались похитители, и скоро перезвонят еще.
- Ты что, собираешь им платить?
- Денис, я знаю что делаю, и ты должен мне верить. Главное, сам сиди дома и не совершай глупостей. Ты ведь дома?
- Удачи, пап!
Я положил трубку. Я же не дома. А врать отцу совершенно бесполезно, он ложь и по телефону распознает. Главное я понял – настроен папа серьезно. А это значит, у Саши вполне ощутимые шансы выжить. Не то, чтобы меня это действительно успокоило, но все же стало легче. Да, папа и раньше говорил, что поможет Саше. Но раз он готов рискнуть деньгами – Саша для него много значит. Я хорошо знаю отца…
Я шел по улице уже скорее по инерции. Не знал, то ли еще побродить, то ли вернуться домой. Я отцу, действительно, буду только мешать. Особенно если что-то придумаю сам. И я уже почти что повернул в сторону дома, как вдруг…
Это была чисто физическая боль. Я чуть не упал. Словно в меня выстрелили. Раньше в меня не стреляли, правда, но полагаю, ощущение то самое… Через минуту я разогнулся, боли словно не бывало… Взамен пришло страшное осознание, что это могло быть…
Мы же с Сашей не близнецы… А я слышал, что это близнецы чувствуют, когда с одним из них что-то случается. Тем не менее, я сразу понял, что с Сашей случилось что-то очень плохое. Он жив, иначе я бы непременно почувствовал, но времени у брата остается все меньше. Я даже хотел снова папе звонить, но быстро понял, что мне нечего ему сказать. Вместо этого совершил не менее глупый поступок.
Решил обратиться в наши родные следственные органы. Вот какая нелегкая меня в полицию понесла? От отчаяния, конечно. Брат похищен, возможно при смерти… Да я бы кого угодно о помощи попросил… Но вот их не стоило.
Меня уже встретили неприязненно. Скорее всего, тут причиной возраст. Мол, что иметь дело с сопляками… А то, что я Денис Орлов, на лбу у меня не написано. А когда я представился, оказалось, что они даже не знают, кто я такой! Я уж думал, меня вообще все знают…
Тем не менее, я был бы не я, если бы не добился встречи со следователем. Там очередь была большая, но и скандал я устроил тоже не маленький. Так что меня все же согласились выслушать. Я все рассказал максимально четко и подробно. Надеялся, что все же мы с папой заблуждались насчет полиции.
Нет, мы были правы. Не то, чтобы со мной как-то грубо обращались. К тому времени у них уже хватило ума навести справки, так что кто я такой они знали. Поэтому послали меня предельно вежливо. Сказали, что, мол, мой брат достаточно самостоятельный человек, а трех суток, необходимых для начала поисков, еще не прошло. Что же касается кассеты, ее все равно со мной не было. А если бы и была, мне сообщили, что это вполне может быть и монтаж. Мол, вдруг мой брат относится к любителям весело пошутить. Я начал заводиться и понял, что еще минута, и я выкину нечто такое, что меня не спасет от трех суток даже то, что я сын Орлова.
А потом я сделал глубокий вдох и успокоился. В конце концов, как бы ни было тяжело, так себя вести я права не имею. И дело не в отношении к стражам порядка, тут меня совесть не мучила. Просто если я сейчас попаду в полицию, об этом может узнать отец. И есть вероятность, что это отвлечет его от спасения Саши. А этого допустить я ни в коем случае не могу.
Потому я принес извинения за беспокойство, вежливо извинился и вышел. И только Бог знает, чего это стоило мне, тому, кто никому обид не спускает.
На душе стало совсем тяжело, охота идти домой пропала. Я просто бродил, даже не замечал, куда иду конкретно. Переулками какими-то. Но заблудиться я нисколько не боялся. Денег из дома захватил, если что, просто такси до дома возьму. И я уже начал склоняться к этому варианту, как вдруг услышал подозрительные звуки.
Совершенно очевидно – несколько нападают на одного. Терпеть не могу такие ситуации (если не я зачинщик)… Но вмешиваться вот так, не разобравшись, тоже не дело. Можете считать меня кем угодно, но ситуации-то бывают разные. По опыту знаю – может быть, этот самый один вполне заслужил то, что с ним происходит. Вот Саша бы вмешался, не раздумывая. А я не такой положительный, как мой брат.
И я прошел бы мимо, но тут узнал голос парня, на которого нападали. Журавский? В каких бы мы с ним ни были отношениях, я его знаю. Более того, мы вместе учимся. Потому мимо пройти я не смог.
Завернул за угол и все увидел. Я был прав – у гаражей стоит Никита, вид решительный, поза боевая. На него готовятся напасть пятеро, двое из них с ножами. Плохи у Никиты дела. И я даже догадываюсь почему – непросто иметь маму-полицейского… Мне было и без того муторно на душе оттого, что брат в беде, а со мной все в порядке… Если я и тут мимо пройду… Нет, это совершенно невозможно. Я громко спросил:
- Не кажется ли вам, господа, что трое на одного – подло и нечестно?
- Вали своей дорогой,- ответил главный, - Не видишь, тут люди заняты.
А вот это он зря – от такого обращения я всегда зверею. Толкнул двоих, и встал рядом с Никитой. Достал свой нож. Ну да, я нож всегда с собой ношу, мало ли что… В оправдание себе могу сказать, что применять его на людях ни разу не доводилось. С вызовом бросил:
- А вот и не свалю.
- Ну, тебе же хуже.
- Денис, ты бы, и правда, шел отсюда. Ты же видишь, мы в меньшинстве, - тихо сказал Никита, но все услышали.
- Так это ты его кореш? Опоздал к началу? А мы-то все гадали, чегой-то он никого не привел с собой, - издевательски протянул главный.
Еще совсем недавно версию о том, что мы с Журавским кореша, я отверг бы с возмущением. Но то, что в столь незавидном положении он думает о моей безопасности, внушает уважение. Конечно, можно предположить, что Никита надеется, что я на помощь позову, не без оснований. Но мы оба знаем, что, как бы быстро ни прибыла полиция, все равно будет поздно. Поэтому я ответил:
- Да, я его кореш. Денис Орлов. А вам крышка.
И приготовился к драке. На грани сознания понимал, что этим добавляю отцу проблем. С Сашей беда, если еще и я… Мне было жаль. Но я знал, что поступаю правильно.
Драки не вышло – оказалось, в некоторых кругах я и мой отец все же известные личности. Коли не в полиции, так среди бандосов. Услышав мое имя, эта великолепная пятерка свалила так быстро, что мы с Никитой даже не успели понять, что к чему.
Никита сел прямо на землю. Я, подумав немного, рядом присел. Он сказал:
- Денис, спасибо тебе.
- Я не мог иначе поступить.
- Да, и к тому же моя жизнь пустяк, как и жизнь мамы, да?
Вопрос прозвучал с вызовом, даже злостью. Мы не друзья, конечно, но я не мог понять, почему после того, как я, можно сказать, спас Журавскому жизнь, он на меня наезжает. А потом вспомнил – одно слово, сказанное просто так. Неужели его можно было так воспринять? Я раньше оправдывался только перед Сашей. Теперь, похоже, к этому списку еще один человек добавился:
- Никита, ты меня совершенно неправильно тогда понял.
- И как это можно еще понять?
- Послушай, я хотел сказать, что это было несложно сделать моему отцу. И не хотел, чтобы ты чувствовал себя мне обязанным. Но, поверь, я очень хорошо понимаю твое тогдашнее состояние. Особенно теперь.
- Денис, что у тебя случилось?
Вот я и оказался перед сложным выбором. Сказать или не сказать? Вообще-то я не больно хотел откровенничать с одноклассниками, особенно после реакции Сомова. К тому же я сегодня столько раз уже это пересказывал! Смирнову, Лазареву, папе, Сомову, ментам… И каждый раз было не проще, а, наоборот, сложнее. И что теперь? Пересказать еще раз? Человеку, которого сам же унижал? И надеяться, что он проникнется моими проблемами?
С другой стороны, почему бы и нет? Ненадолго задумавшись, я вынужден был себе признаться, что Никита совершенно не тот человек, который стал бы использоваться против меня мою трагедию. Особенно после того, как я ему помог.
Но зачем ему вообще знать, что со мной происходит? Я посмотрел Журавскому в глаза, и увидел там искреннее сочувствие. И слова полились рекой, почти что против моей воли.
Как ни странно, на этот раз рассказывать оказалось легче, чем раньше. Я не знаю, в чем причина. Возможно, за этот безумно длинный и сложный день мои чувства несколько притупились. А может быть, просто Никита так на меня действовал… Хоть и странно, ведь мы далеко не друзья.
Когда я закончил рассказывать, Никита молчал. И по его лицу ничего невозможно было прочесть. Тем не менее, я был готов, что его реакция будет такой же, как у Сомова. Только не знал, кому в глаз дать за это – ему или себя.
Но реакция Никиты оказалась для меня полнейшей неожиданностью. Не сочувствуя и не обвиняя, он просто спросил: «В полицию обращаться пробовал?»
Глава 11Глава 11: «Никита Журавский: когда полиция помогает»
Честно говоря, я совершенно не ждал ни от кого помощи. Тем более от Орлова. Когда шел на стрелку, боялся, конечно. Да и кто бы не боялся? Я мог храбриться сколько угодно, но умом понимал, что эта история в самом лучшем случае закончится месяцем в больнице. А в худшем меня ничего больше волновать уже не будет. И, тем не менее, я шел. Даже нож с собой не взял, олух.
Их пятеро, ножи у двоих. Смотрят на меня насмешливо и чуть брезгливо. Я встаю спиной к гаражам, тем самым отрезая себе выход и показывая, что бежать не собираюсь. Верх глупости, сам знаю. Главарь, Сеня Скала, спрашивает:
- Жалеешь, что на свет появился, Журавский?
- С чего бы это? Я не боюсь таких тупых отморозков, как вы, - можно и нахамить, хуже все равно уже не будет.
- Ну-ну, молись, ментеныш.
Я понял – сейчас начнется. И осталось только достойно это принять… И постараться нанести противнику как можно более существенные потери.
Но тут из-за угла появился Орлов. Не иначе, решил полюбопытствовать, что происходит. Какие порой жизнь преподносит сюрпризы – ну кто бы мог подумать, что Орлов окажется тут, посреди этих гаражей, именно в столь печальное для меня время.
Но, даже допустив это, я ни на секунду не мог предположить, что он станет меня спасать. Это же я, он меня считает вечным объектом презрения и насмешек. И мог бы прости мимо… Но не прошел.
Это странно, но мне понравилось, когда Денис назвал меня корешем. Я никогда бы даже себе в этом не признался, но мне это польстило. Действительно, такой друг, как Денис, это весьма ценное приобретение… Вот только мне не светит… Сказал он так только для того, чтобы отморозков позлить. Да и в драку, по моему мнению, вмешался не ради меня, а потому, что хотел проучить посмевших ему дерзить.
Только на что он надеялся? На свою неуязвимость? Но их же больше, у них ножи. Я попытался его образумить, он не послушал. Встал рядом, выхватил нож…
Я и не знал, что у Дениса есть нож. Видимо, он предпочитает им не пользоваться, что тоже говорит в его пользу.
Мы стояли рядом, и мне не составило никакого труда представить, что мы действительно друзья, что друг за друга горой, и именно поэтому пришли сюда, на эту стрелку вместе… Да… мечтатель я и фантазер…
Стрелки не состоялось – услышав, что имеют дело аж с Денисом Орловым, отморозки скоренько испарились. А я поневоле стал гадать – Денис знал, что так получится, или же это выстрел наугад? Может, вступаясь за меня, он абсолютно ничем не рисковал… А возможно, рисковал многим. Как это определить, да и надо ли? В конце концов, как бы то ни было, он здорово мне помог. Спас если не всю жизнь, то уж точно пару-тройку месяцев, которые я не смог бы получать от нее удовольствие.
Когда все было кончено, я, стыдно признаться, почувствовал, что меня не держат ноги. Это все дикое напряжение, когда я не знал, а наступит ли для меня вечер… Я сел прямо где стоял. Только на границе сознания мелькнула мысль, что теперь Орлов надо мной потешаться будет.
Но он не стал. Наоборот, сел рядом. Вообще, вел себя очень необычно. Оправдываться стал, он же никогда не оправдывается. Хотя мне было приятно узнать, что он все же не такой гад. Просто иногда даже Орлов не может подобрать нужных слов. Да и я напрасно себя тогда накрутил…
Но поведение Дениса меня насторожило. Не иначе, у него большие проблемы. Ведь он всегда во всем уверен, а сейчас держится так, словно почва из-под ног уходит. Вот я и поинтересовался, в чем дело? Зачем мне вмешиваться в это? Ну… Хотя бы потому, что Денис два раза мне здорово помог.
Больше всего меня удивило, что Денис начал рассказывать. Нет, конечно, когда спрашивают, в основном на ответ рассчитывают. Но мне казалось, что Орлов пошлет меня куда подальше. Кто я ему? Но я спросил, потому что чувствовал это своим долгом.
Сашу похитили. В первый миг я даже не поверил, настолько это казалось нереальным. Ну кто и зачем будет похищать Саню? Уж если давить на Орлова, так самого Дениса. Но потом я понял – такими вещами Денис никогда не будет шутить. Да и весь его теперешний вид никак не тянет на шутника.
Первой моей мыслью была тревога за Сашу. Пусть мы не друзья, он хороший парень и этого не заслужил. Всегда был готов помочь другим, по мере сил братца останавливал… И почему в жизни в основном не везет именно хорошим людям?
Потом на смену жалости пришли более практичные мысли – чем помочь? Я как сын майора полиции видел только один выход:
- В полицию обращаться пробовал?
- Да пошли они! Одни придурки там. Не помогли ни фига, только дураком меня выставили.
Да… Вот кем считают полицейских – придурками, которые ни фига никому не помогают. Мне это слышать было очень неприятно, но я понимал – в столь расстроенных чувствах Денис еще и не такое скажет.
Но он не прав – нельзя же всех под одну гребенку. Я знаком со многими мамиными коллегами и знаю, что среди них есть добрые, отзывчивые, очень приличные люди. Те, кто всегда готов помочь и служит в полиции по призванию. А из-за нескольких, скажем так, людей не честных и не порядочных, всех считают таковыми.
Почему-то когда полицейские помогают, зачастую рискуя своими жизнями, считается, что ничего особенного не произошло. Мол, это же их работа, они обязаны это делать. А вот если допускают малейший промах, их готовы на части порвать…
Да, конечно, я думаю так, потому что сам являюсь сыном майора. Хотя не все дети полицейских разделяют мою точку зрения. Многие как раз-таки придерживаются обывательский, от чего в семье постоянный разлад. А у нас с мамой мир и согласие – я уважаю ее нелегкий труд сам и пытаюсь заставлять других делать то же самое.
Но Денису я решил ничего не доказывать. Во-первых, бесполезно. Вряд ли сейчас хоть одно мое достигнет его сознания. К тому же, даже если достигнет, это же Орлов – да он презирает и меня, и все, что со мной связано. Я хотел уже проглотить обидную фразу и продолжить мысль, как Денис сказал:
- Никита, прости. Я не хотел ничего плохого о твоей маме сказать. Просто понимаешь…
- Понимаю. Ты судишь о ней и таких, как она, исходя из единичных случаев. Но моя мама действительно помогает людям.
- Даже не сомневаюсь.
- Тогда давай к ней обратимся.
- Да брось ты. Если не ошибаюсь, твоя мама начальник следственного отдела. При всех своих неоспоримых достоинствах, она вряд ли найдет время, чтобы помочь какому-то подростку, к тому же из совсем другого района.
- Но найдет, чтобы помочь моему другу.
Я что, действительно это сказал? Упс… Вообще-то со стороны Дениса я ждал возмущения. Думаю, дружба со мной – один из его наиболее страшных кошмаров. Естественно, он же терпеть меня не может. Я ждал, что Орлов возмутиться. Хотел пояснить, что просто должен его представить, как своего друга, чтобы мама заинтересовалась. Но, вопреки моим ожиданиям, реакции на фразу не последовало (даже обидно – не заметил, значит). Денис сказал, что попробовать стоит.
Благо мама работает не далеко, шли мы пешком. Я думал и о том, что маме скажу, и о том, что мною движет. Я помогаю Денису или Саше? И для чего? Просто из чувства сострадания? Или все же руководствуюсь иными мотивами? Не буду врать, я хочу помочь Денису не меньше, чем Саше. И даже не только потому, что он мне неоднократно помогал. Я восхищаюсь им. Это тяжело признать – все же Орлов уже попортил мне много крови и еще, конечно, попортит немало. До окончания школы время есть…
И все равно я частенько восхищался им. И завидовал Саше…Пока у них самих серьезные терки не начались. Мне так хотелось иметь такого друга… Но это невозможно. И я не тешил себя надеждой, что Денис станет со мной дружить, если я помогу ему. Я просто сам хотел этого.
По мере того, как мы приближались к отделению, Дениса охватывали сомнения. Я видел это по его лицу и старался сам держаться уверенно, делать вид, что убежден в успехе. Хотя, на самом деле, я ничего не знал наверняка. Не мог предсказать мамину реакцию… Тем более после нашей утренней размолвки.
Зашли в отделение. И нам сразу же повезло уже в том, что мама находилась на месте, и в ее кабинете никого не было. Вообще, мама – человек активный. Она сама частенько на операции выезжает. А еще чаще у ее кабинета толпится народ, то сотрудники за указаниями пришли, то граждане на сотрудников пожаловаться. Я частенько вот так приходил, а потом уходил, поняв, что маме не до меня. Но сейчас не та ситуация. Может, поэтому нам и повезло…
Я постучал и получил разрешение войти. Мама читала бумаги. Подняв глаза, заметила, что я не один. Удивилась, конечно, но виду не подала. Указала нам на стулья для посетителей, спросила:
- Саша, что-то случилось?
- Да, у моего друга беда. Мам, я тебя прошу помочь, ему больше не к кому обратиться.
- Значит, ты друг моего сына? - обращение к Денису.
- Мы учимся в одном классе. Денис Орлов.
- Орлов, значит… Ты знаешь, я очень благодарна тебе и твоему отцу. Ты мог бы и сам ко мне прийти.
- Я уже ходил в полицию, ничего хорошего из этого не вышло.
- Ну… Мы не все одинаковые. Рассказывай, что у тебя произошло.
Денис говорил, я слышал в его голосе дрожь и отчаяние. И мама, конечно, тоже. И те полицейские, которые ему отказали. Как так вообще можно? Даже информацию не проверили. Из-за таких вот придурков полицию и не любят…
Держался Денис неуверенно. И, пожалуй, это первый раз, когда я видел его таким. Он король нашей школы, всегда ходит с таким видом, будто лично ее основал. У него находится на одно слово сразу не меньше сотни. Любого может за пояс заткнуть. И многие из тех, кого он унижал в своей жизни, мечтали увидеть его таким, потерянным и неуверенным ни в себе, ни в обстоятельствах.
Но я к ним не отношусь, да и никогда не относился, даже когда мне от Орлова особенно доставалось. И вообще, никогда не мог себе такого представить. То, что Орлов такой, каким есть, всегда казалось аксиомой, и я никогда бы не поверил, что у него могут еле заметно, но все же трястись руки, а взгляд рассеяно бегать по комнате. Это как-то неправильно. Так не должно быть.
Знал, что Денис сейчас ошеломлен моей помощью, но сомневается, поможет ли мама. И напрасно:
- Денис, мне нужен сотовый твоего отца.
- Не думаю, что это хорошая идея.
- Я знаю, ты считаешь папу суперменом. Но он всего лишь человек. И ему, как и твоему брату, поверь, сейчас нужна помощь.
- Отец меня за это прибьет.
- Денис, я знаю, что это сложно. Но время принимать взрослые решения – у твоего брата счет идет на минуты. Я и так все узнаю. Но прошу тебя сэкономить время нам всем.
Денис молча написал номер на клочке бумаге и протянул моей маме. Что ж, она всегда умела убеждать…
Потом мама велела нам расходиться по домам. Вышли. Денис стоял на крыльце и молчал. Я чувствовал, что надо как-то его приободрить. Сказал:
- Денис, моя мама профессионал. Все будет хорошо, вот увидишь.
- Я уже не знаю, во что верить. И что делать сейчас.
- Ты уже сделал все, что мог. Сейчас тебе надо домой пойти и ждать вестей.
- Ждать одному невыносимо.
- У тебя полный дом прислуги.
- Это совсем не то. Никита, я тебя прошу пойти со мной.
В другое время я бы сострил что-то о том, что аж сам Орлов меня в гости приглашает. Но сейчас просто молча кивнул. Как человек, переживший подобную ситуацию, я знал, что Денису сейчас это нужно – не быть одному, и был готов составить компанию, как он мне тогда.
Нет ничего страшнее одиночества. Я понимал – в данный момент Денис согласен даже на мою компанию, лишь бы не оставаться в полной вакууме. А прислугу такие как он за людей не считают…
Как бы то ни было, мы взяли такси и поехали к Денису домой. Я у него уже был. В тот самый злополучный день. Но тогда я был весь на нервах и мне, конечно, было не до восхищения убранством дома. Зато теперь я в полной мере все оценил.
Да… Дружба между мной и Денисом, и правда, абсолютно невозможна. Уже хотя бы потому, в каких условиях живет он, а в каких я. Как представлю себе, что приглашаю его в свою квартирку…
Я никогда на жизнь не жаловался. Но у Дениса просто дворец. И штат прислуги. Нас встретили на пороге, отобрали у меня куртку (было неловко отдавать свою верхнюю одежду девушке, но тут, видать, так принято). Потом нас спросили, не голодны ли мы.
Вообще-то я был. Я вообще голоден почти всегда, а уже тем более в связи со всеми переживаниями. Но момент для пожрать не подходящий, и я не знал, как к этому отнесется Денис. Неуверенно на него оглянулся. Он ответил: «Да. Принесите мне и моему другу перекусить и чаю».
Другу… Перед кем он притворяется сейчас-то? Перед прислугой? Странно… Вот моей маме врать про нашу дружбу не захотел, а прислуге пожалуйста? Никогда я Орлова не пойму.
Итак, мы присели в гостиной. Нам туда принесли бутерброды (я до этого, честно сказать, бутерброда с черной икрой даже не видел, не то что пробовал), пирожные (даже не знал, что такая красота существует) и чай. Денис скучно посмотрел на все это великолепие и сказал:
- Мне кусок в горло не полезет. А ты, Никита, угощайся.
- Спасибо. Только после тебя.
- Что?
- Денис, ты в последнее время, я уверен, ни крошки не съел. Не представляю, чем поможет Саше твоя смерть от голода. А вот когда его спасут, силы тебе, я уверен, пригодятся. Ты же собираешься помогать ему восстанавливаться?
Денис посмотрел на меня так, словно видел впервые в жизни. А что? Да, возможно, я мыслю излишне рационально. Но я же прав… Денис и сам это понял – вскоре он потянулся за бутербродом… И я следом за ним.
Ели в тишине. Но я понял – так недолго и с ума сойти от тревоги. Решил, что, раз Денис захотел моего тут присутствия, я должен ему помочь. Начал с рассказов о жизни. В основном, правда, о маминой. Хотел донести до сознания Дениса, что в полиции работают не только дегенераты, но еще люди, искренне преданные своему делу, готовые и способные помочь. Денис молча слушал, но я видел, как искра жизни возвращается в его глаза… Для начала совсем не плохо. Я не ждал благодарности, но Денис сказал:
- Никита, спасибо тебе.
- За что?
- Ты знаешь. У нас непростые отношения, и все равно ты помогаешь мне, подбадриваешь.
- В конце концов, ты поступил так же.
- Но у нас разные ситуации. Это не ты издевался надо мной все школьные годы.
- Денис, давай сейчас не будем об этом.
- Нет, будем. Никита, я тебе обещаю, вне зависимости от того, чем кончится весь этот кошмар, я никогда больше не позволю себе всех тогдашних мерзостей. И приложу усилия, чтобы стать твоим другом.
- Не надо обещать то, что не сможешь исполнить.
- Никита, неужели ты думаешь…
Что я думаю, мы узнать не успели – раздался телефонный звонок. Звонил мой мобильник. Мама. Мы с Денисом вскочили с дивана одновременно. Под тревожным взглядом нежданного кандидата в друзья я ответил.
Операция проведена успешно. Скрепкин уничтожен при задержании, Олеся арестована и выйдет из тюрьмы очень не скоро… С Орловым-старшим все в полном порядке. Не в порядке Саша.
Пулевое ранение, очень тяжелое состояние. Я разговаривал с мамой на громкой связи, чтобы Денис тоже слышал. Когда она сказала про Сашу, на Орлова было страшно смотреть. Какие же дураки те, кто считает, что Денис и Саша не братья. Братья, да еще какие… Я бы сам от такого брата не отказался…
Как ты то ни было, тут наши с Денисом пути разошлись. Я направился домой, он в больницу. Честно говоря, я и сам за Сашу очень беспокоился. Но прекрасно понимал, что в больнице буду лишним. Попросил Дениса держать меня в курсе, он обещал. Хотя, честно говоря, я не очень-то ему поверил…
Глава 12Глава 12: «Спасательная операция»
Первой мыслью майора Журавской было, что ее разыгрывают. Еще бы – сын заявляется с человеком, которого называет другом, и сообщает совершенно немыслимые вещи. Да, по долгу службы Надежде Николаевне приходилось сталкиваться много с чем. Но она как-то никогда не думала, что это затронет ее сына.
Но, будучи очень умным человеком, Надежда очень быстро поняла – к несчастью, все это правда. Вообще, ее сын не сочиняет подобные вещи. Слишком серьезно к этому относится, особенно после того, как ее саму похитили.
Вот жизнь странная штука! Ее саму спасла служба безопасности Орлова, а теперь за помощью обращается его сын, тот самый Денис Орлов. Никита не любил рассказывать про школу, но кое-что Надежда узнала. В том числе то, что этот Денис – кошмар всей жизни ее сына. Наверное, она могла бы попробовать это как-то изменить, или перевести Никиту в другую школу. Но Надежда считала, что Никита должен учиться не сдаваться судьбе, надо закалять его характер. Видимо она права, и Никита многому научился, раз представляет врага как друга, только чтобы она не отказала в помощи.
А вот сам Денис Надежде понравился… Никогда бы она не подумала, что испытает симпатию к человеку, долгое время унижавшему ее сына. Но Денис, действительно, неплохой парень. Надежда за годы службы повидала уйму трудных подростков и может с уверенностью сказать, что Денис к ним не относится. Вероятно, он немного запутался в этой жизни. Но непременно найдет свой путь.
К тому же в пользу Дениса говорило то, что он не козырял отцовым именем, не требовал в ультимативной форме, чтобы ему немедленно помогли. А Надежда таких мажоров видала-перевидала. Заваливаются к ней в кабинет, как к себе домой, и прямо сразу с порога выясняется, что она, оказывается, им должна. То тачку найти, то любовницу сбежавшую… Таких Надежда выставляла без сожаления. Никогда не боялась их связей и не прельщалась их деньгами.
Но сейчас она, и правда, видит, что у человека большое горе. Видимо, своим братом Денис сильно дорожит. Он может стараться не показывать виду, но дрожь рук и тоску в глазах не скроешь.
Надежда, конечно, решила помочь, в любом случае бы помогла. Это серьезное дело – похищение ребенка. К тому же она немного знакома с делом Скрепкина, понимает, что человек это опасный. Вполне может убить, даже родного сына. Надежда только не может понять, как могут такие же служители закона, как и она, запросто от подобного отмахиваться. Ведь эти, с позволения сказать, коллеги, видели состояние Дениса, слышали, что он сказал… И выставили его. И она такое просто так не оставит – людям с таким халатным отношением к своему долгу не место в полиции.
Но это все потом. Сейчас главное, конечно, спасти Сашу.
Надежда взяла у Дениса номер мобильного его отца и отправила ребят домой. Эх, знали бы коллеги…У нее в руках номер телефона аж самого Максима Орлова! Этот человек в каком-то смысле легенда. Казалось бы, таких много – людей, сочетающих в себе черты бизнесменов и бандитов, тех, кто сделал себя в шальные девяностые…
Но Орлов не вполне такой. Узнав, что его сын учится в одном классе с Никитой, Надежда решила навести справки. И выяснила, что Орлов не просто бизнесмен-бандит. Есть в нем какой-то стержень, нечто, что делает человека достойным уважения. Но также она знала, что он презирает полицию и все, что с ней связано…
Но сейчас она должна позвонить этому человеку, предложить свою помощь. А он, конечно, пошлет ее куда подальше. Надежда с удивлением обнаружила, что нервничает, а это давно и прочно позабытое чувство. Но сейчас не время сомневаться – на кону жизнь ребенка. Надежда решительно набрала номер и услышала усталый голос Орлова:
- Слушаю.
- Надежда Журавская. Следственный отдел. Хочу предложить помощь.
- Мне не нужна помощь.
- А у меня другая информация. Я знаю о вашем сыне, Максим Дмитриевич. И о вашем отношении к полиции. Но сейчас не время для конфликтов. Я просто хочу помочь, и если хотите увидеть сына живым и здоровым, вам придется ее принять. Вы же очень умный человек и должны понимать, что на этот раз один не справитесь.
- А вы готовы предложить помощь просто так, бескорыстно?
- Да. Что вас так удивляет?
- Так не бывает.
- У вас, олигархов, может и не бывает. А у нас, простых смертных, случается. К тому же наши дети в одном классе учатся.
- Как бы то ни было, я без вас обойдусь. Не досаждайте мне больше.
Да… Надежда, впрочем, не исключала вероятности чего-то подобного. Потому было хоть и обидно, конечно, но не смертельно. Другое дело – как бы это смертельно для Саши не оказалось. Его опекун не идет на контакт… Что же делать? Она должна узнать, где держат ребенка.
Она узнала. Поставила на уши всех своих ребят. И ни один не сказал, что это, мол, не их территория. Они у нее молодцы…
Связались с коллегами, со всеми информаторами, узнали все про Скрепкина и Олесю… Прошло всего-то три часа, а Надежда уже знала самое главное – место, где держат похищенного. И сама возглавила операцию по его спасению.
Когда подъехали к месту, обнаружили там группу людей, с виду похожих на бандитов и обсуждающих план. Ну конечно – Орлов и его охрана… Было нелепо предположить, что Максим Дмитриевич не узнает, где держат его сына. Но теперь это уже полицейская операция – Надежда решительно вышла из машины.
Орлов направил на нее пистолет, но сразу опустил:
- Здравствуйте, Надежда Николаевна.
- Так Вы меня узнали?
- Уже после нашего разговора вспомнил. Простите мою грубость, но я, и правда, считаю, что лучше справлюсь без вас.
- Тем не менее, вам придется забыть об той идее. Это будет полицейская операция. Мы проводили такие много раз.
- Я пойду с вами.
- Вам лучше остаться тут.
Все время разговора Надежда не сводила с Орлова глаз. Она понимала, что пропадает. Это ужасно не вовремя, но что же делать, если при одном взгляде на это мужественное лицо начинает бешено колотиться сердце? Умом-то Надежда понимала, что этот Орлов тот еще тип, недалеко ушел от тех, кого она лично сажает. А также то, что сейчас надо спасать ребенка, не время думать о посторонних вещах… А сердце упрямо твердило, что она влюбилась, окончательно и бесповоротно.
Но это не должно помешать ее долгу. Возможно, теперь в ее жизни появится очередная несбыточная мечта. Но она обдумает это позже, Оставив пару парней присматривать за Орловым и его людьми, Надежда с остальными пошли на задание.
Сначала все шло как всегда, четко и аккуратно. Несмотря на то, что Надежда не опер, а следователь, ей в подобном участвовать не впервой – жизнь так сложилась. К тому же она дружит с начальником оперов Кириллом Антиповым. И сейчас он тоже тут, и его ребята. Формально и главный-то он, ведь это его ведомство. Но на самом деле руководит Надежда, ведь это ее дело и ее план.
Работали тихо – незаметно вошли, обследовали дом. Олесю обнаружили почти сразу – шла откуда-то, вероятно из места, где прячут Сашу. И вот тут сотрудники Надежды совершили серьезный промах – не успели вовремя заткнуть этой девке рот. Она кричала недолго, но, без сомнения, Скрепкин услышал. Эффекта неожиданности не будет. Плохо… Надежда только надеялась, что Скрепкин находится не рядом с сыном. А то ведь этот отморозок, поняв, что пропал, вполне может Сашу прикончить.
Скрепкин выскочил неожиданно. Никто ничего не успел понять, как он, выстрелив в двух оперов, выскочил на улицу.
Надежда кинулась следом. И увидела – Орлов выстрелил в руку Скрепкина, которой мерзавец держал пистолет. Хотя, конечно, при желании мог бы выстрелить и сразу в голову. Но, видимо, столь легкая смерть преступника не входила в планы бизнесмена.
Орлов моментально оказался рядом с выронившим пистолет и согнувшимся от боли похитителем сына и стал его избивать, профессионально и жестоко. Но никто из присутствующих, включая оперов, даже не думал вмешиваться…
А потом Орлов выхватил пистолет. И Надежда поняла – он хочет добить врага. И в этом случае его от разбирательства и суда не спасет ни то, что эта тварь похитил его сына, ни то, что он тот самый Орлов. Она выступила вперед, достав свое табельное оружие. Сказала:
- Максим Дмитриевич, не надо.
- О, доблестная служительница порядка, - издевательски протянул Скрепкин, - Арестуй меня, детка.
Сложно представить, до какой степени этот тип был омерзителен Надежде. Она многое перевидала, но с таким столкнулась впервые. Решение было уже принято, и Надежде доставило непередаваемое удовольствие выражение лица Скрепкина, когда она, протянув своей пистолет Орлову, предложила: «Возьмите лучше мой».
Орлов, казалось бы, не удивился. На самом деле, Надежда знала – это все шок и страх за сына. Выстрелил Максим Дмитриевич без колебаний. И не надо быть экспертом, чтобы диагностировать смерть Скрепкина – с пулей в голове человек все одно не жилец. Надежда уверенно сказала: «Бандита застрелила я. При вооруженном сопротивлении и попытке побега». Никто не возразил. Да и какие могут быть возражения, если этот ирод только что застрелил двух их коллег и друзей?
Итак, преступники обезврежены. Сейчас главное – найти мальчика. Олеся молчала. Опера наезжали, угрожали, давали на нее… Она им лишь в лицо смеялась. Мол, ничего вы мне не сделаете – кишка тонка.
Орлов вошел в дом стремительно, Надежда по наитию дала своим людям знак его не останавливать.
А Максим Дмитриевич меж тем подошел к бывшей жене вплотную и наотмашь ударил ее по лицу. Олеся еле удержалась на ногах, синяк явно в пол-лица будет. А Орлов процедил: «Ты ведь знаешь, тварь, я тебя сейчас убью, и никто из них не успеет мне помешать. Говори живо – где вы держите Сашу?»
В этот момент у Орлова было такое лицо, что испугалась даже Надежда. А испугать ее очень сложно. И Олеся поверила. Опера, в чьи служебные обязанности входит раскалывать преступников, не смогли добиться от Олеси ни слова… Зато крупному бизнесмену она выложила все. Было бы время, Надежда непременно об этом бы подумала… Но его наверняка нет у Саши – преступница сообщила, что пленник серьезно ранен. У Орлова лицо стало абсолютно белым, ни кровинки. И, возможно, он выполнил бы свою угрозу, но Надежда крикнула: «Быстрее, Максим Дмитриевич, времени нет!» Это подействовало гораздо эффективнее, чем могли бы угрозы.
Пока они бежали, Надежда могла еще надеяться на то, что все не так уж плохо, ведь Олеся та еще тварь. Она вполне могла бы соврать. Просто чтобы причинить Орлову боль. Может, Саша, путь голоден и напуган, но цел и невредим? Надежда не знала этого подростка, но ей хотелось в это верить…
Реальность оказалась даже хуже чем Надежда представляла себе – состояние Саши оказалось очень тяжелым, он даже не пришел в сознание… А с Орловым случилась перемена – из крутого олигарха и тертого калача, он внезапно превратился в самого обычного человека, у которого горе. Встал на колени рядом с сыном, за что-то просил прощения. Надежде даже показалось, что плакал… Во что она, правда, не поверит никогда в жизни.
Сама майор Журавская сохранила самообладание – быстро набрала номер скорой, четко обрисовала ситуацию. И пока они ехали, позвонила Никите. Она не сомневалась, что либо Денис у них в гостях, либо Никита у Дениса. Все рассказала, а через полчаса эсэмеской скинула номер больницы, куда отвезли Сашу.
К тому времени, как доехала скорая, Орлов уже пришел в себя. Загнал переживания глубоко внутрь себя, понимая, что надо Саше помогать. Объяснил врачам скорой, кто он такой, и назвал номер больницы, куда следует поместить его сына. Конечно, лучшая больница города. И это правильно. Естественно, Орлов поехал в больницу вместе с сыном. Надежда поехала с ними.
Вопрос – зачем ей это надо? Она и так сделала все, что смогла. Преступники наказаны, ребенку больше ничего не угрожает. А она должна доставить Олесю в отделение и допросить. Должна составить отчет об операции, объяснив в нем целесообразность уничтожения Скрепкина. Но она частично обязанности переложила на коллег, частично оставила на потом.
Ради Орлова. Смешно подумать – не хотела оставлять его одного. Он же прошел закалку лихими девяностыми, что ему будет-то? Но все равно Надежда за него беспокоилась. А он, если и удивился ее решению, виду не подал.
В больнице Орлов позаботился о том, чтобы помощь его сыну была оказана по первому разряду. Потом прибежал бледный и подавленный Денис. Вот он был явно недоволен присутствием Надежды. Чувствовалось, что не хотел вмешательства постороннего в их семейную драму. Но ничего не сказал – даже мажоры понимают, что больница не место для ссор.
Они сидели втроем в больнице, шла операция, и им оставалось только ждать. Они молчали. И у Надежды даже промелькнула мысль, что со стороны они напоминают одну семью. Впрочем, эти мысли майор сразу же прогнала. У нее есть Никита, родной сын. О нем надо думать в первую очередь.
Но вот вышел врач. Сказал, что Саша поправится, хоть пока он без сознания, и все вздохнули с облегчением. Орлов добился того, чтобы их пустили в палату. Пустили, но только по одному. Денис переглянулся с отцом и пошел первым. Надежда засобиралась. Ей надо еще домой заехать, рассказать все Никите лучше лично, не по телефону. Потом поедет в отделение и там как следует побеседует с Олесей. Она должна решить для себя, что с этой преступницей делать.
Но перед этим Надежда не удержалась и задала Орлову вопрос:
- Максим Дмитриевич, это, конечно, не мое дело, но все же что вы теперь делать собираетесь?
- В смысле?
- С Сашей. Я немного в курсе ваших непростых семейных отношений, все же наши мальчики в одном классе учатся.
- Да. Теперь я собираюсь стать для Саши не приемлемым опекуном, а хорошим отцом.
- Я думаю, вам стоит начать с фамилии. Вряд ли Саше будет приятно и дальше носить фамилию человека, едва его не убившего. Впрочем, я понимаю, что это серьезный шаг, надо все обдумать.
- Напротив, тут думать не о чем. Вы совершенно правы. И Надежда Николаевна…
- Да?
- Спасибо за все, что сделали для нашей семьи. Мы с ребятами будем рады видеть вас с Никитой у нас в гостях в любое время.
Надежда кивнула и вышла. Такого она, признаться, никак не ожидала. Приглашение запросто заходить в гости аж от самого Орлова… Никто из знакомых ей не поверит… Впрочем, Никита отнесся к этому весьма скептически. И сказал, что навряд ли им воспользуется – на грубость не хочется нарываться. Сын не верит в то, что в отношениях между ним и Денисом что-то изменится. Надежда решила не вмешиваться – ребята сами разберутся. Вместо этого поехала на работу – там ее ждут допрос и отчет.
Надежда полагала, что столкнется с подобным, и все равно была в шоке. К такому невозможно привыкнуть, сколько бы лет ни отработала в следственных органах. Как смириться с беспринципностью, алчностью, жестокостью? И не надо с ними мириться – с ними надо бороться.
Так и думала Надежда, ведя допрос. Эта Олеся – жестокая дрянь. Она говорила, что жила в детском доме. Что ее никто не жалел, и она никого не пожалеет. Но разве это причина? Разве теперь каждый, кому в жизни пришлось несладко, может причинять боль невиновным. Да, зло порождает зло. Но со злом надо бороться, в чем и состоит суть работы Надежды. Она спросила Олесю:
- Думаешь, выкрутиться?
- А что вы мне сделаете? Да я вообще невинная жертва! Скрепкин меня заставил!
- И потому ты предупредила его о нашем появлении?
- Да никого я не предупреждала. Мне стало страшно, я закричала. Так в своем отчете и запишите.
- Не надо мне диктовать, что делать. Может, вообще все было наоборот.
- В смысле?
- В прямом. Ты составила план по похищению Саши, ты его исполнила, Скрепкин только сообщник. Да и в Сашу, скорее всего, ты и стреляла.
- Да как ты смеешь! Ничего вы не докажете.
- Докажем, не сомневайся. Или ты думаешь, что после всего Орловы не дадут против тебя показания?
Девка хотела наброситься на Надежду, но ее скрутили и увели. Надежда знала – она сделает все, чтобы в тюрьме Олеся застряла надолго. И знала, что поступает правильно.
Глава 13Глава 13: «Денис Орлов: понять»
Помощь Журавских явилась для меня полнейшей неожиданностью. То, что Никита отведет меня к матери, назовет другом и будет за меня просить… Когда помогал его маме, и не думал даже, что ситуация может принять иной оборот. Как же в жизни все сложно.
На прямой вопрос, я не смог ответить, что являюсь другом Никите. Когда говорил это тем отморозкам, я его защищал. А тут – как я могу сказать, что являюсь его другом, если столько лет унижал его? Но вот парадокс – как раз именно сейчас я понял, что хотел бы им быть…
Я отчего-то сразу записал Никиту в неугодные мне личности. Я не понимал, что он не виноват в том, что не такой как мы, мажоры. Он лучше нас – смелее, честнее, искреннее. И именно и только его я захотел видеть рядом в тревожные часы ожидания известий от Надежды Николаевны или от отца.
Наверное, Никита подумал, что я прислугу не считаю за людей. Это не совсем так. Просто я знаю, они не будут меня поддерживать и проявлять участие. Это не входит в оплату их услуг. Не я циничен, жизнь такая.
И не думайте, что я ждал от Никиты участия в ответ на мое собственное. Нет, я просто понял, что он именно такой человек, который действительно может поддержать в трудную минуту. Я чувствовал, что ему непросто просить за меня свою мать. А уж назвать меня своим другом для него, верно, и вовсе пытка. Честно говоря, когда он мне это предложил, я сначала решил, что ослышался. Это же не Журавский меня другом назвал…
Но потом осознал – это он ради Саши. И решил сделать вид, что не произошло ничего особенного, чтобы его не смущать.
Дома я даже опомниться не успел, как оказался в гостиной, перекусывал вместе с Никитой. Честно говоря, не думал, что после треволнений дня мне кусок в горло полезет. Но у Никиты как-то ловко получилось меня заставить…
А потом он начал рассказывать истории. Сначала я слушать не хотел. Я же волнуюсь за брата, и вообще сейчас совершенно не до этого. Но сам не заметил, как увлекся. Меня настолько затянули рассказы, что я почти забыл обо всем на свете.
Но знаю одно – я должен поблагодарить Никиту за помощь.
Так я и поступил, но с этим как-то не сложилось. Нет, говорил я искренне. Но Никита все равно не поверил. Уж не знаю, что он себе напридумывал… Похоже, вбил в дурную голову, что я только сейчас с ним нормально общаюсь, а потом, когда вернемся в школу, остальное все тоже вернется на круги своя.
Абсолютный бред. Но самое ужасное то, что основания такое подумать, действительно имеются, причем веские. Хотя бы взять меня и Сашу – разве я ему не обещал, что буду ему другом? Да, обещал. А что случилось потом? Во что я превратил теплые отношения между нами? Разве я после этого не предатель?
Я мог бы долго заниматься самоедством, но раздался телефонный звонок. Никите звонила мама. Он включил громкую связь, и мы оба узнали, что все кончено. Зло, конечно, наказано. А вот мой брат в тяжелом состоянии. Пулевое ранение – так вот что это было…
Меня словно током ударило. И я как никогда захотел оказаться на месте брата. Пусть бы это я находился в тяжелом состоянии, только бы он был жив-здоров. И я себе поклялся, что не допущу повторения страшной ошибки. Что теперь буду самым лучшим старшим братом.
И неважно, что мы будем не сходиться во мнениях, что Саша будут спорить со мной, что он будет по-своему одеваться, дружить не с теми людьми… жить не как я. Он мой брат, я в любом случае его поддержу. Только бы он поправился…
Я выскочил на улицу, и уже там понял, что не знаю, в какую больницу повезли брата. Хотел было звонить папе, но он меня опередил. Естественно, в нашу, семейную, можно было бы догадаться. Отец сказал, что, в принципе, в больнице я не нужен. Но я, конечно, все равно поехал. Я должен просто увидеть Сашу, посмотреть, как он, своими глазами.
Сложно передать мои ощущения – все происходило, словно во сне. Вот странно – когда моего брата похитили, послали жуткую кассету, когда я говорил с похитителями и потом делал для брата все, что зависело от меня, мне было не так страшно, как сейчас, когда сижу в машине и еду в больницу. Потому что все закончено, и в крови больше не бурлит адреналин. Осталось только тревожное ожидание, смешанное со страхом за Сашу.
К брату не пускали. А когда я пришел, обнаружил, что рядом с папой возле Сашиной палаты сидит майор Журавская. И был этим неприятно удивлен. Когда Никита привел меня к своей маме в кабинет, они показалась неплохим человеком. Я даже готов был поверить в то, что не все полицейские настолько плохи, как мы о них думаем.
И что я вижу? Она возле папы. Вообще, возле папы в последнее время крутится много женщин. И все под разными предлогами. Но использовать как предлог состояние Саши – это просто верх цинизма. Тем не менее, к Никите я отношение свое не поменял. Он же, правда, хотел просто бескорыстно помочь. А родителей мы не выбираем.
Я не стал делать скандала – совсем не подходит ни время, ни место. Молча сел рядом. Мы ждали, и это были самые страшные часы в моей жизни. Каюсь, было время, я думал, что за деньги все можно купить. А сейчас оказался в ситуации, когда от них совершенно ничего не зависело. В смысле, все, что можно сделать с помощью денег, уже сделано. И теперь остается только ждать и надеяться на то, что Саша перенесет операцию. И, даже если перенесет благополучно, страшно подумать, в каком он эмоциональном состоянии. Его все предали, бросили. Я никогда в жизни не прощу себя за то, что сделал. Но сделаю все для того, чтобы меня простил за это Саша. Хотя бы потому, что это нужно не только мне, но и ему самому.
Операцию провели успешно. Доктор сказал, процесс выздоровления будет небыстрым, но при надлежавшим уходе брат непременно поправится. В сознание Саша еще не пришел. Нас с папой пустили к нему (попробовали бы не пустить Орловых…), но только по одному. Я пошел первым.
Я сам еле удержался на ногах, когда увидел Сашу. Выглядел брат просто ужасно, сразу ясно, как тяжело ему далось это испытание. Да и не только оно. Вся жизнь у Саши тяжелая, а я даже не пытался ее облегчить…
Я что-то говорил Саше, даже не вспомню, что. Просил прощения, обещал, что все будет по-другому, что я никогда больше его не предам. Но у него нет ни одного основания мне верить. Да и слова тут ничего не решают. Только бы брат пришел в себя, я все ему докажу.
Как бы ни хотелось, вечно находиться в палате брата я не мог. Когда вышел, туда зашел папа. А я сидел рядом с палатой, находясь в странной прострации. Не было ни одной мысли. Даже не знаю, сколько времени папа там пробыл. Когда он вышел, сел рядом и сказал:
- Денис, тебе надо пойти домой, отдохнуть.
- Папа, это я во всем виноват.
Страшнее всего для меня было бы, если бы папа со мной согласился. И все же я сказал то, что думал. Действительно, это из-за моей жестокости и бесчувственности Саша ушел из дома. Это я не мог его понять и остановить. Если Саша и папа меня не простят… тогда я просто не знаю, как жить дальше. Так что реакцию папы я ждал с замиранием сердца, но сказал он вовсе не то, что я ожидал:
- На самом деле, Денис, виноват не ты, а я.
- Что?
- Ты, по сути, еще ребенок. Просто не до конца разобрался в ситуации. Я взрослый, это я должен был вовремя понять, что происходит, и исправить ситуацию.
- Но я же…
- Денис, сейчас, в любом случае, не время выяснять, кто прав, а кто виноват. Мы с тобой оба хороши. Главное – я понял, что ты прав. Саша – член нашей семьи. И должен чувствовать себя с нами на равных.
Мы замолчали. Я чувствовал – папа что-то не договаривает. Сначала спрашивать не хотел. Это были безумно долгие дни, и так слишком много всего навалилось. Потом решил – новостью больше, новостью меньше:
- Папа, что ты не договариваешь?
- С чего ты взял?
- Я ж тебя очень хорошо знаю. Это журналистам ты можешь пудрить мозги, а меня не обманешь.
- Понимаешь, Денис, я решил, что должен дать Саше нашу фамилию. Ему так будет проще смириться с ситуацией, и он поймет, что для нас он член семьи.
Не знаю, чего папа от меня ждал. Возражений? С чего это вдруг? Я сам для себя решил, что Саша мой брат, и точка. И теперь это не прихоть трудного подростка, а осознанное и взвешенное взрослое решение. Так что идея с фамилией мне очень понравилась. Единственное, чего я не мог понять – почему она мне первому в голову не пришла…
Несмотря на решительные протесты, меня отправили домой. Папа сказал, что я ничем не помогу сейчас Саше. К тому же, к нему все равно нельзя, для нас только один раз исключение сделали. Так что пока из больницы не позвонят и не разрешат навестить, мне рекомендовалось самому отдыхать.
Устал я, действительно, зверски. Прежде всего, от эмоционального напряжения. Нет ничего страшнее, чем быть далеко от родного человека, когда его жизнь висит на волоске. Теперь, когда опасность миновала, я еле держался на ногах. Только добрался до постели и вырубился.
Проспал я долго, и проснулся с тревожным, муторным чувством на душе. Поел без всякого аппетита и ушел к себе в комнату. Мне нужно было о многом подумать.
На мобильном увидел не отвеченный. Никита. Честно говоря, ни с кем разговаривать не хотелось. Но это человек, которого я хочу видеть своим другом. Для него я сделал исключение. Позвонил:
- Алло.
- Привет, Никита. Ты звонил.
- Да, Денис. Прости, если побеспокоил. Я только хотел спросить, все ли у вас в порядке.
- Ты не побеспокоил, звони в любое время. Врачи говорят, Саша поправится, но пока к нему не пускают. Ты сам-то как? Отморозки те больше не беспокоят?
- Нет-нет, все нормально.
- Никита…
- Денис, извини, но меня мама зовет. Пока.
- Пока.
Как же, мама, майор полиции зовет его в час дня в среду. Ничего правдоподобнее придумать не смог. Видно, я его из колеи выбил. Не верит мне, это факт. Сложно мне придется – двум людям доказывать свое хорошее к ним отношение…
А, возможно, и не только им. Меня многому научили события последнего времени. И, прежде всего, тому, что меняться, действительно, необходимо. Я беспринципный тип, черствый эгоист, с чего-то считающий себя крутым парнем.
Я думал, достаточно поменять свое отношение к одному человеку. Но это не так. Если, действительно, меняться и исправлять ошибки, надо полностью поменять отношение к людям. По крайней мере, не унижать никого просто за то, что он мне не нравится. Может, так я искуплю вину перед Сашей и докажу Никите, что мы можем быть друзьями.
Прошло несколько дней. К Саше, по-прежнему, не пускали. Хотя я каждый день ездил в больницу и пару раз чуть не поругался с заведующим хирургией. Остановило меня мое же собственное данное себе слово измениться к лучшему. Скандал в больнице, где лежит мой брат, стал бы плохим начинанием. Так что остается только ждать.
Папа за эти дни успел сделать Саше новые документы. Теперь он Александр Максимович Орлов. Так что мы теперь браться как по сути, так и по документам. Любому другому человеку такое провернуть было бы не просто, но кто откажет моему отцу… А я искренне рад. Думаю, Саша тоже обрадуется. От его родного отца-подонка не должно остаться даже воспоминания.
Никита не заходил. Не звонил, и не отвечал на мои звонки. Зато однажды вечером в гости зашла Надежда Николаевна. Оказалось, папа сам ее пригласил. Я же был резко против, конечно же. Но выразил протест только тем, что отправился гулять, не оставшись на ужин. Я же хочу подружиться с Никитой. А это будет очень сложно сделать, если сейчас нахамлю его матери.
Так что я гулял до позднего вечера. Воздухом надышался по самое не хочу. И, что характерно, вместо того, чтобы отойти на второй план, мрачные мысли донимали все больше и больше. Я думал о том, кем был, в кого и почему превратился, что делать дальше…
Домой вернулся даже позже, чем собирался. Надежда Николаевна ушла, и это хорошо. Я боялся, что она на ночь останется. При всем нынешнем хорошем отношении к Никите, его мама начинает меня реально бесить – не люблю, когда к моему папе клинья подбивают…
Когда пришел, папа ждал меня в гостиной. Я подошел, сел рядом на диван. Папа спросил:
- И что это была за акция протеста?
- Пап, я не хочу, чтобы Надежда Николаевна появлялась у нас дома.
- И ее сын.
- Никита – совсем другое дело. Он обязательно в скором времени станет моим другом. И будет приходить, когда захочет.
- А Надежда – мой друг. Что не так?
- Она женщина!
- У всех свои недостатки.
- Я серьезно, пап!
- А если серьезно, далеко не все женщины такие, как Олеся. И не волнуйся. Я не женюсь, как и обещал.
На первое время это меня вполне успокоило. И я с интересом выслушал, что папа узнал от майора Журавской. Олеся сядет, очень надолго. Это Журавская постаралась, спасибо ей большое. Раз уж Скрепкин уничтожен, майор решила свалить основную вину за похищение и ранение Саши на Олесю, чтобы эта тварь провела все лучшие годы в местах не столь отдаленных. Конечно, нечестно. Но с такими людьми по-другому нельзя.
Идея мне понравилось. Вообще, я бы хорошо относился к Надежде Николаевне, если бы не мое чутье. А оно упорно твердило, что мама Никиты собралась окрутить моего отца. Мне же вот точно не нужна очередная мачеха. Да и брата одного вполне хватает. То ли дело друг…
Никита, кстати, не объявлялся больше. Я пару раз звонил, но он не брал трубку. Пытаясь разобраться в причинах такого поведения, я пришел к выводам, что Никита не верит в то, что я, и правда, изменился. Считает, что я продержусь недолго, прежде чем вернуться к прежнему образу жизни.
Это не так. Я, действительно, решился стать другим человеком. Скоро он поймет. Пока что я решил до конца каникул оставить Никиту в покое. Потому что сейчас разговор ничего не решит – он опять выслушает меня, и опять не поверит. Дождусь, когда мы снова пойдем в родную школу, и докажу делами свою позицию.
А в школу уже скоро. Каникулы заканчиваются, привет родимая учеба… Саша, правда, задержится еще минимум на неделю в больнице, а потом еще неделя дома, период реабилитации. Но это не страшно – я для него даже добросовестно на уроках записывать буду, чтобы дать переписать. А то зачем просить у кого-то постороннего, если есть брат.
Только вот надо доказать Саше, что брат у него, действительно есть. И начать нужно уже с завтрашнего дня.
Посещения разрешили. Папа сегодня заходил в больницу. Общался с Сашей. Сказал, брат обрадовался новости, что теперь он официально Орлов. А я прочел недосказанное – Саша рад тому, что папа принял его в семь. Ведь именно и это и означают новые документы.
А завтра навещать брата пойду я. Странно – раньше я ежедневно был в больнице, добивался того, чтобы меня немедленно, вот прямо сейчас пропустили к брату. Теперь посещения, наконец, разрешили. А мне стало не по себе – я не знаю, что буду говорить… Да что там! Я вообще не знаю даже, с каким лицом зайду в палату брата после всего, что натворил… как ему в глаза смотреть буду.
Не помогает то, что я волновался за него, что делал все от меня зависящее… Это ничуть не успокаивает мою совесть. Я должен был вообще не допустить того, чтобы мой родной брат ушел, куда глаза глядят, только чтобы не находиться со мной в одном доме! И это после всех обещаний, которые я в свое время ему дал!
Я не мог уснуть – все прокручивал в голове одну и ту же мысль, которая не дает покоя. Мысль это проста – как Саша теперь сможет мне верить? Да как мы вообще будем жить в одном доме, ежедневно общаться? Как я смогу ему доказать, что изменился? Ведь один раз он в это уже поверил и был жестоко разочарован. Я же цинично сообщил, что это его, мол, личные проблемы.
Но, как бы то ни было, я обязан сейчас пойти в больницу и объясниться с Сашей. И делом доказать ему, что теперь мое решение быть его братом абсолютно осознано.
Глава 14Глава 14: «Александр Орлов: все по-новому»
Я, действительно, считал, что это конец. Когда мои глаза закрывались, и наползало черное небытие, был уверен, что не очнусь.
Но я очнулся. Сначала даже не понял, где нахожусь, и почему все так болит. Сперва осознал, что лежу на мягкой, удобной кровати. Открыв глаза, увидел белые стены, телевизор на настенной полке. Повернув голову (с трудом, все болело), увидел тумбочку с моими вещами.
Где это я? И что вообще случилось? Это не моя комната, точно. Но я не помню, что произошло. Может, я снова в лагере? Почему тогда комната одноместная? Меня все же отправили в приют? Чушь собачья – слишком номер шикарный… Только когда в палату зашла медсестра и, увидев, что я очнулся, убежала звать доктора, я осознал, что нахожусь в больнице… И волной нахлынули воспоминания.
Крупная ссора с Денисом, уход из дома, плен, побои, попытка побега, выстрел… это все за мгновение пронеслось перед глазами. Почему я жив? Причем, не просто жив, а в самой крутой больнице города. Я знаю – это семейная больница Орловых. И тут реально круто. Был тут пару раз, сразу после приезда из лагеря. Меня осматривали, прописали лекарства для реабилитации после всего того ужаса.
Если я тут, значит, Орлов меня спас? Или все же Денис? Сложно представить, что Максим Дмитриевич лично озаботился моим спасением. В общем, вопросом море, и ни одного ответа.
Врач, осматривая меня, в основном задавал вопросы, а не отвечал на них. Да и сам я не имел возможности заняться выяснением ситуации – быстро вырубился.
Следующее несколько дней я то был в сознании, то вырубался. Но стало ясно – я в очередной раз выкарабкаюсь. Все же тут и уход хороший, и лечение, и кормят как в ресторане. Но пока я себя чувствовал прескверно. Только дня через три спросил у моей личной, за мной закрепленной, медсестры, что случилось:
- Я мало что знаю. Тебя привезла скорая, там были Максим Дмитриевич и майор полиции. Ходят слухи, что ты был похищен, и господин Орлов лично участвовал в спасательной операции.
- Да ладно. Никогда не поверю, что ему не плевать, что со мной.
- Зря ты так. Видел бы ты его в своей палате, когда ты был без сознания, после операции. Выглядел он бледно. Но еще хуже – твой брат.
- Денис приходил?
- Это не то слово. Он каждый день тут появляется, хотя прекрасно знает, что посещения запрещены. Все пытается прорваться к тебе. Вчера чуть скандал не устроил.
- Похоже на моего брата.
Мне было странно, что не устроил – Денис парень горячий, может и из-за меньшего завестись. И я знал, что в данный момент его волнует мое состояние. По крайней мере, был в этом убежден процентов на семьдесят. Я только совсем не был уверен, что после того, как меня выпишут, все не вернется на круги своя.
А процесс выздоровления идет полным ходом. И вот врач сказал, что разрешает меня навещать…. И мне сразу стало страшно. Сперва я даже этого хотел – скучно тут без знакомых лиц. А теперь подумал – а вдруг меня не захотят навещать?
Моя медсестра, Леночка, сказала, что ко мне поднимается Орлов. Мне стало не по себе. Я был почти убежден в том, что Максим Дмитриевич сейчас скажет, что я доставляю ему в последнее время слишком много проблем. Ведь, я не знаю, как Денис его убедил меня спасти, но это стоило много времени и денег. Не говоря уж о сорванной из-за меня сделки. Так что я ожидал, что меня во всем обвинят и откажутся от меня.
Вошел в палату Максим Дмитриевич как-то неуверенно, словно боялся (вот же чепуха!), Леночка сразу испарилась. Я сел на кровати, непроизвольно поморщившись от боли. На лице Максима Дмитриевича отразилась тревога. Он взволнованно спросил:
- Саша, что, все так плохо?
- Не волнуйтесь, Максим Дмитриевич, все хорошо.
И кого я обманываю? Впрочем, я считал, вопрос задан чисто из вежливости. Потому и ответил формально. Тем не менее, Орлов сообщил, что мне лучше прилечь. Сам помог мне устроиться полусидя, сел рядом на стуле. Достал пакет с моими вещами. Сказал:
- Привез все, что тебе нужно. Хотел еще чего-то вкусненького прихватить, но тебе пока нельзя.
- Максим Дмитриевич, спасибо вам большое. Я знаю, если бы не вы, я бы не выжил.
- Саша, даже не думай за это благодарить. Я сделал то, что был должен и хотел сделать.
- Ваша сделка из-за меня сорвалась.
- Это ерунда.
- Правда?
Возникла пауза, и я даже пожалел, что перевел разговор, начинавшийся больше как светский, в откровенное русло. Но я трусом никогда не был и не буду. И я должен знать правду. Некоторое время Орлов молчал. Потом зачем-то протянул мне паспорт. Я удивился, но взял его и открыл… Сказать, что я в шоке – не сказать ничего. В паспорте моя фотография и написано: «Александр Максимович Орлов». Я не знал, что сказать. Увидев мой ошарашенный взгляд, Орлов сказал:
- Саша, прости меня. То, что случилось, произошло по одной причине – я вовремя не смог осознать, что у меня два сына, а не один. Но теперь, даю слово, я об этом никогда не забуду.
- Вы не обязаны.
- Но я хочу.
- Вам меня Денис навязал.
- Верно. Но я разглядел в тебе то же самое, что тогда Денис. И Саша, я на тебя не давлю, но надеюсь, что придет время, и ты будешь называть меня отцом.
Я словно снова попал в сказку. Но, поскольку такое ощущение у меня уже было, и я прекрасно помню, чем тогда все закончилось, боялся в это поверить. Но пока что ясно одно – отправлять меня в приют никто не собирается. И я, похоже, обрел официальный статус сына Орлова. Теперь, надеюсь, никто больше не назовет меня паразитом, из милости живущим в их семье.
С Максимом Дмитриевичем мы еще немного пообщались. Он рассказал подробности спасательной операции и поведал, что Скрепкин мертв. Я не ощутил ничего – ни сожаления, ни радости. Пустота. И я очень рад, что не буду, глядя в паспорт, вспоминать о том, какое мой родной отец чудовище. Ни фамилии, ни отчества – в моих документах от него ничего не осталось.
Ушел Орлов, сообщив, что ко мне завтра зайдет Денис. И от этой новости я не мог уснуть полночи. Просто не знал, как мы будем разговаривать после случившегося. Да, Орлов рассказал, что Денис сделал все для моего спасения. И я слышал от медсестры, что он все это время ежедневно был в больнице, очень обо мне беспокоился. Но сомнения не покидали меня.
Нет, я не желал Денису ничего плохого и не винил его в том, что произошло. Да, я попал в плен после того, как ушел из дома. Да, перед этим мы с Денисом поругались. Но из этого вовсе не следует, что в том, что со мной произошло, виноват Денис.
Более того, во время плена и постоянного ощущения скорой смерти я многое понял. Прежде всего, то, что напрасно сетовал на судьбу. Все было не так уж и плохо. Проблема в том, что я с чего-то взял, что после всего ужаса, что пережил в родной семье, теперь заслужил абсолютный покой и счастье. Но ведь Орловы не обязаны мне все это обеспечивать. Во многих семьях гораздо хуже, и ничего.
К тому же Денис, действительно, старался. Он не виноват, что мы оказались слишком уж разными людьми. Когда дружили, все было нормально. Но как братья… Наверное, дело в том, что мы находились рядом друг с другом слишком долго. Но я, конечно, не имел права диктовать Денису, как ему жить. В этом он прав.
И сейчас я просто не знаю, как будут дальше развиваться наши отношения. Можно ли вернуть дружбу? Или она осталась в прошлом? Но ведь и в лагере наша дружба пережила серьезное испытание. И осталась крепка.
К тому же я понятия не имел, как Денис отнесется к тому, что теперь я ношу фамилию Орлов. Это же значит, теперь мы почти что на равном положении в семье. А этого ли он хотел? Когда я был в семье Орловых в качестве бедного родственника, он мог ставить мне это в упрек. А теперь не сможет? Или все же не захочет сам? В общем, заснуть совсем е получалось – терзали мрачные мысли. И я даже сам не мог понять, хочу или нет встречи с Денисом.
Конечно, я хотел. Понял это сразу, как только брат зашел в палату. Все же быстро я стал воспринимать Дениса как брата. Даже про себя его так частенько называю. Как-то естественно это. Уж не знаю, что он думает по этому поводу…
Мне все еще было нехорошо. Я знал, что Орлов добивается от врачей, чтобы меня отпустили домой и выделили для ухода там за мной медработника. Но вот то, хочу ли этого я сам, целиком и полностью зависит от того, чем закончится нынешний разговор с Денисом.
Он зашел еще не увереннее, чем вчера Орлов. Даже постучал. И встал около двери, словно ждал, что я выгоню его из палаты. С чего это вдруг? Мы оба наломали дров, и виноваты оба. Поняв, что я настроен мирно, Денис присел рядом с кроватью и спросил:
- Саш, ну ты как?
- Смотря с чем сравнивать, Денис. То, что я жив, это уже чудо. Спасибо тебе и Максиму Дмитриевичу.
- Нет-нет, меня ты не должен благодарить точно… Саша, прости меня. Это я во всем виноват.
- Денис, у тебя мания величия. Один человек не может быть виноват сразу во всем.
- Ты знаешь, о чем я.
- В том, что случилось со мной, виноваты Скрепки и Олеся. Не ты.
- Ты ушел из дома из-за меня.
- Я благодаря тебе оказался в семье.
- Я говорил тебе ужасные вещи.
- Я и сам был хорош.
Возникла пауза. Денис выдохся – все же процесс самобичевания для него в новинку. Я же переваривал услышанное. Я понял главное – Денис сожалеет о случившемся, он искренне хочет помириться со мной. А это значит, я должен пойти ему навстречу. Не важно, что будет потом. Живем-то мы здесь и сейчас. Потому я сказал:
- Денис, послушай, я хочу, чтобы ты знал – я не обвиняю тебя в произошедшем, никогда не обвиню. В конце концов, я сам виноват.
- Что? Саша, это бред.
- Отчего же? Я слишком многого хотел. Максим Дмитриевич и так установил надо мной опеку, я жил в семье. Но мне так хотелось, чтобы все было идеально… А идеально не бывает.
- Да, не бывает. Но я тебе обещаю, Саша, так, как было, тоже не будет. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы стать для тебя настоящим братом.
- Ты мне это уже говорил. Разве не помнишь.
- Помню, конечно. Но на этот раз все будет по-другому. Ты, конечно, не обязан мне верить, но…
- Но я тебе верю.
- Правда?
- Конечно. Кому еще верить, если не брату?
В общем, встреча с Денисом прошла даже лучше, чем можно было мечтать. По крайней мере, мы сошлись на том, что попробуем начать заново. В конце концов, да, первый блин оказался комом. Но что нам мешает повторить попытку? Конечно, разочаровываться страшно и больно. Но если никому не доверять, так тоже жить невозможно.
Уходя, Денис оставил мне электронную книгу. Это, конечно, запрещено. Но если нельзя, но очень хочется, то нужно обязательно. А то ведь я тут совсем одичаю. Пришлось прятать гаджет под одеяло при появлении врача… С медсестрой-то я договорился.
Денис и Максим Дмитриевич навещали и в последующие дни. Ежедневно заходили – брат с утра (которое, правда, у него начинается не раньше двенадцати), Максим Дмитриевич вечером. Не давали мне скучать. И я начал быстрее поправляться. Очень хотелось домой поскорее. А за день до выписки зашел еще один человек, которому я обязан своим спасением – Никита Журавский.
Я считаю себя перед ним виноватым. Я же мог стать его другом. Более того, хотел бы. Но в то время не счел возможным пойти против Дениса. Потом было поздно, конечно же. И именно Никита предложил помощь. Если бы не это, неизвестно, что придумал бы Денис, и к чему бы это привело. Честно говоря, я, хоть и благодарен, конечно, за помощь родной полиции, все же считаю, что с этим папа справился бы сам. Но Никите благодарен за то, что в такое тяжелое для него время брат был под присмотром.
Но я не ожидал, что Никита меня навестит. С чего бы это? Друзьями мы так и не стали, и это он мне помогал. К тому же правила вежливости соблюдены – я узнал от Дениса, что Никита звонил, справлялся о моем здоровье. Это не помешало ему прийти лично. Зашел, положил на полку пакет с апельсинами. Я начал разговор первым, не дожидаясь традиционного вопроса о моем здоровье:
- Никита, привет. Хорошо, что зашел. И спасибо тебе.
- Я сделал то, что должен был. Денис рассказал, конечно, как спас меня от банды отморозков?
- В общих чертах. Сказал, что ты и сам отлично держался.
- Ой, да брось ты. Никогда не поверю, что заслужил комплимент аж от самого Орлова.
- Никита, ты не справедлив. Поверь, Денис не так уж и плох.
- Для тебя возможно.
- Я говорил с ним. Он твердо намерен стать твоим другом. А уж если Денис что-то вбил себе в голову, будь уверен, он этого добьется.
- Не думаю, что это желание продержится до конца каникул.
- Денис очень упрямый.
- Поживем-увидим. Саш, давай лучше поговорим о чем-то не касающемся твоего брата. Неужели больше нет тем для разговора.
- Ну как же нет? Да я навскидку найду с десяток.
Но говорили мы не так уж и долго. Оба были загружены своими мыслями. И, подозреваю, думали оба о Денисе. Знаете, я почти уверен, что большинство людей, даже те, кто говорит, что ненавидит Дениса, хотели бы быть его друзьями. Мой брат не только сын олигарха. Он смел, обаятелен, бесстрашен. Почти что идеальный друг… А заскоки бывают у всех.
Я уверен, что с Никитой он подружится, и довольно скоро. Я сам уже практически подружился с ним. Он оказался, и правда, классным парнем. Ну в этом я почти не сомневался – Денис к выбору друзей подходит крайне тщательно… Думаю, мы вполне сможем дружить втроем.
А вскоре наступил долгожданный день выписки, я уж устал его дожидаться. Правда, мне придется десять дней пробыть дома на больничном, но оно и к лучшему. Честно говоря, после произошедшего на улицу как-то не тянет. Впрочем, Денис обещал первое время меня везде сопровождать. Так что, надеюсь, скоро все снова будет в порядке.
За мной приехал лично Максим Дмитриевич. И Денис, конечно. Помогли вещи собрать, и я покинул больницу. Не скажу, что там было плохо, но дома лучше. По крайней мере, теперь. И, надеюсь, будет и дальше.
В машине меня укачало – все же поправился я не до конца. Хоть врачам и твердил, что все супер, дабы меня отпустили домой. Сам сидел в машине бледный. Денис испугался, спросил, все ли в порядке. На что я ответил, что дома точно наладится.
К моему приезду явно готовились. Дом был украшен воздушными шарами и растяжками: «С возвращением, Саша!». Старалась, конечно, прислуга. Но организовал все явно Денис – узнаю почерк брата. Я очень рад этому. Никогда еще не чувствовал себя настолько дома.
Когда меня из лагеря привели сюда, я не ощущал это место домом, конечно же. Для меня это был волшебный замок, а я будто в сказку попал. Но не принцем… скорее, пажом. Я чувствовал, что, не смотря на то, что Орлов юридически стал моим опекуном, я не сравнюсь с Денисом по месту в этом доме.
Теперь у меня появилось ощущение, что мы на равных с Денисом. А сказочный дворец воспринимается домом. Ведь дом – это место, где тебя любят и всегда ждут, где ты не лишний. Так что особняк Орловых – единственный дом, который у меня когда-либо был.
Денис собирается в школу. В принципе, он был бы совсем не прочь десять дней моего больничного провести вместе со мной. Мы бы точно нашли, чем заняться. Но Максим Дмитриевич решительно выступил против, сообщив, что его сын бездельничать не будет.
Денис спорить не стал. В конце концов, у него в школе важное дело – примирение с Никитой. Денис уже спрашивал, не против ли я. Как я могу быть против? Я дал ему понять, что в дружбе третий точно не лишний. И надеюсь, все теперь будет хорошо.
Глава 15Глава 15: «Никита Журавский: все будет хорошо»
Конечно, я был рад узнать, что с Сашей все будет хорошо. Очень волновался за него, он такого не заслужил. Вообще не представляю, как он держится. Родной отец и такое… Я слышал от маминых коллег много страшных вещей, но такое… даже они все в шоке.
Долго колебался, стоит ли звонить Денису. С одной стороны, я понимал, что должен это сделать. Мы же вместе ходили к моей маме, просили ее помочь. Вместе ждали вестей. Будет совсем не красиво, если теперь я никак не проявлю участие. Тем более, мне и самому хочется этого. Но я боялся, что Денис просто пошлет меня, не захочет слушать. С чего бы ему говорить со мной? Но я набрал номер. Денис не ответил, я даже почувствовал облегчение.
Но вскоре он перезвонил сам. Я не хотел брать трубку, но вот это просто не допустимо, сам же звонил… Думал, нарвусь на грубость. Но разговор прошел вполне дружелюбно. На моей памяти вот так, без налета превосходства, Денис только с Сашей говорил… Да и то не всегда. Я оказался совершенно сбит с толку, и потому поспешил завершить разговор.
Я понимаю, смелым такой поступок назвать сложно. Вообще-то странно – я выхожу в одиночку на стрелку с местной шпаной, вооруженной ножами, и при этом боюсь с Денисом просто поговорить. Понимаю – это ненормально. Но я не готов пока, мне надо подумать.
Он благодарен мне за спасение брата? Но я особо ничего не сделал. Мама вообще считает, что Орлов, в принципе, и без нее бы справился. Просто в этом случае тварь-Олеся, скорее всего, была бы мертва, а не в тюрьме… Так что мое участие в процессе спасения Саши можно счесть номинальным. Не думаю, что Денис относится к людям, ценящим благие намерения.
С другой стороны, к кому он не относится точно, так это к лицемерам. Но то, что он мне пообещал, просто в голове не укладывается. Неужели Орлов мне даст спокойно доучиться? Без подколок и идиотских розыгрышей? Конечно, остальные не отстанут, но, если будет снята проблема с Орловым, остальное не так страшно.
Тем не менее, я решил не давать себе лишних надежд, чтобы потом не разочароваться. Приму за основную версию, что Орлов просто был под влиянием чрезвычайных обстоятельств и вообще в расстроенных чувствах. А когда ситуация нормализуется окончательно, он, конечно, пожалеет о сказанных мне словах. Кстати, скорее всего, мне же за это и достанется. Люди никому не прощают своих ошибок. И потому после окончания каникул надо постараться держаться от Орлова как можно дальше.
Жаль… На самом деле, конечно, мне хотелось бы, чтобы все, сказанное Денисом, оказалось правдой. Но я не могу себе позволить в это поверить. Разочаровываться всегда страшно и больно. Я не хотел бы этого. А чтобы этого не произошло, не надо мечтать и надеяться на чудо. Нужно четко осознавать, что может произойти, а чего не будет ни в коем случае. Так проще.
Мама была у Орловых. Хотела, чтобы я пошел с ней. Сказала, что Максим Дмитриевич лично пригласил нас с ней заходить. Я был настроен не столь оптимистично – это, конечно, просто дань вежливости. К тому же страшно даже представить реакцию Дениса, когда я запросто к нему в гости заявлюсь. Я сказал маме, что не пойду. Она заметила, что это трусость. Я проглотил упрек: по-своему, мама права.
Косвенно моя версия получила подтверждение, когда мама рассказала о визите к Орловым. Нет, сам Максим Дмитриевич принял ее хорошо. А вот Денис демонстративно ушел сразу после маминого прихода. Это значит, он этого не хотел. Что ж, хорошо, что я не стал лелеять надежды.
Я решил навестить в больнице Сашу. Просто так – почему бы и не проведать хорошего человека, к тому же одноклассника. Не знаю, в какую ярость придет Денис. Собственно, это уже не имеет значения. Я боялся разочароваться. А столкновений с ним не боюсь и не боялся никогда. Так что решено – узнав, что посещения разрешены и выждав пару дней, я купил апельсинов (банально, но понятия не имею, что еще уместно в подобных случаях) и поехал в больницу.
Встреча с Сашей прошла хорошо. Вот только он снова заговорил о Денисе. Я-то надеялся отвлечься от этой темы. Настроен Саша вполне оптимистично – всерьез считает, что его брат взял и изменился к лучшему. И не только по отношению к нему. Намекал, что, мол, Денис хотел бы со мной дружить. Бред какой.
Нет, я рад, что Саша, не смотря на серьезные жизненные испытания, не теряет оптимизм. Но сам так не могу. К тому же Денис и я, и Денис и Саша – совершенно разные темы. Может, в отношении Саши Денис, и правда, что-то понял. Но я-то тут причем? Могу только за Сашу порадоваться.
Так что я предпочел перевести разговор на иные темы. И, кстати, с Сашей приятно общаться. Жаль, что у нас с дружбой не сложилось. И, скорее всего, же не сложится. После всего произошедшего против Дениса Саша не пойдет точно. Что ж, значит, мне суждено школьные годы быть одному. Но все не так страшно – осталось продержаться совсем недолго. А потом – выпускной и другая жизнь. Буду только надеяться, что в институте, в который я поступлю, не окажется аналога Орлова…
Ага, и что сам Орлов туда не поступит – вот был бы номер-то…. Я даже как следует не мог сосредоточиться на разговоре с Сашей – один его вид почему-то все время о Денисе напоминал.
Так что откланялся я быстро. Оставил апельсины и пообещал, что дам переписать все, что на уроке будем фиксировать. И еще Саша взял с меня обещание особо не распространяться о том, что с ним произошло. Я дал, конечно. Почему бы и нет? Я не трепло, итак говорить ничего не собирался. В конце концов, будут они или нет посвящать класс в то, как провели каникулы, это их личное дело.
Я ждал от Дениса звонка с угрозами. Или, чего доброго, что явится лично. Думаю, такие мысли у него были – пару раз замечал недалеко от моего дома. Вряд ли он оказался тут случайно. Наверное, хотел подойти, но что-то останавливало… Вообще, для Дениса странное поведение – если он чего-то хочет, то всегда делает. Тем не менее, не было ни звонка, ни личной встречи.
Отморозки тоже не беспокоили. Уж не знаю, почему. Может, столкновение с Денисом произвело на них стол сильное впечатление. Всерьез решили, что он мой друг. Впрочем, мне это на руку. Хоть каникулы спокойно провел.
Дама я не сидел принципиально. Много гулял. Нет друзей, так в одиночку. Причем на улицу выходил даже чаще обычного. Не знаю… Наверное, сам себе пытался доказать, что мне нет дела ни до отморозков всяких, ни до Орлова. Согласен, глупо. Особенно в свете случившегося с Сашей. Но я чувствовал потребность таким образом выразить свою полноценность и независимость. К тому же, обошлось, и хорошо.
Вот наступил последний вечер перед школой. Я собирался с неохотой, как и обычно. Не думайте, учиться я люблю. Во всяком случае, осознаю пользу образования. Я ж не Орлов, для меня просто так все двери не откроются. Надо самому постараться. И, если бы дело было только в уроках, я бы каждый день в родную школу с удовольствием шел.
Но дело не в них. Просто за каникулы я всегда, как ни стараюсь не расслабляться, забываю насколько в школе хреново. И потому первый день после каникул особенно тяжел. Главное – Орлову и его приспешникам все время удается меня врасплох застать! Я каждый раз твержу себе, что этого не случится. Но из года в год повторяется одно и то же.
В этот раз я себя готовил так же, как и во все предыдущие. А с чего бы нет? Я слышал слова Орлова, но, думаю, он не даст мне фору даже в первый день. За каникулы у него было полно времени передумать. Да и не должен Денис мне ничего – он же мне тоже помогал.
Поэтому настроение у меня было традиционно подавленное. Хорошо еще, до конца школы недолго. Забуду как страшный сон.
Собрался. Решил погулять перед началом занятий, развеяться. Вспоминал школьную жизнь, пытался найти хоть что-то хорошее. Ну почему в жизни все несправедливо устроено? Кто-то живет припеваючи, и потом с радостью и чувством глубоко удовлетворения вспоминает, как было хорошо. Вообще-то большинство людей называют школьные годы счастливыми. А я такой вот неудачник – буду вспоминать о них как можно реже и с чувством громадного облегчения, что они наконец-то закончились.
Не буду ходить на встречи выпускников, да меня и никто не будет рад видеть. Только если поиздеваться, а этого и так хватило. И во всем виноват Орлов. Я должен бы его ненавидеть и радоваться, если у него неприятности. Но этого нет. Я уважаю его. Можете считать меня дураком.
Домой вернулся поздно, мама ни о чем не спросила. Кстати, я видел отморозков, наблюдали за мной из-за угла. Но не приблизились. Что же будет, когда они поймут, что мы с Орловым далеко не друзья? В любом случае, прикрываться именем Дениса я не собираюсь. Просто не смогу в этом случае себя уважать.
Наутро попытался схитрить и притвориться больным. Хоть день передышки мог бы выиграть. Но только не с моей мамой – никогда мне не удавалось ее провести. Кстати, перехватив ее взгляд, я задумался – так ли она не в курсе моей школьной каторги, как кажется? Впрочем, я решил не углубляться в эту опасную тему.
Собрал вещи, пошел в школу. Встретила она меня неласково. Орлова, правда, пока не было. Опаздывает, мажор. Ну конечно, ему же у нас все можно. Учителя боятся Орлова, Дениса не трогают.
Был даже случай, когда во время нашей с Денисом очередной стычки всем было понятно, что виноват он. А наказать решили меня. И, кстати, сложно поверить, но Денис за меня заступился. Мне тогда, правда, от него здорово досталось – шишка на голове грозила быть здоровенной. Голова болела, и дисциплинарное взыскание было бы «удачненьким» завершением дня. Но я был к этому готов. И тут Орлов прямо заявляет, что я совершенно ни при делах, а во всем он виноват. У учителей просто не было выбора – наказали Дениса. Я думал, теперь мне кранты. Но Орлов, как ни удивительно, вообще меня ни трогал, ни физически, ни морально, пока шишка не затянулась окончательно. Зато потом оторвался… И все равно я помню не только плохое.
Но сегодняшний день точно обещает быть одним из самых фиговых. На это указывает хотя бы то, как он начался. Я решил быть как можно более незаметным и надеяться, что меня не тронут. Потому что, не смотря на то, что кое-что я могу, драться со всем классом как-то слишком.
Вот откуда берется стадное чувство? Почему люди убеждены, что если все гнобят какого-то человека, им непременно надо присоединиться, даже если они лично против этого человека ничего не имеют. Если бы люди думали своей головой, было бы намного проще. Особенно мне.
Итак, мой план побыть незаметным провалился с треском. После первого же урока (на который Денис так и не соизволил явиться) меня окружили. Как обычно, издевались, сыпали шуточками. Я огрызался как мог. И ухитрился задеть лучшие чувства Жеки Дубравского. Он второй после Дениса, и всегда будет вторым. Но за ним тоже идут люди, и он тоже мнит себя великим а я явно намекнул, что с Орловым он, как ни пыжится, никогда не сравнится. И за это был «вознагражден» здоровенным фингалом под глазом. Но ему удалось это только потому, что меня держали сразу трое. Трус. Один на один не выйдет.
Тем не менее, от того, чтобы назвать Дубравского трусом, я воздержался. До конца занятий дожить очень хочется. Он же, усмехнувшись, сказал: «А Орлов, как придет, поставит тебе фингал под другим глазом. Для симметрии».
Вот в этом я ни минуты не сомневался. Ведь Орлов, не смотря на то, что всячески демонстрирует полную независимость, все же ценит авторитет. И слова большинства не пустой звук для него. К тому же он и авторитет свой подтвердит, и удовольствие получит. Приятное с полезным.
Но прозвенел звонок, пора за парты. Не буду врать, я обрадовался началу уроков. Передышка, длиною в сорок пять минут. Я знал, что все равно урок закончится, это будет. И мне предстоит тяжкий день. Но пока идет урок можно себе позволить помечтать, что ничего страшного не случится, и больше меня трогать не будут.
Сижу я на пятой парте, в одиночестве. Это все желание быть как можно более незаметным. Даже когда я пытаюсь с этим бороться, оно все равно остается на подсознательном уровне. И ничего с этим не поделаешь. А сидеть со мной за одной партой желающих нет, и, по правде говоря, никогда не было.
Прошло пять минут с начала урока, как Денис постучал и попросил разрешения войти. Предельно вежливо, все аж удивились. Потому что, было время, он ногой дверь открывал. Учительница, конечно, разрешила, выразив сдержанную радость, что мистер Орлов соизволил-таки посетить школу. В ответ Денис отвесил ей полушутя-полусерьезно легкий поклон… И сел за мою парту!
Я не знал, что делать. Да и что тут сделаешь? Пересесть во время урока мне никто не разрешит, я же не Орлов. Пришлось оставаться на месте. Меж тем Денис сказал, взглянув на мой синяк:
- Вижу, я многое пропустил.
- Тебя это не касается.
- Я так не думаю. Кто это сделал?
- Медаль ему выдашь?
- Никита, мы с тобой уже это обсуждали. Я хочу быть твоим другом.
- Да брось ты. Слушай, не знаю, что ты задумал на этот раз. Но я тебя прошу, оставь меня в покое. Я так от всего этого устал!
Мы с Денисом оба страшно удивились. Я сам от себя этих слов не ожидал. Ведь убеждал себя, что бороться буду до самого конца. И вот так сдаться. Я ждал насмешки. Но Денис ответил скорее взволнованно:
- Никита, поверь, я искренен. Я…
- Мы вам не мешаем? - учительница.
- Нет, что вы, продолжайте, пожалуйста,- после этой фразы и до конца урока Денис молчал.
А потом случилось еще одно чудо – Денис спросил у класса, когда все вышли в коридор:
- Кто ударил Журавского?
- Ну я. Извини, опередил. Я не…
Дубравский не закончил фразу, согнувшись пополам от удара в живот. Следующий удар Дениса пришелся в лицо. Фингал у этого урода будет побольше, чем у меня. Я сам стоял в стороне, совершенно от этого ошалевший. А Денис подошел ко мне, встал рядом и сказал:
- Слушайте все, второй раз повторять не буду. Никита – мой друг. И, если вам это не нравится, это исключительно ваши проблемы.
Никто не посмел возразить. И еще очень долго всю школу лихорадило. Все же знают – очень мало на свете людей, достойных быть друзьями аж самого Дениса Орлова. И тут, абсолютно неожиданно, в их число попал я. Естественно, все были в шоке.
А больше всех я сам. Время шло, а мне все не верилось. Я первое время относился к Денису с опаской, каждую минуту ждал подвоха. Мне все казалось, что эти предложение дружбы и всенародное признание – просто изощренная пытка. Я ждал, когда Денис раскроет свои карты.
Он был к этому терпелив. Понимал, что я так сразу ему не поверю. Но отчего-то был уверен, что я хочу быть его другом! Нет, конечно, это правда… Но как он догадался? Я сначала пытался общаться с ним как можно меньше. Но сдался уже на следующей неделе. В конце концов, я же сам этого хотел.
К тому же, с больничного вышел Саша. Я, честно сказать, думал, что Денис забудет про свое решение со мной дружить и переключит все внимание на брата. Но нет. Оказалось, что и Саша тоже не против дружить со мной. И из нас троих получилась отличная команда.
С нами не связывались, обходили стороной. Еще бы – Денис и так крут, а теперь нас трое.
Знаете, я никогда не думал, что моя жизнь наладится. То есть были, конечно, смутные мысли о том, что вот поступлю я в институт, и начнется новая жизнь. Но я вообще не знал, каково это – иметь друзей. И потому непроизвольно применял к этой новой жизни старые шаблоны. Не понимал, каково это.
Теперь понимаю. И мы твердо решили, что поступать будем все в один институт. Денис в друзьях слишком разборчив, у нас с Сашей тоже больше нет друзей, да и мы оба с людьми не особо легко сходимся. И потому решили, раз уж мы вместе, нашу великолепную тройку не разбивать.
Интересно в жизни все получается. Еще совсем недавно все было ужасно, надежды не было. Я жил словно в кошмаре, о том, что было с Сашей вообще лучше не вспоминать.
Теперь все наладилось, совершенно для нас всех неожиданно. И оказалось, что враждовали мы с Денисом совершенно напрасно. У нас много общего, мы и раньше могли бы дружить.
Кстати, Денис после произошедших событий, действительно, изменился. Стал терпимее к людям, менее резким, предпочитает подумать, а потом действовать (наконец-то!). В общем, то, что случилось, явно многому научило его. Главное, для нас эта история закончилась хорошо. Все хорошо, что хорошо кончается.
