Цена победы

Пролог

Этой уловке меня научил когда-то один капитолийский доктор.

Я попал в его руки после первой и единственной попытки свести счеты с жизнью. Доктор был совсем молод и искренне хотел помочь. Он считал, что это лучший способ сосредоточиться. После нашей беседы никто больше никогда не видел его.

Он сказал тогда - от простого к сложному…

Меня зовут Хеймитч Эбернети. Мой дом – Двенадцатый дистрикт. Я участвовал в пятидесятых Голодных Играх и победил.

Мне сорок два года и двадцать четыре из них я живу в аду.

Спустя двадцать четыре года я все еще трибут Двенадцатого дистрикта.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТРИБУТЫ

Глава 1

Как и в любом другом дистрикте, новый год начинался в Двенадцатом первого января. В семьях побогаче по давней полузабытой традиции наряжали ёлки или другие деревья, растущие вблизи дома. В семьях победнее ужинать на стол ставили чуть больше, чем обычно. И как могли, украшали свои жилища.

Единственным украшением его комнаты были пустые бутылки, рядами стоящие вдоль стен, да старый перекидной календарь, висевший напротив кровати. Он не мог с уверенностью сказать, кто и когда повесил его здесь. Год, указанный на обложке, давно прошел, а календарь все так же желтел и пылился на первой странице – первом дне нового года.

Все любили этот день, один из немногих праздников, оставшихся с незапамятных времен еще до основания Панема – страны, возникшей из пепла на том месте, которое когда-то называли Северной Америкой. Ее уничтожили многочисленные катастрофы - засухи, ураганы, пожары, моря, вышедшие из берегов и поглотившие большую часть земли. И люди с их жестокими войнами за жалкие остатки ресурсов. Так и появился Панем - сияющий Капитолий в окружении тринадцати дистриктов, принесший счастье и благоденствие своим гражданам. А потом настали Темные времена, мятеж дистриктов против Капитолия. Двенадцать были побеждены и сломлены, тринадцатый стерт с лица земли. От счастья и благоденствия не осталось и следа.

Он хмыкнул. Зато появились Голодные Игры.

Двенадцатый дистрикт занимался добычей и транспортировкой угля, поэтому каждый второй совершеннолетний житель был так или иначе связан с шахтами. Кто-то из оставшихся взрослых шил одежду, кто-то держал аптеку, кто-то лечил людей, кто-то пек хлеб, кто-то управлял дистриктом, кто-то следил за порядком.

Лишь немногих он знал по имени и уж точно ни с кем не общался.

А еще в Двенадцатом, как и в любом другом дистрикте, были дети. Самые обычные дети. Они росли, учились, общались, дружили, влюблялись, ссорились, мирились и мечтали о будущем. И работали, зачастую наравне со взрослыми, особенно если в их семьях не было взрослых, которые могли бы работать вместо них.

Только он один не делал ничего. Ничего полезного. Из всех возможных обязанностей вот уже двадцать с лишним лет у него была одна-единственная – быть ментором своего дистрикта.

Он не отличал первый день года от многих ему подобных. Для него новый год начинался на много месяцев позже, в день Жатвы. Этот день был мерилом его мук. Когда-то и он был трибутом, и он попал на Арену. И он даже сумел победить. Но, горячий и наивный, он имел неосторожность бросить вызов Капитолию. Как будто мало было примера Тринадцатого дистрикта.

Этого Капитолий не прощал никому.

Первый год после победы он засыпал с ножом, отбиваясь во сне от кошмаров Арены, от мёртвых соперников, от мёртвых близких, казнённых Капитолием по его вине. От мёртвой Элизы, так и не ставшей его женой.

В первый день нового года он старался держаться подальше от всего дистрикта – он искренне верил, что была масса желающих свернуть ему башку. Он запирался у себя в Деревне Победителей и остервенело уничтожал все запасы спиртного в доме. Благо запасы эти никогда не заканчивались. Любой нормальный человек уже отбросил бы коньки от такого количества и качества выпивки, но у него был отдельный случай. Неизвестно, что там вшили ему в голову, но Капитолий постарался, чтобы у него не было даже этой возможности – умереть в забытьи. Это было бы слишком легко для него. Им нужен был живой пример неповиновения.

Но никто из дистрикта и не пытался прикончить его. Он говорил себе, что жители Двенадцатого просто не хотели мараться.

На самом деле они считали его своим достоянием.

Он считал себя их проклятием.

Став ментором, каждый год накануне Жатвы он, как в детстве, загадывал желание - и каждый год убеждался, что выдуманного матерью Санта Клауса на самом деле не существует.

А потом из года в год он делал одно и то же – смотрел, как погибают его трибуты. Его дети. Самые обычные дети Двенадцатого дистрикта, которых он готовил к Играм. Они были такие разные – совсем маленькие и почти взрослые; двенадцатилетние, впервые попавшие на Жатву и мечтавшие увидеть в жизни хоть что-нибудь, и восемнадцатилетние, проходившие Жатву в последний раз и так и не успевшие увидеть ничего.

Обычно его участие в Играх длилось всего несколько дней – самый стойкий из трибутов Двенадцатого продержался на Арене неделю. А затем была своего рода пытка: он не мог покинуть столицу, пока не определялся победитель, и потому запирался в номере и пил столько, сколько мог вместить его организм. Ему становилось плохо, его выворачивало наизнанку… он приходил в себя и снова пил. По окончании Игр его отпускали-таки домой, где он заново учился жить и смотреть в глаза еще двум семьям.

Двадцать четыре года каждую ночь он видел во сне детские лица. Лица погибших трибутов. Все больше и больше с каждым годом. Они укоризненно смотрели на него и молчали. И он покорно молчал им в ответ. Нож всё так же лежал под его подушкой, но у него больше не было сил поднять руку на своих призраков…

***
С трудом разлепив тяжелые веки, он попытался сфокусировать взгляд. Перед глазами плавали резные дубовые панели… какого черта его так качает?!

Семьдесят четвертые Голодные Игры. Он снова ехал в Капитолий. И вез с собой двоих юнцов. Опять двадцать пять!

Всё встало на свои места - и непривычно мягкая постель, и аппетитные ароматы в воздухе, от которых одновременно приятно щекотало в носу и отчаянно тянуло на рвоту, и едва заметное мерное покачивание стен и потолка. Повернувшись на бок, он с грохотом свалился с высокой кровати на застеленный роскошными коврами пол. Поднялся на четвереньки, потом попытался встать. Черт, лихо же он надрался накануне! Неудивительно - вчера была Жатва, его персональный праздник… В голове зияла черная дыра. Последнее, что он мог вспомнить более-менее отчетливо, был его собственный кувырок с трибуны.

Ах, да, и еще девчонка, вышедшая добровольцем.

Добровольцев в Двенадцатом он не видел уже лет тридцать… а может, и больше. Никто не горел желанием по собственной воле раньше времени расставаться с жизнью. Даже ради самого близкого человека. Он был так удивлен и растроган этим поступком, что даже сказал что-то… что именно, он, конечно, не смог бы вспомнить сейчас даже под угрозой расстрела.

Он добрался-таки до душа и сунул голову под воду. Ледяная струйка побежала за воротник, заставляя охнуть, выругаться и окончательно проснуться. Он удивленно глянул на себя в зеркало. Новая, относительно свежая пижама… с трудом верилось, что он сам мог напялить ее на себя. Значит, ему помогли: привели в купе, переодели, возможно, даже вымыли… он был мертвецки пьян и ничего этого, разумеется, не помнил. Ему и сейчас не особенно хотелось трезветь, но надо хоть посмотреть, кого он везет на бойню в этом году.

Столовую он нашел по запаху горячего шоколада – чем-то подобным пах его любимый белый ликер. Несмотря на изысканные ароматы, аппетит отсутствовал напрочь, зато невообразимо мучили похмелье и жажда. Уронив себя на стул, он вытащил из-за пазухи плоскую посудину со спиртом и плеснул из нее в стакан с томатным соком.

- Доброе утро!

Опять эта женщина… Иногда ему казалось, что Эффи Бряк – тайный агент Капитолия, однажды и навсегда сосланный из столицы в Двенадцатый не иначе как за страшную провинность, чтобы год за годом добивать его своей неповторимой глупостью! Он коротко кивнул, потягивая кроваво-красный коктейль и молча проклиная напарницу на все лады. Похоже, она тоже не была настроена любезничать – Эффи чинно процокала мимо и так же молча уселась на свое место, жестом заказав у официанта в белом чашку кофе. Неужели в кои-то веки ей совсем нечего сказать?

- Я что-то пропустил? – насмешливо поинтересовался он.

- Без комментариев, - с видом оскорбленной невинности отозвалась она.

А вот это уже интересно – у Эффи Бряк не было слов! Что же такого он утворил вчера в пьяном угаре, что лишился этой радости – прослушать в ее исполнении лекцию о морали, манерах и прочей дребедени?

- Все было так плохо? – он едва сдерживал смех, чувствуя, как на языке пляшут чертики.

- Без комментариев.

- Кто-нибудь, в конце концов, посвятит меня в подробности вчерашнего вечера? - он уже готовился отпустить очередную бородатую шутку и довести капитолийку до точки кипения, когда услышал из-за спины:

- Вы вчера испортили здесь ковер… и мне пришлось помочь вам с душем. Думаю, дело в этом.

Парень пришел первым. И вовремя. Хеймитч обернулся и коротко глянул в его сторону. Невысокий, коренастый, светловолосый… было что-то узнаваемое в его лице.

- Как зовут?

Мальчишка удивленно поднял брови. Ну да, его удивляет, что ментор Двенадцатого не знает имен собственных трибутов. Ничего, пусть привыкает.

- Пит Мелларк.

Сын Генри… так вот откуда этот коричный запах и знакомые голубые глаза!

- Значит, пижама – твоих рук дело? – иронично усмехнулся он.

- И пижама тоже. Мне вчера пришлось потрудиться.

- Тебе, что же, пришлось раздевать и купать старого пьяницу в одиночку? А эта леди из столицы – она даже не изволила помочь? Неужто боялась не устоять под натиском моего неотразимого очарования? – Теперь он открыто издевался над ней.

- Без комментариев! – Взвизгнув, Эффи вскочила со стула и бросилась вон из столовой, едва не сбив с ног замершую в дверях девчонку-добровольца.

Довольно хохотнув, он отхлебнул из стакана еще пару кровавых глотков. Вместе с повышением градуса спирта в крови стремительно поднималось и паршивое с утра настроение. Мальчишка сел рядом и, спрятав глаза в тарелке с завтраком, выглядел растерянным и смущенным. Видимо, он не ожидал от старого ментора подобных вольностей с представителями Капитолия.

- Давай, садись, – даже не глянув на девчонку, махнул он ей.

Завтракали они в относительной тишине: парень молча окунал кусочки булки в чашку с шоколадом, стараясь не спешить и смакуя каждый глоток, а девчонка, наоборот, поглощала все съедобное со своего подноса с грацией голодной кошки. Немного, видать, ей доставалось по жизни такой вкуснятины, с горечью подумал Хеймитч, опрокидывая стакан за стаканом. Двенадцатый дистрикт не мог похвастаться изысканностью продуктов даже для тех, кто мог себе их позволить. Не говоря уже о тех, кто кормился собачьими супами Сальной Сэй.

Когда съедобная часть подноса закончилась, девчонка с жалобным вздохом откинулась на спинку стула, сложила руки на округлившемся животе и окинула сотрапезников колючим взглядом.

- Вы, значит, будете давать нам советы? – обратилась она к Хеймитчу. В ее голосе сквозил плохо прикрытый сарказм. Его это даже развеселило: виданое ли дело, чтобы какая-то пигалица начинала их общую поездку с претензий, высказанных подобным тоном!

- Первый даю прямо сейчас: останься живой! – дико захохотал он в ответ.

Выбитый из руки стакан с очередной дозой разлетелся вдребезги, обдав ковер мелкими осколками и каплями «кровавой Мэри». Какого черта…?!

- Очень смешно. - Минуту назад добродушные, голубые глаза Мелларка сверкали льдом, а голос был непримиримо жестким. – Только не для нас.

На мгновение он ошалел от такой выходки, а потом ярость ударила в голову, ослепила и лишила возможности думать. Остались лишь животные инстинкты - ударить, разорвать, убить… Он даже не сообразил, что делает, а мальчишка, словно пушинка, уже отлетел к стене. Хороший удар, значит, он еще не потерял хватку!

Он только потянулся за другим стаканом, как где-то возле уха просвистел нож и по самую рукоятку вошел в крышку стола. Как раз между растопыренными пальцами его правой руки. Для такого удара нужна недетская сила. Он изумленно поднял голову… и обмер.

В нескольких сантиметрах от его лица замерли стальные глаза Троя Эвердина.

Этот взгляд он ни с чем не спутает. Словно время повернулось вспять… Не сказать, чтобы они были друзьями. Скорее, наоборот - вспыльчивого и упрямого Хеймитча Эбернети порой очень раздражала спокойная насмешливость этого парня из Шлака. Он никогда не нарывался, но и спуска не давал никому – пару раз, будучи еще зеленым юнцом, Хеймитч имел возможность убедиться в этом на собственной шкуре. Тогда его взбесил независимый нрав обидчика, но сейчас, спустя четверть века, он готов был признать, что за этим бешенством стояла обычная и нелепая юношеская зависть. И соперничество, что ли… Трой Эвердин всегда был сам по себе, из ровесников общался разве что с Хоторном, напарником по шахтам. Они вместе охотились, нарушая запреты миротворцев, вместе кадрили девчонок, вместе где уговорами, а где и кулаками отстаивали свое доброе имя.

И погибли они вместе.

Теперь он вспомнил вчерашний день. Жатва. Девчонка-доброволец. Китнисс Эвердин. Его трибут… Вот зараза!

Осторожно и медленно, не сводя глаз с разъяренного девичьего лица, он убрал чудом уцелевшие пальцы подальше от ножа. Потом откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и смерил новых подопечных оценивающим насмешливым взглядом. Любимая поза – одновременно защита и сосредоточенность!

- Так-так… неужели на этот раз мне досталась пара бойцов? Ты, - он ткнул пальцем в Пита, зачерпнувшего пригоршню льда из подставки с фруктами, – оставь вазу в покое. Пусть будет синяк… А ты, детка, покажи-ка, что еще умеешь делать с ножом!

В серых глазах мелькнула решительность - она еще заставит его пожалеть о своих насмешках! Китнисс легко, словно из масла, выдернула нож из дубовой столешницы, приосанилась и метнула его в противоположную стену. Лезвие вошло в щель между панелями. Хеймитч поймал зачарованный взгляд Пита – да, такой девчонкой не грех и полюбоваться!

- Охотишься? – понимающе хмыкнул он. Она вспыхнула, но промолчала.

Продолжая ухмыляться, он внимательно оглядел обоих. Крепкий сдержанный парень с характером и девчонка-охотница - тощая, темноволосая и большеглазая, с худыми коленками, упрямым подбородком и острым ножом. Давно ему не попадалась такая парочка. Умыть, причесать, принарядить, навести немножко красоты – и будут даже симпатичными. Это не просто хорошо - это лучше, чем он мог себе представить в самых смелых мечтах. Невольно вспомнился материнский Санта Клаус… неужели на этот раз у одного из них будет шанс выжить?

Он смотрел на нее – и видел ее отца. Трой Эвердин смог бы победить.

Возможно, и она сможет.

Глава 2

Капитолий начался с чудес.

Во-первых, в этом году менторов разместили не в Тренировочном центре, как обычно, а в одном из самых шикарных отелей столицы. Стыдно сказать, но Хеймитч боялся высоты, и потому его несказанно обрадовал номер всего на пятом этаже. Из окна открывался вполне приличный вид на бульвар со снующими по нему капитолийцами, раскрашенными по местной дикой моде во всевозможные цвета - от бледно-зеленого до ярко-фиолетового. Он облегченно выдохнул: ему катастрофически необходимо было видеть землю под ногами, иначе его начинало штормить и мутить, как после хорошей попойки.

А может, дело действительно было в попойках?

Он со смехом вспомнил вчерашнее выражение лиц своих подопечных, когда они въехали в Капитолий – смесь изумления, презрения и восторга. Едва завидев зевак, возбужденно пялившихся на проезжающий экспресс, Китнисс шарахнулась от окна с отвращением на лице, словно ей показали дохлую рыбу. Парень держался чуть лучше - он улыбался мелькающим мимо лицам и даже приветливо махал рукой.

Хотя Хеймитч сильно сомневался, что это было искренне.

Второе чудо состояло в том, что в номере оказался роскошный бар. Тот, кто отвечал за размещение, видимо, забыл о пагубном пристрастии ментора из Двенадцатого. Хеймитч придирчиво осмотрел бутылки. Виски, водка, коньяк, любимый белый ликер, какие-то легкие вина. Вот и чудно, ему не придется бегать по кабакам в поисках приличной выпивки! Он потянулся было к одной из бутылок, но потом передумал. День только начинался, и на сегодня была запланирована куча дел.

Ему предстояло знакомство со стилистами.

Ментор поморщился. Он не питал иллюзий насчет того, кому достанутся его трибуты. Двенадцатый дистрикт никогда не блистал богатством и роскошью. Самые известные и высокооплачиваемые мастера, которые работали на Играх, всегда выбирали Первый или Второй, иногда Четвертый – трибуты из морского дистрикта отличались хорошим цветом кожи и точеными фигурами пловцов. Чего нельзя было сказать о чумазых детях шахтеров… Скорее всего, им назначат какого-нибудь новичка, который напялит на ребят каски и обмажет сажей. Все это он уже видел. Убогая фантазия! Дай ему волю, даже он смог бы нарядить их приличнее, но это не входило в его обязанности. Сейчас Китнисс и Пит в Центре преображения, их отмывают и придают им человеческий вид. Продлится эта пытка не менее трех-четырех часов, а за это время ему предстоит познакомиться с теми, кто будет готовить его трибутов к церемонии открытия и презентации.

Ровно к назначенному времени он спустился в конференц-зал отеля. Заглянул внутрь – никого! Он, что, в кои-то веки пришел первым?

- Не пугайся, Двенадцатый, в этом году мы кое-что изменили…

Ментор обернулся на голос. Прямо к нему шел мужчина в пунцовой шелковой шали, с элегантной небрежностью наброшенной поверх белоснежного костюма. Ну, конечно - Главный Распорядитель, собственной персоной! Это он лет пять назад придумал называть менторов по номеру дистрикта. Многие победители оскорбились такому отношению со стороны организаторов - большинству льстило, когда их имена звучали в эфире. Хеймитч не принадлежал к их числу. Ему совершенно не хотелось лишнего упоминания. По этой же причине его ничуть не задевало, когда к нему обращались просто «Двенадцатый» - он прятался за номером своего дистрикта, как за щитом.

По большому счету, он предпочел бы, чтобы к нему не обращались вовсе.

- Какая неслыханная честь, - хмыкнул он, удивленно вскинув брови, - сам Сенека Крэйн почтил своим вниманием старого выпивоху!

За годы своего менторства единственный победитель из угольного дистрикта приобрел в Капитолии широкую, пусть и сомнительную популярность, которая позволяла иногда фамильярничать с высшим руководством Игр. Чем он сейчас и занимался.

- Ты льстишь себе, Эбернети, - снисходительно улыбнулся Сенека, обнажая ряд таких же белоснежных, как костюм, зубов. - Эта участь ожидает всех твоих коллег – в этом году организационные вопросы будут решаться с каждым дистриктом по отдельности. Так проще… и безопаснее.

- Понимаю, - язвительно качнул головой Хеймитч, - безопасность превыше всего!

- Рад снова видеть тебя на Играх! – игнорируя его колкость, продолжал Главный Распорядитель. Ментор скрипнул зубами, натягивая резиновую улыбку – как будто у него был выбор?

Мужчины обменялись протокольными фразами, а затем Сенека указал на стеклянный лифт, ведущий в пентхаус отеля.

- Я приготовил тебе маленький сюрприз. Прокатимся? Составлю тебе компанию – хочу увидеть выражение твоего лица, когда ты узнаешь о нем.

Ментор вздрогнул - он лучше многих знал, что уж чего-чего, а сюрпризов Капитолия стоило опасаться всерьез, - но лишь неопределенно повел плечами и последовал за Сенекой к лифту, мысленно поминая всех чертей. В глубине души теплилась надежда, что это не был путь на эшафот.

Уже в лифте Главный Распорядитель вдруг заметил:

- Кстати, я видел утром твоего парня… эффектный кровоподтёк!

Упс! Он и не предполагал, что кто-нибудь обратит внимание на Мелларка до того, как к нему приложат руку визажисты. За драку вне Арены трибут может быть очень сурово наказан. Если, конечно, этому найдутся очевидцы и свидетели. Хеймитч усмехнулся своим мыслям: единственного свидетеля их потасовки с Питом сейчас усердно приводила в порядок ее подготовительная команда.

- Шрамы украшают мужчину, - только и сказал он, пряча ухмылку.

- Шрамы, но не синяк под глазом, - укоризненно качнул головой Сенека, любовно разглядывая свое отражение в стеклянной стенке лифта. - Не знаешь, с кем он подрался?

- Понятия не имею. Не уследил.

- Судя по остальным трибутам, ему досталось больше.

- Откуда такие выводы? – Это нелестное предположение выглядело, по меньшей мере, оскорбительно. Хеймитч скривился: не хватало только, чтобы еще до Арены его парень прослыл трусом или слабаком – тем более что он определенно не производил впечатления слабака!

- На других я что-то не заметил таких «украшений», – удивленно пояснил Крэйн.

- Выходит, их учили хуже, чем Пита Мелларка, - насмешливо парировал Хеймитч.

- Значит, его зовут Пит… и чему же ты учил его, хвастун?

- Если бьешь, то только не по лицу – зачем нарываться?

- В этом весь ты – сам вечно по уши в неприятностях и трибутов своих туда же тянешь!

- Его никто не тянул. Мальчишка проявил характер, и за это я его даже уважаю. - Ментор едва заметно пошевелил челюстью и хмыкнул. – Если он решил навалять кому-то, это полное его право. Не вижу смысла убиваться: это происшествие вряд ли дойдет до президента - наверняка, парню уже вовсю ретушируют мордашку.

Когда мужчины вышли из лифта, их уже ожидал безупречно вышколенный безгласый. Каждый раз при виде этих несчастных у ментора по спине бежал холодок. Он подумал о своих близких - уж лучше смерть, чем такая жизнь! Безгласый проводил их до высокой резной двери и распахнул тяжелые створки, пропуская посетителей внутрь.

Номер представлял собой огромную студию с окнами в человеческий рост. За тонированными стеклами плыли облака, и Хеймитч почувствовал, как следом за ними поплыло и у него в голове. Он настороженно оглядел вызывающе роскошную обстановку: элитную шикарную мебель ручной работы и старинные каменные безделушки вперемешку с дизайнерскими штучками в стиле хай-тек. В каждой мелочи интерьера чувствовалась рука человека с идеальным вкусом. И с большими деньгами.

Одну из стен студии практически полностью занимал плоский экран. Левая его половина была разделена на секции, в каждой из которых сейчас шла отдельная трансляция: показ мод на будущий сезон, кулинарное шоу, что-то о бабочках. На правой, большей половине он увидел замершую на паузе запись Жатвы в Двенадцатом – Китнисс Эвердин тянула руку вместо сестры. Напротив экрана располагался огромный стол, беспорядочно заваленный рисунками, пестрыми отрезами всевозможных материй, лентами, кружевами и прочей дребеденью. Из кресла рядом со столом поднялся молодой мужчина в простом черном костюме, и Хеймитч почувствовал, как глаза полезли на лоб.

Меньше всего он ожидал увидеть здесь этого человека.

- Знакомься, Двенадцатый, - довольно улыбался Главный Распорядитель, - это стилист твоей девочки. Он сам вас выбрал!

- Добро пожаловать в мое убежище. - Хозяин роскошной студии сделал шаг навстречу и протянул руку для приветствия. Его зеленые глаза, слегка подведенные золотистой линией, излучали искреннее радушие. – Меня зовут Цинна, и в этом году я буду работать с вами.

- Я тебя знаю, - удивленно промычал Хеймитч, растерянно переводя глаза на Сенеку. – Это не шутка? Этот парень будет стилистом Двенадцатого дистрикта?

Сенека снисходительно рассмеялся, довольный произведенным эффектом.

- Не понимаю, что тебя опять не устраивает? Ты же всегда жаловался, что твоим трибутам не везет со стилистами! Надеюсь, в этом году тема невезения закрыта?

Ментор молчал, переводя глаза с одного собеседника на другого. У него не было слов. Перед ним стоял создатель и вдохновитель самого известного и популярного Модного Дома в Капитолии. Среди его почитателей и клиентов были многие знатные капитолийцы, готовые выложить баснословные суммы за наряды, которые он создавал. Ходили слухи, что у него одевались даже члены президентской семьи. Он никогда не участвовал в Голодных Играх ни в качестве стилиста какого-либо трибута, ни в качестве консультанта оформителей Арены, ни даже в качестве почетного гостя на церемониях презентации участников или награждения победителя. Хеймитч слышал о нем много восторженных отзывов, видел его несколько раз на телеэкране, но и подумать не мог, что ему представится возможность пообщаться с этим человеком вживую. Тем более в роли стилиста Китнисс Эвердин.

Он на мгновение представил, что могут сделать эти волшебные руки с серой мышкой из Шлака. Чудеса продолжались!

- Что ж, мое любопытство вполне удовлетворено! Теперь я вас оставлю, меня ожидает ментор Одиннадцатого – в этом году мы начали знакомство дистриктов со стилистами в обратном номерном порядке. - Главный Распорядитель довольно потер руки и широко улыбнулся. - Будь осторожен, Цинна, этот мужлан абсолютно не знаком с манерами: он пьет водку, как лошадь воду, и весьма непристойно выражается, особенно в присутствии таких воспитанных и образованных людей, как мы!

- Отсутствие манер меня не пугает, а общий интерес у нас уже есть, - сдержанно отозвался тот, и его зеленые глаза метнулись к замершей на экране Китнисс. - Надеюсь, мы быстро найдем и общий язык.

Стоило Сенеке скрыться за дверью, как молодой человек изменился в лице и тепло улыбнулся Хеймитчу.

- Простите мою сдержанность - высокие чиновники угнетают меня одним своим присутствием. Присаживайтесь. - Он сделал широкий приглашающий жест в сторону кресла за столом, как раз напротив экрана.

- Есть одна проблема - и давай решим ее сразу и без обиняков, - с места в карьер начал ментор, неловко устраиваясь на мягком сиденье. – Я, признаться, все еще в ступоре и чувствую себя полным кретином от мысли, какая большая птица будет опекать мою девочку. Как насчет «ты»? Может, так нам будет проще общаться… мне-то уж точно! Согласен?

Утвердительно кивнув, Цинна мягко засмеялся, и Хеймитч поймал себя на том, что не находит в новом знакомом и тени столичной глупости и манерности. Это выглядело более чем удивительно, учитывая значимое место, которое тот занимал в светской жизни Капитолия. И у ментора в голове не укладывалось, с какой стати такой известный модельер решил связаться с забытым богом Двенадцатым дистриктом.

Цинна взял в руки пульт, присел в соседнее кресло и начал переключать каналы. На одном из боковых экранов мелькнуло лицо Пита.

- А твой парень молодец, - с легкостью переходя на «ты», вдруг заметил он и непринужденно улыбнулся. - Еще даже не появился на людях, а о нем уже распустили сплетни. Ты помнишь Порцию? Они столкнулись сегодня утром в Центре преображения. Она примчалась оттуда прямо ко мне и, топнув ногой, заявила, что выбрала его и только его. Представь себе, ей приглянулся его гламурный синяк! - В зеленых глазах молодого человека плясали золотые искорки смеха.

Конечно, ментор помнил Порцию – маленькую заводную дамочку, опекавшую большей частью мальчишек. Даже самые невзрачные из них выходили из ее рук принцами. Значит, она будет стилистом Мелларка? Это хорошая новость, одной проблемой меньше - Порция из кожи вон вылезет, чтобы представить своего подопечного в наилучшем виде. Тем более что ей не придется особенно напрягаться: Пит Мелларк с его ясными глазами, широкими плечами и вечно спутанными светлыми локонами - не самый худший вариант шестнадцатилетнего подростка. Ах, да, еще и этот «гламурный синяк»!

На экранах слева начали появляться другие лица, и Хеймитч с удивлением обнаружил, что его новый знакомый просматривал записи Жатвы во всех дистриктах.

- Как, по-твоему, кому местные сплетницы припишут авторство? – поинтересовался он, сосредоточенно разглядывая вместе с Цинной остальных трибутов.

- Ты о синяке? Я бы сказал, вот этому, высокому, из Одиннадцатого. - Молодой человек приблизил один из кадров. – Парень выглядит весьма внушительно.

Хеймитч медленно переводил глаза с одного лица на другое. Особенно его зацепил яростный взгляд профи из Второго. Он мысленно записал его в число первых претендентов на победу. И в число самых опасных противников.

- Мда? А я бы предпочел вот этого зверёныша. - Он указал на него собеседнику. - Никак не запомню их имена…

- У тебя плохая память? – удивился Цинна. - В Капитолии это лечат.

- Я здесь уже четверть века, а они слишком быстро меняются, - хмуро кивнул на экран ментор. - Не имею ни малейшего желания знать всех покойников поименно.

- Его зовут Катон, и он в фаворитах. - Цинна понимающе растянул губы в подобии улыбки. Его задумчивый взгляд мельком скользнул по остальным лицам и обратился на Китнисс Эвердин.

- Тем лучше для Мелларка, - довольно хмыкнул Хеймитч. - Реклама еще никому не вредила. Пусть решат, что сын пекаря сцепился с профи и отделался только подбитым глазом.

Только сейчас ментор заметил, что его собеседник достал планшет и теперь разглядывает Китнисс с неприкрытым восхищением. Где-то внутри зашевелилась гордость.

- А моя подопечная? – поинтересовался Цинна. - Она еще никому не вырвала волосы?

- Пока только мне. Хочешь оказаться следующим? - довольно хохотнул он и умолк.

Молодой человек не сводил зачарованного взгляда с сероглазой темноволосой девушки на экране. Рука с карандашом машинально делала на чистом листе первые наброски. Какие мысли роились сейчас в этой гениальной голове?

- Она у нас боец, - тихо заметил ментор.

- Она у нас огонь, – отозвался Цинна, и губы его тронула загадочная усмешка.

Глава 3

Из всех мероприятий Голодных Игр было только одно, к которому за все эти годы он так и не смог привыкнуть и которое, пожалуй, ненавидел даже больше, чем Жатву.

Церемония открытия.

Он презирал вычурные наряды столичных модников и модниц, в которых невозможно было понять, кто перед тобой – мужчина или женщина, юноша или старик. Или астрономические суммы, которые выбрасывали потенциальные спонсоры за места для избранных на балконах и в первых рядах вокруг Круглой площади, чтобы иметь возможность лучше рассмотреть тех, на кого собирались делать ставки. Или колоссальные по своему размаху и роскоши фейерверки и непостижимое его разуму всеобщее дикое ликование. А главное – очумевшую толпу, восторженно принимающую детей, большинство из которых погибнет в течение ближайших недель.

Все это уже много лет бесило его.

Вот почему он так хотел и в то же время так боялся увидеть стилистов Двенадцатого дистрикта. Он прекрасно понимал, как напуганы предстоящей церемонией Китнисс и Пит, но сегодня он чувствовал себя тем же трибутом, что и двадцать с лишним лет назад. И ему тоже не помешала бы сейчас чья-нибудь помощь и поддержка. А лучше хорошая выпивка. Хотя, говоря по правде, он был даже рад, что, несмотря на соблазн в виде собственного бара в номере, он не успел надраться с самого утра. Иначе сейчас ему пришлось бы сгорать со стыда.

Сидя на мягком диване в роскошной творческой мастерской, куда его привел Главный Распорядитель, ментор с удивлением наблюдал за двумя молодыми людьми, которые даже не замечали его присутствия, увлеченно колдуя над каким-то куском черной материи. Уже не в первый раз за минувшие пару часов он мысленно вознес хвалу Сенеке Крэйну за невообразимую удачу в лице Цинны и Порции, хотя, очевидно, сам Сенека не имел к этой удаче никакого отношения.

Благодаря этой самой удаче он и собирался сейчас просить Цинну присмотреть за ребятами там, на церемонии. Возможно, с его стороны это было проявлением слабости и даже трусости. Ведь только вчера в поезде, удивленно разглядывая чудом уцелевшие пальцы, он дал слово самому себе, что уж в этот раз приложит все усилия, чтобы не сломаться и не осрамиться в глазах своей парочки. Но стоило ему представить президента Сноу на трибуне Круглой площади, лицемерно поздравляющего два десятка детей с участием в очередной бойне, и вспомнить его змеиные глаза и неизменную белоснежную розу в петлице, как его начало колотить. Лишь стакан воды и разноцветные пилюли, заботливо предложенные испуганной Порцией, смогли унять дрожь в руках.

- Есть вещи, которые мне не по силам, - хрипло выдавил он, переводя злой и затравленный взгляд с одного стилиста на другого. - Я физически не могу быть там.

- Тебе не нужно оправдываться, - мягко успокоил его Цинна. – У каждого из нас есть свои демоны. И иногда они оказываются сильнее.

Ментор виновато уронил голову. Конечно, Цинна был прав, но Хеймитч очень сомневался, что молодой человек хотя бы отдаленно представлял себе настоящих демонов.

Тех, которых Двенадцатый знал в лицо.

- Не волнуйтесь, - ободрительно прощебетала Порция, положив изящную ручку на его поникшее плечо, - вам совсем не обязательно там присутствовать. Все пройдет просто прекрасно – у нас есть, чем поразить Панем в этом году. Покажем ему, Цинна?

Молодой человек снисходительно улыбнулся.

- Обязательно. Не то он решит, что мы шпионы Первого или Второго дистриктов и, как можем, устраняем конкурентов еще до начала Игр. - В его зеленых глазах плясали озорные огоньки.

- Вы слишком заботитесь о старине Эбернети, чтобы оказаться шпионами, – буркнул в ответ ментор. - Ни Первый, ни Второй не стали бы со мной церемониться.

Цинна взял со стола ту самую черную материю, над которой они с Порцией корпели минуту назад, и изящно набросил ее на руку.

- Не боишься вот так, вживую? – неуверенно чиркая спичкой, опасливо прошептала капитолийка. – А если вдруг не сработает?

- Есть только один способ узнать это.

Он протянул руку с куском ткани к огоньку, и материя мгновенно вспыхнула неестественно-ярким пламенем. Черт подери, он же сейчас покалечит себя! Хеймитч в ужасе дернулся вперед, чтобы сорвать пылающий лоскут с запястья молодого человека… и почувствовал только легкую щекотку.

- Что это? – изумленно пробормотал он, взглянув на восторженно ахнувшую Порцию.

- Всего лишь синтетический огонь – я стащила его у одного приятеля-пиротехника! - гордо отозвалась она, любовно разглядывая языки пламени, скачущие по руке Цинны. – Ну, как, нравится вам эта идея – добавить огня нашим трибутам?

- Огонь – это как раз про Китнисс Эвердин, - хмуро пробормотал ментор, вспоминая острый нож в полудюйме от своих пальцев.

Свободной от пламени рукой Цинна вытащил из кармана брюк маленький баллончик и сбрызнул живой костер. Огонь тотчас ослаб, свернулся в маленький мерцающий уголек и через несколько секунд погас. Хеймитч придирчиво осмотрел ткань - никаких повреждений! Он удовлетворенно хмыкнул.

- Так-то лучше. Не хватало еще зажарить молодежь в прямом эфире!

- Как видишь, им ничего не грозит. - Молодой человек довольно улыбался, но глаза его оставались серьезными. - Я бы никогда не стал рисковать, не будучи уверен в результате. Так что можешь передать своим демонам, что с нами твои ребята в полной безопасности.

- Значит, я могу на вас положиться? - упавшим голосом пробормотал ментор, стыдясь собственной слабости.

- Как на самого себя, - уверенно отозвалась Порция. – Они ведь теперь и наши трибуты.

Когда они оставили его одного, разойдясь по своим подготовительным командам для последних приготовлений, он еще долго и тщательно обнюхивал и осматривал подопытный лоскут ткани, пытаясь обнаружить подвох. Ничего. Только специфический легкий запах какой-то химии. Что ж, оставалось только надеяться, что на церемонии не окажется холодного оружия, иначе Китнисс Эвердин запустит ножом в своего стилиста, когда тот решит поджечь ее наряд!

Теперь можно было и выпить. Он придирчиво осмотрел роскошный номер, сомневаясь найти хоть что-нибудь крепче кофе – вряд ли такой человек, как Цинна, страдал тем же недугом, что и старый ментор. Счастью его не было предела, когда после тщательного обыска он обнаружил, наконец, изящную, изогнутую в горлышке бутылку с тисненной золотом и вензелями этикеткой, наполненную светло-коричневой жидкостью. Наверняка, дорогущий коллекционный коньяк… Хеймитч облизнулся и удивленно услышал, как призывно заурчало в животе. Вот черт, он ничего не ел с самого утра и, похоже, забыл про обед!

Словно читая его мысли, распахнулась входная дверь, и высокая рыжеволосая девушка молча вкатила тележку со всевозможными блюдами. Еще одна несчастная, с горечью подумал ментор, исподлобья разглядывая безгласую. Он прекрасно знал, что таким варварским способом в Панеме наказывали за измену власти, но даже представить не мог, что среди капитолийцев тоже могли оказаться изменники и предатели. А девушка определенно была из Капитолия - очень красивая, с тонкими чертами лица, фарфоровой кожей, гордым профилем и изящными пальцами, которые в эту минуту аккуратно раскладывали перед ним столовые приборы. В каждом движении и жесте сквозила явно капитолийская порода. Скорее принцесса, чем прислуга…

На ее месте могла запросто оказаться его Элиза.

- Оставь это, - буркнул он, отгоняя демонов и отодвигая в сторону ножи и вилки, - я привык обходиться руками.

Девушка покорно поставила перед ним блюдо и замерла в стороне, ожидая дальнейших распоряжений.

- Давай, пообедай со мной. - Он знал, что это недопустимо, но ему вдруг захотелось сделать для нее что-нибудь приятное.

Она не шелохнулась и даже не подняла глаз.

- Это частная собственность большой шишки, - зашептал он чуть тише, заговорщицки озираясь по сторонам, - здесь нет камер и прослушки, поверь мне. Не хочешь есть, так просто присядь, составь мне компанию.

Губы девушки дрогнули, но она продолжала неподвижно стоять возле него.

Хеймитч поморщился и сердито отодвинул тарелку.

- Да, понимаю, у тебя нет причин доверять мне – ты меня даже не знаешь. Не думай, я не провокатор… просто ты кое-кого мне напомнила, - нехотя признался он, отводя глаза от ее покорно опущенного лица. – Не внешне… сам не пойму, чем вы похожи. Наверно, тем, что та, другая, тоже провинилась когда-то – она имела несчастье полюбить слишком упрямого и слишком глупого парня. Только вот уже двадцать с лишним лет, как она мертва. И я честно думаю, что в этом ей повезло больше.

Девушка слабо вздрогнула и прикрыла глаза. Из-под длинных золотистых ресниц на бледные щеки медленно потекли слезы. Ментор почувствовал, как в груди зашевелился ледяной ком. Ему внезапно захотелось просто обнять и пожалеть эту несчастную девочку…

Не стоит так пугать ее. Он только покачал головой, пытаясь вдохнуть.

- Хорошо хоть они не могут лишить вас последнего права – оплакивать то, что осталось от вашей жизни.

Она вдруг сдалась: шагнула к столу, взяла ручку и блокнот, что-то быстро написала в нем и протянула ментору. «Я вас знаю», - прочел Хеймитч аккуратные ровные буквы. Брови его удивленно поползли вверх. «Я часто видела вас раньше», - спешно дописала она.

- Я - Двенадцатый, - оживился он, пытаясь заглянуть ей в глаза. Она повела плечами, робко присела на край дивана и принялась спешно писать ответ. Он замер в ожидании.

«Почему вы не на церемонии? Она вот-вот начнется».

- Ох, девочка, это длинная история… скажем так, я старый трусливый пес.

«Я вам не верю. Ментор Двенадцатого не может быть трусом!»

- Ты меня идеализируешь! Это еще почему?

«Потому что нужно иметь большое мужество, чтобы снова и снова возвращаться сюда».

Так значит, она действительно знала его. Снова и снова – это означало, что она не единожды видела Игры и запомнила его среди других менторов. Еще бы, за столько лет можно запомнить даже черта, не то что старого пьяницу!

Он достал из вазы с фруктами небольшую гроздь винограда и примирительно протянул ей. Наверняка, кто-то когда-то делал для нее подобное. Девушка дрогнула и неуверенно посмотрела на него синими, как вечернее небо, глазами. Какую красоту загубили, молча выругался Хеймитч, зачарованно разглядывая ее.

- Возьми, это подарок. От старого героического ментора.

Внезапно ее лицо изменилось – она едва заметно улыбнулась, одарив его благодарным взглядом.

- Да ладно, чего уж там. - От теплой синевы ее глаз он смутился, словно мальчишка. – Только ешь сейчас, здесь, не то у нас обоих будут проблемы.

Держа в ладонях заветную гроздь, она поднялась с дивана и осторожно подошла к телевизору на стене. На экране все еще была Китнисс Эвердин в день Жатвы. Девушка обернулась и жестами показала фразу, от которой у Хеймитча волосы встали дыбом.

«И ее я знаю».

Только этого ему не хватало! Безгласая капитолийка из аристократической семьи знакома с простой девчонкой из Двенадцатого дистрикта… уму непостижимо! Как они могли встретиться? Когда? Где? В любом случае, это случилось до приезда Китнисс в столицу…

Он уже открыл рот, чтобы расспросить подробнее, когда за дверью внезапно раздался подозрительный шорох. В теплых синих глазах вспыхнул ужас, и, роняя виноград на ковер, девушка метнулась к тележке с блюдами. Он прижал к губам указательный палец, призывая ее к спокойствию, и ободрительно качнул головой в сторону двери, предлагая бедняжке уйти. Когда-нибудь она расскажет ему – но не сейчас. Сейчас не время для исповедей. Неизвестно, какие еще сюрпризы таит в себе Китнисс Эвердин… и какие еще тайны ему предстоит услышать.

Он проводил девушку задумчивым взглядом. Аппетит пропал совершенно. Он поднял с ковра оброненный пульт и выключил телевизор. У него не было никакого желания смотреть, как красиво, должно быть, пылают сейчас его трибуты в своих нарядах на фоне вечернего Капитолия. С ними Цинна и Порция, им можно доверять. Сейчас они для ребят лучшие помощники и советчики, чем старый раскисший ментор.

Завтра он обязательно возьмет себя в руки, но сегодня им всем будет куда безопаснее без Хеймитча, хмыкнул он сам себе.

Подхватив со столика пузатый бокал на короткой ножке, он одним движением распаковал найденную бутылку. Совесть, кричавшая о баснословной стоимости напитка, была безжалостно задвинута на задний план. Он со злобным удовольствием наблюдал, как красиво бежит из горлышка ароматный коньяк, потом залпом выпил один бокал, второй, третий. Не стоило спешить натощак, но он уже не мог остановиться. Перед глазами плясали изящные пальцы безгласой девушки, серые глаза Китнисс, золотые локоны Элизы…

Он и не сообразил, как вырубился на ковре прямо возле дивана.

Глава 4

Его разбудил дразнящий аромат, приятно щекотавший в носу. Давно уже никто не готовил ему завтраков, но он еще помнил запах кофе, сваренного минуту назад. Он нехотя открыл глаза… и тотчас снова зажмурился – в высокие окна било полуденное солнце. Преломляясь в зеркальных стеклах, солнечные лучи рисовали на стенах вокруг разноцветные блики и полосы. Где-то за стеклами, подобно невесомым перьям диковинных птиц, плыли уже знакомые полупрозрачные облака. Звенящую тишину нарушало лишь мерное тиканье больших старинных часов на стене.

Ментор оторвал голову от подушки и машинально пошарил руками, обнаружив под собой роскошное бархатное покрывало. Минуту он не мог понять, где находится, пока не услышал знакомый голос:

- А ведь ее содержимому была почти сотня лет…

Хеймитч приподнялся на локтях и воровато выглянул из-за спинки дивана.

Цинна, неповторимо элегантный в своем простом черном костюме, сидел на высоком табурете возле барной стойки. Опершись локтем на столешницу из бледно-розового мрамора, он снисходительно вертел в руке бутылку, которую Хеймитч опустошил накануне, и мечтательно принюхивался к горлышку.

- На вкус хотя бы как? – Сожаление в его задорном голосе смешивалось с озорным любопытством.

- Дрянь, - прокашлявшись, пожал плечами ментор. - У нас в Двенадцатом самогон - и то получше!

Мужчины переглянулись – и оба прыснули со смеху.

Несмотря на вчерашний утомительный вечер, сегодня Цинна выглядел безупречно и пребывал в замечательном расположении духа, что явно бросалось в глаза.

- Неужели действительно дрянь? – посмеиваясь, покачал головой он. – В прошлом году я отдал за эту бутылку половину весенней коллекции.

- Да ну? – Хеймитч аж присвистнул. – И она продержалась у тебя целый год?

- Она продержалась бы и дольше, если бы не один нетерпеливый ментор, - многозначительно парировал Цинна. - Я сам хорош – мне следовало надежнее ее спрятать.

- Ну, ты же не мог знать, что твой новый знакомый окажется законченным пьяницей. Признаю, что виноват, но тебе стоило хотя бы оставить на ней ценник.

- Как будто это бы тебя остановило. - Усмехнувшись, Цинна поставил пустую бутыль на пол возле стола. Потом поднялся с табурета, взял со стойки изящную крошечную чашечку на таком же изящном блюдце и протянул ее ментору.

- Ох, нет, - отмахиваясь, запротестовал тот, - эта нежная штуковина не для меня! К тому же, я уже лет двадцать не пью кофе – плохие воспоминания, знаешь ли…

Хеймитч осмотрелся. Похоже, он заночевал в пентхаусе Цинны, на роскошном диване, который облюбовал накануне. Ему в очередной раз стало стыдно. Попойки с ним случались постоянно, но чаще всего он старался держать себя в руках. И куда теперь девались его руки? Не он ли пообещал самому себе выдержку и благоразумие, а вместо этого, как малый ребенок, снова и снова доставлял окружающим одни только хлопоты - судя по новенькой пижаме в дурацкие романтические цветочки, вчера его снова вымыли и переодели.

- Я решил, что на подушке твоей голове будет удобнее, чем на полу, - снисходительно заметил Цинна, медленно потягивая кофе и наблюдая за гостем поверх фарфоровой чашки.

- Неужто ты сам, своими золотыми руками, таскал мое бренное тело? А Пит Мелларк, часом, не помогал тебе?

Упоминание о Пите мигом развеяло шутливую атмосферу. Хеймитч пристыжено умолк и прикусил язык. Он осторожно поднял глаза на хозяина апартаментов - Цинна продолжал задумчиво улыбаться, но теперь уже другой улыбкой.

- Как все прошло? – тихо поинтересовался ментор, потирая затекшую шею и виновато отводя взгляд.

- Превосходно! - Теперь он понял, что было особенного в улыбке Цинны - того просто распирало от гордости. – Мы имели ошеломительный успех. Китнисс и Пит затмили всех трибутов, вместе взятых. Видел бы ты, как замечательно они смотрелись на колеснице – плечо к плечу, рука в руке…

- Рука в руке? – Хеймитч встрепенулся и удивленно поднял брови.

- Да, это была моя идея – она пришла мне в голову в последний момент.

Осторожнее, парень, это слишком рискованно с твоей стороны, захотелось сказать ему. Он легко мог представить, как это выглядело в глазах сильных мира сего… чересчур вольно для Голодных Игр – представлять соперников партнерами или, чего хуже, друзьями. Трибуты каждого дистрикта всегда держались обособленно – они с самого начала были врагами даже друг для друга. Возможно, Цинна был не в курсе этих негласных правил? Ведь он впервые участвует в Играх в качестве стилиста, и ему позволительно не знать того, что для других мастеров уже десятки лет неписаный закон. Оставалось надеяться, что по этой причине его вольность сойдет ему с рук.

- И Китнисс не возмущалась и не метала ножи? – спросил ментор вслух. Цинна счастливо засмеялся.

- Она не только не возмущалась, но и вела себя весьма дружелюбно!

Хеймитч недоверчиво крякнул и потер глаза.

- Я тебя правильно понял – Китнисс Эвердин? Та колючка, которую я на днях привез из Двенадцатого?

- Она самая! Ты обязательно должен это увидеть! – Цинна оживленно подхватил пульт и включил большой экран.

Да, выглядели они необыкновенно… Толпа бесновалась и вопила, а незнакомая огненная девушка, неузнаваемо прекрасная в своем пылающем костюме, сверкала серебристыми от всполохов пламени глазами и обворожительно улыбалась ненавистному Капитолию и всему Панему, рассыпая вокруг воздушные поцелуи. И это их Китнисс?! Рядом твердой скалой стоял Пит. Камера только скользила по другим участникам и снова возвращалась к трибутам Двенадцатого, то и дело крупным планом показывая их освещенные пламенем лица и сплетенные в рукопожатии пальцы. Капитолийцы сходили с ума от восторга, забрасывали их цветами и выкрикивали их имена.

- Я все еще сплю, и мне это снится, - пробормотал ментор, не в силах отвести взгляд от своих подопечных.

- Да, они оба держались молодцом. Правда, после церемонии их руки пришлось разнимать моим помощникам.

Хеймитч тряхнул всклокоченной головой и рывком поднялся с дивана. Удивительно - ни головокружения, ни похмелья… видимо, не зря эта посудина стоила таких денег.

- Который час? – бодро поинтересовался он, потягиваясь и разминая плечи.

- Ты проспал завтрак, но до обеда еще есть время.

- Значит, я успею спуститься к себе и принять человеческий вид. Где моя одежда?

Он огляделся в поисках своих вещей.

- Боюсь тебя огорчить, но еще вчера вечером я имел удовольствие избавиться от того безобразия, которое ты только что назвал одеждой, - вежливо отрезал Цинна таким непреклонным тоном, что ментору разом расхотелось переспрашивать или противоречить. – Твои новые костюмы в твоем номере. Как стилист Двенадцатого дистрикта я распорядился, чтобы тебе подготовили гардероб, который больше соответствует твоему статусу.

- Но до номера еще нужно дойти! – возмутился ментор, на что Цинна только выразительно пожал плечами – дескать, твои проблемы!

- Что ж, придется идти в пижаме, - весело хмыкнул Хеймитч, разглядывая на себе игривые цветочки и завитушки.

- Можешь не возвращать – пусть останется на память.

- Да уж, впишу ее в свой долговой лист. Вместе с коньяком.

До номера он добрался без приключений. Капитолийцы до поздней ночи праздновали открытие величайшей забавы сезона, и сегодняшний день для них начинался гораздо позже обычного. Ментор даже пожалел, что никто не смог оценить его гламурный наряд - по дороге ему встретились лишь двое безгласых, но они никак не отреагировали на растрепанного босоногого мужика в шелковой пижаме, а больше развлечь своим экзотическим видом было некого.

На кровати в спальне лежал новый костюм. Хеймитч осторожно провел рукой по блестящей ткани брюк. Он, что, должен надеть это?! Уж лучше пижама! Открыв платяной шкаф в поисках чего-нибудь попроще, он тихо ойкнул: от его домашней одежды не осталось и следа! На вешалках висело несколько пар абсолютно новых брюк, пиджаков, сорочек, галстуков и еще целой кучи предметов одежды, от шейных платков до каких-то вязаных штуковин. На нижней полке в ряд стояла обувь. На фоне этой непозволительной роскоши костюм на кровати выглядел самым безобидным - похоже, на первый раз Цинна его пожалел. Ему страшно стало даже представить, каких денег мог стоить подобный гардероб. Минуту он сомневался насчет своего выхода, но потом вспомнил непреклонный взгляд молодого человека и, помянув всех чертей, решил не нарываться.

Приложив к себе вешалку с костюмом, он осторожно шагнул к огромному зеркалу. Из зеркала на него смотрел едва знакомый человек. Сходство с ментором Двенадцатого сквозило лишь в сизой щетине, нечесаной гриве и усталых покрасневших глазах.

- Придется побриться, старина, - сказал он себе, потирая колючую щеку и откладывая костюм в сторону. – Такому прикиду нужно соответствовать.

Хорошо еще Цинна не прислал ему визажистов, с облегчением подумал Хеймитч, размазывая по физиономии крем для бритья. Управившись со щетиной, он намочил расческу водой и попытался пригладить непослушные вихры. Разумеется, безрезультатно. Значит, ему не избежать ненавистного капитолийского душа…

Когда он вышел к обеду, все уже были в сборе: Китнисс и Пит молча сидели за столом друг напротив друга, рядом ворковала Эффи в бессменном розовом парике. Он облегченно выдохнул – здесь были и Цинна, и Порция. Стилисты предусмотрительно решили составить им компанию, опасаясь, очевидно, какой-нибудь его идиотской выходки. Напрасно, на этот раз он твердо решил быть паинькой. Неужели его внешний вид не говорил за него – ведь он чувствовал себя почти новогодней ёлкой! Эффи обернулась на звук его шагов и уже открыла рот, чтобы высказаться, да так и застыла, хлопая ресницами. Порция едва удержалась от аплодисментов, а Китнисс посмотрела такими глазами, что он на мгновение сбился с шага и подумал, не забыл ли надеть брюки. Ах да, дело не в брюках - он просто был трезв, чисто выбрит и прилично одет. Один только Пит отреагировал спокойно: мальчишка молча оглядел ментора и с мягкой полуулыбкой понимающе опустил взгляд в тарелку с первым блюдом. Похоже, выход удался. А теперь последняя капля, как можно вежливее:

- Доброе утро всем!

Эффи сдавленно закашлялась и кивнула в ответ. Хеймитч украдкой глянул на Цинну - тот снисходительно и довольно улыбался.

Первая часть обеда прошла в распевании дифирамбов. Ментор и Эффи наперебой расхваливали оглушительный успех подопечных, которым те были обязаны своим непревзойденным стилистам. Хеймитч заметил, как порозовели маленькие ушки Порции. Видимо, похвалы пришлись ей по вкусу. Что ж, они были абсолютно заслужены, и он ни минуты не кривил душой, расхваливая ее и Цинну.

Впервые их общий прием пищи обходился без ссор и выяснения отношений. Он выпил предложенный бокал вина, благоразумно решив, что для утра достаточно, и теперь ел и тайком разглядывал собеседников. Эффи изящно нарезала мясо маленькими кусочками и тараторила без умолку, блистая манерами и глупостью. Порция слушала соседку с таким вежливо-внимательным выражением лица, словно та посвящала ее в дело как минимум государственной важности. Цинна мечтательно улыбался обеим дамам, задумчиво накалывая на вилку вегетарианский салат, художественно разбросанный по тарелке. Китнисс с опаской потягивала вино из бокала, пробуя его на вкус, исподлобья бросала на окружающих изучающие взгляды и забавно морщила нос.

А Пит так же исподлобья зачарованно смотрел на нее.

Разговор плавно перешел к нарядам для интервью, когда открылась дверь, и новая рыжеволосая знакомая Хеймитча вкатила на столике настоящее произведение кулинарного искусства. Ментор заметил, как оживились голубые глаза Пита: оторвавшись от созерцания Китнисс Эвердин, мальчишка с восторгом и восхищением уставился на замысловатые узоры из глазури, украшавшей пышный бисквит. Безгласая поставила роскошный торт на стол и ловко подожгла его. На мгновение торт вспыхнул языками пламени – совсем как вчерашние наряды трибутов Двенадцатого. Девушка мельком глянула на ментора, потом на Китнисс и поспешно шагнула в сторону.

- Ничего себе! Это спирт? – удивилась та, вопросительно поднимая глаза на прислугу. - Сейчас мне как-то не до... О, я тебя знаю!

Хеймитч как раз проглатывал очередной кусок мяса – и этот кусок стал у него поперек горла. Спокойно, без паники! Он коротко оглядел присутствующих – на перекошенных лицах капитолийцев читалось неподдельное изумление.

- Не говори глупостей, Китнисс. Откуда ты можешь знать безгласую? – резко выдохнула Эффи. – Как тебе такое взбрело в голову?

На побледневшем лице Китнисс с легкостью читались все ее мысли – недоверие, испуг, удивление и растерянность одновременно.

- Что значит безгласая? – с трудом сглотнув, ошарашено спросила она, с ужасом глядя на Эффи.

А теперь нужно ответить так, чтобы до малышки дошло, и она сообразила придержать язык за зубами…

- Преступница. Ей отрезали язык в наказание, - внимательно глядя на Китнисс, пояснил он. – Скорее всего, за измену. Ты не можешь знать ее.

Китнисс перевела на него ошалевшие глаза. Ты не можешь знать ее, молча повторил ментор, гипнотизируя ее пристальным взглядом. Он вспомнил слова безгласой. Видимо, девушки действительно где-то когда-то встречались, и встреча эта явно была не из приятных.

И вот теперь Китнисс тоже ее узнала. Только совсем не вовремя и некстати.

- А если бы и знала, не должна обращаться к ней иначе, как с приказом, - добавила Эффи. - Разумеется, ты ее не знаешь.

- Да-да, я, наверное, обозналась. Просто... – растерянно забормотала Китнисс, не зная, как выкрутиться.

- Делли Картрайт, вот на кого она похожа! - прищелкнув пальцами, неожиданно вспомнил Пит. – Просто копия!

- Да, правда. - Минуту назад дрожавший, голос Китнисс выровнялся. - С ней я и спутала. Наверное, из-за волос.

- И глаза похожи, - вдохновенно продолжал Пит.

Ментор удивленно взглянул на него. Он знать не знал, кто такая эта Делли, и в глаза ее не видел, но был уверен, что мальчишка лжет так же, как и его напарница. Ей крупно повезло, что парень соображает быстрее, сказал себе Хеймитч. По крайней мере, напряжение за столом спало, и разговор потек своим чередом. Понимал ли Мелларк, что рисковал сейчас головой, выгораживая своими враками эту чокнутую девицу? Он ведь не дурак, чтобы не видеть очевидного!

А если понимал и все равно делал это, тогда оставался один вопрос - почему?

Глава 5

В столовой отчетливо ощущался нарастающий электрический заряд. Неужели они совсем ничего не чувствуют? Ментор поглядывал то на Китнисс, то на Пита, пытаясь понять, кто из них испускает этот мощный энергетический поток, который заставлял шевелиться всклокоченные волосы у него на затылке. Скорее всего, оба: уставились друг на друга с дурацкой детской яростью и сверлят противника глазами. Как там говорят - если бы взглядом можно было убивать, один из них давно был бы мертв.

Они встретились за завтраком час назад. Уже не первый раз трибуты были одеты одинаково - черные узкие брюки, бордовые туники. Цинна угадал с цветом: темная коса Китнисс на винно-красном фоне отливала тлеющими углями, а светлые растрепанные волосы Пита казались еще светлее. Хеймитч тихо крякнул. Видимо, Цинна не терял надежды сделать из них команду. Ментор подозревал, что кислая физиономия Китнисс была следствием именно этого. Счастье, что его собственный сегодняшний костюм был просто серым – не то девчонка набросилась бы на него, как дикая кошка!

У него, как обычно, не было аппетита, но он заставил себя съесть две порции мяса, потом отодвинул пустую тарелку и достал из-за пазухи любимую фляжку. Сделал большой глоток, пытаясь переварить последние события. Вчерашнее происшествие за обедом, кажется, было благополучно замято – с утра ни Китнисс, ни Пит ни словом о нем не обмолвились. Что до остальных, то в розовой голове Эффи Бряк мысли удерживались не больше двух минут, а Цинна и Порция не станут трепать языками, рассказывая на весь Капитолий о странных знакомствах их подопечной.

Добротное виски из персонального бара в номере приятно обожгло горло. Что ж, можно было начинать серьезный разговор.

- Сегодня первый день тренировок. Итак, приступим к делу. - Он облокотился на стол. - Во-первых, как мне вас готовить, вместе или порознь? Решайте сейчас.

Китнисс смерила его недоверчивым взглядом.

- Зачем порознь? – осторожно поинтересовалась она, подозрительно поведя плечами.

- Ну, скажем, у тебя есть секретный прием или оружие, - хмыкнул ментор, - и ты не хочешь, чтобы об этом узнали другие.

- У меня секретного оружия нет, - тотчас отозвался Пит, потом повернулся к девушке. - А твое мне известно, верно? Я съел немало подстреленных тобой белок.

- Значит, вместе? Договорились. - Хеймитч довольно потер ладони. - А теперь мне нужно получить представление о том, что вы умеете.

И тут началось… ох, зачем он только спросил?

Он опустил глаза, пряча ухмылку. Его разбирал смех. Вместо того чтобы ровнять будущего соперника с землей, эта ненормальная парочка вот уже битый час распиналась перед ним, во всех красках расписывая достоинства друг друга! Охотничьи трофеи Китнисс, ее навыки в стрельбе и метании ножей, в установке силков и ловушек – все это ничуть не удивило его. Трой Эвердин был бы никудышным отцом, если бы не научил свою любимую девочку охотиться и выживать в этом страшном мире. Да и Мелларк не зря с самого детства работал с родителями в пекарне – он, конечно, не производил впечатления такой давящей мощи, как трибут из Одиннадцатого, но, глядя на его широкие плечи и рельефные руки, Хеймитч запросто мог поверить призовому месту в школьном турнире по борьбе.

Ментор слушал их с искренним удивлением. У него создавалось стойкое впечатление, что эти двое были знакомы всю жизнь. Хотя он мог бы поспорить, что до Жатвы они даже не разговаривали. Еще в его детстве и юности городские редко общались с жителями Шлака, и вряд ли что-то изменилось за двадцать с хвостиком лет, пока он прятался от своего дистрикта в добровольном запойном заточении. Они всегда были детьми из разных миров. Тем более - общительный и очаровательный сын пекаря и ершистая молчаливая охотница!

Но странность была не в этом. Уже который день он тайком наблюдал за ними и видел одну и ту же картину: колючая и нелюдимая, Китнисс шарахалась от парня, словно от прокаженного, всем своим видом давая понять, что не желает иметь с ним ничего общего. Она возмущалась одинаковым нарядам, завтракала и обедала в полном безмолвии или, наоборот, ворчала на Пита по поводу и без, лишь бы держаться от напарника подальше. Упрямая и бесстрашная, сейчас она словно боялась чего-то. Как бывший трибут и нынешний ментор, Хеймитч одобрял ее стремление с самого начала эмоционально закрыться от будущего противника. Ни под каким предлогом не подпустить слишком близко. Не привязаться…

А Пита наоборот, словно магнитом, притягивало к ней. Не нужно было быть особенно наблюдательным, чтобы заметить его зачарованные взгляды на Китнисс Эвердин. Поначалу Хеймитч не обратил внимания на это молчаливое обожание, списав его на обычное мальчишество – тоже мне, нашел время для увлечения! Но упорное стремление Мелларка любым способом защитить девчонку, уберечь, оградить от неприятностей, порой необдуманное и опасное для него самого, заставило ментора посмотреть на милого голубоглазого мальчика совсем другими глазами. Что, черт подери, все это значило? Неужели ему не показалось? Старый пьяница не был большим знатоком человеческих душ, но эта душа лежала сейчас перед ним вызывающе распахнутой книгой.

И ментора всерьез беспокоило то, что он с легкостью читал в ней.

Если то, что он разглядел, было правдой, это очень упрощало ему задачу. Через три дня презентация и интервью, потом Арена. У него оставалось слишком мало времени, чтобы осторожничать. Придется действовать напролом.

- Ладно-ладно, я понял. - Он примирительно развел руками, пытаясь утихомирить обоих. – Китнисс, гарантировать, что на Арене окажутся лук и стрелы, я пока не могу, но всякое бывает. На индивидуальном показе выложишь распорядителям все, на что способна, а до тех пор о стрельбе забудь. - Он повернулся к Питу. - Что касается тебя, парень: в Тренировочном центре есть гири, но тоже сильно не демонстрируй, сколько сможешь поднять. Для вас обоих стратегия одна: походите на групповые тренировки, постарайтесь выучиться там чему-то новому. Побросайте копья, помашите булавами, научитесь вязать толковые узлы. А то, что умеете лучше всего, приберегите для индивидуальных показов. Все ясно?

Молодые люди кивнули. А теперь оставалось самое сложное…

- И последнее. - Он представил, как вспыхнет сейчас Китнисс. – На людях будете во всем помогать друг другу, везде ходить вместе. И держаться за руки, как на открытии. Не спорить, это не обсуждается! По-моему, у нас был уговор – слушаться ментора всегда и во всем? А теперь убирайтесь. В десять подходите к лифту, Эффи отведет вас на тренировку.

Удивительно, как она сумела сдержаться и не вцепилась ему в глотку! Китнисс пулей вылетела из столовой. Он только и услышал, как где-то вдалеке яростно хлопнула дверь ее комнаты.

- У нее непростой характер, - негромко заметил Пит, отводя растерянный взгляд. Похоже, его тоже не радовала перспектива быть связанным с дикой обозленной девицей. – Это что, так необходимо – держаться за руки? По-моему, Китнисс от этого не в восторге.

- Вообще-то меня это мало волнует, - Хеймитч внимательно посмотрел на него. Ясные голубые глаза светились неприкрытой досадой и чем-то еще, до боли знакомым. - Все мы с характером, и упаси вас обоих когда-нибудь столкнуться с моим! Что до Китнисс, то ей пора учиться усмирять себя. И замечать, наконец, окружающих.

Наверно, он сказал это как-то особенно, потому что Пит дрогнул и жалобно посмотрел на него.

- А теперь иди и делай, что тебе сказано! – Ментор начинал сердиться. – У вас всего три дня, выжмите из них максимум пользы. Учитесь всему, что покажется хоть сколько-нибудь полезным. Узлы, силки, ловушки, любой способ добычи пропитания. Сила на Арене не помешает, но голод сильнее. И главное: сам знаешь, в девочке очарования столько же, сколько в гремучей змее, поэтому общительность и дружелюбие в вашей команде на твоей совести. Если она будет хмуриться и дуться, разрешаю тебе отшлепать ее как следует. Ты же умница, Мелларк, хоть ты меня не подведи!

Пит неуверенно молчал, переваривая его слова – видимо, пытался определить, шутит сейчас ментор или говорит всерьез. Или вспоминал реакцию Китнисс на его попытки быть дружелюбным? Прошла минута, прежде чем он, наконец, утвердительно кивнул, развернулся и вышел из столовой. Эх, мальчишка, подумал Хеймитч, с сочувствием глядя ему в спину, вполне вероятно, эти дни - твоя последняя возможность видеть ее и говорить с ней.

И все-таки ментор не удержался и пару раз заглянул в зал для тренировок, чтобы лично убедиться, насколько точно выполнялись его указания. В первую свою вылазку он разглядел Пита в секции маскировки, а Китнисс приметил за завязыванием какого-то сложного узла. Молодец девочка! Несмотря на всю свою неприязнь к нему, она послушалась наставника: как могла, улыбалась Питу и усердно кивала головой, поддакивая его рассказам. Уже уходя из зала, он успел заметить, как, направляясь на обед, Мелларк уверенно взял напарницу за руку. Хеймитч мог только представить, какими нелестными словами поминала Китнисс в такие минуты его доброе менторское имя.

У него тоже начались свои тренировки – он тренировал терпение и выдержку. Пока трибутов натаскивали в силовых упражнениях и боевых навыках, менторы проходили регистрацию и получали в штабе Игр обязательные регалии – бланки договоров и круглые печати, которые подтверждали подлинность денежных сделок со спонсорами. Чековые книжки с гербовым оттиском Капитолия для оплаты расходов по содержанию трибута на Арене. Пропуски для свободного перемещения по телецентру, откуда на весь Панем велись обязательные трансляции. Коммуникаторы и микронаушники для быстрой связи операторской с ментором в случае экстренной необходимости. И еще множество подобной дребедени.

Его насторожило то, что все протокольные процедуры снова проходили отдельно для каждого дистрикта. Это не было похоже на обычную подготовку к Играм - словно организаторы чего-то боялись. Ментор шкурой чувствовал витающую в воздухе опасность, но никак не мог определить ее источник.

За первым же обедом он заставил обоих подопечных подробно отчитаться в том, чему те научились за день, кто за ними наблюдал, какое впечатление производят их будущие соперники. Он прекрасно понимал, что за такое ничтожное время невозможно стать профи – трибутов Второго готовили к Играм не один год. Но ему важно было убедиться, что ребята держали себя в руках и не подавали вида, насколько им страшно. Китнисс, как обычно, взбесилась, а Пит только отмалчивался и прятал глаза от проницательного взгляда наставника.

Наконец первый тренировочный день закончился. Давно он не чувствовал себя таким выжатым и измотанным – словно его, а не его подопечных, заставляли лазать по веревкам, таскать тяжести и упражняться с оружием. Он даже не вышел к ужину: едва нашел в себе силы доползти до дивана в общей гостиной на двенадцатом этаже и, даже не раздевшись, провалился в забытье.

А под утро ему приснилась Элиза. В первый раз за последние несколько лет. Слишком долго он не позволял себе слабости – вспоминать о ней... В его сегодняшнем сне она шла ему навстречу по цветущей Луговине в светлом, невесомом платье. Легкий ветерок играл складками ее одежды, солнечные блики вплетались в длинные локоны. Он видел ее так отчетливо, словно это происходило на самом деле, словно они расстались только вчера, и она ждет его там, в Двенадцатом. Она пробиралась среди высокой травы, едва касаясь ее ладонями – словно гладила его непослушную шевелюру. Пели птицы, шелестела листва. Она протягивала к нему руки и что-то шептала… он не слышал слов, но, судя по ее счастливому лицу, это было что-то очень приятное. И она улыбалась ему – он чувствовал даже во сне, что улыбается ей в ответ.

А потом ее лицо вдруг дрогнуло и начало расплываться, теряя контуры и очертания…

Это был самый страшный его кошмар.

Он подскочил на диване в холодном поту, пытаясь унять дрожь внутри себя. В горле стоял комок, голова раскалывалась от дикой боли, и где-то слева под ребрами противно ныло и саднило. А он-то почти забыл, что у него есть сердце! Еще долго потом он лежал, смотрел в потолок, раз за разом прокручивал в памяти прерванный сон и испытывал настоящий первобытный страх. Его пугала не физическая боль, не трудности и не лишения – он отчаянно боялся забыть однажды черты ее лица, цвет ее глаз и запах ее волос.

Начинался новый день, его ожидали новые встречи и новые выдумки учредителей, но сейчас ментор не мог заставить себя думать о них. На этот раз за завтраком в столовой на двенадцатом этаже царило гробовое молчание. Похоже, его трибуты заметили синяки у него под глазами и несчастный потрепанный вид. Благодарение небесам, у них обоих хватило ума и такта ни о чем его не спрашивать. А может, ребята просто решили, что их наставник снова надрался накануне…

Хеймитч тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Что-то он расчувствовался! Ни Китнисс, ни Питу не обязательно знать о его персональных призраках. Для них он всего лишь старый пропойца с хамскими манерами и отсутствием совести. Он не мог открыть им истинную причину своего недомогания. Не хватало, чтобы эти двое решили, что их наставник снова расклеился и раскис. Пусть думают, что его вчерашние требования - просто очередной хитрый ход.

Пит молча поднялся из-за стола, привычным и естественным жестом подал Китнисс руку. И она так же привычно ухватилась за нее. На мгновение ментору показалось, что нет никаких Голодных Игр, никакого Капитолия, никакой опасности. Словно эти двое были старинными друзьями… или даже больше, чем просто друзьями.

Глядя на их сплетенные пальцы, он внезапно подумал, что продал бы душу дьяволу за возможность взять сейчас за руку свою любимую.

Глава 6

Развалившись на диване, он нервно постукивал пальцами по прозрачной стеклянной столешнице и сверлил глазами раздвижные двери гостиной. Цинна и Порция устроились в креслах напротив, Пит молча стоял у окна и искоса поглядывал на наставника, чувствуя приближение бури. Рядом, словно маятник, из стороны в сторону мелькала Эффи. Похоже, капитолийка тоже была на взводе: ее пресловутый розовый парик выглядел помятым, словно она надела его впопыхах, не удосужившись даже заглянуть в зеркало, не то что проторчать в нем, как обычно, большую часть дня. Его так и подмывало предложить ей присесть и перестать, черт подери, мельтешить у него перед глазами, но он подозревал, что не сможет найти сейчас для своей просьбы приличных выражений.

Все ожидали Китнисс.

Когда несколько часов назад девчонка выскочила из лифта, вид у нее был такой, словно за ней гналась свора голодных собак. Хеймитч сразу понял – произошло нечто из ряда вон выходящее: всегда такая собранная, сейчас Китнисс с трудом сдерживала слезы. Не обращая внимания на окрик наставника, она бросилась в свою комнату и заперлась в ней.

- Черт бы ее… - Он метнул ей вслед убийственный взгляд. Захотелось что-нибудь сломать или разбить - внутри все кипело от волнения и ярости. - Это уже ни в какие ворота! Она сведет меня в могилу… что на этот раз у нее стряслось?!

- Что бы там ни было, - робко кашлянув, неуверенно заговорила из-за его спины Эффи, - думаю, нам лучше оставить девочку в покое… на некоторое время. Все равно сейчас ничего путного мы от нее не добьемся. Ты же сам знаешь - чем сильнее надавить, тем меньше толка. Так или иначе, надеюсь, Китнисс выйдет к ужину. И если к тому времени она успокоится, мы сможем выяснить, что произошло.

Хеймитч поморщился. В кои-то веки эта невыносимая женщина была права, и ему оставалось только догадываться о причине подобной истерики. Третий день тренировок близился к концу, и после обеда трибутов пригласили на индивидуальные показы. Ментор видел: и Пит, и Китнисс – оба прекрасно понимали, что окажутся последними, и вряд ли у кого-то из распорядителей Игр хватит терпения дождаться выхода Двенадцатого дистрикта.

Он-то знал, что, по крайней мере, в прошлые годы не хватало.

Трибуты наивно полагали, что Арена строится заранее. Они не могли знать, что президент Сноу использовал Голодные Игры не только как способ устрашения дистриктов. Капитолий жаждал выжать максимум выгоды. Заранее готовилось только приблизительное местоположение, окончательный вид Арена принимала непосредственно перед Играми. Раскрученные менторами капитолийцы платили за все: еда, вода, оружие, даже свежий воздух и погодные условия. Единственным способом повлиять на это были оценки персональных показов - они давали менторам трех лучших дистриктов право выбора. По этой самой причине Хеймитч и не стал говорить подопечным, что от впечатления, которое те произведут на распорядителей Игр, будет зависеть не только количество спонсоров.

Меньше знаешь – крепче спишь, решил он.

Ментор в сотый раз посмотрел на часы. Минутная стрелка ползла, как черепаха. Он мог поклясться, что полчаса назад она была на том же самом месте.

- Не нервничай, - заметив его волнение, негромко уронил Цинна. - Скоро подадут ужин. И в вечернем эфире покажут баллы каждого трибута. Может быть, стоит позвать ее?

Хеймитч медленно обвел окружающих свирепым взглядом. Заметив его перекошенное от ярости лицо, Эффи перестала метаться и картинно заломила руки.

- Я могу быть парламентером, - дрогнувшим голосом предложила она и шагнула к двери. – Надеюсь, меня она послушает…

- Да уж пожалуйста, - почти прорычал он ей вслед, сердито сцепив руки в замок. – Не то я не сдержусь и придушу ее в собственной комнате!

- Прошу вас, успокойтесь. - Порция присела на диван рядом с ним и мягко взяла его за руку, заставляя разжать кулаки. – Не нужно пугать ее - девочке сейчас гораздо тяжелее, чем вам. Что за ребячество? Вы должны поддержать ее, а не устраивать сцену!

Уже подали первые блюда, когда Эффи вернулась в столовую. Китнисс вошла следом и молча заняла свое место за столом. Сдерживая злость, он косо глянул на нее: девчонка шмыгала носом, но от слез не осталось и следа. Цинна завел разговор о погоде, и Хеймитч хмыкнул - ох уж эти манеры! Как раз погода в данную минуту его беспокоила меньше всего!

- Ладно, хватит о пустяках, скажите лучше, как вы сегодня преуспели? С большим треском? – не сдержавшись, со всем возможным спокойствием поинтересовался он.

- С треском или нет, кажется, без разницы, - недолго думая, отозвался Пит. - К тому времени, как я туда попал, им уже было не до меня - они пели какую-то застольную песню. Никто и не глянул в мою сторону. Ну, я и бросал туда-сюда всякие тяжелые штуки, пока меня не отпустили.

Хеймитч чертыхнулся сквозь зубы. Ничего не меняется! Этого он и боялся, и Пит только подтвердил его опасения. Значит, у Китнисс оставалось еще меньше шансов заполучить внимание распорядителей.

- А как твои дела, солнышко? - стараясь выглядеть дружелюбным, обратился он к ней.

Девушка вспыхнула и одарила наставника испепеляющим взглядом – видать, не шибко ей понравилось его дружелюбие! И это она рыдала тут несколько часов назад? Что-то с трудом верилось – сейчас искры в ее глазах запросто могли поджечь костер!

- А я запустила в распорядителей стрелу, - отозвалась она, с вызовом глядя на ментора.

Оп-па! Он едва не прыснул от изумления – девчонка в своем репертуаре! Все замерли и перестали есть.

- Что? – Зеленея от ужаса, Эффи даже не донесла вилку до рта.

- Я выстрелила в них, - Китнисс деланно-равнодушно пожала плечами. - То есть... не совсем в них. В их сторону. Сначала было примерно, как у Пита. Я стреляла и стреляла, а им хоть бы хны... Ну, я слетела с катушек и выбила яблоко из пасти их дурацкого жареного поросенка!

Хеймитч на мгновение представил ошалевшие холеные лица распорядителей и почувствовал, как глубоко внутри зашевелился смех.

- И что они сказали? - осторожно спросил Цинна, не веря собственным ушам.

- Ничего. Точнее, не знаю. Я сразу же ушла.

- То есть как - ушла? Тебя не отпустили? - ахнула Эффи.

- Я сама себя отпустила.

Пожалуй, ему следовало испугаться ее выходки, но вместо беспокойства он вдруг почувствовал необъяснимое облегчение. Вот и Капитолию досталось от Китнисс Эвердин - не одному же ментору терпеть ее несносный характер! Он усмехнулся: теперь можно было и поесть - в конце концов, ничем ужасным это не грозило. Ну, устроят ей ад на Арене, так ведь Игры для того и проводят - чтобы жизнь медом не казалась.

- Что ж, - хмыкнул он, намазывая булочку толстым слоем масла, - дело сделано! И как они выглядели? Хотя дай угадаю – ошарашенными и испуганными?

- Один даже сел в чашу с пуншем. - Уголки ее губ непроизвольно тянулись вверх – похоже, Китнисс тоже с трудом сдерживала смех.

Он представил эту картину – капитолийскую задницу в капитолийской же выпивке! – и, не сдержавшись, захохотал. Ему вторил дружный смех за столом. Даже Эффи давилась улыбкой, не позволяя себе в открытую подтрунивать над распорядителями.

- Так им и надо. - Она ободрительно похлопала Китнисс по руке. - Смотреть на вас - их работа, и то, что вы из Двенадцатого дистрикта, еще не причина отлынивать от своих обязанностей.

Закончив с ужином, все перебрались к телевизору. Хотя его подопечные и опасались низких оценок, Хеймитч был уверен, что минимум по шестерке им обеспечено. Профи, как и ожидалось, получили от восьми до десяти баллов. Неожиданной оказалась семерка маленькой птички из Одиннадцатого – чем же она, такая крохотная, покорила распорядителей? Когда на экране загорелась восьмерка Пита, он только одобрительно крякнул - видимо, кто-то все-таки смотрел на него!

Китнисс напряженно вглядывалась в экран. Он заметил, как побелели ее сжатые кулаки. Одиннадцать! Эффи победно взвизгнула. На мгновение все потеряли дар речи, а потом принялись дружно поздравлять ошалевшую девушку.

- Это хорошо или плохо? – растерянно улыбаясь в ответ, то и дело повторяла она.

Хеймитч едва сдерживал радость. Видимо, распорядителям приглянулся буйный нрав его девочки – ничем другим он не мог объяснить такую высокую оценку. Это было не просто хорошо, это было великолепно! Случилось то, на что он даже не смел рассчитывать: его трибуты набрали аж девятнадцать баллов, максимум в этом году! А это означало, что он первый выбирал условия на Арене. Теперь он мог гарантировать лук и стрелы для Китнисс, теперь это было в его власти.

- А сейчас по номерам! – скомандовал он, пряча довольную ухмылку и подмигивая Эффи. – Завтра ведь у нас важный-преважный день, так? Будем готовиться к интервью… хватит на сегодня переживаний!

Первыми, шумно попрощавшись, ушли Цинна и Порция - стилистам предстояла уйма работы по подготовке нарядов для презентации. Китнисс тоже не пришлось просить дважды: похоже, она только и ждала возможности вышмыгнуть за дверь. Пит дернулся ей вслед, но наткнулся на Эффи, оживленно залепетавшую что-то по поводу завтрашнего дня. Парень слушал ее вполуха и вежливо нетерпеливо улыбался – ментор заметил, что он был взволнован и не находил себе места. Значит, мальчишка все-таки что-то решил в своей светловолосой голове! Теперь Хеймитчу предстояло выяснить, что именно. И как это можно было использовать для пользы дела.

Только не упустить, сказал себе ментор, не сводя с него внимательных глаз.

Он развалился на диване, закинув ногу за ногу, и терпеливо ждал, когда эта несносная женщина распрощается с подопечным и оставит, наконец, их наедине. Им предстоял серьезный мужской разговор.

- Эй, парень, куда это ты? - окликнул он Мелларка, когда тот спровадил Эффи и тоже собрался уйти. – Не хочешь посидеть со мной, поговорить по душам?

Пит нехотя обернулся, и ментора прошибло от его решительного взгляда.

- Я предпочел бы сейчас поговорить с Китнисс. - Хеймитч не узнал его обычно мягкий голос. - Есть кое-что, что я хотел бы сказать ей прямо сейчас… пока не слишком поздно.

- Да? Интересно, что бы это могло быть такое, что не может потерпеть до завтра, - хмыкнул он, наигранно-лениво потягиваясь и с интересом разглядывая собеседника. – Не хочешь поделиться с наставником? Я, как-никак, должен давать советы своим трибутам. И мой достаточно уважаемый для ментора возраст, надеюсь, позволит мне делать это не только на Арене.

Парень замер в дверях, не решаясь двинуться с места.

- Это касается только меня. И ее.

Хеймитч тихо засмеялся и пожал плечами. Значит, ему не показалось…

- Ты сейчас рассуждаешь, как глупый влюбленный мальчишка!

Пит покраснел и опустил глаза.

- С чего вы взяли?

- Ах, с чего взял? Ты меняешься в лице, как только она входит в комнату. И бледнеешь, стоит ей хоть на минуту задержаться возле тебя. И Цинна, и Порция – все давно заметили это. Я, парень, может и старый пьяница, но я пока еще не ослеп и не отупел, - по-доброму усмехнулся он и медленно отчетливо повторил: - Глупый-влюбленный-мальчишка!

- Хорошо, пусть так, - еще больше смутился Пит, и лицо его пошло красными пятнами. – Но это не значит, что вы можете насмехаться надо мной.

- Упаси боже, парень, кто насмехается? – Хеймитч грустно покачал головой. – Никогда не насмехался на сердечными делами… это единственное в нашей жизни, над чем не стоит смеяться. И я вовсе не насмехаюсь – я тебе сочувствую. Ты мне нравишься… и мне нравится эта девчонка. Так ты не хочешь послушать мой совет? У меня есть два варианта – по совести и как должно. Какой тебя устроит?

Пит молча поднял глаза, и Хеймитч заметил мелькнувшее в них отчаяние.

- Как должно, - выдавил он, отводя взгляд.

- Так вот, если как должно, то в твоих силах сейчас помочь ей. Китнисс, конечно, еще тот чертенок, но это знаем только мы с тобой. Ну, и кое-кто в Двенадцатом… Надо, чтобы об этом знал весь Панем. Чтобы не только ты был по уши влюблен в нее, но каждый мальчишка твоих лет и, чего греха таить, каждый такой же старый хрыч, как я! - Пит вспыхнул и открыл было рот, чтобы возразить, но ментор жестом велел ему помолчать. – Чтобы приглянуться спонсорам, ей нужен интерес публики. Кто она сейчас? Обычная тощая девица из мрачного и голодного угольного дистрикта. Ну да, поблестела на открытии – а дальше что? Она ведь и пальцем не пошевелит, чтобы показать себя для них – ты сам знаешь, она их всех глубоко презирает. Поэтому ты и должен ей помочь.

- Но как? – Пит непонимающе сдвинул брови.

- Ты, вроде, хотел ей что-то сказать? Так вот, скажи это всему Панему. Завтра, на презентации. На всю страну.

Пит растерянно захлопал глазами.

- Вы хоть понимаете, о чем просите? – Он покачал головой. - Я одиннадцать лет собирался с мыслями, чтобы сказать это ей одной, а вы предлагаете теперь сделать это на всю страну?!

- Целых одиннадцать лет? - Ментор удивленно присвистнул. – Все настолько запущено?

- Неважно, - огрызнулся Пит, избегая его сочувствующего взгляда. – В любом случае, теперь у меня осталось на так много времени на размышления, верно?

- Верно. Но что может быть романтичнее, чем влюбленный шестнадцатилетний мальчишка, идущий на смерть вместе со своей любимой? Панем просто обольется слезами и вознесет нашу Китнисс на пьедестал обожания – а большего нам пока и не нужно.

Он видел, что парень колеблется, и понимал, что требует от него невозможного: вывернуть себя наизнанку на потеху публике, выставить напоказ то, что должно принадлежать только ему. Им двоим. Но сейчас это было необходимо. Да, Хеймитчу действительно нравилась эта бестия – за свой характер, за свои убеждения, за свою стойкость и жизнелюбие. Но это были не те качества, которые могли понравиться Капитолию. Здесь, в столице, ценилась лишь внешняя, глянцевая сторона. Китнисс Эвердин нужна была загадка, таинственность и желанность, а все это могли дать только искренние чувства и сильные эмоции.

И одиннадцать лет влюбленности Пита Мелларка вполне подходили для этого.

- Хорошо, а если по совести? – жалобно прошептал Пит, упершись рукой в дверь и прикрывая глаза, словно прячась от ментора и от всего мира.

- А по совести… - Хеймитч поморщился и растерянно потер лоб. – По совести я не говорил бы ей ничего. Теперь, по большому счету, это не имеет смысла - только душу разбередишь. Могу спорить, сама она даже ни о чем не догадывается. К тому же, девчонка уже считает тебя своим врагом и не поверит ни единому твоему слову - Китнисс не просто убедить в куда более реальных вещах, что уж говорить о каких-то там чувствах? Так что решай сам. В твоих силах спасти ее… или лишить всего.

Пит молча вцепился пальцами в дверной косяк. Хеймитч нутром чувствовал, как боролись в его чистом сердце любовь и неистовое желание помочь этой чокнутой девице с необходимостью смириться и отпустить ее.

- И вы уверены, что это поможет ей выжить? – еле слышно выдавил, наконец, он.

- Уверен. - Ментор действительно верил в это всем сердцем.

- Хорошо. - Пит поднял глаза. В них зияла пустота и решимость. - Вы правы. Пусть будет, как должно.

Глава 7

Уже который час он пытался поговорить с ней. Как же это трудно! Хеймитч изображал ведущего, а Китнисс старалась отвечать на его вопросы со всей любезностью, на какую была способна. Точнее, не способна: она огрызалась, не могла внятно связать двух слов, а под конец их импровизированного интервью уже не говорила, а откровенно рявкала, даже не пытаясь скрыть свою злость.

В глубине души Хеймитч прекрасно понимал ее. Китнисс взбесилась после того, как утром Пит, следуя совету наставника, попросил готовить его отдельно. Ее прозрачные глаза обожгли огнем - предатель! Девчонка смерила напарника яростным взглядом, и ментору на мгновение показалось, что она вот-вот набросится на него с кулаками. Но нет, через минуту ее нахмуренные брови разгладились, а в глазах появилось странное облегчение. Она безразлично повела плечами и, развернувшись, гордой походкой удалилась в гостиную в сопровождении Эффи Бряк. Ментору даже не нужно было смотреть на Мелларка, чтобы почувствовать, как глубоко задело мальчишку ее безразличие. В ту минуту он подумал, что малышка еще отыграется и на парне, и на своем наставнике по полной программе.

Чем она успешно сейчас и занималась.

Другое дело Пит. Его вообще не требовалось готовить – по крайней мере, не Хеймитчу. Этот парень умел говорить связнее, чем ментор умел думать, поэтому за то, что касалось его будущей словесной дуэли с Цезарем Фликерманом, ментор был спокоен. Что-то изменилось за прошедшую ночь - казалось, тяжкий груз свалился с юношеских плеч. Мальчишке больше не приходилось таиться от Хеймитча, особенно после их долгого разговора по душам накануне вечером. И хотя ментор не стремился снова вызвать Мелларка на откровенность, сознание общего маленького секрета придавало их утренней беседе уверенную непринужденность.

А вот с Китнисс дела обстояли хуже некуда. Обаяния в ней оказалось не больше, чем в дохлой рыбе. Несколько часов их интервью прошли в сплошных мучениях. Ему сразу стало ясно, что забитой провинциальной девчонки из нее не выйдет – ее бурные восторги напоминали скорее траурный марш. Для свирепой она слишком субтильная. Она не дерзкая. Не остроумная. Не забавная. Не сексапильная. Не загадочная. К концу консультации она вообще никакая. Он молча усмехнулся. И кто тут сомневался, стоит ли выкладывать свою козырную карту? Что бы она делала завтра со своим невозможным очарованием, если бы небеса не послали ему Пита Мелларка!

- Все, сдаюсь, солнышко. - Он вытащил из-за пазухи любимую фляжку и сделал большой жадный глоток. - Просто отвечай на вопросы Цезаря и постарайся не отравить зрителей своим ядом.

Она фыркнула и выплыла из гостиной, надменно задрав голову и царственно подобрав полы длинного платья, в котором училась ходить на консультации у Эффи. Хеймитч со смехом смотрел ей вслед. Несмотря на свой жуткий нрав, эта чертовка неизменно вызывала в нем непередаваемую жажду жизни. В эту минуту он как нельзя лучше понимал Пита - разве можно было не влюбиться в такую?

Вдоволь наговорившись с обоими подопечными, он пребывал в прекрасном расположении духа. Сказать по правде, хорошее настроение было ему только на руку: через час в пресс-центре Игр начиналось первое общее собрание распорядителей и участников. Он надеялся увидеть, наконец, Рубаку, старинного приятеля, собутыльника и по совместительству ментора Одиннадцатого дистрикта, и перекинуться с ним хотя бы парой слов.

Пресс-центр располагался в конференц-зале на первом этаже Тренировочного центра. Сегодня в нем собралась куча народу: менторы, сопровождающие лица и организаторы во главе с Сенекой Крэйном. Главный Распорядитель, как всегда, явился в белом костюме и неизменной шелковой шали цвета морской волны. Зная пристрастие Сенеки ко всяким штучкам, ментор решил, что это самый модный цвет сезона. После того, как все заняли свои места за круглым столом, Крэйн зачитал напыщенное приветствие президента Сноу, добавил в конце несколько не менее напыщенных фраз от себя и повторно озвучил результаты индивидуальных показов. Зал оживился и зашумел. Хеймитч шкурой чувствовал причину этого оживления. Он с вызовом оглядел присутствующих. Рубака ободрительно улыбался, зато в глазах менторов Первого и Второго читалась неприкрытая враждебность, смешанная с болезненным интересом. Еще бы - в этом году жалкий Двенадцатый дистрикт набрал самые высокие баллы, обойдя даже профи!

Такого не случалось уже давно. Если не сказать – не случалось никогда.

На столе перед каждым ментором лежала топографическая карта Арены и стопка пустых бланков. В первый день Игр в бланки внесут несколько обязательных, а также все интересующие ментора атрибуты Арены: еда, вода, погода, продолжительность светлого и темного времени суток. И цену. Сначала плата невысока и вполне по карману любому ментору, имеющему хотя бы двух-трех спонсоров, но по мере выбывания трибутов она растет в геометрической прогрессии. И за простой кусок хлеба в начале и в конце Игр менторам приходится выкладывать совсем разные, порой несоизмеримые суммы.

Прежде Хеймитч не попадал даже в десятку лучших, но в этом году он был настроен более решительно. Приободрившись, он вытащил из кармана свою фляжку и демонстративно положил ее на стол рядом с картой Арены.

Сенека поднял руку, требуя тишины.

- Итак, все вы уже видели предположительное расположение Арены, - торжественно заговорил он. - Зрителей не впечатлила слегка засушливая местность прошлых Игр, в ней не хватало… как бы это сказать… натуральности, так что в этом году мы посоветовались и решили остановиться на более умеренном климате.

Кто-то сидящий рядом многозначительно фыркнул. Слегка засушливая местность? Да в прошлом году двадцать четыре трибута были выброшены в голую пустыню, и Игры закончились за неделю - те, кто не прикончил друг друга в самом начале, в течение следующих дней просто умерли от жажды! Победителем оказался профи из Второго: у парня хватило ума утащить из Рога Изобилия не тяжеленные топоры и копья, а недельный запас питьевой воды. Но даже его потом пришлось спасать от обезвоживания. Да и с каких пор в Капитолии появилась мода на натуральность? Хеймитчу всегда казалось, что как раз с натуральностью в столице на редкость большая проблема.

Видимо, эта новость удивила не только Двенадцатого – он заметил, как его соседи по столу растерянно зашушукались. Что имели в виду распорядители, говоря об умеренном климате?

- Да, в этом году Арена расположена в более благоприятных температурных широтах. Мы планируем добавить некоторую растительность и природный источник питьевой воды. Это исходный вариант. Остальное зависит от Двенадцатого, Четвертого и Второго. - Сенека снисходительно оглядел менторов упомянутых дистриктов, а затем очаровательно улыбнулся и повернулся к Хеймитчу. - Эбернети, ты начинаешь. На тебе растительность, выбирай!

- Лиственный лес. - Он на мгновение представил Китнисс за забором Двенадцатого дистрикта. То, что нужно. - Не слишком густой – джунгли я не потяну.

- Ха, я думал, ты закажешь шахты, – язвительно отозвался со своего места ментор Первого. – Они бы обошлись тебе в несколько раз дешевле!

Первый дистрикт в этом году представляли двое – мужчина и женщина. Хеймитч достаточно хорошо знал обоих. Рубин и Кашмир, брат и сестра. Так похожи, что кажутся близнецами. Что ж, для профи это не редкость, несколько победителей в одной семье. Он усмехнулся, припоминая - даже если твое имя не вытащили на Жатве, можно ведь вызваться добровольцем? А в Первом и Втором дистриктах выйти добровольцем даже почетно.

Именно Рубин и обращался сейчас к Двенадцатому, скалясь в ухмылке с другой стороны стола. Ментор сжал зубы, натянул милую резиновую улыбочку и молча сосчитал до пяти. Глаза его угрожающе сузились: большая ошибка, этому кретину из Первого не стоило сейчас задирать его! Если он хотел выяснить отношения, то выбрал для этого не лучшее время и не лучшее место. Или этот болван решил, что у старого пропойцы не хватит духу набить ему морду? Еще как хватит!

Он коротко глянул на Рубаку – тот едва заметно отрицательно покачал головой, пряча понимающую ухмылку. Уж он-то знал, что Хеймитча Эбернети лучше не злить по пустякам.

- В шахтах плохое освещение, - в тон Первому отозвался он, издевательски подмигнув. - Зритель ведь не должен ничего пропустить, верно?

- Освещение? Ну, на этом ты точно сэкономишь! – никак не унимался Рубин. - Разве твоя Огненная Китнисс не компенсирует тебе его стоимость?

Он, что, не видит, что заигрывает с разъяренным носорогом? Ментор глубоко вдохнул и уже открыл рот, чтобы ответить кретину на доступном для него языке, как его вдруг осенило. Да это же просто провокация! Черт, как он сразу не понял? Ясное дело, профи в шоке от того, что какой-то чумазый дистрикт увел у них из-под носа преимущество выбора, и теперь пытаются подставить его ментора! Тем более, что Двенадцатый - один, и в случае дисквалификации его некому будет заменить.

Иными словами, если он сейчас сорвется, то завтра и в течение всех Игр его ребята останутся без поддержки. И без шансов.

Вокруг повисла мертвая тишина. Очень медленно он открутил пробку заветной фляжки, сделал большой глоток и свирепо оглядел присутствующих. Мало кто в Капитолии не знал огнеопасного характера Двенадцатого, и он мог поручиться, что многие из сидящих рядом уже считали секунды до взрыва.

Не дождетесь, сказал он себе и подчеркнуто очаровательно оскалил зубы.

- Но если зрители будут смотреть только на Огненную Китнисс, кто же тогда заметит остальных трибутов?

Сенека занервничал, чувствуя, что в пресс-центре назревает громкий скандал. Он сделал выразительный жест, и его первый заместитель, Плутарх Хавенсби, поспешно поднялся со своего места и примирительно развел руками.

- Хватит вам! - Он коротко глянул на закипающего Хеймитча и строго одернул Первого, выразительно подняв брови. - Правило дисквалификации нарушителей порядка пока еще никто не отменял! И оно действует для всех дистриктов! Четвертый, выбирай источник!

В этом году ментором Четвертого был грузный мужчина с колючими усами и обветренным лицом. Кажется, он победил лет тридцать назад. Хеймитч недовольно сдвинул брови – на его месте он ожидал увидеть совсем другого человека.

Четвертый потер лоб и снисходительно усмехнулся:

- Глупый вопрос. Побольше воды, не откажусь даже от моря.

По залу прокатились смешки. Ну да, чему удивляться? Хвала небесам, что Четвертый не оказался первым – будь его воля, семьдесят четвертые Голодные Игры превратились бы в водное поло!

- Тебе по карману целое море? – едко пробасил Рубака и удивленно покачал головой.

- Возможно. - Четвертый только пожал плечами. - Платить ведь буду не я.

- И лес, и море - это вряд ли, - отсмеявшись, с сожалением заметил Хавенсби. - У Эбернети преимущество, так что в этот раз, уважаемый, мы будем сражаться на суше. Взамен моря могу предложить озеро, сойдет?

- Сойдет. И пару ручейков, для разнообразия, - словно читая мысли Хеймитча, ответил тот. Видимо, тоже вспомнил слегка засушливую местность.

- Принято. Второй дистрикт!

Энобария, одна из менторов Второго, вызывающе оскалила свои легендарные, позолоченные, остро заточенные клыки. Ей около тридцати, она довольно привлекательна, если бы не эта ее кошмарная улыбка. Хеймитч еще помнил, как на собственных Играх она перегрызла горло одному из противников. Он представил Катона - к его габаритам да ее зубки! Оставалось надеяться, что в этот раз трибуты Второго окажутся не такими зубастыми.

- Лично мне бы оно не понадобилось, - она многозначительно откинулась на спинку стула и сверкнула глазами, - но малышам не помешает… Конечно, огнестрельное оружие!

По залу пронесся возмущенный ропот. Хеймитч криво усмехнулся: не зря Второй дистрикт готовил миротворцев для всего Панема. Заветная мечта любого профи из Второго – пройтись одной очередью из хорошего автомата, и венок победителя у тебя на голове!

- Энобария, ты знаешь правила - огнестрельное оружие не входит в перечень вооружения для Арены, - укоризненно поправил ее Сенека. – Какой в нем интерес?

- Интереса, может, и мало, зато толку побольше, - с вызовом отозвалась она. – Хорошо, не будет огнестрельного, так хоть холодное обеспечьте приличное!

- Само собой разумеется! - Сенека удивленно и снисходительно рассмеялся. - Неужели ты думала, что я заставлю их охотиться друг на друга с дубинами? Это мы уже проходили, в тот год рейтинги упали ниже некуда. Что ж, заявки приняты, господа. Оформите ваши бланки, включив в них все необходимое, а мы посмотрим, что успеем сделать. В любом случае, к началу Игр вы получите ваши прайсы.

Народ зашумел и поднялся с мест. Кто-то из профи задержался, чтобы подробнее обсудить с распорядителями условия Арены, другие менторы – по большей части те, от которых уже ничего не зависело, - хмуро ссутулившись, по одному выходили из зала. Время близилось к полуночи, а завтра многих из них ожидал еще один трудный день.

Хеймитч не спешил покидать свое место: он лениво потянулся и принялся демонстративно копаться в бланках и бумажках. Потом переглянулся с Рубакой, выразительно поднял брови и еле заметно кивнул в сторону выхода. Тот одобрительно моргнул. Видимо, ментору Одиннадцатого тоже было что сказать своему другу и коллеге: не только Хеймитча смущала эта странная конспирация Капитолия. Но здесь даже стены имели уши. Хеймитч знал только одно место, где можно было говорить спокойно и безопасно - крыша Тренировочного центра, как раз над этажом, который занимал Двенадцатый дистрикт.

Одиннадцатый и Двенадцатый знали друг друга уже давно. Рубака был единственным ментором мужского пола в своем дистрикте, кому под силу было сопровождение трибутов и все эти выезды в столицу - его собственному наставнику, в свою очередь, недавно исполнилось семьдесят лет. Не первый год мужчины встречались на Играх. Не раз они тайком общались на той самой крыше и обсуждали события и новости, не предназначенные для столичных ушей. Не единожды им обоим приходилось провожать на Арену своих подопечных, а потом прикладываться на пару к бутылке, чтобы помянуть погибших.

И уже очень и очень давно они научились понимать друг друга без слов.

Выразительно крякнув, Одиннадцатый нехотя встал, засунул подмышку карту, стопку бланков и вразвалочку направился к выходу. Хеймитч надеялся, что он понял подмигивания и будет ждать его в условленном месте. Оставалось добраться до крыши, не привлекая внимания. Точнее, привлекая его как можно больше.

Он пошатнулся и с грохотом свалился на пол, опрокинув стул, на котором только что сидел. Остававшиеся в зале распорядители и профи переглянулись и обменялись кривыми усмешками – видимо, радуясь высоким оценкам, Двенадцатый снова надрался! Никто из них даже не пошевелился, чтобы помочь ему подняться на ноги. Он выдержал паузу, затем грязно выругался и попытался встать из-под стола, стараясь издавать как можно больше громких звуков. Жаль, что он мало выпил сегодня за ужином – для полного эффекта не хватало только, чтобы его вырвало прямо в конференц-зале. Тогда уж точно никому не придет в голову сопровождать его! Но он напрасно беспокоился: никто из капитолийцев даже не двинулся с места, предоставляя ему возможность собственными силами добираться до лифта.

Первый акт своего собственного спектакля он отыграл на «отлично» - образ вечно пьяного ментора никогда еще не подводил его.

Когда Двенадцатый выбрался на крышу, там вовсю гулял ветер. Рубака стоял у парапета, прямо перед силовым полем, и задумчиво разглядывал ночное небо. Как-то лет пять-шесть назад ментор Третьего случайно проговорился им, что напряжение поля гасит звуковые сигналы, и теперь все особо важные разговоры велись на самом краю крыши.

- Что, черт подери, происходит? - зашептал Хеймитч, приветственно протягивая другу руку. - Первое общее собрание всего за день до Арены - за двадцать пять лет моего менторства такого еще никогда не было! И меня, и эту кошмарную женщину поселили в отеле, отдельно от Тренировочного центра, туда и обратно возят по расписанию едва ли не в бронированной машине. Цинна - единственный, с кем я могу общаться без проволочек, и то лишь потому, что он не последний человек в Капитолии… здесь, что, все с ума посходили?

Принимая его пожатие, Рубака усмехнулся и выразительно поднял брови:

- Так ты не в курсе? В Панеме здорово штормит, дружище - и не только в морском дистрикте.

Глава 8

Ментор стоял перед огромным зеркалом в собственном номере и поправлял шелковый шейный платок, завязанный тугим хитроумным узлом. На память пришла вчерашняя шаль Сенеки Крэйна – морская волна, ультрамодный цвет сезона. Но, в отличие от Главного Распорядителя, он не чувствовал себя модником. Скорее, висельником: было ощущение, будто ему на шею накинули петлю и теперь медленно затягивают ее, не позволяя дышать.

А он-то наивно понадеялся, что, поскольку Цинна весь день занят с Китнисс, ему будет позволено одеться самостоятельно! Он уже присмотрел в своем богатом гардеробе черный костюм, вполне подходящий будущему мероприятию. И даже подобрал черную же сорочку… получилось мрачно, но довольно торжественно. Хеймитч хмыкнул: он всего неделю общался с Цинной, а уже сказывалось дурное влияние Мастера – неужто старый пропойца начал разбираться в «актуальных цветах» и «модных стилях»?

Самостоятельности не получилось: ровно за три часа до начала интервью в дверь его номера настойчиво постучали, и, опасаясь непредсказуемых последствий, он вынужден был открыть. Цинна прислал своего помощника. Очаровательный молодой человек с жеманными манерами и высоким, но приятным голосом почти час порхал вокруг ментора, причесывая его космы и придавая щетине на физиономии вид легкой модной небритости. Траурный черный наряд подвергся безжалостной критике. После долгих споров у распахнутого шкафа ментор и стилист сошлись на антрацитовом костюме, белой сорочке и том самом платке, который сейчас отчаянно пережимал Двенадцатому шею. Все бы ничего, но в довершение издевательств молодой человек возмущенно прощебетал, что без маникюра не выпустит своего клиента за дверь. Ментору искренне захотелось поддать мальчику хорошего пинка, и только чувство глубокого уважения к Цинне помешало ему сделать это.

Когда он вышел к служебной машине, ожидавшей его и Эффи Бряк у входа в отель, никто не узнал в нем Хеймитча Эбернети. Капитолийка спустилась следом за ним. Ее шелковое драпированное платье неожиданного стального цвета на удивление выгодно подчеркивало сегодняшнюю боевую раскраску и ядовито-розовый парик. Окинув своего спутника придирчивым взглядом, Эффи довольно заулыбалась. Он закатил глаза и оскалился в усмешке, надеясь, что выглядит достаточно свирепо, чтобы она догадалась удержать свои комментарии по поводу его внешности при себе.

Всю дорогу до Тренировочного центра они молчали, и ментор смог прокрутить в голове вчерашний разговор с Одиннадцатым. В Панеме штормило? Он как-то не заметил особых волнений дома в Двенадцатом, когда покидал родной дистрикт. А может, ему просто не было дела? Телефон, положенный победителю, он уничтожил в своем доме еще много лет назад, телевизор смотреть привычки не имел. Да и с общением у него всегда была напряженка. Единственным человеком в Двенадцатом, кто мог быть в курсе дел и не побоялся бы рассказать об этом, был мэр Андерси. И, может, парочка молодых миротворцев, которые симпатизировали старому ментору. Старуха Риппер, у которой он покупал самогон, знала все на свете, но даже она никогда не говорила ничего подобного. И, тем не менее, он не сомневался в словах Рубаки. Одиннадцатый не был болтуном, и если он говорил, что в стране неспокойно, значит, у него были основания так говорить. В конце концов, не все менторы вели такой же затворнический образ жизни, как Двенадцатый. Многие на правах победителей общались и даже гостили друг у друга. Хеймитч Эбернети был, пожалуй, единственным, кого мысль о гостях и поездках приводила в бешенство. Вероятно, поэтому он и не знал о том, что творилось в других дистриктах.

Его мысли прервал шум толпы – они подъехали к месту презентации, сцене перед Тренировочным центром. Машина остановилась, перед ним бесшумно распахнули дверцу. Он смачно выругался, выбираясь наружу – до чего непривычно было двигаться в строгом узком костюме! Зато Эффи выпорхнула из машины, словно большая экзотическая бабочка, рассыпая вокруг очаровательные улыбки. Кому-кому, а этой глупой женщине подобная мишура доставляла непередаваемое удовольствие! Особенно сейчас: даже у тщательно огороженного служебного входа миротворцы с трудом сдерживали бурлящую толпу фанатов. Продираясь сквозь руки визжащих капитолийцев, которые пытались хотя бы коснуться легендарного Двенадцатого, он почувствовал, как внутри закипает досада и злость.

Чему они радовались? Очередному шоу? Очередной бойне?

- Нам лучше подняться наверх, - буркнул он Эффи и потащил ее к лифту. – Хочу увидеть ребят до выхода на сцену.

И сказать им пару слов, вертелось на языке.

Наверху у лифта их уже ожидал Цинна – самый удивительный человек, которого Хеймитч встретил в Капитолии за последние несколько лет. Из гримерной вышла Порция – она выглядела уставшей, но довольной. Никто за четверть века не сделал для трибутов Двенадцатого столько, сколько сделали эти двое, внезапно подумал ментор.

- Как дела у Огненной Китнисс? – негромко поинтересовался он у Цинны.

- Сейчас сам увидишь, - так же негромко отозвался молодой человек.

Следом за Порцией появился Пит Мелларк - невозможно взрослый и мужественный в своем черном, расшитом языками пламени костюме. Стильно растрепанные волосы, прямой упрямый взгляд. Не мальчик, но мужчина. Хеймитч с тревогой заглянул в его голубые глаза - они светились твердостью и решимостью. Эх, парень, только не подведи, как заклятье прошептал ментор, тайком скрестив за спиной пальцы.

А вот и девчонка… на мгновение он потерял дар речи. Если бы не колючий стальной взгляд, он не поверил бы, что это Китнисс: огромные темные глаза, яркие полные губы, ресницы, от взмаха которых разлетались искры света. Она вся сияла, словно окутанная золотой пыльцой. Изысканная коса с вплетенными красными прядями покоилась на обнаженном плече. Роскошное платье было усыпано драгоценными камнями и при малейшем движении вспыхивало разноцветными огненными языками. Его так и подмывало сказать что-нибудь ободрительно-приятное этой восхитительной красавице, но, судя по настороженному выражению ее лица, его похвалы интересовали ее в последнюю очередь.

Его снова выручила Эффи: восхищенно ахая, капитолийка засыпала девушку комплиментами, не забыв отдать должное стилистам и визажистам. Иногда даже от нее бывал толк!

Уже перед самым выходом на сцену он решился – подошел сзади и негромко буркнул:

- Не забывайте, вы все еще пара друзей, и ведите себя соответственно.

Китнисс дрогнула, распрямила спину и вслед за Мелларком на негнущихся ногах вышла навстречу софитам, занимая указанное кресло среди сидящих полукругом трибутов.

Теперь он мог спуститься в зал на свое место в первых рядах, позади Цинны и Порции. VIP-зона, для особо важных персон. Ментор огляделся. Сплошь и рядом знакомые лица, за четверть века он мог бы поименно назвать каждого сидящего здесь. Балконы здания справа занимала элита и распорядители Игр, остальные были усеяны камерами и телевизионщиками. На улицах, примыкающих к месту событий, ревела восторженная толпа.

На сцену выскочил Цезарь Фликерман, бессменный ведущий на протяжении вот уже невозможного количества Игр. То же усыпанное белой пудрой лицо, тот же синий костюм. Тот же возраст, что и двадцать лет назад. Если бы из года в год Хеймитч не присутствовал на презентациях лично, он бы ни за что не поверил, что в прямом эфире был действительно живой человек. В этот раз волосы, губы и веки Цезаря отливали зеленовато-голубым… черт подери, опять та же морская волна! Ментор жалобно застонал - на кой черт Цинна заставил его нацепить этот платок? Теперь Капитолий будет упиваться смехотворным зрелищем супермодного Двенадцатого! Да что там Капитолий – весь Панем!

Оставался старый проверенный способ – включить дурака.

Каждому трибуту отводилось ровно три минуты. Хеймитч выглядел скучающим, но на деле старался не пропустить ни единого слова будущих соперников его ребят. Заносчивая кукла из Первого кичилась своей красотой и боевыми навыками. Здоровяк из Второго, безжалостная машина для убийств. Третий, Четвертый, Пятый… ментор беззвучно шевелил губами, машинально повторяя слова трибутов, но даже не пытался их осмыслить - в голове тикал механизм, четко расставлявший говоривших по местам на шахматной доске. Шестой, Седьмой, Восьмой… пешка, ладья, слон…

Представь, что это просто партия в шахматы, сказал он себе. Как там говорил ему в детстве отец - белые начинают и выигрывают?

Он даже не отреагировал на спокойную мощь Цепа, подопечного Рубаки. Только однажды его шахматный отсчет сбился - когда на сцену выпорхнула напарница Цепа, птичка-кроха из Одиннадцатого. У ментора болезненно сжалось сердце. Неужели за нее не нашлось добровольца? Малышке всего двенадцать, какой из нее убийца? Он с сочувствием посмотрел на Рубаку: если бы не Китнисс Эвердин, его девочке-трибуту было бы столько же.

Очередь неумолимо приближалась к трибутам Двенадцатого. Когда Цезарь произнес имя Китнисс, ментор заметил, как отчаянно побледнели ее щеки под слоем грима. Зал восторженно зашумел – Капитолию успела приглянуться пылающая девушка. Китнисс поднялась со своего места и медленно вышла на середину сцены, не сводя испуганных глаз с Цинны в первом ряду. Мастер ободрительно улыбнулся ей, давая понять, что все идет, как надо. Хеймитч слышал его напутствия: быть собой, улыбаться, не нервничать, отвечать на вопросы и разговаривать с Цезарем, как с лучшим другом – непринужденно и приятно.

Ну-ну, невесело усмехнулся он. Лучший способ отшить всех будущих спонсоров – это попросить Китнисс Эвердин сказать капитолийцам что-нибудь приятное.

- Итак, Китнисс, Капитолий, должно быть, немало отличается от Двенадцатого дистрикта. Что тебя поразило здесь больше всего? - спросил Цезарь.

Она выдержала паузу, задумчиво склонив голову на бок, а потом выдавила:

- Тушеное филе барашка. С черносливом.

Цезарь засмеялся, она улыбнулась, и Хеймитч почувствовал, как отлегло от сердца. Теперь он за нее не боялся. Хуже точно не будет. У Фликермана был непревзойденный талант – он мог найти общий язык с кем угодно. А сколько раз его красноречие спасало трибутов от абсолютного провала на презентации! Не зря за все эти годы Капитолий так и не нашел ему замену: Цезарь умел быть очаровательным, непринужденным, внимательным и насмешливым одновременно. Ментор усмехнулся. Был еще один человек, совсем мальчишка, у которого это вышло бы не хуже. Этот человек сидел сейчас на сцене и, наверняка, нервничал, ожидая своей очереди. Какая удача, что он последний!

Хеймитч тяжело вздохнул - он возлагал на его интервью очень большие надежды.

- Кстати, Китнисс, - продолжал в это время Цезарь мягким доверительным тоном, - когда я увидел тебя на церемонии открытия, у меня едва не остановилось сердце. А ты что подумала о своем костюме?

- Вы имеете в виду, после того, как я перестала бояться, что сгорю в нем заживо? – насмешливо уточнила она, и ей вторил взрыв неподдельного хохота со стороны зрительного зала. Хеймитч удивленно вскинул брови – у девочки, оказывается, есть чувство юмора?

- Я подумала, – продолжала тем временем Китнисс, – что Цинна замечательный, и это самый потрясающий костюм из всех, какие я видела. Я просто поверить не могла, что он на мне. И не могу поверить, что сейчас на мне это платье. Вы только посмотрите!

Она встала с кресла, кокетливо расправила юбку и медленно начала кружиться, поднимая руки вверх и вращаясь все быстрее и быстрее. Развеваясь, юбка сверкнула всполохами пламени, казалось, еще мгновение – и она действительно загорится! Публика завизжала от восторга. Еще бы - и платье, и сама Китнисс произвели настоящий фурор: потрясающе красивая девушка в потрясающем произведении искусства!

Цинна многозначительно оглянулся на Хеймитча. То ли еще будет, кивнул ему в ответ ментор, загадочно усмехаясь собственным мыслям.

- Не прекращай! – взмолился Цезарь, подхватив девушку за талию, когда она, наконец, остановилась и начала пошатываться от кружения.

- Придется, - Китнисс легкомысленно хихикнула и схватила его за руку, пытаясь сфокусировать сверкающий от возбуждения взгляд. - У меня все плывет перед глазами!

- Не бойся, я тебя удержу! – Фликерман бросил дурашливый взгляд на Двенадцатого и выразительно вскинул брови. - Не позволю тебе последовать по стопам твоего ментора.

Ага, смейтесь, добродушно кивнул Хеймитч всеобщему гиканью и улюлюканью. Долго еще ему будут припоминать в столице его нырок с трибуны на Жатве. Ничего, эту мелочь он переживет. Смейся, Капитолий… посмотрим, кто будет смеяться последним на этот раз.

Цезарь спросил о показе - как она умудрилась заработать одиннадцать баллов? Китнисс бросила в зал многозначительный взгляд и пошутила, что ее выступлению лучше остаться тайной - разумеется, с разрешения кое-кого из официальных лиц. Ей ведь не стоит рассказывать об этом? Хеймитч вспомнил о распорядителе, который искупался в пунше, и посмотрел на балкон, чтобы определить, кто станет возмущаться громче других. Ну, надо же – это Плутарх Хавенсби! Ментор ошеломленно наблюдал, как почетный сенатор Капитолия и правая рука Сенеки Крэйна широко улыбался и кричал «нет» со своего места.

- Ты молодец, парень. – Ментор наклонился к Цинне и благодарно сжал его плечо. – Без тебя она бы не справилась.

- Ошибаешься, - шепотом отозвался молодой человек, не сводя с Китнисс восхищенных глаз. Там, на сцене, она шутила и смеялась. До сих пор Хеймитч вообще не представлял, что эта девушка умеет шутить и смеяться. – В этом нет моей заслуги. Разве ты не видишь, Двенадцатый – она на самом деле такая…

А потом ее спросили о сестре, и шутки закончились. Над Круглой площадью мгновенно повисла гнетущая тишина. Ментор почувствовал, как визжавший до этой минуты зал затих в тревожном ожидании. Мониторы крупным планом показали каменное лицо Китнисс – на нем больше не было смеха и легкомыслия. Серые глаза отливали холодом и сталью.

- Ее зовут Прим, - твердо и глухо отозвалась она. – Ей всего двенадцать. И я люблю ее больше всех на свете.

- Что она сказала тебе после Жатвы? – осторожно спросил Фликерман. - После того, как ты заняла ее место?

Цинна замер, Хеймитч затаил дыхание и скрестил пальцы. Давай, девочка, скажи им - и пусть весь Панем услышит и запомнит это!

- Она просила меня очень постараться и победить. И я поклялась, что постараюсь.

Теперь можно было и закругляться. Цезарь попрощался, Китнисс сдержанно, только из вежливости, качнула головой и вернулась на свое место в полукруге трибутов. Испуганный взгляд стальных глаз вопросительно метнулся к Цинне. Все в порядке, одними губами произнес тот и показал в ответ два поднятых больших пальца. Китнисс облегченно выдохнула, кривя губы в вымученной улыбке.

Когда последним к Цезарю вышел Пит, Хеймитч почувствовал, как сдавило в груди и перехватило дыхание. Черт подери, он так не боялся даже собственной презентации двадцать пять лет назад! Но он напрасно волновался: мальчишке с ходу удалось завоевать зрительские симпатии - из толпы то и дело раздавались крики и смех. Легко и непринужденно улыбаясь, Пит поделился с Цезарем своими наблюдениями о столице, сравнил трибутов с хлебом из их дистриктов, пошутил об опасностях, которые таили в себе капитолийские ванны. «Скажите, я все еще пахну розами?» - спросил он у Фликермана, и они принялись на пару дурачиться и обнюхивать друг друга, заставляя зрителей покатываться со смеху.

Так прошла почти половина интервью, когда Цезарь, наконец, задал Питу тот самый вопрос: каждый год ведущий спрашивал у кого-нибудь из юношей одно и то же - не ожидает ли их дома прекрасная девушка?

- Не может быть, чтобы у такого красивого парня не было возлюбленной! Давай, скажи нам, как ее зовут! - не отставал Цезарь, по-дружески подталкивая локтем собеседника.

Хеймитч сжался – он видел, что парень колеблется.

- Ну… есть одна девушка… я люблю ее, сколько себя помню. - Голос Пита предательски дрогнул. Он поднял глаза на ментора в зале, и на мгновение их взгляды встретились. - Только... я уверен, до Жатвы она даже не знала о моем существовании.

Из толпы раздались возгласы понимания и сочувствия. Безответная любовь - ах, как трогательно! Хеймитч коротко глянул на Китнисс: она чуть сдвинула брови, на ее сосредоточенном лице читалось легкое удивление. И еще что-то непонятное. Ох, что сейчас будет…

- У нее есть другой парень? – не унимался Цезарь. Пит неопределенно повел плечами.

- Не знаю… многие парни в нее влюблены…

- Значит, все, что тебе нужно, это победа! - ободрительно улыбнулся Фликерман. - Победи в Играх и возвращайся домой, тогда она точно тебя не отвергнет!

- К сожалению, не получится. Победа... в моем случае не выход.

- Почему нет? - озадаченно спросил ведущий, вопросительно оглядывая зрителей.

Хеймитч почувствовал, как дернулось сердце Мелларка, словно это было его собственное. Он без преувеличения мог сказать, что весь Панем замер в ожидании ответа.

Пит на мгновение умолк, потом покраснел и, опустив глаза, наконец, выдавил:

- Потому что... потому что... мы приехали сюда вместе.

Глава 9

Это было похоже на взрыв - эффект превзошел все его ожидания. Откровения Пита подействовали на зрительный зал, словно разорвавшаяся бомба. Публика возбужденно шумела, Цезарь сочувствующе хлопал парня по плечу и говорил что-то ободрительное, а Хеймитч не сводил глаз с экрана, на котором застыло шокированное лицо Китнисс Эвердин. На мгновение ментору даже показалось, что девочка упадет с кресла - изумленно открыв рот и распахнув глаза, она растерянно хлопала ресницами и медленно сползала на край сиденья.
А потом до нее дошел смысл его слов - лицо ее вспыхнуло, и она смущенно отвернулась от камер, растерянно спрятав глаза и в кровь прикусив губы.
Толпа восторженно ревела и безумствовала - Пит Мелларк своим признанием в любви совершенно затмил всех остальных трибутов. Когда крики, наконец, утихли, Пит произнес сдавленным голосом: «Спасибо» и, стараясь не смотреть в сторону Китнисс, вернулся на свое место. Заиграл гимн, трибуты поднялись с кресел. Хеймитч довольно оглядел площадь: на каждом экране, куда ни глянь, были его ребята, такие бедные-несчастные, отделенные друг от друга парой футов – непреодолимой пропастью в глазах сердобольных зрителей!
Он хмыкнул. Бедные-несчастные? Знали бы они правду!
Едва умолкли последние аккорды гимна, Китнисс очумело шарахнулась от Пита и бросилась к дверям Тренировочного центра, яростно расталкивая локтями будущих соперников, чтобы как можно быстрее скрыться от вездесущих камер. Заметив ее панику, Хеймитч и Цинна тоже вскочили со своих мест. Порция и Эффи едва поспевали следом, путаясь в складках длинных платьев. Ментор заметил светлую макушку Пита - Мелларк с трудом пробирался сквозь толпу и отчаянно вертел головой, пытаясь отыскать в людском потоке темные с красными прядями волосы Китнисс.
Оказавшись в фойе, Хеймитч внимательно огляделся - ни Китнисс, ни Пита внизу уже не было. Цинна добрался до ближайшего свободного лифта и призывно помахал рукой.
- Сюда! – он поспешно шагнул внутрь кабинки. – Эффи, Порция?
- Доберутся, - отрезал ментор, нажимая на кнопку с номером верхнего этажа.
Обычные две минуты подъема показались вечностью. Хеймитч смотрел на светящуюся неоном цифру «12» над дверью и тупо считал до ста, пытаясь успокоиться.
- Бог мой, и зачем только он сделал это? - внезапно выдохнул Цинна и закрыл руками лицо, сокрушенно качая головой.
- Вообще-то это я посоветовал ему разыграть для Панема эту мелодраму, - растерянно выдавил ментор, пытаясь оправдать Пита. Он никак не ожидал такой реакции со стороны всегда спокойного и выдержанного молодого человека. И его удивило, когда Цинна изумленно повернул голову и уставился на него сквозь пальцы широко распахнутыми глазами, в которых светилась укоряющая боль.
- Какую еще мелодраму? – он шумно выдохнул. – Неужели ты настолько бесчувственный, Двенадцатый? Ты, что же, не видишь – этот мальчик… он действительно любит ее! Это просто жестоко… зачем ты заставил его сделать это?!
Он убрал руки от лица и гневно сдвинул брови, ожидая объяснений.
- Я не заставлял, - оправдываясь, забормотал Хеймитч и судорожно дернул узел платка на шее, безуспешно пытаясь освободиться от модной удавки. – Я просто подсказал парню, как можно помочь Китнисс заполучить побольше спонсоров…
- Я сам помог бы ей заполучить спонсоров! – перебивая его, воскликнул Цинна, и его голос зазвенел гневом и возмущением. – Неужели тебе не хватило бы моего влияния? И моих знакомств? Зачем было приплетать в это дело Пита? Ты же видел Китнисс – сомневаюсь, что она обрадовалась его признанию! И ее лицо на экранах горело не от девического смущения – это была самая настоящая ярость! Ты хоть представляешь, что сейчас будет там, наверху?
Конечно, он представлял… еще как представлял! И этот проклятый лифт, как назло, полз, будто черепаха! Почему так медленно? Неужели чуду капитолийской техники до двенадцатого этажа нужно подниматься аж полчаса? Или это время здесь замедлилось, и каждая секунда казалась ему сейчас целой вечностью?
Наконец в кабине мелодично тренькнул колокольчик, оповещая пассажиров о прибытии, и в ту же секунду из-за еще закрытых дверей послышался грохот и звон разбивающегося стекла. Ментор и стилист испуганно переглянулись – ну, началось!
Когда они выскочили из лифта - Хеймитч и Цинна из одного, Порция и Эффи из другого, - Пит уже полулежал на осколках уродливого хрустального вазона. Его ладони были усеяны мелкими стеклами и кровоточили. Цинна как в воду глядел - глаза нависшей над парнем Китнисс метали молнии.
- Что происходит? – истерично закудахтала Эффи, бросившись к Питу, словно курица к цыпленку. Складки длинного платья запутались вокруг ног, и, споткнувшись, она сама едва не оказалась на полу рядом с ним. - Ты упал?
- Да, - сердито отозвался Пит, когда она попыталась помочь ему подняться на ноги. - После того, как она меня толкнула!
Ментор скрипнул зубами и медленно повернулся к Китнисс - его прищуренные глаза и раздувающие ноздри разозленного носорога не сулили ей ничего хорошего. Коротко переглянувшись с Порцией, замерший рядом Цинна сокрушенно покачал головой.
- Ты-его-толкнула? - отчетливо выговаривая каждое слово, зашипел Хеймитч, с трудом сдерживая рвущуюся наружу ярость.
- Это ведь ты придумал, да? – она набросилась на наставника, как взбесившаяся кошка. - Выставить меня дурой перед всей страной?
- Это была моя идея, Хеймитч мне только помог, - примирительно вставил Пит, вытаскивая из ладоней впившиеся осколки и морщась от боли, и ментор изумленно выпучил глаза. Да что же это, черт подери, с ним творится?! Девчонка покалечила его, накануне Арены, а этот болван даже сейчас пытается защитить ее!
- О да, Хеймитч просто прекрасный помощник… для тебя! - Китнисс смерила напарника негодующим и презрительным взглядом, и ментору отчаянно захотелось влепить ей увесистую затрещину. Хорошо, что здесь куча народу, иначе он бы за себя не поручился! И не посмотрел бы, что она еще малолетняя тупица!
- Какая ж ты дура! – судорожно переведя дыхание, презрительно бросил он, пытаясь усмирить зверя внутри себя. - Думаешь, он тебе навредил? Да этот парень подарил тебе то, чего ты сама в жизни бы не добилась!
- Из-за него все будут считать меня разнеженной девицей! – Китнисс едва не плакала от досады и злости.
- Из-за него тебя будут считать обольстительной! - закатив глаза, почти выплюнул в ее искаженное яростью лицо Хеймитч. - И, скажем прямо, на твоем месте я бы тут никакой помощью не брезговал. Ты была привлекательна, как пугало, пока этот парень не признался, что грезит о тебе… Теперь ты всеобщая любимица, ты уже у всех на устах! Все только и будут говорить о несчастных влюбленных из Двенадцатого дистрикта…
- Мы не несчастные влюбленные! – Китнисс метнула на Пита испуганный и озлобленный взгляд и залилась краской. Не сдержавшись, ментор схватил ее за плечи, хорошенько тряхнул и с силой прижал спиной к стене.
- Да какая, к черту, разница? – он яростно выдохнул ей в лицо остатки вчерашней выпивки. - Это все показуха. Главное - не кто ты есть, а кем тебя видят! Ну что можно было сказать после интервью с тобой? В лучшем случае, что ты довольно милая девочка… ха, по мне и это уже чудо! А теперь ты покорительница сердец - ай-ай-ай, мальчишки дома штабелями падают к твоим ногам! Как думаешь, какой образ даст тебе больше спонсоров?
Кажется, она успокоилась – по меньшей мере, перестала брыкаться, как дикая коза – и, прищурившись, с вызовом смотрела ему в глаза. Видимо, пыталась переварить услышанное. Ментор ослабил хватку и сделал шаг назад. Она тотчас сбросила с плеч его руки и отступила в сторону, поближе к Цинне и Порции.
- Он, безусловно, прав, Китнисс, - пытаясь приободрить ее, Цинна примирительно положил руку ей на спину. Хеймитч хмыкнул – а кто распекал его в лифте всего несколько минут назад? – Не так ли, Порция?
Ментор глянул на Порцию - молодая женщина неопределенно повела плечами, выдавливая из себя жалкое подобие улыбки. Всегда жизнерадостная и задорная, сейчас она теребила рукав своего платья и выглядела такой несчастной, словно это ее, а не Мелларка, утыкали осколками хрусталя. Еще бы – уговорив Цинну сделать ее стилистом Пита, она первая разглядела в своем подопечном не просто симпатичного голубоглазого мальчика.
Озорная и бойкая, сейчас она молча стояла в стороне, разочарованно глядя на Китнисс.
- Надо было хотя бы предупредить меня, чтобы я не выглядела такой идиоткой, - уже спокойнее пробормотала девушка, заметив осуждение в ее глазах.
- Ты отреагировала… замечательно, - поймав предупредительный взгляд Цинны, нехотя выдавила Порция. - Знай ты обо всем заранее, вышло бы далеко не так убедительно.
- Она просто переживает из-за своего парня, - неожиданно подал голос Пит. А вот это уже что-то новенькое! Все как один уставились на Китнисс – Цинна с удивлением, Эффи с жалостью, Порция с недоверием. Она вспыхнула - видимо, в словах Пита была правда - и растерянно пробормотала сквозь зубы:
- У меня нет парня!
- Да мне без разницы, - Мелларк уже поднялся на ноги и теперь с сожалением отряхивал испорченный костюм, пиная окровавленные осколки и избегая смотреть присутствующим в глаза. Порезы на его ладонях продолжали кровоточить. - Но я уверен, у него хватит ума распознать притворство. К тому же, никто ведь не говорил, что ты любишь меня? Так что можешь не волноваться.
Теперь Китнисс выглядела действительно растерянной. Ее взгляд остановился на каплях крови на белоснежном ковре. Она вздрогнула и виновато посмотрела на ментора. Была в ее глазах такая незащищенность и потерянность, что Хеймитч молча смачно выругался и тотчас простил ей ее истерику.
- Верно, никто такого не говорил, - она неуверенно поежилась и спросила: - А когда Пит сказал, что… гм!... влюблен в меня, все, наверное, подумали, что я тоже его люблю?
Я тоже его люблю… Мелларк поспешно отвернулся, но Хеймитч успел заметить, как от ее слов дернулось его побледневшее лицо. Ментор возмущенно уставился на Китнисс. Ух, и как же можно быть такой бесчувственной дурой, захотелось заорать ему.
- Я подумала, - Порция снисходительно улыбнулась ей, потом пристально посмотрела на Пита. Видимо, тоже заметила его замешательство. - Ты так пряталась от камер, краснела...
- Ты прелесть, солнышко, - покачав головой, устало уронил Хеймитч. У него больше не осталось сил спорить и сражаться с ней. - Спонсоры будут занимать очередь в другом конце квартала.
Наверное, ей стало стыдно - Китнисс оглядела окружающих, и ее лицо пошло красно-белыми пятнами. Она опустила глаза, неловко шагнула к напарнику и примирительно пробормотала, виновато кусая губы:
- Прости, что я тебя толкнула…
- Пустяки… хотя, строго говоря, это против правил, - спокойно, даже прохладно ответил Пит, не сводя обожающего взгляда с ее макушки. Его голубые глаза искрились светом, излучая необъятную нежность, а на губах играла легкая улыбка. Ментор болезненно помор-щился – неужели она и вправду ничего этого не видит? Впрочем, как она может видеть – уставилась в пол и сверлит в нем дыры!
- Как твои руки? – еще тише прошептала она.
- Ничего, заживут.
Хеймитч кашлянул и глянул на Цинну, выразительно поднимая брови. Возможно, Мастер был прав, и Двенадцатый погорячился, когда назвал признание Пита мелодрамой. И Пит был прав, когда рассказал о своих чувствах, отчетливо понимая, что, возможно, уже никогда не сможет этого сделать. И Порция была права, глядя сейчас на Китнисс с жалостью и негодованием. И только он ошибался, считая, что для достижения цели хороши все средства.
- Пойдемте ужинать, - примирительно предложил ментор, принюхиваясь к ароматам, доносившимся из столовой. В ответ на его слова призывно заурчал желудок.
- Мы присоединимся к вам через минуту, - Порция мягко взяла Пита за руку. – Я хочу перевязать его ладони.
Когда они скрылись в лифте, а Эффи повела Китнисс в столовую, ментор на мгновение задержался в коридоре и обернулся к Цинне.
- Теперь ты видишь? Этой глупой девочке нет до него никакого дела, - он вздохнул и, поморщившись, устало потер лоб. - Она и думать не подумала, что все его слова там, на площади, были правдой и шли от чистого сердца. Даже я это понял, даже ты, даже наша глупая Эффи - только не Китнисс! Для нее это всего лишь притворство, розыгрыш… пусть и дальше так думает. Все равно это ничего уже не изменит.
- Что ты хочешь этим сказать? – обеспокоено спросил молодой человек.
Хеймитч хмуро хмыкнул. У них с Питом был один общий маленький секрет, и при всем уважении к Цинне ментор не собирался с ним делиться. Не сейчас.
- Скоро сам увидишь, - только и ответил он, направляясь в столовую.
Порция и Пит вернулись, когда с первым блюдом было уже покончено. Ментор коротко глянул на Порцию. Ему показалось или она действительно плакала? Еще бы – не каждый день провожаешь своих подопечных на Арену, на верную смерть... а Арена уже завтра.
После ужина все перешли в общую гостиную смотреть повтор интервью. Китнисс то и дело хмурила лоб, критически разглядывая себя на экране, и давала самые нелестные комментарии и своему поведению, и своим манерам. Цинне даже пришлось убеждать ее в собственной неотразимости. Но стоило на экране появиться Питу, как весь ее бунтарский пыл иссяк – она умолкла и только внимательно смотрела на него и прислушивалась к его словам, словно пыталась понять, шутит он или все-таки говорит всерьез.
Когда отыграл гимн и экран погас, в комнате повисло тревожное молчание. Настало время прощаться. Хеймитч знал завтрашний ритуал, как свои пять пальцев. На рассвете ребят разбудят и станут готовить к Арене, до которой еще нужно добраться к десяти утра. По-настоящему Игры начинаются в десять - в Капитолии встают поздно. И ментор, и Эффи останутся в Тренировочном – отсюда они оба направятся в телецентр, где будут наблюдать за ходом Игр. До Арены ребят проводят Цинна и Порция… Хеймитч поморщился – хорошо, что ему не придется быть последним, кто посмотрит им в глаза там, в планелете. Он очень сильно сомневался, что Китнисс обрадовала бы такая перспектива. Да и его самого тоже.
Эффи пожала обоим подопечным руки, со слезами на глазах - а как же без них? - пожелала им удачи и поблагодарила за то, что они были такими славными трибутами - лучшими из всех, с кем ей довелось иметь дело. Он уже хотел похвалить ее тактичность, но она тут же добавила:
- Я даже не удивлюсь, если в следующем году меня переведут в приличный дистрикт!
Китнисс хмыкнула, пряча улыбку - очевидно, она тоже уже смирилась с неоспоримым фактом вселенской глупости Эффи Бряк. Эффи театрально поцеловала в щеку сначала ее, потом Пита и торопливо скрылась за дверью, то ли всерьез растроганная прощанием, то ли окрыленная открывающимися перед ней перспективами.
Пришла его очередь. Он заготовил целую речь, но увидев хмурый стальной взгляд, решил ограничиться только дельным советом.
- Как только ударят в гонг, скорее уносите ноги, - он выразительно поднял брови. - Мясорубка перед Рогом Изобилия не по зубам ни одному из вас, поверьте мне на слово. Убирайтесь что есть духу, чем дальше от других, тем лучше, и ищите источник воды. Ясно?
- А потом? - настороженно спросила Китнисс. Ментор посмотрел ей в глаза. Взгляд такой прямой и уверенный - если она и боялась, то спрятала свой страх где-то очень глубоко, на самом дне этих удивительных глаз.
- А потом постарайтесь выжить, - только и смог ответить он.
Тот же совет он дал им в поезде, но теперь он не пил и не смеялся.


Глава 10

Когда служебная машина привезла его обратно в отель, было уже далеко за полночь. Он давно не питал иллюзий насчет того, чтобы успокоиться и уснуть в эту ночь. За все ночи накануне Арены, проведенные в Капитолии за двадцать пять лет, ему этого ни разу не удавалось. Поэтому первое, что он сделал, войдя в свой номер - откупорил случайно попавшуюся под руку бутылку и плеснул ее содержимое в стакан. Повезло – это оказался его любимый напиток! Он покрутил перед глазами ёмкость с густой ароматной жидкостью. Если бы в эту минуту Цезарь Фликерман спросил его, чего ему действительно не хватает в Двенадцатом, зло подумал ментор, он бы без раздумий ответил - белого ликера и собственного мойщика посуды. Пить порционно и из чистых стаканов он мог только в столице.
Рывком он содрал-таки с шеи ненавистный платок и отшвырнул его в сторону. Тугой воротничок сорочки все еще душил его, и он едва не вырвал две верхние пуговицы, пытаясь расстегнуть их. Потом с облегчением сбросил у входа остроносые туфли, поспешно стянул пиджак, как попало выворачивая рукава, и уронил его на пол, оставшись в брюках и шелковой рубашке. Безумно дорогие и супермодные, все эти тряпки давили на него, в них он чувствовал себя разодевшимся капитолийским болваном.
Коим никогда не был и не собирался становиться.
Голова раскалывалась от скачущих в ней мыслей. Он отчетливо представлял себе завтрашний день. Лишь бы у ребят хватило ума послушаться его! Ну, за Мелларка можно быть спокойным: из них двоих парень явно больше дружил с мозгами, а значит, он поступит так, как посоветовал ему ментор. С Кит сложнее – за те дни, что они провели рядом в Капитолии, Хеймитч так и не сумел до конца понять, чего же ему ожидать от огненной девчонки. Ее несносный характер был точной копией его собственного. Он беспокойно поморщился. Станет ли она слушать его? Ведь они так похожи - он бы точно никого не послушал!
Ментор с горечью ухмыльнулся. И где он теперь со своим непослушанием?
Оставалось только надеяться на ее стойкость и здравый смысл.
Нарушая его самокопание, в дверь тихо постучали. Он удивленно вскинул брови – кого это принесли черти в такое время? - нехотя поставил нетронутый стакан на барную стойку и медленно подошел к двери.
- Кто?
- Открой, Двенадцатый, это я, - раздался негромкий голос Цинны. Как же он рад сейчас этому человеку! Облегченно выдохнув, ментор с готовностью широко распахнул дверь.
- Не помешал? - никогда еще Хеймитч не видел такого Цинну: в драных джинсах, заляпанных какой-то краской, мятой футболке без рукавов и спортивных мягких туфлях на босу ногу, с мокрыми волосами и синевой под глазами. Удивленно моргая, он молча гостеприимно указал на диван в гостиной. Молодой человек вошел внутрь, огляделся, хмуро потер уставшее лицо.
- Я провел Порцию до ее номера. Потом честно поднялся к себе, принял душ и даже залез под одеяло, - его голос дрогнул, и он повел плечами, - а через час понял, что не смогу уснуть… как у них это получается – спать в ночь перед Ареной?
Ментор усмехнулся и закрыл дверь за ночным посетителем.
- А кто тебе сказал, что у них это получается? – он угрюмо покачал головой в ответ на растерянный взгляд Цинны. – Ничего, вот проведешь два десятка Игр, тогда и перестанешь удивляться элементарным вещам. Поверь старому ментору - ни один из двадцати четырех трибутов не спит этой ночью… даже профи!
Поежившись и спрятав руки в карманы джинсов, Цинна прошел вглубь гостиной, даже не глянув в сторону валявшегося на полу дорогущего пиджака из своей последней коллекции. Обычно Мастер был более внимательным к собственным творениям. Хеймитч прекрасно понимал его - окажись он сам сейчас абсолютным голышом, Цинна бы этого даже не заметил. Он выглядел совершенно разбитым. Судя по напряженному выражению лица, его занимали другие, не самые веселые мысли. Неужели, всегда жизнерадостный и полный оптимизма, сейчас он так убивался из-за предстоящего и, возможно, последнего разговора с Китнисс Эвердин?
Внимание Мастера привлек письменный стол, на котором в беспорядке валялись карта Арены, прайсы и бланки первых счетов. Он взял в руку один из них. Хеймитч заметил его сосредоточенный взгляд, пробежавший по колонкам цифр и замерший на итоговой строке.
- Немалая сумма… тебе это по карману? – повернув голову в его сторону, глухо спросил он.
- Пока да.
На диване рядом валялась солидная менторская папка. Хеймитч вытащил из нее скрепленный круглой печатью документ и протянул его своему собеседнику.
- Первый контракт? Когда ты успел подписать его? – Цинна придирчиво вертел в руке бланк, словно желал лишний раз убедиться в его подлинности, потом с подозрением сдвинул брови. – За последние пару дней не припомню, чтобы ты общался со спонсорами.
- Старые связи, - уклончиво ответил ментор. - Для начала этого должно хватить. А там будет новый день, появятся новые возможности… надеюсь, от спонсоров действительно не будет отбоя.
Он забрал документ из рук Мастера и спрятал обратно в папку. Это был еще один его маленький секрет - личный анонимный банковский счет. Не Хеймитча Эбернети, но ментора Двенадцатого дистрикта. Разумеется, ни в Капитолии, ни в родном дистрикте знать об этом не знали. Он открыл его десять лет назад по совету Рубаки, когда на седьмой день Игр погиб самый удачливый его трибут, не успев потратить довольно приличную сумму, которую выделил его щедрый спонсор. Поначалу Хеймитч ничего не хотел слушать - только грозно брыкался и грозился засунуть эти бумажки в одно не слишком удаленное место.
- Не кипятись, я же не предлагаю забрать их себе, - выразительно подняв брови, сказал тогда его приятель и собутыльник. - Авось в следующем году они пригодятся кому-то еще?
Его мудрые слова заставили Хеймитча всерьез задуматься. Рубака будто в воду глядел – однажды удачно вложенные, деньги приносили стабильный доход, и в следующие годы у Двенадцатого не было проблем с оплатой базовых условий Арены. Вот и сейчас, пока его ребята посещали тренировки, отрабатывая навыки выживания и предоставив зануду-ментора самому себе, он исхитрился сбежать из-под присмотра Капитолия и выбрался в банк. И теперь с чистой совестью подписал первый контракт на содержание Китнисс Эвердин и Пита Мелларка. Когда-нибудь он наберется смелости и расскажет об этом Цинне – похоже, этому человеку он смог бы довериться. Но не сейчас. Еще не время.
- Что ж, раз ты тоже решил бодрствовать сегодня ночью, не составишь мне компанию? Хочу поделиться с тобой кой-какими соображениями, - Хеймитч подкатил к столу высокое кресло, устроился в нем и разложил перед собой прайс. Отбросив манеры и церемонии, Цинна присел рядом прямо на край стола.
- Итак, пункт первый, растительность. Это обязательное условие, его оплачивают все, поэтому будет не так накладно. Надеюсь, там действительно окажется приличный лес, а не пара кустов на голой равнине, - ментор сделал пометку галочкой напротив верхней строчки и презрительно фыркнул. – Сам Сенека Крэйн лично пообещал мне, что в этом году зрителей ожидает захватывающее зрелище!
- Пункт второй, источник воды. Я вписал в заявку ручей. Все равно Китнисс нечего делать возле озера - это Рог Изобилия, банда профи и, как следствие, верная смерть. Значит, озеро ей не понадобится. Если она послушается меня, то найдет ручей в течение одного-двух дней, больше ей без воды не продержаться, - вторая строчка была безжалостно вычеркнута из статьи расходов. Ментор поднял глаза на собеседника и предупредительно добавил: - Когда будешь провожать ее, обязательно проследи, чтобы она вдоволь напилась перед Ареной!
Цинна молча утвердительно кивнул - он очень внимательно слушал менторские наставления, прекрасно сознавая важность этого разговора.
- Дальше - оружие, - Хеймитч поставил большой жирный плюс. - Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но хвала Энобарии, она знает в нем толк. Я нашел в ее списке занятную вещицу для Кит – профессиональный боевой лук и колчан со стрелами. Конечно, я не могу гарантировать, что распорядители по доброте душевной подложат его к самому стартовому диску Огненной Китнисс после того, что она устроила им на показе. Но рано или поздно малышка найдет способ добраться до этой игрушки. Думаю, наша девочка обрадуется ей даже больше, чем ручью и лесу, вместе взятым – по меньшей мере, нам не придется тратить деньги и помогать ей с добычей пропитания…
- Подожди, - недоуменно перебил его Цинна, - ты все время говоришь о Китнисс. А как же Пит? Или ты забыл про него?
Хеймитч поморщился. Разве это возможно? За все немалое время его менторства этот странный ненормальный мальчишка оказался первым трибутом, о котором он не смог бы забыть, даже если бы очень этого захотел. Он повидал достаточно за свои сорок с хвостиком. Похоронил родных. Потерял друзей. Проводил на смерть почти полсотни детей. Добровольно исковеркал собственную единственную и драгоценную жизнь, давным-давно потерявшую для него всякую привлекательность... И так же давно он был уверен, что в этом жестоком мире нет ничего такого, ради чего действительно стоило бы жить.
Пит Мелларк в один миг развеял эту его уверенность.
Никто и никогда еще так не удивлял его.
Он смотрел в настороженные зеленые глаза Цинны и понимал, что не сможет отвертеться отвлеченными общими фразами. А значит, ему придется раскрывать карты.
- Парню не понадобится наша помощь, он гораздо умнее нас с тобой. Если он все сделает правильно, надеюсь, на Арене у него появятся союзники, - буркнул он и нехотя пояснил: - Профи.
Минуту Цинна лишь, открыв рот, изумленно молчал. Но вот его взгляд из шокированного превратился в изучающий, и Хеймитч вынужден был отвести глаза.
- Но ты сам сказал только что: профи – это верная смерть! Это что, твоя очередная гениальная идея - добровольно отдать Пита на съедение волкам? – сердито поинтересовался он, недовольно скрещивая руки на груди. – Чего еще я не знаю? И знаю ли вообще хоть что-нибудь?
- Это не мое решение. Есть вещи, которые я вынужден уважать и с которыми должен считаться, даже если они неподвластны моему разуму. На сей раз это действительно решил сам Пит, - ментор примирительно развел руками. – Тут он прав, так ему гораздо легче быть в курсе планов профи, хотя бы на какое-то время…
Он запнулся и внутренне сжался, вспоминая свой нелегкий ночной разговор с Питом после индивидуальных показов. Спокойно и без лишних высокопарных слов и эмоций этот чокнутый шестнадцатилетний мальчишка выложил ментору свои невеселые соображения и планы по сохранению жизни Китнисс Эвердин. Признание на интервью было лишь цветочками. Пит весьма недвусмысленно дал понять, что с самого начала не претендует на победу. Единственное, чего он хотел и для чего просил совета наставника – вступить в союз с профи и по возможности продержаться на Арене как можно дольше, чтобы удержать их от охоты на Китнисс. Хотя бы на какое-то время.
Молчание затягивалось. Цинна вежливо кашлянул, давая понять, что все еще ожидает ответа. Ментор настойчиво избегал его внимательного и напряженного взгляда, и молодой человек подозрительно сузил глаза.
- На какое-то время? – выразительно подняв брови, переспросил он таким тоном, что Хеймитч почувствовал: еще минута безмолвия – и Цинна просто взорвется и осыплет его площадной бранью. – А потом? Что он будет делать потом?
Ему нечего было возразить на этот яростный и возмущенный взгляд. Он закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться от вопросов, на которые у него не было ответа. Где-то под ребрами противно ныло и саднило. Так и не дождавшись ответа, Цинна рывком оттолкнулся от стола и твердым шагом направился к двери.
- Я ухожу, но к рассвету вернусь. Вместе с Порцией, - не оборачиваясь, холодно бросил он. – Даю тебе время подумать, как ты сможешь объяснить ей свои загадочные планы насчет ее подопечного.
Хеймитч молчал. На потом у него не было планов для Пита Мелларка.
Он так и не смог уснуть в эту ночь. Просто погасил свет, допил начатую бутылку ликера, а потом сидел в одиночестве на диване и тупо смотрел в темноту за окном. И очень надеялся, что Цинна не сдержит своего слова и не вернется. Но его надеждам не суждено было сбыться: когда темнота начала светлеть и приобретать знакомые очертания предрассветного Капитолия, дверь позади него без стука распахнулась.
Они оба были в черном, словно надели траур. Порция молча прошла мимо, остановилась у окна и с силой обхватила себя руками, старательно избегая его взгляда - только теребила рукав строгого платья ставшим для ментора уже привычным нервным движением. И тихо шмыгала носом, пытаясь сдерживать слезы. Хеймитч коротко глянул на эти ссутулившиеся маленькие плечики и выжидающе обернулся на ее спутника – Мастер замер в дверях, словно сомневался, стоило ли ему входить. Такой Цинна был ему привычнее: безукоризненный строгий костюм, аккуратная прическа, золотистая подводка вокруг колючих зеленых глаз. Хеймитч примирительно кивнул головой в знак приветствия. Цинна выразительно заглянул ему в глаза и молча указал на платяной шкаф и на душ. Ментору ничего не оставалось, как подчиниться.
Хвала чертям, они ни о чем не стали расспрашивать его.
Капитолийцы давно придумали массу способов корректировать или убирать с лица лишнюю и неугодную растительность, но он упрямо предпочитал старый дедовский метод. Наступал день принятия решений. Скребя бритвой по щекам, он тупо смотрел в стену и обдумывал ближайшие планы.
- А теперь слушай меня внимательно, - буркнул он вошедшему следом Цинне. – Завтра… черт, уже сегодня!... ты будешь последним, кого она увидит перед высадкой. Не позволяй ей раскиснуть. Улыбайся, шути, говори ободрительные слова – что угодно, только бы у девчонки не случилась истерика. Не думай, что я не понимаю, как это нелегко. Я все понимаю. Но первое правило Арены гласит: никакой паники! Поверь мне – если она запаникует, то натворит глупостей. И тогда мы уже ничем не сможем помочь ей.
Ну вот, вроде он сказал ему все, что хотел сказать. Плеснув в лицо ледяной водой, Хеймитч уставился невидящим взглядом куда-то в глубину зеркала. Мастер все так же молча присел рядом на край мраморной ванны, вытянул вперед скрещенные ноги и теперь внимательно наблюдал, как он сквозь зубы начал разговор с самим собой.
- А теперь пару слов для тебя, старый пропойца, - ментор предупредительно погрозил своему отражению кулаком. - На сей раз тебе придется сделать то, чего ты никогда не делал. Тебе придется улыбаться тем, кого ты ненавидишь, заискивать перед теми, кого презираешь, сторониться тех, кто тебе действительно дорог. Тебе придется надеть маску алчности, тупости и корыстолюбия, чтобы сравняться с теми, кто захочет потратить свои деньги на твоих трибутов. Хвалить их, если им этого захочется; лебезить перед ними, если это смягчит их; врать им, если это добавит тебе шансов…
Он запнулся, тяжело вздохнул и покачал головой. Больше всего он ненавидел интриги и закулисные игры. Именно этим ему и предстояло теперь заниматься.
- И тебе придется наступить себе на горло и засунуть свои мысли и свой характер куда подальше, - прервав, наконец, свое молчание, строго добавил сидевший рядом молодой человек, - потому что от них не приходится ждать ничего хорошего!
- Я этого не умею, Цинна.
- Ты же хочешь вытащить оттуда нашу девочку? – уточнил Мастер.
Глупый вопрос – сейчас он хотел этого больше всего на свете! Хеймитч хмуро скосил глаза на собеседника. В ответ на его злой взгляд Цинна лишь повел плечами.
- Значит, тебе придется научиться.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИГРЫ

Глава 11

Он достал из шкафа сверток, укутанный в темную дешевую бумагу, и с нежностью осторожно развернул его, извлекая на свет старую потертую доску и небольшую горстку чудом уцелевших черно-белых деревянных фигурок. Вот уже двадцать четыре года это был его собственный талисман – все, что осталось у него в память о своей семье. Он разложил доску на столе, аккуратно расставил фигурки и с тоской посмотрел на пустые клетки.

Воистину, человек предполагает, а бог располагает.

Так говорил отец когда-то очень давно, в далеком безоблачном детстве. В их скромном доме не было книг, и отец завел толстую тетрадь, в которую записывал мудрые жизненные советы. В свои шесть лет он еще не понимал, откуда простой работяга нахватался всяких заумных высказываний, которыми порой удивлял не только старшего сына, но и многих гораздо более взрослых и образованных земляков. Его отец всегда был настоящим авторитетом и примером мудрости и дипломатии не только для собственных детей.

Как жаль, что ему не досталось от отца ни капли его дипломатичности.

Однажды, когда ему исполнилось семь или восемь, он нашел странную квадратную доску в черно-белую клетку – ее выбросили в мусорный бак позади дома главы миротворцев. Пряча доску под курткой, он тайком принес свой трофей домой. Он прекрасно помнил, как отец безумно обрадовался находке и сказал тогда, что научит его одной занимательной игре. Почти месяц потом они вместе выискивали по всему дистрикту подходящие деревянные чурки, и отец собственными руками вырезал из них странные статуэтки. Из тех, что попроще – три пары среднего размера и целую кучу одинаковых малышей. Из самых красивых – две пары больших. Он называл их королем и королевой, тщательно выпиливая на каждой подобие корон. Потом одну половину статуэток побелил известью, а вторую натер густой угольной пылью и выставил на клетчатой доске в два ряда друг против друга. И поскольку он в свои восемь лет никогда не видел настоящих шахматных фигур, скромные отцовские творения показались ему эталоном прикладного искусства.

Так у него появились первые собственные шахматы.

Конечно, далеко не сразу он освоил азы этой удивительной игры. Но отец снова и снова терпеливо объяснял ему правила, подсказывал выигрышные комбинации, учил рассчитывать наперед ходы противника и отражать их. И однажды настал тот день, когда он честно и без подсказок обыграл своего учителя. Шах и мат, выпалил он, счастливо улыбаясь и гордо вскидывая голову. Еще бы – в свои двенадцать его буквально распирало от чувства собственной значимости! Отец лишь примирительно покачал головой и сказал тогда:

- Будь осторожнее с победой - она гораздо опаснее поражения. Запомни, сын: жизнь - это как игра в шахматы. Но иногда просто выжить становится сложнее, чем победить.

И почему в тот день он не услышал его?

Как старшего из сыновей, отец с детства учил его всяким мужским премудростям: как сплести сеть, как нарубить дрова, как залатать случайный порез от слишком острого ножа. Как постоять за себя и своих близких. Как ценить дружбу и заработать уважение. Как просто прожить жизнь достойным человеком… А еще он учил сына никогда ничего не бояться. Любые трудности, говорил он, это всего лишь задачка, требующая решения. Это как партия на шахматной доске – достаточно только приложить каплю разума и терпения, и решение придет само собой.

Вот только отец не объяснил тогда, что это решение не всегда бывает правильным.

А когда ему исполнилось четырнадцать, отца не стало. И весь мир разом перевернулся и рассыпался на тысячу осколков. Он остался в семье за старшего. И задолго до совершеннолетия вынужден был пойти работать в шахтах, по мере сил и возможностей пытаясь облегчить матери незавидную участь шахтерской вдовы.

Наверно, именно тогда у него и появилась эта дурацкая мысль - во что бы то ни стало попасть на Голодные Игры. Во что бы то ни стало победить. Частенько, возвращаясь со смены, он встречал его, победителя и ментора Двенадцатого дистрикта. Этот человек всегда был прилично одет, при деньгах, он жил в собственном доме в Деревне Победителей. И ему не приходилось по шестнадцать часов в сутки вкалывать на глубине многих сотен футов под землей, чтобы его семья могла свести концы с концами.

Он все продумал и рассчитал. Ему четырнадцать, по закону его имя впишут всего три раза. А если прибавить дополнительные тессеры на всю семью – мать, младшего брата и себя самого – помноженные на три, то выходит целых двенадцать раз! Как жаль, что нельзя записаться больше, чтобы увеличить шансы быть выбранным на Жатве!

Ну или в крайнем случае - можно ведь вызваться добровольцем?

Когда он рассказал матери о своих размышлениях на эту тему, она пришла в ужас и заставила поклясться именем отца, что он выбросит из головы подобные мысли. Как он вообще мог думать о таком способе устроить свою будущую жизнь? Ценой жизней десятков других? В конце концов, она - его мать, и она ему запрещает!

Ему ничего не оставалось, как произнести вслед за ней слова заветной семейной клятвы. И он держал ее, при этом в глубине души не теряя надежды на высший промысел или провидение. А потом он встретил Элизу… и еще больше укрепился в своем неистовом желании: эта удивительная девушка заслуживала только самого лучшего! Она заслуживала стать женой победителя Голодных Игр, а не замученного шахтера из Двенадцатого дистрикта! Для него невыносимо было представить ее на месте своей матери – за вечными попытками прожить еще месяц, чтобы дотянуть до следующих тессеров.

Как любил говорить его отец, бойся своих желаний - однажды они могут исполниться.

И однажды провидение все-таки вмешалось – в восемнадцать, когда он уже совсем было пал духом и отчаялся что-либо изменить в своей беспросветной жизни, его имя, наконец, вытащили из стеклянного шара.

- Хеймитч Эбернети!

О большем он и не мечтал. Его ничуть не волновало, что количество трибутов в тот год было ровно вдвое большим, чем на обычных Играх. Он ни минуты не сомневался, что победит – ведь он шел к этому всю свою сознательную жизнь!

Молодой, горячий и невозможно глупый, он, конечно, подозревал, что за все в жизни придется платить. Даже за долгожданную возможность победить, чтобы выжить. Но он не мог даже предположить, насколько высока окажется для него цена победы.

Шах и мат. Партия.

Он поежился и одним порывистым движением сгреб редкие фигурки с клетчатой доски. Отец, как всегда, оказался прав – его победа стала гораздо страшнее и невыносимее поражения…

***

Без четверти десять он уже сидел в кресле в отведенной для Двенадцатого дистрикта кабинке операторской, тупо барабанил пальцами по столешнице и считал минуты до гонга. Через стеклянные стены он мог видеть других менторов в соседних кабинках – на лицах половины из них застыло такое же отрешенное выражение.

Операторская представляла собой высокий двухуровневый полукруглый зал с огромным экраном на плоской стене, состоящим из множества маленьких мониторов – увеличенная в несколько раз копия того экрана, который он видел в пентхаузе Цинны. Маленьких секций было как минимум двадцать-тридцать, и каждая из них, в свою очередь, отвечала за несколько камер, размещенных на Арене. Камеры могли быть замаскированы под что угодно - от дупла засохшего дерева до неприметного камешка на дне водоема. Плюс ко всему самое обыкновенное на первый взгляд небо над головами трибутов тоже было ничем иным, как огромным трансляционным куполом, совмещающим в себе функции записывающих камер и воспроизводящего экрана.

А заодно и мощнейшего силового поля.

О последнем его уникальном свойстве никто из трибутов даже не догадывался - по крайней мере, ментор очень на это надеялся. Единственное реальное свидетельство его существования – запись пятидесятых Голодных Игр – за последние четверть века так ни разу и не транслировалась по телевидению. Даже несмотря на то, что это были Вторые Юбилейные Игры! Он хмыкнул: Капитолий тщательно позаботился о том, чтобы еще какой-нибудь умник из числа обреченных на смерть ненароком не повторил его трюк двадцатипятилетней давности. Именно поэтому запись изъяли из общего пользования и надежно похоронили в архиве под грифом «совершенно секретно».

И вместо напоминания оставили его.

На первом уровне, сразу перед экраном, в несколько рядов располагалось множество телевизионной техники, там же сидели операторы, медики, режиссеры и еще целая куча ребят, головой отвечающих за трансляцию Голодных Игр на весь Панем. В обязанности одних входило отслеживать съемки каждой камеры на Арене и монтировать ежеминутную непрерывную запись всего действа. Так сказать, для истории. Другие на основе этих записей готовили ежедневные обязательные к просмотру выпуски, которые потом крутились в вечернем эфире, сразу после программы новостей. Медики, в свою очередь, контролировали показатели следящих устройств, которые вводились каждому трибуту непосредственно перед высадкой – маячки не только определяли местоположение игрока на Арене, но и сообщали сюда, в штаб Игр, его жизненные параметры.

В обычном рабочем режиме маячок прерывисто пикал, повторяя сердцебиение трибута – спокойное, когда тот отдыхал, или ускоренное, когда сражался или испытывал приступ страха или ярости. Когда же маячок подавал протяжный высокий сигнал, это означало, что сердце его хозяина остановилось. На Арене практически в ту же минуту стреляла пушка, а в штабе отдавалось соответствующее распоряжение лётной команде, контролирующей перемещения подарков и покойников, и за телом погибшего в течение часа спускался дежурный планелет. Обычно он успевал забрать погибшего трибута первым, хотя случалось всякое. Несколько лет назад один парень из Шестого дистрикта по имени Тит совершенно одичал. Распорядители Игр вынуждены были усмирять его электрошоковыми ружьями, чтобы оттащить убитых им трибутов, прежде чем он сжирал их. Омерзительное зрелище! Даже привыкшие к кровавым забавам капитолийцы возмутились такому варварству. Сплетники поговаривали, будто Сенека Крэйн имел тогда непродолжительную и малоприятную беседу с президентом Сноу, и с тех пор планелеты стали более оперативными.

Второй уровень операторской представлял собой застекленный полукруглый балкон, разделенный на отдельные кабинки. В каждой кабинке располагалось мягкое высокое кресло на колесиках, монитор и небольшой пульт для конференц-связи с нижним уровнем. Здесь менторы имели возможность наблюдать за своими трибутами, получать свежие новости о текущей обстановке на Арене, а также отдавать распоряжения о пересылке подопечным подарков, оплаченных щедрыми спонсорами.

Несмотря на грядущий с минуты на минуту удар гонга, оповещающий об официальном начале Игр, половина кабинок еще пустовала. Пришли не все. Он хмыкнул – разумеется, из менторов профи не было ни одного наставника. И почему-то отсутствовал Рубака. Конечно, его парень одним своим грозным видом уже внушал соперникам трепет, и за него можно было не беспокоиться… но как же двенадцатилетняя птичка? Неужели его приятеля совершенно не волновало, сможет ли малышка избежать Рога Изобилия?

Внизу началось какое-то шевеление. Он дрогнул и присмотрелся. Вон оно что - телевизионщики шумно приветствовали прибывшего в студию Клавдия Темплсмита! Если Цезарь Фликерман был бессменным лицом Голодных Игр, то Темплсмит мог по праву называться их голосом. Вытянув шею, Хеймитч наблюдал, как Клавдий шутил, раскланивался направо и налево и приветливо широко улыбался. Разглядывая сверху его лысеющую макушку, ментор неожиданно подумал, что впервые увидел легендарного ведущего во время своего собственного чествования в качестве победителя. Он прекрасно помнил первое впечатление от их встречи – изумление, смешанное с недоверием. Они, что, решили разыграть его? Этот маленький толстенький человечек с пухлыми ручками, семенящий на коротких ножках ему навстречу, и есть громогласный голос Голодных Игр? Не потому ли никто из жителей Панема никогда не видел его – эти пухлые щечки никак не вязались с грозным рыком, который уже много лет оповещал зрителей страны о новостях с Арены! Темплсмит очаровательно улыбнулся ему, открыл рот для приветствия… и от удивления у юного Митча Эбернети полезли глаза на лоб: вживую голос Клавдия оказался еще более мощным и полным силы, чем тот, что он совсем недавно слышал на Арене!

Воистину, Капитолий умел дурачить зрителей.

Продолжая улыбаться и раскланиваться окружающим, Темплсмит занял свое место за пультом. Прикрыв рукой микрофон, он тщательно прокашлялся и коротко глянул на неоновые часы над экраном. Три пары цифр вели обратный отсчет.

До гонга оставалось четыре минуты.

Хеймитч знал, что к этому времени на всех телеэкранах страны успели показать утренний прогноз погоды – в такой-то момент! - и уже несколько минут крутили рекламную заставку Голодных Игр. Главный экран показывал присутствующим в операторской то же, что и тысячам жителей Панема - Арену сразу с нескольких ракурсов. Ровная, утоптанная площадка, похожая на небольшой луг. С одной стороны озеро, с другой – поле с высокими, выше человеческого роста, злаками, с двух остальных редкие сосны. Посередине площадки - лежащий на боку Рог Изобилия. Он, как обычно, был доверху набит всякой полезной дрянью: едой, ёмкостями с питьевой водой, оружием, лекарствами, одеждой. Ментор покачал головой. Такой доступный с виду, на деле он являлся опасной приманкой, прекрасной золотой декорацией для кровавого начала Игр: обычно в первые же минуты после гонга у Рога Изобилия погибала по меньшей мере треть трибутов, наивно решивших попытать-таки счастья и раздобыть возле него что-нибудь ценное.

По кругу одинаково удаленно от него и друг от друга расположились двадцать четыре пока еще пустых стартовых диска. На мониторе в кабинке Хеймитча над двумя из них светилась цифра «двенадцать». Он уже знал: тот, что ближе к лесу – это Китнисс, тот, что ближе к озеру – Пит. Вокруг Рога на различном расстоянии были разбросаны еще какие-то свертки. Ментор разглядел среди них набитый ярко-оранжевый рюкзак. Интересно, есть в нем хоть что-нибудь полезное? Рюкзак достаточно далеко от центра предстоящей мясорубки, как раз в нескольких ярдах от стартового диска Китнисс. Есть вероятность, что она успеет ухватить его раньше других. Он скрестил пальцы и прикрыл глаза – лишь бы она не рванула к груде оружия, сложенной у самого Рога, лишь бы послушала его!

- Внимание всем, мы начинаем! – прервал его размышления голос главного режиссера, переданный по громкой связи. Капитолиец что-то буркнул в висящий на ухе микрофон, под-нял вверх растопыренную пятерню и начал по очереди загибать пальцы. - Пять, четыре, три, два, один - поехали!

До гонга оставалось две минуты.

Хеймитч судорожно перевел дыхание. Неужели он никогда он не привыкнет к этому? В прямом эфире заиграл бравурный гимн Панема, и стартовые диски на Арене пришли в движение, поднимая трибутов на поверхность. Понемногу начали показываться их лица – на половине из них была написаны паника и животный ужас. Ментор вызвал на монитор лица подопечных. Китнисс казалась совершенно спокойной и только щурилась от солнца, ослепившего ее после появления из темного цилиндра. Пит хлопал ресницами, пытаясь привыкнуть к яркому свету, и поводил головой из стороны в сторону вдоль ряда соперников.

Вот болван, с досадой подумал ментор. Неужели даже в эту минуту он думает о ней?

Девушка повернулась в сторону Рога и теперь пристально что-то высматривала у его подножия. До него не сразу дошло, почему у нее такое сосредоточенное выражение лица, а потом он заметил объект ее внимания. Лук Энобарии! Он смотрел в ее напряженные глаза на экране и буквально слышал, как Китнисс мысленно рассчитывала время, необходимое, чтобы добраться до оружия.

- Нет, только не это! - еле слышно застонал он и схватился за голову. - Только не вздумай соваться туда, девочка… тебе это не по зубам! Черт с ним, с этим луком, главное – унести ноги! Ну хоть сейчас не будь дурочкой и не упрямься! - его голос стал почти умоляющим, когда он заметил, что Китнисс приняла стойку для рывка в сторону заветного лука. Смешно - как будто она могла сейчас услышать его!

А вот Пит, кажется, услышал.

Обнаружив Китнисс между парнем из Девятого и девушкой из Третьего, он не сводил с нее внимательного взгляда. Она в последний раз машинально оглядела соперников и, наконец, заметила его.

До гонга оставалась одна минута.

Глянув на часы, главный режиссер дал отмашку Клавдию Темплсмиту.

Легендарный голос Капитолия строго сдвинул брови и принял торжественный вид.

Хеймитч вжался в высокое кресло, до боли стиснув пальцами подлокотники.

Не сводя глаз с Китнисс, Пит едва заметно отрицательно покачал головой.

- Леди и джентльмены! - набрав полную грудь воздуха, зычно рыкнул ведущий. - Семьдесят четвертые Голодные игры объявляются открытыми!

Глава 12

Спустя час он вышел из операторской на ватных ногах. Его трясло и качало. Они живы, они оба все еще живы! Нужно немедленно поделиться новостями с Цинной и Порцией – к этому времени стилисты уже должны вернуться из своего вынужденного путешествия! Сейчас он доберется до Мастера, и они вместе пересмотрят запись битвы у Рога Изобилия, иначе тот просто не поверит ему на слово. Тем более, что ментор плохо соображал в эту минуту и вряд ли смог бы достоверно пересказать молодому человеку все события последнего часа. Одна мысль билась в его воспаленном мозгу – они все еще живы…

За круглым столом в общем холле он увидел Эффи Бряк. Вот это неожиданность! Он-то думал, что с первым же ударом гонга капитолийку как ветром сдует из штаба Игр. Неужели у нее не запланировано на сегодня никаких важных-преважных телевизионных дел? Заметив его пошатывание, она поднялась навстречу с расширенными от ужаса глазами, в которых вспыхнул вопросительный испуг. Это его даже позабавило – дурочка Эффи переживает за своих трибутов? Ну да, что это он, ведь от их успешности напрямую зависит ее дальнейшая карьера в Капитолии! Эта дамочка и так засиделась в сопроводителях Двенадцатого… сколько уже она отравляет ему жизнь – восемь лет? Или десять?

- Ну, что там? - тихо пролепетала капитолийка, сцепив руки в замок. На мгновение ему захотелось поиздеваться над ней, чтобы поквитаться за все те годы, что он был вынужден терпеть ее присутствие. Но простая человеческая жалость взяла верх - он снисходительно усмехнулся и вымученно выдавил:

- Пока у нас с тобой, милочка, двое подопечных.

Она облегченно и шумно выдохнула, потом недовольно сдвинула брови. Хеймитч тихо хмыкнул - такое выражение у нее на лице случалось перед каждой поучительной лекцией. Он предупредительно поднял указательный палец.

- Никаких моралей, женщина, или больше не услышишь от меня ни слова. Я собираюсь подняться к Цинне. Если тебе интересно узнать больше, жду тебя наверху, - он огляделся. – Штаб Игр - не лучшее место обсуждать стратегию, уяснила?

Она недовольно поджала губы, потом мгновение подумала и утвердительно кивнула в ответ, принимая его условия. Он даже удивился такому быстрому разрешению спора – чтобы Эффи так легко согласилась с ним? Такого давно не случалось.

- Ага, вот ты где! – услышал он из-за спины голос Главного Распорядителя.

Интересно, что могло понадобиться Крэйну от Двенадцатого в первые же часы Игр? Ментор обернулся, натягивая дежурную улыбку - Сенека обожал, когда все вокруг него улыбались. Хеймитч давно уразумел простую истину: если не хочешь испортить отношения с организаторами Игр и, как следствие, укоротить жизнь своим подопечным на Арене - улыбайся им, чего бы тебе это ни стоило!

Тем более что сейчас для него это действительно было нетрудно.

- Тебя можно поздравить - в этом году твои трибуты совсем не похожи на пушечное мясо, а, Эбернети? - Сенека миролюбиво похлопал его по плечу. Ментору безумно захотелось двинуть ему за эти слова по физиономии… но он сдержался и только пожал плечами:

- Просто повезло.

- Везение – не последнее дело, согласись? – Крэйн тихо захихикал, жеманно прикрывая рот рукой, и Хеймитч почувствовал, как его начало мутить.

- Что-то мне нехорошо, - сквозь зубы сдавленно процедил он, мечтая как можно быстрее избавиться от глупых и неуместных шуток Главного Распорядителя.

- Снова пьянствовал? – продолжал глупо хихикать Сенека, обнимая его рукой за плечи. Это что еще за панибратство со стороны Капитолия? Выглядело так, будто они с Крэйном - давние приятели, которые обнимались после очередной попойки… просто уму непостижимо!

Ментор чуть повел плечами, высвобождаясь из-под руки Главного Распорядителя.

- Послушайся моего совета - осторожнее со спиртным, Двенадцатый, - примирительно предупредил Сенека, - не то я отдам еще одно распоряжение, и бар уберут из твоего номера!

Хеймитч удивленно поднял брови. Бар в его номере - распоряжение Сенеки? Но ведь Крэйн, как никто другой, знал, что алкоголь и Хеймитч Эбернети - единое целое! Или, может, это было не случайно: номер-люкс вне Тренировочного центра и полный набор всевозможной выпивки прямо под носом, чтобы ему не пришлось даже выходить за двери? Неужели кому-то в Капитолии захотелось, чтобы ментор Двенадцатого в своем единственном лице был в этом году недееспособен? Кому же он мог так помешать, еще даже не появившись в столице? Или не он? Тогда кто? Неужели один из его трибутов? Наивный и честный Мелларк? Это вряд ли…

Или своенравная охотница из забытого голодного дистрикта, добровольно вышедшая умирать вместо сестры?

И вдруг ментор вспомнил рыжеволосую девушку. Сначала он встретил ее в апартаментах Цинны, а потом она уже прислуживала Китнисс Эвердин в Тренировочном центре. Из сотен безгласых в Капитолии прислугой упрямой девчонки из Шлака оказалась именно та несчастная, которую Китнисс встретила когда-то при малоприятных обстоятельствах. И которую, по своей глупости и неосведомленности, она могла бы прилюдно узнать, если бы Пит вовремя не прикрыл ее.

Узнать и быть наказанной.

Это стоило обдумать. А еще лучше – обсудить с единственным человеком, который не меньше него был заинтересован в победе Огненной Китнисс.

Когда он вошел в мастерскую Цинны, все уже были в сборе и ожидали только его. При виде ментора Эффи облегченно выдохнула, довольно захлопала в ладоши и, поймав его недовольный взгляд, вызывающе фыркнула в ответ. Цинна молча крепко сжал руку, протянутую для приветствия, и Хеймитч почувствовал, как заледенела ладонь молодого человека. Порция выглядела напряженной, но сдержанно счастливо улыбалась - видимо, эта разукрашенная кукла Эффи не смогла-таки удержать язык за зубами и уже успела разболтать свежие новости!

- Мы знаем, что все в порядке… мы не стали смотреть без тебя, - Цинна жестом указал ему на пустующее кресло.

- Вы бы и не смогли, - Хеймитч вытащил из кармана брюк маленький полупрозрачный диск. – Эта информация конфиденциальна и доступна только менторам каждого дистрикта. Не хватало еще, чтобы все желающие смогли просматривать записи наших ребят и вынюхивать их секреты!

Он подал молодому человеку диск, включил экран на стене и уселся на диван рядом с Порцией. На мониторе высветилось главное меню и две закладки - «Эвердин» и «Мелларк». Все единогласно решили начать с записи Китнисс. Увидев малышку, готовую к старту, Хеймитч снова почувствовал, как ёкнуло сердце, но только теперь от радости. Все, что он смог удержать в голове с прямой трансляции, был ее последний взгляд на Пита и его короткий предупредительный кивок в ответ, удержавший девочку от рискованного рывка в гущу мясорубки.

Теперь можно было просмотреть остальное, чего он не запомнил в деталях.

Едва прозвучал гонг, Китнисс опрометью бросилась к тому самому оранжевому рюкзаку, который ментор приметил невдалеке от ее диска. Ей наперерез бежал парень из Девятого. Они схватились за лямки практически одновременно. Девятый занес руку для удара… свист ножа - и парень едва не рухнул на Китнисс, сраженный точным броском девчонки из Второго. Кит оглянулась - профи летела прямо на нее с полным арсеналом ножей за поясом. Не сводя глаз с экрана, Хеймитч услышал, как охнула Порция и хрустнул пальцами Цинна.

Она не растерялась – на ходу засовывая в рукав кусок подхваченной по пути пленки и натягивая лямки рюкзака, уже вовсю неслась прочь от кровавой стартовой площадки в сторону редкого пролеска. Нож профи, посланный вслед явно в ее голову, вонзился в рюкзак, инстинктивно подброшенный к самому затылку. Спасибо Второму дистрикту, теперь и Китнисс не была безоружной!

Ментор перевел дыхание и обвел глазами присутствующих.

- Дальше ничего интересного. Она сбежала в лес, - он довольно усмехнулся. – А в лесу ей не будет равных. Она ведь охотница, не забыли? Вот только профи, к нашему общему счастью, об этом пока не знают.

Порция нервно кашлянула.

- А как дела у Пита? Он был таким спокойным в планелете, мне даже показалось, что из нас двоих на Арену выбрасывают меня.

Хеймитч выбрал в общем меню закладку «Мелларк». По правде говоря, ему самому было очень интересно, как обстояли дела у Пита. Запись началась. Вот парень стоит на диске и пристально смотрит в сторону Китнисс. Едва заметно качает светловолосой головой. Звучит гонг… и вместо того, чтобы по примеру Кит уносить ноги, он бросается в самое пекло!

От шока ментор разинул рот. Там, в операторской, он настолько увлекся наблюдением за Китнисс, что совсем упустил из виду момент, когда Пит рванулся к Рогу Изобилия. С замирающим сердцем он смотрел теперь, как парень добежал до груды оружия и выхватил из нее… связку длинных ножей! Крупным планом показали трибута Первого дистрикта, который что-то орал Катону и тыкал пальцем в спину Мелларка, удалявшегося в сторону, противоположную той, куда скрылась Китнисс. Подхватив с земли короткое устрашающего вида копье, трибут Второго рванул ему вслед.

- А можно ли добавить громкости? - кашлянув еще раз, попросила Порция и нервно зажала руки коленями. – Этот парень… он ведь что-то кричал только что?

Ментор угрюмо покачал головой, неохотно выполняя ее просьбу. Ему не нужен был звук, чтобы понять, что именно крикнул Первый Второму.

Убей его.

Картинка изменилась - на экране был довольно приличный лиственный лес. Пит стоял, прижавшись спиной к стволу, а в нескольких метрах позади, медленно ступая в его сторону, подкрадывался Катон с копьем наперевес. Пытаясь отдышаться, Пит осторожно стянул куртку, тщательно скомкал ее и резким движением бросил за соседнее дерево. Вжи-и-ик – и копье Катона вонзилось в ствол! Ай да хитрец, подумал ментор – теперь профи был безоружен!

Только что это ему дает?

- Хватит, набегались… выходи, женишок! - смеясь, крикнул Второй. – Катону не нужно оружие, чтобы справиться с тобой! Мне ничего не стоит свернуть тебе башку одной левой! Эй, выходи!

Все вокруг затаили дыхание, когда Пит шагнул из-за дерева и повернулся лицом к Катону. Его голубые глаза светились безумной решимостью – Хеймитч и представить себе не мог такого Пита.

- А мне ничего не стоит попасть тебе прямо в сердце, не сходя с этого места, - парень вытащил из-за пояса связку ножей, чем заставил профи презрительно расхохотаться.

- Ого! Какой ты грозный… Ну, давай, - он широко раскинул руки и вызывающе сделал шаг вперед. – Жаль, здесь нет Мирты, она бы посмеялась! Давай же, или боишься промазать?

Ментор даже не успел заметить движения, а нож уже покачивался в стволе дерева слева от Катона. Похоже, тот тоже не ожидал такой прыти от сына пекаря – на мгновение профи изумленно замер и захлопал глазами. Хеймитч удивленно потер лоб. Пит Мелларк и охотничьи ножи? Что-то он об этом и слыхом не слыхивал!

Так-так-так, сказал он себе, а наш одуванчик на деле оказался непрост!

- Упс - и правда промазал! - дерзко засмеялся Пит в ответ на немое изумление профи и демонстративно медленно достал из связки второй нож. Катон сделал еще шаг. Вжи-и-ик! Лезвие сверкнуло перед самым его носом и вонзилось в тоненькую молоденькую березку. – Не надо недооценивать кухонное воспитание! Хочешь еще?

Профи на мгновение замер, решая, как поступить с неожиданным противником.

- Предлагаю союз, – примирительно повел плечами Пит, играясь с третьим ножом и не сводя со Второго внимательного взгляда. Катон сдержанно рыкнул, снова шагнул – и нож по самую рукоятку вошел в землю прямо у его ног.

- Что-то не припомню от тебя такой прыти на тренировках… А твоя драгоценная возлюбленная знает, какой ты ловкач? – презрительно усмехнулся профи. Пит хмыкнул и безразлично покачал головой.

- А зачем ей об этом знать? Хватит того, что я знаю о ней все, - камера крупным планом показала его издевательскую усмешку. - И вам никогда с ней не справиться без меня – уж ты мне поверь!

Краем глаза Хеймитч заметил, как Цинна растерянно переглянулся с Порцией, словно спрашивал - что это с ним? Куда подевался милый светловолосый мальчик? И откуда вместо него взялся этот холодный и расчетливый мерзавец, который беззастенчиво и нагло заигрывал сейчас с профи? И, тем не менее, это был Пит. Ментор вспомнил их ночной разговор. Что бы я ни делал, сказал ему тогда Мелларк, вы просто должны мне верить.

Но просто верить почему-то становилось все труднее и труднее.

Пит достал из связки четвертый нож, и Катон примирительно вскинул ладони.

- Ладно-ладно, я понял, кусаться ты умеешь, - он прищурился и протянул руку для перемирия. Холодные глаза его превратились в две узкие щелочки. Пит медленно спрятал оставшиеся ножи за пояс брюк и шагнул навстречу новому союзнику. Камера крупным планом запечатлела их сдержанное рукопожатие. И на этом запись закончилась.

Минуту в гостиной стояла гробовая тишина - стилисты пребывали в состоянии легкого недоумения.

- Я же сказал тебе тогда – Пит разумный парень, и ему не понадобится наша помощь, - первым нашелся Хеймитч, искоса взглянув на Цинну. Молодой человек растерянно покачал головой. – Главное для нас, что он жив. Дальше – по обстановке.

- Ничего не понимаю, но оставляю это на твоей совести, - Цинна перевел глаза на Порцию. – Теперь ты спокойна?

- Я была бы более спокойна, если бы мне сейчас показали моего Пита, - жалобно пробормотала она, нехотя поднимаясь с дивана. Ее умоляющий взгляд обратился к ментору. – Однако вы правы – главное, что он жив. Сейчас мне нужно идти, но прошу вас, держите меня в курсе новостей, хорошо? Любых новостей. В любое время дня и ночи.

- Я обещаю, - глядя ей в глаза, ментор положил руку на сердце. Порция сдержанно кивнула и, извинившись, покинула мастерскую. Хеймитч обернулся к Эффи – за все время просмотра его капитолийская помощница не произнесла ни звука.

- Какие будут комментарии? – хмыкнув, с издевкой поинтересовался он. Эффи поджала губы и медленно поднялась на ноги.

- Без комментариев! – огрызнулась она и гордой походкой удалилась вслед за Порцией. Он удивленно смотрел ей вслед – Эффи Бряк не удосужилась прочесть лекцию? Неужели ее тоже шокировал этот новый Пит Мелларк?

Хеймитч повернулся к Цинне и вопросительно поднял брови.

- Ну, а ты что скажешь?

- По поводу Пита… мне пока нечего сказать. Я должен это обдумать, - молодой человек потер переносицу. – А по поводу Китнисс… поскольку на этот раз ты действительно намерен бороться как минимум за одного из своих трибутов, позволь дать тебе совет.

- Валяй, - хмыкнул ментор, - я сегодня только и делаю, что получаю. В смысле, советы.

Цинна снова умолк и теперь задумчиво смотрел куда-то перед собой, теребя пальцами подвернувшийся под руку кусок материи. Видимо, это его успокаивало. Хеймитч осторожно пощелкал пальцами у него перед носом.

- А? Да, извини, никак не могу отойти от этого, - он дрогнул, приходя в себя, и кивнул в сторону погасшего экрана. Потом задумчиво поднял глаза на ментора. – Я хотел сказать по поводу спонсоров. Важно не количество, а качество. Китнисс не нужна куча доброжелателей – достаточно будет одного, но весомого покровителя…

- Весомый покровитель? – ментор сдвинул брови и недовольно скрестил руки на груди. - Иными словами, ты предлагаешь сосватать Огненную Китнисс для самого президента - тогда у нее будет реальный шанс выбраться?

- Почему сразу президент? – попытался возмутиться молодой человек, но Хеймитч сурово перебил его:

- Боюсь, это не наш случай. Я скорее сам отправлюсь на Арену, чем позволю кому-либо из этих… - у него едва не вырвалось «капитолийских шлюх», - всеми уважаемых капитолийцев приблизиться к моим ребятам!

- Ну, хорошо, возможно, не Сноу, - примирительно развел руками Цинна. - Я знаю, она понравилась Плутарху – никто еще прилюдно не окунал его пятой точкой в любимый пунш! Как тебе такой вариант?

Хеймитч задумался. Плутарх Хавенсби - не самая худшая кандидатура на место покровителя Китнисс Эвердин. Уже много лет Плутарх был почетным сенатором Капитолия, правой рукой Сенеки и не последним человеком в политической иерархии столицы. Кроме Игр и телевидения Хавенсби занимался еще и земельными вопросами и частенько разъезжал по Панему со своей командой, осматривая регионы. В основном те, где было, чем поживиться. Хеймитч мог поклясться, что давно не видел его в нищем угольном дистрикте - хвала чертям, в Двенадцатый Хавенсби и его свиту не заносило уже несколько лет!

- Я ожидал, что старый лис сравняет нашу малышку с землей, - задумчиво пробормотал он, растерянно пожав плечами. Цинна мягко улыбнулся в ответ.

- Так вот, ты ошибался. Ее одиннадцать баллов – наполовину его заслуга. Видел бы ты его глаза, когда он расспрашивал меня о ней!

- Значит, Плутарх Хавенсби… кто еще?

- Я составлю для тебя список, - молодой человек взял со стола планшет и стал делать какие-то пометки. - Из числа своих клиентов. Большинство из них баснословно богаты и не пожалеют денег на такой редкий алмаз, как наша Кит.

Ментор задумчиво потер лоб. Его так и подмывало задать Цинне один из вопросов, уже давно мучивших его. Он терпеть не мог эту свою черту характера – неспособность иной раз удержать язык за зубами. Молодой человек поднял глаза, заметил его неуверенный взгляд и, едва улыбнувшись, вопросительно вскинул брови.

- Послушай, Цинна, - не сдержался он, - я до сих пор не пойму, почему ты бросил свой успешный Модный Дом? Наверняка, тебя и раньше приглашали на Игры, и в дистрикты покруче нашего, но, насколько мне известно, ты постоянно отказывался. А тут вдруг согласился - неужели ради этих Игр?

- Не ради этих Игр, - Цинна продолжал улыбаться, но глаза его стали серьезными. - Ради Китнисс Эвердин. Я тоже ценю истинную красоту.

Глава 13

- Подъем, Двенадцатый!

Даже спросонья он узнал громкий и жизнерадостный голос Цинны. Что… где? Какого черта? Опять?!

На сей раз он был абсолютно уверен, что вернулся-таки вчера в свой номер. После дня, проведенного на ногах – а он успел пообщаться всего с половиной из длинного списка, составленного Цинной! – с чувством глубокого удовлетворения ментор с трудом добрался до отеля. И, кстати, он почти не пьянствовал – из всех вчерашних собеседников ему попалась всего парочка завсегдатаев ночного Капитолия, от рюмочки с которыми он так и не смог отвертеться. Но самым поразительным оказалось приглашение, сброшенное ему на коммуникатор почти к полуночи. Плутарх Хавенсби весьма деликатно приглашал Двенадцатого на днях составить ему компанию за завтраком. Хеймитч подтвердил свое присутствие и скрестил пальцы, мысленно благодаря небеса, что сенатор, на его удивление, оказался человеком тактичным и не потребовал его немедленного появления.

Уже к полуночи он вернулся к себе – уставший, довольный и неприлично трезвый. Потому-то он и не мог понять, отчего так дико ломило сейчас все тело и трещала голова. Вот зараза! Похоже, что он уснул прямо за столом, уронив физиономию на заполненные бланки первых спонсорских договоров - за ночь его щека приняла устойчивую форму изгиба на столешнице. Как же ему приучить себя добираться, в конце концов, до собственной постели?

- Как ты, черт подери, попал в мой номер? – не поднимая головы, жалобно простонал ментор, приоткрыв один глаз.

Легкой походкой молодой человек прошел к бару и придирчиво осмотрел стаканы. Потом бросил в последний чистый несколько кубиков льда и направился в его сторону.

- Как попал - открыл дверь и вошел, – он пожал плечами, удивляясь вопросу.

Хеймитч жалобно вздохнул. Даже если бы он заперся на все возможные замки, это все равно не помешало бы Цинне добиться того, чего он хотел. А в данный момент он, похоже, был решительно настроен привести старого ментора в вертикальное положение любым доступным ему способом.

- Нас ждет важный-преважный день! – проворковал Цинна, подражая голосу Эффи, и похлопал его по плечу, пытаясь растормошить. – Помнится, ты как-то грозился стать моей опорой и поддержкой. Самое время начинать. Ты нужен мне сегодня. Вставай, Эбернети, или мне придется помочь тебе!

Он угрожающе встряхнул бокалом со льдом, и кубики издали приятный мелодичный перезвон.

- Но важный-преважный день уже был вчера! - возмущенно промычал ментор, с трудом продирая оба глаза. Когда он попытался пошевелиться, шею свело судорогой. – Теперь пару дней ребятам обеспечена передышка, чтобы притереться к Арене. Не станут же распорядители устраивать резню два дня подряд! Эдак они со своим шоу и недели не протянут.

- Да, публика вдоволь насмотрелась на вчерашнее кровопролитие у Рога Изобилия и требует более мирного развлечения.

- И какое же развлечение придумал для них Капитолий?

- Самое безобидное. Всего лишь модный показ.

Хеймитча передернуло. Вот так всегда - стоило ему только расслабиться, и Капитолий тотчас давал под дых. Модный показ на второй день Голодных Игр – как это в духе столицы!

- И кто выставляется на этот раз? – лениво зевнул он. В принципе, ему это было глубоко безразлично. - Наверное, какой-нибудь очередной капитолийский выскочка?

Цинна как-то странно улыбнулся в ответ.

- Вообще-то это буду я.

- Упс! – Хеймитч округлил глаза и непонимающе уставился на молодого человека. – Я был о тебе лучшего мнения. Неужели ты не смог отказаться?

- Я и не думал отказываться, - отозвался Мастер. - Наоборот – мы с Порцией надеемся, что нашу коллекцию увидит как можно больше капитолийцев. Ты же сам говорил - реклама еще никому не мешала! Там будут люди, которые интересны нам обоим… ну и небольшой сюрприз для тебя! А теперь шагом марш в душ, пока я выберу тебе костюм на сегодняшний вечер. Волос не расчесывать и щетину не брить!

- Цинна, может, хватит наряжать меня, как цирковую обезьяну? – пытаясь возразить, поморщился ментор. – Официальная часть закончена, можно ведь и расслабиться, а?

Молодой человек в недоумении поднял брови, и Хеймитч тотчас пожалел о своих словах. Видимо, Мастер не привык, чтобы его клиенты бунтовали и относились к его бесценной профессиональной опеке настолько бесцеремонно.

- Пока я стилист Двенадцатого дистрикта, мне решать, как вы с Эффи должны выглядеть, - его строгий безапелляционный тон не оставлял ментору никакого выбора. - Я одеваю не только своих трибутов, но и их сопровождение. У себя в Двенадцатом можешь ходить, как угодно и в чем угодно. Хоть в драной майке и дедовских трусах. Но здесь мои правила, и будь любезен соблюдать их!

Бунт не удался. Хеймитч жалобно вздохнул, нехотя поднялся со стула и покорно поплелся в душ. Он снова почувствовал себя мальчишкой-трибутом в руках беспощадного стилиста.

Пока он боролся с душем и остатками сна, молодой человек открыл платяной шкаф и, подумав минуту, извлек из него роскошный жемчужно-серый костюм, шелковую сорочку и туфли в тон. Придирчиво оглядев свой сегодняшний выбор, он одобрительно кивнул собственным мыслям, потом подошел к стеклянной двери в душевую комнату и громко постучал.

- Твоя одежда на кровати. Нижнюю пуговицу пиджака не застегивать, галстук не надевать! Вечеринка в девять, я пришлю за тобой машину. И, пожалуйста, не опаздывай - ты ведь обещал поддержать меня, помнишь?

Показ проходил в одном из элитных ночных клубов Капитолия. Зеркала на стенах мерцали всеми оттенками тлеющего угля и в полумраке казались бездонными колодцами. В зале гремела музыка, и то и дело сверкали вспышки папарацци. Публика собралась самая разная. Ментор приметил среди тусовки как известных светских львиц, частенько мелькавших на Играх, так и совершенно незнакомых ему людей. По другую сторону подиума он увидел Эффи Бряк в окружении таких же вечно болтающих шумных дамочек и мысленно поблагодарил хозяина вечеринки за проявленное человеколюбие. Не хватало еще посадить их рядом! Цинна определенно не захотел бы испортить свой очередной триумф… Кажется, мероприятие попало в разряд обязательных – среди гостей он успел рассмотреть и менторов остальных дистриктов. По их лицам явственно читалось, кто из них был рад этому сборищу, а кто предпочел бы сейчас напиться в гордом одиночестве, оплакивая своих подопечных, не доживших даже до второго дня Игр.

Хеймитч сидел на почетном месте в первом ряду с абсолютно отсутствующим выражением на лице. Его кислая небритая физиономия выглядела совершенно неуместной и дикой среди разукрашенных во все цвета молодящихся девиц и разодетых женоподобных мужчин неопределенного возраста. Со стороны казалось, что ментор Двенадцатого в эту минуту витал в облаках и безразлично и праздно разглядывал присутствующих. Эдакий скучающий франт, он игнорировал всех, кто обращался к нему, и делал недоуменное лицо, когда, повторив свой вопрос несколько раз, собеседник начинал трясти его за руку.

На самом деле он никого не видел и не слышал. Да и не хотел видеть и слышать. Но в самом начале своего знакомства с Цинной Двенадцатый легкомысленно пообещал ему свое присутствие и поддержку и теперь не мог изменить слову и трусливо сбежать. Поэтому он покорно терпел назойливых, как весенние мухи, соседей и их нелепые «охи» и «ахи» по любому поводу. Сейчас он предпочел бы оказаться совсем в другом месте. Все его внимание было сосредоточено на микронаушнике в левом ухе: раз в полчаса дежурный оператор должен был передавать ментору все изменения, произошедшие на Арене за это время.

Последние три часа наушник молчал. В принципе, начальный расклад он выяснил еще утром в пресс-центре: Пит, как и предполагалось, объединился с профи, пытаясь отвлечь их от Китнисс, пока она, следуя совету ментора, настойчиво искала воду.

Хеймитч уже видел полную карту Арены. Его преимущество первого выбора сыграло ему на руку – в этом году трибутам предстояло охотиться друг на друга в довольно приличном лесу. Он был уверен, что Китнисс останется довольна. Она все сделала правильно: избежала драки у Рога, раздобыла нож и рюкзак и теперь улепетывала подальше от профи. Хорошее начало, оставалось лишь надеяться, что малышка найдет спрятанный на Арене ручей раньше, чем у нее случится обезвоживание.

Кругом стоял шум и гам, заставлявший его еще напряженнее вслушиваться в тишину в ухе из опасения упустить новости, какими бы они ни оказались. По этой самой причине он едва не проглядел зрелище, устроенное Цинной. А зрелище, надо сказать, было великолепным! Когда на подиум вышла первая пара, парень и девушка, у Хеймитча буквально упала челюсть. Никакой капитолийской раскраски, минимум косметики, чистые открытые лица, огромные глаза, слегка подведенные дымчатым контуром - само воплощение юности, шестнадцать лет. Он даже не заметил их нарядов. Его сразили прически - изысканная черная коса, отливающая красным золотом на ее плече, и пылающий костер у него на голове.

Рассматривая все новые и новые модели, которые появлялись на подиуме под восторженные аплодисменты публики, он только теперь начал представлять себе масштаб одержимости молодого человека. И когда только Цинна успевал создавать все это великолепие? Все эти дни он постоянно находился рядом с ментором и трибутами, поддерживая их своим неиссякаемым оптимизмом! Оставались только ночи… а как же сон?

Показ был в самом разгаре, когда на подиуме появился он. Зал буквально взревел и захлебнулся от восторга. Хеймитч не смог сдержать ухмылки и понимающе покачал головой – а вот и привычный Четвертый! Это и был обещанный Цинной сюрприз? Он должен был догадаться, что Мастер непременно пригласит этого человека.

Финник Одэйр всегда был сногсшибательно красив - высокий, атлетически сложенный, с сияющей золотистой кожей и потрясающей фигурой. Но в этот вечер он превзошел самого себя. Разумеется, стараниями Мастера. Цинна одел его в белоснежный костюм. Узкие строгие брюки сидели на бедрах так вызывающе низко, что, казалось, одно движение - и они свалятся на пол. Демонстративно распахнутый на груди приталенный смокинг обнажал загорелый рельефный торс, украшенный идеальными кубиками пресса – тот самый, по которому истекала слюной добрая половина Капитолия. Пренебрежительно сунув руки в карманы брюк, Финник босиком вышагивал по подиуму и многообещающе улыбался одуревшей толпе. Игриво растрепанные бронзовые волосы беспорядочными прядями падали на невероятные аквамариновые глаза. Ментор хмыкнул - эдакая гламурная русалка! Молодой человек дошел до конца подиума и загадочно подмигнул кому-то в зале. Красивые губы изогнула издевательская усмешка, и публика заревела и завизжала еще больше.

Хеймитч усмехнулся. Что-то ему подсказывало, что Одэйр был здесь не один…

Когда вслед за ним из-за кулис появилась неподражаемая Джоанна Мэйсон в иссиня-черном, мерцающем, словно звездное ночное небо, платье в пол, это не стало сюрпризом для ментора. Ниспадающий шелковый бархат мягкими волнами струился по ее потрясающей фигуре, подчеркивая каждую линию и заставляя мужчин в зале стонать от вожделения. Она преградила Финнику дорогу, уперлась изящными тонкими руками в крутые бедра, запрокинула голову и вызывающе-соблазнительно приоткрыла сочные губы. Игриво улыбнувшись в ответ, Одэйр равнодушно оттолкнул красотку плечом и покинул сцену.

- Ах, какая красивая пара! - восторженно прощебетал кто-то позади ментора.

Хеймитч болезненно хмыкнул. Он был одним из немногих, кто знал, что на самом деле стояло за этими жадными взглядами и многообещающими улыбками. Просто игра на публику. Парой эти двое уж точно не были. Кто угодно - друзья, напарники, собратья по несчастью, победители, вынужденные и дальше играть по правилам Капитолия… но уж никак не пара.

Скривив губы в усмешке, Джоанна медленно двинулась в зал. Слегка покачивая бедрами, она бросала на мужскую половину тусовки такие взгляды, что даже черствый к женским чарам Хеймитч почувствовал, как внутри что-то зашевелилось. Чертова девка! Его совсем не прельщала перспектива уподобиться всем тем самцам, которые изнывали сейчас в полумраке клуба от этой ее вызывающей походки. Единственное разумное решение, которое он смог придумать – в ту же секунду подняться со своего места и скрыться в толпе.

Спустя час Цинна нашел его в баре за стойкой. Ментор хмурился и медленно потягивал любимый ликер. Он слышал, как за стеклянной перегородкой публика продолжала шуметь и восторгаться, как под занавес на подиум вытащили автора чудо-коллекции и долго удерживали его бурными овациями и восхищенными криками. Поэтому он был удивлен и даже раздосадован появлению молодого человека – ему хотелось побыть наедине с собственными невеселыми мыслями. И зачем фанаты отпустили его так быстро?

- Вот ты где! А я решил, что ты все-таки сбежал, - Цинна сделал знак официанту, и тот подал ему наполненный бокал.

- Я и сбежал. В зале стало слишком… неуютно, - он закашлялся, вспоминая, как его накрыло удушливой волной. Цинна пристально посмотрел на собеседника, недоуменно сдвинул брови, а потом вдруг неожиданно удивленно рассмеялся:

- Неужели Джоанна Мэйсон?

- Не понимаю, как можно так реагировать на обычную женщину?! – прошипел сквозь зубы Хеймитч, злясь на собственную слабость.

- Против природы не пойдешь, да и Джоанна - не совсем обычная женщина, ты сам прекрасно это знаешь, - снисходительно попытался вставить Цинна, но ментор лишь упрямо тряхнул головой.

- Почему тогда Финник так на нее не реагирует? – сердито заворчал он, поднимая глаза на молодого человека.

- Финник вообще ни на кого не реагирует. Его громкие страстные романы в столице - всего лишь видимость страсти. Он бессердечно играет со своими капитолийскими любовниками, как кошка с мышью, а, наигравшись, расстается без сожаления. И никогда не возвращается. Но сейчас дело не в нем - дело в тебе, - Цинна на мгновение запнулся, тактично подбирая слова. – Ты сам… когда ты в последний раз был с женщиной, Двенадцатый?

- Давно. Так давно, что уже и не помню, каково это, - глухо отозвался ментор, тупо уставившись в свой стакан. – Последние несколько лет моей женщиной была бутылка, каждый день новая. Так что я могу считать себя ловеласом… а тут - Джоанна и это твое платье!

- Подумаешь – платье, - Цинна безразлично пожал плечами, - на примерках я видел ее и без платья.

- И что?

- Ничего. А что?

Хеймитч внимательно оглядел собеседника. Цинна оперся локтем на стойку бара, медленно потягивал из высокого бокала игристое белое вино и рассеянно разглядывал сквозь полупрозрачную стену публику на танцполе. Несмотря на его изысканно-строгий костюм и минимум боевой раскраски на лице, было, тем не менее, что-то очень женственное во всей его манере держаться, разговаривать, в мягкой улыбке, движениях рук и машинальной привычке то и дело поправлять воротничок сорочки…

И ментор не сдержался.

- Послушай, Цинна, я тут хочу спросить тебя… и не могу решиться, - он с трудом подбирал слова. Молодой человек повернулся, и лицо его, минуту назад напряженное, озарилось лукавой усмешкой. Он удивленно приподнял правую бровь, ожидая продолжения.

- Спрашивай, у меня нет от тебя секретов, - в зеленых глазах плескался живой интерес.

- Ты человек публичный, популярный, тебя вечно окружают толпы поклонников. И поклонниц. Но я не заметил, чтобы ты особенно интересовался женщинами, - мысленно проклиная свой длинный язык, смущенно кашлянул Хеймитч. - Может, ты… ну, это… играешь за другую команду?

- Хочешь узнать, не гей ли я? - Цинна проникновенно посмотрел ему в глаза, и ментор смешался под его прямым взглядом. - Но позволь узнать, чем я вызвал твои подозрения насчет своей ориентации? Неужели личный интерес?

Двенадцатый брезгливо поморщился. Его всегда смущали подобные откровения, особенно эта беседа с человеком, которому он искренне симпатизировал. Он уже сотню раз пожалел, что не удержал язык за зубами. В столице гомосексуализм не был редкостью, но ему как провинциалу старой закалки было бы намного легче объяснить чувства, которые он испытывал к своему потрясающему собеседнику, если бы тот оказался натуралом.

- У тебя такой тонкий вкус и абсолютное чувство стиля, - он в точности повторил слова, подслушанные в толпе. - Я сам ни черта в этом не понимаю, но так говорят все твои поклонники… и даже завистники не могут не признавать, что ты просто гений в том, что касается совершенно немужского занятия. Мне и самому всегда казалось, что тряпками должны заниматься исключительно женщины. Ну, и им подобные.

- И что, моя профессия и моя ориентация что-то меняет в наших отношениях? – Цинна настойчиво всматривался в глаза собеседника и ждал ответа.

- Да нет, - еще больше стушевался ментор. – Твоя гениальность и мое к тебе глубокое уважение никак не зависят от того, предпочитаешь ты мальчиков или девочек… извини, что я вообще затеял этот дурацкий разговор… просто не сдержался! Нелепо как-то получилось!

Молодой человек на мгновение задумался, изящно покручивая в руках полупустой бокал на длинной тонкой ножке, а потом повел плечами и жеманно произнес:

- Твоя беспримерная прямота делает тебе честь, Двенадцатый. Боюсь обмануть твои надежды, дорогой, но я не гей, - он тихо засмеялся, и голос его снова стал прежним. – Просто единственная женщина, которую я любил и люблю до сих пор – это моя работа.

- А Китнисс Эвердин, часом, не сможет затмить ее? – облегченно выдохнув, осторожно поинтересовался Хеймитч, вспоминая восхищенные взгляды молодого человека на свою подопечную.

- Китнисс может затмить все, что угодно! Ты прав, рядом с ней я не вижу даже солнца… Можешь спросить у Пита - кому, как не ему, знать об этом, верно? – Цинна мягко улыбнулся и качнул головой. - Но тебе незачем беспокоиться. Она не затмевает мою страсть к творчеству - она лишь наполняет ее энергией, придает ей содержание и смысл. Она моя муза. Рядом с ней я не чувствую страха, рядом с ней я всесилен!

- И ты, что же, ничего не боишься? - ментор поморщился и недоверчиво сдвинул брови. - Неудач, разочарования… гнева Капитолия, в конце концов!

- Почему же? Я ведь самый обычный человек, Двенадцатый. Я тоже боюсь, но только не за себя. Единственное, чего должен опасаться настоящий художник – погибели своей музы…

Молодой человек запнулся, посмотрел куда-то поверх толпы и задумчиво добавил:

- И даже собственная погибель страшит его намного меньше.


Глава 14

Он тупо смотрел на экран перед собой и пытался собраться с мыслями.

Отчего-то вдруг вспомнились слова его собственного ментора. Тот сказал однажды подопечному, что большинство людей даже не представляют, на что способны, пока с ними не случается что-нибудь непредвиденное, что-нибудь из ряда вон выходящее, вынуждающее их на дикие и необъяснимые поступки. Он на личном опыте знал, что в каждом человеке живет другая, темная натура. Его собственная мрачная половина не раз вытворяла с ним злобные шутки, когда он в беспамятстве отключался после очередной своей чрезмерной попойки, чтобы потом прийти в себя в совершенно неожиданных, а частенько и вовсе отвратительных местах. И пусть его действиям порой не было оправдания, но их можно было хотя бы объяснить: что же возьмешь со старого пропойцы с искалеченной психикой? Да, это было гадко и мерзко, но отнюдь не удивительно.

На мониторе перед ментором светились фотографии. Девушка из Третьего, парень из Четвертого, парень из Пятого, оба трибута из Шестого, оба из Седьмого, парень из Восьмого, оба из Девятого и девушка из Десятого. И большой красный штамп поперек каждого лица с надписью «выбыл». Одиннадцать трибутов, погибших в первый же день… да что там – в первый же час Игр. Хеймитч бегло просмотрел рейтинги. Большая половина погибших принадлежала руке Катона, оставшихся поделили между собой Мирта, его напарница из Второго, и Марвел, парень из Первого. Ментора нисколько не удивила привычная тактика профи: сначала объединиться и убрать слабаков, а потом наплевать на союз и перегрызть глотки друг другу.

А сегодня к выбывшим присоединилось еще одно лицо. Симпатичная девушка, трибут Восьмого дистрикта. Ничего примечательного, если бы не подпись вместо количества баллов в графе «рейтинг» - имя соперника, убившего ее на Арене.

Пит Мелларк.

Хеймитч потер руками лицо и смачно выругался сквозь зубы. Какого черта он поперся вчера на этот идиотский показ? Как мог пропустить такой важный момент? Ему сообщили только полчаса назад – принимая дежурство, новая операторская смена пересматривала записи произошедшего накануне и обнаружила новость для Двенадцатого. Едва услышав имя Пита, он тотчас рванул в штаб Игр, чтобы увидеть все самому.

Ожидая, пока ему смонтируют видеоотчет, он снова и снова перечитывал подпись под снимком - и не верил собственным глазам. Пит Мелларк. Его трибут. Светловолосый милый мальчик с чистыми глазами цвета неба.

Убийца.

Когда утром дежурный оператор передал сообщение, что для Хеймитча Эбернети есть кое-что интересное и это кое-что касается Мелларка, у ментора словно что-то оборвалось внутри. Да, он помнил их уговор насчет приоритетов и уже заочно попрощался с мальчишкой… но одно дело оставить Пита на Арене на произвол судьбы, и совсем другое - услышать, что парень погиб. Когда он вошел… да нет, скорее, вбежал в операторскую, на большом экране застыли двенадцать снимков. И Китнисс, и Пит – они оба были там, в числе живых. Он только и смог, что перевести дыхание и сердито уставиться на дежурных. Его ребята живы? Так за каким чертом его вытащили сюда в такую рань? И тогда ему показали снимок девушки из Восьмого. Кроваво-красный штамп. И подпись.

Кто-то заботливо подставил стул, когда, выпучив глаза и открыв от изумления рот, он начал медленно оседать на пол.

Этого не может быть, говорил он себе снова и снова. Верить, парень просил просто верить ему, повторял он себе раз за разом. Это не мог был Пит - кто угодно, только не он, твердил он опять и опять, яростно сжимая и разжимая кулаки.

Вот тогда-то он и вспомнил слова своего ментора о темной стороне души.

Хеймитч снова выругался. Да не было у Пита Мелларка темной стороны – уж он-то это понял с первых же дней общения с мальчишкой! Ментор еще очень пожалел об этом – Арена не прощала сентиментальности и наивности. Никаких партнеров, никакой команды, никакого держания за руки. Если союз, то только вынужденный и временный. Если противник, то неважно, что он значит для тебя. На Арене действовало только одно правило: не убьешь ты – убьют тебя!

И, похоже, его милый и славный подопечный успел его усвоить.

Кто-то осторожно тронул его за плечо, и ментор обернулся. Молодой человек в форме ассистента режиссера протягивал ему маленький диск и понимающе улыбался.

- Это для вас. Отчет. Ваш парень молодец.

Наверно, только полный ступор, в котором находился в эту минуту Двенадцатый, спас молодого капитолийца от увесистой затрещины. И самого ментора от служебного взыскания и неминуемой дисквалификации. Он поднял на говорившего злой и предупредительный взгляд, не суливший ничего хорошего, и молодой человек поспешно ретировался, оставив диск на столе. Хеймитч нехотя взял диск в руки, покрутил пару минут, никак не решаясь запустить. Нет смысла оттягивать неизбежность – она здесь, на этом маленьком куске пластика. И она уже свершилась.

Что ж, сказал он себе, пора взглянуть на настоящего Пита Мелларка.

Запись начиналась с идиллической картинки: молоденькая девушка продрогла от холода ночи и грела руки у разведенного костра. Темнота скрывала ее лицо, и пламя освещало только дрожащие пальцы, тщательно растиравшие друг друга. Глупышка, с жалостью подумал ментор. Первая твоя ошибка - дым. Развести костер ночью равносильно подписать себе смертный приговор. Теперь понятно, как профи смогли найти ее так быстро – в кромешной темноте ночи этот костерок был похож на сигнальную шашку: дескать, вот я, беззащитная и замерзшая, приходите за мной!

Но никто так не появился, и к рассвету девушку сморил сон. Вторая ошибка, сказал себе Хеймитч: если уж ты сделал глупость и привлек внимание, ни на секунду не смыкай глаз! Борись со сном, бей себя по щекам, прыгай вокруг костра в диком ритуальном танце… делай, что угодно, только не спи!

Конечно, профи пришли к утру. То ли потому, что сами отдыхали после бойни у Рога, то ли справедливо решили, что утром, заспанный и разомлевший, их противник будет абсолютно беспомощен против них. Что ж, невесело хмыкнул ментор, следовало отдать им должное – умение трезво мыслить всегда давало больше шансов выжить.

Картинка изменилась - на поляну выскочил Пит. Он увидел девушку у костра и остановился, пытаясь выровнять дыхание после бега. Где-то позади него слышался приглушенный топот еще нескольких пар ног. Он обогнал своих союзников? Это было так неожиданно, что Хеймитч аж поперхнулся, закашлявшись. Оказывается, сын пекаря умел бегать быстрее профи… или он вынужден был бежать быстрее? Едва парень отдышался, из зарослей позади него появился Катон с коротким устрашающим клинком в руке. Он обошел замершего Пита, бесцеремонно оттолкнув его свободной рукой, и неслышно, по-охотничьи, приблизился к спящей жертве.

А камера в эту минуту крупным планом показала лицо Мелларка. Парень всегда был для ментора распахнутой книгой. Вот и сейчас Хеймитч заворожено смотрел, как в прозрачной глубине голубых глаз подопечного эмоции захлестывали и сменяли друг друга, смешиваясь в безумный водоворот - облегчение, радость, недоумение, ужас, презрение, гнев… Последним, что ментор успел разобрать в этом вихре, была нескончаемая боль.

В какое-то мгновение девушка почувствовала опасность: она открыла глаза и увидела своих палачей. Бедняжка жалобно крикнула, вскидывая руки, и Катон нанес удар.

- Двенадцать готовы, одиннадцать впереди! – весело воскликнула Мирта, выходя из-за спины застывшего на месте Пита.

Катон выдернул нож и пренебрежительно вытер лезвие об рукав куртки несчастной девушки, потом повернулся к союзникам. Не сводя с Мелларка внимательного взгляда, Хеймитч заметил, как от этого движения яростно сжались его скулы и на них заходили желваки. Как же так, непонимающе подумал ментор, ведь подпись под снимком Восьмой ясно гласила – Пит Мелларк?

Или распорядители ошиблись?

Остальные профи тем временем обыскивали скромные запасы девушки в надежде поживиться чем-нибудь полезным.

- Ну она и тупица, - хмыкнул себе под нос Марвел, парень из Первого. Он отбросил бесполезный рюкзак и обменялся презрительными взглядами с напарницей, а потом добавил уже громче, обращаясь к другим: - Ничего нет! Эта дурочка даже ножа не смогла раздобыть… наверно, самым ценным в ее пожитках были спички!

Толпа дружно захохотала, и даже Пит выдавил из себя кривую ухмылку. Ментор представил, каких неимоверных усилий стоило мальчишке его показное веселье, и внезапно подумал, что очень мало знал своего подопечного.

- Пора бы им выпалить из пушки, а? – продолжая смеяться, вдруг удивилась Мирта.

Действительно, пушка молчала. Хеймитч вспомнил правила и маячки в теле каждого трибута. Молчание означало только одно: сердце бедняжки из Восьмого все еще продолжало биться…

- Наверно, пора, - Катон пожал плечами в ответ, оглядываясь вокруг. - Ничего не мешает сделать это сразу.

- А может, она еще жива, а, Второй? – язвительно предположила Диадема, девушка из Первого, поигрывая длинным тонким клинком. – Разучился пользоваться ножичком?

- Нет! – рыкнул он, бросив на нее уничижительный взгляд. - Я заколол ее!

- Тогда почему нет выстрела? – продолжала издеваться она, презрительно хихикая и скаля зубы в усмешке.

- Кто-то должен подойти и убедиться, что дело сделано, - предложила Мирта. Профи недоуменно переглянулись.

- Я же сказал… - начал было раздражаться Катон, но тут Пит резко прервал его:

- Мы зря тратим время! - голубые глаза полыхнули недобрым огнем. - Пойду проверю. И добью ее, если она жива.

Так вот оно что… Растерянно сдвинув брови, ментор смотрел, как парень медленно по-дошел к умирающей девушке и опустился возле нее на колени. Пушка молчала не зря. Удар Катона не был смертельным – его жертва еще хрипела и тихо постанывала. Камера показала ее рану и большое пятно бурой, практически черной крови. Похоже, нож профи попал в печень, решил ментор. Девушка, безусловно, обречена, но ее смерть станет долгой и мучительной: еще минут сорок она будет истекать кровью, испытывая при этом адскую боль.

Видимо, Пит тоже понял это. Он нагнулся к девушке и осторожно, с какой-то обреченной нежностью коснулся бледнеющей щеки. Ее угасающий взгляд остановился на его лице, и в глазах на секунду мелькнула просьба. И благодарность. Парень на мгновение зажмурился, а потом открыл глаза и едва заметно кивнул в ответ.

Длинный охотничий нож, последний из связки, раздобытой у Рога Изобилия, одним уверенным движением вошел ей под ребра.

Когда Мелларк вернулся к профи, демонстративно повторяя движение Катона и вытирая нож об собственный рукав, в его взгляде уже не было ничего, кроме звенящей пустоты.

- Ну, что? – мерзко ухмыльнулся Катон, заметив его жест и прищурив глаза. – Мертвая была?

- Живая. Была, - Пит презрительно взглянул на него. Ему вторил пушечный выстрел. – Ну, что, идем?

Ну вот, теперь все. Ментор выдохнул и устало потер лицо. Дальше, как обычно - сейчас появится планелет и заберет труп, это можно было и не монтировать для Двенадцатого…

Но запись отчего-то не заканчивалась. Хеймитч подозрительно прищурился. Судя по всему, его ожидал сюрприз… Не прошло и пары минут после того, как планелет унес с Арены тело погибшей девушки, и на дереве, как раз над местом, где еще недавно общались профи, зашевелилась и раздвинулась листва, являя утреннему свету и вездесущим капитолийским камерам язвительную усмешку Китнисс Эвердин!

И тут он захохотал. Так громко, что даже техники и операторы, дежурившие в студии, с недоумением уставились на него. С какой это неожиданной радости так дико веселился ментор Двенадцатого? Не было никакой радости, просто нервный срыв, твердил он себе, продолжая смеяться и глядя на экран: малышка ловко спрыгнула с дерева и подняла к небу лицо с многозначительной усмешкой. Ай да девочка, ай да молодец! Сколько же времени она, как птичка, просидела там, на развилке дерева? Наверно, всю ночь, раз бедняжка из Восьмого решилась остановиться здесь, под самым носом у противника.

Разглядывая Китнисс и пытаясь остановить нервный смех, он думал, что, похоже, это будут самые удивительные Голодные Игры за всю многолетнюю историю его менторства. И что его странная парочка еще не раз удивит его.

Через минуту запись остановилась, и экран погас. От утренней злости не осталось и следа.

- Спасибо, ребята, - поднимаясь со стула, ментор доброжелательно махнул операторам и поднял большой палец в ответ на их непонимающие взгляды. – За хорошие новости.

Уже выходя из студии, в дверях он столкнулся с Брутом – ментором Второго дистрикта. Видимо, тот тоже явился за новостями. Брут надменно кивнул в знак приветствия. Чисто официальный жест, не имеющий ничего общего с хорошими манерами. В Капитолии между менторами соперничавших дистриктов существовало негласное правило - не ссориться и не выяснять отношения во время Игр. Большинство победителей старались его придерживаться. И даже если кто-нибудь из менторов открыто ненавидел друг друга, на людях все старались вести себя цивилизованно. Ну, за очень редким исключением вроде Рубина и Кашмир.

Даже Брут, не питавший к Двенадцатому никаких нежных чувств, сейчас подчеркнуто вежливо шагнул в сторону, пропуская Эбернети к двери. Интересно, будет ли он таким же вежливым, когда увидит ту запись, что только что просмотрел Хеймитч, вдруг некстати подумал ментор. Хотя Бруту нечего было опасаться, его парень и так лидировал в рейтинге по количеству убитых соперников. Не последнее дело, когда вопрос касался привлечения спонсоров, так что звероподобный трибут из Второго продолжал числиться в фаворитах.

Ментор поймал пустой взгляд Брута и машинально кивнул в ответ. Незачем портить отношения в самом начале Игр – впереди у них еще будет для этого уйма возможностей.

- Хеймитч Эбернети? – сразу за дверью ему навстречу шагнул высокий молодой человек в строгом деловом костюме. Ментор удивленно хмыкнул. Уже давно никто в Капитолии не уточнял его имя, особенно в такой официальной форме.

- Нет, президент Сноу! - съязвил он, скривившись. На мгновение молодой человек опешил, а потом широко улыбнулся, оценив колючую шутку.

- Простите за официальность – привычка, – он указал куда-то в сторону выхода. – Мой босс прислал за вами машину. Он будет рад видеть вас.

Капитолиец сделал шаг в сторону и жестом предложил следовать за ним. Даже не двинувшись с места, Хеймитч недовольно поморщился – что еще за загадочность? Он никуда не поедет, пока не узнает, что за важная птица так настойчиво желает его видеть.

- Ваш босс прислал машину? – ментор вопросительно нахмурился. Это было что-то новенькое. – Простите за любопытство, но могу я узнать его имя?

- Ну разумеется! Простите мою оплошность – я полагал, что меня, как и вас, весь Капитолий знает в лицо… мой босс - Плутарх Хавенсби! Думаю, вы помните, что обещали сенатору позавтракать с ним?

- Ну надо же, у Плутарха Хавенсби говорящие слуги! – насмешливо протянул ментор, с интересом разглядывая собеседника. Конечно, он помнил о приглашении, просто в свете последних событий совершенно упустил его из виду.

Молодой человек едва заметно качнул головой – видимо, ему не слишком понравилось язвительное высказывание Двенадцатого.

- Я не слуга, - в его голосе послышалась плохо скрытая досада. - Меня зовут Сократ, я личный секретарь сенатора. Я занимаюсь всеми его делами и планами и отвечаю за связи с общественностью…

- Послушай, Сократ, - бесцеремонно перебил ментор его напыщенную речь, - мой желудок начинает выводить трели – неужели не слышишь? Твой босс обещал мне завтрак, так чего же мы ждем? Поехали!

На выходе из телецентра их уже ожидал лимузин. Водитель в строгом черном костюме молча распахнул перед ментором заднюю дверцу. Белоснежный салон шикарного автомобиля обдал Хеймитча ароматом выделанной кожи, дорогих сигар и откупоренного шампанского. Оглядевшись, ментор тихо присвистнул – похоже, Плутарх не жалел средств для поддержания собственного высокого статуса! Помнится, еще до начала Игр Цинна пророчил сенатора в покровители Китнисс Эвердин… теперь Эбернети готов был всерьез рассмотреть его кандидатуру.

- Ну, и куда мы едем? – поинтересовался он у спутника, устраиваясь на роскошном сидении и одним махом опрокинув стоящий на подставке бокал дорогущего шампанского. Пузырьки приятно защекотали в носу, заставляя поморщиться и чихнуть. – В личную резиденцию? Или в Сенат?

- Ни одно из указанных вами мест не подходит для дружеского завтрака, - парировал молодой человек, сделав жест водителю, и автомобиль медленно тронулся с места. – Сенатор ждет нас в своем любимом ресторанчике на смотровой площадке Дворца Правосудия - туда мы сейчас и направляемся.

- Ресторанчик во Дворце Правосудия? – ментор вспомнил родной дистрикт, мрачное серое здание в центре и с трудом сдержался от язвительного смеха. - А чего уж не в президентском дворце?

- Ничего смешного, - его собеседник обиженно поджал губы. – Со смотровой площадки Дворца Правосудия открывается один из прекраснейших видов Капитолия… а сенатор ценит прекрасное!

Ментор хмыкнул и огляделся. Ну да, судя по вызывающему салону его служебного автомобиля, сенатор Хавенсби действительно очень ценил прекрасное… особенно ту его часть, которая измерялась шести-семизначными цифрами!

Уютная терраса смотровой площадки, на которой располагался любимый ресторанчик Плутарха, была сплошь увита плющом и виноградом. Плотный покров листьев переплетался с коваными решетками и арками и создавал естественное подобие стен и оконных проемов, в каждом из которых располагался изящный круглый столик, накрытый двумя скатертями - белоснежной ажурной поверх винно-красной, в тон свисающим к самому столику роскошным гроздям темного винограда. Едва сделав шаг внутрь импровизированного рая, Хеймитч на мгновение замер, зачарованно разглядывая красоту вокруг. Где-то журчал невидимый глазу фонтан, благоухали диковинные цветы, негромко пели птицы… полный покой и умиротворение.

Иллюзия покоя и умиротворения, сказал он себе.

Сенатор ожидал его за столиком в самом углу зала. Сегодня он не был похож на правую руку Главного Распорядителя Голодных Игр – в легких светлых брюках и рубашке Плутарх Хавенсби выглядел, как обычный рядовой капитолиец на отдыхе. Он задумчиво помешивал миниатюрной ложечкой в прозрачной чашке десерт с какими-то кусочками фруктов и разглядывал действительно прекрасный вид, открывавшийся с его места. Ментор подошел и с кислой миной бухнулся на стул напротив. Его так и подмывало забросить ноги на стол, прямо на белоснежную скатерть, но внутренний голос предусмотрительно одернул – кто знает, возможно, сенатор действительно облегчит жизнь его девочке там, на Арене?

- Двенадцатый, - Плутарх приветственно кивнул и внимательно оглядел своего гостя. От мимолетного взгляда Хеймитча, брошенного вокруг, не укрылась ненавязчивая охрана, которая расположилась по периметру на расстоянии, достаточном, чтобы не слышать беседы и в то же время быть готовой по малейшему жесту броситься на выручку.

- Сенатор, - так же вежливо качнул головой ментор, судорожно пытаясь припомнить все приличные выражения из своего скудного словарного этикета. – Весьма удивлен вашему приглашению… чему обязан столь высокой чести?

- Ох, Эбернети, - Плутарх совершенно искренне рассмеялся в ответ на его попытку выглядеть вежливым, - прекрати это клоунство! Мы с тобой не первый год на Играх, и я знаю тебя, как облупленного - но я и подумать не мог, что в твоем богатом словарном запасе найдутся такие изыски!

- Ну, как вы сами сказали только что, мой лексикон достаточно разносторонен, – расслабившись, сумничал Хеймитч, не сводя с собеседника напротив внимательного изучающего взгляда. – И все-таки, вернемся к нашим баранам – чему обязан?

Продолжая улыбаться, сенатор задумчиво покручивал в руке прозрачную чашку. Ментор выжидающе молчал. Одно из двух – либо Плутарх Хавенсби не знал, с чего начать их сегодняшний разговор, либо выбирал, что именно хотел и мог сказать Двенадцатому.

- Давайте, я помогу вам, сенатор. А то я еще не завтракал, и очень кушать хочется, - усмехнулся он, примирительно положив руки на стол по обе стороны тарелки. – У меня товар, а вы, как я понимаю, купец… говоря понятным языком, моей девочке не помешает такой высокий покровитель, как почетный сенатор Капитолия. Не могу обещать в ее лице изощренного убийцу, но эффект неожиданности гарантирую. Теперь ваша версия.

- А мне и не нужен изощренный убийца, - Плутарх многозначительно поднял брови. – Но в общих чертах ты верно выразил мою мысль. Скажем так, у меня есть определенный интерес к Китнисс Эвердин…

- Упс! – ментор едва сдержался, чтобы не выругаться. Определенный интерес! Как же, знал он все эти интересы капитолийских распутников. Двенадцатый брезгливо крякнул и натянул на лицо благожелательную усмешку. - А нельзя ли подробнее?

- Не сейчас, - в строгом голосе Хавенсби не было и намека на благожелательную только что улыбку. – Всему свое время… а пока возьми вот это.

Он достал из кармана брюк маленькую пластмассовую баночку и положил на тарелку перед ментором. Хеймитч осторожно взял подарок сенатора двумя пальцами и, осторожно понюхав, поднес к самым глазам. Странный знакомый запах… так пах в его ночных кошмарах капитолийский госпиталь.

- Это, что, весь мой завтрак? – не смог удержаться он от дурацкой шутки. Минуту назад серьезный, Плутарх неожиданно прыснул, и лицо его осветилось.

- Вот за это я и люблю тебя, Двенадцатый, - он снисходительно покачал головой. – С тобой не соскучишься… Нет, завтрак подадут через минуту. Это для нашей девочки. Так сказать, мой первый взнос.

- Что там? – уже без смеха тихо спросил ментор, с интересом разглядывая презент.

- Лекарство. Универсальное и достаточно сильное. Незаменимо при ожогах, порезах и укусах насекомых. Передашь ей, как только сможешь.

Ментор всматривался в глаза Хавенсби и видел в них предупреждение. Слова сенатора заставили его побледнеть. Укусы? Ожоги? Час от часу не легче! Это то, что ожидает Кит в самое ближайшее время – организаторы Игр решили подыграть Огненной Китнисс? Кому, как не Плутарху, знать о дальнейших планах распорядителей… Прав был Цинна, тысячу раз прав – никто лучше Хавенсби не сможет помочь его девочке выжить на Арене!

Задумавшись и представив грядущие сюрпризы Капитолия, он даже вздрогнул от неожиданности, когда вышколенный официант в строгой униформе и длинном белоснежном фартуке бесшумно поставил перед ним блюдо и положил приборы.

- Ну хотя бы это теперь мой завтрак? – вопросительно хмыкнув, он поднял блестящий полусферический колпак и принюхался. Незнакомое чудо кулинарии издавало нежный неузнаваемый аромат. Опасаясь пробовать, Хеймитч поднял глаза на Плутарха. - Уж не решили ли вы отравить старика Эбернети, а, сенатор? Что это - мясо, птица? Не могу разобрать, я не большой гурман…

Ага, мелькнула мысль, настолько небольшой, что с трудом отличу собаку от индейки в стряпне Сальной Сэй!

Плутарх снисходительно усмехнулся, подхватил вилкой маленький кусочек с тарелки ментора и демонстративно отправил его в рот, медленно и тщательно пережевывая. Потом многозначительно глянул на часы на запястье, и брови его выразительно поднялись.

- Конечно, полагается подождать минут десять, но в Капитолии сильные яды… И как видишь, я еще жив, - его глаза откровенно смеялись.

Хеймитч открыл было рот, чтобы шутливо посетовать на нерасторопность своих конкурентов по части выбора ядов - и в эту минуту в его ухе сработал микронаушник.

Странное это было зрелище: Двенадцатый замер с открытым ртом и вилкой в руке на полпути к нему, с остановившимся отсутствующим взглядом и легкой испариной на лбу. Казалось, он даже перестал дышать. Плутарх пощелкал пальцами у него перед носом, но тот никак не отреагировал. Прошло не больше минуты, когда он, наконец, расслабленно выдохнул и, ссутулившись, прикрыл глаза, опершись локтями на стол и закрывая руками лицо.

- Новости? – мягко уточнил Хавенсби и понимающе улыбнулся. Хеймитч молча кивнул, не отнимая рук от лица. - Все в порядке? Мы можем продолжить завтрак?

Ментор чуть повел плечами и поднял глаза – в них искрилась неподдельная радость.

- К черту завтрак, сенатор… она нашла воду!

И это была, пожалуй, лучшая новость за все утро.


Глава 15

Он и не сообразил, каким чудом оказался в отеле. Это точно не был лимузин Плутарха - ему не хотелось раньше времени злоупотреблять расположением сенатора. Кажется, он спустился на улицу и поймал такси. Сложно было не поймать: несчастный водила вжал голову в плечи и педаль тормоза в пол, когда ему наперерез, прямо под колеса, бросился растрепанный мужик с горящими глазами, в изрядно измятых шелковых брюках, дорогущем пуловере на голое тело и замшевых мокасинах на босу ногу. Бедняга таксист едва не поседел, решив, наверно, что какой-то капитолийский хлыщ решил свести счеты с роскошной и оттого невообразимо скучной жизнью. Каково же было его удивление, когда, отдышавшись и придя в себя от испуга, при ближайшем рассмотрении он признал в несостоявшемся самоубийце знаменитого на весь Капитолий ментора Двенадцатого дистрикта!

Хеймитч хмыкнул: обалдевший парень домчал его до отеля за считанные минуты и даже не взял платы за проезд, лишь заискивающе подсунул какой-то пишущий предмет и слезно попросил оставить автограф на лобовом стекле. На мгновение ментор почувствовал себя мегазвездой. Интересно, как долго этот дурень теперь не будет мыть машину?

Он почти вбежал в холл и едва не столкнулся в дверях с Эффи. Снова эта женщина?

- Я уже в курсе! - взволнованно защебетала она, отчаянно жестикулируя и пытаясь ухватить его за руку. - Я видела все в прямом эфире! Мы с приятельницей как раз пили кофе на веранде ее квартирки!... видел бы ты ее глаза, когда она смотрела в небо и требовала воды!... а потом этот очаровательный пруд с кувшинками!... очень толковая девочка!... нам в этом году попалась такая молодчинка, не находишь?

От ее несвязного восторженного лепета у него вдруг свело скулы.

- Или ты рассказываешь мне все по порядку, глупая женщина, или я, черт подери, дойду до самого президента Сноу с требованием избавить меня от твоей невыносимой болтовни и твоей назойливой персоны! - сквозь зубы зашипел он, перехватив ее руку выше локтя и оттаскивая от входа к ближайшему дивану. Такое прекрасное еще минуту назад, настроение было безнадежно испорчено. Эффи бухнулась на кожаные подушки и обиженно, как капризный ребенок, поджала раскрашенные губы. Ментор замер напротив. Широко расставил ноги для пущей устойчивости и убедительности и скрестил руки на груди. Потом выразительно поднял брови – дескать, ну, слушаю тебя!

Наверно, ему повезло, что она не умела сердиться дольше двух минут – Эффи картинно вздохнула, закинула ногу на ногу, обхватив колено наманикюренными пальцами, и с видом оскорбленной невинности заговорила:

- Мы с Клео сидели на веранде, болтали ни о чем и пили кофе. Знаешь, у нее удивительно вкусный кофе, не помню название сорта…

- Короче, - пытаясь говорить спокойно, перебил ее Хеймитч. Она сделала вид, что не замечает пар, готовый вот-вот повалить из его ушей.

- Клео просто чокнутая фанатка - смотрит Игры в прямом эфире! Я и не знала, что среди моих подружек есть такие, кто променяет клуб или салон на трансляцию Голодных Игр…

- Короче!

- Ты невозможен, Двенадцатый - слова не дашь сказать! Они показывали профи, их лагерь… кстати, у Пита все в порядке - странно, что ты не спрашиваешь... потом рыжеволосую девочку где-то в лесу… потом этого парня, конкурента из Одиннадцатого - он, кстати, неплохо устроился в хлебных злаках неподалеку от озера…

- Еще одно слово – и…

Она бросила сердитый взгляд на его закипающую физиономию и сочла за лучшее не играть с огнем.

- А потом показали Китнисс. Она не очень хорошо выглядела… ладно, она выглядела просто отвратительно: красные глаза, сухие потрескавшиеся губы… ей бы не помешала моя новая увлажняющая помада - и почему им не позволяют брать с собой на Арену косметику?

На секунду ему показалось, что сейчас он точно придушит эту идиотку – какая, к чертям, помада и косметика? Девочка буквально умирала от жажды, а эта кретинка думала только о том, как та будет смотреться на капитолийском экране!

- Она была такая слабая, что едва держалась на ногах. Но все равно упрямо продолжала двигаться, - Эффи притихла и едва заметно поежилась. Тонкие пальцы, обнимавшие колено, судорожно сжались. – А потом она остановилась, привалилась к дереву, подняла глаза к небу и потребовала воды.

О, он прекрасно знал, что такое обезвоживание… В первые часы без воды ты практически не ощущаешь никакого дискомфорта, только странная сухость во рту, словно наглотался мелкого песка. Потом тело начинает ныть и гореть, кружится голова и тянет на рвоту. Только вот рвоты чаще всего может так и не случиться – попросту нечем. Потом тебя прошибает пот, который ты бесцельно утираешь рукавом, платком или просто сбрасываешь со лба на землю драгоценные капли. Пока не начинаешь понимать, что единственный источник жидкости - ты сам. Поначалу это кажется диким, но только поначалу. А уже через несколько часов ты согласен выпить что угодно, даже собственную мутную мочу, только бы почувствовать влагу на растрескавшихся иссушенных губах, на огромном каменном языке, который не умещается во рту…

Он дернул головой, отгоняя кошмарные воспоминания, поймал безумный взгляд Эффи и только тогда понял, что, похоже, произнес все это вслух.

- И что дальше? - сухо и без эмоций поинтересовался он у напарницы. Капитолийка нервно сглотнула и закашлялась, пряча в пол испуганные глаза.

- А дальше показали рекламу, - еле слышно прошелестела она, опасаясь даже взглянуть на него.

Он ошалело выпучил глаза, с хрустом сжав кулаки на скрещенных руках. Какая ж она дура! Неизвестно откуда нахлынувшая ярость с головой накрыла его. На кой черт говорить ему о рекламе? Нет, сейчас он точно прибьет ее - и плевать, что почти сотня человек, находящихся сейчас в холле, уже завтра станет свидетелями на суде по делу об умышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами!

- Правда, там была реклама, совсем короткая, мы даже не стали переключать на другой канал! - так и не оторвав взгляда от мраморного пола вестибюля, быстро-быстро заговорила Эффи - словно почувствовала свою стремительно надвигающуюся кончину в лице ментора, ястребом зависшего над ней. - Потом опять транслировали лагерь профи, еще раз мелькнула рыженькая девочка, парень в злаках… а когда снова показали Китнисс, она уже лежала лицом в грязи возле пруда с кувшинками и пальцами рисовала на ней какие-то узоры.

Он шумно выдохнул и покачнулся, почувствовав, как начала спадать с глаз красная пелена ярости. А заодно затряслись разжатые из кулаков руки.

- Знаешь ли ты, женщина, что только что рисковала своей глупой розовой башкой? - хрипло выдавил он, еще не полностью отойдя от яростной вспышки. - Впредь научись выражать свои мысли конкретнее и короче, не то в следующий раз твое многословие может стоить тебе жизни… неужели забыла, что Двенадцатый – псих?

Эффи испуганно вскинула затравленный взгляд – его угрожающий тон не позволял усомниться в достоверности сказанных слов. Опасаясь собственной несдержанности, Хеймитч порывисто развернулся на пятках с благим намерением убраться подальше от несостоявшейся жертвы.

- А еще лучше заведи себе полезную привычку – не попадаться мне на глаза до конца Игр! – уже сделав несколько шагов, через плечо холодно бросил он и направился к лифту.

Выпить, мне нужно срочно выпить, будто заклинание, вертелось на языке. Со злобным удовольствием ментор подумал, что ему не помешала бы сейчас хорошая доза обжигающего самогона старухи Риппер – настоящего адского пойла, которым он травился в Двенадцатом. Ну, или на худой конец, пара бутылок какого-нибудь капитолийского дерьма из его бара.

И немножко удачи, чтобы благополучно добраться до номера.

Но, видимо, на известии о пруде и кувшинках лимит хороших новостей на сегодня оказался исчерпан: не успел он дойти до лифта, как перед ним, словно чертик из табакерки, возник ментор Второго дистрикта. Вместе с парой детин довольно внушительного вида. Миротворцы, только в штатском, решил Хеймитч. Он машинально оглянулся: гордо задрав подбородок, Эффи все еще сидела на диване на другом конце холла и не спускала с него оскорбленного взгляда. Сейчас не хватало только отхватить по морде, мелькнула в воспаленном мозгу шальная мысль. Радуйся, женщина, вот твои мстители…

Ментор остановился, спокойно сунул руки в карманы многострадальных брюк и наигранно лениво улыбнулся. Почти по-настоящему. Это был его лучший и любимый трюк - в критический момент мгновенно переключать собственные эмоции: злиться и извергать проклятия на одного собеседника, а через минуту вальяжно усмехаться другому, втайне мечтая прикончить обоих. Этой замечательной чертой своего и так непростого характера он обзавелся здесь, в Капитолии. И за долгие годы менторства довел свой навык практически до совершенства.

Кстати сказать, этот номер проходил у него только в столице.

- Брут? Не часто ли мы видимся – дважды за один день… У тебя теперь охрана? - ох, не стоило сейчас задирать Второго, но он уже не мог заставить себя замолчать. – Хороши щенята – крепенькие, мордастенькие… сам отбирал?

- Отойдем, Двенадцатый? - криво усмехнулся Второй, сделав выразительный жест своим бритоголовым спутникам, и те обступили Эбернети, зажав его с обеих сторон, точно в ловушке.

- Извини, дорогой, не могу, - ментор продолжал улыбаться, пока мозг лихорадочно искал пути к отступлению, - через пятнадцать минут я должен быть на приеме… у Сенеки Крэйна - мы договорились пропустить по рюмочке коньячку! Сам знаешь, Главный не любит ждать…

Лицо Брута нервно дернулось, и Хеймитч едва заметно перевел дыхание. Удачный ход! Уже давно Двенадцатый заметил, что имя Главного Распорядителя отрезвляло не хуже имени самого Кориолана Сноу. Сенека отвечал за все, что непосредственно касалось Игр… и упаси боже было попасть к нему в немилость! Нет, боялись не самого Крэйна, а, скорее, опалы в виде дисквалификации или, что еще хуже, высылки из Капитолия на время проведения главного зрелища года. Это касалось всех менторов провинившегося дистрикта, а не только того, кто имел неосторожность вызвать его гнев на свою голову. А нет менторов - нет ни спонсоров, ни договоров, ни оплат. Иными словами, зарвавшиеся наставники могли запросто подписать смертный приговор своим подопечным на Арене, поэтому упоминание Главного Распорядителя действовало на экс-победителей, как холодный душ.

И только Хеймитч Эбернети имел наглость хвастаться несуществующими приглашениями на несуществующую аудиенцию.

Брут скрипнул зубами и что-то буркнул своим головорезам. Хмуро переглянувшись, те с неохотой отошли от Двенадцатого и замерли поодаль, усердно и совершенно безуспешно изображая жалкое подобие светской беседы.

- Надо же, твои очаровательные громилы пытаются разговаривать! - Хеймитч издевательски усмехнулся и выдохнул в лицо сопернику остатки вчерашней выпивки. - Что такое, Второй, я перешел тебе дорогу?

- Я слышал, ты завтракал сегодня с Плутархом, - зло отозвался профи.

Так вон оно что – Брут тоже имел виды на сенатора Хавенсби? Ха, еще бы – даже Катону, безоговорочному фавориту сегодняшних рейтингов совершенно не помешало бы высочайшее расположение! Поздно спите, батенька, занят уже ваш сенатор, едко усмехнулся ментор, пытаясь держать серьезное лицо.

- Не нервничай, Брут, это вредно для здоровья, - он постарался сказать это как можно спокойнее, по-прежнему давясь ухмылкой. - Сенаторов в Капитолии хватит на всех.

- Я не говорю тебе о других сенаторах – я говорю о Хавенсби! – едва не взревел Второй. Громилы дернулись было на его повышенный тон, но Брут остановил их коротким нервным жестом. Понимая, что заигрывает с огнем, Хеймитч лишь неопределенно пожал плечами, и Второй расценил его движение, как вызов – он злобно прищурился, приблизил перекошенное от злобы лицо и вдруг зашипел:

- Интересно, что случится, если Двенадцатый потеряет где-нибудь свою круглую спонсорскую печать? Или свой коммуникатор? Или свой наушник?

Или свою голову, явственно услышал ментор в его шипении. Это было уж слишком. Ему вдруг до смерти надоело притворяться.

- Скорее кто-то другой потеряет руку. И не только руку, - так же сквозь зубы выдавил он уже без ухмылки, глядя в остекленевшие от бешенства глаза Брута.

Остатки здравого смысла кричали ему: еще одно неверное слово – и они вцепятся друг другу в глотки, и будут кататься по полу в слепом желании разорвать соперника на куски.

И тогда некому будет помогать выжить Китнисс Эвердин.

- Вот ты где! – как в тумане услышал он из-за спины высокий знакомый голос. Эффи… опять Эффи. Как вовремя! В какое-то мгновение он даже обрадовался, что не убил ее полчаса назад. – Ты препираешься здесь со Вторым, тогда как нас уже ждут?

Он медленно обернулся. Она стояла за его спиной, на правильном расстоянии - и рукой не дотянуться, если снова возникнет острое желание стукнуть, и не нужно кричать на весь холл, который, к слову сказать, и так уже уставился на сцепившихся не к месту мужчин.

Капитолийка многозначительно подняла брови.

- У Сенеки… ты, что, забыл? – только он, терпевший этот визгливый голос почти десяток лет, смог разобрать в нем предупредительные нотки. Она решила подыграть ему? Эффи недовольно топнула розовой туфелькой по такому же розовому мрамору пола. – У тебя случилось неожиданное расстройство памяти? Ты не мог забыть - вы оба только что орали об этом на весь отель! Ты ведь знаешь, Двенадцатый, Крэйн не любит опоздания… и не станет ждать, пока вы здесь наиграетесь в кто-кого-круче!

- Извиняй, Второй, - медленно выдыхая, он сделал маленький шаг назад. А потом скривился в усмешке и с вызовом подмигнул окончательно озверевшему Бруту, словно и не мечтал минуту назад растереть того в порошок. - Не могу отказать женщине в просьбе, особенно сделанной подобным тоном! Надеюсь, еще увидимся, чтобы непременно продолжить нашу содержательную во всех отношениях беседу и…

Не дав напарнику договорить, Эффи схватила его за рукав и потащила к выходу. И он сдался. Не слишком ли много эмоций за один день? Тихо устало посмеиваясь и стараясь сохранить насмешливую мину на лице, он покорно поплелся вслед за ней.

- Придурок… ты полный придурок, Двенадцатый, - еле слышно яростно шипела она, то и дело кивая по сторонам и озаряя встречных искусственной резиновой улыбкой.

- В общем, ты вовремя, - только и смог пробормотать он, машинально повторяя ее кивания. – Наверно, я должен сказать спасибо… как ты рискнула подойти?

- Нужно же было кому-то подумать о Китнисс, - она смерила ментора косым недовольным взглядом. – Пока ты там бил кулаками в грудь и совал голову в пасть тигру.

Ему стало стыдно. Там, на Арене, его девочка… их девочка сражалась за свою жизнь, а он тут устраивал истерики и показательные скандалы и ссоры с другими дистриктами. Он хмыкнул собственным мыслям. Хорош наставничек, нечего сказать! Даже Пит Мелларк, с его незнакомой ледяной выдержкой, давал старому пьянице сто очков форы.

- Я больше не буду… постараюсь, - неохотно пробубнил он в спину топающей впереди Эффи. – Но куда ты меня тащишь, женщина?

- Куда-куда - разумеется, к Главному Распорядителю… сам ведь напросился! - жалобно вздохнула она, выталкивая его за двери отеля, предупредительно разъехавшиеся перед ними. - Если ты сейчас не попадешь на прием к Крэйну, Брут непременно узнает об этом и поймет, что братание с Сенекой было лишь фарсом с твоей стороны… и у тебя больше не будет такого беспроигрышного козыря, как рюмочка коньячку!

- И как же я туда попаду… без приглашения?

- Просто позвоним Цинне. Сам знаешь, для него не существует закрытых дверей.

Забравшись в притормозившее перед ними такси, капитолийка достала из невесть откуда оказавшейся на запястье сумочки подобие менторского коммуникатора, только гораздо меньших размеров и отвратительного розового цвета. Памятуя ее почти геройскую выходку в холле, он благоразумно оставил при себе нелестное высказывание насчет ее цветовых предпочтений, вот-вот готовое по привычке сорваться с языка.

Хвала чертям, Цинна оказался на месте. Уже усевшись в такси, рядом с водителем, Хеймитч прислушался к заговорщицкому шепоту Эффи, доносящемуся с заднего сиденья. Но как ни напрягался Двенадцатый, он так и не смог уловить ни слова, кроме «Сенека» и «Китнисс». Да этой женщине следовало работать не на телевидении, а в капитолийских спецслужбах…

Он непроизвольно дрогнул - а, может, как раз там она и работала?

- Да… да, хорошо, - уже громче отозвалась она в трубку, кивая головой и делая жест водителю, призывно пощелкав возле его уха наманикюренными пальцами. – Да, я поняла, спа-центр на Семи Холмах… люкс в пентхаузе… и нас проведут… мы будем там через…? – она вопросительно поймала в зеркале заднего вида внимательный взгляд таксиста.

- Десять минут, - отозвался тот.

- Десять минут, - эхом повторила она для своего невидимого собеседника и захлопнула крышку аппарата. Потом подняла на напарника торжествующий взгляд. – Все очень просто. Мы сможем засветиться в косметическом салоне, который несколько раз в неделю, и как раз сегодня, посещает Главный Распорядитель. Даже если мы не встретимся с ним лично, масса народу подтвердит при случае, что мы там были. Не правда ли, я молодец?

Он усмехнулся - чего нельзя было отнять у Эффи Бряк, так это ее непревзойденных организаторских способностей! Он даже готов был взять назад свои слова насчет того, чтобы «не появляться у него на глазах»… вряд ли у него получилось бы так же хорошо разруливать все возникающие проблемы.

- Ты молодец, женщина, - примирительно кивнув, он повернул голову в ее сторону и поймал в зеркале довольную ответную улыбку. – Я так понимаю, Цинны там не будет?

- Нет, но он уверил меня, что нас встретят… только не уточнил, кто, - пожала плечами она. Неважно, кто, сказал себе Двенадцатый. После их нелегкого ночного разговора перед Ареной он доверял Цинне безоговорочно.

Ровно через десять минут, как и было обещано, такси затормозило перед входом в роскошный небоскреб. Выбираясь наружу, Хеймитч ошалело задрал голову, оглядел взмывающее ввысь здание и изумленно присвистнул:

- Это что, косметический салон? Все пятьдесят этажей?

- Вообще-то семьдесят два, - уточнила Эффи. Так и не дождавшись, пока он проявит чудеса галантности и додумается открыть перед ней заднюю дверцу, она собственными силами с трудом выбиралась из автомобиля. – Забыл, что каждый второй капитолиец считает нормой посещать косметолога минимум раз в неделю?

- Охренеть, - только и смог выдавить он, качая головой. Каждый второй капитолиец… мда, это вам не нищий угольный дистрикт с единственной косметической роскошью в виде горячей воды, да и то лишь в доме мэра и в Деревне Победителей!

Совершенно беспрепятственно – и куда только смотрит охрана? - они попали внутрь, без труда нашли в огромном холле скоростной стеклянный лифт. Пока кабинка уносила их на верхний этаж, в пентхауз Главного Распорядителя, ментор изумленно и зло продолжал разглядывать вызывающе роскошное окружение и бормотать сквозь сжатые зубы отнюдь не детские ругательства.

А наверху их уже ожидал настоящий сюрприз.

Финник Одэйр. Собственной неподражаемой персоной.

Он стоял в вальяжной расслабленной позе, опираясь одним плечом на стену возле высокой полупрозрачной двери и мечтательно прикрыв веки. Вид у него был, как у породистого кота, до отвала нализавшегося отборных сливок. Еще из лифта ментору бросилось в глаза, что из одежды на Четвертом был только длинный черный халат, расписанный языками пламени. Хеймитч хмыкнул – знакомая картинка! Так вот он, их таинственный проводник… Шелковая штучка, определенно творение Цинны, выгодно оттенявшая умопомрачительный загорелый торс и бронзовые спутанные локоны, была небрежно запахнута на талии и перетянута поясом с тяжелыми кистями на концах. Одной из этих кистей Одэйр и поигрывал в эту минуту, сквозь полуопущенные ресницы внимательно наблюдая за приближающимися посетителями.

Шагнув из лифта, Эффи растерянно замерла - она никак не предполагала увидеть здесь конкурента.

- Все нормально… подожди меня там. Кажется, мне предстоит очередная стычка, - тихо пробормотал Хеймитч, кивнув в сторону роскошных диванов, утопающих в зелени импровизированной оранжереи в конце коридора. И на случай упрямого сопротивления даже слегка подтолкнул капитолийку под задницу - внутренний голос шепнул ему, что предстоящий разговор не предназначался для ее любопытных ушек.

Когда Эффи удалилась на достаточное расстояние, чтобы не слышать беседы, ментор повернулся к Финнику и одарил того самой язвительной усмешкой, на какую только был способен. Подняв на Двенадцатого свои невозможные аквамариновые глаза, Одэйр лишь очаровательно лениво улыбнулся.

Ох, неслучайно он ожидал их здесь, настороженно подумал ментор.

- Поговорим? – негромко промурлыкал молодой человек. В его распутной полуулыбке мелькнуло что-то… предупредительное.

- Позволь узнать, Четвертый, – с издевкой поинтересовался ментор, - что ты делаешь в пентхаузе Сенеки?

- Во-первых, в этом году я не Четвертый, - отозвался тот, с преувеличенным интересом разглядывая кисть пояса, которую все еще крутил в руке. – А во-вторых, мы просто играли… в шахматы.

- Судя по тому, что на тебе не осталось другой одежды, ты проигрался в пух и прах, - пренебрежительно хмыкнул Хеймитч, вызывающе оглядывая собеседника с ног до головы. - Очаровательный халатик! Как всегда – гламурная фея?

- Как всегда - навеселе? - в тон ему иронично парировал Финник, лениво растягивая слова на капитолийский манер. Ментор покачал головой и тихо рассмеялся. Все-таки не зря этот паршивец понравился ему еще с первого своего появления в Капитолии – никто другой не умел быть таким милым и таким язвительным одновременно!

- Если честно, я рад снова видеть тебя, малыш, - примирительно отозвался он, копируя позу Финника - скрестив руки на груди и прислоняясь плечом к стене с другой стороны двери. Потом кивнул на дверь: - Очередная пассия?

- Перешел тебе дорогу? – Одэйр насмешливо и изящно приподнял одну бровь… и стал еще более очаровательным. - Не припомню, чтобы тебя интересовало что-то, кроме бутылки. Или кто-то, особенно мальчики.

- Ну, согласись, Сенека давно не мальчик! - наигранно удивленно округлив глаза, ментор засмеялся и покачал головой.

- Я не имел в виду Крэйна, я имел в виду себя! – фыркнул молодой человек, посверкивая из-под длинных ресниц озорными глазами.

- Ты тоже уже вышел из нежного возраста, малыш. К тому же, ты во вкусе Капитолия, а у меня с ним вкусы разные, - пожал плечами Хеймитч, выразительно скривив физиономию.

- О, вкусы… – Финник поежился и как-то странно посмотрел на него. - Они так быстро меняются… Я уже не единожды видел тебя в обществе Главного Распорядителя – организаторам Игр приглянулся Двенадцатый дистрикт, а, Эбернети?

- Ох, Одэйр, не стоит так убиваться - конкурент из меня неважный! – снисходительно отмахнулся ментор. – Я, знаешь ли, староват для этих дел и к тому же регулярно дурно пахну. Нежный нос Сенеки не выносит моего амбре!

- Я и не говорю о тебе, - молодой человек заглянул ему в глаза и чуть понизил голос. - Я говорю о твоем светловолосом мальчике… Мелларк – так, кажется, его зовут?

Внезапно Хеймитч почувствовал, что ему стало нечем дышать. К чему все эти грязные намеки? Или этот красавчик знал больше других?

- И что, парень кому-то интересен? – преувеличенно бодро спросил он, отчаянно надеясь на отрицательный ответ.

- Я лично знаю минимум троих, - негромко отозвался Финник.

Призрачная надежда с хрустальным звоном разлетелась на мелкие осколки, которые вонзились в старое менторское сердце. Как ваза в ладони Пита Мелларка.

- Но ему далеко до тебя, с твоей-то внешностью… да и среди нынешних трибутов есть мордашки посимпатичнее! - отшутился Хеймитч, хотя ему было уже не до смеха.

- Я сейчас расплачусь от твоей глупости, Двенадцатый… ты, правда, думаешь, что дело во внешности? - Одэйр сочувственно покачал головой. – Чистый, целомудренный мальчик с влюбленным сердцем и такими ясными глазами – поистине лакомый кусочек для капитолийских гурманов!

- Боишься конкуренции? – сглотнул побледневший Хеймитч, все еще пытаясь язвить. Финник тяжело вздохнул, притворно закатив глаза.

- Ты действительно желаешь ему такой участи либо просто кретин? – в мягком минуту назад голосе появилась незнакомая стальная нотка.

- Даже ругательство в твоих устах звучит музыкой… Хочешь сказать, Сенека тоже благоволит Питу? - уточнил ментор, чувствуя, как на лбу выступает предательская испарина.

- Он первый из числа желающих. Боюсь показаться жестокосердным, но не уверен, хочу ли, чтобы мальчик выбрался.

- Но… почему? – впрочем, он уже знал ответ. Финник неопределенно дернул подбородком и горько усмехнулся:

- Я сам когда-то был на его месте. Не хочу, чтобы он оказался на моем.

- О, Финник, я думаю, ты преувеличиваешь! – жалобно промычал Хеймитч. От таких новостей у него вдруг противно вспотели ладони.

- Разумеется, - едва заметно кивнув, молодой человек выразительно поднял брови и беззвучно пошевелил губами: - В реальности все может быть намного хуже.

Ментор молчал, отчаянно пытаясь подавить предательскую дрожь в коленях. И заодно собраться с мыслями. Последнее никак не выходило.

Неожиданно в голову закралось удивление.

- Хм, - он растерянно сдвинул брови, - а ведь ты мог и не говорить мне этого, Одэйр…

- Мог, - подтверждая его слова, кивнул молодой человек. - Но сказал. Надеюсь, что эта маленькая тайна останется между нами? Учти, это дорогой подарок, Эбернети, цени его!

- У меня сегодня просто день подарков. Осторожно, красавчик, - растерянно пробормотал Двенадцатый, недоверчиво уставившись на собеседника, - я узнал твой секрет - ты беспокоишься о трибутах-конкурентах!

- Мне можно, в этом году я здесь в качестве гостя, - отмахнулся Одэйр, не сводя с него многозначительного взгляда. – Будем считать это моим небольшим личным вкладом в твой спонсорский фонд… Кстати, у тебя, оказывается, тоже есть секрет, и я теперь тоже его знаю!

- Какой? – Хеймитч с досадой сдвинул брови.

Молодой человек выразительно улыбнулся.

- Ты наконец-то беспокоишься о своих.

Глава 16

Он так и не попал к Сенеке. Да и не слишком пытался – после неожиданного разговора с Финником ему расхотелось видеть Главного Распорядителя. Узнать, что Крэйн положил глаз – а возможно, и зуб! – на его подопечного, оказалось для ментора не слишком приятным известием. Когда он вернулся к Эффи, нетерпеливо ожидающей его в оранжерее с каким-то глупым журнальчиком в руках, физиономия у него была – краше в гроб кладут! На ее вопросительный взгляд буркнул – мы засветились, на сегодня хватит. Напрасно битый час она пыталась выяснить, какую страшную государственную тайну поведал ему зеленоглазый красавец Одэйр и что теперь он сам скрывал за своим непроницаемо-траурным лицом – ему не хотелось говорить об этом. Не с ней. Вообще ни с кем.

Тебе придется наступить на себя, припомнились слова Цинны. Да нет, парень, хмуро подумал он – если так и дальше пойдет, мне придется проехать по себе катком…

До отеля он возвращался пешком, сославшись Эффи на необходимость прогуляться и обдумать стратегию. Прекрасный повод отделаться от полезной, но порядком утомившей спутницы – как истинная капитолийская модница, в качестве обуви она носила на ногах нечто, не позволявшее ей сделать больше десяти шагов без опасения рухнуть об землю, а потому на дальние расстояния могла передвигаться не иначе как в автомобилях. Некстати вспомнив о манерах, он даже поймал для нее такси, чем заслужил ее удивленно-снисходительную полуулыбку. К счастью, Эффи не стала сопротивляться – только гневно посмотрела на него с видом строгой матроны и потребовала вести себя сдержанно. Он готов был пообещать ей все земные и неземные блага – лишь бы она поскорее убралась с его глаз!

Душа требовала выпивки. Бокал терпкого пунцово-красного вина за завтраком с сенатором только подогрел аппетит.

Редкие встречные прохожие испуганно шарахались прочь, когда, прекращая бубнить себе под нос что-то невразумительное, он вдруг резко останавливался посреди тротуара и начинал сотрясать кулаками воздух и неистово материться на невидимого собеседника. Парочка, сунувшаяся было за автографом, едва не попала под раздачу и предпочла за лучшее обойти ненормального Двенадцатого стороной. Откуда им было знать, что старый чокнутый ментор разговаривал сам с собой и поливал грязью самого себя?

И что это был его собственный, много лет назад выдуманный способ разрядки.

Он не спешил возвращаться. Микронаушник молчал, его ребята были в относительной безопасности, и он позволил себе роскошь зайти в Центральный парк. В первый раз он был здесь почти двадцать пять лет назад – сидел вон на той самой древней деревянной лавочке, отреставрированной чьей-то умелой дизайнерской рукой, и рыдал взахлеб, как мальчишка, потерявший любимую игрушку. Вот только его потерянную игрушку звали Холли, и ей было всего двенадцать… он помнил ее с четырех лет: шустрая, черноглазая, вечно сующая всюду свой маленький курносый нос, усыпанный яркими веснушками. Вечно ходившая хвостиком за ним и его младшим братом… Он вспомнил, как молча, так по-женски стоически, утирала она его колючие, уже мужские слезы, стоя рядом на пепелище его собственного, разоренного Капитолием дома. Вспомнил, как поперхнулся на Жатве, когда услышал ее имя. Вспомнил, как стеклянными глазами смотрел на экран, где хищные щупальца планелета подхватывали худенькое окровавленное тельце его неугомонной соседки по Шлаку, чтобы унести ее с Арены. Первый менторский опыт закончился, не успев начаться – его трибуты на пятьдесят первых Играх не смогли дожить даже до заката первого дня.

Тогда, в свои неполные девятнадцать лет, он еще не знал, что это только начало…

Он бухнулся на знакомую скамейку и, раскинув на спинке руки, запрокинул голову, прикрывая глаза и глубоко вдыхая полной грудью. Это место он не забудет. Здесь, под сенью огромного, неизвестного ему экзотического дерева, он впервые напился. Надрался до чертиков, до визга, до тошноты. До потери сознания. Без памяти проспал всю ночь, скрутившись калачиком на узкой жесткой лавочке, чтобы очнуться утром с дикой головной болью, сомлевшими и затекшими от неудобной позы руками и ногами и сотней нагадивших тварей во рту. Он еще не осознавал, что через пару недель должен будет вернуться домой и посмотреть в глаза милой кареглазой женщине, всю его сознательную жизнь жившей по соседству с Эбернети, чтобы объяснить ей, почему он победил, а ее дочь – нет.

Тогда он еще не был так известен в Капитолии, как сейчас. Потому-то двое молодых миротворцев, дежурившие в Центральном парке в то утро, имели неосторожность довольно резко высказаться о его помятом внешнем виде и присутствии в неположенное время в неположенном месте. Идиоты, они даже не успели опомниться, как уже лежали на земле с разбитыми носами и покореженными физиономиями – что-что, а драться он умел! Его не испугало ни грозное боевое оружие на их поясах, ни неравная расстановка сил… его вообще в тот день невозможно было напугать.

Его спасла менторская карточка, прикрепленная к вороту рубашки – она обеспечивала неприкосновенность в столице на время проведения Игр. Он считал ее бесполезной картонкой, но, надо же, картонка сослужила свою службу – увидев ее, яростно потиравшие разбитые в кровь подбородки миротворцы с трудом, но все-таки сдержались, настоятельно и в весьма доступных ёмких выражениях посоветовав драчливому Двенадцатому идти куда подальше. Выплеснув душившие его эмоции, он уже остыл и потому не стал нарываться и задирать их – на опыте собственной, располосованной когда-то плетьми спины он знал, что ссоры с миротворцами до добра не доводят. Дома с ним не стали бы церемониться.

Перебирая в памяти полузабытые и полустертые временем горькие воспоминания, он хмыкнул – а ведь те двое запросто могли бы прибить его тогда, в то злополучное солнечное утро, и никто никогда даже не узнал бы об этом! Насколько облегчилась бы его жизнь…

Малодушничаешь, Эбернети, укорил он себя, открыв глаза и удивленно уставившись в потемневшее небо над собой.

Он и не заметил, как на город надвинулся вечер. Это сколько же он просидел здесь, в своих воспоминаниях – час, два? Судя по восхитительным краскам, мерцающим в небе над ним, день близился к закату. Только здесь, в Центральном парке, где не было слепящих неоновых огней, мигающих вывесок и пульсирующей рекламы, можно было разглядеть настоящее капитолийское небо – точь-в-точь такое же прекрасное, бесконечное и бездонное, как небо над далеким Двенадцатым дистриктом. Он рывком поднялся со скамейки и потер руками глаза и лицо – что-то он расчувствовался сегодня… зря он вообще пришел сюда! Нельзя давать себе слабину, особенно сейчас, когда половина пути пройдена и половина трибутов на Арене уже мертва…

Уже в сумерках вернувшись-таки в отель, он решил повидаться с Цинной, чтобы выпить под его чутким присмотром пару порций коньяка и заодно поблагодарить молодого человека за неожиданного союзника в лице Одэйра. И, возможно, поделиться безрадостной новостью и поговорить по душам. Он даже заказал на ресепшене скромный ужин на две персоны в пентхауз Мастера. И в этот момент в кармане брюк завибрировал коммуникатор, принимая сообщение для Двенадцатого. Он нехотя вытащил его из кармана. На экране светилось всего одно слово – «Сегодня». Без подписи. Подпись была излишней – он и так понял, кем был автор послания. Значит, посиделки в творческой мастерской сводились к минимуму – ужин по-быстрому и пара вопросов, не дающих ему покоя с самого утра.

- Привет, - буркнул он, входя в номер. Цинна приветливо кивнул в ответ. – Ужин будет через минуту. Помню про твою диету и заказал твой любимый греческий салат.

- Ты не перестаешь удивлять меня, Двенадцатый, - молодой человек покачал головой и вопросительно поднял брови. Ментор хмыкнул и пожал плечами.

- Просто я наблюдательный парень. Стараюсь иметь обо всех окружающих меня людях максимально полное и четкое представление. И их вкусовые предпочтения в этом только помогают. Китнисс, например, любит мясо, особенно баранину, потому что она по натуре охотница, боец. Пит предпочитает горячий шоколад, и совсем не потому, что пекарь – он просто такой же мягкий и домашний. Порция из всех капитолийских блюд вообще замечает только рисунок на посуде – сам понимаешь, профессиональное… А ты вегетарианец. Потому что не можешь и не хочешь питаться трупами. Все просто. Мы – то, что мы едим, верно? Ну, в моем случае – то, что мы пьем…

Цинна снисходительно негромко рассмеялся и сделал приглашающий жест. Хеймитч прошел в гостиную и бухнулся на свой любимый роскошный диван, закидывая ногу на ногу на стеклянный журнальный столик перед собой. Потом спохватился и, бросив на Цинну виноватый взгляд, поспешил убрать их:

- Извини, рефлекс… дурная манера – вести себя как дома!

- Я рад, что моя мастерская вызывает в тебе такие рефлексы. Не извиняйся, ты и есть дома, - молодой человек подал ему пузатый бокал, наполовину наполненный ароматной тягучей жидкостью. В зеленых глазах заплясали искорки смеха. – Я, представь себе, тоже наблюдателен и потому взял на себя смелость налить сразу двойную порцию.

Приятно иметь дело с разумным человеком. Залпом выпив желанный коньяк, ментор удивленно обнаружил перед собой блюдечко с лимонными дольками и кусочками темного, почти черного шоколада – лучшую закуску для такой шикарной выпивки. Ну и ну, его хваленую наблюдательность только что обскакали! Он поднял глаза – Цинна следил за ним и многозначительно улыбался, скрестив руки на груди. На душе разом потеплело.

- Ты перенимаешь мои привычки, - он мягко усмехнулся и указал на скрещенные руки.

- А ты – мои, - пожал плечами молодой человек, кивнув на бокал и на блюдечко. – Мы квиты?

- Пожалуй.

Цинна незаметно налил новую порцию в пузатый бокал. Он взял коньяк в руки и снова положил ноги на столик – чего уж манерничать, раз ему разрешают? Никогда и нигде еще он не чувствовал себя так умиротворенно и надежно, как в этой уютной творческой гостиной в обществе ее удивительного хозяина. Это было так ново… и так успокаивало. Даже не верилось, что там, за высокими окнами, шумел и горел всполохами огней ночной Капитолий.

- Видел Одэйра? – прерывая его мысли, негромко поинтересовался Цинна.

- Видел, - кивнул Хеймитч, задумчиво сдвинув брови. – Почему он?

- Видишь ли, трибутов Четвертого на Арене больше не осталось, а Финник не привык отлынивать от своих обязанностей, хоть в этом году и не исполняет роль ментора, - молодой человек устроился в кресле напротив и по-хеймитчевски забросил ноги на столик, заставив мужчину тихо рассмеяться.

- Но почему Двенадцатый? – совершенно искренне удивился он.

- А с кем ему брататься? С Брутом? Они не выносят друг друга с первого появления Одэйра в Капитолии. Рубин тоже отпадает – Финник терпеть не может этого заносчивого кретина… прости, что ругаюсь, от тебя нахватался!.. Остаетесь вы с Рубакой. Насколько я успел изучить Рубаку, он скорее сам отрежет себе вторую руку, чем будет общаться с конкурентами, даже с Одэйром. Так что, как ты сам сказал - все просто.

- Ни за что бы не подумал, что, первый раз попав на Игры, ты так хорошо осведомлен обо всех нас! – продолжал удивляться ментор.

- Я никогда не участвовал в Играх – да, это правда. Но это вовсе не означает, что я не следил за трибутами и менторами. Это было совсем несложно, ведь вы всегда на виду, нужно просто знать, куда смотреть, - молодой человек мягко усмехнулся. - К тому же, по моим собственным наблюдениям похоже, что Финник просто симпатизирует тебе больше остальных… в чем, конечно, никогда и никому не признается!

- Упасите, черти, меня от симпатий Финника Одэйра! – в притворном ужасе взмахнул руками ментор. – Иначе сохнущая по нему половина Капитолия разорвет меня на лоскутные сувениры!

- Можешь не переживать за свою безупречную репутацию, Финник – не самый худший вариант обожателя! – в тон ему шутливо парировал Цинна.

- Ага, гораздо лучше Сенеки Крэйна…

Веселость как рукой сняло – мужчины перестали дурачиться и хмуро посмотрели друг на друга. Нежеланная тема всплыла сама собой.

- Ты в курсе? – буркнул Хеймитч, брезгливо поморщившись. Молодой человек молча кивнул в ответ. – И давно?

- С самого начала. Знаешь, такие вещи сразу бросаются в глаза – я ведь капитолиец до мозга костей, забыл? Ты знал, что Сенека с первого дня запомнил имена обоих трибутов Двенадцатого дистрикта? Это, друг мой, большая редкость – обычно он в лучшем случае к концу Игр знает имя победителя. Еще тогда я заподозрил неладное…

Хеймитч вспомнил их первый разговор с Главным Распорядителем, еще до знакомства с Цинной. Сенека тогда еще очень живо поинтересовался синяком Пита Мелларка… вот дьявол, он ведь сам представил ему своего подопечного! Он молча чертыхнулся - и почему его не смутила тогда такая необычная заинтересованность Крэйна?

- Ты и представить не можешь, какие нравы у местной аристократии… Финник лучше других знает об этом, - тихо пробормотал Цинна, задумчиво глядя на бокал в своей руке. – Он такое пережил здесь, в Капитолии – нам с тобой в самых кошмарных снах не привидится. Так что меня не удивляет его искреннее беспокойство относительно будущей судьбы Пита в случае его победы – он никому такого не пожелает…

- И что же мне делать? – хотя, разве с самой презентации он не знал, что делает?

Цинна умолк. Хеймитч тихо хмыкнул. Да, Финник прав: ему было виднее, что лучше – мучительная смерть на Арене или не менее мучительная жизнь в качестве покорного домашнего питомца, эдакой постельной игрушки капитолийских распутников.

- Давай лучше выпьем, - тряхнув головой, он протянул молодому человеку руку с бокалом. – За то, чтобы всегда оставаться человеком.

В полной тишине они молча чокнулись, и каждый залпом осушил свой бокал. К счастью, их молчаливое пьянство было вовремя прервано – подали ужин. За минуту расправившись со своим бифштексом, сдобренным еще одной, последней на сегодня, порцией коньку, ментор достал из кармана брюк коммуникатор и миниатюрную баночку, утром презентованную Плутархом, и, многозначительно взглянув в глаза Цинне, положил их на столик между ними. Молодой человек осторожно принюхался к крышке, потом в изумлении вскинул брови.

- Знаешь, что это? – удивленно поинтересовался он у ментора, с интересом разглядывая баночку. Хеймитч придвинулся ближе и неопределенно повел плечами. Молодой человек вернул сенаторский презент на столик, потом взял со стола нож и осторожно провел лезвием по ладони левой руки.

- Что ты творишь, мальчишка? – встрепенулся ментор, крепко ухватив его за запястье и отбирая опасный столовый прибор. Он в ужасе смотрел на свежий неглубокий порез - на тонкие аристократические пальцы Мастера тонким ручейком сбегала алая кровь. – Совсем спятил? Твои золотые руки…

- Есть только один способ показать тебе, что это, - отозвался тот, кивнув на баночку на столе. – Открывай крышку.

Странная полупрозрачная мазь ударила в нос едким запахом стерильного госпиталя. У Хеймитча на мгновение поплыло в глазах – слишком сильны были воспоминания. С трудом справившись с задрожавшими руками, он осторожно подал баночку Цинне. Тот взял на палец маленькую каплю лекарства и начал тщательно втирать в рану на ладони. Ментор с нескрываемым удивлением наблюдал, как прямо у него на глазах кровь свернулась, и края ранки стали затягиваться.

- К утру на этом месте останется только тоненькая ниточка шрама, а сам шрам сойдет через несколько дней. И боли, кстати, я уже совершенно не чувствую, - усмехнувшись его выражению лица, прокомментировал Цинна чудо-презент сенатора Хавенсби. – Эта вещь поистине бесценна для заживления ран, ожогов и любых, даже самых тяжелых открытых и закрытых повреждений кожных покровов… думаю, с ожогами мы экспериментировать не станем… У тебя в руках, Двенадцатый, очень действенный препарат. Не помню названия, да оно тебе ничего и не скажет, но поверь мне – это одна из последних прогрессивных разработок капитолийских медиков, что-то из нанотехнологий. Даже не стану озвучивать стоимость, не то тебя хватит удар… Хороший подарок, - он одобрительно качнул головой, потом вопросительно улыбнулся: – Я так понимаю, тебе пригодились мои рекомендации… Плутарх Хавенсби?

Хеймитч молча кивнул, потом показал молодому человеку коммуникатор с коротким вечерним сообщением. Цинна чуть поднял брови. Лицо его выражало крайнее беспокойство.

- Значит, на сегодня намечено веселье? - хмуро заметил он, поднимаясь из кресла. – Плутарх – старый хитрый лис, и он не стал бы так светиться на пустом месте… Будет лучше, если ты немедленно отправишься в телецентр. Что-то мне подсказывает, что сегодня ночью на Арене будет очень жарко.

Они простились коротко и по-мужски – просто крепко пожали друг другу руки. Уже в дверях ментор неожиданно обернулся и тихо уронил:

- И, пожалуйста, не говори ничего Порции по поводу притязаний Главного Распутника. Я помню, она просила держать ее в курсе всех новостей, но эта новость вряд ли ее обрадует. Поверь, я очень уважаю эту маленькую сильную женщину и потому не хочу, чтобы ей было больно. Все равно здесь она бессильна… все мы бессильны.

Молодой человек утвердительно кивнул.

- Я заеду к тебе утром – привезу завтрак, - в его зеленых глазах светилось понимание и поддержка. – Подозреваю, что теперь ты нескоро выберешься из операторской…

Выйдя из пентхауза, Хеймитч поспешно спустился в свой номер. Теперь, когда Цинна так безапелляционно озвучил его собственные опасения насчет сомнительных планов распорядителей на сегодняшнюю ночь или, возможно, завтрашнее утро, каждая минута была для него драгоценной. А потому он не стал медлить – быстро принял душ, переоделся в простые темно-синие джинсы и черный пуловер, подхватил с прикроватной тумбочки коммуникатор, наушник, презент Плутарха, и – на всякий случай! – тяжелую менторскую папку с круглой печатью в кожаном футляре и быстрым шагом спустился в холл. Оставил на ресепшене сообщение для Эффи – он был на девяносто пять процентов уверен, что первым, куда с утра бросится искать его холодный труп эта кошмарная женщина, будет его собственный номер.

Только по дороге в телецентр он вдруг подумал – а как же он попадет внутрь? То, что он был ментором одного из дистриктов, даже самым прославленным – пусть и сомнительно прославленным своим бесконечным пьянством – еще не давало ему права являться в пресс-центр Игр в любое время дня и ночи. Режим работы телецентра еще никто не отменял. Но сообщение ясно гласило – сегодня! – и в глубине души он очень надеялся, что его высокопоставленный автор позаботился о такой мелочи, как вход на телевидение. И он не ошибся - в телецентре его уже ждали. Без лишних слов пропустили через вооруженную охрану. Здоровенный молчаливый миротворец, будто метрдотель, даже вызвал ему лифт. На удивленно поднятые брови ментора – все-таки два часа ночи, а его так запросто впустили! – молодой оператор, дежуривший за главным пультом, ответил, что их заранее предупредили о появлении Двенадцатого.

Он только хмыкнул - никто из телевизионщиков не удивился и не задал ни единого вопроса. Поистине влияние Плутарха Хавенсби было безграничным!

- Вы можете остаться со мной здесь, внизу, - дружелюбно окликнул его дежурный оператор, когда он собрался было подняться в свою кабинку на балконе. – До утра здесь не будет ни одной живой души… Кофе?

Ментор отрицательно покачал головой. А как же коварные планы распорядителей, едва не спросил он, но вовремя одумался – не стоило так открыто светиться своими глубокими познаниями в развитии предстоящего сюжета Игр. Но, видимо, молодой человек не заметил повисшего вопроса – или просто не обратил на него внимание – и как ни в чем ни бывало продолжал:

- В мои обязанности входит только следить за записью. Все, что записывают камеры на Арене круглые сутки – это, представьте себе, практически государственная тайна… и просто невозможная скука! Поэтому я торчу тут один – даже поговорить не с кем... А все важные режиссерские моменты решает целая команда в студии этажом выше – там их человек двадцать, не меньше!

Молодой оператор подкатил ему высокое кожаное кресло, и, устроившись в нем, Хеймитч оглядел множество экранов перед собой, на одном из них с облегчением обнаружив Китнисс, мирно сопящую в спальном мешке на развилке дерева. Уже в который раз он искренне удивился ее находчивости и изобретательности – девочка настоящая умница, для пущей безопасности она сообразила пристегнуться ремнями к стволу! Его просто умилило безмятежное выражение ее лица – интересно, что она видела сейчас в своем сне? На экране в соседнем ряду ментор разглядел Пита в лагере профи – парень в одиночестве сидел у догорающего костра и задумчиво глядел на тлеющие угли. По чьей-то непонятной прихоти камера крупным планом показала его мерцающие глаза, отражавшие последние отблески пламени.

Неужели он опять вспоминает о ней, вдруг с тоской подумалось ментору.

Хеймитч тяжело вздохнул. Прогресс на лицо - на этот раз он даже не обозвал своего подопечного болваном.

- Кстати, у меня тут есть подарок для моего трибута, - обратившись к оператору, он даже закашлялся от внезапного волнения. – Когда я смогу передать его на Арену?

- Только утром, после десяти, - пожал плечами молодой человек, не отрывая глаз от каких-то бесчисленных кнопочек на пульте. – Новые правила.

Ах ты, старый черт, молча выругался ментор на самого себя. Ну и на какого лешего ты поперся гулять по паркам, когда тебе ясно было сказано – передать при первой же возможности! Он растерянно потер лоб.

- И раньше никак?

- Никак. Ночью планелеты даже трупы не забирают.

Что ж, теперь ему оставалось дождаться утра…

Он и не заметил, как приснул в мягком операторском кресле, уронив голову на плечо. Но ему, в отличие от Китнисс, отнюдь не снилось приятных снов. Правда, когда его ночной собеседник принялся трясти его за плечо, он очнулся так быстро, что разом позабыл свои сновидения.

- Что? – забормотал он, сонно моргая и щурясь от света, ударившего в глаза.

- Скорее! Смотрите! – молодой человек быстро забегал пальцами по клавиатуре пульта, и на большом экране появилась ужасающая картинка – сплошная стена огня надвигалась на то место, где умиротворенно спала подопечная Двенадцатого.

Он проснулся мгновенно – подскочил в кресле и так яростно сжал кулаки, что жалобно хрустнули костяшки пальцев. Подъем, Китнисс, живо подъем! Там, на экране, темноволосая девушка словно услышала его призыв – беспокойно зашевелилась во сне, открыла сонные глаза… и уже через минуту поспешно отстегивала ремни, пытаясь оторваться от дерева. Так держать, быстро соображаешь, малышка, похвалил он ее, увидев, как точными выверенными движениями она за считанные секунды скрутила рюкзак с заветной бутылью с водой, сунула его вместе с ремнем в спальник и, перекинув мешок через плечо, бросилась наутек. Этот пожар не был случайностью, вышедшим из-под контроля костром, разведенным кем-то из трибутов. Языки пламени, по пятам настигавшие Китнисс, были все как на подбор – ровные и неестественно высокие. Ментор сжался в высоком кресле. У него не оставалось никаких сомнений – огонь вызван с помощью машин распорядителями Игр. Так вот на что намекал ему Плутарх Хавенсби за завтраком… Сегодняшний день выдался чересчур спокойным: не было ни боев, ни погибших. Капитолийцы того и гляди заскучают и скажут, что в этот раз не Игры, а тоска зеленая.

Хеймитч яростно скрипнул зубами. Ну да, такого распорядители бы не допустили! Так вот для чего сенатор отдал ему это суперлекарство…

С замершим дыханием он смотрел, как девушка на экране уносила ноги от обжигающей и удушающей стены огня. Перед глазами встал Цинна с богатой, сверкающей тканью в руках. Огненная Китнисс. Да уж, распорядителям не откажешь в чувстве юмора: возможно, именно роскошные костюмы Мастера навели их на мысль потерзать его любимицу и подопечную таким изощренным способом. Ментор поморщился: Цинна, конечно, не мог предвидеть этого и теперь вырвет на себе все волосы, когда узнает, что стал невольным виновником мучений их девочки.

Камеры внимательно следили за каждым ее перемещением, а оператор за пультом порхал пальцами по клавиатуре, выводя на экран для ментора картинку все с новых и новых ракурсов. Вот это будет зрелище для Капитолия, как раз на ее одиннадцать баллов, в слепой ярости подумал Хеймитч. С силой сжав подлокотники кресла, он не сводил глаз с экрана. Китнисс бежала, петляя и уклоняясь от огня, дыма и веток, беспощадно хлеставших ее по лицу и оставлявших на лбу и щеках кровавые полосы и отметины. Черт подери, откуда она, такая хрупкая и тонкая, еще брала силы? Огонь уже буквально лизал ее затылок, и ментор заметил, как занялась пламенем длинная темная коса и ветровка на спине. Девушка юркнула за высокий валун, и ее тотчас вырвало скудным и оттого еще более драгоценным утренним завтраком.

Хватит, достаточно, разве мало вам развлечения, прикрыв глаза, яростно зашептал он как молитву.

Но нет, это было только начало... Едва Китнисс более-менее пришла в себя, все еще укрываясь за валуном, потушив тлеющую куртку и буквально оторвав обгоревший конец косы, как в камень, как раз возле ее головы, врезался огненный шар, рассыпавшись мелкими искрами.

- Это еще что такое, черт подери?! – заорал он, аж подпрыгнув в кресле. Молодой оператор лишь испуганно пожал плечами, отодвигаясь подальше от чокнутого Двенадцатого.

Небольшие огненные шары размером с яблоко – падая на землю, они взрывались столбами пламени. Какая-то адская машина со строгим интервалом прицельно выпускала в несчастную девушку смертельные горящие снаряды. Это не мог быть планелет - угол, под которым падали шары, был небольшим. Возможно, орудия были спрятаны непосредственно на Арене, среди деревьев и каменных глыб. А где-нибудь в прохладном, чистом зале кто-то сидел за пультом – вот сейчас нажмет на кнопку, и ей конец. Нужно лишь одно прямое попадание…

Стоп! В прохладном и чистом зале?

Он как ошпаренный вскочил из кресла и с горящими, совсем как Арена вокруг Китнисс глазами набросился на приютившего его молодого человека.

- Где… где эта ваша гребаная режиссерская группа?! Быстро… быстро говори мне!

- В конце коридора лестница… выше этажом… такие же двери, как у нас!

Он вылетел из операторской и бросился к лестнице. Держись, девочка моя, только держись! Еще минутку, еще секунду продержись в этом адском пекле!

Неизвестно, сколько бы еще шаров успела выпустить смертоносная машина. И чем вообще закончилась бы эта кошмарная ночь для Китнисс Эвердин, если бы спустя несколько бесконечно долгих минут он не ворвался, как смерч, в режиссерский зал и на глазах у всей съемочной группы не вырубил сидящего за пультом нерадивого стрелка одним точным ударом в челюсть.

Глава 17

- Ну, и чего ты этим добился?

Строгий голос Цинны никак не вязался с чертиками, пляшущими в его зеленых глазах. Хеймитч нехотя поднял на него колючие глаза. Прямо за спиной молодого человека вся режиссерская группа замерла в немом ожидании его ответа. Прямо допрос с пристрастием! Он упрямо дернул подбородком, по-прежнему молча отводя рассерженный взгляд. Ну и Цинна – ему, что, обязательно надо устраивать выволочку старому ментору прямо при любопытной публике?

- Кто из вас, дорогие мои, догадался позвонить мне? – мягко поинтересовался молодой человек, оборачиваясь к невольным зрителям и отрываясь от созерцания упрямо молчащего Двенадцатого. Невысокая изящная барышня неуверенно вытянула руку, пряча смущенную улыбку. Он чуть склонил голову: - Милая леди, я ваш должник… надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чашечку кофе? Где-нибудь через час? Или бокал шампанского вечером?

Девушка вспыхнула и изумленно открыла рот. Ну конечно, хмуро подумал ментор, исподлобья наблюдая за манипуляциями Мастера – как будто есть на белом свете хоть одна женщина, способная отказать такой обворожительной улыбке?

Впрочем, на месте Цинны это он должен был сейчас заманивать всю режиссерскую группу и обещать всем присутствующим земные и неземные блага. Особенно после того, как час назад в кровь разбил физиономию одному из помощников режиссера – парень до сих пор стоял в сторонке и хмуро косился на драчливого ментора, прижав к распухшему носу неизвестно откуда взявшийся пакет со льдом. Просто счастье, что никто из них не бросился на выручку своему коллеге – не то его одиночный меткий удар вылился бы в массовую потасовку. И неизбежную дисквалификацию, вдруг в ужасе подумал он. Вместо этого присутствующие просто шарахнулись подальше от ненормального мужика, неизвестно откуда взявшегося в режиссерском зале посреди ночи, сочтя за лучшее поберечь собственные лица. Ему чудом повезло – та самая барышня, с которой сейчас так мило ворковал Цинна, с удивлением признала в сумасшедшем ворвавшемся драчуне ментора Двенадцатого дистрикта. Как и почему она догадалась связаться с Цинной, для Хеймитча до сих пор оставалось загадкой.

- Я тебя спрашиваю – чего ты этим добился? – прервал его самокопание рассерженный голос молодого человека.

- Вот ты тут ругаешь меня, а если бы я не подоспел вовремя, этот засранец прикончил бы нашу Кит! – не сдержавшись, вспылил он, кивнув на незадачливого стрелка. Несчастный капитолиец обиженно вскинул голову.

- К вашему сведению, я вовсе не собирался ее прикончить! – возмущенно отозвался он ментору и перевел глаза на Цинну, разумно определив в нем более благодарного слушателя. – Поверьте мне, я работаю здесь не первый год, и эта машина не промахивается. Никогда. Если бы у меня было распоряжение убить Китнисс Эвердин, мне достаточно было просто перевести датчики в режим автоматического поиска и самонаведения… или вы забыли, что в теле вашего трибута – радиомаяк? Один выстрел – и не было бы больше вашей подопечной!

Хеймитч медленно поднял голову. На его посеревшем лице смешались все возможные эмоции – от удивления и ярости до облегчения.

- Значит, у вас не было задания убивать ее? – опередив ментора, как можно спокойнее уточнил Цинна. Молодой человек отрицательно завертел головой.

- Ее даже не собирались калечить… и вообще, этот трюк со снарядами был всего лишь запасным вариантом на случай, если бы ей удалось вырваться из Огненного Кольца! Я просто должен был сделать десять более-менее прицельных выстрелов в ее сторону – и все! И если бы не этот ваш ненормальный ментор, ударивший меня и сбивший прицел, я бы и последний снаряд выпустил куда-нибудь… рядом с ней!

- Если бы ей удалось вырваться? – ментор почувствовал, как глубоко внутри закипает ярость. Он медленно поднялся из кресла, куда его насильно затолкал Цинна, и сделал пару шагов к испуганному капитолийцу. Тот тихо ойкнул и вжался спиной в стенку шкафчика, у которого стоял все это время. – И после этого ты говоришь, что ее не собирались убивать?

- Но послушайте, - тихо прошептал он, жалобно заглядывая в глаза Двенадцатому и истерично заламывая руки, - это просто испытание из списка тех, что предусмотрены для трибутов с рейтингом выше десяти! Если ваша девушка смогла заработать на индивидуальном показе такие высокие баллы, значит, распорядители ожидают от нее особенного шоу – неужели не понятно?

Охренеть! Хеймитч споткнулся на пустом месте и настороженно уставился на него. Он и не знал о существовании какого-то особого списка… ну да, откуда же ему было знать, если за все годы его менторства его трибуты ни разу не получали баллов выше восьмерки?

- И что еще входит в этот список, дорогуша? – сквозь зубы процедил он, не сводя с несчастного побитого парня внимательных разъяренных глаз. Тот бросил на Цинну жалобный умоляющий взгляд.

- Я не знаю… действительно не знаю! – он всхлипнул, и его расширившиеся от ужаса глаза уставились на закипающего ментора. - Я только знаю, что такой список существует… пожалуйста, только не бейте меня!

- Прекрати, Двенадцатый, - Цинна шагнул к ментору и крепко ухватил его за руку, - ты и так начудил сегодня… даже не знаю, как теперь замести следы твоего геройства…

- Я ничего никому не скажу! – оживленно залепетал молодой человек, складывая руки в умоляющем жесте. – Здесь никого не было, мы никого не видели, я перестал стрелять, потому что попал в девушку…

- А как быть с этим? – хмуро буркнул Хеймитч, коротко кивнув на его разбитый нос.

- А это… я просто задремал и упал с кресла… и разбил лицо об край стола!

Мужчины быстро переглянулись. Парень был прав – для всех было бы лучше, если бы никто в Капитолии вообще не узнал, что этой ночью здесь, в телецентре, находился ментор одного из дистриктов. Хеймитч не сомневался – режиссерской группе влетит не меньше, чем ему самому, если до их руководства дойдет о сегодняшнем инциденте. Конечно, их не дисквалифицируют, как его, но о дальнейшей карьере на телевидении можно благополучно забыть! Он поморщился и обвел хмурым взглядом притихших присутствующих.

- По закону жанра я должен вас всех убить – например, изрезать на мелкие куски и перемешать, чтобы затруднить опознание ваших бесполезных трупов… так сказать, замести следы! - коварно скривившись, прохрипел он, не без удовольствия заметив, как позеленели и вытянулись лица капитолийцев. – Но вам повезло – мой друг не любитель кровавых зрелищ, да и я сегодня добрый и оставляю вас в живых только при условии вашего гробового молчания! Но если только хоть один из вас раскроет рот – вам всем несдобровать… уяснили, детки?

Он вопросительно поднял брови и сделал самое зверское лицо, на какое только был способен, коротко глянув на Цинну – поспешно отвернувшись от режиссерской группы, молодой человек буквально давился смехом, с трудом сохраняя серьезный и мрачный вид. Хеймитчу повезло – самому старшему из присутствующих было не более двадцати пяти лет, и потому мрачную шутку Двенадцатого все восприняли на полном серьезе: молодежь оживленно закивала головами, с облегчением переводя дыхание – какое счастье, что так вовремя появился этот высокий красавец с зелеными глазами и спас их всех от ужасной участи массового расчленения!

- Теперь ты национальный герой местного масштаба, - обернувшись к Цинне, еле слышно буркнул ментор.

- Да уж, твоими молитвами, - давясь смехом, тихо отозвался молодой человек. – А сейчас, я думаю, будет лучше, если мы оба как можно быстрее уберемся из телецентра. И ты появишься в операторской, как и другие менторы, после десяти – кстати, это уже через час! Пока ты пугал несчастных детей, я глянул на экран. Только не волнуйся: у Китнисс довольно серьезный ожог, но девочке придется потерпеть - все равно ты сможешь передать ей лекарство только с первым утренним планелетом. А пока пошли-ка отсюда!

Снисходительно кивая оживившейся молодежи, Цинна практически насильно вытолкал ментора за двери режиссерского зала. В коридоре молодой человек задумчиво огляделся, внимательно прислушиваясь к тишине вокруг, а потом сделал уверенный жест следовать за ним, уводя ментора в сторону лестницы, противоположной той, откуда Двенадцатый попал на режиссерский этаж. Очевидно, этим путем он сам проник в телецентр – вряд ли его впустили через центральный вход… Какое-то время они молча петляли по полутемным коридорам, и тут Хеймитч не выдержал.

- Как думаешь, я был достаточно устрашающим? – неожиданно рассмеявшись, вдруг негромко поинтересовался он. Молодой человек не удержался и прыснул, качая головой.

- Ты неподражаем, Двенадцатый… Я бы даже сказал – ты был весьма устрашающим! Зачем же так пугать несчастный народ? – он выразительно поднял брови и зашептал, повторяя несчастное выражение побледневшего лица испуганного капитолийца. – Ах, пожалуйста, ах, не убивайте меня! По закону жанра… где ты нахватался этого, Эбернети?

- Да как-то пару лет назад здесь, на Играх, уморившись от попоек, смотрел какую-то чушь по телевизору…

- О, чудо – ты смотришь телевизор? – наигранно-изумленно хмыкнул Цинна. – А я-то думал, что придется объяснять тебе, для чего нужна эта плоская прямоугольная штуковина на стене!

- Смейся-смейся, - покачал головой ментор, с трудом пряча ухмылку. – И, кстати, когда будешь разбираться с барышней, заодно узнай у нее, как ей взбрело в голову вызвать тебя?

- Я уже договорился распечатать с этой милой и чрезвычайно сообразительной юной леди бутылку шампанского сегодня вечером…

- Черт, Цинна, - распахивая очередную дверь, Хеймитч вдруг споткнулся на ровном месте и замер, как вкопанный. Обернувшись, он бросил на собеседника растерянный взгляд. В пылу драки и последующих объяснений он упустил из виду одно незначительное обстоятельство. – Я, кажется, оставил в операторской возле главного пульта все свои вещи – коммуникатор, наушник… печать! Не приведи господь, их с утра обнаружит кто-нибудь из распорядителей – и тогда мне крышка!

На мгновение Цинна замер на пороге и угрюмо посмотрел на него. Потом тяжело вздохнул, достал из кармана маленький коммуникатор – что-то похожее ментор уже видел у Эффи. Выходя за дверь и жестом увлекая за собой виновника своей ночной прогулки, он на ходу набирал какой-то номер.

- Да… да, милая леди, это снова я, - он бросил на шагавшего рядом ментора косой выразительный взгляд, не суливший Двенадцатому ничего хорошего. – Не окажете ли вы небольшую любезность моему кровожадному товарищу? Он кое-что забыл в операторской этажом ниже, когда в своем геройском порыве бросился спасать нашу с ним подопечную… не могли бы вы сохранить это у себя до нашего сегодняшнего ужина? Да… да, он тоже будет вам глубоко признателен до самой гробовой доски!

Видимо, собеседнице молодого человека польстила его просьба, потому что Цинна, улыбаясь, выслушал ее ответ и, галантно попрощавшись, отключил коммуникатор.

- Все улажено? – негромко поинтересовался ментор.

- Ох, Двенадцатый, и как только ты раньше без меня обходился? – словно сам себе вдруг прошептал Цинна, в неверии покачав головой.

Ментор сбился с шага и, повернув голову, задумчиво уставился на идущего рядом молодого человека. А ведь он прав… Уже не в первый раз за последние несколько дней Цинна вытаскивал его пятую точку из всевозможных передряг, устраивал его дела, утешал его и даже добровольно пьянствовал вместе с ним, собственным примером не позволяя ментору выпить больше определенной им нормы – чтобы иметь на утро приличный вид и трезвую голову. И это при том – он абсолютно был в этом уверен! – что, кроме роли няньки и матроны Хеймитча Эбернети, у Мастера была куча других, не менее важных и не менее насущных дел. Но он покорно откладывал их все и спешил на выручку Двенадцатому по первому же его зову. Даже Эффи Бряк – невозможная капитолийская неженка Эффи! – и та, как умела, всячески старалась помогать ему. А у него зачастую даже не хватало вежливости и элементарного терпения разговаривать с ней по-человечески…

Если бы в запутанных коридорах телецентра не было так темно, Цинна непременно заметил бы в эту минуту его покрасневшие от стыда щеки.

- Сейчас мы вернемся в отель, - негромко, но строго заговорил молодой человек, когда через черный ход они, наконец, выбрались на задворки телецентра, - ты переоденешься и выпьешь кофе… да, именно так, только крепкий кофе, никаких ликеров – и мне плевать, что ты его не любишь – зато проснешься! А потом ты вернешься сюда и будешь делать вид, что всю ночь мирно спал в собственной кроватке… уяснил, Двенадцатый? И больше никаких выкрутасов без моего одобрения, а то я поседею раньше времени…

Хеймитч слушал его строгий голос и покорно кивал, как мальчишка, которого поймали за недозволенной шалостью. Он и сам понимал, что с удачливой руки Цинны отделался сегодня только легким испугом. Правильно сказала Эффи вчерашним утром – он снова повел себя, как великовозрастный придурок!

Не пора ли повзрослеть, Двенадцатый, хмуро подумал он.

***

Когда спустя полтора часа он, чисто выбритый и переодетый в очередной стильный костюм из обязательного гардероба Цинны, вернулся в телецентр, тот уже жил полной жизнью и гудел, как растревоженный улей. Никто не обратил на него никакого повышенного внимания: в дверях его встретил уже другой молчаливый миротворец и возле главного пульта дежурил совсем другой оператор. Ментор мельком глянул на мониторы. На одном из вспомогательных экранов слева Пит Мелларк о чем-то оживленно беседовал с мальчиком-трибутом из Третьего дистрикта. На мониторе через ряд Китнисс все еще сидела на камне, спустив обожженную ногу по колено в воду, и грызла какой-то сухарик. Долгожданное затишье! Вспомнив про презент сенатора, Хеймитч заглянул в секцию пересылки - маленькая неприметная баночка, стоившая баснословных денег, мирно покоилась в отсеке под номером «12», будучи готовой к отправке на Арену. На всякий случай поднявшись в персональную кабинку на балконе, он был приятно удивлен: его менторская папка, коммуникатор, микронаушник и – главное! – круглая печать аккуратной стопкой лежали на столике. Видимо, новая неожиданная знакомая Цинны решила не тянуть до вечера с передачей таких важных для ментора вещей. Он незаметно облегченно выдохнул – если его план по устрашению сработает, о его ночном появлении здесь будет благоразумно забыто.

Единственное, что его удивило этим утром – имя Китнисс Эвердин на четвертом месте в общеигровом рейтинге.

И все-таки он самонадеянно ослушался Цинну и решил обойтись без кофе, настойчиво рекомендованного молодым человеком. Вместо натурального кофеина он принял несколько позаимствованных когда-то у Порции пилюль лонгдэйзина, решив, что сможет продержаться на них до вечера. Забрав из операторской свои вещи и строго-настрого пригрозив дежурному не пропустить ни одной, даже самой крошечной новости для Двенадцатого, он решил потратить свой день на скучное, но необходимое оформление платежных ведомостей и спонсорских договоров. В конце концов, хмыкнул ментор, не мог же он забросить оплату счетов только потому, что по ночам его тянуло на опасные приключения? Устроившись в пустующем на этот момент пресс-центре, он принялся заполнять бланки, мысленно прокручивая в голове события прошедшей ночи.

Через полчаса коммуникатор призывно завибрировал. «Она сидит в луже. Он готовит обед», - гласило короткое, но ёмкое сообщение. Хеймитч хмыкнул – а там, за главным пультом, оказался толковый парень!

Он тупо смотрел на подписанные еще в первые дни договора и задумчиво постукивал по ним простым карандашом. Никто не собирался убивать Китнисс Эвердин… ха, а вот это становилось интересным! Конечно, он допускал, что при нынешней расстановке сил на Арене распорядители пока не были заинтересованы в преднамеренном уничтожении кого-либо из трибутов – профи все еще оставались командой, и они все еще общими усилиями выслеживали Кит. Правда, до сей поры безуспешно, в чем Хеймитч признавал немалую заслугу Пита Мелларка – его подопечный, рискуя собственной светловолосой головой, как мог, путал им карты, и на данный момент ему довольно успешно удавалось дурачить всех остальных. Но этот вчерашний огненный обстрел вслепую? Ментор не на шутку удивился. Он был склонен считать, что испуганный капитолийский мальчишка все-таки сказал ему правду насчет неприцельной стрельбы и распоряжения сверху «не покалечить девушку». Единственное разумное объяснение, которое приходило в голову, так или иначе было связано с Плутархом. Эк его зацепила Огненная Китнисс, что он так рьяно бросился спасать ее голову, подумалось Двенадцатому.

В своих размышлениях он даже не заметил, как за его спиной неслышно открылась дверь, пропуская в помещение еще двоих.

- Кого я вижу – сам Хеймитч Эбернети! – он едва не подпрыгнул от неожиданности, услышав из-за спины язвительный голос Кашмир. Молодая женщина обошла его и уселась на край стола, скрестив длинные красивые ноги прямо у него перед носом. Он недовольно сдвинул брови и откинулся в кресле, затылком чувствуя позади себя холодный взгляд ее заносчивого братца.

- Чем обязан, Первый? – даже не повернув головы, с усмешкой спросил он у Рубина.

- Да вот, мы с сестрой решили пообщаться в одиночестве – а тут ты… Видел свежие утренние рейтинги? Твоя огненная малышка потеснила Диадему. Вот нам с Кашмир и стало интересно - каким же образом, не прикончив ни одного соперника, твоя Китнисс оказалась на четвертом месте?

А ведь действительно, мелькнула у него удивленная мысль – каким?

- К сожалению, я не смогу ответить на твой вопрос, Первый – не я определяю уровень популярности трибутов, - язвительно отозвался ментор, так и не обернувшись и продолжая насмешливо разглядывать вызывающую позу Кашмир. – Но, видимо, количество трупов – не самая важная его составляющая. Главное – какое замечательное вышло шоу!

Только дурак не понял бы, что он сейчас намекнул на Китнисс, нагло просидевшую все утро на дереве, прямо под носом у профи, когда те пришли за девушкой из Восьмого... Он отчетливо представил, как позеленела от его слов физиономия Первого за его спиной, и криво ухмыльнулся дамочке, развалившейся перед ним. Заметив его язвительный оскал, Кашмир нервно дернула подбородком.

- Кстати, о трупах, - криво улыбнувшись, защебетала она, не сводя с Двенадцатого злобного пристального взгляда. - Я смотрю, вы со своим Мелларком одного поля ягоды! Он нам всем показался таким милым мальчиком – а сам, смотри-ка, без капли жалости прирезал соплячку из Восьмого! Бедняжка Китнисс – надо же было так ошибиться в выборе жениха: этот твой сладкий мальчик наплел девчонке с три короба, она и купилась!

Ну, надо же, он как-то совершенно упустил из виду момент, когда Капитолий успел записать Пита Мелларка в женихи Огненной Китнисс… это значило, что мальчишка не ошибся в своих предположениях относительно слабости капитолийцев ко всяческим любовным историям. Хеймитч удивленно хмыкнул – а еще это значило, что его выходка с признанием на интервью теперь работала на него!

- Во-первых, Кит еще слишком молода и не знает, что мужчинам в принципе нельзя верить – ни в шестнадцать, ни в сорок, - на мгновение он живо представил, как взбесился бы Пит, услышь он этот их разговор. – А во-вторых, я вообще предпочитаю не совать свой любопытный нос в дела молодых – говорят, сейчас в моде свободные отношения…

Ох, черти, что за бред я несу?

- Я бы на месте твоей подопечной не стала доверяться Питу Мелларку… и уж точно поосторожничала бы злить Марвела или Диадему, - елейно пропела Кашмир, нехотя спрыгивая со стола и направляясь к двери. – Так, на всякий случай… не то следующей, кого придется добивать твоему Ромео, может оказаться она сама!

Когда через минуту за его спиной захлопнулась дверь, карандаш в руке ментора издал жалобный хруст, ломаясь пополам.

Вот дрянь! Он рывком вытащил из внутреннего кармана пиджака потертую плоскую фляжку, свою неизменную капитолийскую спутницу, и залпом сделал несколько больших глотков. Коньяк привычно обжег пересохшее горло. Черт подери, а ведь он совсем не собирался напиваться сегодня… и Цинна категорически запретил… но его душила злость: и как только эта мегера в юбке одной фразой умудрилась вывести его из состояния хрупкого равновесия, над которым он так старательно работал последние два часа? Ей крупно повезло, что Двенадцатый был трезвым… ну, или почти трезвым – утренняя порция ликера не в счет! – не то он бы за себя не поручился… Хеймитч зло посмотрел на карандаш, с легкостью переломанный двумя пальцами, и с мрачным удовольствием представил на его месте длинную белую шею Кашмир.

Из ступора его вывел знакомый хрипловатый и насмешливый голос:

- Почему-то глядя на тебя, старый хрыч, мне начинает казаться, что я только что нашел собутыльника на сегодняшний вечер…

Он нехотя повернул голову – в распахнутых дверях, заслонив собой весь проем, стоял Рубака – старый верный Рубака! – и понимающе ухмылялся.

- То-то я смотрю, у Первых были такие недовольные рожи, - он аккуратно прикрыл за собой дверь, подошел ближе и уронил свою папку на стол возле Двенадцатого. – Я, как только их увидел там, за дверью, сразу понял – здесь явно не обошлось без моего старого приятеля-выпивохи. Ты можешь собой гордиться, дружище - никто, кроме тебя, не может с такой легкостью довести Рубина до белой лошади!

- Поверь, у них обоих это тоже прекрасно получается, - сквозь зубы процедил ментор, протягивая приятелю заветную фляжку. Одиннадцатый удивленно вскинул брови, но лишь примирительно открутил пробку и молча жадно глотнул. Потом закашлялся: - Ни фига себе у тебя напитки… не крепковато ли для первой утренней дозы?

- А кто тебе сказал, что это первая? – ментор презрительно хмыкнул и приглашающе отодвинул от стола соседнее кресло. – Садись, поговорим… я ведь тебя с самого начала Игр толком и не видел. Как там у твоих дела?

- Нормально. Оба живы. Я тут просматривал утренний выпуск новостей – за такое не грех и на четвертое место попасть! Поэтому они взбесились? – Рубака вопросительно кивнул на дверь, и Хеймитч лишь промычал в ответ что-то нечленораздельное, неопределенно поведя плечами. – Что тебе сказать – это было круто! Твоя девочка выбралась из Огненного Кольца… пока она первая из всех, кого я знаю. Знал.

Ментор поперхнулся и удивленно взглянул на приятеля. Неожиданно в голову пришла светлая мысль.

- Друг мой Рубака, а ты случайно не слышал что-нибудь об особом списке? - негромко настороженно спросил он.

- Для тех трибутов, кого угораздило получить десятку? – Одиннадцатый утвердительно кивнул. – Слышал. Ночное приключение твоей Китнисс – как раз оттуда.

- А что в нем еще есть? – что-то ему подсказывало, что ничего хорошего. Хеймитч взглянул на приятеля и сжался в ожидании ответа. Рубака нахмурился, сделал еще глоток, а потом нехотя поморщился.

- Вообще-то, Двенадцатый, тебе этого лучше не знать, - он сухо кашлянул, и его голос предательски дрогнул. – Все равно от тебя ничего не зависит…

- Но я полагал – более высокие баллы должны означать право выбора, - растерянно пробормотал ментор, чувствуя, как противно заныло под ребрами… Рубака хмыкнул и чуть покачал головой, отчего-то избегая смотреть приятелю в глаза.

- Это одна сторона медали… Высокие баллы, Эбернети – это не только право выбора, - Рубака поднял глаза, и Двенадцатого прошибло от застывшего в них выражения тоски и отчаяния. – Это еще и самые изощренные испытания…

- Например? – борясь с приступом тошноты и стремительно бледнея, еле слышно выдавил он.

- Капканы. Ловушки с кольями. Осы-убийцы. Переродки… Как решат распорядители.

Твою мать! Он вдруг почувствовал, что задыхается. Сама того не подозревая, Китнисс угодила в ловушку, и он невольно приложил к этому руку. Если бы у него хватило мозгов задуматься и выяснить до конца, что на самом деле скрывалось за высокими баллами индивидуальных показов, возможно, он посоветовал бы девочке сплясать распорядителям джигу или прочесть глупый детский стишок. А ведь ему всего-то нужно было поговорить с Рубакой! Ментор тихо застонал, закрывая лицо руками. Какой же он кретин! Распорядители запланировали особенное шоу, и главную роль в нем они отвели Китнисс Эвердин. Огненная атака этой ночью – это только цветочки, так сказать, первый акт. Теперь понятно, откуда росли ноги у этого странного распоряжения - не убивать его подопечную…

И Плутарх Хавенсби с его высочайшей сенаторской опекой был здесь совершенно ни при чем.

Но он знал об этих планах – возможно даже, сам их разрабатывал - и потому устроил и эту ночную вылазку для Двенадцатого, и баснословно дорогое лекарство для Кит… неужели старый лис действительно решил помочь ей? Что же двигало им? Милосердие? Смешно – в Капитолии не было, нет и не будет места милосердию! Корысть? Наивно – почетный сенатор имел все, чего только в состоянии пожелать его душа! Личный интерес? Маловероятно – слишком многое стояло на кону, чтобы рисковать собственной головой и успешной карьерой ради какой-то девчонки..

Но если не все это – то что?

Глава 18

Какой-то неизвестный мудрый философ однажды заметил, что для мужчин есть два способа подружиться – это набить друг другу физиономии в пылу драки или распить на двоих хорошую дозу чего-нибудь огнедышащего. И то, и другое с легкостью вызывает в представителях сильной половины человечества их природное первобытное начало и пробуждает подсознательные инстинкты самца – выброс адреналина вкупе с тестостероном действует лучше любого раздражителя. И примирителя одновременно.

А лучше от драки плавно перейти к попойке – для пущей надежности.

Сидя за столиком в полутемном зале маленькой таверны и опрокидывая уже четвертую или пятую порцию любимого коктейля, ментор Двенадцатого дистрикта с пьяной нежностью разглядывал выпивку в собственном стакане и вспоминал, как десять лет назад он впервые подрался с Рубакой. Он даже не смог назвать бы сейчас определенной причины их тогдашней ссоры – видимо, в самый разгар шестьдесят четвертых Голодных Игр у обоих менторов просто сдали нервы или взбесились гормоны. Вероятнее всего, от накопившегося и хлынувшего через край стресса или от тоски и безысходности - теперь это уже не имело значения. Но тогда, взгляд за взгляд, слово за слово – и взрослые крепкие мужики сцепились, как мальчишки, и катались по полу в холле Тренировочного центра, пытаясь поточнее – и побольнее! – заехать по ухмыляющейся физиономии противника. Их не испугала даже дисквалификация – оба в тот день потеряли последних трибутов. Оба недетской комплекции, оба упрямые и нежелающие уступать и признавать как нелепость их неожиданной ссоры, так и свою собственную неправоту. Оба в достаточной мере владеющие приемами ведения рукопашного боя и разными видами холодного оружия – на их обоюдное счастье, в то памятное утро поблизости не оказалось ничего колющего и режущего.

Он хмыкнул и оторвал глаза от густых красных капель на стенках стакана. Оба – победители, менторы и жертвы.

А наблюдавший за ним с диванчика напротив Одиннадцатый очень живо вспомнил, как спустя час после той самой драки распил с Хеймитчем их первую общую мировую. Адское сочетание – водка, смешанная с самой настоящей кровью из их собственных разбитых и обожженных алкоголем губ! Вспомнил, как после первой бутылки они долго и неистово спорили и, срывая голоса, что-то упрямо доказывали друг другу. Как после второй так же неистово извинялись и корили друг друга за несдержанность. Как после третьей, пряча скупые мужские слезы, Хеймитч делился с неожиданным слушателем всем, что скопилось и наболело в самой глубине израненной души за двадцать с лишним лет, а Рубака с пьяным удивлением слушал и искренне восхищался этим мужественным человеком, которому всего пару часов назад ни за что собственноручно расквасил физиономию… Как после бог знает какой, сцепившись мертвой хваткой, мужчины вели друг друга до лифта и, утирая друг другу кровь с разбитых лиц, на этой же крови клялись друг другу в беззаветной преданности.

Рубака тряхнул головой, взял в уцелевшую руку полупустой стакан с любимым уже много лет коктейлем и залпом опрокинул его. Выпивка привычно обожгла горло, заставляя привычно закашляться.

Кровавая Мэри. Как символ их многолетней дружбы.

- По-моему, нам п-пора, - еле ворочая языком, пробормотал Двенадцатый, перехватив его вопросительный взгляд. – Ц-цинна меня п-придушит…

- Не придушит, - снисходительно буркнул Рубака, отодвигая пустой стакан. – Но ты прав, дружище – сегодня мы дали так дали!

- Ага, а я еще и н-не спал толком п-прошлой ночью… и сейчас на п-пилюлях, - Хеймитч попытался подняться, но его тотчас повело, и он снова приземлился на прежнее место. – Уп-пс… я даже на н-ногах не стою! Теп-перь точно п-придушит…

Одиннадцатый нехотя оторвался от облюбованного им диванчика. Конечно, его тотчас закачало, но он каким-то невозможным чудом все-таки умудрился сохранить вертикальное положение. Мужчина протянул руку другу, помогая тому встать на ноги.

- Щас уп-паду, - предупредительно забормотал Хеймитч, цепляясь за подставленное дружеское плечо.

- До отеля как-нибудь доберемся – а там можешь и падать, - Рубака кликнул бармена и указал на купюру, прижатую стаканом на столике. Потом подхватил друга под мышку и почти на себе выволок из полутемного зала. У входа их уже ожидало такси – у местных таксистов считалось хорошей приметой довезти мертвецки пьяного Двенадцатого до отеля в целости и сохранности. Рубака понимающе усмехнулся – его друг был своего рода легендой в кругах капитолийских выпивох, барменов и перевозчиков: в Капитолии не осталось ни одного кабака, в котором бы не погулял в свое время чокнутый ментор Хеймитч Эбернети!

- Митч! Как дела, старый обормот? – из машины выбрался Рэд, их давний знакомый – странный долговязый парень с вечной дурацкой улыбкой и огненно-рыжей всклокоченной шевелюрой. Рубака припомнил, как в свою первую поездку с ним Двенадцатый то и дело дергал парня за растрепанные вихры и упорно пытался выяснить его имя, а не добившись ответа, весело обозвал Красным. – Как обычно – Тренировочный центр?

- Рэд… д-дружище! - промямлил Хеймитч, расплываясь в счастливой пьяной улыбке. – Об-бижаешь… В этом году я к-крутой – живу в собственных ап-партаментах в Ройял С-сентрал Таун – слыхал про т-такое место?

- О, так ты и вправду крут – в этом отеле живут только звезды! – удивленно протянул парень, распахивая перед мужчинами заднюю дверцу. Двенадцатый гордо выпятил грудь в стильном, но уже прилично измятом пиджаке, и с многозначительным видом изрек:

- А я и есть звезда… м-мать ее дери… Кстати, к-который час?

- Около десяти, - отозвался Рубака, помогая ему забраться в такси и захлопывая за ним дверцу. – Что-то мы с тобой засиделись…

- К-как - ок-коло десяти? – ментор захлопал глазами, отчаянно пытаясь протрезветь. – Мы потратили на п-пьянку четыре часа Игр? Ох-хренеть! Я д-должен быть в оп-ператорской, там К-китнисс… а я т-тут… ч-черт!

Он растерянно переводил глаза с Одиннадцатого на долговязого мальчишку за рулем, непрестанно о чем-то лепетавшего и одновременно заводившего автомобиль. Это будет вселенская катастрофа, если Цинна увидит его в таком виде! Оставалась одна надежда – молодой человек должен был развлекать этим вечером их новую знакомую с телевидения, а, значит, у него был реальный шанс попасть в собственный номер, избежав малоприятного свидания с Мастером! Дама с телевидения… Он суматошно зашарил руками по сиденью:

- М-мои вещи? П-папка, ком-муникатор… п-печать?

- Не переживай, все здесь, - отозвался Рубака с переднего пассажирского места. – У тебя восемь сообщений – прочесть?

- Д-давай, ч-читай, - кивнув, Хеймитч закрыл руками лицо. Батюшки, а стыдно-то как – в последний раз он так упился в Двенадцатом недели две назад… Да, точно - на Жатве.

- Первое: «Она все еще в луже. Он куда-то собирается»… интересные у тебя письма! – Одиннадцатый хмыкнул и весело переглянулся с рыжеволосым водителем. – Дальше читать? Ну, как знаешь… Следующее – «Она спит в луже. Он идет по лесу»… Слушай, Эбернети, мне надоело! На, сам читай свои записки сумасшедшего!

Он повернулся и протянул Хеймитчу его коммуникатор. Ментор нашел последнее сообщение… и обмер. «Она на дереве. Он с профи внизу»

Вот тебе и расслабился, вот тебе и попил водочки с приятелем…

- В телецентр, как можно быстрее! – даже ни разу не запнувшись, выкрикнул он на ухо Рэду. Молодой человек испуганно обернулся, не отрывая глаз от дороги.

- Но, Митч, уже поздно, тебя туда просто не впустят! – растерянно отозвался он, вопросительно глянув на сидящего рядом Рубаку.

Действительно, не звонить же Плутарху Хавенсби, требуя еще одну ночную вылазку? Хеймитч почувствовал, как судорожно сдавило виски. Ну почему, почему он опять не послушался Цинну с его мудрыми советами? Будь прокляты эти Рубин и Кашмир – именно из-за них он и слетел с катушек, снова надравшись, как распоследний поросенок!

- Успокойся, - примирительно подал голос Рубака, коротко глянув через плечо на метания ментора. – Распорядители не станут терзать твою девочку два дня подряд…

- Да причем здесь распорядители? – вспыхнул Эбернети, яростно тыкая ему в лицо коммуникатор. – Там профи!

Одиннадцатый перечитал сообщение и хмуро сдвинул брови. Минуту он сидел молча, рискуя своим молчанием довести Хеймитча до точки кипения, а потом вдруг произнес:

- Но там еще и Пит. Он что-нибудь придумает…

Перебивая его, коммуникатор Двенадцатого снова завибрировал. Последнее сообщение оказалось более содержательным: «Она все так же на дереве. До нее пытались добраться Первая и Второй – пока безрезультатно. Решили до утра оставить девочку в покое. Она получила ваш подарок. Сказала спасибо – я лично слышал». И, спустя минуту – маленькая приписка: «Парень подлец, а она мне нравится. Буду болеть за нее» Вот так – коротко и ясно: она мне нравится… Ментор удивленно потер глаза и заново перечитал сообщение неизвестного капитолийского оператора. Парень подлец, буду болеть за нее… он тихо хмыкнул – так и зарождается в Капитолии известность и популярность!

Короткое послание нового поклонника Огненной Китнисс почему-то успокоило его.

- Ладно, ты прав, Рэд, - он и не заметил, что пьяное заикание словно рукой сняло. – Едем в отель, я должен принять душ. И выспаться. И поразмыслить.

Он хотел добавить – и сначала включить телевизор! – но потом передумал.

Когда они вошли – правильнее сказать, ввалились в отель, в голове Двенадцатого уже более-менее сложилась картина завтрашнего дня. Долговязый таксист был прав – сегодня уже не было смысла рваться на телевидение. Пусть профи загнали Китнисс в ловушку на дереве, говорил он себе, но под этим злосчастным деревом, среди врагов, сейчас находился и друг. Конечно, Хеймитч понимал, что там, на Арене, Китнисс была абсолютно уверена в том, что, связавшись с профи, Пит Мелларк предал ее. Но здесь, в Капитолии, ментор отлично знал, что скрывалось за этим его предательством. И он искренне надеялся, что парень и на этот раз найдет способ выкрутиться и вытащить Кит.

Он был так поглощен своими мыслями, что его даже не удивила знакомая рыжеволосая девушка, ожидавшая их с Рубакой в дверях его номера. Она помогла Одиннадцатому довести своего друга до кровати, сняла с сонного зевающего ментора туфли и измятый пиджак и аккуратно накрыла рухнувшего на постель Двенадцатого легким невесомым покрывалом. Он тихо застонал и натянул его на голову.

- Присмотри тут за ним, - пробормотал Рубака, растерянно наблюдая за сдержанными движениями ее изящных рук. Девушка кивнула и сделала вопросительный жест. – Нет, пить я сегодня больше не буду – и так башка завтра треснет… и этому не давай.

- Я все слышу, старый пройдоха, - глухо буркнул из-под покрывала Хеймитч. Девушка коротко глянула в его сторону, и ровно на мгновение Рубаке показалось, что на ее красивых губах мелькнула непозволительная для безгласой прислуги улыбка.

Когда, бормоча под нос что-то невразумительное, он покинул номер, ментор осторожно высунул голову из своего убежища.

- Он ушел? – уже совершенно нормальным голосом тихо спросил он у безгласой. Она удивленно приподняла брови. – Да, девочка, артист я еще тот… не хочу беспокоить старого друга своими заботами. Включи-ка мне телевизор, хочу посмотреть последние новости.

Она недовольно покачала головой и выразительно отрицательно кивнула. «Нет. Вы должны отдыхать!»

- Это, что, бунт? – весело хмыкнул он, приподнимаясь на локте и удивленно взглянув на своего неожиданного надзирателя. Девушка в ответ на его насмешку лишь гневно повела плечами и повторила свой строгий жест. Ого, всего пара минут рядом с ним – и уже начинает проявляться аристократический капитолийский характер? Прямо вторая Эффи Бряк! Ментор с неподдельным интересом посмотрел на ее сурово сдвинутые светлые брови и неожиданно усмехнулся:

- Мне больше нравится, когда ты улыбаешься, девочка… ладно, хорошо, если нельзя телевизор, то можно я хотя бы приму душ?

Безгласая мягко покачала головой и неожиданно засмеялась, пряча озорные искорки в синих бездонных глазах. И в ответ на ее тихий смех что-то больно-пребольно ёкнуло внутри Двенадцатого. Он не сводил изумленных глаз с оживившейся несчастной девушки и заметил, что красивые губы ее вдруг зашевелились. Забыв о стеснении, ментор ошарашено уставился на них. «Завтра. Не то вы уснете прямо в ванной» - он с легкостью разобрал ее немые слова. Ну вот он и научился разговаривать с ней! Продолжая беззвучно смеяться, девушка прошла к бару и, поколдовав там несколько секунд, вернулась со стаканом из-под виски – шагнула к ментору и, несмотря на упрямое сопротивление Двенадцатого, почти силой вручила ему питье. Под внимательным и строгим синим взглядом он маленькими осторожными глотками выпил до дна ее волшебное зелье – обычную холодную воду, и уже спустя минуту глаза его вдруг сами собой начали закрываться. Он ощущал себя на удивление спокойно – наверное, сказывался эффект от чудесных утренних пилюль Порции, на которых он действительно с легкостью продержался целый день, и лишь вечерняя попойка с Рубакой подкосила его.

А, может, дело было в стакане обыкновенной капитолийской воды?

Когда через десять минут он уже негромко сопел, без памяти провалившись в глубокий спасительный сон, девушка неслышно вытащила из внутреннего кармана его потрепанного за долгий день пиджака плоскую потертую фляжку, осторожно открутила пробку и всыпала в пустую посудину маленькую щепотку какого-то белого порошка. Потом бегло просмотрела сообщения на коммуникаторе и совершенно беззвучно покинула номер.

***

Уже к утру из светлого сна – первого в Капитолии без кошмаров и привидений – его выдернул громкий дребезжащий звонок, разрезавший тишину в номере. Он долго ворочался и не хотел открывать глаза, но противный раздражающий звук не прекращался. Когда же он все-таки разлепил веки и повернул голову на сигнал, оказалось, что эту невозможную какофонию издает его собственный, лежащий на столике рядом коммуникатор. Надо же, эта штуковина еще и звонить умеет? А он-то понадеялся, что она только может принимать безмолвные сообщения… Хеймитч хмыкнул. Он совсем не удивился своему неожиданному открытию. До нынешнего утра его вполне устраивало собственное добровольное неведение всех принципов работы менторского чудо-прибора – Двенадцатый предпочитал думать, что разговаривать по этой коробочке ему не придется. Но судя по надрывному звонку, который уже несколько минут, не прекращая, издавал тот самый прибор, именно разговор сейчас и ожидал его.

Он кое-как дотянулся до прикроватного столика, на котором дрожал и нетерпеливо подпрыгивал от вибрации несчастный коммуникатор, и нажал на единственную большую кнопку – что-то подсказало ему, что именно так включалась громкая связь.

- Ну, наконец-то ты сообразил, как это работает! – вместе с каким-то невообразимым шумом и гвалтом ворвался в тишину его номера звонкий обеспокоенный голос Цинны. – Немедленно включай телевизор, первый канал!

Он проснулся мгновенно – вскочил с постели и, не найдя вокруг себя пульта, обернулся к плоскому экрану на стене спальни и дважды громко хлопнул в ладоши. Если ему не изменяет его старая менторская память, когда-то таким образом можно было включать технику в радиусе пары метров… Прием сработал – телевизор загорелся рекламной заставкой Голодных Игр.

- Ну, включил, и что? - отозвался он в сторону коммуникатора, садясь на край кровати и напряженно глядя на экран.

- Сейчас сам увидишь. Наберу позже, - и связь прервалась.

Через минуту реклама закончилась, и взору ментора предстала странная картина: сидя на развилке почти на верхушке дерева, темноволосая девушка отчаянно пилила охотничьим ножом толстенный сук над своей головой. Китнисс! Ментор пригляделся к подопечной. Да, вид у нее неважнецкий – расцарапанное в кровь хмурое лицо, обгорелая до половины коса, разорванная штанина, обнажающая большое розовое пятно вчерашнего ожога. Он мысленно похвалил чудо-лекарство Плутарха Хавенсби – судя по внушительным размерам пятна, накануне ночью девочке пришлось несладко. Но какого черта она сейчас делала? Словно отвечая на его вопрос, камера скользнула вверх по дереву и замерла на чем-то темном, похожем на кокон, в метре над Китнисс. Он сдвинул брови – кокон?

Это не кокон, мелькнула страшная мысль.

Это гнездо. Особый список. Осы-убийцы.

Он даже не успел испугаться, как камера переключилась на профи, мирно спящих под деревьями вокруг. Он успел заметить звереныша из Второго, его подружку – любительницу ножей, трибута из Первого - подопечного Рубина и Кашмир. Прямо под деревом, на которое вчера вечером профи загнали Китнисс – Диадема и девушка из Четвертого… странно, а ведь Цинна говорил, что на Арене не осталось трибутов из морского дистрикта! И чуть дальше от остальных – Пит… Парень мирно спал, уронив на плечо светловолосую голову и чему-то мягко улыбаясь в своем утреннем сне.

- Черт подери, Мелларк! Она ведь сейчас сбросит эту дрянь вниз, тебе на голову! – вне себя заорал ментор, подпрыгнув на кровати и отчаянно вцепившись в волосы. Его истошный вопль ровно на секунду опередил события на экране: сук над головой Китнисс, наконец, треснул, и осиное гнездо с грохотом, пару раз застревая в нижних ветвях, рухнуло на землю. От удара оно раскололось, выпуская наружу свое кошмарное содержимое – рой маленьких золотистых убийц. И только тогда ментор понял, что Пит вовсе не спал – парень вскочил на ноги так резво, словно только и делал, что, прикрыв для виду глаза, ожидал падения этого смертельного сувенира. Коротко глянув куда-то в сторону Китнисс высоко на дереве, он изо всех сил закричал:

- Подъем! К озеру! К озеру!

Все верно, парень, одобрительно закивал головой ментор: вода - единственный способ спастись от этих жужжащих чудовищ... а заодно и увести профи и ос подальше от Кит!

Тем, кто сразу проснулся и успел сообразить, что к чему, повезло больше… Хеймитч с ужасом смотрел на отставшую от профи Диадему - девушка совершенно обезумела: она лишь визжала, размахивала луком, безуспешно пытаясь отбиться от набросившихся на нее ос, и звала на помощь. А потом упала, несколько раз судорожно дернулась и затихла. Раны от осиных укусов на ее теле начали распухать, надуваться и лопаться, выплескивая зеленую зловонную жидкость и уродуя до неузнаваемости когда-то прекрасную золотоволосую девушку. Ну где эта чертова пушка, с содроганием подумал ментор. Но пушка молчала, а значит, сердце несчастной продолжало биться и бороться с ядом. Вот только его шансы были практически равны нулю… Прямо позади нее Китнисс бесшумно соскользнула со своего спасительного дерева и, пошатываясь, направилась в сторону умирающей соперницы. Ментор заметил следы от укусов на щеке и на шее… значит, ей тоже досталось от маленьких капитолийских убийц! Он скрестил пальцы - только бы она сообразила вытащить осиные жала, иначе боль и кошмары будут просто адскими! – и попытался вспомнить, рассказывал ли Китнисс об осах-убийцах… наверное, рассказывал, раз девочка додумалась использовать их в качестве своего страшного оружия!

Где-то на заднем плане выстрелила пушка, потом еще раз – очевидно, еще кого-то из профи постигла ужасная участь отмучившейся Диадемы.

Тем временем его подопечная на Арене, с трудом сдерживая рвотные позывы, зачем-то переворачивала уже мертвую соперницу на спину. Что она еще задумала, в панике спросил себя Хеймитч. И тут же ответил – ну, конечно, лук и стрелы Энобарии! Они так заманчиво поблескивали на Диадеме в лучах восходящего солнца… разумеется, его малышка не могла позволить капитолийской труповозке забрать ее любимое оружие вместе с тем ужасным месивом, что осталось от девушки-трибута Первого дистрикта! Когда Пит, с коротким копьем наперевес, полностью мокрый после вынужденного купания в озере, выскочил на полянку, где все еще лежало полуразложившееся тело профи, Китнисс уже встречала его стрелой, натянутой из серебряного боевого лука. Хеймитч тихо охнул и зажал ладонью рот… неужели она действительно сейчас выстрелит? Он в растерянности смотрел, как парень остановился и недоуменно уставился на свою напарницу.

- Черт побери, Китнисс… что ты делаешь здесь до сих пор?! – сердито зашипел он. Потом резко шагнул ей навстречу и с силой толкнул тупым концом копья. – Ты с ума сошла? Беги! Живо беги отсюда!

Девушка коротко глянула куда-то за его спину – и, с трудом передвигая ноги, бросилась наутек.

И в этот момент трансляция закончилась – заиграла громкая бравурная музыка, и вместо Арены высветилась заставка Голодных Игр и промо-ролики восьмерки оставшихся в живых трибутов. Хеймитч тупо смотрел на экран – неужели осталось всего восемь участников? То есть уже завтра его ожидает поездка домой в сопровождении целой орды телевизионщиков – чтобы взять интервью у родственников и друзей трибутов Двенадцатого дистрикта? Он растерянно моргнул – в первый раз за двадцать четыре года менторства он дошел до полуфинала, да еще и с обоими подопечными…

Прерывая его удивленные и радостные мысли, на столике рядом с кроватью снова призывно забренчал коммуникатор. Потянувшись, он нажал кнопку приема вызова.

- Ты это видел? – взволнованно спросил восторженный и одновременно напряженный голос Цинны. Хеймитч молча кивнул. Потом сообразил, что невидимый собеседник не может увидеть его жеста и, прокашлявшись, ответил:

- Видел. Смелая у нас девочка, не находишь?

- Я бы сказал – отчаянная, - голос молодого человека дрогнул. – Смотришь сейчас на экран?

Хеймитч смотрел – и молча улыбался. Еще четвертая вчера, сегодня Китнисс Эвердин уже возглавляла рейтинг популярности!

- Ага, - только и смог выдавить он.

- Я был в режиссерской… да-да, той самой, которую ты брал штурмом вчера ночью! – рассмеялся Цинна на другом конце провода. – Представь себе картину – распорядители вывесили огромный экран и транслировали утренний выпуск новостей прямо на площадь перед телецентром! Что тут творилось – словами не передать… Тебе лучше не появляться здесь сегодня – внизу у входа до сих пор торчит куча фанатов, целая орущая толпа с постерами и лозунгами, скандирующая имя нашей Кит! Я сам едва пробился… просто вавилонское столпотворение! Признайся - ты знал, что Огненная Китнисс будет настолько популярна в Капитолии?

- Скажем так, - ментор еле слышно хмыкнул и спрятал довольную улыбку, - я очень на это рассчитывал! Говоришь, орущая толпа? Что ж, это здорово… а что ты, позволь узнать, делаешь в телецентре в такую рань?

- Если ты помнишь, я вчера ужинал с Клаудией… кстати, ее зовут Клаудиа, и она тоже без ума от Огненной Китнисс!.. так вот, наша ночная знакомая в благодарность за вчерашний прекрасный вечер пригласила меня присоединиться к ней сегодня за монтажом утреннего выпуска дневника Игр – поэтому я первым узнал новости и сразу позвонил тебе! – голос Цинны в коммуникаторе дрожал и срывался от восторга. – А сейчас я ожидаю ее внизу, в холле – у нее есть какое-то личное сообщение для тебя – и своими собственными глазами наблюдаю за нашими фанами… черт подери, Двенадцатый, это так приятно!

- Не ругайся – не перенимай эту мою привычку! - одернул ментор молодого человека и настороженно переспросил: - А что за сообщение?

- Понятия не имею, - удивленно отозвался Цинна, - а почему такой голос? Эй, Двенадцатый, ты что, ждешь плохих новостей?

Хеймитч растерянно взглянул на коммуникатор и вдруг изменился в лице. Почему он спросил об этом? Да потому что в самой глубине ликующей души ментора сидел маленький противный червячок… и этот червячок сейчас точил его изнутри. Почему распорядители остановили запись? Что такого увидела Кит за спиной у напарника, что, не имея никаких сил и возможности спасаться, она все-таки поднялась на ноги и побежала? И что это за такое таинственное «личное сообщение»?

- Эй, где ты там? – осторожно позвал Цинна дрогнувшим голосом. – Двенадцатый?

- Да, - Хеймитч поморщился и потер руками лицо, - я здесь. Извини, задумался…

- Как только Клаудиа спустится из режиссерской, я тотчас отправлю к тебе курьера, - в напряженном голосе молодого человека послышалась тревога. - А ты пока отдыхай… Все, отбой, увидимся позже!

***

Он растерянно уставился на знакомый маленький диск в прозрачной упаковке в руках посыльного.

Поперек вложенного внутрь листка аккуратным убористым почерком Цинны было написано - «Строго конфиденциально. Без свидетелей». Сердце болезненно дернулось и пропустило удар, а в глазах непривычно и предательски защипало. Рассчитавшись с курьером, ментор неслышно закрыл дверь номера и на негнущихся ногах двинулся в гостиную к телевизору. Еще час назад он чувствовал себя бодрым и полным сил, а теперь каждый шаг давался ему с неимоверным трудом – внутри, слева под ребрами, ныло и горело. Ожидая посылку, он передумал сотню вариантов… и теперь был почти уверен, что именно прочтет через несколько бесконечно долгих секунд. Обессилено присев на край дивана и с трудом совладав с задрожавшими руками, он вскрыл упаковку и развернул записку от Мастера:

«Я не знаю, что на этом диске. Могу лишь сказать, что запись изъята и стерта из журнала Голодных Игр. Ее не увидит никто, кроме тебя. Скажи спасибо Клаудии – нашей ночной знакомой. Она сделала это не только ради нас с тобой, но и ради всех тех, кто еще ждет Пита Мелларка в Двенадцатом дистрикте»

Вот он и наступил, его собственный судный день…

Он обреченно вставил минидиск в приемник телевизора в гостиной и нехотя включил воспроизведение. Ментор прекрасно помнил, на чем остановилась официальная часть трансляции Игр, которую он просматривал в собственной спальне всего лишь час назад: мокрый и рассерженный, Пит отчаянно прогонял Китнисс с полянки, где с ее подачи на него и профи набросились осы-убийцы. А она только молчала, изумленно хлопала глазами и смотрела на него так, словно в этот момент впервые по-настоящему разглядела своего напарника. Запись на таинственном диске начиналась как раз с того момента, когда за спиной Мелларка из зарослей возник Катон - он тоже был мокрым и весь искрился от влаги. Под глазом профи вспухал страшный шишак, а в солнечных лучах ярко блеснул зажатый в правой руке кинжал. Заметив его, Китнисс из последних сил поднялась на ноги и бросилась бежать, а Пит медленно развернулся и замер лицом к разъяренному противнику.

Хеймитч зажмурился и закрыл руками лицо. Ну, разумеется, старый осел, а чего еще ты ожидал? Что парень все Игры так и будет прикрывать свою любимую – и профи никогда не прознают об этом? Он смотрел, как Пит сжал посильнее бесполезное в его руках копье и приготовился защищать девушку, стремительно удалявшуюся в лес за его спиной. От такого неожиданного поворота Второй даже потерял дар речи и на мгновение сбился с шага.

- Эй, - прищурившись, он оглядел Пита с ног до головы, - ты, что… отпустил ее?

Пит коротко кивнул, не сводя внимательных глаз с кинжала в руке Катона. Хеймитчу показалось, что он даже слышит мысли Мелларка в эту минуту – мне бы сейчас такой ножичек! Второй медленно приближался, и с каждым шагом его прищур становился все злее и злее.

- Ты, что, сопляк, охренел?! – он уже не говорил, а шипел. – Жить надоело? Так с этим мы сейчас быстро разберемся!

Ему ни за что не справиться с Катоном, вдруг в панике подумал Двенадцатый. Он со смешанным чувством отвращения и ужаса смотрел на Второго, на хорошую голову выше Мелларка и наверное фунтов на тридцать тяжелее, и отчетливо осознавал, что это конец – звереныш не упустит возможности поквитаться с теперь уже бывшим союзником за то, что тот все это время мастерски обманывал профи. И, судя по горящим глазам Пита, парень тоже прекрасно понимал это. Какое-то время, отведенное им самому себе на прикрытие Китнисс Эвердин, стремительно приближалось к нулю… Что сейчас творилось в этой светловолосой голове? Хеймитч без оглядки отдал бы десять лет своей собственной никчемной жизни, чтобы услышать, понять, почувствовать, что происходило в тот момент в чистом влюбленном сердце этого удивительного и странного мальчишки. Как можно вот так покорно и безропотно пойти умирать за другого человека? Как можно другого человека сделать смыслом своего существования – уже ни на что не надеясь и ничего не ожидая взамен?

Он поморщился - неужели вообще можно так сильно кого-то любить?

Посмотри на себя, шепнул ему внутренний голос. Сколько лет ты сам не видишь и не хочешь видеть никого, кроме давно уже мертвой Элизы? Сколько лет ты сам душишь в собственном сердце любые светлые чувства – привязанность, милосердие, нежность, заботу, благодарность? Сколько лет ты просто тупо боишься и не хочешь жить дальше, но живешь – давишь в себе все человеческое и живешь? Сколько лет ты провожаешь на смерть чужих детей и втайне от самого себя мечтаешь о собственных? Сколько лет ты будешь все так же прятаться и таиться от всего мира – от своего дистрикта, от своих друзей, от своих врагов, от своих трибутов… от самого себя? Не слишком ли высока цена?

И сколько еще лет ты собираешься прожить вот так – в ненависти и притворстве?

С замирающим сердцем, под аккомпанемент собственных невеселых мыслей, он молча смотрел, как сцепились на экране Второй и Двенадцатый – рванувшись и сбив друг друга с ног, они оба рухнули на землю и принялись кататься по ней, поднимая клубы пыли и грязи и награждая друг друга пинками и глухими ударами. И хотя они были в разных весовых категориях, но Мелларк явно не собирался покорно умирать. Если бы не нож в руке Катона… Каким-то образом Пит умудрился оторваться от противника и подняться на ноги, и Второй тотчас последовал его примеру. Обоих качало – на трибутов все еще действовал осиный яд от укусов - но ни один из них не отступал: Катон остервенело пытался дотянуться до Пита, и какое-то время парню еще удавалось уворачиваться от мелькавшего перед самым носом кинжала профи. Но и Второй не сдавался: улучшив момент, он ловко ускользнул из-под летящего ему в лицо кулака Двенадцатого, коротко замахнулся – и по самую рукоятку вонзил широкий нож в ногу противнику. Раздался жуткий хруст, и Пит дернулся и сдавленно захрипел. Пытаясь отступить и теряя равновесие, он споткнулся и привалился спиной к стволу ближайшего дерева, медленно оседая на землю.

Хеймитч тихо застонал. Ему захотелось отвернуться, закрыться, убежать – лишь бы не видеть этой ужасной боли в потемневшем небесном взгляде своего подопечного! В глазах поплыло, в ушах зашумело… нет, он должен смотреть, он должен запомнить этого своего трибута – именно таким чокнутым и бесстрашным, как в эту минуту!

- Ты, что же, Двенадцатый, все это время водил нас за нос? Думал, что сможешь совершенно безнаказанно дурачить своих союзников? И решил, что тебе сойдет это с рук? – пытаясь отдышаться, глухо прорычал Катон, и глаза его заметали молнии. Едва сдерживаясь, он склонился над раненым, перехватывая кинжал поудобнее, и ментор сжался в ожидании последнего, смертельного удара. Но его не последовало - Второй лишь выразительно сплюнул в лицо поверженному противнику, а потом яростно и презрительно зашептал:

- Сегодня я буду великодушным и преподам тебе, ублюдок, маленький урок. Я не стану убивать тебя… не сейчас, не так. Быстрая смерть будет слишком легким наказанием за твою подлость и твое коварство. Ты сам сдохнешь – или истечешь кровью, или подхватишь какую-нибудь заразу – но сдохнешь медленно и мучительно. А, подыхая, будешь плакать и вспоминать Катона – и умолять меня вернуться и добить тебя… И если к тому времени, как я разделаюсь с твоей сучкой, ты каким-то чудом окажешься еще жив, я, возможно, окажу тебе эту милость.

Пит дрогнул и отвел глаза, утирая со щеки плевок профи. Не сводя взгляда с широкого окровавленного ножа в руке Второго, ментор смотрел, как, выговорившись, тот отступил назад и теперь с каким-то почти садистским удовольствием мрачно разглядывал свою жертву. Но было в его холодном взгляде еще что-то, какое-то злобное раздражение и досада: словно профи пытался – и никак не мог понять и принять безрассудного и нелепого поступка чокнутого мальчишки из угольного дистрикта.

Даже не старайся, Второй, билось в голове ментора – нормальным людям этого не дано…

Хеймитч невидящими глазами смотрел на подопечного на экране и видел, как под пристальным взглядом Катона Пита начало трясти. Опираясь плечом на ствол дерева, побелевшими от напряжения пальцами он отчаянно зажимал рану на бедре, а брюки вокруг нее медленно, но неумолимо окрашивались в темно-бурый цвет, насквозь пропитываясь кровью. Камера крупным планом показала его лицо: спутанные, прилипшие ко лбу волосы – все еще влажные после спасительного купания, они из солнечно-светлых превратились в мертвенно-серые. Почти прозрачные, как морозное небо, голубые глаза – в них светилось сейчас непостижимое ментору снисходительное умиротворение. Ссадина на разбитой широкой скуле, и по огромному волдырю за левым ухом стекает струйка воды… Парень попытался пошевелиться, потом чуть покачал головой и, тихо сдержанно застонав, до крови прикусил нижнюю губу. На побледневшем лбу выступили маленькие бисеринки пота.

И в эту минуту, почувствовав, как истошно заколотилось его собственное менторское сердце, Хеймитч Эбернети дал себе слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах, ни Цинна, ни Порция, ни кто-либо в Двенадцатом не увидят этого…

- И, что, твоя девчонка – неужели она того стоит? – послышался за камерой хмурый удивленный вопрос. Ментор вздрогнул – он и думать забыл о Катоне, замершем в двух шагах от Пита. Камера сменила ракурс и показала профи – прищурившись, Второй наклонил голову, пытаясь заглянуть противнику в глаза. Но Пит даже не посмотрел на него. Он только едва заметно мягко улыбнулся, уставившись в пустоту за его спиной, словно в эту минуту увидел там кого-то знакомого.

- Чему радуешься, придурок? – заметив его отсутствующий взгляд и поняв, что ответа не будет, яростно зашипел Второй. На одно короткое мгновение он даже обернулся – чему интересному позади него так многозначительно усмехался этот полудохлый кретин?

- Тому, что не чувствую страха, - отозвался Пит, с улыбкой глядя с экрана прямо в остекленевшие от боли глаза ментора. В его небесно-голубом и каком-то удивленном взгляде читалось искреннее недоумение – словно он удивлялся сам себе. – Я не боюсь. Ни тебя. Ни боли. Ни смерти… Неужели ты, такой умный – и до сих пор не понял? Вам не достать Китнисс. Ее никому не достать… она как луна – и вроде совсем близко, и вовек не дотянуться. Поверь мне, уж я-то знаю…

Катон криво ухмыльнулся и смерил Мелларка презрительным взглядом. Он вытер окровавленный нож об рукав изрядно потрепанной куртки, сунул его за спину за пояс брюк и, наклонившись, почти по-приятельски с издевкой похлопал Пита по бледной разбитой в кровь щеке.

- Ну-ну, можешь напоследок помечтать о своей луне, - он выразительно поднял брови и злобно добавил: – Которую я с превеликим удовольствием собственноручно прирежу в самое ближайшее время… а ты можешь остаться здесь - подыхать и ждать вечернего гимна и свежих новостей. Приятной смерти, сопляк!

Ментор шумно выдохнул – и его вдруг затрясло. Жестокость – страшная штука: она, как ярость, безумна, слепа и безжалостна. За ней, как за презрением, перестаешь замечать чужие мучения и страдания, теряя последнее человеческое, что в тебе оставалось. С ней, как с тщеславием, готов идти по головам и по трупам; и ею же, как необходимостью, прикрываешь потом свои неблаговидные мысли и поступки…

Именно такая, бездушная и обжигающая, светилась она в прощальном холодном взгляде Катона, когда, развернувшись, она на нетвердых ногах покидал умирающего Пита Мелларка.

- Прости меня, Пит, - еле слышно виновато прошептал Хеймитч, измученно прикрывая ладонью глаза.

- Прости меня, солнышко, - там, на Арене, словно эхо, глухо повторил за ним Пит, снова попытавшись пошевелиться… и отключился от пронзившей его боли.

Глава 19

- Он ранен… это серьезно?

Он обернулся и поймал напряженный взгляд Порции. Ее потемневшие горящие глаза были подозрительно сухими. От ее слов маленький невзрачный диск, упрятанный глубоко во внутренний карман пиджака, словно воспламенился и теперь прожигал дыру в ноющей груди ментора. Ему не хотелось врать ей, но после испытанного утром шока у него просто не оставалось выбора.

- Жить будет, - как же ему хотелось вместе с Порцией обмануть сейчас и самого себя! Она не сводила с него пристального внимательного взгляда, и он почувствовал – она поняла, что он солгал ей! – Ты же смотрела телевизор – он в рейтингах… пусть на последнем месте, это еще ничего не значит – да, он ранен, но он жив!

Хеймитч кожей чувствовал ее нарастающее беспокойство. Да, их подопечный был еще жив – в последнем выпуске дневника Игр лишь вскользь упомянули, что Пит Мелларк вышел из союза с профи и, раненый, скрывался теперь где-то на Арене. И все, никаких подробностей.

Ровно на мгновение молодая женщина растерянно отвела глаза, и он позволил себе незаметно выдохнуть. Прошло почти четыре часа с того момента, как в дверь номера Хеймитча Эбернети постучал гонец с безрадостными новостями. И почти три часа с той минуты, когда ментор признался самому себе, что напрасно сомневался и недооценивал железный характер мягкого и очаровательного Пита Мелларка. И почти два часа, как он, неприлично трезвый и непривычно строгий в черном костюме-тройке, в полной боевой готовности сидел на любимом диване в пентхаузе Цинны и прокручивал в голове сказочку, на скорую руку выдуманную им для стилистов Двенадцатого дистрикта.

И почти час под пристальным молчаливым взглядом Мастера, замершего в кресле напротив, он тщетно пытался обмануть всевидящее и всезнающее сердце Порции.

- Говорю тебе – я знаю не больше вашего, – он снова и снова повторял, как заведенный, заветные слова. – Да, Цинна прислал мне диск с утренними новостями, но там было то же самое, что видел на телеэкранах весь Панем…

- Он сказал мне про какое-то личное сообщение…

- Ну да, любая запись с Арены – это личное конфиденциальное сообщение для ментора, - на сей раз это была чистая правда, и Хеймитч даже смог заставить себя посмотреть в глаза молодой женщине без опаски оказаться раскрытым. - Это одно из обязательных правил Игр, и в этом нет никакого секрета – каждый ментор получает такие же отчеты о своих трибутах и может подтвердить тебе мои слова. И если бы я, а не Цинна, оказался в телецентре с самого утра, то, разумеется, увидел бы его раньше общенационального эфира…

- Последнее место означает, что его шансы невелики – так? – перебила она ментора, не сводя с Двенадцатого вопрошающего взгляда. Он сдавленно кашлянул, но выдержал его – только снисходительно взял в руки ледяные пальцы Порции и мягко отчетливо повторил:

- Это-еще-ничего-не-значит! Он просто не задирает своих соперников, не бегает от огненных снарядов, не спит на деревьях и не сбрасывает на головы всем подряд смертельные жужжащие сувениры, - он заметил какое-то подобие улыбки, мелькнувшее на лице молодой женщины. - Куда же ему тягаться по рейтингам с чокнутой Китнисс Эвердин?

- Но он ранен, - упрямо продолжала твердить Порция. – Ты должен передать ему какое-нибудь лекарство… у тебя ведь достаточно средств – я сама видела подписанные договора…

Хеймитч коротко взглянул на внезапно помрачневшего Цинну – тот все так же неподвижно сидел в любимом кресле, деланно-спокойно постукивая тонкими изящными пальцами по подлокотникам и храня гробовое молчание, но зеленые глаза его пылали огнем.

- Я не стану этого делать, - негромко, но твердо произнес Двенадцатый, поймав его предупредительный взгляд. Порция дрогнула и непонимающе уставилась на него.

- Что? Но почему? – Хеймитчу показалось, что она вот-вот расплачется. Или взорвется. – Он такой же твой подопечный, как и Китнисс… и имеет столько же прав на твою помощь! Цинна, - она в растерянности обернулась за поддержкой к молодому человеку, - что здесь происходит? Вы не собираетесь спасать его?

- Нет, - так же твердо повторил ментор. В зеленых глазах Мастера мелькнула ярость и раскаяние – и молодая женщина заметила это. Она переводила глаза с одного собеседника на другого и качала головой в отчаянном неверии.

- Нет… вы не можете так поступить… кто дал вам право решать, кому помогать, а кого игнорировать? Кому жить, а кому умереть?! – взволнованный голос ее сорвался на крик.

- Успокойся, Порция, - Хеймитч старался говорить сдержанно и спокойно, хотя его переполняли боль и отчаяние, - Пит сам дал мне это право. Он сам так решил.

Молодая женщина изумленно уставилась на ментора. Потом перевела безумный взгляд на Цинну в высоком кресле.

- Это правда, Порция, - глухо отозвался он, глядя в пустоту перед собой.

- Я не хотел говорить тебе, - начал было оправдываться Хеймитч, - я даже и подумать не мог, что парень тебе настолько дорог…

- Ты даже не мог подумать? – оттолкнув его, она вдруг резко вскочила на ноги и яростно всплеснула руками. Потом обернулась к упрямо молчащему молодому человеку: – И ты тоже считаешь, что мы не имеем права привязываться к этим детям? Не имеем права болеть и переживать за них? Не имеем права участвовать в их судьбе? Что мы – просто бездушные капитолийские машины, которые наряжают их для бойни, а потом пьют кофе и веселятся, наблюдая за их смертями? Ну, скажи же хоть что-нибудь!

Цинна поднял на нее измученный отрешенный взгляд. Ему нечего было ответить на ее возмущенную тираду.

- Вы оба – не люди, - медленно качая головой, глухо выдавила молодая женщина, едва сдерживаясь. В глазах ее плясали безумные искры. – Люди не могут вот так просто оставить умирать на Арене ребенка… ведь он всего лишь ребенок! Что может решить ребенок?

Хеймитч попытался вдохнуть – и не смог. Как она права – он всего лишь ребенок… глупый, наивный шестнадцатилетний мальчишка, которого угораздило попасть на проклятые Голодные Игры… которого угораздило влюбиться в прекрасную и недостижимую мечту… которого угораздило вообще появиться на свет в одном из двенадцати дистриктов такого благополучного Панема!

- Ты должен дать ему шанс, - она неожиданно повернулась и твердо посмотрела ему в глаза. – Черт побери, Двенадцатый – ты обязан дать ему шанс!

Что она хотела услышать от него? Что, помоги он сейчас Питу, то нарушил бы свою собственную клятву, данную этому ненормальному мальчишке в идиотском благородном порыве в обмен на его показное признание на презентации – во что бы то ни стало вытащить с Арены Китнисс Эвердин? Или что, выберись парень из этого ада, и он сам станет просто очередной игрушкой в руках Капитолия – а для светловолосого, светлоглазого Пита, с его правильными понятиями, правильными чувствами, правильными взглядами это практически равносильно смерти? Он не мог сказать этого, а потому просто молчал, покорно склонив голову и принимая яростные упреки Порции, и молча неистово просил у нее прощения. Точно так же, как просил его утром у своего умирающего подопечного.

В полной тишине Порция обвела мужчин безумным взглядом. Виновато вскинув глаза, Хеймитч успел заметить, как отчаянно и яростно забилась синяя жилка на ее изящной шее.

- Надеюсь, когда вы оба одумаетесь, будет еще не слишком поздно, - выдавила наконец она, закрыв лицо руками и бросившись вон из пентхауза Мастера. Когда массивная дубовая дверь за ней захлопнулась с такой силой, что, казалось, с потолка вдребезги рухнет тяжелая хрустальная люстра, Цинна, наконец, шумно выдохнул и ссутулился, уткнувшись лицом в колени.

- Спасибо, что ничего не сказал ей, - услышал ментор его сдавленный голос. – Не знать и беспокоиться – это одно… а знать и оплакивать – совсем другое. Пусть лучше не знает.

- Не понимаю, о чем ты, - глядя на его поникшие плечи, Хеймитч понял, что Цинна ни на йоту не поверил его ободрительным россказням. Он одним рывком поднялся с дивана и, глубоко засовывая руки в карманы брюк, отошел к высоким окнам. За окнами плыли облака – такие же хрупкие и безмятежные, как в самый первый его приход сюда. И у него тотчас привычно поплыло в голове… Ментор зажмурился. Как там сказал Катон - слишком большая роскошь? Да, это было бы слишком легко для Двенадцатого – просто бухнуться сейчас в обморок. Он зябко повел плечами и, не оборачиваясь, повторил:

- Учти – я понятия не имею, о чем ты!

- Учту, - покорно отозвался Цинна, приподняв голову и жалобно глядя ему в спину. – Но, Двенадцатый… ты ведь не думаешь, что мы – бездушные машины?

Ментор вздрогнул. Если кто и чувствовал себя машиной в эту минуту, так это он сам, безжалостно растоптавший последние надежды Порции на счастливое возвращение из ада ее любимого светлого мальчика.

- Я дал ему слово, Цинна, - по-прежнему не оборачиваясь, глухо выдавил он. – И я это слово сдержу. Я не стану перечить ему и выбирать между ним и Китнисс. Пусть это будет мое очередное проклятие – мой пятидесятый персональный демон…

Молодой человек еле слышно сдержанно застонал и мужественно выпрямился, вставая из кресла. Потом подошел к замершему у окна ментору и тихо спросил:

- Как ты выдерживаешь все это? Столько лет… столько детей…

Хеймитч повернул голову, и Цинна поежился – в пустом остановившемся взгляде Двенадцатого не было ни мыслей, ни эмоций. И в эту минуту, глядя на свое гламурное отражение в этих смертельно уставших стеклянных глазах, Мастер почувствовал себя глупой пустышкой, ничтожной букашкой, эдакой нелепой ряженой капитолийской куклой…

- У меня просто нет выбора, парень, - прервал его самобичевание безжизненный голос ментора. Двенадцатый устало моргнул – и в глазах снова появились эмоции: боль, гнев, отчаяние… Он сдержанно кашлянул и, потерев руками лицо, выдавил:

- Завтра утром мы телевизионщиками выезжаем в Двенадцатый дистрикт. Если ты помнишь правила, то знаешь, что нам предстоит интервью с родными и близкими. И я не представляю, что скажу Генри Мелларку о его сыне… хотя мне почему-то кажется, что он и не станет ни о чем меня спрашивать.

- Ты знаком с родителями Пита? – растерянно переспросил Цинна. Хеймитч только хмыкнул.

- Конечно, знаком – чему тут удивляться? Двенадцатый дистрикт – это не Капитолий, там все друг друга знают как минимум в лицо! А Мелларки и Эвердины для меня вообще отдельная история…

Да уж, тяжелую руку Троя Эвердина сложно забыть даже спустя четверть века…

Ментор тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Уже завтра он снова увидит свой родной дистрикт – и снова прежние переживания нахлынут на него. Остается единственный, сотни и тысячи раз испробованный выход – выпить. Напиться до беспамятства. Отключиться. Снова стать беспробудным пьяницей и хамом. Только так он сможет продержаться…

***

- Я поеду с тобой!

Хеймитч потер руками лицо. Да что же это за день такой – все женщины Капитолия словно взбесились, решив испытать на прочность его ангельское терпение! Ментор поднял глаза – его собеседница, выпятив острый подбородок, с вызовом смотрела на него. Ну да – как болонка на медведя! Он хмыкнул и отрицательно покачал головой:

- Нет, не поедешь. И это не обсуждается.

Она поймала Двенадцатого в маленьком ресторанчике, куда ему вздумалось спуститься после утомительного разговора у Цинны – посмотреть на людей, поразмыслить, а заодно и нормально поесть впервые за последние несколько суток. И просто побыть одному. Но не тут-то было - призывно завибрировавший коммуникатор всего за минуту высветил аж десять сообщений! Он ухмыльнулся – большинство из них были с предложениями о продаже прав на предстоящее интервью. Указанные ниже суммы заставили его изумленно прокашляться и ослабить обязательный шейный платок. Не долго думая, он выбрал наиболее интересный вариант и скинул победителю утвердительный ответ. Теперь можно было и перекусить... Он жестом подозвал официанта в длинном белом фартуке.

- Я знаю, - сдержанно улыбаясь, молодой человек уже протягивал ему бланк заказа и ручку, - двойной виски и бифштекс с кровью… а можно автограф?

Хеймитч криво усмехнулся. Черт подери, и здесь его узнали! Когда уже через минуту – ничего не скажешь, оперативно! – ему подали его заказ, он задумчиво теребил подписанный своим именем бланк. Молодой капитолиец молча поставил перед ним блюдо и приборы и с довольным видом бесшумно удалился. Ментор хмыкнул. Что и говорить, это было весьма тактично с его стороны – не приставать к мрачному Двенадцатому с умильными вздохами и дурацкими расспросами!

У него совершенно не было аппетита, и он буквально заставил себя поесть, мысленно поблагодарив всех чертей за возможность побыть в одиночестве. Но одиночество оказалось недолгим. Выразительный стук каблучков за его спиной подтвердил худшие его опасения – ну, конечно, Эффи Бряк, собственной капитолийской персоной! И как только она нашла его – на нем, что, тоже был радиомаяк?

И вот теперь уже полчаса она сидела напротив, гордо выпрямив спину и упрямо поджав тонкие губы. Хвала чертям, он хотя бы успел закончить с едой – иначе под ее сверлящим свирепым взглядом в горло не полез бы даже кусок любимого бифштекса! Ментор отложил в сторону вилку и, наплевав на манеры, демонстративно поставил локти на столик, подперев руками подбородок. Она заметила его вызывающий жест, и губы ее скривились.

- Ты не поедешь, - деланно-спокойно повторил он, чуть покачав головой.

- Почему? – не отставала она. Какая упрямая ослица… Что бы сказать такого обидного, чтобы она, наконец, отцепилась?

- Потому что мне не нужна нянька – я уже большой мальчик, и смогу сам поменять себе подгузник! – он беззлобно огрызнулся, выразительно подняв брови. Эффи вспыхнула, но тут же растянула губы в приторно-сладкой улыбке.

- Насчет подгузников тебе, конечно, виднее – раз ты все еще их носишь – но то, что без присмотра ты и шагу сделать не можешь, это точно!

Вот язва! Он открыл было рот, чтобы ответить еще большей гадостью и поставить эту капитолийскую дамочку на место… но вместо этого лишь шумно выдохнул и устало покачал головой. Что толку ругаться? Да, ему не хотелось признавать ее правоту – и, тем не менее, эта невозможная женщина была абсолютно, бесспорно, уничижительно права!

- У меня нет ни сил, не желания препираться сейчас с тобой. Я еду один. Будь моя воля, я вообще бы туда не поехал, но так решили умные режиссеры с Си-Эн-Эн… Представляешь, я только что умудрился продать эксклюзивные права на интервью в Двенадцатом дистрикте аж самому Си-Эн-Эн!

Он выразительно похлопал рукой по лежащему рядом на столе коммуникатору. Кстати, за это стоило выпить…

- А ты, женщина, - ему в голову вдруг пришла гениальная в своей простоте идея, - раз уж так решительно настроена быть мне полезной, можешь присмотреть здесь за нашими ребятами. Я оставлю тебе коммуникатор и наушник - разумеется, сама ты ничего не решишь, но в экстренном случае хотя бы сможешь связаться с Цинной… а он знает, что делать.

Капитолийка снисходительно скривилась и, бурча под нос что-то нелицеприятное в его адрес, полезла в свою бессменную, как парик, розовую сумочку, болтающуюся на запястье.

- Это, - с язвительным видом она достала из нее какой-то маленький прямоугольный предмет, - мой собственный коммуникатор. А это, - еще один, гораздо меньшего размера, - мой собственный микронаушник. И если ты наивно полагаешь, что за свою сознательную жизнь в столице я не научилась пользоваться ими гораздо лучше, чем какой-то провинциал из Двенадцатого дистрикта, то ты глубоко заблуждаешься!

- Под каким-то провинциалом мне следует понимать себя – так? – он лишь удивленно хмыкнул в ответ на ее гневную поучительную тираду. Эффи коротко утвердительно кивнула, демонстративно вставляя наушник в левое ухо и прикрывая его розовыми локонами.

- Вуаля! – с видом фокусника она прищелкнула тонкими пальцами и многозначительно подняла брови. – И, кстати, проблемы я решаю гораздо лучше тебя – забыл, что это я у нас молодец?

Он лишь покачал головой и поймал себя на том, что вот-вот засмеется – в первый раз за последние несколько дней.

- Хорошо, женщина, ты молодец, - спорить с ней дальше просто не имело смысла. - Но ты не поедешь. Во-первых, тебе действительно лучше находиться здесь, чтобы быть в курсе дел. А во-вторых, капитолийцу нечего делать в угольном дистрикте – поверь мне, никому в Двенадцатом не доставит никакого удовольствия лишний раз лицезреть твою раскрашенную мордашку. Ты для них как бельмо в глазу… особенно сейчас.

Она рассерженно прикусила губу – видимо, тоже хотела огрызнуться, но передумала.

- Вот и правильно, - примирительно кивнул ментор. – Оказывается, твоя глупость еще не безнадежна…

- Если ты и дальше собираешься оскорблять меня, то лучше я повидаюсь с Цинной – он в отличие от тебя человек цивилизованный и умеет разговаривать с людьми, не смешивая их при этом с грязью! – ее возмущенный голос заставил его тайком облегченно вздохнуть. Рывком поднявшись со стула и выразительно шмыгнув носом, рассерженная капитолийка принялась яростно заталкивать в сумочку коммуникатор. Ну, наконец-то сработало хоть что-то из его богатого арсенала словесных гадостей! Эй, она что, плачет – или ему показалось?

Он противно ухмыльнулся и еще сильнее сцепил пальцы под подбородком – нужно удержать себя от какой-нибудь глупости вроде того, чтобы пожалеть ее сейчас или просто извиниться. Никаких сантиментов, Двенадцатый, строго одернул он себя: эта чокнутая женщина всегда считала - и пусть продолжает считать! - тебя просто невозможным хамом и грубияном. Так будет лучше, и прежде всего для нее самой. Таковы были негласные правила Голодных Игр – не подпустить, не привязаться… Уж кто-кто, а Хеймитч Эбернети за двадцать пять лет прекрасно это усвоил. И он отлично знал, как плачевно могут закончиться для Эффи Бряк ее дурацкие благородные попытки помочь ему.

Потому что, по правде говоря, его совсем не прельщало вдобавок к своим собственным проблемам накликать неприятности и на ее глупую розовую голову.

Он исподлобья посмотрел на ее стремительно удаляющуюся спину и тяжело вздохнул, прикрывая глаза. Он почти не врал, когда просил Эффи присмотреть в его отсутствие за Питом и Китнисс. Если в случае с ранением Мелларка вопрос стоял лишь во времени – он чертыхнулся и тотчас возненавидел себя за такие мысли! – то Кит, судя по всему, отделалась скромным количеством укусов, а значит, всего пару дней будет находиться в кошмарном обмороке под действием осиного яда. Этого времени было более чем достаточно, чтобы он успел вернуться из Двенадцатого дистрикта до того, как его девочка придет в себя.

Но если случится что-нибудь непредвиденное, и она очнется раньше, успокоил он себя, или Эффи, или Цинна тотчас сообщат ему.

К тому же, до своего завтрашнего отъезда ему еще предстояло увидеться с Плутархом – одно из утренних сообщений было как раз от его вездесущего Сократа: сенатор Хавенсби ненавязчиво приглашал Хеймитча Эбернети составить ему компанию за партией в теннис. Где-нибудь после полудня, на закрытом корте роскошной сенаторской резиденции. Он даже прислал лимузин! И хотя Двенадцатый плохо представлял себя в коротких белых шортах и с ракеткой в руке, но отказ в принципе не рассматривался. А потому, расплатившись за обед и опрокинув для смелости еще одну порцию виски, он, скрипя сердцем, поднялся из-за столика и, разглядев у двери знакомую напыщенную физиономию сенаторского секретаря, нехотя направился к выходу.

- Мистер Эбернети, - собственное имя снова резануло слух.

- Это еще кто? - попытался отшутиться он, на что молодой капитолиец лишь обиженно поджал губы. – Послушай, Сократ, ты рискуешь попасть в мою немилость! Не хочешь звать меня по имени – что ж, я согласен даже на «Двенадцатый». Только давай завязывай с этими своими «мистерами Эбернети» - я знать таких не знаю!

Молодой человек упрямо дернул подбородком и лишь еще выше задрал голову.

- Позвольте мне самому решать, как обращаться к официальным лицам!

Что ж, раз этому болвану нравилось изображать из себя высокое начальство, старый ментор не собирался его переубеждать... По-видимому, парень относился к тому огромному числу выскочек, которые каким-то образом умудрялись занимать в Капитолии теплые места, мечтая сделать высокую и успешную карьеру на костях конкурентов, и потому считали себя выше и умнее других. Хеймитч поморщился – бедный Сократ, он, наверное, и не подозревал, что головы многих таких же выскочек давно украшали собой стены президентского дворца!

Плутарх Хавенсби уже ожидал его, развалившись на широком шезлонге под большим белоснежным тентом. Стильная белая тенниска, короткие белые шорты на подтянутой спортивной фигуре с идеально ровным капитолийским загаром. Белые орхидеи на белом столике… На фоне этой роскошной кипенной белизны маленький красный зонтик в таком же красном коктейле выделялся вызывающе ярким пятном.

- Сенатор, - подходя, приветственно усмехнулся Хеймитч, едва заметно качнув головой. Правила требовали, чтобы он дождался приглашения присесть – но когда в последний раз он соблюдал правила? Игнорируя предупредительные взгляды замершего рядом Сократа, он бухнулся в плетеное кресло напротив Плутарха и, развалившись, с вызовом вытянул вперед скрещенные ноги. Цепкие глаза Хавенсби озорно сверкнули. – Соскучились по мне, а?

Но сенатор и бровью не повел в ответ на его мальчишескую выходку – только поставил кроваво-красный бокал на столик.

- Кому ты продал интервью? – поинтересовался он, продолжая так же снисходительно улыбаться. Ну, надо же, мелькнуло в голове, старый лис уже знал и об этом!

- Первый канал, Си-Эн-Эн, - пожав плечами, отозвался ментор. – Завтра выезжаем. Они потребовали моего присутствия в кадре в качестве ведущего – ну разве это не смешно? Даже предложили больше, и я вынужден был согласиться – сами понимаете, впереди полуфинал, лишние деньги нам не помешают!

Плутарх молча кивнул, потом внимательно посмотрел на своего гостя.

- Я только что видел свежие новости – и, судя по ним, твой мальчик серьезно ранен, - ментор дрогнул и смешался под его проницательным взглядом. Хвала чертям, хоть этому врать не придется! – Нужна помощь?

Двенадцатый удивленно вскинул глаза. Неужели сенатор добровольно записался еще и в покровители Пита Мелларка?

- Да, он мне нравится, - пожав плечами, ответил Плутарх на его немое удивление. – И я могу себе это позволить – не находишь?

- Как – и вам тоже? – скрипнув зубами, ментор не смог сдержаться от презрительной ухмылки. – Мне пора объявлять аукцион на своего подопечного… только боюсь, даже вам, со всеми вашими деньгами, связями и возможностями, не по зубам будет тягаться с Главным Распорядителем!

Плутарх изменился в лице и сделал Сократу выразительный знак убраться.

- Ты просто кретин, Эбернети – уж прости старику его прямоту! – сердито зашептал он, когда мужчины остались вдвоем. – При чем здесь Сенека?

- Как? – наигранно-удивленно изумился Хеймитч, с трудом сдерживая ярость внутри. – Вы же сами только что сказали, что вам нравится мой подопечный… или я что-то не так понял? Так вот запомните, сенатор – ни вы, ни Сенека Крэйн его не получите! Я скорее дам парню умереть на Арене, чем позволю вернуться и развлекать таких сластолюбцев, как вы!

- Знаешь, Двенадцатый, ты дурак, - покачав головой, недовольно буркнул Плутарх. – Я, кажется, понимаю твои недвусмысленные намеки… и спешу тебя уверить, что мои симпатии совершенно иного рода. Скажем, я глубоко уважаю твоего парня – такой вариант тебя больше устроит? Человек, который может пойти на многое ради любви – разве это не достойно уважения?

Хеймитч растерянно смотрел на рассерженного Плутарха и только хлопал глазами. Он и подумать не смел, что почетный сенатор Капитолия и правая рука Сенеки может оказаться вполне нормальным человеком. С нормальными взглядами и нормальными понятиями. Возможно, и Китнисс Эвердин интересовала его не в качестве домашней зверушки?

На дорожке, ведущей к дому, откуда ни возьмись, появился Сократ, и по напряженному выражению его лица ментор понял, что теннис отменяется и сегодняшняя аудиенция закончена.

- Извините меня за грубость, сенатор, - растерянно пробормотал он, поднимаясь из кресла и виновато опуская голову. – Я не привык к дружескому расположению сильных мира сего… и иногда позволяю себе вольности.

- Извиняю, - строго отозвался Хавенсби, задумчиво глядя мимо него. – Но ты все-таки не кипятись и хорошенько подумай над моим предложением – это раз. Мне импонирует безрассудство твоего подопечного – это два. И ты не вправе решать за него, ни при каких условиях – это три, - он перевел глаза на ментора, и суровое лицо его смягчилось. - В конце концов – разве заслужил твой удивительный парень такую бесславную и жестокую смерть?

Секретарь выразительно нетерпеливо кашлянул, и Плутарх поспешно поднялся с шезлонга. И, чуть кивнув ментору, так же поспешно направился к дому. И если бы в эту минуту Двенадцатый не смотрел в спину своему собеседнику, то заметил бы знакомые рыжие волосы, мелькнувшие в окнах верхнего этажа сенаторской резиденции.

***

Он сидел у окна и машинально провожал глазами проплывающие мимо пейзажи.

Когда еще в Капитолии его спросили, кто будет говорить о Китнисс, он даже не задумывался. Как-то сразу само собой решилось, что это будет Прим. После гибели мужа последние несколько лет миссис Эвердин не могла внятно связать и двух слов, а больше разговаривать было особенно не с кем. К тому же, своей выходкой на Жатве Кит надолго обеспечила малышке немеркнущую популярность в столице. Он хмыкнул – телекомпании едва не подрались за право взять у нее интервью!

Они ожидали его и телевизионщиков на перроне. Он заметил их еще из вагона – они особняком стояли как раз напротив выхода со станции. Маленькая нахмуренная девочка и взрослая измученная жизнью женщина. Когда он вышел – скорее вывалился – на платформу, Прим ухватилась за руку матери. Нет, она вовсе не испугалась, внезапно подумал он. На мгновение Хеймитчу показалось, что девочка не цепляется за мать, а скорее наоборот - поддерживает ее.

Женщина встретила его усталой полуулыбкой. Так улыбаются добрым соседям и старинным знакомым. Соседей у него не было, но когда-то давно они и вправду были знакомы. Наверняка, она до сих пор помнила другого Хеймитча Эбернети – высокого, вечно растрепанного и совершенно бесстрашного в свои восемнадцать лет. Как давно это было… Он тоже помнил совсем другую Эль. Та Эль носила голубое платье Китнисс и еще не была миссис Эвердин.

- Я вряд ли смогу быть полезна, - жалобно пробормотала она, потупив голову. – Когда речь заходит о Кит, я просто не знаю, что сказать…

Он понимающе коротко кивнул. Он и сам ничего не мог сейчас сказать о Кит.

Одевать близких для интервью не входило в обязанности стилистов, но здесь Прим ожидал маленький сюрприз. Цинна решил, что в такую минуту девочке совсем не помешает хоть толика радости. Платье для нее он передал Хеймитчу лично в руки со строжайшим распоряжением не совать нос в чехол вплоть до съемки репортажа. Ментору пришлось даже поклясться на самом дорогом – бутылке белого ликера… Когда Прим вышла из импровизированной костюмерной, он только довольно крякнул. Хеймитч не слишком разбирался в тонкостях моды и красоты, но даже он мог бы сказать, что девочка была прелестна в облаке небесно-голубого, в тон ее глазам, кружева и шифона.

Они разместились в личном кабинете мэра – режиссеру понравился антураж мэрии Двенадцатого. Целая команда телевизионщиков в странных костюмах сновала взад и вперед, таская какие-то кабели, устанавливая свет, камеры, микрофоны. Они завешивали окна тяжелыми бархатными шторами, прищуривались, снова открывали их; потом снова завешивали, пудрили нос малышке, пытались приложиться и к его физиономии… только присутствие ребенка помешало ему послать их по точному адресу… снова прихорашивали малышку, опять суетились, что-то переставляли, куда-то бегали…

Он краем глаза глянул на девочку. Она сносила эти приготовления терпеливо и с достоинством. Прим сидела слева от него, на самом краешке роскошного дивана. Прямая спина, упрямо сведенные светлые брови. Маленькие ручки с плотно сжатыми пальчиками спокойно лежали на коленях. Она совершенно не замечала ни красоты своего наряда, ни суеты вокруг. А если и нервничала, то не показывала виду. И где они обе научились быть такими… неуязвимыми, что ли?! Мир вокруг нее рушился и фактически рассыпался на части, а она просто смотрела в глаза ведущего и ожидала его дурацких вопросов.

Он молча восхитился силой ее духа.

Оператор подал условный знак, на камере загорелась лампочка. Съемка началась. Как и положено, в начале интервью сыграл помпезный гимн Панема, а потом ведущий принялся нахваливать несуществующие преимущества Двенадцатого дистрикта, а заодно с ними мэра и миротворцев, усилиями которых так замечательно поддерживался установленный Капитолием закон и порядок.

Его затрясло. Он сжал кулак и словно между делом потер переносицу костяшками пальцев. Хорошо, что Трой Эвердин не слышал всей этой галиматьи…

Закончив хвалебные речи в честь Капитолия, ведущий принялся во всех красках расписывать достижения Китнисс на Арене, количество убитых ею соперников и тяжесть выпавших испытаний. Подразумевалось, что это должно было придать внушительности трибуту в глазах его родных и друзей. Затем по гениальной режиссерской задумке наставал черед ментора задавать вопросы для близких.

Он глубоко вздохнул… и замер, не в силах придумать ничего благоразумного.

Пауза затягивалась. Прим выжидающе молчала. Операторы за камерой подавали знаки, смысла которых он не мог уловить. Видимо, они пытались сказать ему, что время эфира уходит, а они не услышали от сестры Огненной Китнисс еще и двух слов. Тратить драгоценный эфир на молчание – непозволительная роскошь даже для фаворита Игр! И какой болван придумал, чтобы вопросы задавал ментор, который вообще не умеет говорить по-человечески? Им следовало пригласить Цезаря Фликермана – вот кто разговорил бы даже дерево! Режиссер глянул на часы и выпучил глаза, сделав более чем выразительный жест ребром ладони по шее. Хеймитч прекрасно знал, что еще пара минут тишины – и с него действительно снимут голову.

Он пытался найти какие-то слова, но со словами у него всегда была напряжёнка. Вся беда в том, что многое из того, о чем он хотел бы расспросить сейчас малышку, не предназначалось для ушей Капитолия… а ничего другого он придумать не мог.

Выручил специально приглашенный гость, мэр Андерси – запинаясь на каждом слове, он начал спрашивать о школьных годах, о друзьях Китнисс, о ее увлечениях и прочей глупости, которую Хеймитч никак не мог увязать в своем представлении с девушкой, которая в сотне миль отсюда сражалась за свою жизнь.

На лице Прим появилось подобие улыбки. Она подыграла ему, рассказывая о несуществующем хобби и несуществующих друзьях. Когда ее спросили о Гейле – многие в Капитолии помнили красивого молодого человека, поддержавшего сестер на Жатве – она лишь коротко глянула на Хеймитча и, слегка пожав плечами, объяснила, что он – их кузен. Неужели они с Кит совсем не похожи? Те же серые глаза, те же темные волосы, тот же несносный характер… Ведущий довольно хихикал над ее шутками, а в голубых глазах Прим плескалась боль.

Наконец камеры выключили, чтобы пригласить следующих – семью Пита. Хеймитчу вовсе не хотелось слышать горе в голосе Генри Мелларка, уже распрощавшегося со своим сыном. Он осторожно взял Прим за плечи и незаметно отвел в сторону.

- С каких это пор Хоторны в родстве с Эвердинами? Да еще в таком близком?

Девочка неуверенно поёжилась.

- Это лучшее, что я смогла придумать так быстро. Я совсем не ожидала, что кто-то из них заинтересуется Гейлом.

- О, этим парнем не грех заинтересоваться – не одна дамочка в Капитолии продала бы душу дьяволу за такого кузена! Напомни-ка, сколько тебе лет? – вдруг поинтересовался он, почему-то в эту минуту подумав о Китнисс.

- Двенадцать. Это была моя первая Жатва.

- Неужели твоя сестра была такой же разумной в двенадцать лет?

- Не знаю, но охотилась она не хуже отца. Я не стала упоминать об этом ее хобби.

- Бесполезно, весь Панем уже и так знает об этом! – хмыкнул он. – И президент Сноу в том числе. Если она выкарабкается, у нас еще будут неприятности на этот счет. Ни один дурак не поверит, что старина Эбернети научил ее всем этим трюкам со стрелами всего за несколько дней!

Прим побледнела и выдавила сочувствующую улыбку.

- Боишься за сестру? – предположил ментор, заметив, как вдруг омрачилось ее лицо.

- Боюсь, - призналась она еле слышно, прикусив губу. – Но я верю в нее. А вот Пит… я видела новости. Он ранен, да? Мне так жаль…

И что он должен сейчас сказать ей? Что ему тоже жаль? Что он уже в который раз вынужден делать выбор, и в этом году его выбор как никогда тяжел – ведь его трибуты оказались детьми когда-то близких ему людей…

Лучшее, что он смог сделать – натянуть одну из своих издевательски-насмешливых физиономий и пробубнить в ответ:

- Хорошо, что Кит не такая жалостливая...

- Вы многого не понимаете. Там, - она неловко кивнула на кабинет с камерами, - сейчас его отец. Вы ведь знаете Генри? Он замечательный человек и очень добр к нам. Даже сейчас. Особенно сейчас. Благодаря ему у нас всегда есть свежий хлеб… вы хоть понимаете, что это значит – всегда иметь хлеб? - она запнулась и добавила уже тише: - И он давно уже не надеется увидеть Пита живым…

- Думаешь, я не понимаю, каково это – своими руками убить близкого тебе человека? А как насчет всех близких тебе людей?! – прошипел он сквозь зубы. И тотчас осекся - еще немного, и он начнет орать на эту замечательную девочку. Прим испуганно замолчала.

- Ты знаешь правила – один победитель, - нехотя пробормотал он виноватым тоном. – В нашем случае – или Китнисс, или Пит. Он свой выбор сделал еще до начала Игр.

- Хотите сказать… его признание – это не розыгрыш? Он действительно решил умереть за нее? – сдавленно прошептала она, и ее брови недоверчиво сдвинулись в одну линию.

- Да. И насколько я знаю твою сестру, она не станет мешать ему в этом намерении - она слишком зациклена на себе! Не думаю, что Пит Мелларк так уж дорог ей…

- Вы не знаете Кит! – вдруг вспыхнула и яростно зашептала Прим. - Не знаете так, как знаю ее я. И вы понятия не имеете о том, что она чувствует! Не верьте тому, что видели – вы ничего не видели. Не верьте тому, что слышали – вам сказали то, что вы хотели услышать. Даже если это сказала сама Кит… хотя она вряд ли говорила с вами об этом! Она даже со мной об этом не говорила! - девочка оглянулась на телевизионщиков, а потом осторожно взяла его за руку и, решительно вздохнув, внимательно посмотрела в глаза.

Было в ее взгляде что-то такое, очень взрослое, и Хеймитч нутром почувствовал, что интервью для Панема закончилось, что вот сейчас будет рассказ для него.

- Вы знали нашего отца? – она запнулась, часто заморгала, и в ее голубых глазах блеснули колючие слезинки. - Когда он погиб… мама ушла в себя, отказывалась даже пить и есть. Мне было семь, Китнисс одиннадцать. Ей пришлось стать в семье главной, за несколько дней повзрослев на много лет. Вы, конечно, не знаете, но нам тогда пришлось очень туго… я помню, Кит выкручивалась, как могла – на скромную компенсацию, полученную в мэрии, она сама покупала на рынке продукты, сама варила еду, как умела, и каждый день сама заплетала мне косы, собирая в школу. А по ночам тихо плакала… Она была такая же гордая, как отец - ни у кого не просила помощи и никому не жаловалась. Полуголодные и брошенные, мы продержались так три месяца. Но даже при нашей жесткой экономии запасам пришел конец. Однажды в доме не осталось даже крошки хлеба… Я не хотела пугать ее, но в тот момент я отчаялась и даже приготовилась умереть…

Она запнулась, снова и снова переживая в мыслях те ужасные дни. Хеймитч терпеливо молчал в ожидании продолжения, и в груди снова противно саднило. Девочка выдержала минуту, а потом заговорила неожиданно изменившимся голосом:

- А потом случилось чудо – в один из промозглых апрельских дней она принесла две свежие, слегка подгоревшие буханки хлеба! Они были еще горячие и такие ароматные, с изюмом и орехами! Я до сих пор помню их вкус, хотя прошло уже пять лет… Даже мама очнулась от своего забвения, и Кит уговорила ее поесть вместе с нами. А на следующий день в школе я заметила сына пекаря с большим синяком на опухшей щеке. Это было очень странно - он никогда ни с кем не дрался. Вероятно, его наказали дома, хотя я знаю, мистер Мелларк никогда не наказывал своих детей… видимо, он все-таки в чем-то здорово провинился. И Китнисс так странно и растерянно посмотрела на него… Она больше никогда не упоминала об этом случае, но я думаю, именно Пит отдал ей тот спасительный хлеб. Благодаря ему мы смогли тогда подняться с колен, и мы выжили…

Хеймитч ошарашено потер переносицу. Значит, тогда, в Капитолии, Пит не соврал ему… А он-то считал его влюбленность просто юношеским увлечением. Теперь многое вставало на свои места. Ох уж эти Мелларки! Он знал Генри с самого детства. Еще мальчишкой пекарь всегда был мягким и добродушным малым, готовым разделить последнее с каждым, кто в этом нуждался. Ни годы, ни лишения не смогли изменить этого. Похоже, младший сын пошел в него. Ментор удовлетворенно хмыкнул – на него словно снизошло озарение. Похоже, этот удивительный парень скорее действительно истечет кровью, чем позволит кому-либо причинить боль тем, кто ему дорог!

Как он сказал тогда на презентации – я люблю ее, сколько себя помню? Только теперь Хеймитч действительно начинал верить в то, что поведал Пит Мелларк ему и всему Панему насчет Китнисс Эвердин.

- Теперь вы понимаете? – настойчиво переспросила Прим и удрученно покачала светловолосой головой. - Кит все делает правильно. Она просто не сможет убить его собственными руками… она вообще не может позволить ему умереть! Поверьте мне - если бы существовал хоть один шанс выбраться им обоим, она бы использовала его!

Она сказала это просто и твердо, как непреложную истину. Так говорят о том, что кто-то родился. Или кто-то умер. Ментор удивленно посмотрел в ее ясные голубые глаза, так непохожие на стальные глаза ее сестры.

- И что, окажись у нее такой шанс, она станет спасать его? Ты так в этом уверена? Ведь парень серьезно ранен… он будет для нее только обузой! – только и нашелся он.

- Уверена. Я знаю, что он значит для Китнисс.

- А она сама об этом знает?

Прим растерянно опустила голову и лишь жалобно прошептала:

- Очень надеюсь, что да…

Уже перед самым отходом поезда он заметил на перроне Гейла – молодой человек взволнованно вышагивал взад-вперед по платформе, словно хотел и не решался подойти. Он огляделся – телевизионщики уже погрузили все свое оборудование и сами устало расползались по вагонам. Его вовсе не привлекала мысль засветиться сейчас с Хоторном, но он нутром чуял, насколько важно было для Гейла перекинуться с ним хотя бы парой слов.

Хеймитч поморщился. Там, в купе, его давно уже ожидает его любимая выпивка, а тут этот парень… Эх, его доброта еще накличет на него неприятности! Он нехотя сделал короткий приглашающий жест, и молодой человек мгновенно оказался рядом.

- Какие у нее шансы? – Гейл старался говорить сухо и коротко, но предательски дрогнувший голос с головой выдал все, что творилось у него внутри.

- Какой ответ тебя устроит? – так же коротко поинтересовался в ответ он, не глядя на собеседника.

- Она сможет вернуться?

Опять те же вопросы! Правды он не знал, а лгать не хотел.

- Возможно. Не спросишь про Мелларка?

Гейл дернулся всем телом, словно его ударило током. Хеймитч поёжился и пожалел, что задал глупый вопрос. Он не знал, что там связывало их с Кит. И не хотел знать. Не хватало еще забивать голову всякой сердечной чепухой, ему выше головы хватает Пита с его ненормальной влюбленностью в чокнутую Китнисс Эвердин! А тут еще этот рыцарь с глазами, мечущими молнии… наверняка, он видел презентацию трибутов и слышал историю беззаветной любви сына пекаря из Двенадцатого дистрикта.

И судя по всему, она вряд ли ему понравилась.

Стальные глаза Хоторна холодно посмотрели на ментора.

- Я знаю правила. Один победитель.

Глава 20

Они вернулись в Капитолий, когда на часах было уже далеко за полночь. Он успел как следует надраться еще в Двенадцатом, проспаться по дороге – и теперь, на подъездах к столице, снова упрямо напивался. Для его невеселого времяпровождения во всем поезде не нашлось подходящей компании – осторожные телевизионщики предпочитали держаться подальше от Хеймитча Эбернети, скандально известного своим ужасным нравом. И потому он пил в собственном купе наедине с самим собой. Совсем, как дома. Черт подери, а ведь за последние несколько недель он уже успел порядком отвыкнуть от этого глухого одиночества! Ему, как никогда, катастрофически не хватало сейчас Цинны с пузатым бокалом в руке или Порции с яростными взглядами и гневными упреками. Или даже Эффи с этими ее вечно брезгливо поджатыми губами… Со злобным ожесточением опрокидывая стакан за стаканом, он наблюдал, как стремительно приближаются мерцающие огни Капитолия и как неумолимо пустеет очередная бутылка. И чувствовал, как наливается тяжестью опухшая от мыслей голова.

Сегодня он, кажется, побил свой собственный рекорд – он сбился со счета где-то на двадцатой порции виски. Он устал… но результат того стоил – он, наконец-то, был банально мертвецки пьян.

Поэтому, когда служебный автомобиль доставил его в отель, у него едва хватило сил подняться к себе и доползти до дивана в гостиной. Он дал себе зарок уснуть. И даже уснул. Правда, уже через пару часов проснулся в привычном холодном поту и, шатаясь и хватаясь за подручную мебель, побрел откупоривать очередную бутылку из бара. Причина его яростной попойки была до смешного нелепой – с той минуты, как Примроуз Эвердин упомянула об одном-единственном шансе для Кит, его неотступно преследовала эта мысль. Он понимал, что мысль невозможна и невероятна по самой своей сути, однако никак не мог от нее отделаться. Навязчивая и ноющая, как запущенный больной зуб, она с завидным постоянством возникала в гудящей голове – и он снова и снова пытался надраться до того, как ему вздумается прислушаться к ней и в очередной раз натворить глупостей! Рядом с диваном уже валялась пустая бутылка, он только что начал вторую, но спасительное отупение так и не наступало – предательский азарт внутри отнюдь не собирался униматься: если бы у Китнисс Эвердин оказался этот заветный единственный шанс… неужели она действительно использовала бы его?

Черт подери, да он сам расшибся бы в лепешку, лишь бы вытащить их обоих! И его дурацкая клятва, данная им Питу Мелларку, больше не имела бы никакого значения – ведь ему не пришлось бы выбирать между своими трибутами! И не пришлось бы по окончании Игр вписывать в свою персональную мантру имя одного из них, чтобы потом ближайший десяток лет повторять по утрам вслед за полусотней других. Он солгал тогда Цинне, сказав, что не помнит имён - он помнил их все. Особенно тех, кто не возвращался с Арены. Видимо, это был еще один трюк Капитолия в его голове – чтобы он никого не смог забыть.

Как предупреждение для других непокорных.

Два победителя… В обычном случае никто и ничто не способно было повлиять на количественный результат Игр. О двух или более победителях не могло быть и речи. Ментор помнил Игры, в которых вообще не оставалось победителей – даже на этот непредвиденный случай вероятность наказуемых последствий была для распорядителей несоизмеримо меньшей.

На этой мысли Хеймитч открыл глаза. И с удивлением обнаружил себя развалившемся на диване, с запрокинутой на спинку головой. Интересно, как давно он уже сидит здесь? Ментор тупо моргнул и уставился в потолок гостиной – по вычурной лепнине высоко вверху прыгали странные причудливые тени. Да что же это такое творится в его башке – несмотря на все многочасовые старания, ему никак не удавалось отключиться! Пьяный угар упрямо сдавал позиции твердому рассудку. Он тихо рассерженно застонал. Вот так всегда – когда ему действительно хотелось забыться, в мозгу, словно назло, включался крохотный невидимый будильник и заставлял думать, думать, думать…

Первым, кто отвечал за организацию и проведение Игр, был Главный Распорядитель - Сенека Крэйн. Каждый год он лично созывал Совет, в который входили представители из числа сенаторов и высокопоставленных капитолийцев и менторы последней восьмерки трибутов. Разумеется, этот состав проходил одобрение президента Сноу. Двенадцатый как-то позабыл об этом обстоятельстве и потому был несколько удивлен, когда уже на обратном пути из родного дистрикта в Капитолий он получил на коммуникатор официальное приглашение на первое в этом году заседание Совета с указанием даты, времени и места его проведения. Впервые за двадцать четыре года он тоже был включен в число избранных, непосредственно руководивших финальной частью Игр и решавших судьбу восьми трибутов, оставшихся на Арене. Еще бы – оба его подопечных были еще живы, и как минимум один из них не собирался сдаваться!

Хеймитч глубоко задумался. Не первый год он был ментором на Играх и не первый год присматривался к Главному Распорядителю. И, тем не менее, Сенека Крэйн, капитолийский красавчик неопределенного среднего возраста, всегда стильный и манерный, с неизменной доброжелательной белоснежной улыбкой и в неизменных шикарных костюмах от кутюр до сих пор никак не вязался в его представлении с кровавыми Голодными Играми. Однако нельзя было не признать - уже много лет он довольно успешно справлялся с обязанностями руководителя, вдохновителя, мозга и первого фаната самого популярного в Капитолии реалити-шоу. И, насколько было известно Двенадцатому, он никогда еще не менял правил любимого зрелища столицы, оставаясь при этом единственным, в чьей власти это было возможным.

Однако кроме его ненаглядного детища была у Главного Распорядителя и еще одна маленькая слабость: многие его приближенные доподлинно знали – а кое-кто даже успел испытать на собственной шкуре! – что Сенека был влюбчив и сентиментален до одури. Эдакий аристократический герой-любовник! И чем больше Хеймитч размышлял об этом, тем отчетливее понимал, каким невообразимым образом смог оказаться в высоком кресле Главного Распорядителя самой жестокой забавы Капитолия этот изнеженный капитолийский Нарцисс и Казанова – не иначе, как через чью-то еще более высокую постель. Ментор припомнил встречу с Финником у дверей спа-люкса Сенеки и брезгливо поморщился – очевидно, Главный Распутник не гнушался ни девочками, ни мальчиками… Светловолосый и голубоглазый шестнадцатилетний трибут Двенадцатого дистрикта – вот кто был сейчас интересен Распорядителю, а вселенская любвеобильность Сенеки была в Капитолии просто притчей во языцех! Мозг лихорадочно заработал… Сейчас где-то там, на Арене, парень по-прежнему продолжал истекать кровью, и, без того жалкие, шансы увидеть его живым с каждой минутой стремительно приближались к нулю. Душераздирающая картина, не правда ли? Хеймитч очень живо представил вполне искреннее сожаление на гладком, не раз побывавшем в руках пластических хирургов лице Крэйна – как, неужели он не хочет, чтобы Пит Мелларк оказался победителем и вернулся в Капитолий? Ну, разумеется, хочет. Но вот беда – мальчик серьезно ранен, и ему ни за что не выбраться с Арены самому! А значит, ему нужен помощник. Или помощница.

Так почему бы не дать возможность его напарнице, неугомонной Огненной Китнисс, оказать Главному Распорядителю такую незначительную, но приятную услугу?

Он застонал от собственных ужасных мыслей – какими коварными и расчетливыми выглядели они сейчас! Как ни крути, а выходило, что Двенадцатому придется задушить свои собственные убеждения, свои собственные громкие угрозы и свою собственную неприязнь к развращенным столичным взглядам и вкусам, потому что, только посулив Крэйну в качестве новой пассии несчастного влюбленного мальчишку, можно было надеяться на снисхождение и содействие Главного Распорядителя. Подло, спросил он себя – и тотчас ответил: да, подло, жестоко и мерзко. Но когда не остается выбора, на привычную жестокость начинаешь смотреть совсем иными глазами. Вот только… настолько ли силен этот личный интерес Сенеки, чтобы рискнуть требовать от него недопустимое - изменение главного правила Игр? Внутри противно затрепыхалась оскорбленная совесть, и ровно на мгновение ментор вдруг засомневался в собственных планах. Но вид бледного Пита Мелларка, с мертвенно-серыми спутанными волосами и прозрачными от боли глазами цвета неба, тотчас возникший перед ним, в одну минуту заставил умолкнуть ее запоздавшие жалкие угрызения. Никто и никогда еще так не удивлял его… Он тряхнул головой, отгоняя последние остатки сомнений. К черту притязания Сенеки, к черту благие намерения Одэйра, к черту нерушимые десятки лет правила – даже если у него ничего не выйдет и его идея обернется для старого ментора еще большими неприятностями, он должен хотя бы попытаться! Чего бы там нелестного ни успели подумать о нем Цинна и Порция, он не бросит умирать этого парня… Хватит с него демонов!

Нужно было собраться с мыслями и заранее продумать каждый шаг - если его расчет в отношении Главного Распутника окажется верным и эта безумная затея каким-то чудом выгорит, ему придется действовать без промедления…

Однако все не так просто: окончательное утверждение любых новшеств и изменений зависело от самого президента Сноу, а он лицо незаинтересованное – по крайней мере, не с этой стороны – и его, как Сенеку, не купишь посулами и сладкими сказками. Для президента потребуется более веская причина, чтобы закрыть глаза на подобную неслыханную вольность. Что-то особенное, что смогло бы увлечь весь кровожадный Капитолий, весь благополучный Панем… Ментор поднялся с дивана, прошелся по комнате и замер у огромного окна. За окном занимался самый потрясающий рассвет, который он когда-либо видел. Но ему было не до рассветов. Отчего-то некстати вспомнился прайс – графа платы за воду, графа платы за деревья, графа платы за солнце… Наверняка, на Арене сейчас был совсем другой рассвет – тот, который оказался по карману менторам оставшихся трибутов. «Должно быть, здесь его ретушируют. За определенную сумму. Как и все остальное», - мелькнула внезапная мысль.

Единственной веской причиной и большей страстью, чем Игры, в Капитолии были только деньги. За деньги покупалось и продавалось абсолютно все – красота и ум, честь и отвага, слава и талант, преданность и достоинство… нужно было только определить цену.

Во сколько бы оценил Капитолий еще одного победителя? Это следовало обдумать.

Ментор машинально обернулся и перевел глаза на светящийся экран на стене. За сутки его отсутствия количественные результаты на Арене не изменились. По-прежнему восемь участников. Парень из Первого, рыжая шустрая девчонка из Пятого. Оба трибута из Второго, оба трибута из Одиннадцатого и оба из Двенадцатого. Как минимум у трех дистриктов остались пары - Пит и Китнисс, Цеп и Рута, Катон и Мирта…

Пара победителей. Из одного дистрикта.

Его словно подбросило: Катон и Мирта! Мысль заработала как часы. А если поиграть с рейтингами? Китнисс сейчас на первом месте, Пит на последнем… если объединить их результаты, в сумме получается середина турнирной таблицы. И в лидерах автоматически оказываются профи, подопечные Брута и Энобарии – бывшие бесспорные фавориты, Катон на втором и Мирта на третьем месте сейчас буквально дышат в спину Огненной Китнисс. И значит, самодовольный Брут чисто гипотетически имеет даже больше шансов на победу сразу обоих своих подопечных, то есть, не меньше Двенадцатого будет заинтересован в изменении правил…

Он тихо рассмеялся и покачал головой. Забавная штука жизнь! Там, на Арене, Катон едва не прирезал Пита, разрывая их вынужденный союз, а вместо этого здесь, в Капитолии, его наставник, сам того не желая, оказывался невольным сообщником Хеймитча Эбернети!

Ментор потянулся, расправил затекшие плечи и задумчиво потер руками лицо. А какие шансы оставались для него? Для начала, сказал он себе, на сегодняшний день его ребята невероятно популярны в столице. Он вспомнил, с каким неподдельным интересом и оживлением восприняли доверчивые капитолийцы признание его подопечного на презентации, как все это время сопереживали и болели за несчастных влюбленных из Двенадцатого дистрикта. Разумеется, никто ни на минуту не усомнился в высоких и светлых чувствах Пита Мелларка – после всего того, что он выдумывал на Арене ради прикрытия и спасения своей любимой. Но более наблюдательные из зрителей вполне резонно усомнились во взаимности этих чувств... Взять тех же ос-убийц – с какой стати влюбленной девушке пытаться прикончить своего возлюбленного, да еще и таким изощренным способом? Да с такой, что у бедняжки просто не оставалось выбора, сказал себе Хеймитч – если уж парню суждено умереть, так пусть лучше он примет смерть от ее руки! Как, неужели это не трогательно и не романтично? А если историю несчастных влюбленных приправить еще и жестокими конкурентами? Он хмыкнул. Да Капитолий просто взвоет от восторга!

А если еще и на минуту представить, что Сенеке удастся утвердить у президента Сноу эту идею с двумя победителями, и Китнисс действительно бросится спасать Пита, то тогда у всех недоверчивых фанатов отпадают последние сомнения – и рейтинги Двенадцатого дистрикта взлетают выше небес! Как результат – его ребята становятся в Капитолии просто культовой парой!

И коль скоро вопрос привлекательности его идеи для президента Сноу упирался только в деньги, то пора начинать делать ставки. Второй против Двенадцатого – это будет как минимум десять к одному… Что ж, девочка, в таком случае тебе придется немного попотеть! Он в сердцах чертыхнулся и мысленно попросил у Китнисс прощения за свои безумные идеи. Лучше ругаться, чем сочувствовать – она терпеть не могла жалости, да и у ментора не оставалось на это времени. Еще пару дней назад Катон безоговорочно числился в фаворитах, пока его не потеснила безбашенная девчонка из Шлака. Наверняка, и сейчас найдутся те, кто по-прежнему симпатизирует ему и его напарнице и кто сделает свой выбор в их пользу.

Как сказал бы Цинна – есть только один способ узнать это…

***

Он говорил и говорил, а Цинна лишь внимательно смотрел на него и недоверчиво качал головой. Ну, конечно, старый пес, усмехнулся про себя ментор – никто и не сказал, что это будет легко!

Час назад они встретились за ланчем обсудить последние новости. Ментор выбрал в меню неизменный любимый бифштекс и, ожидая заказ, очень внимательно слушал отчет молодого человека о вчерашнем дне. Все получилось, как он и предполагал – Китнисс почти сутки провалялась без сознания в каком-то закутке на Арене, пока ее организм боролся с ядом ос-убийц. Хвала чертям, ей не сильно досталось! У Пита дела обстояли гораздо хуже – он каким-то чудом сумел добраться до ручья, где благополучно отключился. И если Кит уже с утра была на ногах, то парень еще проходил в своем обмороке очередные круги ада. Хеймитч сочувственно вздрогнул – мало того, что он ранен, так ему еще и перепало больше укусов. И жала – конечно, в отличие от Китнисс он не сообразил вытащить их! А значит, картинки в его воспаленном мозгу сейчас были одна кошмарнее другой… и они еще больше изматывали его, лишая драгоценных последних сил…

И вот тогда-то ментор и решился поделиться с Цинной своими соображениями насчет двух победителей. Он говорил долго и убедительно, не отрываясь от изумленных зеленых глаз Мастера. И, видя, как стремительно меняется их выражение, с каждой минутой все отчетливее понимал, что его дурацкая идея – безумие чистой воды.

- А тебе не кажется, Двенадцатый, что ты сейчас противоречишь сам себе? Сначала ты метаешь молнии и грозишь сгноить Пита на Арене, а уже спустя сутки так же горячишься и клянешься вытащить его оттуда всеми доступными и недоступными тебе способами, - Цинна повел плечами и растерянно усмехнулся. – Ты уж определись, дорогой!

- Каюсь, на меня словно помутнение нашло, и я сам не понимал, что творю, - ментор покорно опустил голову и виновато поморщился. – Но у меня и в мыслях не было сгноить мальчишку – если бы не твой Одэйр со своими предупредительными опасениями и благими намерениями, я вообще не узнал бы о притязаниях Сенеки… хотя, с другой стороны, если бы я не узнал об этом, у меня не оказалось бы сейчас на руках такой козырной карты, верно? Так что, как ни крути – все происходит потому, что происходит! Но в одном вы с Порцией совершенно правы – я отнюдь не господь бог… и не имею права выбрать за мальчишку его судьбу и прожить его жизнь! Я всего лишь старый спившийся ментор, и мое дело – спасать их земные шкуры, а уж о своих бессмертных душах пусть беспокоятся сами. И лично я уже неоднократно успел убедиться, что наш малыш достаточно взрослый мальчик, чтобы самому во всем разобраться!

- Но с чего ты взял, что Кит непременно станет спасать его? – задал ему Цинна его собственный резонный вопрос.

- Скажем так – я просто знаю это, - уклончиво отозвался ментор. Ему совершенно не хотелось пересказывать молодому человеку грустную историю сломанного детства Китнисс Эвердин. Цинна неуверенно покачал головой, а потом вдруг неожиданно широко улыбнулся.

- Одно могу сказать точно, - в его оживившихся глазах заплясали привычные золотые огоньки, - Порция будет безмерно рада твоему сумасшедшему плану!

- И что, ты даже не собираешься отговаривать меня? – недоверчиво уточнил Хеймитч, невольно улыбаясь ему в ответ. Молодой человек лишь счастливо рассмеялся, неопределенно всплеснув руками. Ментор с неподдельным удивлением вслушивался в его задорный смех, звонким эхом разнесшийся по полупустому залу ресторана.

- Ты определенно сошел с ума, Двенадцатый, если всерьез надеешься, что я стану отговаривать тебя от такого благого дела! – в голосе Цинны звенел восторг, смешанный с восхищением. – Хочешь правду – я от тебя такого не ожидал…

Ментор тихо сдержанно засмеялся, прикрывая руками лицо. Рано радоваться, говорил он себе, еще ведь ничего не решено и неизвестно. Но сама мысль о том, что он не одинок в своих безумных планах и мечтах, грела и освещала ему душу. Наконец-то в его пребывании в роли ментора появился настоящий смысл!

- Вот только боюсь тебя огорчить, Эбернети, - все еще продолжая смеяться, Цинна вдруг неожиданно изменился в лице и жалобно потер лоб, - но, кажется, у нашей девочки уже появился союзник. Я забыл сказать тебе самое главное – кажется, Китнисс объединилась с малышкой из Одиннадцатого…

Он резко перестал улыбаться и растерянно недовольно моргнул, вспоминая маленькую черноглазую девчушку. Это что еще за фокусы? Что она себе думает? Снова занялась благотворительностью? Да ты просто сбрендила, солнышко - второй раз этот фокус с геройством у тебя не пройдет!

- И что сказал по этому поводу Одиннадцатый? – хмуро поинтересовался он у молодого человека. Веселье как ветром сдуло... Его собеседник неопределенно повел плечами.

- Я его еще не видел. Но мне почему-то кажется, ему это не понравится – он слишком принципиальный для любых союзов, даже если это здорово облегчит жизнь его подопечным. Даже если этим подопечным всего двенадцать лет...

- Не думай плохо о Рубаке, - строго перебил его Хеймитч, выразительно поднимая брови. – Он отличный парень… немного взбалмошный и упрямый, но беззаветно преданный своим трибутам и своему дистрикту. Поверь мне – я знаю его уже очень, очень давно.

- Я и не утверждаю, что ты плохо его знаешь. И уж точно не претендую на единственно верное собственное суждение, - молодой человек примирительно поднял ладони. – Я просто высказываю мнение… и от всей души надеюсь, что ошибочное.

Ментор поморщился. Ему не нравился этот новый расклад – Китнисс и птичка-кроха… час от часу не легче! Но, чего уж кривить душой, он прекрасно понимал, откуда росли ноги у этого нелепого союза. Еще одна двенадцатилетняя девочка, имя которой вытащили на Жатве. Чья-то младшая сестренка, вышедшая умирать на Арену, за которую так и не нашлось добровольца в родном дистрикте. Само собой, Китнисс Эвердин, с ее обостренным чувством долга и ответственности, ни за что не оставила бы малышку без поддержки и присмотра.

- Кстати, это Рута показала Кит на то проклятое гнездо с осами у нее над головой, - негромко вмешался в его размышления Цинна. – Можно сказать, она спасла нашей девочке жизнь...

Хеймитч тихо сердито выругался сквозь зубы – ну, тогда все становится на свои места! После общения с Прим накануне в Двенадцатом он понял одну простую вещь – ее старшая сестра ненавидела быть должной кому бы то ни было! Китнисс никогда не страдала короткой памятью по отношению к своим долгам – и никогда не бывала неблагодарной, возвращая их при первом же удобном случае. Малышка помогла ей – и Кит не замедлила ответить добром за добро. Он покачал головой: похоже, быть в должниках для Китнисс Эвердин было сродни слабости и зависимости, а она не собиралась зависеть ни от кого на свете. Неужели потому-то и избегала в Капитолии своего светловолосого голубоглазого напарника – опасалась, что любое проявление эмоций с ее стороны сделает ее слабой и зависимой?

Теперь ментор был совершенно уверен, что их девочка до сих пор помнила свой самый памятный долг - спасительный хлеб Пита Мелларка. И ни минуты не сомневался, что она сделает все возможное и невозможное, чтобы этот долг вернуть.

- Этот девчачий союз, конечно, очень некстати, но я не собираюсь отступать от своего плана, - хмуро буркнул Двенадцатый, задумчиво покручивая в руке стакан, в котором плескалась кристально-прозрачная жидкость – самая обыкновенная капитолийская вода. – Я должен попасть к Сенеке как можно быстрее, и твой гламурный дружок Одэйр здесь будет очень кстати. Я так понимаю, он довольно… гм-гм!... близок сейчас с Главным Распорядителем. Поговори с ним – пусть устроит мне встречу с Крэйном в какой-нибудь непринужденной обстановке… только так, чтобы Второй ни в коем разе не пронюхал об этом!

Цинна утвердительно кивнул. Он аж светился в предвкушении активной деятельности.

- Кстати, ты не собираешься посвятить в это дело Эффи? – он выразительно поднял брови. – У нее весьма ловко получается организация всякого рода мероприятий… а при благополучном исходе твоей аудиенции у Сенеки мероприятия, надо полагать, посыплются на нас, как из Рога Изобилия! Ведь Эффи просто незаменима в том, что касается всяческих капитолийских проволочек – кому, как не ей знать все тонкости проведения рекламных кампаний… ты ведь представляешь, во что выльется для нас спасение наших ребят?

- Ага, представляю - в одну грандиозную аферу! – беззлобно усмехнувшись, буркнул ментор. Он скривился. Ему совсем не хотелось вмешивать в свои дела и планы ни Цинну, ни Порцию, ни глупышку Эффи… но молодой человек, похоже, уже все решил за него – судя по задорному блеску в его зеленых глазах, он не собирался оставаться в стороне. По всему выходило так, что его внешне невозмутимые звездные капитолийцы готовы были сломя голову броситься спасать его подопечных. Он даже не мог придумать слов, которые смогли бы переубедить сейчас Цинну или Порцию – любые слова были бы в эту минуту совершенно бесполезными. А потому с какой-то непостижимой ему самому нежностью он смотрел на оживленно болтающего и смеющегося молодого человека напротив – и понимал, что Цинна рисковал не меньше его. Что терять пьянице из голодного дистрикта? Совершенно нечего, кроме череды пустых бутылок. Другое дело – успешный и перспективный дизайнер…

Понимал ли Цинна всю глубину неотвратимо грядущих проблем? Ментор усмехнулся – скорее всего, понимал и сознательно стремился им навстречу!

Он понимающе усмехнулся открытым зеленым глазам. Цинна на мгновение стушевался под его многозначительным взглядом, но быстро совладел с собой и бесстрашно заулыбался ему в ответ.

- Хорошо, сегодня на этом и остановимся… Только ответь мне всего на один вопрос, Двенадцатый – если бы не просьба Пита вытащить Китнисс, кого бы из них выбрал ты сам? – молодой человек с неподдельным интересом заглядывал ему в лицо, все еще продолжая счастливо улыбаться.

- Никого, - ментор с облегчением почувствовал, как от собственных уверенных слов заметно потеплело внутри. – Я бы не выбирал. Я бы спасал их обоих.

***

И все-таки трибутов на Арене оказалось десятеро. Сидя в собственной кабинке в операторской, Хеймитч растерянно смотрел на общий экран. По какой-то неизвестной ему причине распорядители убрали из телерейтингов парней из Третьего и Десятого дистриктов – словно уже окончательно списали их со счетов. Оба трибута состояли в союзе с профи… возможно, это означало, что организаторы уже предвидели скорую расправу над ними более сильных соперников и потому даже не стали брать этих двоих в расчет при объявлении официального состава последней восьмерки?

Он удивленно хмыкнул. А еще это означало, что, даже серьезно раненый, Пит Мелларк все еще представлял определенный интерес для Капитолия. Пусть даже на последнем месте турнирной таблицы.

Он мысленно прокрутил в голове намеченные на сегодня дела. На первом месте стоял разговор с Одиннадцатым. Ментор надеялся, что его друг тоже захочет увидеться с ним и обсудить новый расклад сил на Арене. Вот только, как назло, Рубаки не оказалось ни в отеле, ни в пресс-центре, ни в операторской. Ах да, интервью с близкими… возможно, его тоже захотели видеть в кадре предусмотрительные телевизионщики? Нечему удивляться – ментор Одиннадцатого был известен в Панеме не меньше Хеймитча Эбернети. Он тоже в свое время попил крови Капитолию. Хеймитч хмыкнул – ага, наверняка, сказывалось дурное влияние Двенадцатого! Правда, в отличие от старого пьяницы, который порой в своих бесшабашных выходках заходил даже слишком далеко, Рубака всегда стремился держать под контролем и себя, и своего закадычного приятеля и собутыльника. Возможно, ему оставалось еще что терять? А может, он по сути своей просто был благоразумнее и мудрее?

Как бы там ни было, не обнаружив Одиннадцатого ни в одном из известных ему мест, ментор не придумал ничего лучшего, как передать через дежурного оператора сообщение на его коммуникатор с предложением пропустить по рюмочке этим вечером.

На мониторе перед ним призывно замигал сигнал включения. Ментор нахмурился и удивленно сдвинул брови – он еще не успел заказать у операторов никаких видеоотчетов! Он глянул вниз. Возле сидевшего за главным пультом молодого капитолийца замерла смутно знакомая женская фигурка. Клаудиа! Девушка подняла голову и встретилась с ментором взглядом. Он растерянно чуть улыбнулся ей, незаметно приветственно кивнув, и она так же незаметно кивнула ему в ответ. В ее руках ментор заметил маленький диск – что, опять невеселые новости для Двенадцатого? Да нет, пожалуй, ничего страшного, решил он – иначе она не стала бы так жизнерадостно улыбаться оператору, озорно посверкивая глазами в сторону менторской кабинки.

Девушка внизу вставила диск в приемник и коротко глянула наверх. Он понял ее без слов и включил монитор.

Две девочки в одинаковых потрепанных куртках шли по лесу и тихо переговаривались. Он пригляделся к старшей – сегодня Китнисс выглядела гораздо лучше, чем пару дней назад возле останков Диадемы. Конечно, почти половина ее косы была безвозвратно утеряна и форма пострадала больше, чем у ее спутницы, малышки из Одиннадцатого. Но Хеймитча привлекло другое – выражение ее лица. Спокойствие и решительность. Что-то произошло в ее голове за время его отсутствия. От нее веяло умиротворением, смешанным с азартом – он читал это в ее стальных глазах, то и дело крупным планом мелькающих на экране перед ним. Девочка рядом с ней оживленно что-то рассказывала и улыбалась в ответ на вопросы и замечания Кит.

Ментор растерянно смотрел на свою подопечную. Все его предыдущие самонадеянные попытки разгадать ее душу буквально на глазах рассыпались в пух и прах… Только теперь он понимал, как мало и поверхностно знал Китнисс Эвердин, чтобы сложить о ней свое собственное, достоверное и полное суждение. Хеймитч тихо удивленно выругался – да ни черта вообще он не знал! Да и как он мог узнать ее лучше – ведь она, в отличие от Пита Мелларка, не подпускала старого зануду-ментора даже на пушечный выстрел! Как там сказала ее мудрая маленькая сестренка – он видел только то, что ему показали? Глядя на девушку на экране, он начинал понимать, что это была истинная правда. Никогда прежде он не видел такой Кит – сильной, спокойной, уверенной в собственных силах. Словно она шла сейчас не по Арене навстречу своей возможной гибели, а просто гуляла по лесу с закадычной подружкой, улыбаясь и беззаботно болтая обо всем на свете. Хрупкая черноглазая Рута, шагающая рядом с ней, буквально светилась от счастья и не сводила со своей союзницы обожающего взгляда – так маленькие девочки смотрят на матерей и старших сестер. Определенно, за главным пультом дежурил очередной поклонник Огненной Китнисс – все ракурсы съемки были подобраны на редкость удачно, а крупные планы даже давали ментору возможность подслушать их девчачьи разговоры.

Он прислушался – и вздрогнул: девчачьими разговорами там и не пахло!

- Сегодня мы отнимем у профи их еду, - сказала Китнисс таким будничным тоном, словно спросила малышку о погоде. Рута удивленно засмеялась и недоверчиво покачала головой. Заметив ее жест, Кит многозначительно усмехнулась, и ее тонкие темные брови сдвинулись в одну строгую линию: - Я вполне серьезно! Пока не знаю, как… но непременно придумаю, пока мы охотимся.

- Я следила за ними совсем недолго, - девочка сокрушенно покачала головой. - Лагерь они разбили у озера, а хранилище запасов устроили ярдах в тридцати в сторону. Днем его охраняет мальчик из Третьего дистрикта.

- Мальчик из Третьего дистрикта? И он с ними? – удивилась Кит. Ментор поймал себя на мысли, что удивлен не меньше своей подопечной – Третий был одним из «списанных» распорядителями трибутов. И, тем не менее, профи доверили ему охрану припасов? Что-то не складывалось…

- Да, он целыми днями торчит в лагере. От ос-убийц ему тоже досталось, когда профи притащили их за собой к озеру. Они держат его за сторожа, поэтому, наверное, и не убили до сих пор. Сам он не очень крепкий.

- Он вооружен?

- Не особенно, насколько я заметила, - малышке нельзя было отказать в смелости и находчивости. И бесстрашии - наверняка, она не один день провела в непосредственной близости от соперников, незаметно для профи наблюдая за их лагерем. – У него есть копье, но я не видела, чтобы он им пользовался. В любом случае, двух-трех из трибутов он, может, и одолел бы, но Цеп легко бы его убил.

Китнисс вдруг остановилась и недоверчиво уставилась на свою маленькую союзницу.

- И еда лежит просто так – под открытым небом? – задала она совершенно резонный вопрос. Ментор мысленно похвалил ее за предусмотрительность, а Рута на экране лишь утвердительно кивнула в ответ. – Что-то тут не так. Не нравится мне это.

- Мне тоже. Только не пойму что, - призналась девочка. - И, Китнисс, даже если ты подберешься к еде, как ты ее уничтожишь?

- Сожгу, сброшу в озеро, оболью жидкостью для горелок… съем, в конце концов! – девушка начала шутить и щекотать спутницу, отчего та озорно захихикала. - Не бойся, что-нибудь придумаю. Испортить – дело нехитрое, уж ты мне поверь!

Ментор откинулся в кресле и со странным смешанным чувством наблюдал за двумя сумасшедшими девчонками, дурачившимися где-то на Арене в сотне миль от Капитолия. Черт подери, неужели они обе забыли, где находятся? Да нет, судя по теме их шутливого разговора, не забыли... тогда что это с ними? Он машинально глянул вниз, на первый уровень, где пара капитолийцев, работавших сейчас за главным пультом, с такой же растерянностью и умилением смотрели вместе с ним на большой экран. На таких счастливых и смеющихся совсем не к месту детей.

Хеймитч неожиданно вздрогнул – да ведь на них смотрел сейчас весь Панем!

Он поморщился и только сейчас заметил, что уже несколько минут машинально крутил в пальцах подвернувшийся под руку деревянный карандаш. А в голове в это время так же машинально крутились мысли. Как воспримет Капитолий эту новую Огненную Китнисс – не грозную разрушительницу, а эдакую фею-крестную? Не подпортит ли ее безрассудное чувство ответственности ее же колоритного образа, а вместе с ним и лидирующей позиции в рейтингах? В конце концов, не могут же капитолийцы быть настолько бессердечными, чтобы не понимать очевидного – эта маленькая девочка рядом с его подопечной всего-навсего ребенок, по чьей-то жестокой прихоти записанный в трибуты и убийцы. Неужели глядя на нее, ни у кого из них не возникнет сомнения: настолько ли забавны эти гребаные Голодные Игры, чтобы в них участвовали – и умирали! – такие вот безобидные крохи?

Девочки на экране тем временем продолжали негромко переговариваться, но он уже практически не слышал их беседы. Все его мысли занимала новая идея Кит – уничтожить съестные запасы профи… ха, а ведь это разумно! Двенадцатый мог бы головой поручиться, что при прочих равных условиях ни один из них не смог бы выжить на Арене без готовой провизии. Да, трибутов Первого и Второго дистриктов заранее готовили убивать соперников – но ментор был абсолютно уверен, что ни у Рубина, ни у Брута не хватило мозгов, чтобы научить своих ребят не метать ножи и копья, а просто изловить и зажарить кролика или отличить съедобные растения на Арене от несъедобных. Он многозначительно крякнул – ему в этом плане повезло больше: Китнисс Эвердин сама кого хочешь научила бы выживанию в экстремальных условиях!

На столике завибрировал коммуникатор. Он оторвался от монитора, чтобы просмотреть сообщение – оно было от Рубаки: «Был в Одиннадцатом. Встретимся вечером на прогулке». Хеймитч растерянно сдвинул брови – «прогулка» означала крышу Тренировочного центра и разговор, не предназначенный для ушей Капитолия. В последнюю их встречу на крыше накануне Арены Рубака сказал ему, что в Панеме неспокойно… какие еще новости он привез с собой на этот раз? Ему тотчас захотелось позвонить и переговорить с приятелем, но он прекрасно понимал, что не сможет сказать ему ничего дельного – Двенадцатый был уверен, что все разговоры и даже самые незначительные сообщения, проходящие через менторские коммуникаторы, записывались соответствующими столичными спецслужбами. А потому любая словесная неосторожность со стороны наставников могла стоить им обоим головы.

Он тряхнул головой, ловя себя на мысли, что совершенно отвлекся от монитора. Впрочем, он, кажется, ничего не пропустил – картинка на экране замерла как раз на том моменте, когда, задумавшись, он ушел в себя.

Итак, старый пес, сказал он себе – что мы имеем? Рубаку с таинственными новостями – это раз. Китнисс Эвердин, решительно настроенную покрепче насолить профи – это два. Пита Мелларка, так до сих пор и не пришедшего в себя после укусов ос – это три. Двоих трибутов, по какой-то неизвестной ментору причине вычеркнутых из дальнейших планов распорядителей – это четыре. И маленькую черноглазую девчушку в союзниках Кит – это пять. Допустим, с Одиннадцатым он увидится уже сегодня вечером, и одной загадкой станет меньше. Китнисс, если уж что-то решила, непременно доведет дело до конца – главное, не упустить этот момент! А подопечные Третьего и Десятого вообще его мало волнуют…

Оставалось самое сложное – Пит. И Рута. И тут в обоих случаях ментор был абсолютно бессилен.

Он потянулся, поднимаясь из кресла. Сердце подсказывало Двенадцатому, что нельзя было сейчас покидать операторскую, но ему да зарезу нужно было выяснить у Цинны, смог ли тот переговорить с Одэйром. Затянувшееся беспамятство Пита на Арене внушало ментору серьезные опасения – если в самое ближайшее время не разрешится его гениально-безумный менторский план, у парнишки не останется никаких реальных шансов выбраться оттуда живым.

Внизу на специальном передвижном столике возле пульта он обнаружил большой пластиковый стакан с крепким кофе. При всей своей неприязни к любимому капитолийскому наркотику ему вдруг до одурения захотелось сделать несколько глотков обжигающего ароматного напитка.

- Это как раз для вас... Клаудиа оставила вместе с диском, который вы только что просматривали у себя наверху, - еще совсем мальчишка, оператор понимающе улыбнулся навстречу его вопросительному взгляду. – Это лучший кофе в Капитолии – не знаю, где она умудряется доставать его!

Ментор удивленно усмехнулся. Наркотик с доставкой на дом! Он осторожно взял в руки еще горячий стакан и, пересилив себя, сделал пару маленьких глотков. Да, этот кофе разительно отличался от той жалкой пародии, которой он просто упивался четверть века назад, будучи в Капитолии еще в качестве трибута. Еще бы – когда еще так же запросто попробуешь эдакую вкуснятину, как не накануне собственной триумфальной победы? Хеймитч скривился – каким все-таки наивным олухом был он в свои неполные восемнадцать лет! Триумфальная победа… а ведь он, совсем, как Кит в случае с припасами профи, ни минуты не сомневался тогда в успехе своего безумного плана!

Как впрочем, и в успехе нынешнего безумного плана не сомневался тоже.

- Мне нужно будет отлучиться на некоторое время, - продолжая осторожно глотать ароматный напиток, предупредил он оператора, - но я вернусь…

- Да-да, я знаю – сообщать вам даже самую незначительную мелочь! – закивал головой тот. Ментор усмехнулся – быстро же поддаются местные ребята его методам дрессировки! Он вопросительно окинул взглядом пустые кабинки наверху и вдруг с удивлением спросил:

- А скажи-ка мне, друг любезный – неужели я единственный ментор, бывающий здесь?

Молодой человек оглянулся, скользнул взглядом по стеклянному балкону, потом пожал плечами.

- По правде говоря, не могу точно сказать… Обычно никто из них с нами не общается, поэтому я не могу уловить моментов, когда они приходят и уходят. Ребята из режиссерской монтируют новости и отправляют их курьерами каждому из оставшихся в Играх менторов. Если случается что-то действительно экстремальное – тогда кто-нибудь появляется за более подробными отчетами.

- Как в случае с осами-убийцами? – зачем-то задумчиво уточнил Хеймитч. Капитолиец утвердительно кивнул.

- Ну, что-то в этом роде. Так что, да, пожалуй, вы – единственный, кто бывает здесь так часто, - он снисходительно улыбнулся, а потом вдруг добавил: – К тому же, многие здесь вас знают… и болеют сейчас за ваших ребят.

Ментор закашлялся, поперхнувшись от таких неожиданных слов.

- И, что – вы тоже болеете за Двенадцатый дистрикт? – продолжая надрывно кашлять, он удивленно отставил в сторону полупустой стакан. От греха подальше – не хватало еще в самый ответственный момент тупо захлебнуться в чашке капитолийского кофе!

Молодой человек улыбнулся и потянул за цепочку, блестевшую на его шее в вырезе форменной сорочки.

- Ну да… красиво, правда? – протянул он ментору раскрытую ладонь, и Хеймитч почувствовал, что ему вдруг отчаянно перестало хватать воздуха: на изящной тонкой ладони капитолийца лежала надетая на эту цепочку подвеска – маленькая золотая сойка-пересмешница.

Точная копия талисмана Огненной Китнисс.

Глава 21

Он вышагивал взад и вперед по длинному коридору вдоль ряда высоких затемненных окон в ожидании Цинны и молча разговаривал сам с собой.

Золотая подвеска на шее молодого капитолийца… его снова и снова передергивало от воспоминания. Отчего-то эта картинка прочно засела в его мозгу и теперь снова и снова возникала перед глазами, заставляя нервно трясти головой. Да, в качестве рекламы в столице зачастую копировали и распространяли талисманы некоторых трибутов, участвующих в Голодных Играх. Он помнил и кольца, имитирующие отличительные особенности тех или иных дистриктов, и декоративные ручные и ножные браслеты с соответствующей трибутам символикой, и всевозможные предметы одежды со стилизованными картинками и глупыми надписями типа «Болею за Первый дистрикт!» или «Профи – сила, всем - могила!».

Вот только золотая сойка-пересмешница, то и дело мелькавшая на телеэкранах на потрепанной куртке его трибута, совсем не вязалась в представлении ментора с сувениром, который стали бы носить на шее поклонники и фанаты Двенадцатого дистрикта…

Нет, не так, поспешно поправил он самого себя – не дистрикта. Китнисс Эвердин. Его невозможной занозной подопечной.

Ментор остановился возле высокого, в полный человеческий рост окна и, заложив руки за спину, растерянно посмотрел вниз на площадь перед полукруглым стеклянным зданием – эдаким в несколько раз увеличенным подобием операторской. Рядом с фасадом телецентра по-прежнему висел огромный плоский экран, и перед ним уже которые сутки торчала довольно приличная толпа фанатов. Одни устраивались по периметру подъездной аллеи на раскладных импровизированных креслах или стульчиках, которые здесь же, всего в двух шагах от входа, продавали какие-то ушлые ребята вместе с фаст-фудом и дымящимися пластиковыми стаканами с горячим кофе. Другие располагались чуть поодаль, группами развалившись на зеленых газонах, окружающих подъезд к телецентру. Со стороны все это было очень похоже на шахтерскую забастовку в голодном угольном дистрикте – он сам когда-то в юности имел сомнительное удовольствие поучаствовать в одной из них, за что поплатился хорошим десятком шрамов на широкой спине – если бы не счастливые и восторженные лица зрителей. Он не мог с уверенностью утверждать, что все это время здесь находились одни и те же люди. Но сам факт того, что толпа не редела и не расходилась, говорил о том, что азартные и охочие до развлечений капитолийцы не на шутку подсели на эту ловкую выдумку телевизионщиков – своего рода видеозал под открытым небом, круглые сутки транслировавший происходящее на Арене.

Еще бы, презрительно поморщился Хеймитч – ведь куда как интереснее наблюдать за Играми в хорошей веселой компании, чем дома в одиночестве перед телевизорами!

Он заметил знакомый белоснежный «хаммер», медленно и осторожно пробиравшийся через толпу к главному входу – видимо, водитель очень опасался переехать какого-нибудь особенно активного местного фаната. Зрители тоже узнали весьма известный в столице роскошный автомобиль не менее известного стилиста Двенадцатого дистрикта и тотчас зашумели и принялись оживленно скандировать – толстые звуконепроницаемые стекла не позволяли ему услышать криков внизу, но он был совершенно уверен, что эти приветствия и овации каким-то образом касались Мастера и его подопечной.

Когда спустя несколько долгих минут Цинна, наконец, подошел к нему, ментор все так же стоял перед окном и рассеянно смотрел вниз на оживленную толпу.

- А я уж подумал, тебя там просто порвали на сувениры, - негромко усмехнулся он, поворачиваясь навстречу молодому человеку и протягивая руку для приветствия. Цинна охотно пожал ее и, широко улыбаясь, так же приветственно качнул головой. – Как прошло? Виделся с Четвертым? Есть какие-нибудь новости для старого выпивохи?

- Не так быстро, Двенадцатый, дай хоть отдышаться! – негромко засмеялся ему в ответ молодой человек, и в его глазах заплясали бесенята. Он до боли знакомым машинальным жестом поправил воротничок строгой черной сорочки, и у ментора отчего-то заныло внутри. – Ты прав – мы с Порцией едва пробились через этот сумасшедший дом у входа!

- Порция тоже здесь? – почему-то его это совсем не удивило. Цинна утвердительно кивнул и мягко усмехнулся, пряча счастливую улыбку:

- Я оставил ее в холле внизу. Конечно, она все еще сердится на тебя… но ее сердце уже готово простить тебе все на свете за одно только безумное обещание спасти ее любимого мальчика!

- Цинна, не слишком ли рано все мы радуемся? – Хеймитч сдвинул брови и жалобно поморщился. – Вдруг ничего не выйдет? Как потом я смогу посмотреть ей в глаза, зная, что не сдержал этого самого безумного обещания?

Молодой человек положил руку на плечо ментору и ободрительно сжал его. Ох, ну и стальная же оказалась хватка у этих тонких аристократических пальцев! Избегая его прямого пристального взгляда, Двенадцатый почувствовал вдруг, как противно защипало в глазах. Он нервно дернул подбородком - не хватало еще старику сейчас пустить сопли перед этим всевидящим зеленоглазым мальчишкой!

- Прекрати истерить и для начала выслушай меня, - негромко, но твердо начал Цинна, не отпуская его плеча. – Да, я виделся с Финником… и, скажем так, он был весьма и весьма удивлен твоей неожиданной просьбой. Бьюсь об заклад, Двенадцатый, что он подумал о тебе не самое лучшее… но, тем не менее, согласился помочь без лишних пререканий и вопросов. Насколько я понял из его слов, сегодня вечером в одном из загородных особняков Главного Распорядителя намечается небольшая закрытая вечеринка. Там не будет лишних глаз и ушей – и ты беспрепятственно сможешь высказать Крэйну все, что пожелаешь. К тому же, Одэйр клятвенно уверил меня, что более непринужденную обстановку для такой интимной беседы, как ваша, сложно даже придумать…

Сегодня вечером? Значит, его важный разговор на крыше с Рубакой откладывался на неопределенный срок – как минимум до завтрашнего утра. Двенадцатый поморщился и с досадой потер руками лицо: как некстати менялись его планы… но эта загадочная вечеринка у Главного Распорядителя стояла в них на первом месте, и он не мог упустить такой шанс. К тому же, ему не хотелось подставлять Одэйра и лишаться его дружеской благосклонности – кто знает, где и когда еще мог пригодиться старому ментору любимец Капитолия?

- И кстати, он обещал прислать за тобой машину Сенеки, чтобы у охраны не возникло лишних и никому не нужных вопросов, - вмешался в его размышления негромкий голос Цинны.

- Охренеть, - буркнул Хеймитч, недоверчиво качая головой, - Финник Одэйр может так запросто распоряжаться имуществом своего… гм-гм!... близкого друга?

- Видимо, может, - в ответ на его недвусмысленную реплику молодой человек лишь неопределенно повел плечами. – Я предпочитаю не совать нос и не вмешиваться в личные дела одного из своих клиентов – достаточно, что я и так знаю о нем слишком многое из того, чего мне в принципе знать не положено. Как ты там говорил однажды – меньше знаешь, крепче спишь?

Да уж, криво усмехнулся ментор своим невеселым мыслям – было бы даже забавно, если бы каждый из победителей вот так запросто смог поведать рядовым капитолийцам свою собственную мрачную историю! Это только на самый поверхностный взгляд все они были открытыми и жизнерадостными любимцами столичной публики. А копни чуть глубже – и на свет божий могли всплыть такие гнусности, подробности и секреты, о которых не хотелось даже думать, не то, что упоминать вслух. Он лично знал многих из прежних победителей и нынешних менторов: Рубака, Энобария, Джоанна Мэйсон – все они прятали от Капитолия большую часть себя… и даже у ненавистного Брута – ментор был в этом совершенно уверен! – в платяном шкафу надежно хранились свои скелеты. Вот и бурные капитолийские романы, и невозможное распутство в аквамариновых глазах ошеломительного красавца Одэйра были всего лишь самой верхушкой ледяной глыбы, эдакого кристально-чистого айсберга – и только самые близкие имели представление, сколько грязи на самом деле скрывалось за его показной чистотой, вычурной развязностью и ледяной невозмутимостью…

Ментор машинально поднял глаза – и наткнулся на внимательный взгляд Цинны.

- Извини, - негромко повинился он, - забылся...

- Бывает, - молодой человек снисходительно усмехнулся. – Ты все понял из того, что я тебе сейчас сказал? Стиль костюма Финник не уточнял, но я думаю, тебе стоит надеть что-нибудь светски-непринужденное…

- Черт подери, Цинна, неужели даже там я не могу выглядеть так, как сам захочу? Ведь это всего лишь частная вечеринка! – хмуро перебил Хеймитч его воодушевленную речь.

- Извини, мой дорогой, - сухо и безапелляционно отрезал Мастер, - но для тебя это не просто вечеринка, а не менее официальное мероприятие, чем подписание спонсорского договора или какое-нибудь телевизионное интервью. И поверь мне, уж кто-кто, а Сенека Крэйн точно оценит твой презентабельный внешний вид – или ты забыл, что он в Капитолии негласный законодатель моды? Так что, если ты действительно надеешься, что тебя впустят и выслушают, придется выглядеть на все сто… хочешь, пришлю к тебе Вению или Октавию?

Ментор отшатнулся в неприкрытом ужасе – он прекрасно помнил подготовительную команду Кит, этих невозможно ярких и невозможно глупых капитолийских женщин, некое подобие Эффи Бряк. Одна мысль о том, что кто-то из них станет порхать вокруг него, причесывая его буйные вихры, или снова заставит пройти пытку вроде маникюра, буквально вогнала Двенадцатого в ступор.

- Нет, только не это! – голос его был почти умоляющим. – Я сам… я сам подберу себе что-нибудь! Только не эти…

Он запнулся, подбирая слова поприличнее, и тут заметил, что Цинна буквально давится улыбкой. Да мальчишка просто смеялся над ним! Ментор вспыхнул, открыл было рот… но тут же закрыл его и хмуро уставился на собеседника. Потом буркнул что-то невнятное и, скрещивая руки на груди, сердито отвернулся к окну.

- Браво, Двенадцатый, - усмехнувшись, снисходительно изрек ему в спину молодой человек с самым серьезным видом. – Пока ты здесь тренируешь терпение телевизионщиков, мне стоит вплотную заняться твоей собственной словесной несдержанностью… хотя, по-моему, прогресс налицо – ты уже в состоянии контролировать свой острый язык! Еще пара недель – и наших ребят с Арены будет встречать совершенно другой, прилично воспитанный человек!

- Ты так уверен, что у нас получится встречать их… их обоих? – глухо выдавил ментор, даже не обернувшись.

- Уверен, - твердо отозвался Цинна. – И готов повторять это тебе до тех пор, пока ты сам не поверишь.

Хеймитч крякнул, коротко глянув через плечо на замершего рядом молодого человека. И откуда только он взялся, такой умный и рассудительный, на старую менторскую голову?

- Кстати, я видел тут одну забавную вещицу – сойку Китнисс на одном из операторов, - он многозначительно поднял брови, все еще косясь на Цинну.

- Ну, вот и птичка вошла в историю! – молодой человек довольно заулыбался. – Ты хорошо ее рассмотрел – похоже на оригинал? Думаю, Порция довольно точно смогла воспроизвести по памяти дизайн вещицы, которую держала в руках всего каких-то несколько минут…

- Порция?! – Хеймитч изумленно выпучил глаза, заставив своего собеседника от души рассмеяться. – Так это ваших рук дело? Но как… когда…?

- Ну, разумеется, еще до Арены – забыл, что это я перед самым стартом пристегнул ее к куртке нашей малышки… или я не рассказывал тебе об этом? – ровно на мгновение Цинна стушевался, но уже через минуту продолжал, как ни в чем не бывало: - А ты, что же, решил, что мы с Порцией позволим кому попало эксплуатировать придуманный нами эксклюзивный образ? Между прочим, первая сотня подвесок была выполнена из чистого золота и стоила немалых денег – это тебе не обычная уличная игрушка!

Сотня? Из золота? Ментор даже закашлялся, подавившись собственным вдохом.

- И сколько из них у вас осталось? – сипло выдавил он, вопросительно заглядывая в зеленые глаза. Мастер загадочно улыбнулся и сделал неопределенный жест. – Нет, серьезно – сколько?

- Ни одной – такой вариант тебя устроит? – неожиданно серьезный тон ответа отрезвил его. Хеймитч тихо застонал – да, зря он впутал в свои дела молодых людей… вон, они уже золотыми сойками по Капитолию разбрасываются! Цинна перестал улыбаться и совершенно бесстрастно добавил: - Кстати, вся выручка на твоем спонсорском счету – это к слову, просто чтобы ты знал. Думаю, эти деньги пригодятся тебе раньше, чем ты думаешь… да, каюсь, сумма там приличная – наш сувенир получился совсем недешевый. Но чувствует мое сердце, Двенадцатый – пройдет всего каких-нибудь пару недель, и этим подвескам вообще не будет цены!

Ментор уже приготовился спорить и возражать, как из высоких дверей операторской высунулась голова дежурного – заметив ментора и его собеседника, молодой капитолиец сделал большие глаза и взволнованно зашептал:

- Скорее, идемте… ваша девочка в лагере профи!

***

Их было четверо. Парень из Первого, Катон, Мирта и еще один худосочный паренек, наверно, тот самый списанный и бесполезный для распорядителей трибут из Третьего – вот и все, кто остался в когда-то многочисленном союзном лагере возле Рога Изобилия.

Усаживаясь в высокое кресло возле оператора – тот милостиво разрешил ментору остаться внизу возле пульта – Хеймитч внимательно разглядывал странную компанию. А куда девался Десятый? Ментор коротко глянул на список живых на боковом мониторе – трибута из Десятого дистрикта в нем уже не было. Он часто заморгал – какого черта здесь вообще происходит? Еще несколько часов назад он видел парня на экране своими собственными глазами … Стоп! Двенадцатый растерянно сдвинул брови – да, верно, он видел, но не самого трибута на Арене, а только его имя в утренних новостях. И все – если парень и погиб в течение дня, то ни в дневнике Игр, ни в бегущей строке новостей, ни внизу, в пресс-центре никто не афишировал никаких подробностей. Словно был человек - и вдруг исчез…

Хеймитч дрогнул – ох, не нравились ему эти организаторские фокусы! Он нутром чуял, что за всеми этими капитолийскими выходками стояло нечто большее, чем простая блажь распорядителей. Но что именно, уловить никак не мог.

Цинны с ним не было – быстро попрощавшись с ментором в дверях операторской, молодой человек посетовал на внезапные неотложные дела и буквально растворился в воздухе. Хеймитч даже не стал ломать голову над этими его загадочными планами – после признания насчет золотой сойки в исполнении Порции вникать в идеи Мастера для старого ментора стало бы себе дороже! Похоже, Двенадцатому пора было смириться с активным участием обоих стилистов в его тайном мышином заговоре – хотя в глубине души он все еще не терял надежды достучаться до их благоразумия и инстинкта самосохранения.

Ментор хмуро хмыкнул – молодежь настолько заскучала в столице, что им захотелось адреналина и приключений на свою пятую точку? Что ж, адреналина им всем Капитолий устроит сполна!

Картинка на экране изменилась, и он увидел Китнисс, замершую в густом кустарнике практически в нескольких метрах от лагеря. Так это и был наблюдательный пост ее смелой черноглазой союзницы? Хеймитч чуть улыбнулся и мысленно похвалил подопечную Рубаки - ничего не скажешь, малышка своим отчаянным бесстрашием давала многим прочим трибутам десяток очков форы! Кто-то закричал на заднем плане, и камера тотчас показала Катона, указывавшего куда-то в сторону леса. Вид у него был довольно потрепанный – видимо, Второму тоже здорово досталось от жужжащих смертоносных союзниц Китнисс. Оператор за пультом слегка подтолкнул ментора локтем, указывая на вспомогательные мониторы – на одном из них было отчетливо видно, как где-то далеко в лесу поднимался густой темный дым. Хеймитч тотчас вспомнил утренние разговоры Китнисс и Руты – кажется, они там говорили что-то о сырых ветках? Так в этом и состоял их гениальный план – одна должна была выманить союзников из лагеря, чтобы другая в их отсутствие смогла подобраться к провизии и уничтожить ее?

- Молодцы девчонки! – усмехнувшись, озвучил дежурный его собственные мысли. Он рассеянно и удивленно обернулся – молодой капитолиец довольно улыбался и покачивал головой. Ну да, если их расчет окажется верным, то, похоже, малышкам удастся насолить сытым и довольным соперникам по полной программе!

Завидев дым, профи тут же начали вооружаться. Двенадцатый с интересом наблюдал за тем, как среди них разгорался спор, брать ли с собой трибута из Третьего или оставить его в лагере. Катон напирал на союзников и требовал, чтобы парень шел с ними, аргументируя тем, что тот сможет пригодиться в лесу. Хеймитч фыркнул – ну да, разве что в качестве приманки для диких зверей или щита от острых стрел Огненной Китнисс!

- Здесь ему делать нечего, запасов никто не тронет, - не желая слушать ничьих доводов, горячился Второй.

- А женишок? - возразил парень из Первого, и у ментора противно сжалось внутри.

- Говорю тебе, забудь о нем. Я здорово его резанул. Удивительно, что он до сих пор не истек кровью. Ему точно не до нас… Идем! – приказной тон Катона не терпел возражений, и, вооружив Третьего копьем, вся компания двинулась в лес в сторону поднимавшегося над листвой деревьев призывного густого дыма.

Наверняка, Китнисс, затаившаяся всего в десятке метров от лагеря, тоже слышала эту их перебранку... Хеймитч задумался – интересно, как она отреагировала на слова Катона о Мелларке? Он многое бы отдал, чтобы узнать сейчас, что происходило в эту минуту в ее голове – ну хоть бы для приличия наморщила лоб или повела бровью! Но нет, выражение ее лица на главном экране было сдержанно-спокойным и абсолютно непроницаемым, и ментор невольно позавидовал ее самообладанию. Он бы так не смог… Двенадцатый усмехнулся – он давно бы уже отчаянно матерился в эфир и грозил бы Капитолию кулаками!

Умница, одобрительно подумал он – рано еще грозить и материться…

- Ха, да ваша охотница там не одна! – прервал его размышления удивленный голос оператора. Молодой человек тыкал пальцем куда-то на другой экран. Он растерянно перевел глаза в направлении его жеста. Едва профи окончательно скрылись в зарослях, в нескольких сотнях ярдов справа от Китнисс из леса показалась чья-то фигура и почти бегом направилась в сторону склада припасов. Хеймитч изумленно охнул – рыжая девчонка из Пятого! Со стремительно нарастающим удивлением он наблюдал за ее странными скачкообразными перемещениями по абсолютно ровной и чистой поверхности лужайки возле Рога Изобилия, на которой теперь невысокой пирамидой был сложен провиант союзников… словно девушка старательно огибала невидимые ментору ловушки. Всего один раз, не удержав равновесия, она споткнулась и упала на землю, инстинктивно выбросив вперед руки – и при этом закричала так истошно, словно от этого зависела ее жизнь. Но ничего не произошло – и рыжая девчонка добралась-таки до места назначения, наполнила свой рюкзак, беря отовсюду по чуть-чуть, и такими же рваными скачками благополучно вернулась к опушке, тотчас скрывшись из виду в лесу.

- Что это с ней? – непонимающе спросил Хеймитч скорее у самого себя.

- Там мины. Третий постарался, - неожиданно весело отозвался молодой капитолиец. – Эта бестия из Пятого частенько шныряет здесь – потихоньку ворует у профи, чертовка! – и прекрасно знает о них. Потому-то и кричала – испугалась, что после своего падения взлетит на воздух!

Мины! Ментора бросило в холодный пот… Только бы Китнисс не вздумала повторить этот рискованный забег – судя по словам оператора и уверенным движениям рыжеволосой девушки, та не в первый раз проделывала свой опасный путь! Думай, девочка, думай, взмолился Двенадцатый – только не спеши! Он буквально гипнотизировал взглядом Кит на большом экране и заметил, что его подопечная хмуро сдвинула брови и растерянно закусила губу, пытаясь проанализировать загадочные прыжки соперницы. Ее задумчивость была недолгой – всего спустя минуту лицо девушки осветилось пониманием. Она выбралась из кустов, подошла к одному из ближайших стартовых дисков и пристально всмотрелась в изрытую землю у себя под ногами.

- Мины, - прошептала девушка, повторяя слова ментора и дежурившего за главным пультом молодого человека. Он облегченно выдохнул и прикрыл глаза – хвала чертям, до нее дошло!

- Думаете, она отступится? – негромко, словно опасаясь спугнуть девушку на экране, вдруг с интересом спросил у ментора капитолиец.

- Очень сильно сомневаюсь, - сквозь пальцы взглянув на собеседника, Хеймитч криво усмехнулся и покачал головой. – Насколько мне известно, эта девочка никогда еще не отступалась…

Он перевел глаза на главный монитор. Кит снова нахмурилась и оглядывала пирамиду перед собой очень внимательным оценивающим взглядом. Ровно на мгновение в ее стальных глазах мелькнуло что-то среднее между раздражением и растерянностью. Если его девочка передумает и оставит лагерь профи в покое, загадал ментор, значит, из его собственной затеи тоже ничего не выйдет. Но если не передумает… Девушка подошла чуть ближе к опасной зоне, одним уверенным движением вытащила из колчана за спиной три стрелы и приняла свою любимую позу для стрельбы. Он проследил за ее холодным взглядом и заметил мешок с чем-то круглым, лежащий на самом верху пирамиды.

Она не передумала.

Хеймитч с замирающим сердцем смотрел, как первая прицельно выпущенная ею стрела проколола мешок сбоку у самого верха, оставив небольшой разрыв. Вторая через секунду расширила этот разрыв до небольшой дыры, в которой сверкнуло неизвестное содержимое мешка… всего лишь яблоки? И вдруг он перестал дышать, в один миг разгадав ее маневр. С восхищением и ужасом он увидел, как одно из яблок слегка покачнулось, вот-вот готовое выпасть наружу – и тогда Китнисс выпустила третью стрелу, оторвавшую от разрыва на мешке болтающийся кусок ткани.

Мгновение казалось, что ничего не происходит. А потом яблоки разом упали на землю, и мощный поток воздуха поднял девушку и отбросил ее назад.

Ему показалось, что стены в операторской буквально вздрогнули от неимоверного грохота, рванувшего из всех динамиков. Ни он, ни оператор не ожидали такого эффекта – молодой человек не успел отрегулировать звук, а ментор не успел прикрыть уши. Потому в звенящей тишине, внезапно возникшей у него в голове, он счастливыми глазами наблюдал, как взлетали на воздух все драгоценные припасы профи, снова и снова подрываясь на очередных, разбросанных по всей лужайке минах. Его даже затрясло от смеха – если бы не чрезмерное старание Третьего, возможно, Катону или Мирте удалось бы спасти хоть что-нибудь… но теперь это совершенно не представлялось возможным. Вся площадка возле Рога Изобилия представляла собой совершенное месиво из осколков, ошметков, земли и травы.

Он обернулся к молодому капитолийцу и заметил, что тот открывает рот, пытаясь ему что-то сказать. Вот черт, похоже, он оглох! Кажется, его соседа по операторской постигла та же участь – молодой человек хлопал себя по ушам и растерянно улыбался Двенадцатому. Хеймитч пощелкал пальцами у него перед носом, привлекая внимание несчастного, а потом примирительно поднял большие пальцы рук, давая понять, что все обойдется – в абсолютной до сей минуты тишине в его голове начали появляться тоненькие звенящие звуки. Оставалось надеяться, что эта внезапная глухота исчезнет до его вечерней встречи…

Пока оператор продолжал отчаянно трясти головой, в надежде быстрее восстановить нарушенный слух, Двенадцатый глянул на экран. Натянув на голову капюшон, Китнисс на четвереньках отползала в заросли, подальше от места преступления. Конечно, далеко ей сейчас не уйти, да это и не нужно: девочка охотница, она прекрасно понимает, что лучший способ спрятаться – это не унести побыстрее ноги, а залечь на дно, оставаясь в то же самое время под самым носом недальновидного противника.

Ну, разумеется, профи услышали взрывы – их нельзя было не услышать! Ментор непроизвольно усмехнулся, увидев вылетевшего на полянку Катона – выражение его лица сложно было описать даже богатым словарным запасом Двенадцатого. Его неистовая ярость выглядела даже комично - оказывается, при определенном раскладе люди в буквальном смысле слова могут рвать на себе волосы и бить кулаками об землю. Он мог бы засмеяться, если бы не представлял, насколько опасна даже такая комичная злость для его девочки, едва-едва успевшей скрыться в пролеске перед тем, как профи вернулись к лагерю.

Она сделала это. Хеймитч вспомнил свой зарок и все-таки рассмеялся, закрывая руками лицо – она не передумала!

Теперь дело оставалось за ним…

***

Автомобиль Сенеки оказался роскошным белоснежным лимузином с затемненными стеклами и начищенными до зеркального блеска хромированными деталями экстерьера. С нескрываемым восхищением разглядывая капитолийское чудо техники, Хеймитч мысленно поблагодарил Цинну за настойчивость в вопросе выбора его костюма для вечернего выхода – хорошо бы он выглядел сейчас рядом с такой роскошью в обыкновенных домашних штанах и потрепанной рубашке, которые собирался надеть до вмешательства Мастера! Проходя к распахнутой перед ним задней дверце, мужчина коротко глянул на свое незнакомое отражение в зеркальных стеклах автомобиля – и довольно улыбнулся и поднял брови. В шелковой иссиня-черной сорочке и светлых, цвета сливочного крема, довольно узких стильных брюках, с легкой трехдневной щетиной на скулах и подбородке и тщательно причесанными вихрами обычно помятый ментор Двенадцатого дистрикта выглядел сейчас лет на десять моложе. Идеальный крой одежды скрывал даже его непрезентабельное брюшко… Да ты просто красавчик, старик, беззлобно усмехнулся он своему элегантному зеркальному двойнику – в таком виде он сам вполне рисковал попасть этим вечером в любвеобильные объятия Главного Распорядителя! Хеймитч хмыкнул – эдакими темпами Мастер сделает из него законченного франта!

Не пить, не выражаться и вести себя подчеркнуто прилично – он вспомнил наставления Цинны и жалобно вздохнул. Из всего вышеперечисленного самым сложным ему казалось теперь приличное поведение.

Особняк, в котором ожидал ментора заветный разговор, располагался в парковой зоне Капитолия, надежно спрятанный от любопытных глаз рядовых обывателей буйной пышной зеленью. Кованые узорные решетки высоких ворот, совершенно неожиданно возникших из полумрака на их пути, отворились без единого звука. Он настороженно огляделся вокруг – ни души! А где же обещанная Финником вооруженная охрана? Очевидно, она была так же невидима, как неслышим был сейчас его молчаливый сопровождающий за рулем... Пока лимузин медленно и неслышно двигался в гору по идеально ровной, вымощенной булыжником аллее, безупречно вышколенный водитель все так же молчал, а удивленный ментор в свою очередь с интересом разглядывал окружавшие дорогу мощные высокие деревья с гладкими серо-зелеными стволами и густой широкой кроной. На ум откуда-то пришло странное название – платан, дерево бога…

Он сердито и растерянно тряхнул головой, отрываясь от созерцания умиротворяющих красот парка – величественные столетние платаны отчего-то вдруг напомнили ему про голый и грязный родной дистрикт.

Мягко шурша покрышками по усыпанной белоснежным гравием дорожке, автомобиль подъехал к небольшому особняку в самой глубине парка и остановился у парадного входа. По-прежнему молчащий водитель открыл заднюю дверцу, склонив голову в преувеличенно вежливом поклоне.

- Да перестань ты уже манерничать, - хмуро буркнул ему Хеймитч, выбираясь наружу. У распахнутой двери особняка его уже ожидала темноволосая босоногая девушка в легком полупрозрачном наряде – она сделала выразительный жест, так же, как и его спутник, молча приглашая Двенадцатого следовать за собой.

Снова безгласые, вдруг в ужасе понял ментор.

Он прислушался – где-то в самой глубине дома звучала странная мелодичная музыка, и слышался звонкий, переливающийся колокольчиками женский смех. Покорно идя следом за босой безгласой, Хеймитч мельком оглядел свою провожатую. И вспыхнул, заметив высокие разрезы по бокам странного одеяния девушки, обнажающие ее длинные изящные ноги – только теперь до него потихоньку начало доходить значение слов Финника Одэйра насчет закрытой вечеринки... Его спутница подвела ментора к тяжелой бархатной портьере, из-за которой и слышались голоса и смех, и плавным движением отодвинула ее. Двенадцатый отчаянно заморгал и закашлялся, поперхнувшись ударившей в нос смесью запахов редких специй, ароматных благовоний, дорогого вина и разгоряченных тел.

Какая еще вечеринка? Черт подери – похоже, он попал на самую настоящую оргию!

- О-о-о, а вот и наш легендарный Двенадцатый! – ему навстречу вальяжно плыл хозяин особняка собственной полуголой персоной. Ментор приветственно склонил голову, пряча презрение в глазах – к его прибытию на Сенеке уже оставалась только странная широкая накидка, обмотанная вокруг талии, перекинутая через плечо и заложенная на нем складками.

- А у нас тематический вечер… так сказать, экскурс в историю древнего мира! Это одеяние называется тогой – такие наряды носили аристократы в другом Капитолии, много сотен лет назад. Нравится? – хихикая, он покружился перед Хеймитчем. – Может, нам и тебя переодеть?

Ментор попятился в неприкрытом ужасе – и наткнулся на Одэйра точь-в-точь в таком же балахоне. Финник дружелюбно оглядел новоприбывшего и, улыбнувшись ему одними глазами, снисходительно промурлыкал:

- По-моему, он и так очень роскошно выглядит сегодня… Узнаю руку Цинны!

Сенека удивленно глянул на молодого человека, потом перевел взгляд на Хеймитча, приглядываясь внимательнее. Глаза его восхищенно вспыхнули.

- Ты знаешь все на свете – ну-ка, как называется этот цвет? – требовательно пощелкав пальцами, оживленно поинтересовался он у Финника, восторженно рассматривая брюки на Двенадцатом, чем привел последнего в немалое замешательство. Еще минута, в панике подумал ментор – и он бросится их щупать!

- Сливочный эклер, дорогой, - отозвался Одэйр, наигранно скривив красивые губы. Хеймитч заметил, как в невозможных аквамариновых глазах вспыхнуло злое веселье. - И перестань так разглядывать его – не то я начну ревновать!

В ответ на его тираду Сенека всплеснул руками и рассмеялся, шутливо похлопав молодого человека по оголенному рельефному плечу. Ментор растянул губы в резиновой улыбке: похоже, своей показной ревностью Финник Одэйр только что спас старого пьяницу от принудительного раздевания. Он хмыкнул – его долговой список на семьдесят четвертых Голодных Играх рос в геометрической прогрессии! Ментор выразительно посмотрел в глаза молодому человеку, и Четвертый без слов понял его взгляд: он осторожно взял Главного Распорядителя под локоть и что-то зашептал ему на ухо. Хеймитч незаметно наблюдал за выражением холеного лица Сенеки – тот внимательно слушал своего собеседника, картинно подняв брови, а потом коротко снисходительно кивнул.

- Я сам провожу его, - Финник оторвался от царственного локтя и сделал ментору жест следовать за ним, уводя Двенадцатого в полумрак дымящегося экзотическими благовониями роскошного зала. Где-то в его глубине негромко играла завораживающая ритмичная музыка. Полуобнаженные безгласые девушки с кувшинами и подносами в руках неслышно порхали вокруг низеньких, обитых бархатом диванчиков, на которых ментор разглядел других гостей Главного Распутника. Он с искренним удивлением узнал в их числе достаточно подпившего Плутарха Хавенсби в окружении совсем еще юных девочек-танцовщиц и полуголую Джоанну Мэйсон, вальяжно танцевавшую на коленях какого-то очередного пышнощекого высокопоставленного капитолийца.

- Подождешь его здесь, - Финник остановился возле самого дальнего диванчика на возвышении, полуприкрытого от зала невесомым прозрачным балдахином. Молодой человек указал ментору на мягкие подушки. – Устраивайся, пока я буду развлекать гостей…

Он даже ни о чем не спросил его! Двенадцатый растерянно и удивленно поморщился. Уважение и благодарность – вот что чувствовал в эту минуту ментор, глядя в рельефную спину удаляющегося Четвертого... Хеймитч поежился, откидываясь на круглый подлокотник диванчика и из-под занавеси посматривая в зал на веселящихся гостей Сенеки. Да уж, очень непринужденная обстановка!

Прошло не менее получаса, когда хозяин вечеринки, наконец, изволил вернуться – за время своего отсутствия он благоразумно переоделся в длинный шелковый халат поверх мягких домашних брюк.

- Не хочу смущать тебя своей наготой, - указав на себя, озорно улыбнулся он, заметив облегчение на лице Двенадцатого, и Хеймитч мысленно поблагодарил его за неожиданную тактичность. Развалившись на диванчике напротив своего новоприбывшего гостя, Сенека пощелкал пальцами – и целый эскорт безгласых девушек тотчас принялся сервировать изящный резной столик рядом с ними: запеченная дичь и морепродукты, всевозможные фрукты, ароматные вина в высоких фигурных кувшинах – чего там только не оказалось!

- Финник сказал, что у тебя ко мне дело… личного свойства, - Сенека внимательно посмотрел на ментора, и Хеймитч на мгновение смутился под его прямым взглядом. - Ну что ж, выкладывай, Эбернети – я весь внимание!

Хеймитч глубоко вдохнул… и заговорил. Он говорил негромко, чтобы не привлекать излишнего внимания других гостей Главного Распорядителя – но в то же время достаточно внятно, чтобы у радушного хозяина не возникло необходимость переспрашивать его. Крэйн слушал своего гостя молча, ни проронив ни звука, и ментор почувствовал, как от волнения у него начало пережимать горло. Он коротко глянул на Сенеку – тот рассеянно разглядывал шумящих и веселящихся в зале гостей и, казалось, попросту витал в облаках. Хеймитч едва сдержал жалобный стон – нет, это просто безумство, ничего у него не выйдет!

Наконец он высказал все, что хотел, и умолк, ожидая хоть какого-нибудь ответа. Пауза затягивалась – Главный Распорядитель тоже задумчиво молчал…

- Я тебя очень понимаю… я так тебе сочувствую! - неожиданно изрек Сенека, не сводя странного взгляда с Финника Одэйра на другом конце полутемного зала. – Но твой мальчик не сможет победить. Он ранен, потерян… он не сможет даже встать на ноги, не то, что сражаться!

Хеймитч тайком облегченно выдохнул – несмотря на эту показную рассеянность, его все-таки слушали! А значит, Сенеке действительно был интересен этот разговор… Он весь подобрался, готовый сражаться до конца.

- Значит, парню понадобится помощник, - он перехватил удивленный взгляд Крэйна и многозначительно поднял брови. – А лучше помощница…

- Но с чего ты взял, что она станет рисковать собственной головой и спасать мальчика? – Главному Распорядителю нельзя было отказать в сообразительности – он сразу понял, куда именно гнул Двенадцатый. Хеймитч неопределенно повел плечами, не сводя с собеседника напряженного внимательного взгляда:

- Скажем так, у жителей Двенадцатого обостренное чувство ответственности.

- Судя по тебе, этого никогда не скажешь! – Сенека хмыкнул и едко улыбнулся: - Разве ты спасал своих?

- Разве у меня был шанс? А у них, если постараться и пораскинуть мозгами, этот шанс будет, – оживленно возразил ментор. Сенека перестал улыбаться, глубоко задумавшись, и Хеймитч судорожно скрестил за спиной пальцы. Оставался еще один, последний, козырной ход… он незаметно глубоко вдохнул и выпалил: - Только представь, какие бабки можно на этом заработать!

- Я должен утвердить это у Сноу, - Главный Распорядитель вскинул глаза – в них по-прежнему светился интерес, сдобренный, однако, хорошей порцией страха.

- Можно подать это от лица Второго дистрикта – сам знаешь, я давно не в почете у Капитолия… Думаю, Брут не будет против. Конечно, я могу предварительно переговорить с ним… но уверен, эта идея ему понравится. У него ведь есть все шансы нацепить в этом году лавровый венок!

Ровно на мгновение Хеймитч представил, как взбесился бы Брут, знай он об истинных мотивах такого широкого жеста со стороны Двенадцатого – и его едва не скрутило от смеха!

- Пожалуй, ты прав, - Главный Распорядитель нахмурился и непонимающе уставился на собеседника. - Но в чем тогда смысл - при таком раскладе у тебя на лавры вообще не остается шансов?

- Мои шансы – мои проблемы, - уклончиво отозвался ментор, пряча загадочную ухмылку. - Зато какое будет шоу… мы ведь этого и добиваемся?

- А что я получу взамен? – он ожидал этот темный многозначительный взгляд Главного Распутника и потому принял его стойко, даже не дрогнув и не изменившись в лице.

- Все, что захочешь, - он судорожно сглотнул и тихо поправился: – Кого захочешь.

Сенека снова умолк и задумался. Хеймитч был практически уверен в успехе своего безумного предприятия, но все еще с некоторой опаской ждал его положительного ответа.

- Ох, Эбернети… если мы погорим, президент снимет с меня голову! – выразительно зашептал он, предупредительно поднимая вверх указательный палец. Если мы погорим… ментор сверкнул глазами и спрятал рвущуюся наружу счастливую улыбку – он купился, Сенека купился! Двенадцатый подмигнул собеседнику и заговорщицки прошептал в ответ:

- Значит, нужно сделать так, чтобы мы не погорели…

- Я хорошенько подумаю над этим – пока это все, что я могу тебе обещать, - судя по взволнованному тону, которым это было сказано, Главный Распорядитель уже принял свое решение, но не собирался так быстро его афишировать. Хеймитч покорно склонил голову – не стоило давить на Крэйна, иначе, чего доброго, страх Сенеки возьмет верх над его интересом, и Главный Распутник испугается и передумает.

И потому теперь ему оставалось только ждать…

- А пока развлекайся! – хозяин вечеринки уверенно тряхнул головой, отгоняя раздумья, и широким жестом обвел веселящийся шумный зал. Потом взглянул на своего гостя и озорно по-мальчишески подмигнул: – Надеюсь, ты не подумал, что я отпущу тебя так просто?

Хеймитч тихонько застонал – ну, разумеется, он рассчитывал отделаться на этот вечер только доверительной беседой! Не тут-то было – Сенека игриво поманил пальцем неизвестно откуда взявшего Финника и, очаровательно улыбнувшись молодому человеку, указал ему на ментора.

- Дорогой, проследи, чтобы наш друг не сбежал… и чтобы чувствовал себя, как дома! – он выразительно захихикал и многозначительно поднял брови. – И угости нашего гостя своим фирменным пуншем – Двенадцатый, как никто другой, сможет оценить твое новое спиртосодержащее творение!

Одэйр утвердительно кивнул, сделав требовательный жест безгласым девушкам, и те тотчас поставили на ажурный столик большую чашу, наполовину наполненную кроваво-красным дымящимся пуншем. Пока молодой человек наполнял напитком высокий бокал, Сенека церемонно попрощался с Хеймитчем и, подхватив длинные полы своего роскошного халата, величественной походкой поплыл в зал к остальным гостям, оставляя их с Финником наедине. Ментор провожал Крэйна одновременно задумчивыми и несчастными глазами – в голове мешались и путались самые разные мысли. Одэйр молча присел на диванчик на место своего покровителя и чуть склонил голову на плечо, внимательно разглядывая теперь своего молчаливого собеседника. Двенадцатый обернулся на его многозначительное покашливание – и встретился рассеянным взглядом с неприкрытым удивлением и колючим интересом в прозрачных аквамариновых глазах Четвертого.

Победители пристально смотрели в глаза друг другу – и молчали.

- Искренне удивлен твоим присутствием, - спустя несколько минут безмолвия, наконец, сказал молодой человек, протягивая Хеймитчу бокал с пуншем.

- Ревнуешь? – негромко уронил тот, принимая угощение и все так же рассеянно глядя сквозь собеседника.

- Ничуть, - Одэйр безразлично повел голыми точеными плечами, многозначительно подняв брови. – Что у тебя с лицом?

Ментор дрогнул, и рассеянный взгляд его тотчас стал осмысленным.

- Я только что продал душу дьяволу, - еле слышно прошептал он, сокрушенно качая головой.

- Ну, в таком случае, - Финник поднял свой бокал и хрипло надрывно рассмеялся, - добро пожаловать в ад!

Ментор дернулся всем телом – и, шумно выдохнув, залпом опрокинул предложенный ему пунш. Потом протянул руку с пустым бокалом за новой порцией, яростно и обреченно оглядывая полутемный зал. В ушах зашумела и запульсировала кровь. Он поймал себя на мысли, что собрался сейчас нарушить все три запрета Цинны – только так у него еще оставались шансы не сойти с ума в этом притоне! – и почувствовал, что задыхается. От выпитого пунша. От духоты и запаха разгоряченных тел вокруг. От приторно сладких ароматов благовоний, витающих в воздухе. От накатившей неконтролируемой похоти при виде совсем юной танцовщицы, вызывающе виляющей бедрами и призывно манящей его.

И от глубокого и всепоглощающего отвращения к самому себе.

Глава 22

Он дернулся, открыл глаза и попытался сфокусировать взгляд. Где-то высоко прямо над ним многозначительно улыбался толстощекий мраморный амурчик, целящийся в него стрелой. Жалкая пародия на Китнисс Эвердин... только сегодня милая улыбка ангелочка отчего-то показалась ему издевательской. Хвала чертям, это была его привычная утренняя картинка - потолок спальни собственного номера!

Голова раскалывалась и гудела, словно наковальня, по которой со всей дури треснули пудовым молотом. Он попытался оторвать ее от подушки и почувствовал, как зажало затылок и поплыло в глазах. На мгновение ему захотелось умереть – сейчас, сию же секунду, чтобы больше не терпеть эту невозможную боль. Спрашивается, ну кто заставлял его столько пить накануне? Чертов одэйровский пунш! Он дрогнул, вспоминая прошлую ночь. Черт, кажется, он вырубился прямо в жарких объятиях молоденькой одалиски… или нет?

Борясь с дикой болью, он с трудом повернул голову. И увидел на подушке рядом оголенное девичье плечо.

Этого было достаточно, чтобы проснуться окончательно. Он рывком сел на постели, даже не замечая скрутившего виски спазма, и стеклянными глазами смотрел на женщину, спящую рядом. Закинув на подушку тонкую изящную руку, она лежала спиной к нему, едва прикрытая шелковой простыней, подчеркивающей роскошную линию бедра. Золотистые длинные волосы не скрывали ее тонкие плечи и голую спину, рассыпавшись вокруг, словно волшебный ореол. Она медленно перевернулась лицом к нему и, чуть приоткрыв глаза, сладко потянулась как кошка, тихонько застонав в блаженной истоме.

Он узнал ее. Вчерашняя юная искусительница. Обнаженная. В его постели.

Сдерживая возмущенный крик, ментор в ужасе зажал рот рукой – не может этого быть! Мучительную до этой минуты головную боль словно рукой сняло. Он поспешно выбрался из-под покрывала и судорожно оглядел себя в зеркале. Черт подери, хоть он и был с голым торсом, но все еще оставался во вчерашних брюках! Правда, приспущенных и многозначительно расстегнутых… Девушка на кровати потянулась и чуть приподнялась на локте, с откровенным интересом разглядывая его. Заметив ее взгляд, он поймал себя на нелепой мысли, что сейчас, спросонья, она выглядела еще более юной и прекрасной, чем ночью в угаре оргии.

Это было уже слишком.

Он резко развернулся и быстрым шагом направился в душ – лишь бы не видеть этот распутный взгляд, многозначительно блуждающий по нему. Прямо как был, в брюках, он вошел в кабинку и на всю мощность врубил холодную воду. С потолка хлынули ледяные струи, обжигая его острыми иголками. Да ей максимум пятнадцать-шестнадцать лет… как же он мог опуститься до такого! Как же глубоко презирал он себя в эту минуту!

Девушка медленно вошла в ванную комнату и замерла, опершись маленьким изящным плечиком на распахнутую дверь. Сквозь стеклянную стенку душевой кабинки Хеймитч с облегчением заметил, что у нее хватило такта прикрыться. Поигрывая концом простыни, она продолжала с интересом разглядывать его.

- Что? – вопросительно буркнул он, отводя глаза и подставляя лицо холодным струям.

- А ты силен, Двенадцатый… по виду и не скажешь, - многозначительно промурлыкала она, заставляя его желудок скрутиться в тугой узел.

- Что еще? – он зажмурился, яростно скрипнув зубами.

- Не каждый сорокалетний капитолиец смог бы пронести меня от самой резиденции Крэйна до собственного номера на руках, - в ее томном голосе послышалась издевка.

Он нес ее на руках? Через весь город? Только этого ему не хватало – выставить себя таким идиотом… И это при том, что вокруг постоянно дежурили охочие до скандалов и грязных новостей папарацци! Он тут же представил себя в вечерних новостях – полуголый ментор голодного дистрикта возвращается с оргии с девицей не плече! Хеймитч застонал, упираясь руками в стену перед собой и роняя голову. Омерзение к самому себе волнами накатывало на него. А ведь это только начало… через что еще заставит пройти его Капитолий, чтобы иметь возможность увидеть своих трибутов живыми?

Юная одалиска уронила простыню на пол и шагнула к нему в кабинку, судорожно сжавшись от потоков ледяной воды. Он дернулся от нее, будто от прокаженной. Мягко улыбнувшись, она заглянула в его испуганные глаза.

- Успокойся, Двенадцатый, я пошутила. Ты нес меня всего лишь с первого этажа до пятого… даже это в Капитолии большая редкость, - в тихом голосе ее журчала непонятная нежность.

- Что же в этом удивительного? – сквозь плотно сжатые зубы издевательски процедил он, не глядя на нее. – Здесь так не принято?

- Здесь не принято носить на руках проституток…

Он чуть повернул голову, настороженно взглянув на девушку. Ее прекрасные голубые глаза замерли всего в нескольких сантиметрах от него, и в них светилась благодарность и восхищение. Что-то в ее лице заставило его тотчас отвести взгляд. Он осторожно повернул кран, позволяя струям воды поменять температуру на более высокую.

- Спасибо, - расслабляясь, прошептала она, едва заметно улыбнувшись. Он так и не понял, за что она сейчас поблагодарила его – за сегодняшний душ или за вчерашнее пьяное рыцарство.

Он осторожно выбрался из кабинки, оставляя ее нежиться под потоками горячей воды. Вытащил из шкафчика белоснежный пушистый халат и положил на раковину возле душа. Потом поспешно прошлепал босыми мокрыми ногами в спальню, к платяному шкафу. Что бы там ни случилось сегодня ночью, сейчас ему совсем не хотелось обнажаться в ее присутствии… Он быстро скинул мокрые брюки и белье и переоделся в свободные штаны из какого-то незнакомого ему мягкого материала, натягивая сверху что-то вязаное и теплое.

Когда она вышла из душа, в оставленном для нее белом халате, закручивая длинные волосы в замысловатый узел на макушке, он уже ждал ее на диване в гостиной.

- Сколько я тебе должен? – хрипло поинтересовался он, раскрывая чековую книжку. Наверняка, немало… Дожились – ментор нищего Двенадцатого дистрикта снял дорогую столичную проститутку!

Девушка удивленно вскинула тонкие брови.

- Или Главный Распорядитель оплачивает такие мероприятия из собственного кармана? – заметив выражение ее лица, он не смог удержаться от колкости.

Она томно повела плечами и, подойдя к дивану, села рядом. Полы пушистого халата распахнулись, вызывающе обнажая длинные красивые ноги. Забросив ногу на ногу, она оперлась локтем на спинку и потянулась к нему.

- Нет, - твердо отрезал он, увернувшись от ее рук. – Что было, то было… но на этом закончим. Что я должен?

Игриво склонив голову на бок, девушка с неподдельным интересом разглядывала его, словно какую-нибудь невиданную экзотическую букашку. Он нетерпеливо поежился под ее изучающим взглядом.

- Ты ничего мне не должен. Нечего оплачивать, - наконец вздохнула она, пожимая плечами. – Я должна была переспать с тобой… но ничего не было. Ты просто принес меня в номер и уложил на кровать. Конечно, я попыталась раздеть тебя, но ты отстранился, укрыл меня одеялом и пожелал доброй ночи, почему-то назвав при этом Элизой…

Он дернулся все телом, словно ему дали пощечину. Вот почему он не мог заставить себя смотреть на нее – она была похожа на его мертвую возлюбленную! И ей шестнадцать – столько было Элизе, когда она погибла по его вине. И именно она вчера так настойчиво обхаживала его на банкете у Сенеки Крэйна. Неужели это была случайность? Он с трудом верил в случайности. Не здесь, не в Капитолии. Здесь ничего не происходило случайно, даже рождение, даже смерть. На все была воля тех, кто сидел там, наверху. И того, кто был над ними.

Не господа бога – президента Сноу.

Ментор поежился. Так значит, о нем помнят? Ему еще не простили его мальчишеский трибутский дебош? И, вероятнее всего, никогда не простят и никогда не забудут. Наивно было надеяться на то, что годы его пьянства и самоизоляции сделают память Капитолия короче… Скорее, они добавили Капитолию зоркости. Но как это могло случиться – ведь о его вчерашнем визите к Главному Распутнику знали всего два человека? И на них обоих ментор мог положиться, как на самого себя…

Его невеселые мысли прервал стук в дверь – громкий и настойчивый. Прежде, чем он успел сообразить, девушка легко вспорхнула с дивана и мелкими шажками на цыпочках посеменила к двери.

- Я открою! – звенящим голоском пропела она и широко распахнула ее.

На пороге стояла Эффи Бряк. В неизменном розовом парике.

Хеймитч удивленно моргнул – Эффи собственной персоной на пороге его номера? Он поднялся с дивана и шагнул ей навстречу, вопросительно сдвинув брови.

- Что у тебя случилось, Двенадцатый? – визгливо поинтересовалась она у ментора, надменно оглядев его ночную гостью с ног до головы и брезгливо поджав тонкие губы. – Почему с тобой нельзя связаться? Уже три часа пополудни, все утро тебе скидывают сообщения на коммуникатор, а ты игнорируешь… кстати, где он?

Ментор пристально оглядел гостиную. Действительно, его коммуникатора нигде не было. Очевидно, он забыл его в будуаре Сенеки, поморщившись, подумал он.

- Такая коробочка с экраном? – вопросительно проворковала девушка, игриво улыбаясь ему и заставляя Эффи презрительно фыркнуть и закатить глаза. – Ты оставил ее на столике с пуншем – разве не помнишь, дорогой?

Он непонимающе уставился на нее. Что это она вытворяет? Какой еще дорогой? Он возмущенно посмотрел в ее голубые, как весеннее небо, глаза и прочел в них мольбу. Ах, да, она же должна была переспать с ним – иначе люди, подославшие ее, просто снимут с нее голову, ведь так?

Поскольку их план не удался, от него теперь требовалось подыграть ей.

- Конечно, малышка, я просто забыл, - озорно подмигнув, он шлепнул ее по мягкому месту. Картинно вздохнув, Эффи демонстративно отвернулась и гордо задрала голову. – Но теперь он мне нужен. Как же быть?

- Отправь за ним кого-нибудь, - в тон ему предложила девушка и кивнула в сторону Эффи. – Хоть бы вот эту кудрявую куклу!

Хеймитч прыснул, с трудом сдержав смех. Никто и никогда не смел так нахально разговаривать с Эффи Бряк! Краем глаза он заметил, как у той от изумления открылся рот. Его так и подмывало сказать - ну, давай же, столичная неженка, ответь ей! Но напрасно он ожидал драки и выдирания волос: Эффи буквально позеленела от злости, но не выронила ни слова – только выпрямила спину, и, презрительно сжатые, губы ее превратились в тоненькую ниточку.

Вот это выдержка, с удивлением подумал он.

- Я жду тебя внизу, - холодно выдавила она, даже не взглянув в его сторону. – И будет лучше, если ты поторопишься.

Когда тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за ней, ментор повернулся к девушке.

- Говори быстро - чего еще я не знаю? - еле слышно прошептал он одними губами, выразительно подняв брови.

- Это я вчера вытащила у вас из кармана ваш коммуникатор, - быстро и сбивчиво зашептала в ответ она. – Я не могла отказаться, мне приказали! И сегодня я должна была удержать вас здесь как можно дольше – это все, что я знаю. Видимо, кому-то очень хотелось, чтобы вы не попали туда, где вас сейчас ждут.

Он потер переносицу, на ходу надевая туфли. Интересно, где это его должны были ждать сегодня? Вчера вечером, перед его выездом к Главному Распорядителю, он проверил все завтрашние планы – хорошая привычка, доставшаяся ему в наследство от Эффи Бряк! В них не было ничего особо экстренного на сегодняшний день. Ну кроме разговора с Рубакой – но об этом не могла знать его капитолийская помощница… Неужели эти планы успели измениться, пока он терпел безумства в особняке Главного Распутника?

Или их кто-то изменил.

Он нашел Эффи в большом кожаном кресле в холле отеля. Она нервно листала какой-то глянцевый журнал и что-то бубнила себе под нос. Подойдя ближе, он успел услышать лишь «червяк» и «безмозглый тупица». Очевидно, все эти нелестные комментарии касались его собственной персоны, с удивлением подумал он.

- Я готов! – он насмешливо вытянулся перед ней в струнку. – Куда мы направляемся?

Она подняла на него холодный колючий взгляд и сквозь зубы выдавила:

- На прием к президенту Сноу.

***

Ровно на секунду ему показалось, что он ослышался… Хеймитч растерянно захлопал глазами и сдавленным изумленным голосом тихо переспросил:

- На прием… к кому?

Эффи резко поднялась из кресла и, с вызовом взглянув ему в глаза, сухо повторила:

- К президенту Сноу! Я получила официальное приглашение сегодня около десяти утра – и с тех самых пор безуспешно пыталась с тобой связаться, - сдержанный голос ее дрожал от плохо скрываемого возмущения, - пока ты там развлекался…

- Перестань, женщина, - он сморщился – виски снова сдавила вернувшаяся мучительная боль. – Я не развлекался… впрочем, даже если и так – это не твоего ума дело.

- Ну, разумеется, не моего ума! – она презрительно рассмеялась, но в ее показном смехе ментор услышал едва сдерживаемую злость. – Возможно, совещание у президента может каким-то образом касаться наших ребят… но ведь это совершенно не волнует их ментора, который все утро был так занят, что даже не соизволил обнаружить пропажи самой ценной после круглой спонсорской печати вещи! – Эффи скривилась и уже совершенно другим, приторно-сладким голосом пропела: - Жаль, что ты не забыл там, где пьянствовал, еще и свою бестолковую голову!

Он пристыжено опустил глаза – ему нечего было возразить.

- Правильно, лучше молчи, - фыркнула капитолийка, презрительно отворачиваясь от него. – Я, как дура, ищу его по всему Капитолию – а он в собственном номере… с девицей…

Он едва сдержался, чтобы не съязвить «почему как?», но вместо этого лишь пробурчал, не поднимая головы:

- Могла бы спросить у Цинны – он был в курсе моего местонахождения, - черт, он чувствовал себя, как провинившийся десятилетний школьник! Эффи возмущенно обернулась и, прищурившись, зашипела сквозь зубы:

- Я спросила у Цинны! Только вот, когда через все свои знакомства и связи я смогла, в конце концов, связаться с особняком Главного Распорядителя, у Сенеки тебя уже не было!

Он растерянно вскинул глаза – эта ненормальная женщина рискнула искать его даже у Главного Распутника? Охренеть, сказал себе Двенадцатый. А Цинна молодец – зачем сказал этой занозе о вечеринке у Крэйна? И вдруг он вздрогнул – до него, наконец, начали доходить ее слова… она искала его по всему городу? Совещание у президента может касаться их ребят? Всего несколько часов, как он озвучил свои планы Сенеке – и вот его уже вызывают к самому Сноу… или у этого скоропалительного совещания другие цели?

- Хорошо, я понял – я виноват, - он примирительно вскинул руки, защищаясь от ее вполне обоснованных нападок. – Но теперь, когда я, наконец, распят и выпорот, может быть, поговорим спокойнее?

Эффи глубоко вдохнула, шумно выдохнула – и широко картинно заулыбалась.

- Действительно, что это мне вздумалось метать бисер… ну, сам знаешь, перед кем? – она демонстративно выразительно подняла тонкие брови и поправила свои розовые локоны. – Совещание через час, ты еще успеешь надеть костюм – или ты собираешься появиться в президентской резиденции в домашних брюках? Как бы там ни было, я заказала служебный автомобиль – он будет ждать тебя у входа ровно, - она коротко глянула на миниатюрные часики на запястье, - через сорок минут. И не вздумай опоздать!

- Меня одного? – он растерянно нахмурился. Женщина неопределенно повела плечами.

- В приглашении было ясно сказано – ментор Двенадцатого дистрикта… К тому же, я не испытываю ни малейшего желания сопровождать тебя – на этот раз выкручивайся сам! – она гордо задрала голову и, развернувшись на высоких тонких каблуках, чинно зашагала к выходу из отеля. Хеймитч вздохнул, жалобно глядя ей вослед – стыдно признаться, но на предстоящем приеме Двенадцатый не отказался бы даже от ее такой невыносимой компании! Струсил, презрительно спросил себя ментор. И тут же ответил – чего уж врать, струсил! Всего через час он увидит этот холодный змеиный взгляд, уже четверть века преследующий его в ночных кошмарах… здесь было от чего испугаться!

Когда он вернулся в номер, девушка уже переоделась в одну из его рубашек и теперь сидела на диване в гостиной, скрестив длинные голые ноги и потягивая из изящной чашечки ароматный кофе. На столике рядом с диваном он с удивлением заметил несколько блюд, предусмотрительно прикрытых полусферическими колпаками.

- Я взяла на себя смелость заказать нам обед, - пропела она, мягко улыбаясь. – Надеюсь, эта шумная женщина не покалечила тебя там, внизу?

Он криво усмехнулся ее вполне вероятному предположению, на ходу стягивая через голову мягкий вязаный пуловер и снисходительно качая головой. Еще час назад он смущался внимания распутной юной одалиски – но сейчас у него было слишком мало времени для стеснения и церемоний! Заглянув в гардеробную, он распахнул шкаф и критически осмотрел его содержимое.

- Тебе помочь? – девушка озорно выглянула из-за дверцы. Ее прекрасные голубые глаза лукаво скользнули по его обнаженной широкой спине – и девушка запнулась: вид старых зарубцевавшихся шрамов на плечах ментора заставил ее умолкнуть и прикусить язык. Дрогнувшим голосом она скорее сказала, чем спросила: – Спешишь куда-то?

- Да, детка, очень спешу… так что обедать тебе придется в одиночестве, - он вытащил одну из вешалок и, приложив к себе темно-синий в тонкую полоску костюм, повернулся к ней. – Можно в этом идти на прием… гм-гм!... к высокопоставленному лицу?

- Вполне, - она утвердительно кивнула, глядя на него совсем другими глазами, нежели еще минуту назад. – Сюда нужна светлая или белая сорочка… и черный шейный платок.

- Поможешь мне... с платком? – Хеймитч заметил ее растерянный изменившийся взгляд и снисходительно усмехнулся: куда же подевалась томная распутница? На него смотрела сейчас очаровательная, но очень испуганная и растерянная девочка! Девушка молча кивнула, растянув в улыбке красивые пухлые губы – и он так же кивнул ей в ответ.

– Вот и договорились! – ментор вытащил из шкафа еще одну вешалку с кипенно-белой шелковой сорочкой. – Но ты можешь дождаться меня здесь – если, конечно, захочешь…

Его ночная гостья изменилась в лице и отчаянно замотала головой. Он без слов понял ее испуг – ни она, ни ее время ей не принадлежали. Двенадцатый тяжело вздохнул – ему оставалось только надеяться, что никто, кроме них двоих, не прознает о том, что эта ночь в его номере была совершенно безобидной и целомудренной. И что он со своим дурацким благородством снова здорово подпортил кому-то в Капитолии его зловещие планы!

Ровно в назначенное время он стоял у входа в ожидании заказанного его помощницей автомобиля, растерянно перебирая в мыслях всевозможные поводы для такого неожиданного приглашения – и единственное объяснение, которое приходило ему в голову, было связано с включением ментора Двенадцатого дистрикта в состав Совета. Действительно, сказал он себе: со стороны организаторов и распорядителей это было непозволительным промахом – допустить к участию в заседаниях Совета семьдесят четвертых Голодных Игр бывшего бунтаря и нынешнего горького пропойцу! Хотя с другой стороны – все честно, ведь оба его трибута вошли в состав финальной восьмерки…

Хеймитч тряхнул головой. Нечего грузить себя предположениями – уже совсем скоро он абсолютно точно узнает, зачем же его пожелал видеть сам президент Сноу!

Он даже не заметил, как добрался до президентского дворца – настолько поглотили его собственные невеселые размышления. Из состояния забытья его вывели громкие голоса миротворцев, настоятельно требовавших выйти из машины и поднять руки для осмотра. Ментор презрительно фыркнул – ну да, он ведь такой кретин, чтобы явиться в логово своего ненавистного врага с оружием за пазухой! Но когда здоровенный миротворец провел вдоль его костюма металлодетектором и тот вдруг пронзительно заверещал, ему сразу стало как-то не до смеха.

- Эй, ребята – спокойно! – Хеймитч примирительно поднял руки в ответ на вскинутые в его сторону стволы. – Это всего лишь моя любимая фляжка!

Медленным осторожным движением он полез за пазуху пиджака и извлек на свет старую потертую посудину, с которой не расставался уже много лет, потом демонстративно поболтал ею в воздухе – из жестянки послышались звуки плескавшейся жидкости. Ментор поднес ее к детектору – и прибор снова противно и надрывно запищал.

- Там всего лишь выпивка – можете попробовать, - не сводя внимательного взгляда с настороженной охраны, он протянул фляжку старшему. Офицер открутил пробку, понюхал содержимое и коротко кивнул подчиненным, делая знак опустить оружие. Потом незаметно улыбнулся, возвращая виновницу переполоха ее хозяину, и снисходительно заметил:

- Хороший коньяк, Двенадцатый.

Хеймитч утвердительно кивнул, улыбаясь в ответ и облегченно переводя дыхание – похоже, его известность в Капитолии только что сослужила ему добрую службу! Офицер шагнул в сторону, освобождая дорогу.

- Ты и ты, - он обернулся к замершим за его спиной подчиненным и ткнул пальцем в двух совершенно одинаковых на первый взгляд миротворцев, - проводите его до Круглого зала – все остальные уже в сборе и ждут только его!

Все остальные? Послушно шагая вслед за здоровенными ребятами в форме, ментор с опаской поморщился: значит, его у сегодняшней неожиданной встречи с президентом Сноу будут свидетели… и тут же спросил себя – свидетели чего? От кошмарных мыслей, тотчас полезших в голову, ему стало трудно дышать. Неизвестность и неопределенность убивала… скорей бы добраться до этого чертового Круглого зала, взмолился он про себя. Молитвы его были услышаны – всего через несколько минут они, наконец, остановились у высокой двери, и один из сопровождавших его миротворцев распахнул ее перед ментором, пропуская того внутрь помещения.

Двенадцатый сделал осторожный шаг – и замер практически на пороге.

Здесь все было до боли знакомо… И высокие дубовые шкафы по периметру круглого зала, уставленные толстыми фолиантами в кожаных обложках с позолоченным тиснением. И государственный стяг и герб Панема, висевшие на стене ровно напротив двери. И большой, такой же круглый, как и комната, стол в самом ее центре, за которым в гробовом молчании сидело сейчас несколько человек.

Он сотни раз видел этот кабинет – правда, до нынешнего дня только по телевизору… а вот человека с белой розой в петлице, пристально вперившего в него свои холодные змеиные глаза с другой стороны стола, он видел сейчас в живую.

- Пунктуально, мистер Эбернети, - ментор почувствовал, как предательски дрогнули колени от этого обманчиво-снисходительного голоса. Он чуть склонил голову в приветствии, заодно пряча глаза – нельзя было допустить, чтобы хозяин змеиного взгляда прочел в них его неконтролируемый страх и его жгучую ненависть! Президент сделал повелительный жест – и человек в строгом безликом костюме отодвинул для Двенадцатого стул ровно напротив прожигающих насквозь глаз Сноу. Все еще не поднимая опущенной головы, ментор быстро шагнул к своему месту и сел.

- Ну вот, теперь все в сборе, - президент снисходительно улыбнулся, обводя глазами присутствующих. – Думаю, вы в курсе, зачем все мы здесь собрались?

Хороший вопрос! Не отрывая глаз от столешницы, Хеймитч криво поморщился – ну, кто-то, может, и в курсе…

- От нашего уважаемого Главного Распорядителя сегодня утром поступило дельное предложение, - прервали его мысли неожиданные слова Сноу. Ментор дрогнул и растерянно поднял голову, мельком оглядывая соседей по круглому столу. О, да здесь собрались сплошь его старые знакомые – Сенека, Плутарх, Брут, Энобария,… Рубака? И он здесь? Хеймитч судорожно сглотнул, заметив сурово сдвинутые брови и непривычную бледность на смуглом хмуром лице своего давнего приятеля. Неужели он пропустил что-то важное за те сутки, что улаживал свои собственные таинственные дела?

- Меня несказанно радует, - продолжал тем временем Сноу, по очереди обводя своих слушателей пристальным холодным взглядом, - что Игры приобретают такую популярность и всенародную любовь, что ко мне начинают обращаться с настолько необычными идеями… Для тех, кто еще не понял, поясню – речь сейчас идет о возможности объявления двух победителей… при условии того, что они окажутся выходцами из одного дистрикта!

Хеймитч попытался вдохнуть и почувствовал, что из комнаты внезапно исчез весь воздух. Он не ослышался? Два победителя… его безумная идея в устах Сноу звучала просто кощунственно! Народ за столом приглушенно зашумел. Ментор окинул взглядом остальных присутствующих – на довольных лицах Брута и Энобарии замелькало превосходство, Сенека сдержанно потирал ладони, пряча довольную улыбку, Плутарх растерянно сдвинул брови, болезненно поморщившись – страдая сейчас от жестокого похмелья после вчерашней бурной вечеринки, он явно предпочел бы оказаться совсем в другом месте…

И только один Рубака еще больше побледнел, так же, как Двенадцатый минуту назад, опуская глаза в стол.

Хеймитч незаметно перевел взгляд на Главного Распорядителя – только теперь ментор в полной мере представлял, насколько нелепы были его вчерашние опасения по поводу ответа Сенеки… судя по оперативности сегодняшнего собрания, вместо того, чтобы беззаботно развлекаться в объятиях покорных одалисок, бедняга целую ночь не спал, собирая все свое жалкое капитолийское мужество для своего собственного разговора со Сноу! Хеймитч покачал головой и лишь изумленно хмыкнул – эк зацепил Главного Распутника его светловолосый и голубоглазый подопечный!

Сенека поднялся со своего места и вытянул правую руку, прося внимания и тишины.

- Да, мое предложение может показаться несколько необычным, но в этом году у нас сложилась особенная ситуация, - дипломатично, взвешивая каждое свое слово, начал он. – Совершенно неожиданно на Арене остались три пары трибутов – профи из Второго, - он очаровательно улыбнулся Бруту, - ребята из Одиннадцатого, - он обернулся к притихшему Рубаке, - и несчастные влюбленные из Двенадцатого, - Хеймитч поднял глаза – на него были устремлены взгляды всех присутствующих.

Рубака судорожно кашлянул и вытянул вперед здоровую руку.

- Да? – вопросительно поинтересовался Крэйн, продолжая улыбаться.

- Извините, если подпорчу ваши планы, уважаемый, - в глухом голосе Одиннадцатого Хеймитч услышал ярость, едва прикрытую сарказмом, - но, боюсь, у вас осталось только две пары – моя девочка погибла час назад… как и подопечный Рубина.

Хеймитч дрогнул – и на мгновение устало прикрыл глаза. Наконец ему стала понятна и бледность Рубаки, и хмурое выражение его всегда жизнерадостного лица. Птичка-кроха… ментор незаметно потер левый бок – что-то противно затянуло под ребрами.

Сенека растерянно перевел глаза на президента – тот размышлял всего минуту, а потом сделал знак Главному Распорядителю продолжать свою речь.

- Ну, значит, у нас остались всего две пары… так даже проще, - Крэйн коротко и выразительно глянул в сторону Двенадцатого. – Конечно, мы в курсе, что один из трибутов мистера Эбернети ранен… но он все еще жив – а посему мы закроем на это глаза! Пусть его напарница отдувается за двоих! – Хеймитча аж передернуло от смешков, раздавшихся со стороны Брута. – Да, я помню, что у нас остались еще Одиннадцатый и Пятая… мы ни в коем случае не сбрасываем их со счетов, но следует признать, что противостояние наших парочек на Арене сможет гораздо больше разнообразить сюжет этих Игр – и, как следствие, привлечет больше зрителей. К тому же, с завтрашнего дня мы организуем ставки: профи против Двенадцатого – думаю, это будет не менее десяти к одному…

- О, Сенека, - перебил президент его восторженную речь, - ты ни во что не ставишь трепетные сердца своих сограждан! Десять к одному – так мало? А как же немеркнущая любовь – когда еще увидишь такое на Играх? Это даже интересно!

Ему интересно… Хеймитч судорожно стиснул зубы, пряча рвущуюся наружу ярость, заметив прикованный к нему змеиный взгляд Сноу. Не выдать себя, только не выдать себя, шептал себе ментор – иначе вся эта затея лопнет, как мыльный пузырь…

- Я знаю Катона с десяти лет – я лично тренировал его последний год! – рассмеялся со своего места Второй. - У этой парочки полудохликов нет никаких шансов!

- Не горячись, дорогой Брут, - почти ласково обратился к нему Сноу, растягивая губы в приторной сладкой улыбке, - мы так давно не видели ничего подобного… так говоришь, десять к одному? – его глаза вопросительно метнулись к Сенеке, и Хеймитч успел заметить блеснувшую в них алчность.

- Вероятно, даже вдвое выше, - пожал плечами Крэйн. – Я могу поручить кому-нибудь сделать приблизительные выкладки… к тому же, мы устроим бал-маскарад – все желающие за определенную сумму смогут примерить на себе образ своего фаворита. Это будет так забавно, не находите?

- Ну-с, что скажет мой советник по финансам… а, Хавенсби? – президент с интересом повернулся к молчащему до сих пор сенатору. Плутарх жалобно поморщился и промычал:

- Мне все равно, сколько победителей у нас будет… я бы на вашем месте побыстрее решил все эти вопросы и выпил за удачную сделку!

Все засмеялись, и даже Хеймитч выдавил из себя подобие улыбки – никогда еще он не видел Плутарха Хавенсби в таком неприглядном и несчастном виде! Все мы смертны, сказал себе Двенадцатый – и даже почетные сенаторы Капитолия совершенно так же, как и старые менторы, могут иногда страдать от похмелья!

- Кстати, Двенадцатый – не припомню, чтобы нищий угольный дистрикт когда-либо славился охотниками, - ментор вздрогнул от неожиданных слов Сноу, явно обращенных к нему. Он опустил глаза, кожей чувствуя змеиный взгляд – президент смотрел в его сторону, холодно и многозначительно усмехаясь: - Не нервничай – по большому счету, мне даже нравится, что твоя девчонка умеет кусаться и царапаться…. давно не смотрел Игры с таким удовольствием!

Президент решительно встал со своего места, давая понять, что аудиенция закончена.

- Хорошо, мне нравится ваша идея! Пусть будет два победителя – если они окажутся из одного дистрикта, - улыбаясь, он снисходительно кивнул Сенеке, но глаза его по-прежнему сверлили ментора Двенадцатого дистрикта, так и не посмевшего оторвать взгляд от стола перед собой. - В конце концов, выбор у нас не так уж велик. Объявляйте сейчас, не то через пару дней его мальчишка загнется, и ставки потеряют всякий смысл… Всё, все свободны!

Только услышав, как хлопнула за спиной вышедшего президента тяжелая высокая дверь, он позволил себе перевести дыхание и поднять глаза. И наткнулся на торжествующий взгляд Главного Распорядителя… В глазах поплыло – он сделал это! Как, каким чудом… почему так легко? Он уже приготовился к немыслимым встречным условиям со стороны Капитолия, к необходимости врать на ходу, доказывая финансовую ценность его идеи для капитолийского и – чего уж греха таить! – лично президентского бюджета, к заоблачным расценкам на самые элементарные и необходимые вещи на Арене… а Сноу просто взял и сказал «я согласен» - и все!

Видимо, успокоил себя Хеймитч, при всем своем желании снова прижать непокорного Двенадцатого – в чем ментор ни секунды не сомневался! – президент, как и Брут, посчитал шансы его подопечных ничтожными и потому не стоящими его высокого внимания…

Ему хотелось петь и плясать от радости – и только хмурый взгляд Рубаки остановил его улыбку. Хеймитч встал из-за стола и шагнул навстречу приятелю.

- Мне так жаль, - единственное, что он смог сказать. Одиннадцатый хмыкнул и покачал головой.

- Да ни хрена тебе не жаль, дружище, - едко бросил он, отводя горящие глаза. – Вот если бы твой парень окочурился там, на Арене, тогда бы я поверил, что ты сейчас говоришь искренне… а так…

Он дернул подбородком и презрительно отмахнулся от друга изувеченной рукой. Хеймитч поморщился. Он не сердился на Рубаку за эти его жестокие слова – их говорил не старинный соратник и собутыльник Двенадцатого, а лишь его израненное и кровоточащее менторское сердце. На его месте Хеймитч вообще бы уже надрался в хлам и послал бы всех окружающих, включая самого президента Сноу, к чертовой матери! Ментор хмурым взглядом проводил вышедших вслед за президентом Сенеку и Плутарха и последовавших за ними оживленно болтающих Брута и Энобарию. Он прекрасно понимал, что его другу хотелось сейчас побыть в одиночестве… но он на собственном горьком опыте знал, что одиночество в состоянии раздавить даже самых сильных.

А потому молча присел в кресло рядом и, откинув голову на спинку, прикрыл глаза.

- Я отправил твоей девочке хлеб, который мне передали для Руты, - спустя несколько долгих минут едва слышно выдавил Рубака.

- Хлеб? – Хеймитч удивленно открыл глаза и уставился в потолок над собой. - Зачем? Ведь так не принято… это слишком личный подарок…

- И слишком дорогой – деньги на него собирал весь Одиннадцатый дистрикт, - Рубака вздохнул. – И, тем не менее, я отослал его… я знаю семью Руты уже много лет. Уверен, они не будут против.

- Ты хоть понимаешь, что это могут неверно истолковать там… наверху? – ровно на мгновение ментор представил последствия его благородного и глупого жеста. Прямо сказать, безрадостные перспективы… Он повернул голову и взглянул в усталые и злые глаза старого друга.

- А мне, поверишь ли, глубоко насрать, как это там истолкуют! – грубо буркнул в ответ тот. - Так решил Одиннадцатый дистрикт! Я всего лишь его ментор – и всего лишь исполняю волю своих сограждан…

- Тебя накажут, - Хеймитч предупредительно поднял брови, выразительно кивнув на закрытую дверь, - и, возможно, не только тебя.

Рубака нехотя поднялся из кресла, подумал минуту – и протянул приятелю здоровую руку. Вставая навстречу, Хеймитч с облегчением принял его сдержанное рукопожатие. Как в старые добрые времена… Дверь приоткрылась, пропуская в зал того самого капитолийца в безликом костюме – он замер у входа, все своим видом ясно давая понять, что менторы слишком задержались в президентском кабинете.

- Наша с тобой жизнь, Двенадцатый, и так давно уже хуже всяких наказаний – разве нет? – криво ухмыльнувшись, многозначительно пробормотал мужчина, искоса взглянув на их надзирателя. – Пойдем-ка отсюда, пока нас не попросили более настойчиво!

Под чутким присмотром безликого помощника Сноу мужчины с облегчением покинули коридоры президентского дворца. Выйдя за ворота резиденции, Хеймитч был несколько удивлен, обнаружив перед ними служебный автомобиль, привезший его сюда пару часов назад – водитель терпеливо ожидал его, прислонившись спиной к дверце и скрестив руки на груди. В ответ на растерянный взгляд Двенадцатого он пояснил лишь, что женщина, заказавшая машину, велела непременно дождаться его по окончании аудиенции.

- А мне начинает нравиться эта твоя помощница! – удивленно буркнул Одиннадцатый, забираясь на заднее сиденье. – Обо мне, например, никто в Капитолии так не печется…

Хеймитч лишь хмыкнул ему в ответ, неопределенно поведя плечами – ну да, уж он-то точно знал, куда обычно мостят дорогу благие намерения Эффи Бряк!

- Отвези-ка нас в приличный кабак, приятель, только чтобы подальше от моего отеля, - усмехнувшись собственным мыслям, попросил он водителя. – Нам с другом есть о чем поговорить и поплакать сегодня…

Водитель кивнул ему в ответ, послушно разворачиваясь в сторону, противоположную Ройял Сентрал Таун, и ментор позволил себе расслабиться. Сейчас они найдут приличное укромное местечко, и он ненавязчиво выспросит у Рубаки все подробности гибели его черноглазой малышки. А потом позволит своему другу грязно ругаться, топать ногами и сдержанно и оттого еще отчаяннее рыдать у него на плече. А потом они оба закажут с десяток порций их любимой «кровавой Мэри» и будут тягать их до самого утра… и это будет самым меньшим, что он может сейчас сделать для Одиннадцатого.

- Ты ведь еще не в курсе, - неожиданно негромко уронил Рубака, устало потирая глаза здоровой рукой, - что твоя девочка убила Первого…

Ментор дрогнул и непроизвольно сжал кулаки.

- Как это случилось?

- Профи выследили Руту… поймали в силки, чтобы использовать в качестве приманки для Китнисс. А когда твоя девочка нашла ее, этот засранец из Первого у нее на глазах безжалостно прикончил мою малышку – приманка сделала свое дело и больше была ему не нужна, - Одиннадцатый запнулся и надрывно закашлялся.

- А Китнисс, в свою очередь, прикончила его, - он ни секунды не сомневался в правоте своих слов. Рубака лишь коротко кивнул, продолжая кашлять, и Хеймитч достал из-за пазухи заветную фляжку и без слов протянул ее приятелю. Одиннадцатый сделал большой жадный глоток и вдруг с горечью рассмеялся:

- В точку – прикончила, причем без малейшего сожаления! Видел бы ты ее глаза в ту минуту – если бы она смогла разорвать этого придурка голыми руками, она бы так и сделала! – голос его дрогнул и сорвался на приглушенные рыдания. - А потом она украсила малышку цветами и спела ей колыбельную… ты даже не представляешь, как она пела!

Его девочка спела последнюю колыбельную своей маленькой союзнице? Хеймитч хмыкнул – он очень сомневался, что эту неслыханную вольность Огненной Китнисс покажут в вечерних новостях, но был уверен, что его телевизионная знакомая непременно состряпает для старого ментора этот провокационный ролик.

Но это будет только завтра, твердо сказал себе Двенадцатый – а сейчас его собственные, удачно сложившиеся интриги были отодвинуты на задний план. Его самый близкий друг остро нуждался в его поддержке, а Хеймитч никогда и ни при каких условиях не бросил бы в беде своих немногочисленных друзей. Он даже не подумал о том, что без коммуникатора ни Цинна, ни Эффи не смогут теперь отыскать его – за ночь ничего с ним не случится, а утром будет новый день, с новыми планами, проблемами и заботами.

Пока же он останется с Рубакой, решил для себя ментор – и будет слушать, ругать и утешать его столько, сколько понадобится.

***

Как он и опасался, следующий день оказался потерян для него точно так же, как и предыдущий. Он снова явился в отель лишь к утру, снова был мертвецки пьян – и даже портье, укоризненно посмотревший на него в лифте, не сказал ему ни слова, благоразумно решив придержать свои нелестные замечания при себе. Хвала чертям, сегодня он уснул в гордом одиночестве – а потому позволил себе вольность свалиться посреди ночи с кровати, пытаясь в очередном кошмарном сне убежать от переродка с глазами президента Сноу… Очнувшись далеко за полдень, он с привычной головной болью оглядел собственный номер. И первой, кого он в нем увидел, оказалась знакомая рыжеволосая безгласая – она приводила в порядок измятый и испачканный полосатый костюм и лишь сдержанно улыбнулась в ответ на его приветственное нечленораздельное мычание.

Двенадцатый беззлобно усмехнулся – за последнюю неделю он уже свыкся с ее незаметными появлениями в его номере и такими же незаметным исчезновением из него!

Он повернулся на другой бок – и удивленно вскинул брови: на прикроватном столике мирно покоился его собственный коммуникатор. Кто и когда принес его… а впрочем, сказал он себе примирительно – какая, к черту, разница? Ему оставалось только возносить молитвы и похвалы своему ангелу-хранителю в лице Цинны, Порции и Эффи Бряк, вместе взятых. Он даже клятвенно пообещал самому себе поблагодарить каждого из них лично, а заодно сообщить удивительные и приятные новости…

Прерывая его мечтания, безгласая подошла ближе и протянула сложенный вдвое листок бумаги. «Сегодня, в девять вечера, первое заседание Совета. Не вздумай опоздать!» - и все, без подписи. Он только хмыкнул в ответ на удивленный взгляд девушки – всего один человек в Капитолии мог так бесцеремонно раздавать ему указания, не опасаясь при этом быть отосланной по точному недалекому адресу!

Ментор тихо застонал, нехотя выбираясь из-под покрывала, которым его заботливо укрыли утром нежные внимательные руки рыжеволосой безгласой капитолийки. Его ожидал ежедневный, успевший дойти до автоматизма ритуал – душ, бритва, расческа, шкаф…

Стоя в душевой кабинке под струями прохладной воды, он заново вспоминал вчерашний вечер с Рубакой – и снова и снова переживал вчерашние эмоции: сожаление, боль, гордость, радость… он так давно не позволял себе настоящей радости! И настоящей гордости тоже – не показной петушиной напыщенности, а ясной и твердой уверенности в собственных силах… и в силах своих трибутов. Он слушал рассказ Рубаки о Китнисс – и с каждой минутой все отчетливее понимал, что действительно пойдет на все, чтобы вытащить с Арены своих удивительных ребят!

А потом в пентхаузе Цинны состоялся военный совет – и он, глядя в глаза Порции и Эффи, наконец, признался обеим капитолийкам в своей грандиозной и безумной афере. И в ее неожиданно невероятном и удачном разрешении. Порция слушала его молча – лишь в глубине ее темных глаз вспыхивали восторженные искры – а Эффи то и дело всплескивала руками и, захлебываясь от волнения, возмущенно твердила: «Как ты мог… нет, ну как ты мог…»

Он усмехнулся – по правде сказать, он и сам еще не понял, как он смог…

Ситуация на Арене не изменилась – трибутов все еще было шестеро, и Китнисс все так же молча и сдержанно горевала по своей погибшей напарнице. Единственной неприятной новостью, поступившей из операторской, было сообщение о том, что Пит, наконец-то пришел в себя, но, абсолютно обессиленный, не смог сделать вдоль ручья даже нескольких шагов. Дежурный поспешил утешить разволновавшегося Двенадцатого – его парень каким-то непостижимым образом умудрился настолько искусно измазать себя грязью и зеленью, что даже зоркие капитолийские камеры не сразу смогли обнаружить его местоположение.

Держись, Мелларк, ободрительно зашептал ментор, скрещивая пальцы – осталось совсем немного, и она обязательно придет за тобой!

Когда вечером, на первом заседании Совета, он увидел в числе присутствующих Клавдия Темплсмита, у него уже не осталось ни капли сомнений в причинах появления легендарного голоса Голодных Игр – определенно, распорядители готовили для трибутов одно маленькое важное сообщение…

Большой экран на стене, разделенный на шесть частей, транслировал сейчас на весь Панем каждого оставшегося в живых трибута. Клавдий Темплсмит зычно прокашлялся – и после того, как отзвучали фанфары, громко и отчетливо зачитал и повторил в прямой эфир невероятное объявление об изменении главного правила Игр: если последними выжившими оказываются два трибута из одного дистрикта, оба они будут объявлены победителями!

Буквально перестав дышать, Двенадцатый смотрел, как удивленно вскинулась от этих слов рыжая чертовка из Пятого, как яростно и ожесточенно сдвинул брови оставшийся в одиночестве подопечный Рубаки, как счастливо бросились обниматься Катон и Мирта…

И как сидящая на развилке дерева темноволосая девушка с прозрачными стальными глазами вдруг истошно и надрывно закричала:

- Пи-и-ит!


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОБЕДИТЕЛЬ

Глава 23

Это было первое утро в Капитолии, которое он встречал без кошмаров.

За высокими окнами гостиной медленно вставало солнце, уверенно разгоняя темноту очередной бесконечной бессонной ночи. Первые нежные солнечные лучи заливали оранжево-розовым светом пышную листву гордости Капитолия - вечнозеленого Центрального парка; осторожными маленькими бликами они подкрадывались по заспанным опустевшим улицам и непривычно тихим столичным проспектам к трансляционной башне телецентра, длинной тонкой иглой возвышавшейся в центре города среди бесчисленных зеркальных небоскребов из стекла, пластика и металла – роскошного элитного комплекса на Семи Холмах, – и этаж за этажом неумолимо подбирались к распахнутому окну в одном из номеров Ройял Сентрал Таун.

У этого самого окна и замер сейчас ментор Двенадцатого дистрикта: в глубокой задумчивости, полной грудью вдыхая свежий утренний воздух, напоенный незнакомыми ароматами, и наслаждаясь непривычной капитолийской тишиной, Хеймитч Эбернети размышлял о жизни.

Каким бы удивительным это ни показалось, но результатом его долгих ночных размышлений стала неожиданная в своей простоте истина: только здесь, на Играх, он жил по-настоящему. Всю его жалкую жизнь после собственной победы четверть века назад можно было свести к этим нескольким неделям в году, когда по утрам он не забывал умыться и надеть чистую рубашку, даже если к вечеру упивался вдрызг, утирая этой же рубашкой следы собственной блевотины на полу. Здесь он общался с людьми - пусть вынужденно, мало и недолго, но дома, в Двенадцатом, он ни с кем не общался вовсе. Здесь он злился, переживал, бранился, радовался, раздражался… только здесь он позволял себе испытывать настоящие, чистые эмоции.

И вспоминал, что все еще жив.

Только здесь он мог ощущать боль, физическую и душевную. И только в Капитолии начинал чувствовать тяжесть слева под ребрами, там, где обычно у нормальных людей должно быть сердце. Его собственное сердце давно умерло – по крайней мере, он так думал. Это случилось в тот день, когда много лет назад он вернулся домой, окрыленный победой. Когда увидел жалкие обожжённые руины на месте родного дома в Шлаке. И три кривых казённых креста на заднем дворе – убогие могилы его близких. Их нарочно оставили здесь… чтобы он никогда не смог вернуться в свой дом, до конца жизни чураясь этого проклятого места. Он смотрел на них остекленевшими глазами, явственно ощущая, как невидимый капитолийский палач безжалостно вырезает из его груди что-то очень важное и очень нужное. Не было страха, не было слез. Там, в Двенадцатом, он еще не мог плакать. Не умел бояться. Не хотел ненавидеть.

Капитолий научил его этому.

Это не он спасал сейчас своих удивительных детей – эти дети спасали его. Своим бесконечным упрямством, своей неистовой верой, своей беспримерной стойкостью. Безрассудством и терпением. Нежеланием беспрекословно склонить голову и покорно принять бесчеловечные условия Капитолия, навязанные всему Панему – ненавидеть ради чьей-то забавы и умирать ради чьего-то развлечения. Бояться поднять глаза и взглянуть в лицо истинному врагу. Убивать тех, кого любишь. Молча притворяться из опасения потерять близких. Смириться и не смотреть, что творится вокруг.

Не жить, но существовать по правилам Капитолия. Просто не замечать.

Он вздрогнул - они заставили его заметить себя.

И впервые за долгие годы этим утром он открыл окно – и внезапно обнаружил мир вокруг себя. Он слушал – и слышал. Он смотрел – и видел. Он думал – и чувствовал. Он поймал себя на мысли, что вообще стал слишком много думать в последнее время. И слишком много чувствовать. Еще месяц назад скудный набор его мыслей ограничивался безнадежными попытками определить приблизительное время суток после прихода в себя от очередной попойки или несложными математическими подсчетами количества полных и пустых бутылок в доме, а набор чувств - вечной головной болью и неутолимой ненавистью к Капитолию. Но теперь он очнулся. И понял, что все еще способен слышать музыку в шуме дождя, испытывать неподдельное умиление от вида рассвета и заката за окнами Цинны, сопереживать чужому горю и радоваться чужой радости, восхищаться неординарными человеческими поступками.

Отличать хорошее от плохого. Настоящее от поддельного. Бесценное от бесполезного.

И, возможно, даже чувствовать что-то кроме извечной ненависти.

Мечтательно прикрыв уставшие и покрасневшие от очередной бессонницы глаза, он вспомнил вчерашний удивительный вечер. Первое заседание Совета накануне закончилось, не успев даже начаться. Едва в прямом эфире на весь Панем прозвучала неслыханная и шокирующая новость, и телеэкраны на стенах пресс-центра, и коммуникаторы всех присутствующих в нем словно взбесились. Безостановочно посыпались звонки и сообщения, взрывая гробовую до этого тишину зала. Телевизионщики, спонсоры, фанаты, даже менторы уже выбывших трибутов… казалось, всему Капитолию не терпелось услышать из уст Главного Распорядителя подтверждение невероятного события - первого прецедента за всю историю проведения Голодных Игр!

Но ничего этого он не слышал, с растерянной улыбкой глядя на зажавшую руками рот темноволосую девушку на экране, а в ушах все еще звучал ее надрывный крик:

- Пи-и-ит!

Он дрогнул - неужели ее не испугало ни явное по силе и по численности преимущество профи, ни серьезное ранение напарника? Хеймитч мягко усмехнулся и потер пальцами переносицу. Маленькая, не по годам мудрая Примроуз Эвердин оказалась абсолютно и сокрушительно права… и неважно, что двигало на Арене этой удивительной девушкой со стальными глазами – пока он тут глупо метался в раздумьях и сомнениях, она там не усомнилась ни на минуту. Нет, она не ринулась через лес в кромешной темноте – но ментор был уверен, что с первыми же лучами солнца Китнисс Эвердин двинется на поиски своего вчерашнего соперника и сегодняшнего союзника.

И где бы он ни оказался – она непременно найдет его. Мальчика, подарившего ей хлеб.

Он не зря не спал сегодняшнюю ночь: на столике в гостиной стояла полупустая бутылка любимого белого ликера, и лежал длинный, подробно расписанный по пунктам план спасения его трибутов. И первым в нем значилось лекарство для Пита Мелларка.

Спустя час после контрастного душа и сеанса самовнушения перед высоким зеркалом в гардеробной он уже повязывал на шею очередной модный платок – сегодня он был винно-красный, в изящных серебряных лилиях. Несчастный менторский коммуникатор, без устали работавший всю ночь, высветил больше тридцати сообщений. Хеймитч просмотрел только несколько из них: немногословное и оттого безмерно удивительное поздравление от Эффи, многозначительную пустоту от Клаудии и десять восклицательных знаков от Порции. Цинна не стал скидывать сообщений - без стука распахнув дверь его номера, Мастер молча прошел внутрь и крепко сжал тонкими, чуть дрожащими пальцами дружески протянутую в приветствии руку Двенадцатого.

Хеймитч понимающе хмыкнул - выражение его зеленых глаз не поддавалось никакому описанию!

- Хочу попасть в телецентр, пока фанаты не обложили его баррикадами, - пошутил ментор в ответ на удивленный взгляд Цинны на его утреннюю боевую готовность. Молодой человек негромко рассмеялся.

- Боюсь тебя огорчить, но ты безнадежно опоздал – баррикады там выросли еще вчера! – он выразительно покачал головой. - Клаудиа посоветовала нам оставаться в отеле или хотя бы не соваться на телевидение – она клятвенно пообещала, что если не сможет найти для нас удобного места для телемоста с Ареной вне стен телецентра, то твои новости обязательно прибудут курьером в самое быстрое после монтажа время.

- И когда только ты успел выяснить все это, мальчишка? – спрятав счастливую улыбку, удивленно пробормотал Хеймитч.

- Думаешь, во всем Капитолии один только ментор Двенадцатого не спал этой ночью? – отозвался в ответ его собеседник.

Нет, он вовсе так не думал - более того, он подозревал, что еще как минимум три человека составляли этой бесконечной ночью свои собственные особые списки.

- Ты ей нравишься, - мягко усмехнулся Хеймитч, заглядывая в удивленные зеленые глаза собеседника. – Поверь старому выпивохе – ни одна разумная женщина в Капитолии не станет рисковать своей головой просто ради спортивного интереса.

- Скорее ей нравишься ты, - с улыбкой парировал Цинна, многозначительно подняв брови, чем заставил его хмыкнуть и снисходительно отмахнуться. - И, насколько мне известно, не только ей…

- И что нам делать? - игнорируя его усмешку, ментор в нетерпении засунул руки в карманы брюк. Бездействие убивало… Мастер легкими шагами прошел к бару и, плеснув в стакан виски, снисходительно протянул ему выпивку. – Нет, не хочу – сегодня мне нужна светлая голова… что? - ментор поймал удивленный внимательный взгляд молодого человека – и беззлобно усмехнулся в ответ: - Ох, Цинна, я ведь не всегда был беспробудным пьяницей…

- Да, теперь я это вижу, - негромко отозвался Цинна – в его глазах светилось искреннее восхищение. Он залпом опрокинул стакан и, закашлявшись, пробормотал: – Тогда, пожалуй, в ожидании новостей нам стоит проветриться и прогуляться по свежему воздуху… а пока возьми, послушай вот это.

Ментор недоуменно сдвинул брови: молодой человек молча протягивал ему знакомый маленький диск и загадочно улыбался. Снова Клаудиа! Хеймитч растерянно покачал головой: эта капитолийская девушка с каждым разом внушала ему все большее и большее уважение.

- Что там? – негромко поинтересовался он, с опаской поглядывая на Цинну.

- Колыбельная для Руты, - этого было более чем достаточно, чтобы заставить старое менторское сердце заколотиться в ускоренном ритме. Осторожно взяв диск двумя пальцами, он растерянно обернулся к телевизору.

- Нет, - остановил его Мастер, - у меня есть идея получше… пойдем.

Почти силком он вытолкал Двенадцатого за дверь его номера и уже в лифте достал из внутреннего кармана неизменного черного пиджака маленький плоский прибор, отдаленно напомнивший ментору его коммуникатор. Потом слегка надавил панель на крышке прибора и вставил в образовавшееся отверстие диск.

- Любую музыку лучше слушать в движении, - негромко пояснил молодой человек, нажимая на единственную кнопку на корпусе. В левом ухе ментора, там, где был микронаушник, раздались первые слова:

Ножки устали. Труден был путь.
Ты у реки приляг отдохнуть.
Солнышко село, звезды горят,
Завтра настанет утро опять…

От волнения он даже затаил дыхание и растерянно вскинул глаза на Цинну - когда-то в юности, после очередной и как ему тогда казалось неудачной для глупого мальчишки Жатвы, шестнадцатилетний Митч Эбернети уже слышал эту песню! Да, тембр того, другого исполнителя был более низким и более уверенным… и гораздо чаще потом он пел совсем другие песни – романтические баллады для любимой девушки в голубом шелковом платье с такими же небесно-голубыми глазами, - но никогда и ни с чем не спутал бы ментор удивительный голос Троя Эвердина.

Цинна тактично умолк, заметив в самом уголке глаза своего собеседника крохотную слезинку - на мгновение задержавшись на выгоревших ресницах, она медленно скатилась по чисто выбритой скуле. Хеймитч дернулся и, пряча от Мастера посеревшее вдруг лицо, словно между делом смахнул со щеки предательскую улику.

- У нее голос отца – когда он пел, даже птицы вокруг умолкали и слушали, - еле слышно шепнул он, отчаянно моргая и пытаясь удержать нахлынувшие ниоткуда слезы.

А где-то в его голове Китнисс Эвердин продолжала петь маленькой умирающей девочке свою любимую колыбельную сдавленным и оттого еще более прекрасным голосом:

Глазки устали. Ты их закрой.
Буду хранить я твой покой.
Все беды и боли ночь унесет.
Растает туман, когда солнце взойдет.
Тут ласковый ветер. Тут травы, как пух.
И шелест ракиты ласкает твой слух.
Пусть снятся тебе расчудесные сны,
Пусть вестником счастья станут они…

***
За пару часов их праздного шатания по центральным улицам столицы Хеймитч успел подписать несколько пестрых рекламных буклетов и даже нарваться на два коротких блиц-интервью особенно шустрым журналистам. Не успел он и рта раскрыть, как тут же, словно из-под земли, выросла куча папарацци с камерами и фотоаппаратами. Отворачиваясь от режущих глаз фотовспышек, ментор предоставил Цинне отдуваться за них обоих. Молодой человек не подвел: он очаровательно улыбался и с видимым удовольствием отвечал на самые каверзные вопросы. Машинально ухмыляясь, кивая по сторонам головой и вполуха слушая его высокопарную, но вполне связную болтовню, Хеймитч вдруг с облегчением подумал: как к месту оказался сейчас его стильный костюм и винно-лилейный платок - Мастер не пережил бы, окажись он на первых полосах всех столичных газет рядом с небритым и заспанным мужиком!

Он саркастически хмыкнул от неожиданной мысли - Брут, наверное, вообще ходил сейчас с распушенным павлиньим хвостом!

Едва мужчины улизнули от приставучих журналистов, как прямо за углом снова пришлось фотографироваться - на этот раз вместе с десятком восторженных поклонников Двенадцатого дистрикта. Краем глаза Хеймитч заметил, как Цинна поспешил спрятать довольную улыбку: шумная компания капитолийской молодежи все время порывалась расцеловать изрядно шокированного таким повышенным вниманием ментора. Еще немного, взмолился про себя Двенадцатый, судорожно вырываясь из жарких фанатских объятий, и он всерьез пожалеет о том, что вообще вышел из номера этим утром!

Словно услышав его молчаливые жалобные стоны, в руках Цинны призывно завибрировал коммуникатор. Молодой человек коротко глянул на экран, и лицо его осветила взволнованная улыбка.

- Это Клаудиа, - буркнул он Хеймитчу и поднес коммуникатор к уху, внимательно прислушиваясь к долгожданным новостям и беззвучно шевеля губами, повторяя для ментора слова девушки: – «Кит ищет парня с самого утра и, судя по радиомаячкам на них обоих, на данный момент она движется в правильном направлении. Так что у вас остается около десяти-пятнадцати минут, чтобы добраться до ресторанчика во Дворце Правосудия - там есть закрытый VIP-доступ к телекоммуникациям. Думаю, вы захотите увидеть это собственными глазами»… о чем она вообще говорит? Что еще за ресторанчик?

Хеймитч рассеянно сдвинул брови… и тотчас припомнил журчащий звук невидимого фонтана, темно-красные скатерти и свисающие к ним роскошные виноградные грозди.

- Терраса Дворца Правосудия! Я знаю, где это! - он метнулся к краю тротуара, наперерез затормозившему перед самым носом такси и, на ходу распахивая обе дверцы, переднюю и заднюю, бросил через плечо едва поспевавшему за ним Цинне: – Я завтракал там однажды с Плутархом Хавенсби – раз там есть доступ к информационным сетям, теперь понятно, почему это его любимый ресторан… садись, поехали!

Таксисту не пришлось повторять дважды – он прекрасно услышал боевой клич Двенадцатого и лишь тактично посоветовал пристегнуться ментору, со всего размаху плюхнувшемуся на переднее сиденье.

- Вам же не нужны сейчас лишние неприятности, мистер Эбернети? – уточнил он, чуть повернув голову. Ментор удивленно усмехнулся, взглянув на Цинну в зеркало заднего вида.

- Да-да, дорогой друг, смирись - сегодня в столице тебя узнает каждый, - пожал плечами Мастер в ответ на его растерянную усмешку. - Не каждый день, знаешь ли, в Капитолии объявляют об изменениях непреложных до сей поры правил!

- Мы должны быть там через пятнадцать минут, - предупредил таксиста Двенадцатый, послушно закрепляя ремень безопасности. Тот снисходительно хмыкнул и до отказа нажал на педаль газа.

Хеймитч понятия не имел, где и как им удастся подключиться к этим самым «закрытым телекоммуникациям», но их с Цинной удивительная знакомая предусмотрела и это: едва мужчины появились на террасе, им навстречу уже бежал администратор с профессиональной белозубой улыбкой на холеном капитолийском лице.

- Меня предупредили о вашем визите… прошу, господа! - он сделал широкий приглашающий жест в сторону тяжелой бархатной портьеры в самом дальнем углу зала. Хеймитч хмыкнул – в первое свое посещение этого волшебного места он даже не обратил внимания на замаскированный вьющимися побегами винограда и совершенно неприметный на первый взгляд небольшой закуток, надежно скрытый от любопытных глаз: маленький столик с небольшим монитором и два высоких кресла. – Все уже готово, трансляция вот-вот начнется!

- Два снифтера и бутылку «Хеннесси»… и можете включить в счет ваши чаевые, – Цинна выразительно поднял брови, и шустрый администратор тотчас исчез за портьерой, оставляя мужчин наедине.

- Извини, конечно, но даже я не ругаюсь так изощренно, - покачал головой ментор, укоризненно взглянув на своего спутника, чем вызвал у последнего озорную усмешку.

- Снифтер, Двенадцатый - это всего лишь твой любимый бокал для коньяка, а не то неприличное, о чем ты сейчас подумал, - молодой человек отодвинул для ментора кресло. Усаживаясь напротив экрана, Хеймитч удивленно крякнул: ну да, куда уж старому поклоннику самогона знать этикетную коньячную терминологию!

Они устроились вовремя. Не прошло и минуты, как на загоревшемся экране высветилась рекламная заставка Голодных Игр, а следом за ней включилась прямая трансляция с Арены. Камера, выбранная оператором, крупным планом показала темноволосую девушку в изрядно пострадавшей трибутской униформе: сурово сдвинутые брови, чуть прищуренные стальные глаза и нервно прокушенная губа - Китнисс Эвердин, босая и растрепанная, медленно и осторожно пробиралась вдоль по течению, выше щиколотки утопая в холодной воде ручья. Ментор удивленно улыбнулся – ну разве она не умница? Конечно, ему легко говорить – он-то в отличие от своей подопечной прекрасно знал о местонахождении на Арене Пита Мелларка, а вот ей, небось, пришлось поломать голову! И, тем не менее, она догадалась искать своего напарника вблизи источника. Хеймитч довольно крякнул: не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что без воды ее неожиданному союзнику попросту не удалось бы продержаться все это время. И Китнисс прекрасно знала об этом - сама ведь едва не умерла от жажды в первые же дни Игр.

Не сводя глаз с экрана, он мысленно похвалил ее за сообразительность.

Тяжелая бархатная портьера бесшумно отодвинулась, пропуская внутрь заказ Цинны – молчаливого официанта в длинном белоснежном фартуке с бутылкой дорогущего коньяка и парочкой пузатых коротконогих бокалов. Снифтер… на мгновение оторвав глаза от экрана, ментор фыркнул - ну и названьице! Официант молча поставил их выпивку на столик, и Мастер благодарно кивнул, незаметно от ментора протягивая ему сложенную в несколько раз банкноту. Хеймитч не успел разглядеть номинал купюры – наверняка, более чем щедрых чаевых! Все его внимание снова привлекла Китнисс: она наклонилась над валуном у берега и что-то пристально рассматривала на нем. Столичные режиссеры тотчас дали на экраны более крупный план, и вместе со всем Капитолием ментор увидел, что так внимательно и беспокойно разглядывала сейчас его подопечная.

Давно высохшая размазанная полоска крови – будто кто-то пытался стереть ее, но так и не смог. Кто-то очень слабый.

Цепляясь за камни дрожащими руками, Китнисс принялась отчаянно карабкаться в направлении ближайшей груды валунов. Вскоре камера показала бурое пятно крови, потом еще и еще. К одному из пятен прилип клочок ткани. Хеймитч глянул в угол монитора на мигающие практически в одной точке маячки и напряженно сжал пальцами подлокотники кресла – горячо, девочка, уже совсем близко! Девушка на экране не выдержала и начала звать приглушенным голосом: «Пит! Пит!» На дереве рядом невидимая ментору сойка-пересмешница дразнящим звонким эхом защебетала – пит-пит-пит! Опасаясь оказаться обнаруженной, Китнисс тотчас умолкла и, растерянно оглядевшись по сторонам, нехотя начала спускаться обратно к ручью.

Хеймитч затаил дыхание – до конца поисков девушке оставалось всего каких-то пару шагов! Едва босая нога Кит коснулась поверхности воды, как ментор услышал слабый, но такой знакомый голос:

- Пришла добить меня, солнышко?

Цинна рядом с ним шумно выдохнул и с облегчением прикрыл глаза. Двенадцатый неслышно перевел дыхание – а ведь то же самое показывали сейчас на весь Панем… Китнисс на экране резко обернулась в самую камеру, и Хеймитч заметил, как в ее прозрачных глазах вспыхнула отчаянная надежда.

- Пит… ты здесь? – еле слышно зашептала она, склоняясь к самой воде и медленно пробираясь вдоль берега. – Пит!

- Эй, не наступи на меня!

Девушка испуганно вздрогнула и шарахнулась в сторону – на этот раз голос прозвучал прямо у нее из-под ног. Камера стремительно приблизилась к месту ее остановки, и Цинна в недоумении сдвинул брови.

- Я не понимаю… где он? Там ведь нет ничего, кроме валунов, ила и стеблей - и всё! – растерянно прошептал молодой человек, бросив непонимающий взгляд на улыбавшегося своим мыслям ментора в соседнем кресле. Двенадцатый в ответ лишь выразительно усмехнулся, молча кивнув на экран. Цинна перевел глаза на монитор и дрогнул: посреди всей этой разноцветной травы и грязи неожиданно появились два голубых огонька!

Цвета весеннего неба глаза Пита Мелларка.

Хеймитч рассмеялся – ай да мальчишка! Он отдал бы на отсечение собственную голову, что никто во всем Панеме не разглядел сейчас его трибута, замаскированного в поросший травою берег ручья. Цинна изумленно открыл рот, в точности повторив движение Китнисс на экране, чем вызвал широкую улыбку ментора - точно такую же, как улыбка Мелларка, прорезавшаяся под слоем импровизированной маскировки.

- Закрой глаза, - негромко скомандовала Китнисс, растерянно разглядывая то место, где предположительно должна была находиться остальная часть ее напарника. Пит закрыл глаза, рот – и исчез, словно его там и не было.

- Охренеть, - еле слышно пробормотал Цинна, изумленно качая головой, а потом, даже не глянув в сторону стоящей рядом бутылки, машинально откупорил ее и плеснул в каждый из бокалов по глотку коньяка. Продолжая улыбаться, Двенадцатый осторожно забрал из его рук бутылку и поставил ее обратно на стол.

- Полностью с тобой согласен. Поздравляю, наша бравая огненная команда снова вместе, - примирительно подмигнул он молодому человеку, залпом опрокидывая свою порцию.

Цинна растерянно взял бокал в руку, покрутил его в тонких пальцах – и поставил обратно. Его зеленые глаза все так же пристально и удивленно смотрели на экран монитора, и он по-прежнему изумленно качал головой.

С большим трудом вырываясь из цепких лап ила и отталкиваясь обоими локтями от серого мшистого камня, служившего парню одновременно и опорой, и маскировочным фоном, Пит попытался сесть - и тут же тихо сдержанно охнул. Ментор заметил гримасу боли, на мгновение исказившую его художественно перепачканное грязью и зеленью лицо. И Китнисс тоже ее заметила - растерянно прикусив и так уже кровоточащую губу, она осторожно ухватила напарника за плечи, пытаясь хоть как-то помочь ему. Отчаянно сжав зубы и сдерживая жалобный стон, Пит натянуто улыбнулся ей в ответ, и Хеймитч почувствовал, как затрепыхалось и заныло его старое менторское сердце, которое много лет он привык считать мертвым: как же рад он был сейчас увидеть и услышать этого удивительного мальчишку!

- Вижу, ты не зря убил кучу времени на разукрашивание пирогов, - пробормотала на экране все еще не пришедшая в себя Кит.

- Да уж, - скривившись от боли, Пит хмыкнул и тотчас закашлялся, - хоть это пригодилось перед смертью…

- Ты не умрешь, - продолжая осторожно поддерживать его, твердо отрезала девушка строгим безапелляционным тоном. Ментор спрятал улыбку: ох, Мелларк, тебе лучше не спорить сейчас с этой барышней! Все равно проиграешь – или ты еще не понял, что Эвердины так просто не сдаются?

- Кто тебе это сказал? – Пит еще пытался возражать своей спасительнице, но с каждым словом его голос становился все более изможденным и хриплым.

- Я тебе говорю. Теперь мы одна команда... слышал новость?

- Слышал. Спасибо, что нашла мои останки.

Хеймитч дрогнул. Как вовремя все случилось! Он был уверен, что еще пара дней, и никто и ничто бы уже не помогло его голубоглазому подопечному. И судя по обреченному тону Пита, парень тоже прекрасно это понимал.

Китнисс вытащила из рюкзака за спиной бутыль с водой, свободной рукой открутила пробку и аккуратно поднесла бутыль к его губам в попытке напоить.

- Катон ударил тебя кинжалом? – это было скорее утверждение, чем вопрос.

- Да, - Пит сделал маленький глоток, - в правую ногу, - и еще глоток, - высоко…

Словно сиделка у постели больного, Китнисс машинально мягко кивала головой, продолжая одновременно одной рукой поить его, а другой поддерживать его светловолосую голову.

- Мы сейчас постараемся спуститься к ручью, - тихий, почти ласковый голос девушки звучал убаюкивающе, - и смоем грязь, чтобы осмотреть твои раны.

- Наклонись ближе, хочу тебе кое-что сказать, - Пит поднял на напарницу небесно-голубые глаза, и Хеймитч узнал в них то самое выражение, которое заметил целую вечность назад - в поезде, везущем их троих в Капитолий. Китнисс дрогнула и, растерянно сдвинув брови, осторожно наклонилась к самому его лицу, подставляя ухо к губам. Телекамера, не отрываясь, следила за каждым движением, и ментор услышал, как сидящий рядом Цинна почти перестал дышать.

Едва заметно шевельнув губами, Пит что-то неслышно шепнул ей, а потом загадочно улыбнулся.

И она неожиданно сердито и звонко рассмеялась ему в ответ.

***
Они пробыли в ресторанчике около двух часов. И все это время режиссеры Голодных Игр транслировали на весь Капитолий и на весь Панем трибутов Двенадцатого дистрикта: и то, как Китнисс тщательно отмывала неподдающуюся воде маскировку своего союзника; и то, как аккуратно, стараясь не потревожить и не причинить лишней боли, обрабатывала его порезы, ожоги и волдыри от укусов ос-убийц; и то, как, пытаясь шутить и отвлекать Китнисс от ужасного зрелища самой опасной своей раны, Пит удивленно и восторженно смотрел на свою спасительницу измученными, но по-прежнему невозможно влюбленными глазами. Она пришла за ним, она спасала его… она запретила ему умирать!

Ну, и где все эти скептики, вопросительно хмыкнул про себя ментор – что теперь они скажут про безответность чувств голубоглазого мальчишки?

Хеймитч коротко глянул на часы на запястье Цинны: далеко за полдень, а значит, его ребятам посвятили аж половину дневного эфира – редкая щедрость для столичных режиссеров! Скосив глаза на молодого человека в соседнем кресле, неожиданно притихшего и мечтательно изменившегося в лице, ментор вдруг отчетливо представил стремительно растущий уровень рейтинга своих ребят: наверняка, в эту минуту стараниями своих многочисленных капитолийских фанатов несчастные влюбленные оставляли далеко позади Катона и Мирту! Он довольно хмыкнул: а Брут пусть катится к чертовой матери со своими профессиональными убийцами – кто, как не Двенадцатый, лучше других чувствовал, что обычный рядовой Капитолий смертельно устал от сражений и убийств.

И что обычным рядовым капитолийцам захотелось от кровожадных Голодных Игр хоть капли настоящих чувств и эмоций.

Лишь когда Пит уснул, обессилено привалившись спиной к валуну у ручья, картинка на экране изменилась – организаторы вспомнили, наконец, и о других оставшихся на Арене трибутах. Хеймитч осторожно тронул за локоть неподвижного и задумчивого спутника.

- Пойдем. Думаю, на ближайшее время они оставят наших ребят в покое.

Цинна тряхнул головой и с готовностью рывком поднялся из кресла.

- Думаю, тебе все-таки стоит поговорить с Порцией. И с Эффи - они ведь тоже заинтересованные лица… - молодой человек запнулся и, сдвинув брови, уставился на практически полную бутылку коньяка. Ментор проследил за его глазами и многозначительно хмыкнул.

- Ну да, не осилил - не до того было, - он снисходительно похлопал своего спутника по плечу. – Не волнуйся, у меня такое добро не пропадет. Пойду, распоряжусь, чтобы ее доставили в твой номер – думаю, наши дамы не откажутся пропустить с нами по рюмочке.

- О, боги, Двенадцатый, - Цинна негромко рассмеялся и закрыл руками лицо, - неужели тебе мало меня в качестве слушателя и собутыльника? Если так и дальше пойдет, ты споишь лучшую нашу половину!

- Ага, - довольно усмехнулся ментор, - а заодно и лучшую часть Капитолия!

До отеля они добрались без приключений – Хеймитч наотрез отказался повторить утренний опыт по незапланированным фотосессиям и раздачам автографов, и поэтому решил снова воспользоваться услугами капитолийских таксистов. По прошлым своим похождениям он знал, что у последних существовал негласный кодекс не совать любопытных носов в настроение, планы и конечные цели своих пассажиров. Особенно таких взрывоопасных, как ментор Двенадцатого дистрикта. Цинна предложил было свой автомобиль, но ментор отчаянно замахал руками: подъехать к обложенному телевизионщиками, журналистами и фанатами отелю на эксклюзивном снежно-белом «хаммере» Мастера, оставшись при этом незамеченными, было бы весьма затруднительно!

По дороге Цинна позвонил Порции, и теперь она ожидала их у служебного входа, куда завернул сообразительный таксист. Еще издалека Хеймитч заметил ее улыбку, которую молодая женщина то и дело безуспешно пыталась скрыть.

Выбравшись из остановившейся машины, он подошел к ней и виновато опустил голову.

- Я, наверное, должен повиниться - за все, что делал и говорил раньше.

- Нет, - она осторожно коснулась его руки и едва заметно покачала головой. - Это вы простите мне мои упреки. Каюсь, с моей стороны было нечестно обвинять вас в предвзятости по отношению к Питу. Теперь я вижу, что вы готовы одинаково сражаться за них обоих.

- Я безмерно рад, что вы, наконец, поладили, – нетерпеливо вмешался Цинна, прерывая их взаимные извинения, - но ты нашла Эффи?

Порция кивнула в сторону лифта.

- Она наверху, в твоей мастерской - и вот уже два или три часа что-то строчит в своем бессменном ежедневнике и без умолку болтает по служебному коммуникатору – наверное, готовит грандиозный сюрприз! - молодая женщина озорно подмигнула ментору. Если бы Хеймитч был более внимательным, то его непременно смутил бы заговорщицкий тон, которым это было сказано… но он лишь охнул и обреченно закатил глаза – ну да, Эффи Бряк просто непревзойденный специалист по части самых разных сюрпризов на его голову!

Они нашли ее в гостиной Цинны: бесцеремонно сдвинув в сторону творческий беспорядок на рабочем столе Мастера, Эффи обложилась глянцевыми журналами и буклетами и, прижав плечом к уху свой ядовито-розовый коммуникатор, оживленно стучала по сенсорной клавиатуре планшета ярко наманикюренными ноготками. Услышав звук открывшейся двери, она на секунду запнулась, коротко и недовольно глянула через плечо на вошедших – и, смешно сморщив нос, с еще большим воодушевлением принялась стучать дальше.

- Да, - защебетала она своему невидимому собеседнику, - вход будет платный… цену мы оговорим позже, но она должна быть не меньше, чем на финал сенаторского турнира по теннису! И непременно в костюмах и гриме… да, наши драгоценные стилисты с радостью предоставят всем желающим подготовительные группы Китнисс Эвердин и Пита Мелларка – так сказать, для полного соответствия!

- О чем это она там? – вопросительно взглянув на Порцию, растерянно буркнул ментор, осторожно обходя подальше место дислокации своей капитолийской помощницы. Молодая женщина выразительно подняла брови и приложила к губам указательный палец:

- Шшш… потерпите минутку – и сами узнаете.

Он плюхнулся рядом с нею и Цинной на свой любимый диван как раз за спиной Эффи и, сурово сдвинув брови, недовольно уставился на розовые локоны парика, оживленно подпрыгивающие в тон бурного лепета их хозяйки:

- И еще будут приниматься ставки… уже принимаются?! И каковы результаты?... Уау, даже так?! – она прекратила печатать и выразительно замахала руками, пытаясь привлечь внимание прибывших. - О, так это просто круто! А кто занимается ставками?... Брут?... Хм… ну да ладно – все равно его инициатива мало ему поможет, но пусть этот болван принесет общему делу хоть какую-то пользу… да, да, пока все! – и добавила совсем другим, елейно-ласковым голоском: - Нежно целую и не прощаюсь! Пока!

Отключив коммуникатор, женщина вздохнула и повернулась к остальным.

- Что? - заметив их удивленные взгляды, она лишь пожала плечами. – Все в Капитолии давно знают, что Брут болван - я не сделала из этого никакого открытия!

- Да причем здесь Брут? Может, расскажешь нам, женщина, что означает вся эта твоя болтовня? – насмешливо хмыкнул ментор, скрещивая руки на груди.

Эффи снисходительно взглянула на него и, многозначительно подняв брови, пропела:

- Итак, готовьтесь падать, хорошие мои – на завтрашнюю ночь в Капитолии запланирована самая крутая вечеринка года… – она сделала эффектную паузу, заставляя сидящих на диване недоуменно переглянуться. – А именно маскарад!

- Маскарад? – в один голос удивились Цинна и Порция. Эффи утвердительно кивнула.

- Да, самый настоящий маскарад на тему семьдесят четвертых Голодных Игр! Все, как положено – костюмы, маски, грим… и, кстати, я только что пообещала своим помощникам, что ваши визажисты с удовольствием разукрасят всех желающих в трибутов Двенадцатого дистрикта!

Хеймитч тихо застонал, закрывая руками лицо – этого еще ему не хватало!

- Ты это сама, придумала, женщина… я говорю о маскараде? – недовольно буркнул он сквозь пальцы.

- Разумеется, нет! Кто я такая, чтобы предлагать Капитолию мероприятия подобного масштаба? – возмущенно вспыхнула Эффи. – Это идея Главного Распорядителя, я лишь взяла на себя часть обязанностей по его проведению, вообще-то положенных ментору трибутов-финалистов. Впрочем, если ты недоволен, я могу и отказаться.

Женщина обиженно поджала тонкие губы и с вызовом посмотрела на Хеймитча. Он дрогнул и растерянно сдвинул брови.

- Ну что ты, Эффи, - поспешил на выручку Цинна: поднявшись с дивана, он со всей возможной галантностью взял капитолийку за руку и, присев перед ней на одно колено, с очаровательной улыбкой заглянул ей в глаза. - Никто лучше тебя не сможет организовать все это на должном уровне! Не слушай этого… гм-гм!... нашего друга – он просто удивлен и говорит глупости… не так ли, Двенадцатый?

Хеймитч нехотя поднял глаза на молодого человека – тот строго смотрел на него, выразительно сдвинув брови. Докатились, мысленно застонал ментор – теперь он должен петь дифирамбы и расточать комплименты для Эффи Бряк!

- Все верно, женщина, - едва разжимая зубы, отчетливо повторил он слова Мастера под его пристальным зеленым взглядом, - я просто удивлен и говорю глупости, - сидящая рядом Порция незаметно ткнула его локтем в бок, и он тут же добавил: – Конечно, ты справишься намного лучше меня – ты же у нас молодец!

Падкая на похвалы, Эффи тотчас смягчилась – сдержанно улыбнулась Цинне, одарив его благодарным вздохом, и уже совершенно другим голосом поинтересовалась:

- Вы видели сегодняшний эфир? Я расплакалась от умиления, мне даже пришлось поправлять макияж! А моя лучшая приятельница тотчас позвонила мне и сказала, что берет обратно все нелестное, что твердила о Китнисс последние несколько дней – после утренних новостей наша девочка так выросла в ее глазах!

Хеймитч удивленно усмехнулся. Так-так, его предположения и прогнозы, наконец-то, начали сбываться? Вот и глупые капитолийские дамочки уже готовы признать, что напрасно сомневались в любовной истории, воодушевленно разыгранной перед Капитолием его подопечным… Он дрогнул и прикусил язык. Нет, он неправ и лукавит, говоря о каком-то там розыгрыше со стороны Пита Мелларка - уж кто-кто, а этот чокнутый мальчишка не притворялся ни единой минуты! Ментора мучило другое: Китнисс Эвердин, вчерашняя разрушительница и убийца – сегодня она была такая уверенная, самоотверженная и заботливая… что двигало ею? Жалость? Благодарность? Или простое притворство?

Или что-то большее – чего не поняла еще она сама?

- Если честно, - прервал его раздумья негромкий голос Порции, - я очень удивлена ее поступком - она ведь неглупая девочка и прекрасно понимает, что осложняет себе и без того непростые условия на Арене.

Ментор перевел глаза на молодую женщину. Порция смотрела куда-то в пустоту перед собой и задумчиво качала головой. Он дрогнул – умолкнув, и Цинна, и Эффи так же, как и он сам, внимательно смотрели на нее.

- Возможно, я скажу не в тему, но хватит уже охать над Китнисс, - решительно кашлянув, неожиданно прервала затянувшееся молчание Эффи. – У нас сейчас есть более насущные проблемы: я тут заметила, что у нашего мальчика совсем не осталось сил, а значит, хорошо бы ему перекусить. Но подумайте сами – чем она сможет сейчас накормить его? Одной из этих маленьких жареных птичек, которых подстрелила накануне? Или сухофруктами да кореньями, от которых может случиться несварение даже у здорового человека? Разумеется, ему нельзя ничего такого - не после трех суток голода! Это же элементарно: Питу нужно сейчас что-то более легкое и более полезное, горячий куриный бульон, например… ну что опять не так?! – запнувшись, возмущенно встрепенулась капитолийка, когда три пары глаз молча уставились на нее, и в каждой из них светилось шокированное недоумение. Женщина вздохнула и картинно закатила глаза: - Да, Эффи Бряк включила свои капитолийские мозги – в этом все дело? Мальчик ранен, потерял много крови, не ел несколько суток и сейчас ему нужен просто бульон – это, что, повод смотреть на меня, как на умалишенную?

- Не думаю, что обыкновенный бульон будет такой уж большой проблемой, - Хеймитч одобрительно хмыкнул - а ведь она была совершенно права! - Я сейчас распоряжусь на этот счет. Вот теперь ты действительно молодец, Эффи…

Ментор встретился одобрительным взглядом со своей помощницей – и вдруг запнулся и растерянно сдвинул брови, заметив ее широко распахнутые удивленные глаза. Вот черт, мысленно выругался он – похоже, ей было чему сейчас удивляться.

Потому что впервые за десять лет он, наконец-то, назвал ее по имени.

Глава 24

- И что это было?

Он оторвался от бессмысленного созерцания разбросанных по столу пестрых буклетов и непонимающе уставился на Цинну. Молодой человек по-хеймитчевски скрестил руки на груди и критически оглядывал его с ног до головы. Ментор перевел глаза на Порцию на диване – она лишь растерянно пожала плечами.

- Ты это о чем? – он действительно не совсем понял суть вопроса.

- Я уже вполне привык к тому, что вы с ней постоянно ссоритесь и насмехаетесь друг над другом… и, на здоровье, вы можете не разговаривать друг с другом хоть неделями! Но я в первый раз вижу, чтобы всегда подчеркнуто вежливая и жизнерадостная Эффи выскочила отсюда, даже не попрощавшись со мной и Порцией – и, кстати, лицо у нее при этом было буквально зеленым! – молодой человек строго посмотрел ему в глаза и укоризненно покачал головой. - Когда, наконец, ты перестанешь изводить ее? Неужели не видишь – она изо всех сил старается быть тебе полезной!

Хеймитч поморщился под этим непривычно суровым зеленым взглядом. Ох, и какими же словами объяснить, наконец, этому несносному капитолийскому мальчишке, чем может обернуться и для него самого, и для Порции, и даже для Эффи Бряк их бескорыстная помощь и полезность?

Ментор вздохнул и виновато потер руками лицо. Его капитолийская помощница вышла отсюда несколько минут назад… точнее сказать, вылетела пулей – просто, ни с того ни с сего изменившись в лице и презрительно поджав тонкие губы, она яростно сгребла в охапку собственные вещи и принесенные с собой журналы и проспекты. А потом, даже не проронив ни единого слова в ответ на удивленный оклик Порции, поспешно покинула пентхауз Мастера, напоследок от души хлопнув высокой тяжелой дверью. Хеймитч дернулся от этого ее громкого протеста – черт подери, наваждение какое-то… Он растерянно и молча смотрел ей вслед – но ведь он действительно похвалил ее, от чистого сердца! Он не язвил, не говорил гадостей и даже не отпустил в ее сторону ни одной из своих характерных колючих шуточек!

Двенадцатый непонимающе сдвинул брови – когда она обернулась в дверях, лицо у нее было такое, словно он минуту назад нанес ей величайшее оскорбление… Ну, подумаешь, всего-то назвал капитолийскую неженку по имени – а после ее ухода за его спиной повисла такая тишина, словно в Панеме объявили национальный траур!

- Я понятия не имею, что на нее нашло, - он дрогнул и поежился под внимательным взглядом Цинны. – Видимо, это новая тактика нашей Мадам-Вселенская-Глупость – дуться на меня даже по пустякам!

- Во-первых, насколько мне известно, она мисс, а не мадам… а во-вторых, ты так мне и не ответил – что здесь вообще происходит?

Хеймитч отвел глаза. На самом деле он подозревал, что его капитолийскую напарницу так перекосило от его фамильярного «Эффи»… но как прикажете ее называть – мисс Бряк? Он коротко хмыкнул – смешно! И тотчас спрятал усмешку – только бы не засмеяться при Цинне, он не поймет… Как, впрочем, не понимал сейчас и сам Двенадцатый: ну, что тут такого? Да, представьте себе, он прекрасно знает, как ее зовут… зачем же делать из этого катастрофу мирового масштаба? Или эту невозможную занозу больше устраивало безликое и насмешливое «женщина»?

Нет, видимо, он так никогда и не сможет понять, что творится в ее розовых мозгах!

Он искоса глянул на молодого человека – упрямо не меняя позы и не двигаясь с места, Цинна все еще ждал ответа. От возникшей неловкой паузы его спас призывно зазвонивший коммуникатор. Ментор вытащил его из кармана брюк – на экране высветилось имя Плутарха Хавенсби. Он удивленно вскинул руку, настойчиво призывая молодых людей к тишине, и включил громкую связь:

- Сенатор?

- Ты один? Нас никто не слышит? - раздался из динамика непривычно строгий голос Плутарха. Хеймитч выразительно поднял брови, оборачиваясь к Цинне. Тот сделал большие глаза и строго шикнул на удивленно открывшую рот Порцию. Молодая женщина послушно прикусила язык, внимательно прислушиваясь к разговору.

- Я-то один, - ментор сдержанно кашлянул. Ему не хотелось врать Плутарху. - Но разве нас сейчас не слушают все спецслужбы Капитолия?

- Это моя личная выделенная линия, ее не прослушивают. Есть разговор, Двенадцатый. Сегодня в шесть, в моем кабинете в Сенате.

Хеймитч коротко глянул на старинные часы на стене гостиной – без десяти пять…

- Вы в курсе, что это уже через час? - как бы между делом уточнил он.

- Я в курсе. Чем быстрее, тем лучше. Я пришлю машину к отелю, - сенатор кашлянул и странным голосом добавил: - Только водитель, без Сократа.

Без вездесущего Сократа - в устах сенатора это звучало как «без свидетелей»… Ментор вопросительно уставился на Цинну - что бы это значило? Молодой человек молча повел плечами и многозначительно поднял брови. Что бы там ни оказалось, варианты невелики: либо разговор действительно предстоял серьезный – иначе старый лис не стал бы рисковать и так светиться, либо дело было пустяшным… но тогда откуда такие мрачные и строгие нотки в голосе всегда любезного и обаятельного Плутарха?

- Хорошо, я буду, - кашлянув, отозвался Хеймитч. И не удержавшись, спросил, заранее уверенный в отрицательном ответе: – Могу я хотя бы узнать, к чему такая срочность?

- Через час и узнаешь, - сухо отрезал Хавенсби и отключился.

Двенадцатый шумно выдохнул и обеспокоено оглядел невольных свидетелей его странной короткой беседы с сенатором – под его пристальным взглядом Цинна молчал и лишь задумчиво потирал пальцами подбородок, зато Порция, наоборот, явно порывалась что-то сказать.

- Что? – он посмотрел на нее с неподдельным интересом.

- Думаю, речь пойдет о ставках, - негромко заговорщицки прошептала она. – Вы еще не в курсе, но перед самым вашим приездом я разговаривала об этом с Эффи – по рейтингам наши ребята, даже в их нынешней плачевной ситуации, уже наступают на пятки подопечным Брута и Энобарии!

- Но это же хорошо! – искренне удивился Цинна, непонимающе сдвинув брови.

- Хорошо, да только не в нашем случае, - кажется, до ментора начало доходить, к чему сейчас клонила молодая женщина. – Насколько я успел понять, слишком высокие рейтинги на Играх вовсе не залог победы – скорее, это залог более изощренных испытаний. Вы же сами видели, чем обернулись для Китнисс ее одиннадцать баллов – огненные снаряды, осы-убийцы… И это только начало – фантазия у распорядителей богатая!

- Вот именно! – глаза Порции оживленно заблестели. – Сенатор, будучи покровителем Китнисс Эвердин, не меньше нас заинтересован в ее победе – ведь не ради же спортивного интереса он вкладывал и продолжает вкладывать в нее такие немалые деньги… но теперь из-за новых правил – кстати, ваша безумная идея ему точно не по душе! – и из-за ранения Пита девушка буквально связана по рукам и ногам. Лично я думаю, что сейчас нашим ребятам нечего опасаться появления своих соперников – уж кто-кто, а Плутарх Хавенсби точно знает: пока в Капитолии полным ходом принимаются букмекерские ставки, распорядители не решатся натравливать друг на друга оставшихся на Арене трибутов…

- Все верно – только дурак станет резать курицу, несущую золотые яйца! – перебивая молодую женщину, Хеймитч почувствовал, как отчаянно застучало в висках. Он уставился на Цинну: – Неужели ты еще не понял? Распорядители не станут сводить трибутов друг с другом – но, чтобы Капитолий совсем не заскучал, они просто устроят паре, лидирующей по рейтингам, очередное адское приключение из особого списка! Пока что эта пара – профи из Второго… но как только стремительно растущие показатели наших ребят превысят рейтинги Катона и Мирты, распорядители примутся за них. А этого никак нельзя сейчас допустить – Питу нужно лекарство, а Кит передышка!

- Из этого следует, - задумчиво протянул Цинна, переводя глаза на ментора, и Хеймитч заметил блеснувшее в них понимание, - что планы меняются? И теперь самая первейшая и ближайшая наша задача – сбить ставки и рейтинги Двенадцатого дистрикта до минимума… так?

В яблочко! Хеймитч довольно хмыкнул, утвердительно кивнув. Молодцы ребята, сам бы он долго ломал голову над загадочным звонком Плутарха! Теперь, по крайней мере, он появится у сенатора подготовленным к их таинственному разговору!

Ментор благодарно посмотрел на Порцию.

- Да, я знаю – я умница, - негромко засмеялась она, озорно сверкая глазами. – И можете не волноваться, я сама устрою бульон для Пита!

- Ты ведь вернешься сюда после своей аудиенции в Сенате? – строго уточнил Цинна.

- Я постараюсь, - он клятвенно положил руку на сердце и мягко усмехнулся молодому человеку: - Если только у Хавенсби не окажется своих планов на мой сегодняшний вечер!

Спустя полчаса он уже подъезжал в служебном лимузине Плутарха к величественному мрачному зданию Сената, возвышавшемуся на одном из Семи Холмов. На пропускном пункте молчаливый водитель лишь слегка притормозил, не удосужившись даже приспустить затемненные стекла для предъявления охране хоть какого-либо пропуска или документа – черные с белыми знаками капитолийские номера сенатора Хавенсби говорили сами за себя. Хеймитч хмыкнул: ни один из дежуривших миротворцев даже не повернулся в их сторону – неприкосновенность этого автомобиля не вызвала ни малейших сомнений у вооруженной до зубов охраны!

Водитель, видимо, получил от сенатора вполне четкие указания – минуя центральную мраморную лестницу у фасада здания, лимузин медленно завернул за угол и, проехав еще несколько служебных подъездов, остановился у одного из них. Ментор присмотрелся – на неприметной табличке рядом с массивной деревянной дверью, обитой кованым железом, значилось: «Плутарх Хавенсби». Хеймитч растерянно кашлянул: ни фига себе – собственный служебный вход, такое в Капитолии полагалось только для избранных! Он выбрался из машины и, шагнув на крыльцо, ровно на мгновение замер перед высокой двустворчатой дверью. Потом молча упрекнул себя в трусости и малодушии и глубоко вдохнул, решительно дергая за кованую ручку. Огромная и совершенно неподвижная на первый взгляд, дверь на удивление легко подалась, открывая его взгляду полутемный коридор в пунцово-золотых тонах – и тотчас совершенно неслышно захлопнулась, едва он вошел внутрь.

Сенат… в последний раз он был здесь ровно двадцать четыре года назад.

Собрав в кулак пошатнувшуюся от нахлынувших воспоминаний и прежних страхов решительность, Хеймитч заставил себя успокоиться и осмотреться. Как и везде в Капитолии, даже в этом узком и строгом служебном коридоре все выглядело вызывающе роскошным: бесконечно высокий потолок над ним едва заметно мерцал легкими отблесками приглушенного света от хрустальных люстр. Стены, обтянутые темным переливающимся шелком, буквально душили и грозились раздавить незадачливого посетителя, а непонятные гротескные картины в проемах между рядами закрытых дверей казались ему нелепыми размазанными пятнами красок.

Где-то в глубине пунцового коридора, приглядевшись, Двенадцатый с облегчением обнаружил усланную пунцовой же ковровой дорожкой лестницу. И ни единой души вокруг! Он поежился, стараясь как можно быстрее преодолеть этот мрачный тоннель. Едва ступив на ступеньку, ментор услышал откуда-то сверху тихий голос Плутарха, гулким эхом скачущий по лестничным пролетам:

- Поднимайся, Эбернети, я здесь.

Легко сказать – поднимайся... взглянув вверх между перилами, ментор почувствовал, как тотчас повело в голове. Он сделал первый шаг – и вцепился в поручень обеими руками, отчаянно опасаясь упасть. Тихо выругался сквозь зубы: и почему в таком месте, как Сенат, вдруг не оказалось такого надежного и привычного лифта? Когда он добрался, в конце концов, до Плутарха, нетерпеливо ожидавшего его прямо на одном из лестничных пролетов, число пройденных им этажей приближалось к десятку.

- Черт подери, сенатор, - он закашлялся и согнулся пополам, пытаясь отдышаться, а заодно и привести в порядок мысли в голове и эмоции на лице, - с вашей стороны было невероятно жестоко заставлять старого пьяницу ползти пешком на такую высоту!

- Я не просто так предпочел запасную лестницу – не хочу, чтобы капитолийские камеры засняли тебя в одном из здешних лифтов, - негромко отозвался Плутарх, выразительно поднимая брови.

- Иными словами, меня здесь как бы нет? – все еще кашляя от утомительного подъема, удивленно уточнил Хеймитч, растерянно исподлобья взглянув на сенатора, на что Хавенсби лишь утвердительно кивнул и коротким молчаливым жестом пригласил его следовать за собой. Ментор шумно выдохнул – час от часу не легче!

Изрядно попетляв по пустым полуосвещенным коридорам здания, мужчины добрались, наконец, до призывно распахнутой настежь двери приемной Плутарха в конце очередного коридора. Предусмотрительно пропуская ментора вперед, сенатор пристально и внимательно огляделся по сторонам, потом вошел следом за своим гостем и, закрыв за собой дверь, щелкнул замком. Дрогнув, ментор растерянно обернулся: что ж, все пути назад отрезаны – теперь он сможет выбраться отсюда только вместе с хозяином роскошного кабинета…

Или не сможет выбраться вообще, предательски шепнул внутренний голос.

И в ответ этому голосу под ребрами тотчас зашевелилось неприятное чувство паники – словно он сам вновь оказался там, на Арене… и только что собственной пятой точкой угодил в очередную хитроумную ловушку одного из распорядителей.

Сделав пару шагов внутрь кабинета, Хеймитч замер в замешательстве. На стене ровно напротив рабочего места сенатора ментор с удивлением обнаружил на большом плоском экране знакомую жестокую усмешку Катона. Он непонимающе сдвинул брови – это что же, сенатор смотрел прямую трансляцию Игр? Указывая Двенадцатому на одно из шикарных кожаных кресел возле огромного стола, Плутарх подхватил с этого самого стола пульт и выключил звук на экране, потом глубоко вдохнул – и начал с места в карьер:

- Надеюсь, мы обойдемся без церемоний? - Хеймитч покорно кивнул и молча присел в кресло, в ожидании уставившись на хозяина кабинета. - Итак, твой план удался, она нашла его… и что дальше?

Ментору не нужны были имена – он и так понял, о ком так взволнованно говорил ему сейчас сенатор. Он дрогнул, пряча довольную усмешку – хвала тебе, всезнающая Порция!

- Им обоим нужна передышка, - он заметил недовольно сдвинутые брови Хавенсби и поспешно добавил: - Да, я знаю, что никто не станет делать им поблажек – слишком высоки ставки, верно?

Плутарх прошелся по кабинету и, задумавшись на мгновение, замер у высокого окна. Потом вернулся к столу, выдвинул верхний ящик и, достав из него какие-то бумажки, в которых Хеймитч без труда узнал знакомые бланки букмекерских сводок, положил на стол, подталкивая их ментору.

- Значит, ты уже в курсе, что ваши рейтинги просто зашкаливают… что ж, тем лучше. Смотри сам: всего за один день они достигли своего пика – я и не представлял, что вся эта ваша романтическая история действительно может сработать! - он поднял глаза на своего гостя и недовольно покачал головой в ответ на более чем выразительный довольный взгляд Двенадцатого. – И это притом, что, скажем прямо, у твоего парня нет никаких реальных шансов…

- И кто это вам сказал – всезнайка Брут? - многозначительно перебил сенатора ментор и упрямо хмыкнул: – Еще два дня назад он был так же уверен в одном победителе – и что из этого вышло?

- Пока еще ничего не вышло… не торопись с выводами, Эбернети! - предупредительно отозвался Плутарх, выразительно подняв брови. – Просто передышки будет недостаточно – если ты все еще надеешься на то, что твой парень сможет выбраться оттуда живым, то для начала тебе придется раздобыть для него хоть какое-нибудь лекарство!

Разумеется, он понимал это – это был первый пункт его собственного особого списка!

– Травма у него, скажу тебе, нешуточная… Представь себе, моя очередная чрезмерно чувствительная пассия просто свалилась в обморок, увидев сегодня в утреннем дневнике Игр его рану на весь экран. Не нужно быть специалистом, чтобы определить, что парню светит заражение крови, - сенатор обернулся к собеседнику и, заметив его усмешку, сердито поднял брови. – Нечего ухмыляться, это не просто царапина, я видел его ногу своими собственными глазами! Одного не могу понять, – Плутарх в недоумении повел плечами, - и как только он умудрился отбиться с такой раной от профи?

Да уж, похоже, никто кроме Эбернети не знал, как… Хеймитч поспешно отвел взгляд – не в обиду Плутарху, но это был его очередной личный секрет. Маленький полупрозрачный презент одной капитолийской знакомой, надежно спрятанный в двойном дне его тяжелой менторской папки. Смелая девушка – только теперь, глядя на недоумевающего сенатора, он поверил, что Клаудиа на самом деле удалила запись той злосчастной стычки Пита с Катоном, и никто во всем Панеме, кроме ментора Двенадцатого дистрикта, действительно не видел ее…

Стоп! Он аж дернулся – но ведь у Китнисс была ее мазь, первый сенаторский подарок! Ментор неслышно хмыкнул, припоминая ночной эксперимент Цинны со столовым ножом – разве это капитолийское чудо не заживляло с невероятной легкостью именно резаные раны?

- Парню нужно что-то действительно сильное… Здесь девочке не помогут ни ее листья, ни мое лекарство – оно способно зарастить лишь неглубокие порезы и снять поверхностные повреждения, - словно прочитав его мысли, продолжал вслух рассуждать Хавенсби. В ответ на его размышления ментор лишь покачал головой: если уж сенатор не принимал в расчет даже прогрессивные столичные нанотехнологии, то в Капитолии оставалось всего одно средство, способное помочь сейчас его подопечному…

Набравшись смелости и глубоко вдохнув, он выразительно взглянул в глаза Плутарху:

- Значит, ему нужен препарат для полной регенерации крови... из тех, которыми за пару дней восстанавливают выживших после Арены. Я знаю, что такая вакцина существует… и я знаю, на что она способна, - он внезапно запнулся, вспомнив, как четверть века назад именно она помогла капитолийским медикам вытащить из преисподней решившего свести счеты с жизнью восемнадцатилетнего победителя из Двенадцатого дистрикта. Ментор поёжился от горьких воспоминаний и глухо добавил: – Если у парня действительно заражение крови и вы утверждаете, что даже ваш подарок там бессилен, то для Пита Мелларка это последний шанс остаться в живых… И я знаю, что только вы сможете помочь мне.

- Как почетный сенатор я, конечно, имею в Капитолии некоторое влияние – но я не бог, и я не всесилен, Двенадцатый! – Хавенсби укоризненно покачал головой. – Я понимаю, что именно ты имеешь в виду. Мы называем этот препарат «Vita aeterna» - «вечная жизнь»… он действительно уникален и хранится в одном-единственном месте – в Центральном госпитале Капитолия, в специальной бронированной лаборатории под усиленной охраной. Количество и дозировка запасов вакцины строго ограничены, и получить разрешение на ее внеплановое использование практически невозможно… а о покупке даже речь не идет – ты и представить себе не сможешь, сколько она стоит!

Сенатор подхватил со стола ручку и черкнул на первом попавшемся под руку листке цифру. Потом подвинул листок ментору.

- Добавь сюда пять-шесть нулей – и не ошибёшься! – хмуро буркнул он.

Охренеть… Хеймитч нахмурился, отчетливо ощущая поднимающуюся глубоко внутри волну паники. Да, он прекрасно осознавал, что менторские расходы на финальную часть Игр будут несоизмеримы с расходами в их начале – к этому он был готов. Но в его финансовые планы и расчеты никак не входила астрономическая сумма на непредвиденное спасение с того света своего светловолосого подопечного.

- Даже если прямо завтра ты найдешь еще десяток спонсоров и перестанешь платить за свой драгоценный лес, за пропитание для своих ребят и даже за этот их спасительный ручей, ты все равно не соберешь нужную сумму! – своими словами сенатор только подтверждал его опасения. – А если и соберешь – «вечная жизнь» в Капитолии не продается так запросто, даже за самые большие деньги!

- И что прикажете мне делать? Бросить его умирать там, у нее на глазах? – он сердито взглянул на хозяина кабинета. Черт подери, должен же быть какой-нибудь выход – иначе Плутарх не пригласил бы его сюда! – Сначала половина Капитолия стонет и рыдает, чтобы я спасал мальчишку… я уговариваю Главного Распорядителя поступиться всем мыслимым и немыслимым, чтобы изменить главное правило Игр, он уж не представляю какими посулами добивается утверждения этой безумной идеи у Сноу… а теперь вы говорите мне, что у меня тупо не хватит денег?!

- Ты эту кашу заварил – тебе и расхлебывать… я со своей стороны смогу помочь лишь с эффективным болеутоляющим, - сочувственно отозвался сенатор.

Морфлинг? Нет, этот вариант ему не подходил: конечно, эта дрянь вполне способна притупить даже самую сильную боль, но она не в состоянии залечить раны – ни физические, ни душевные. Двенадцатый на собственном горьком опыте знал, что на морфлинге вполне можно продержаться довольно длительное время. Но в случае с Мелларком у ментора не было этого времени: счет шел уже не на дни – на часы… К тому же, насколько он помнил, всего за каких-нибудь пару дней приема морфлинг вызывал довольно сильное привыкание. Парой дней на Арене его ребята определенно не отделаются, а неделю пичкать Пита наркотиком и собственными руками сделать из несчастного парня наркомана Хеймитчу совершенно не хотелось.

- Хорошо, допустим, эту вашу чудо-вакцину нельзя купить… а достать как-то иначе? – поинтересовался он, многозначительно подняв брови. Плутарх какое-то время молчал, а потом поморщился и нехотя произнес:

- Я знаю одного человека, который имеет к этому препарату более-менее свободный доступ, - сенатор понизил голос и коротко добавил: - Это Сенека Крэйн.

Главный Распорядитель! Ментор едва не подпрыгнул в своем кресле – черт подери, и как ему самому не пришло это в голову? Действительно, зачем он тут загружает покровителя Огненной Китнисс чужими проблемами, когда у Пита Мелларка теперь есть в Капитолии собственный влиятельный поклонник?

- Хорошо, буквально на секунду допустим невероятное – каким-то чудом Сенека снова решит помочь мне, - Хеймитч вдруг ожил и приободрился. – И – просто допустим! – что это лекарство у меня будет. Остается последняя проблема – ребятам потребуется время, хотя бы несколько суток, чтобы прийти в себя. И относительный покой.

- Успокойся, Двенадцатый, вот с этим как раз будет проще, - примирительно отозвался Плутарх. – Я тут подумал, и у меня появилась одна идея…

- Какая же? – искренне удивился ментор.

- Перестань оплачивать солнце.

Он смотрел на Плутарха и непонимающе хлопал глазами. Что за глупости он несет?

- Ничего более нелепого я в жизни не слышал! – он не смог удержаться от язвительной колкости. – Вас потянуло на пошлую романтику, сенатор – вы решили устроить несчастным влюбленным затяжную ночь?

- Ну, ты и кретин, Эбернети! Я вовсе не это имел в виду – распорядители не станут ради тебя одного менять течение времени на всей Арене, – беззлобно усмехнулся в ответ Хавенсби и покачал головой: – Я говорю тебе не о времени суток, а о погоде… улавливаешь мысль?

- Их просто зальет дождем, - внезапно осенило Хеймитча. – И Катон не станет искать их…

- А если ты постараешься и собьешь ваши рейтинги хотя бы наполовину, как минимум трое суток никто не станет искать их, - поправил его Плутарх и выразительно улыбнулся: – Вот как раз это я точно смогу тебе гарантировать…

Он запнулся на середине фразы, уставившись на стену за спиной ментора. Хеймитч обернулся – на большом экране больше не было Катона. Картинка изменилась: камеры опять показывали Китнисс – она легонько трясла за плечо своего напарника и шевелила губами, осторожно пытаясь разбудить его. Ну вот, не прошло и суток, как капитолийские режиссеры снова вспомнили про его ребят!

- Ты можешь задержаться, - не сводя с девушки внимательных сосредоточенных глаз, сенатор как-то неопределенно махнул ему рукой. Разумеется, он задержится – Двенадцатый не питал никаких иллюзий насчет того, чтобы самостоятельно выбраться из запутанного лабиринта коридоров Сената!

Подобрав со стола пульт, Плутарх включил звук. Откинувшись в кресле, ментор молча уставился на экран.

- Пит, - негромко шептала Китнисс, продолжая будить парня, - пора уходить…

Пит с трудом разлепил глаза и, сонно моргая, прищурился в попытке осмотреться и сфокусировать взгляд. Увидел свою спасительницу – и лицо его тотчас осветила облегченная улыбка. Хеймитч смотрел в эти ясные голубые глаза и с легкостью читал все мелькающие в них мысли. Нет, парень, молча усмехнулся ментор – тебе не приснилось, это действительно Китнисс Эвердин!

- Уходить? – он выглядел растерянным, удивленным и оттого еще более беспомощным. – Куда уходить?

- Здесь оставаться нельзя. Возможно, дальше по ручью мы найдем укрытие, и ты там отлежишься.

Напрасно Хеймитч искал в ее голосе панику или нерешительность – нет, девушка была предельно собрана и спокойна. Если она и боялась, то где-то очень, очень глубоко… Ментор удивленно вскинул брови, таким же, как Плутарх, пристальным взглядом наблюдая за Огненной Китнисс – она говорила сейчас мягко, но непреклонно. Ему на ум вдруг пришло неожиданное сравнение: именно так разговаривают взрослые с маленькими детьми, когда не хотят напугать их… или боятся испугаться сами.

С непонятной ему самому болезненной нежностью он смотрел, как эта колючая и нелюдимая девчонка, совсем недавно так отчаянно чуравшаяся своего напарника здесь, в Капитолии, сейчас в сотне миль от столицы помогала ему одеться в относительно чистую, ею же самой выстиранную трибутскую униформу, продолжая негромко нашептывать на ухо что-то ободрительное. С рубашкой и курткой обошлось без проблем, но когда дело дошло до брюк, Китнисс на мгновение растерянно замерла, не зная, как лучше подступиться.

- Я сам, - Пит решительно отстранил девушку и глубоко вдохнул. Ментор мог только представлять, какую боль испытывал сейчас его подопечный… С грехом пополам натянув на перевязанную ногу порванную в нескольких местах штанину, парень еле слышно всхлипнул и отчаянно прикусил губу. Кит потянулась было, чтобы помочь, но он лишь упрямо дернул подбородком и севшим голосом выдавил: - Не нужно. Не маленький – справлюсь...

Плутарх обернулся и, выразительно подняв брови, перехватил взгляд Двенадцатого. Да, сенатор, одними глазами усмехнулся в ответ Хеймитч – эти ребята еще не раз удивят вас!

Наконец Питу удалось справиться со второй штаниной, и Китнисс ухватила его за руку, помогая подняться на здоровую ногу.

- Ничего не хочу слушать, - отрезала она, едва только он открыл рот для очередного «я сам». – Идем. Ты сможешь.

Не так все просто… Им с трудом удалось пройти не больше пятидесяти ярдов вдоль по ручью – и все это время Кит практически тащила на себе своего напарника. Пару раз Хеймитчу казалось, что Пит вот-вот потеряет сознание – наступая на поврежденную ногу, парень то и дело становился белым, словно бумага.

- Ну, что, доволен? – сердито буркнул Плутарх через плечо. – Представь только, как ты подставил девочку этим дурацким новым правилом! Если бы Кит оставалась сама по себе, у нее оказалось бы гораздо больше шансов на победу… а теперь она еще должна заботиться об этом мальчишке!

- Позвольте ей самой решать, сенатор, кому и что она должна, - так же хмуро отозвался Хеймитч. – Как вы сами сказали однажды – мы не боги, чтобы выбирать за них их настоящее и их будущее! Мы всего лишь дали им шанс – и теперь, может быть, сможем уснуть с чистой совестью…

Он запнулся. Черт подери, его совесть будет чиста лишь тогда, когда эти ребята снова окажутся здесь, в Капитолии, живыми и здоровыми! Тогда он сможет, наконец, достойно уйти на покой – неужели за двадцать с лишним лет менторства он не заслужил хоть немного покоя? – и, возможно, даже перестанет видеть в бесконечных кошмарах полсотни своих безликих демонов.

Он перевел глаза на экран. Китнисс усадила Пита на берегу и, прищурившись, стала осматривать окрестности ручья. В точности следуя за ее пристальным сосредоточенным взглядом, капитолийские камеры ощупывали каждый дюйм берега, показав, наконец, зрителям некое подобие пещеры вверх по течению – очевидно, именно на ней остановились стальные глаза девушки.

- Давай, еще немного, - она помогла парню подняться и указала на свой выбор. – Там мы сможем укрыться – и я, наконец, оставлю тебя в покое.

- А кто тебе сказал, - с трудом вставая на ноги, Пит растянул практически белые губы в подобии улыбки, - что я этого хочу?

Китнисс ничего не ответила – только усмехнулась и снисходительно покачала головой. А потом, закинув его руку себе на плечо, обхватила напарника за талию, помогая преодолеть оставшиеся несколько метров до спасительного убежища. Наблюдая за задыхающимся и стремительно бледнеющим Питом, ментор в ужасе подумал, что вот сейчас парень точно потеряет сознание и рухнет – и тогда уже Китнисс ни за что не сможет поднять его!

Наконец они добрались до пещеры. Пит прислонился к каменному выступу и отчаянно вцепился в него пальцами, из последних сил пытаясь удержаться в вертикальном положении. Пока Кит насыпала на земляной пол сосновые иголки и разворачивала на них спальный мешок, он стоял и смотрел на нее странными глазами – судя по их горячечному блеску, у парня была жуткая температура. Обернувшись, девушка перехватила его взгляд – и он тотчас отвел глаза. Хеймитч почти слышал, какими нелестными выражениями молча осыпал сейчас самого себя Пит, и излюбленный менторский «болван» был среди них самым безобидным! Китнисс перехватила руку напарника, которой тот держался за стену, и помогла опуститься на землю, почти насильно заталкивая его в спальный мешок. Потом достала из рюкзака пару таблеток и так же силой заставила проглотить их вместе с парой глотков воды. На ее настойчивое предложение съесть хоть что-нибудь парень отчаянно замотал головой. Ментор перевел дыхание – при всей своей глупости Эффи Бряк была совершенно права! Он надеялся, что Порция не стала затягивать с отправкой на Арену спасительного бульона – похоже, это был последний способ хоть чем-то накормить его подопечного!

А Китнисс тем временем пыталась замаскировать вход в пещеру оказавшимися под рукой стеблями вьющихся растений. Наблюдая за ее неумелыми попытками обмануть зоркие капитолийские камеры и глаза соперников, Двенадцатый хмыкнул – да, в сравнении с раскраской Пита ее маскировка получалась гораздо хуже! Видимо, Кит тоже поняла это, потому что, критически осмотрев свое творение, она сердито чертыхнулась и сорвала все обратно.

- Китнисс, - услышал ментор негромкий голос Пита из-за кадра.

Ее не пришлось звать дважды – оставив свои жалкие попытки прикрыть вход в их убежище, девушка подошла и присела возле него. Мягко и осторожно поправила волосы, падающие ему на глаза, коснулась рукой лба – и тотчас нахмурилась.

- Спасибо, что нашла меня, Китнисс, - не сводя с нее горящих в полумраке пещеры глаз, зашептал Пит.

- Ты бы тоже меня нашел, если бы мог, - отозвалась Китнисс, продолжая ощупывать его лоб и хмурясь еще больше. Жаропонижающие таблетки, которые она то и дело давала парню в течение дня, совсем не подействовали, догадался Хеймитч. Китнисс судорожно перевела дыхание и растянула губы в улыбке. Лучше бы она этого не делала – улыбка вышла жуткая и пугающая…

- Послушай, - Пит высвободил из спальника руку и перехватил ее пальцы на своем лбу. – Если я не вернусь…

- Не говори так, - прервала его Кит, и ментор отчетливо услышал мелькнувший в ее голосе испуг. Похоже, она и сама его услышала: дрогнула и тотчас попыталась отшутиться: - Я, что, зря выкачивала весь этот гной?

Этого не было ни в дневных новостях, ни в прямой трансляции, но Хеймитч прекрасно представлял, во что могло превратиться за несколько дней антисанитарных условий Арены глубокое ножевое ранение. Ему вполне хватило утром того момента, когда Китнисс отмыла раненую ногу Пита – жуткое зрелище! И его девочке самой, без всякой помощи, пришлось сражаться с этим…

Ментор удивленно покачал головой – вот она, эта ее удивительная сила духа!

- Конечно, не зря, - зашептал на экране Пит, выводя его из задумчивого состояния. – Но если вдруг…

- Никаких вдруг, - похоже, Китнисс начинала сердиться – в ее прозрачных стальных глазах мелькнули такие знакомые ментору всполохи молний. Она строго положила пальцы на губы Питу, заставляя его замолчать. – Это не обсуждается.

- Но я…

Если Мелларк немедленно не заткнется, вдруг подумалось ментору, то девчонка, чего доброго, залепит ему хорошую затрещину – и тогда пиши пропало романтическая история! Он прекрасно помнил последний приступ ярости Китнисс и неудачное приземление Пита на несчастную хрустальную вазу в холле Тренировочного центра, а потому затаил дыхание и растерянно сдвинул брови: с нее скажется, да и сам Двенадцатый не знал лучшего способа прекратить истерику.

И тут случилось нечто, из ряда вон выходящее: нет, она не ударила его – всего лишь порывисто наклонилась и закрыла рот поцелуем. Хеймитч сдавленно охнул и изумленно распахнул глаза. Ну да, об этом способе он как-то забыл…

- Я не понял, - негромко пробормотал со своего места Плутарх, - так это, что – правда? Они действительно влюблены друг в друга?

Ментор перевел дыхание. Он и сам переставал понимать что-либо…

Давненько на Арене Голодных Игр не было таких эмоций… Поцелуй не прекращался, а Хеймитч с возрастающим интересом наблюдал за своими подопечными. Он мог поспорить на что угодно, что половина Капитолия… да что там, половина Панема в эту самую минуту раскрыла рты от изумления! Ну да, во всех своих интервью столичным журналистам ментор всячески поддерживал иллюзию романтических отношений своих трибутов. Но одно дело слушать россказни чокнутого Двенадцатого, и совсем другое – видеть эти самые отношения собственными глазами! Хеймитч недоуменно покачал головой - черт подери, что все это означало? Он мог бы ожидать такого от Пита, но Китнисс… Медленно отстраняясь, Кит растерянно заморгала и машинально поправила край мешка, слегка коснувшись горящей щеки напарника. Ментор удивленно усмехнулся – выражение лица Мелларка вообще не поддавалось никакому описанию!

- Ты не умрешь, - голос ее дрогнул, но слова звучали непреклонно. – Я тебе запрещаю – ясно?

- Ясно, - задохнувшись от эмоций, еле слышно прошептал Пит.

Коротко кивнув, девушка поднялась на ноги и сделала несколько неуверенных шагов к выходу. Неотрывно следующая за ней капитолийская камера тотчас показала крупным планом ее побледневшее лицо и растерянно сдвинутые брови. Хеймитч хмыкнул – судя по его выражению, Китнисс сама себе удивлялась!

Не успела она выйти из пещеры на прохладный вечерний воздух, как к ее ногам опустился серебряный парашют. Так быстро? Умница Порция!

- Что там? – заинтересованно обернулся к ментору сенатор.

- Всего лишь ужин для парня, - пояснил Хеймитч баночку бульона, оказавшуюся в руках Китнисс после того, как она распутала сложный узел на посылке. Девушка сурово сдвинула брови и прикусила губу, а потом коротко криво усмехнулась. Ну да, наверняка, подумала сейчас какую-нибудь гадость о старом менторе… он не питал иллюзий насчет ее отношения к своей персоне. Но как же ему хотелось знать, какие такие нелестные мысли роились в эту минуту в ее голове!

- Пит! – крикнула она. Хеймитч дрогнул: в ее неуверенном и дрожавшем всего минуту назад голосе появились какие-то особенные, неслышные прежде интонации – точно так же очень-очень давно с ним разговаривала его Элиза…

Вернувшись в пещеру и опустившись возле задремавшего Пита на колени, Китнисс наклонилась и снова коснулась его потрескавшихся губ легким поцелуем. Он тотчас открыл глаза и все еще не верящим ошарашенным взглядом уставился на нее – а потом лицо его озарилось такой счастливой улыбкой, словно не было никакой Арены, никакой смертельной раны, никаких соперников. Словно он готов был всю жизнь лежать вот так и просто смотреть на нее.

- Пит, - она ободрительно улыбнулась ему в ответ, - смотри, что Хеймитч прислал тебе.

И в этот самый момент трансляция внезапно прервалась каким-то дурацким рекламным выпуском. Ментор в недоумении перевел глаза на Плутарха: сенатор задумчиво сдвинул брови, покручивая в руках пульт. Потом обернулся к Двенадцатому и выразительно шепнул, кивая в сторону экрана:

- Понимаешь, что это значит? – Хеймитч отрицательно покачал головой. Хавенсби хмыкнул. - Видимо, кому-то наверху не понравились все эти романтические поцелуи…

Кому-то наверху… Ментор знал лишь одного человека, который вот так запросто мог бы прервать трансляцию Голодных Игр на самом интригующем месте.

Президент Сноу.

- Тебе пора убираться отсюда, - предупредительно зашептал сенатор, словно опасался, что даже в собственном неприкасаемом кабинете его могли услышать. – Я обещаю тебе временное затишье для твоих ребят, но только при том, что ты вплотную займешься их рейтингами! И вот еще: завтра на Совете объявят о Пире – именно поэтому, собственно, я и пригласил тебя. Ты ведь помнишь, что это такое? – Хеймитч кивнул. - В этом году каждый ментор сможет отправить своим трибутам на Арену что-то жизненно важное для них. Так вот мое предложение: решать, конечно, тебе, но я со своей стороны настоятельно рекомендую внести в официальный запрос сильную дозу морфлинга…

- Но парню нужен не морфлинг! – возмутился было Хеймитч, на что Плутарх лишь шикнул, яростно сжав кулаки:

- Не будь таким дураком, Эбернети! - в сердитом голосе сенатора появились странные многозначительные нотки. – Если кто-то в Капитолии имеет такую неограниченную власть, что в состоянии остановить прямой эфир просто потому, что его не устраивает развитие сюжета или интерес его сограждан к обыкновенному проявлению человеческих чувств и эмоций, то подумай сам - этому кому-то может очень сильно не понравиться, если ты сумеешь достать для своего умирающего парня настоящую «вечную жизнь»!

- Вы хотите сказать..? – Хеймитч почувствовал, как противно ёкнуло внутри. Плутарх коротко кивнул и еле слышно сочувственно добавил:

- Неужели ты так и не понял? То, что в Капитолии объявили о двух победителях, еще совсем не означает, что твоим ребятам вот так запросто позволят выбраться. Кое-кого в столице не на шутку напрягает взрывоопасный характер Огненной Китнисс, - он многозначительно поднял брови и добавил: – К тому же, сам знаешь: твоя собственная сомнительная слава сослужила и все еще служит плохую службу и тебе, и твоему дистрикту, и всем твоим прошлым, настоящим и будущим трибутам. Так что смирись, Двенадцатый, и прекрати делать глупости!

Ментор зажмурился. Сильные мира сего снова не оставляли ему выбора?

- Нет, - отвечая самому себе, он открыл глаза и уставился на собеседника безумным яростным взглядом. – Выбор есть всегда. Пишите ваш морфлинг… а остальное я беру на себя!


Глава 25

Сенаторский лимузин привез его обратно к отелю, когда на часах уже минула полночь.

Несмотря на позднее время Хеймитч был совершенно уверен, что его все еще ожидали в пентхаузе Мастера. Но он не стал подниматься к Цинне – лишь скинул через оператора короткое сообщение, что встреча прошла успешно. Хотя на самом деле он с трудом мог бы назвать свой нелегкий разговор с Плутархом особенно успешным. Просто ему не хотелось огорчать стилистов Двенадцатого сомнительными новостями: он прекрасно представлял, что стоит ему только заикнуться о вежливом отказе сенатора в просьбе раздобыть лекарство для Пита, и Цинна тотчас, сломя свою светлую голову, бросится искать свои собственные связи и знакомства для решения этой проблемы.

Нет, решил для себя Хеймитч – он ничего не скажет ему. Не сейчас. Он должен решить этот вопрос сам, не привлекая никого из посторонних. Ментор дрогнул: конечно, Цинна был совсем не посторонним для него человеком – более того, за те несколько недель, что ментор провел в Капитолии под его неусыпным зеленоглазым присмотром, каким-то удивительным образом Мастер из недоступного столичного дизайнера и законодателя мод превратился для Хеймитча Эбернети в закадычного друга и напарника. Но Плутарх прав – репутация ментора Двенадцатого дистрикта была равносильна опасной заразной болезни с летальным исходом. И Хеймитча совершенно не прельщало, чтобы по его милости – или по его глупости! – эта смертоносная зараза распространилась на головы его капитолийских друзей.

Едва попав в собственный номер, первым же делом он включил экран на стене в гостиной. Нет, третий раз за сутки ему не повезет – столичные камеры показывали мирно посапывающую в какой-то расщелине рыжеволосую чертовку из Пятого. Ментор хмыкнул: очевидно, кто-то решил, эта умиротворяющая картина будет для капитолийских зрителей гораздо интереснее того, что происходило в эту минуту с его подопечными. Хеймитч тяжело вздохнул. Ну и ладно, пусть его ребята побудут какое-то время без назойливого присмотра капитолийских режиссеров – судя по критическому состоянию, в котором пребывал Мелларк на момент прекращения трансляции, Китнисс была обеспечена веселенькая ночка.

Двенадцатый мысленно помянул всех чертей и выключил телевизор – в тишине ему думалось гораздо лучше. Он снова и снова прокручивал в памяти сегодняшнюю встречу в Сенате. Уже давно ментор понял одну простую истину: в Капитолии не было ни единой новости, которая бы прошла мимо ушей сенатора Хавенсби. И сегодня, говоря с Хеймитчем о Мелларке, Плутарх не зря упомянул Сенеку: видимо, из собственных таинственных источников сенатор не хуже Двенадцатого знал о светловолосом и голубоглазом притязании Главного Распутника. И, тем не менее, он не исключал возможности участия Крэйна в судьбе Пита и даже весьма недвусмысленно намекнул Двенадцатому, что Главный Распорядитель – единственный, кто действительно в состоянии помочь ему вытащить мальчишку.

Рука машинально потянулась к бутылке – и замерла на полпути. Нет, выпивка сейчас будет лишней. Он обязательно хорошенько напьется, клятвенно пообещал себе Хеймитч, но не раньше, чем разберется с самым главным и неотложным своим делом!

Ментор медленно прошелся по гостиной и замер напротив гардеробной. Из полумрака высокого зеркала на него смотрел уставший и потрепанный человек с темными кругами под глазами. Да, он устал, он измотан – но это не означало, что он сдается! Не сейчас, когда он так близок к цели и когда на карту поставлены жизни его ребят – самое дорогое, что у него еще осталось… Он тряхнул головой. Решено: с Сенекой он увидится завтра – во второй половине дня намечено очередное заседание Совета Игр, и Главный Распорядитель непременно будет присутствовать. Да, пускай он потеряет целое утро, но у него больше не хватало наглости снова и снова беспокоить Финника Одэйра своими дурацкими просьбами об аудиенциях у его высокопоставленного близкого друга – Четвертый и так уже сделал для него и для его ребят более чем достаточно!

Хватит прятаться за чужими спинами, Эбернети, усмехнулся он своему зеркальному двойнику – теперь ты будешь решать свои проблемы сам!

Когда утром Цинна зашел к нему, Двенадцатый уже давно был готов к новому дню.

Для начала он все-таки выпил, причем почти полную бутылку лучшего капитолийского виски – нельзя было изменять образу вечно пьяного ментора! Потом, долго разглядывая в душевой свою помятую физиономию и потирая колючую щеку, решил для пущего колорита еще и не бриться. Наспех одевшись в очередной официальный костюм из гардероба Мастера, он принялся обзванивать всех знакомых за четверть века букмекеров, раз за разом повторяя каждому одно и то же – сбивать, сбивать и еще раз сбивать! Одни удивленно слушали его пьяные рекомендации и тотчас бросались передавать по цепочке шокирующие новости: если уж даже азартный Хеймитч Эбернети не рискует ставить на собственных трибутов – значит, старый ментор уверен, что проиграется в пух и прах! Другие, наоборот, отчаянно пытались уговорить его не делать ставок на подопечных Брута и Энобарии, с пеной у рта доказывая, что Двенадцатый ошибается, и что на этот раз у его ребят – и особенно у его девчонки! – есть все шансы порвать профи. И те, и другие восторженно сулили ему астрономические суммы, называя поистине баснословные размеры возможного выигрыша.

Его не волновали деньги – это была всего лишь цена победы.

Все это он и пересказывал сейчас Цинне, практически силой заталкивая в себя под его внимательным взглядом последнюю порцию выпивки из начатой пару часов назад бутылки. Выслушав его утренний отчет, Мастер в свою очередь поделился своими новостями. Во-первых, приблизительно час назад он дал задание своему менеджеру поставить на Катона довольно приличную сумму. На попытки Хеймитча отчитать его за ненужные растраты молодой человек взглянул ему в глаза таким непоколебимым и суровым взглядом, что ментор тотчас прикусил язык – спорить с таким взглядом было совершенно бессмысленно!

- Думаю, этот ловкач следом за мной сделал то же самое – он давно уже сколачивает собственное состояние на моих идеях! – усмехнулся Мастер одними глазами. - Во-вторых, с самого утра я переговорил с Эффи, - Хеймитч недовольно поморщился при одном только упоминании хозяйки розового парика, – и спешу тебя обрадовать: пригласительные билеты на маскарад уходят со сверхзвуковой скоростью, даже при их немалой стоимости, и Эффи уже успела принять больше двадцати заявок на костюмы Китнисс и Пита!

Двенадцатый растерянно покачал головой – его капитолийская помощница вела себя так, словно и в помине не было их вчерашней стычки в мастерской! Он сдержанно вздохнул: разве мог он продолжать сердиться на эту женщину после всех ее стараний?

- В-третьих, - тем временем продолжал Мастер, - я только что из Центра преображения, где торжественно объявил своим визажистам, что им предстоит благотворительная акция по превращению всех фанатов Китнисс Эвердин в максимально точные ее копии!

- И как они отреагировали? – впрочем, он мог и догадаться.

- Как? – Цинна снисходительно усмехнулся. – Да они буквально смеялись и плакали от восторга! Вения и Октавия пообещали мне соорудить к вечеру двадцать париков Огненной Китнисс, а Флавий согласился пожертвовать собственную палитру красок для боди-арта!

- Представляю, какой это был удар для него! – не сдержавшись, съязвил Хеймитч, на что Цинна лишь сокрушенно покачал головой.

- Ты напрасно язвишь, друг мой, – Мастер лишь поднял брови, - для любого из них их личные запасы бесценны… это как если бы тебя попросили поделиться последней бутылкой любимого самогона!

- Для тебя, друг мой, - в тон молодому человеку снисходительно отозвался ментор, уже без ухмылки взглянув в его зеленые глаза, - я отдал бы ее всю!

Цинна перехватил его выразительный взгляд, и лицо его потеплело.

- Что ж, приму это к сведению… Кстати, Двенадцатый, не составишь ли мне компанию – хочу прямо сейчас заглянуть в Тренировочный центр, повидаться с Брутом и Энобарией…

- Разумеется, составлю, если только тебя не смущает мое слегка нетрезвое состояние! – с готовностью натягивая пиджак и на ходу кое-как повязывая шелковый платок, Хеймитч громко икнул и удивленно засмеялся. – А к чему такая спешка – ты истосковался по Бруту?

Молодой человек неопределенно повел плечами.

- Скажем так, хочу проверить на одном из них свои актерские способности, - загадочно хмыкнул он, распахивая перед ментором дверь номера.

Сегодня они не собирались прятаться ни от очумевших фанатов, ни от любопытных, всюду сующих длинные носы репортеров, а потому до Тренировочного центра их вез белый «хаммер» Цинны. Молодой человек предусмотрительно запасся пачкой рекламных буклетов с изображением Китнисс и Пита в пылающих костюмах с церемонии открытия, которые ментор был вынужден подписывать всю дорогу до пункта назначения. На его недовольное ворчание Цинна резонно заметил, что эти бумажки значительно ускорят их перемещение по открытой местности. Хеймитч сомнительно поморщился, но его ворчание прекратилось, едва они выехали на Круглую площадь – от количества рекламных щитов по периметру площади и числа визжащей публики на ней у Двенадцатого буквально зарябило в глазах!

- И так практически круглые сутки! – рассмеялся молодой человек в ответ на его немое удивление. – Чему тут удивляться – это нормальное состояние Капитолия!

Растерянно разглядывая бросавшихся едва ли не под колеса фанатов, ментор изменился в лице. А ведь он никогда прежде не видел такого… и дело было не в сверхпопулярности его трибутов. Просто за четверть века менторства он никогда не интересовался происходящим в столице во время финала. Поскольку вплоть до нынешних Игр ни один из его подопечных не попадал в финальную восьмерку, последние дни Арены ментор обычно проводил взаперти на двенадцатом этаже Тренировочного центра, до чертиков упиваясь любым попадавшимся под руку спиртным и собственным глухим одиночеством и ожидая спасительного оглашения имени очередного победителя.

Но сейчас оба его трибута все еще были живы – и он широко раскрытыми от изумления глазами наблюдал за размахом безумств Капитолия.

Они столкнулись с менторами Второго на самом крыльце – с трудом пробившись через оцепленную миротворцами толпу, Хеймитч налетел на Брута буквально в вертушке дверей. Да, этому болвану не хватало сейчас только шикарного павлиньего хвоста, хмыкнул сам себе Двенадцатый – разодетый в пух и прах Второй смерил пьяного и едва державшегося на ногах конкурента таким высокомерным и надменным взглядом, что тому впору было провалиться сквозь землю. Встретившая их в холле внизу Энобария держалась проще – оскалившись в своей привычной кошмарной улыбке, она приветственно кивнула Цинне и даже снизошла до покровительственного взгляда в сторону старого пьяницы. Молодой человек выразительно глянул на ментора – и, подхватив последнюю под руку, увлек в сторону, что-то оживленно нашептывая ей на ухо. Ага, должно быть, обещанная проверка способностей, мелькнуло у Хеймитча.

Наспех раздав всем страждущим огромную пачку буклетов и оставшись, наконец, в одиночестве – если присутствие в жужжащем на все лады многоголосом холле можно было вообще назвать одиночеством – ментор обернулся и рассеянно перевел глаза на висевший прямо над входом огромный экран. С экрана на него смотрели шесть оставшихся на Арене трибутов и стремительно меняющиеся цифры напротив каждого из них – скачущий уровень рейтинга. Список, как и предполагалось, возглавляли Катон и Мирта: их тридцать процентов из ста то и дело менялись максимум на несколько сотых в обе стороны. На втором месте ментор с удивлением обнаружил Цепа – внушительный здоровяк Рубаки набрал аж двадцать восемь процентов, вплотную приближаясь к лидерам! Следом за ним уверенно устроились Китнисс и Пит, и замыкала список рыжая девчонка из Пятого.

Пряча оживленный блеск в глазах, Хеймитч незаметно перевел дыхание – на данный момент третье место в турнирной таблице его очень даже устраивало!

- Мистер Эбернети! Мистер Эбернети! – слух отчаянно резанул восторженный визг. Подготовительная группа Китнисс! И откуда только они взялись на его голову? Ментор поспешно сделал шаг назад, но было слишком поздно – они уже спешили к нему с другого конца холла. Стайка шумных, пестрых и разноцветных визажистов окружила Двенадцатого: пустоголовые капитолийские помощники Цинны тараторили наперебой, настойчиво хватая его за руки и отчаянно перебивая друг друга:

- Она действительно любит его?! Да?... О, ну скажите же нам – мы ведь видели!... Это же правда… теперь это абсолютно очевидно!… Она так рисковала ради него, нашла его… спасла его!

- Медленнее и по очереди! – строго прикрикнул на них Хеймитч, пытаясь отбиться от назойливого внимания. Троица испуганно притихла и робко переглянулась. Он вздохнул и сквозь зубы вежливо добавил: - Пожалуйста.

Первой решилась, кажется, Вения – картинно закатив глаза, она рассеянно накрутила на палец локон цвета морской волны и мечтательно вздохнула:

- Она ведь любит его, да? Ах, ведь это так мило и романтично…

Хеймитч сдержанно чертыхнулся. Он и сам пока не понял, что это – настоящие чувства или просто игра на публику. Главное, что Кит сделала именно то, чего он и весь Капитолий ожидали от нее. Словно читала их мысли.

- Это моя личная коммерческая тайна, ребятки, и ее разглашение стоит больших денег. Вы готовы раскошелиться?

- О, да, да! – снова оживились капитолийцы. – Мы на все готовы ради них!... Это ведь так трогательно!.. Они такая прекрасная пара!... Что мы должны сделать, чтобы вы все нам рассказали?

- Сделайте ставки в пользу Катона и Мирты.

- Что-о-о?!

Он и не заметил Эффи, словно из-под земли выросшую за его спиной, пока не услышал ее гневный голос:

- Значит, всего лишь деньги… так я и думала! Выходит, Брут ни при чем, и это была целиком и полностью твоя идея – делать ставки на этих детей? И как ловко придумано – пожертвования, маскарад, хвалебные речи… разумеется, азартные капитолийцы с радостью купились на этот твой аттракцион! – она буквально захлебывалась от эмоций. – А ты сам – неужели тоже поставил на профи?

- Разумеется. Кому в наше время помешают лишние деньги? – его ответ был натянуто безразличен. Обещанное Цинне и самому себе благоразумие и всепрощение таяли буквально на глазах... ну уж нет, сегодня ей не удастся вывести его из равновесия!

- Да что ты за ментор, если сам обрекаешь на гибель своих подопечных?! – он и не знал, что она умеет так эффектно злиться. – Я-то уже поверила было, что тебе есть до них дело…

- Мне есть до них дело, - сухо отчеканил он, оглядываясь по сторонам. Огромный холл Тренировочного центра – не самое лучшее место для исповедей… Не хватало еще, чтобы вездесущие президентские уши услышали гнев в его голосе!

Но Эффи все не унималась. Неужели она совсем не понимала, что своим праведным гневом и возмущением запросто могла подписать себе приговор?

- И как только у тебя хватает совести ставить на Катона? Уму непостижимо! Впрочем, большой вопрос, есть ли у тебя эта совесть вообще! Да шансы наших ребят против профи и так равны нулю, особенно в нынешнем положении – мальчик серьезно ранен и совершенно обессилел, Китнисс на грани истощения и нервного срыва… ты должен как-то поддерживать их… а ты их просто топишь!

Глупая кудрявая кукла, она начинала всерьез раздражать его своей непозволительной болтовней! Он с силой сжал ее локоть и оттащил в сторону. Где-то рядом оживленно шумела толпа, заглушая своим жужжанием его яростный шепот.

- Ты начинаешь действовать мне на нервы, женщина! – процедил он сквозь зубы, не без удовольствия выдохнув ей в лицо свежайший утренний перегар. – Да что вообще знаешь ты, капитолийская неженка, о нервных срывах?!

Ты не знаешь Китнисс. Никто в Капитолии не знает её. Её жалеют, ей сочувствуют, ею восхищаются, копируют наряд и прическу – но до сих пор никто, поверь мне, глупая курица, никто не принимает девчонку всерьез! Это именно то, что мне сейчас нужно… именно на это я и рассчитываю! Пусть все эти шумные безмозглые поклонники решат, что Кит обессилела и ослабла, пусть решат, что она выдохлась; пусть думают, что даже ее ментор потерял веру в нее, и пусть прекратят делать на нее ставки… мне это только на руку! Потому что, если положение дел вдруг изменится, и распорядители поймут, что, даже измученная, голодная и грязная, Китнисс Эвердин во сто крат сильнее всех своих соперников, у нее не будет передышки… и не останется ни единой возможности выкарабкаться самой и вытащить Мелларка!

Эффи судорожно выдохнула и вырвала из его железной хватки свой локоть. Жалобно потирая руку, на которой отчетливо начали проступать синяки от его пальцев, она понизила голос и произнесла с оскорбленным видом:

- Какой ты стал разумный! Капитолий не знает Китнисс… а ты сам давно ее знаешь?

- Совсем недавно… одна маленькая мудрая девочка открыла мне глаза, - он невольно вспомнил уверенный голос Прим после интервью в Двенадцатом. – Каюсь, сам я никогда бы ее не разглядел. Первый и единственный, кто понял ее здесь, в Капитолии – это Цинна. Он как-то сравнил Кит с алмазом… я тогда неверно решил, что речь идет о бриллиантах – этих ваших сверкающих побрякушках для богатеньких спонсоров. Но все совсем не так. Знаешь, в чем истинная ценность алмаза? Не в радужном показушном блеске, а в непревзойденной твердости. Китнисс Эвердин – алмаз самой чистой воды и я, как никто другой, теперь знаю об этом!

Он выпалил свой монолог на одном дыхании. Откуда пришли в его, мягко выражаясь, нетрезвую голову такие красивые слова? Откуда всего этого нахватался человек, с трудом произносящий порой собственное имя? Эффи слегка отстранилась и недоуменно оглядела его с ног до головы.

- Да ты философ! – ее удивление выглядело вполне искренним. – Надо же… я никогда еще не видела такого Хеймитча Эбернети!

Он хмуро усмехнулся. В последнее время он и сам себя удивлял.

- Значит, ты еще многого не видела в своей жизни.

- Так что, все, что происходит на Арене – действительно твоя коммерческая тайна? – многозначительно подняв тонкие нарисованные брови, переспросила она, кивнув в сторону экрана со скачущими рейтингами трибутов.

- Хуже, - он даже позволил себе улыбнуться ей в ответ. – Государственная.

- А если я тоже поставлю на Катона, - с совершенно серьезным видом поинтересовалась капитолийка, и глаза ее озорно блеснули, – тогда ты расскажешь мне?

Двенадцатый усмехнулся, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех. Ну вот, уже в который раз эта невозможная капитолийская заноза всего за несколько минут умудрилась сначала разозлить, а потом рассмешить его…

Он перехватил ее вопросительный заинтересованный взгляд и отрицательно покачал головой.

- Извини, женщина, - его насмешливый тон был, тем не менее, непреклонным, - не в этом случае. В другой раз я расскажу тебе все, что пожелаешь, но сейчас – нет.

Эффи прищурилась на мгновение – а потом фыркнула и картинно пожала плечами:

- А я все равно поставлю! – и, развернувшись на каблуках, гордой походкой поцокала в сторону расположившихся прямо здесь, в холле, букмекеров. Хеймитч смотрел ей вслед, тихо беззлобно посмеиваясь – поистине, ход ее мыслей не поддавался никакому разумному и логическому объяснению!

Провожая задумчивым взглядом свою капризную помощницу, как раз возле одной из букмекерских стоек он обнаружил Цинну – распрощавшись с Энобарией, молодой человек широко улыбался и призывно махал ему рукой. Осторожно пробираясь сквозь толпу, шумно обсуждавшую вероятные выигрыши, ментор умудрился пару раз наступить кому-то на ногу, пнуть локтем нескольких резвых спорщиков и тихо выругаться на особенно приставучих капитолийцев. Удивительно, но никто даже не огрызался ему в ответ – признавая в обидчике знаменитого Двенадцатого, публика лишь восторженно шумела и поздравляла ментора с успехами его подопечных. Он примирительно кивал направо и налево, стараясь как можно быстрее унести ноги из этого столпотворения.

- Не могу привыкнуть к такому бурному оживлению – обычно здесь гораздо тише, - пожаловался он молодому человеку, когда, наконец, добрался до него.

- Держи, это для тебя, - Цинна незаметно сунул ему в руку несколько заполненных бланков необычного вида. – Я решил позаботиться о твоем благосостоянии и взял на себя смелость сделать-таки несколько особенных ставок на Китнисс и Пита – ты ведь понимаешь, о чем я? Прости мне мою вольность, - заметив недовольство в глазах Двенадцатого, тотчас пояснил он, - но уж больно велик был соблазн – наша общая знакомая из Второго дистрикта по большому секрету шепнула мне, что на сегодняшний день официальный коэффициент ее подопечных составляет сорок к одному!

Так вот зачем нужны были Мастеру менторы Второго дистрикта! Хеймитч не первый год вращался в игорных кругах и прекрасно знал, что у большинства столичных букмекеров существовало как минимум два курса ставок – один официальный, для обыкновенных, рядовых зрителей, рискующих трех-четырехзначными суммами, и другой, «черный», для избранных представителей Капитолия, делающих куда более крупные ставки. На опыте прежних лет Двенадцатый сделал вывод, что последний мог отличаться от официального в несколько раз – официальные «сорок к одному» на черном рынке вполне могли оказаться и «четыреста к одному»! Но был в «черном» курсе один маленький подвох – величину самого коэффициента и, как следствие, размер выигрыша или проигрыша игрок мог узнать только после свершения события, на которое принималась ставка. Не единожды Хеймитч своими собственными ушами слышал невеселые истории о кончавших с собой чересчур азартных идиотах, в один миг терявших на «черном» курсе все свои немалые сбережения!

Разглядывая бланки с особой пометкой на корешке, ментор удивленно хмыкнул. Он и подумать не мог, что всегда такой сдержанный и уравновешенный Цинна тоже попадет однажды под влияние тотализатора – этого всеобщего столичного сумасшедшего дома!

- И каковы же мои шансы стать мультимиллионером? – насмешливо поинтересовался Хеймитч у молодого человека. Цинна улыбнулся и пожал плечами:

- Понятия не имею! Дождемся ребят с Арены – тогда и узнаем!

Двенадцатый вздрогнул – столько уверенности звучало сейчас в этих простых словах!

- Кстати, в котором часу состоится сегодняшнее заседание Совета? – отвлекая его от раздумий, поинтересовался Мастер. Хеймитч коротко глянул на коммуникатор – до заветной встречи с Главным Распорядителем ему оставалось почти три часа.

- Не волнуйся – достаточно, чтобы пропустить с тобой по чашечке коньячку! – хмыкнул он, выразительно икнув – и рассмеялся, заметив недовольно сдвинутые брови Цинны: - Да брось сердиться, я же шучу! Не переживай, я знаю свою дозу – и эту дозу я сегодня уже принял! – а Совет собирается аж в пять пополудни, так что у нас действительно еще уйма времени!

- И как только у тебя хватает сил шутить? – пробормотал молодой человек, растерянно наблюдая за его пьяным весельем. – У меня внутри все сжимается от ужаса от одной только мысли, насколько близки мы к концу Игр… а ты тут смеешься!

- А, может, я прячу за смехом свой страх – об этом ты не думал? – язвительно буркнул ментор. Он разглядел сочувствие, мелькнувшее во взгляде Цинны – и строго погрозил ему пальцем.

- Не вздумай меня жалеть, - Хеймитч хмыкнул, выразительно обвел глазами шумный холл и снова взглянул в зеленые глаза Мастера. – Посмотри на всех этих людей, друг мой – твое сердце может рыдать и обливаться кровью, но никто даже бровью не поведет! Неужели ты сам не видишь – никому из них нет дела до того, что у тебя внутри? Здесь нельзя плакать, нельзя страдать, нельзя надеяться. Нельзя любить. Любовь в Капитолии – глупость, слабость, пошлость… да что угодно, только не светлое и прекрасное чувство! В Капитолии можно прожигать жизнь, развлекаться, пить и веселиться, обсуждать модные тряпки, дикий макияж и нелепые прически, делать ставки, миллионы и карьеру, а проигравшись, по глупости кончать жизнь самоубийством, - ментор на мгновение запнулся, отвел растерянный взгляд и добавил уже еле слышно: - Здесь нельзя только одного – нельзя чувствовать… И потому упаси тебя господь расслабиться и показать Капитолию, насколько другой человек, будь то мужчина, женщина или ребенок, близок и дорог тебе – ты рискуешь тотчас лишиться этого человека! Поверь мне, я знаю, о чем говорю…

Он нехотя поднял глаза на своего собеседника – Цинна молчал и смотрел на него так, словно впервые разглядел по-настоящему. Под его пронзительным взглядом Двенадцатый тяжело вздохнул и горько усмехнулся:

- И я больше не могу позволить себе такой роскоши – терять своих близких… так что не спрашивай меня, почему я смеюсь – я буду смеяться столько, сколько потребуется, и ты сам лучше посмейся вместе со мной!

Их странный и неожиданный разговор по душам прервала Эффи – появившись, будто чертенок из табакерки, она схватила Цинну за рукав его черного пиджака и оживленно залепетала:

- Я только что видела анонс предстоящего дневника Игр, и на экране снова были наши ребята! – женщина аж захлебывалась от переполнявших ее новостей. – Наверняка, с них и начнут!... Идемте скорее – я уже договорилась с администрацией и конференц-залом, что нам позволят посмотреть трансляцию!… Не волнуйтесь, Порция тоже вот-вот присоединится – она обещала мне вырваться, хотя, конечно, очень занята, потому что готовит свою часть костюмов и декораций для нашего мероприятия – вы же помните про маскарад сегодня ночью?... Уже даже назначено место – все действие состоится здесь, на открытой террасе над бассейнами, той самой, со стеклянным полом…

- Маскарад пройдет в Тренировочном центре? – удивленно прервал ее Хеймитч – это было единственное, что он смог внятно уловить в ее бессвязном лепете. Эффи лишь кивнула в ответ, почти силой увлекая за собой своих спутников.

- Ну да, это же просто идеальное место! - восторженно засмеялась она и, заметив его недоумевающий взгляд, снисходительно пояснила: - Мы все будем трибутами семьдесят четвертых Голодных Игр… или у тебя настолько короткая память, что ты уже забыл об этом?

- Нет, не забыл… надеюсь, старому пьянице позволят изображать мужскую половину наставников Двенадцатого дистрикта – так мне хотя бы не придется надевать твой розовый парик! – хохотнул он ей в ответ. Резко развернувшись и уперев руки в бока, Эффи фыркнула и прищурилась. Он заметил опасный блеск в ее предупреждающем взгляде и поймал себя на мысли, что еще одно неверное слово – и ему не избежать потасовки с этой женщиной!

- Так, все, пауза! – взмолился Цинна, вставая между ними. – Давайте возьмем тайм-аут хотя бы на ближайшие два часа и спокойно посмотрим, что происходит на Арене с нашими ребятами!

А потом, внезапно подумал Двенадцатый, мы с ней наконец-то придушим друг друга…

***

Когда они попали в конференц-зал, Порция уже ожидала их у включенного монитора. Увидев вошедших, молодая женщина удивленно вскинула брови – Цинна, будто третейский судья, одной рукой поддерживал за локоть фыркающую, как норовистая лошадь, Эффи, а другой слегка подталкивал в спину шатавшегося Двенадцатого, всерьез рисковавшего вот-вот зацепиться носками собственных туфель за ковровую дорожку между рядами кресел и растянуться в полный рост прямо в центральном проходе. На ее вопросительную усмешку Мастер тяжело вздохнул и выразительно закатил глаза. Он усадил ментора и его помощницу в кресла по разные стороны прохода и, скрестив руки на груди, остался стоять между ними. Для их же собственной безопасности, молча хмыкнул сам себе Хеймитч.

Разгадав его предупредительный маневр, Порция, однако, тактично промолчала на этот счет и только поинтересовалась, присаживаясь рядом с Эффи:

- Как дела на ставках?

- Прекрасно!... Ужасно!... – в один голос отозвались наставники на ее вопрос и сердито переглянулись.

- Понятно, - коротко взглянув на усмехавшегося Цинну, молодая женщина кивнула и, пряча улыбку, отвела глаза на экран. Хеймитч поморщился – черт подери, Порции было над чем смеяться: он и эта заноза вроде бы взрослые люди, а ведут себя как малые дети!

- Все сносно… так, как и должно быть, - многозначительно пояснил он. Оба стилиста, не сговариваясь, повернули головы в сторону Эффи – капитолийка выдержала паузу, а потом снисходительно повторила за ним его же слова:

- Все так, как и должно быть, - и нетерпеливо тряхнула розовыми локонами. – Давайте уже смотреть, а то пропустим самое важное!

Прекратив препирания и споры, вся команда Двенадцатого дистрикта молча уставилась на экран: следом за рекламной заставкой Голодных Игр режиссеры повторили проморолики всех шестерых трибутов, а Цезарь Фликерман подробным образом расписал прогнозные рейтинги для каждого из них, сопровождая сухие официальные данные собственными шутливыми и не очень комментариями. Как и думал Хеймитч, трансляцию с Арены начали с "несчастных влюбленных" – сразу после включения из студии камера показала его трибутов и их спасительное убежище: Пит сидел, прислонившись спиной к стене пещеры, а Китнисс тем временем спала рядом, как ребенок, свернувшись на боку калачиком и положив голову ему на колени. Двенадцатый дрогнул. Поистине умиротворяющая картинка – девушка едва заметно улыбалась чему-то в сморившем ее сне, а Мелларк лишь мягко перебирал ее темные, выбившиеся из косы пряди и, чуть склонив голову на плечо, заворожено разглядывал свою напарницу.

Внезапно лоб ее нахмурился, и Китнисс дернулась, открывая глаза. Ровно пару секунд ее взгляд в недоумении блуждал по стенам пещеры, словно она еще не до конца проснулась, а потом стал осмысленным. Девушка повернулась на спину – и увидела над собой знакомую улыбку.

- Привет, - опасаясь спугнуть остатки ее счастливого сна, негромко шепнул Пит, нехотя убирая руку с ее волос. Очевидно, она не рассчитывала спать так долго – глянув наружу, Кит тотчас изменилась в лице, и ее тонкие брови сдвинулись в одну линию.

- Ты же должен был разбудить меня через пару часов! – заворчала она, поднимаясь на ноги и потягиваясь. Разминая руками затекшую от неудобной позы шею, она машинально поправила измятую одежду, порядком пострадавшую за время Игр, и пригладила остатки прически, сделанной еще в Капитолии. Ментор пристально и внимательно наблюдал за ее движениями, четкими и выверенными до мелочей – в каждом из них чувствовалась железная выдержка и невероятная самодисциплина.

- Зачем? – не сводя с Китнисс зачарованного взгляда, парень все так же непринужденно улыбался, но когда камера показала его крупным планом, Хеймитч заметил, что голубые глаза его лихорадочно блестели. – Тут все по-прежнему. И потом, мне нравится смотреть, как ты спишь – во сне ты не хмуришься. Хмурый вид тебе не идет.

От его слов Китнисс сердито вспыхнула и тут же недовольно нахмурилась, на что Пит лишь рассмеялся ей в ответ. Хмуро пробубнив себе под нос что-то невразумительное, она присела возле напарника и потрогала рукой его щеку и губы. Видимо, плохи дела, подумал ментор, увидев, как изменилось выражение ее лица – девушка растерянно улыбнулась, но в ее прозрачных серых глазах забилась паника.

- Ты пил? – поинтересовалась она, пряча свой страх за строгим учительским тоном. Пит утвердительно кивнул, продолжая улыбаться. Наверняка, соврал – рядом с ним Хеймитч углядел две полные бутыли с водой. Кит тоже их заметила и, недовольно прищурившись, покачала головой.

- Хорошо, - на самом деле тон ее не обещал Мелларку ничего хорошего, - попробуем по-другому…

Она полезла в рюкзак и достала аптечку.

- Китнисс, - попытался возразить Пит, - ты только зря потратишь лекарства…

- Помолчи, а? – она жестом пресекла его слабые попытки к сопротивлению и почти силком сунула в руку очередную дозу жаропонижающего. Жалобно взглянув на таблетки, он состроил несчастную мину, и серые глаза Кит тотчас превратились в две узенькие щелочки.

- Сам выпьешь… или тебе помочь? – очаровательно улыбнулась она, и Двенадцатый лишь покачал головой и тихо рассмеялся – какое обманчивое очарование! Он не сводил глаз с экрана – Китнисс выразительно подняла брови и процедила сквозь зубы: – Я бы на твоем месте не упрямилась…

- Пей, болван, - беззлобно усмехаясь, проворчал себе под нос ментор. Стоявший рядом Цинна хмыкнул, но не проронил ни слова. Краем глаза ментор заметил брошенный в свою сторону косой недовольный взгляд Эффи и язвительно добавил, обращаясь к Питу на экране: – Я дам тебе бесплатный совет, парень: когда женщина просит таким тоном, тебе же будет лучше послушаться ее!

Неизвестно, что повлияло больше – стальной взгляд Китнисс или телепатический совет ментора – но, увидев в руках девушки маленькую баночку с волшебной мазью и бинты из аптечки, Пит тяжело вздохнул и, сдаваясь, залпом выпил обе таблетки, проглотив заодно почти полную бутыль воды.

- Снова раздеваться? Жаль, что нет музыки – было бы веселее! – попытался отшутиться он, нехотя стягивая с плеч куртку. Пряча улыбку – и все-таки ему удалось рассмешить ее! – девушка присела рядом, осматривая подзажившие ранки, ожоги и укусы на его плечах, руках и шее. Что-то смазала мазью, что-то промыла водой, где-то сменила повязку – Пит молча и покорно терпел все ее старательные, но не слишком умелые лекарские потуги. Разделавшись с мелкими неприятностями, Кит судорожно перевела дыхание – наконец дошла очередь и до самого сложного…

- Китнисс… может, не стоит? – читая неуверенность на ее хмуром лице, предложил Мелларк. Она отрицательно покачала головой и с готовностью ухватилась за штанину, как можно аккуратнее стягивая ее с перебинтованной ноги. Потом перевела дыхание и, собрав в кулак все свое мужество, сняла повязку.

- Это то, что я думаю? – еле слышно выдавил Цинна, не сводя глаз с экрана.

- Боюсь, что да, - так же тихо отозвался ментор, сжав пальцами виски.

Хеймитч почувствовал, как его охватило отчаяние – Питу стало хуже, намного хуже. Он увидел, как буквально позеленели в своих креслах по другую сторону прохода Эффи и Порция, как там, на Арене, испуганно прикусила губу Китнисс, как, растерянно дрогнув, Цинна обессиленно опустился – практически рухнул! – в кресло рядом с ним. Плутарх был прав: судя по огромному размеру опухоли и поднимающимся от нее красным прожилкам, у парня действительно начиналось заражение крови! И по всему выходило, что, если к утру следующего дня Хеймитч не сумеет раздобыть для него эту хваленую «вечную жизнь», то к вечеру того же дня Питу Мелларку уже никто и ничто не сможет помочь!

- Ну-у, опухоль немного увеличилась, зато нет гноя, - словно между делом отводя глаза, произнесла Китнисс дрожащим голосом. Ментор заметил сочувствующую улыбку Пита – и понял, что ей не удастся так запросто провести своего напарника.

- Я знаю, что такое заражение крови, Китнисс, - кашлянув, мягко заметил парень на ее попытки приободрить его. – Хотя моя мать и не лекарь.

Она упрямо тряхнула головой и строго взглянула ему в глаза. В ее колючем и каком-то странном взгляде больше не было страха – только уверенность и решимость. Игнорируя выразительную невеселую улыбку Пита, девушка молча промыла едва затянувшуюся рану водой и, приложив волшебную мазь Плутарха, снова забинтовала ему ногу. Потом подумала минуту – и так же аккуратно, как несколько минут назад, помогла напарнику натянуть обратно изрядно потрепанную штанину.

- Тебе нужно только пережить остальных, Пит, - ее тон не терпел возражений. – Когда мы победим, в Капитолии тебя вылечат.

- Хороший план, - кивнув, согласился он.

И вдруг ментор понял, как смогла его храбрая девочка продержаться на Арене все эти дни – она просто не позволяла себе раскиснуть. Ей не нужны были его менторская помощь или сочувствие – она рассчитывала только на свои собственные силы. Те самые, которые однажды уже помогли ей выжить. Он потер руками лицо. Какой же он дурак… и он еще сомневался, сможет ли она победить? Да вся ее жизнь последние пять лет с момента гибели отца и отчуждения матери оказалась сплошной Ареной, сплошными Голодными Играми, в самом буквальном смысле этого слова! Нет, она спасалась не от профи – но от ежедневного страха умереть от голода…

И это он, старый, бестолковый и расклеившийся пьяница, посмел учить ее жизни?

Двенадцатый криво усмехнулся, вспоминая ее слова, сказанные накануне Мелларку – я запрещаю тебе умирать! Тогда его рассмешила такая самонадеянность… но сейчас, глядя в эти сосредоточенные стальные глаза, бесстрашно смотревшие в лицо своему неумолимо угасающему напарнику, он безоговорочно поверил ей.

- Ты сейчас поешь, тебе нужны силы, - прерывая его мысли, неожиданно спокойно и твердо сказала на экране Китнисс. – Я приготовлю суп.

- Не зажигай огонь – оно того не стоит, - отозвался Пит, с трудом облизывая сухие и горячие губы.

- Посмотрим, - буркнув ему в ответ, девушка подхватила драгоценную банку из-под бульона, присланного Порцией, и вышла из пещеры.

Камеры тотчас сменили ракурс – теперь ментор видел и спасительный ручей, и едва прикрытый стеблями вход в пещеру. Да, Катона бы такая маскировка не провела… но ведь сенатор обещал ему затишье, а значит, его ребятам пока нечего опасаться нежданных гостей.

Китнисс присела на большой плоский валун на полпути между ручьем и пещерой и принялась что-то химичить: набрала в банку воды, добавила в нее несколько капель йода из аптечки и поставила импровизированную кастрюлю на солнце, положив внутрь несколько горячих камешков размером с яйцо, а потом принялась нещадно кромсать кусочки мяса и кореньев.

- Так можно приготовить суп? – удивленно пролепетала Эффи со своего места. Ментор дрогнул: он настолько был поглощен всем происходящим на экране, что совершенно забыл о присутствующих рядом капитолийцах.

- Боюсь, это блюдо будет очень сильно отличаться от тех, которые мы привыкли есть здесь, в Капитолии, - весело отозвался вместо него Цинна.

- Но это лучше, чем ничего, - добавила Порция, и Двенадцатый заметил уважение, мелькнувшее в ее одобрительном взгляде – похоже, что в последние дни эта маленькая женщина начинала смотреть на Китнисс Эвердин совсем другими глазами.

Видимо, в эту саму минуту капитолийские режиссеры решили, что уделили трибутам Двенадцатого дистрикта достаточно экранного времени, потому что картинка на экране неожиданно изменилась, показав Цепа в каких-то высоких злаках. Хеймитч коротко глянул на коммуникатор – и охнул.

- Черт подери, Цинна – мы торчим здесь уже больше двух часов! – он вскочил из кресла. – Еще немного, и я опоздал бы на заседание Совета… а этого я себе позволить не могу!

- Не волнуйся, тебе не нужно далеко бежать – сегодня Совет собирается здесь же, в Круглом зале, - даже не повернув головы в его сторону, выразительно фыркнула Эффи. – Это я на тот случай, если ты опять что-нибудь забыл…

Он даже не стал язвить ей в ответ – при всей своей невозможности и глупости его капитолийская помощница обладала поистине феноменальной памятью, что делало ее просто незаменимой в вопросах решения всяческих организационных моментов. Хеймитч хмыкнул – это не женщина, а просто какой-то ходячий розовый органайзер!

- Все, я ушел! – буркнул он, поспешно поправив измятый от долгого сидения пиджак; слегка пошатнулся, выбираясь в проход, и стремительным шагом направился к выходу из конференц-зала.

- Дай нам знать, как все пройдет! – успел крикнуть ему в спину Мастер. – Я хочу быть в курсе дел!

- Следите за трансляцией – сами все увидите, – напоследок обернувшись, отозвался он уже у самых дверей. И, поймав ободрительный взгляд Цинны, добавил: – И да пребудет со мной удача!

Глава 26

Хвала чертям, он не опоздал… более того, появился в числе первых – когда Хеймитч шумно распахнул высокие двери в Круглый зал, то с удивлением обнаружил в нем лишь Рубаку. Двенадцатый досадливо поморщился – со всей этой букмекерской суматохой он совсем упустил из виду старинного приятеля. Внутри зашевелился противный червячок: никогда еще за десять лет он не забывал про своего единственного настоящего друга… и вот теперь, уже вторые сутки подряд, не мог найти даже минутки, чтобы перекинуться с ним хотя бы парой слов. Может, потому, что у него появились другие заботы?

Ага, или другие друзья, укорил себя ментор.

Обнаружив карточку со своим именем как раз по правую руку от Рубаки, он прошел на свое место рядом с Одиннадцатым и молча протянул ему руку для пожатия.

- Рад тебя видеть, - он действительно был рад. Рубака нехотя поднял на него глаза и после минуты молчания, наконец, выдохнул:

- Ну, и я, в общем-то, тоже…

- Я видел ваши рейтинги – твой парень молодец, - совершенно искренне поздравил его ментор. Мужчина выразительно хмыкнул, и хмурое лицо его осветило подобие улыбки:

- Меня это не удивляет! Я одного не могу понять – почему распорядители так прессуют твоих ребят? По большому счету это они должны быть вторыми, - Рубака повел плечами. – Хотя куда мне, простому смертному, понять тонкий расчет Капитолия…

- Не переживай, - Хеймитч бухнулся в кресло рядом, - мои своё еще получат.

Он не стал откровенничать со старинным приятелем о собственных интригах и усилиях, приложенных для поддержания достоверной видимости упавшего духа, и, как следствие, упавших рейтингов своих подопечных. Обстоятельства требовали, чтобы Хеймитч Эбернети сделал свой выбор. Он очень ценил и уважал Одиннадцатого, но на этот раз между одной дружбой и двумя жизнями Двенадцатый окончательно и бесповоротно выбрал последнее.

Хеймитч неловко поерзал в высоком кожаном кресле и с интересом огляделся. За всю немалую историю своего менторства он никогда еще не бывал здесь. В самом центре зала располагался большой овальный стол, вокруг которого Двенадцатый насчитал сейчас больше десятка таких же кресел. Да и сам Круглый зал Тренировочного центра выглядел довольно своеобразно: он действительно имел форму цилиндра с одним усеченным сегментом. Этот плоский участок практически полностью занимало высокое тонированное окно, выходящее соответственно на Круглую площадь, а остальная часть стены была выполнена из какого-то неизвестного ему материала – разделенная на квадраты поверхность выглядела глянцевой и угольно-черной, но при этом отражала все содержимое помещения.

- Это мониторы, - буркнул Рубака, заметив вопросительно сдвинутые брови приятеля. – Когда начинается трансляция, и они включают панорамный режим, чувство такое, будто ты снова там, на Арене…

Ментор вздрогнул и обернулся на звук распахиваемой двери – в Круглом зале начали появляться остальные члены Совета. Место напротив него занял ментор Пятого – довольно молодой мужчина совершенно невзрачной наружности… судя по возрасту, он победил уже после Второй Квартальной бойни, но как ни старался Двенадцатый, он не мог припомнить ни года его участия, ни хотя бы его имени. Пятый поднял глаза на мужчин – Рубака оскалился в усмешке, а Хеймитч громко икнул, приветственно кивая и криво улыбаясь в ответ. Именно так, никаких любезностей. По правую руку от Пятого, как раз напротив Рубаки, уселся вошедший следом Брут, а рядом с ним – его зубастая напарница. Смерив Двенадцатого насмешливыми взглядами – ну да, он же снова посмел явиться на заседание Совета в своем обычном помятом состоянии! – Вторые выразительно переглянулись.

- Ничего нового, - язвительно прокомментировал Брут, усмехнувшись своей спутнице и коротко кивнув в его сторону. Энобария фыркнула и безразлично повела точеными плечами – она давно уже научилась смотреть сквозь других победителей.

А зал тем временем продолжал наполняться. Сразу за менторами финалистов появились представители прессы и телевидения. Ментор поежился – он терпеть не мог лицезреть свою собственную непрезентабельную физиономию на экране телевизора, а потому всячески старался избегать любого контакта с видеосъемкой. Видимо, не в этот раз, жалобно вздохнул Двенадцатый – куда не повернись, повсюду оказывались камеры: капитолийские операторы занимали отведенные для них места по всему периметру зала, а репортеры старательно выбирали наиболее выгодные с точки зрения акустики и ракурса позиции. Он мысленно представил себя со стороны – как кстати ему пришла в голову мысль не бриться этим утром! Оставалось только надеяться, что ни один из столичных операторов не задержится на такой неземной красоте больше двух секунд…

Распорядители прибыли с числе последних. Ментор поежился – некоторых из них он помнил еще со злополучной закрытой вечеринки у Крэйна. Например, упитанного лысого толстяка, которого развлекала Джоанна Мэйсон – помнится, Сенека представил его как одного из председателей правления Центрального банка. Или тощего бледного очкарика – кажется, он числился в личных советниках у самого Сноу. Неоновые цифры на табло над дверью показывали без четверти пять, когда в зал вплыл сам Плутарх Хавенсби под руку с какой-то расфуфыренной дамочкой из Парламента – ее ментор тоже видел той памятной ночью в особняке Главного Распутника. Рассаживаясь по своим местам – напротив каждого кресла на овальном столе стояла карточка с соответствующим именем – присутствующие выразительно переглядывались друг с другом. Он поймал снисходительно-кривую ухмылку Брута, многозначительный взгляд Плутарха, презрительное фырканье его надменной спутницы и понадеялся, что выглядел сейчас достаточно убедительно – порядком измятый стильный костюм, криво повязанный шейный платок… а от количества паров алкоголя, исходящих от него в эту минуту, можно было и задохнуться. Хеймитч хмыкнул: все верно, никому из них и в голову не придет воспринимать его и его трибутов всерьез!

Последними появились Клавдий Темплсмит и Главный Распорядитель. Двенадцатый удивленно вскинул брови, углядев Финника Одэйра, вошедшего в зал следом за своим влиятельным другом. Сопровождаемый десятком недоумевающих взглядов, молодой человек подошел к общему столу и, с вызывающе-очаровательной улыбкой оглядев присутствующих, демонстративно отодвинул безымянное кресло по правую руку от Двенадцатого.

- Не возражаешь? – насмешливо улыбнулся он одними глазами в ответ на удивленное фырканье Хеймитча.

- А могу? – так же насмешливо парировал тот, оборачиваясь к неожиданному соседу. – Что-то не припомню тебя в составе Совета, Одэйр… какими судьбами?

- Меня пригласили, и я не смог оказать себе в удовольствии – посмотреть на всех вас с незаинтересованной стороны. Так что ближайшие пару часов тебе придется потерпеть мое присутствие по соседству, - откидываясь на высокую спинку кресла и перехватив его взгляд, вальяжно усмехнулся молодой человек.

- Интересно, Четвертый, - язвительно поинтересовался ментор, - есть ли в Капитолии хотя бы одно мероприятие, на которое тебя еще не приглашали?

Финник неопределенно повел плечами и поправил манжету белоснежной шелковой сорочки.

- Ну, разве что на закрытую экзекуцию к президенту Сноу, - очаровательно улыбаясь через весь стол Крэйну, колко ответил он. Хеймитч аж дернулся от его мрачной шутки, чем заставил Четвертого рассмеяться в полный голос. Одэйр выразительно приподнял левую бровь – его аквамариновые глаза светились откровенной издевкой – и еле слышно добавил: - К тому же, я пообещал одному нашему общему другу присматривать за тобой… а я привык выполнять свои обещания.

Цинна! Хеймитч крякнул – он никак не ожидал, что Мастер сумеет подослать шпиона даже на закрытое заседание Совета!

Плутарх выразительно шикнул в их сторону, на что молодой человек лишь язвительно и насмешливо усмехнулся ему в ответ. Вот паршивец, подумал Двенадцатый – знает ведь, что под крылышком Сенеки ему сойдет с рук любая выходка!

Главный Распорядитель занял свое место во главе овального стола и, подняв правую руку, потребовал тишины в зале. Члены Совета, все как один, умолкли. Даже оживленно гудевшие минуту назад журналисты притихли и приготовили свои микрофоны и блокноты в ожидании очередных шокирующих новостей от организаторов.

- Всем вам известно, зачем мы сегодня собрались здесь, - Сенека снисходительно обвел взглядом присутствующих, и его взгляд остановился на Двенадцатом на противоположной стороне стола. – Поскольку в этот раз у нас несколько изменились основные правила Игр, то распорядители посчитали резонным изменить и привычные условия Пира.

Хеймитч перевел дыхание, рассеянно усмехаясь в ответ на его выразительный взгляд.

- В этом году условия таковы: каждый ментор сможет отправить своим трибутам нечто, крайне необходимое для них, - Сенека не сводил внимательных глаз с его рассеянной, но многозначительной ухмылки. – Для большей интриги мы решили не афишировать заявки наших менторов ни для их конкурентов, ни для Капитолия, – он усмехнулся зароптавшим в один голос недовольным репортерам. – Пусть содержимое отправленных на Арену посылок станет небольшим сюрпризом для всех вас!

- Второй заказал своим титановые кольчуги, - потянувшись за стаканом воды, коротко шепнул на ухо Двенадцатому Одэйр. – Я слышал, как Брут говорил об этом с Сенекой…

Хеймитч дрогнул. Он совсем не ожидал от Четвертого такой новости и теперь не знал, что и думать. Молодой человек смерил его косым выразительным взглядом и, откинувшись в кресле, поднес стакан ко рту и, беззвучно шевеля губами, проговорил:

- Надеюсь, твой подарок Огненной Китнисс тоже будет стоящим?

Возможно ли было, чтобы Финник каким-то образом узнал о такой необходимой для Двенадцатого вакцине? Судя по его известию о кольчугах для Катона и Мирты, вполне – для красавца Одэйра в Капитолии не существовало секретов. Ментор рассеянно перевел глаза на Главного Распорядителя – тот по-прежнему внимательно смотрел в его сторону.

- А сейчас мы включим трансляцию и дадим слово нашему непревзойденному Клавдию Темплсмиту для объявления трибутам условий Пира, - Крэйн подал знак, и вокруг заиграли невидимые фанфары, а угольно-черная поверхность стен ожила, превращаясь в живую мозаику из множества картинок – изображений разных точек Арены. Хеймитч огляделся и прямо за спиной сидящего напротив Пятого увидел Китнисс, замершую у самого входа в их с Питом убежище.

- Приветствуем шестерку финалистов семьдесят четвертых Голодных Игр! – зычным басом торжественно заговорил Темплсмит в стоящий перед ним на столе микрофон. – Грядет пятнадцатый день Арены, и распорядители приготовили для вас нечто особенное – Пир у Рога изобилия!

Двенадцатый затаил дыхание, заметив, как его подопечная на экране за спиной Пятого криво усмехнулась и насмешливо изогнула темные брови. Обычно по окончании второй недели, когда на Арене случалась напряжёнка с провизией, распорядители приглашали оставшихся в живых участников в какое-нибудь известное всем место, чаще всего к Рогу изобилия, обещая им всевозможное угощение. Иногда там действительно бывало много всего съестного, а в другой раз трибутам бросали лишь буханку черствого хлеба. Но ментор прекрасно знал – кроме обещанных продуктов это был еще один способ устроить зрелищное и кровавое побоище.

Нет, сказал он себе – судя по выражению ее лица, Китнисс едой не заманишь, но она может решить, что ей подвернется неплохой случай избавиться от парочки соперников.

- А теперь внимание – самое главное! - выдержав многозначительную паузу, загадочно добавил Темплсмит. – Полагаю, некоторые из вас уже решили отказаться от приглашения. Так вот, на это раз Пир будет необычным. Каждый из вас крайне нуждается в какой-то вещи, - да, вот тут он попал в точку… Китнисс Эвердин крайне нуждалась в лекарстве для своего напарника. - И каждый из вас найдет эту вещь в рюкзаке с номером своего дистрикта завтра на рассвете у Рога изобилия. Советую хорошо подумать, прежде чем принимать решение. Другого шанса у вас не будет! – он выразительно посмотрел на Сенеку и закончил свою речь торжественным: - И да пребудет с вами удача!

Снова зазвучали фанфары, объявление закончилось, и Круглый зал тотчас оживился и зашумел голосами десятка журналистов – перебивая друг друга, каждый из них пытался задать собственный вопрос Главному Распорядителю. Тот поднял руку и в установившейся тишине строго произнес:

- Мы пригласили вас сегодня не для пресс-конференции, а для освещения этой новости в средствах массовой информации. Вопросов и комментариев не будет – по крайней мере, не сейчас. Как вам должно быть известно, сегодня ночью на Хрустальной террасе состоится открытое благотворительное мероприятие – маскарад в честь семьдесят четвертых Игр. Я как Главный Распорядитель смею надеяться на присутствие большинства членов Совета, а посему уверен, что те из вас, кто заранее побеспокоился об аккредитации на этой вечеринке, смогут получить там исчерпывающие ответы на все интересующие вас вопросы.

Пользуясь недовольным гулом журналистов, Хеймитч чуть повернул голову в сторону молодого человека в соседнем кресле и коротко шепнул:

- Я заявил морфлинг…

- Я знаю, - не прекращая улыбаться Сенеке на другом конце стола, сквозь зубы выдавил Одэйр.

- Но мне нужно совсем другое…

- Знаю, - односложно отозвался Четвертый.

- Речь идет о вакцине… сам знаешь, какой, – пояснил ментор, с тревогой ожидая ответа.

- Знаю, - выразительно взглянул ему в глаза Одэйр.

- Он сможет помочь мальчишке? – ментор обернулся и едва заметно кивнул молодому человеку в сторону Крэйна. Финник выдержал паузу, а потом неслышно выдохнул:

- Думаю, да.

Ментор облегченно выдохнул – значит, Сенека Крэйн снова был на его стороне!

- Это будет уже второй его подарок тебе, Эбернети, - криво усмехнувшись, прошептал Одэйр в ответ на его довольную усмешку и язвительно добавил: – Твой долговой список неумолимо растет, и если Пит Мелларк сумеет выбраться, даже не представляю, как ты будешь рассчитываться с Главным Распорядителем…

- Оставь это на совести старого пропойцы, - хмуро отозвался Хеймитч, и его улыбку словно ветром сдуло. Финник примирительно кивнул и тихо добавил:

- И я надеюсь, что ты понимаешь – официально для Капитолия в твоей посылке на Арену будет всего лишь сильное обезболивающее, - молодой человек неопределенно повел плечами. – А вот как ты сможешь заменить одно лекарство на другое – это уже твоя забота!

Ментор кивнул. Главное, сказал он себе, чтобы было, на что менять…

***

Он провел в Круглом зале еще почти час – и все это время с отсутствующим видом терпел глупые рассуждения и организационную болтовню окружавших его распорядителей и менторов. После того как журналисты и операторы были торжественно выдворены из зала, настроение оставшихся кардинально изменилось. Вместо официальных речей члены Совета уже битый час обсуждали друг с другом свои будущие наряды для сегодняшней вечеринки. Ментор не слышал подробностей – в его голове тикал маленький, невидимый постороннему глазу механизм, разрабатывавший очередной рискованный план. То и дело замечая на себе вопросительные взгляды Главного Распорядителя, он едва заметно кивал ему в ответ – разумеется, он дождется конца заседания, чтобы иметь возможность лично услышать от Сенеки Крэйна такую желанную для себя новость.

Если, конечно, слова Четвертого не были просто злобной шуткой.

Единственный раз он отвлекся от своих размышлений – когда Одиннадцатый толкнул его локтем, кивая на один из экранов мозаики: прямо под ноги его девочке, копошившейся у ручья с пустой банкой из-под супа, опустился маленький серебряный парашют. Ментор вскинул брови – но ведь он все это время был здесь и ничего не отправлял ей! Китнисс развернула посылку, и Двенадцатый увидел маленький пузырек. Он коротко переглянулся с не менее удивленным Одэйром и растерянно пожал плечами в ответ на недоумевающий взгляд Сенеки. В кармане завибрировал коммуникатор. Ментор бегло прочел сообщение – и недовольно покачал головой: «Эффи отправила ребятам успокоительный сироп». И спустя минуту еще одно: «Ты сам велел нам присматривать за ними».

Кошмар какой-то, взмолился про себя Двенадцатый – стоило ему всего на час оставить своих капитолийских помощников, как они тотчас начинали фонтанировать идеями!

- Это всего лишь успокоительное от Эффи, - примирительно подняв руки, повинился он под строгим взглядом Плутарха с другой стороны стола. – По-видимому, моя чрезмерно заботливая напарница испугалась, что у Огненной Китнисс может случиться истерика или нервный срыв и решила таким образом поддержать ее!

Сенатор прыснул и засмеялся, закатывая глаза. Ну, да, пожал плечами ментор, только мисс Эффи-Вселенская-Глупость могла отправить своим трибутам на Арену средство для снятия стресса! Посмеиваясь вместе с развеселившимся сенатором, Хеймитч перевел глаза на экран за спиной Пятого – и на мгновение запнулся: его смутили оживленно блеснувшие стальные глаза Китнисс.

Что-то случилось… или он пропустил что-то важное, пока торчал здесь? Машинально продолжая улыбаться, Двенадцатый задумался. Определенно, Китнисс слышала сообщение о Пире – и Мелларк, скорее всего, тоже. Разумеется, она пойдет – Хеймитч ни на секунду не усомнился в этом. И маловероятно, чтобы парень так просто отпустил ее на предстоящую опасную встречу с профи. Ментор с легкостью мог представить их спор по этому поводу: Китнисс неглупая девочка, чтобы не понимать, что именно ожидает ее в заветной посылке, а Пит, в свою очередь, не допустит даже мысли о том, чтобы она рисковала собой ради него. И что мы имеем, невесело хмыкнул ментор – замкнутый круг? Он растерянно перевел глаза на пузырек в руках своей подопечной и вздрогнул от внезапно озарившей его мысли. Да, черт подери, у нее оставался лишь один выход: усыпить бдительность своего напарника.

Причем в буквальном смысле этого слова.

Наконец Главный Распорядитель объявил, что на сегодня заседание Совета закончено. Ему не пришлось повторять дважды: хотя до начала вечеринки оставалось еще несколько часов, но большинство присутствующих тотчас вскочили со своих мест. Еще бы, хмыкнул Хеймитч – вместо того, чтобы полным ходом прихорашиваться и наводить лоск и красоту, последние полчаса глубокоуважаемые члены Совета вынуждены были делать убедительный вид, что заинтересованы этим необходимым, но невообразимо скучным, по их глубокому убеждению, заседанием.

Двенадцатый заставил себя отвести глаза от экрана и, пошатнувшись, поднялся на ноги. Ему не терпелось переговорить с Цинной, чтобы выяснить все обстоятельства появления на Арене успокоительного сиропа, однако он не мог уйти – Сенека разговаривал с Брутом, но, судя по его коротким косым взглядам в сторону Эбернети, Главный предпочел бы сейчас другого собеседника. Ментор обернулся к Финнику и просительно поднял брови.

- Понял, - ухмыльнувшись, Одэйр рывком поднялся со своего места и с очаровательной улыбкой направился в сторону оживленно беседовавших мужчин.

- Брут, дорогой мой, - в его вкрадчивом голосе зазвучала язвительная насмешка, и лицо Второго перекосилось, - не составишь ли мне компанию за чашечкой кофе?

- С каких это пор ты, Одэйр, стал любителем кофе? – попытался съязвить в ответ Брут, но молодой человек бесцеремонно ухватил его за локоть и, холодно усмехнувшись, отрезал:

- Просто ты имеешь дурацкую привычку утомлять своей компанией моих друзей! – он с силой сжал тонкие пальцы, и Хеймитч расслышал, как Второй жалобно охнул. – Пойдем, прогуляемся… Двенадцатый тоже имеет право обсудить с Главным Распорядителем свои организационные вопросы!

Не ослабляя хватки, Финник практически силой выволок Второго за двери Круглого зала, оставляя их наедине.

- Итак? – негромко поинтересовался Сенека, скрестив руки на груди и выразительно улыбнувшись.

- Если сегодня у меня не будет лекарства, завтра он умрет, - напрямую выпалил ментор на его улыбку. Сенека беспечно повел плечами.

- Я знаю, - повторил он слова своего любимца, не сводя с Двенадцатого внимательных глаз. Хеймитч растерянно поморщился – неужели Финник Одэйр посмеялся над ним? Он уже открыл рот, чтобы грязно выругаться, но внезапно лукавые минуту назад глаза Крэйна стали серьезными.

– Я так понимаю, тебя интересует «vita aeterna»? – уточнил он уже без улыбки. Ментор перевел дыхание и утвердительно кивнул.

- А ты в курсе, Двенадцатый, о чем просишь?

- Я в курсе, - лишь смог выдавить он. - Я всего лишь хочу спасти мальчишку…

- И ты готов к последствиям? Или снова хочешь устроить бунт?

- Разве это бунт? Или вызов? Или непослушание? – зажмурившись, заговорил Хеймитч, отчаянно сдерживая ярость в голосе. – Я всего лишь их ментор, и это моя работа… и я готов понести любое наказание – но, прошу тебя, не лишай Пита Мелларка последнего шанса выжить из-за старых грехов горького пьяницы!

Крэйн смерил его долгим тяжелым взглядом, а потом глухо заговорил:

- Старые грехи? Не обольщайся, Эбернети – здесь не бывает старых грехов! Капитолий не забыл твою дурацкую выходку с топором четверть века назад… надеюсь, ты помнишь, что, кроме себя самого, этим ты нагадил заодно и всему Двенадцатому дистрикту? Насколько мне известно, после твоей сомнительной победы на Играх к работе в шахтах стали допускать лишь совершеннолетних, уже не пригодных к Жатве: мой предшественник на посту Главного Распорядителя благоразумно посчитал, что всем будущим трибутам угольного дистрикта совершенно незачем иметь навыки обращения со взрывчаткой, кирками или топорами. И все это из-за тебя одного… но, видимо, тебе этого мало. Или тебе мало гибели твоих близких? Или тебе настолько не хватает острых ощущений, что ты решил еще раз испытать на своей шкуре ярость и гнев Капитолия?

Ментор зажмурился – каждое слово Сенеки било его сильнее десятка плетей, оставляя глубоко внутри кровоточащие раны!

- Я-не-могу-бросить-его-умирать, - отчетливо процедил он, яростно скрипнув зубами. – И ты не сможешь меня отговорить…

Сенека молчал всего минуту, а потом полез во внутренний карман своего белоснежного пиджака и вытащил оттуда небольшую узкую коробочку.

- Не говори потом, что я не предупреждал тебя, - выразительно покачав головой, он нехотя протянул ее ментору. Хеймитч дрожащими руками открыл крышку – на обитой чем-то мягким подложке лежал тонкий шприц с прозрачной светящейся жидкостью. Он поднял глаза на своего собеседника – Сенека нахмурился и недовольно предупредил:

- И не вздумай проболтаться об этом, Двенадцатый – не то первыми, кто пострадает от твоей болтовни, окажутся твои драгоценные трибуты! – Главный Распорядитель тряхнул головой, натягивая дружелюбную и очаровательную улыбку и выразительно посоветовал: – А теперь проваливай отсюда… и чем быстрее, тем лучше!

Коротко кивнув, ментор спрятал драгоценный презент в собственный внутренний карман и, шатаясь от волнения, направился к выходу.

- И, кстати – ты ведь помнишь, что пообещал мне? – многозначительно окликнул его Крэйн.

- Помню, - обернувшись уже в дверях, шумно выдохнул Хеймитч. – Хотел бы забыть – не получится…

Он и не сообразил, как очутился внизу, в холле Тренировочного центра – ноги сами несли его по привычному за десятки лет маршруту. На выходе из лифта его окликнул администратор: молодой капитолиец в строгом черном костюме передал ему сообщение от Цинны: «Жду у себя с хорошими новостями». Пока он ехал в такси до отеля, ментор сделал всего один, но самый важный на сегодня звонок. Он говорил тихо и недолго и, получив утвердительный ответ своего невидимого собеседника, уже знал, о чем будет говорить с Цинной. Двенадцатый осторожно погладил пиджак там, где была надежно упрятана его драгоценная новость. Нет, он не станет рассказывать всех подробностей – лишь попросит Мастера об одной маленькой услуге.

- Мне нужен двойник на сегодняшний маскарад, - выпалил он с самого порога, едва войдя в мастерскую Цинны. Молодой человек удивленно оторвался от манекена, укутанного в какие-то меха, и вопросительно поднял брови.

- Извини, я что-то не понял… твой двойник? – переспросил он, прищурившись. Ментор коротко кивнул.

- Да, ментор Двенадцатого дистрикта… по возможности, максимально точная копия!

- Но как ты себе это представляешь – всего за, - Мастер коротко глянул на часы на запястье и недовольно поморщился, - за четыре часа до начала вечеринки ты требуешь свою точную копию?

Хеймитч прошелся по номеру и остановился возле барной стойки. Сердце отчаянно колотилось, а руки сами тянулись к выпивке.

- Я не требую – я всего лишь прошу… и понимаю, что это очень сложно, - решительно отвернувшись от соблазна, он сцепил руки за спиной. – Но это еще и очень важно!

- Важно, чтобы Двенадцатый присутствовал на маскараде и прилюдно пил и веселился, в то время как Хеймитч Эбернети будет находиться совершенно в другом месте? – уточнил молодой человек. Ментор снова кивнул.

- Хотя бы на пару часов – больше мне не нужно! – его голос был почти умоляющим.

- Кто будет знать об этом?

- Ты, я и мой будущий двойник, - он запнулся и добавил. - И еще один человек.

- Надежный?

- Насколько я успел заметить, да.

Цинна скрестил руки на груди и задумчиво потирал пальцами подбородок, обдумывая очередную безумную идею своего друга и напарника.

- Нет, - коротко отозвался он спустя минуту, - не один – как минимум два человека… или ты думаешь, я сам смогу загримировать твою замену?

- Неужели ты хочешь привлечь Порцию? – ментор скривился. – Может быть, не стоит вмешивать в наши дела и планы женщин?

Молодой человек снисходительно усмехнулся и взял в руку свой коммуникатор.

- Если ты еще не заметил, Двенадцатый – мы все давно уже в этом замешаны, - хмыкнул он, набирая номер. Выдержал паузу, дождавшись ответа на другом конце провода, и негромко заговорил:

- Это я. Мне нужен Марк, сегодня, на пару часов… нет, только Марк… да, мы с ним договоримся. Можешь не беспокоиться, его устроит мое предложение… да, через час у меня… увидимся!

- Так ты поможешь мне? – осторожно уточнил ментор.

- Я уже тебе помогаю, - Цинна смерил его долгим строгим взглядом, а потом спросил: – Могу я хотя бы узнать, к чему такая таинственность?

- Обязательно узнаешь, но только когда все получится, - Хеймитч клятвенно положил руку на сердце и выразительно добавил: – Я обещаю.

***

Курьер от Цинны прибыл ближе к полуночи. Хеймитч принял из рук статного молодого капитолийца в форме службы доставки отеля вешалку в черном пластиковом чехле и с молчаливым удивлением расписался в протянутом ему бланке. К чему такая официальность – ведь Мастер мог просто пригласить его подняться десятком этажей выше? Или, возможно, этот костюм передали не из творческой мастерской? Ментор закрыл за посыльным дверь и прошел в гостиную. Нетерпеливо расстегнув молнию на чехле, он удивленно вскинул брови – внутри оказался роскошный угольно-черный смокинг. К нему прилагалась белоснежная сорочка, изящная атласная бабочка и черная бархатная маска на пол-лица.

И записка, совершенно в духе Мастера: «Волос не чесать, щетины не брить!»

Он быстро переоделся и подошел к зеркалу. Однако надо отдать должное автору идеи – наверняка, для Цинны не составило труда подобрать два абсолютно одинаковых смокинга! Двенадцатый хмыкнул: какой удачный выбор костюма для маскарада – из старого пьяницы вышел безликий и загадочный Мистер Икс! Строгий пиджак, белая сорочка в вырезе, черная закрытая маска, растрепанные волосы, двухдневная щетина, скрывающая контуры лица… в руку начатую бутылку коньяка или белого ликера – и любой в таком виде смог бы сойти за ментора Двенадцатого дистрикта!

Когда он вошел в пентхауз Цинны, молодой человек как раз повязывал свою бабочку. Он обернулся на звук открывающейся двери, и Хеймитч весело рассмеялся:

- Психологическая атака – матросы на зебрах?

Цинна хмыкнул – на нем был точь-в-точь такой же костюм, как на менторе.

- Могу тебя уверить – мы будем абсолютно неподражаемы! – он одобрительно оглядел Двенадцатого с ног до головы. – В Капитолии не любят черный цвет на вечеринках, поэтому нас с тобой будет видно за версту… ты ведь этого и добиваешься, верно?

- Верно, - кивнул Хеймитч. – А как насчет…? – он многозначительно умолк. Мастер загадочно усмехнулся.

- Марк, дружище, покажись нам! – пряча улыбку, позвал он своего невидимого ментору гостя. Двенадцатый повернул голову – из двери гардеробной позади него вышел… он сам! Он удивленно присвистнул, всплеснув руками, и человек в черной маске в точности повторил за ним его свист и его жест. Тот же рост, то же телосложение, те же всклокоченные вихры и светлая с проседью щетина, абсолютно такой же смокинг и даже туфли… ну и ну, хмыкнул себе под нос ментор – в узких прорезях маски сверкали его собственные колючие глаза, а губы насмешливо кривились в его собственной улыбке!

- Вы себе нравитесь? – услышал он из-за спины довольный голос Порции.

- Я просто в шоке, - честно признался он, поспешно оборачиваясь и удивленно глядя на молодую женщину.

- Мы этого и добивались, - она чуть повела плечами, одобрительно кивнув живой копии Двенадцатого, и тот снова скрылся в гардеробной. Ментор вопросительно сдвинул брови – Порция, в невообразимо ярком розовом платье и невообразимо крутых розовых локонах, была не похожа сама на себя.

- Я изображаю Эффи Бряк, - смеясь и подражая голосу его помощницы, пояснила она свой костюм. Хеймитч фыркнул, но счел за лучшее не озвучивать молодой женщине своих нелицеприятных комментариев относительно ее выбора.

- Я говорил вам, какие вы молодцы? – вместо этого уточнил он. Цинна снисходительно кивнул, протягивая ему микронаушник.

- Это мой собственный, - пока ментор вставлял его в ухо, молодой человек прикрепил к атласному лацкану менторского пиджака маленький изящный бутон белой розы. Хеймитча передернуло.

- Почти президент Сноу, - жалобно пробормотал он в ответ на непонимающий взгляд Мастера. Цинна сочувственно улыбнулся.

- Придется потерпеть, друг мой – это еще и микрофон, - он выразительно поднял брови. – Твой двойник будет ожидать твоих указаний в общей гостиной на двенадцатом этаже – но тебе же нужно будет каким-то образом сообщить ему, когда намечается его выход?

Двенадцатый примирительно вздохнул – ради сегодняшнего своего плана он готов был терпеть даже белую розу в собственной петлице!

- Что ж, господа, мы готовы к выходу! – торжественно объявила Порция, напоследок оглядывая себя, Хеймитча и Цинну, и добавила: – Ни пуха нам, ни пера!

- К черту! – переглянувшись, отозвались мужчины в один голос.

Уже в «хаммере», подъезжая к светящемуся невообразимыми огнями Тренировочному центру, он вдруг вспомнил:

- А сама Мисс-Вселенская-Глупость – она ведь не собирается пропустить событие года после всех своих усилий по его организации? Как мы найдем ее во всей этой безликой толпе?

- О, не беспокойся – ты ни с кем не спутаешь сегодня нашу Эффи! – многозначительно переглянувшись с Порцией, улыбнулся Мастер, пряча озорной блеск в зеленых глазах.

Хрустальная терраса Тренировочного центра по праву могла считаться одной из самых известных достопримечательностей Капитолия – огромный зал с резным, выполненным из горного хрусталя сводчатым потолком, переходящий в такой же огромный открытый балкон, располагался над океанариумом и бассейнами со всевозможными видами морской флоры и фауны, завезенными в столицу из Четвертого дистрикта. Сложная нарезка хрустальных стен зала отражала свет невидимых люстр и преломляла его всеми цветами радуги, затягивая ощущением глубины и бесконечности. Стеклянный пол создавал иллюзию хождения по сине-зеленой воде, плескавшейся прямо под ногами, а водоросли, кораллы и стайки пестрых экзотических рыбешек, то и дело мелькавшие под ним, придавали странное ощущение полета.

Когда ментор и его капитолийские друзья появились в дверях зала, первая публика уже полным ходом развлекалась и веселилась на танцполе. Вместо традиционных банкетных столов вдоль хрустальных стен были расставлены роскошные диваны и кресла, между которыми сновали сейчас официанты в снежно-белой униформе. Двенадцатый осмотрелся и обнаружил, что большая часть гостей действительно была наряжена трибутами, причем почти половина из них приходилась на долю Двенадцатого дистрикта… он с удивлением заметил нескольких «Мелларков» и около десятка черных с красными прядями кос Огненной Китнисс.

- Устраивайся, мы сейчас вернемся, - Мастер указал ему на ближайший диванчик и, подхватив Порцию под локоть, скрылся в шумной веселой толпе. Его не пришлось просить дважды – предпочтя диванчику мягкое широкое кресло, ментор с размаху бухнулся в него и пощелкал пальцами, подзывая официанта.

- Дорогой мой, - почти ласково усмехнулся он, указывая капитолийцу на стеклянный столик на колесах, уставленный стаканами и бокалами со спиртным, - чтобы тебе по сто раз не бегать туда-сюда, кати-ка сразу вон ту телегу…

Официант послушно молча кивнул и придвинул ближе к его креслу заветный мини-бар. Хеймитч довольно потер руки – сейчас он напьется и устроит показательный дебош… а там можно будет и вызывать свою замену.

Разглядывая гостей вечеринки, кроме «трибутов» финальной восьмерки Двенадцатый увидел в толпе белоснежный костюм Главного Распорядителя и бронзовые локоны Финника Одэйра; несмотря на богато украшенные маски, он с легкостью узнал среди присутствующих членов Совета и других менторов и победителей. Плутарха в подбитом белым мехом плаще и странном курчавом парике. Брута в вычурном алом мундире какого-то полководца. Энобарию в легкой белой тунике, перевязанной широкими золотыми, в цвет ее кошмарным клыкам, лентами. Джоанну Мэйсон в наряде морской сирены – в длинном переливающемся чешуей платье и сиреневом парике. Рубина и Кашмир в длинных пурпурных одинаковых балахонах. Рубаку в образе пирата с черной повязкой на глазу. И еще массу знакомых и незнакомых лиц.

Ему оставалось только надеяться, что под одной из масок среди всех этих именитых и высокопоставленных гостей не окажется президента Сноу.

Отгоняя невеселые мысли, Хеймитч машинально провел глазами по залу – и обмер с открытым ртом: Китнисс, собственной персоной в своем неповторимом драгоценном платье с интервью! Вот она подошла к его креслу и, окинув Двенадцатого долгим внимательным взглядом из-под усыпанной разноцветными камнями маски, вдруг как-то до боли знакомо фыркнула и недовольно уперлась руками в бока. Ментор растерянно заморгал, внимательно присмотрелся – не может быть… Эффи?!

Его аж затрясло от сдерживаемого смеха.

- Китнисс Эвердин?! – все еще не веря своим глазам, насмешливо и изумленно уточнил он. Женщина снисходительно улыбнулась.

- Не надо пучить глаза и делать вид, что не узнаешь – сегодня я такая одна! – довольно отозвалась она, гордо задирая голову и глядя на него сверху вниз.

- Кто бы мог подумать, - покачав головой, Хеймитч подхватил со столика наполненный выпивкой стакан и язвительно хмыкнул: – Эффи Бряк променяла свои фирменные розовые лохмы на простую черную косу!

- Ты, как всегда, хамишь… ничего нового, - чинно прошествовав к диванчику напротив, капитолийка уселась на него, закинула ногу на ногу и, обхватив колено тонкими пальцами с огненным маникюром, заметила: – Я тоже хочу быть на высоте… простая коса – это теперь жутко актуально и модно! Мисс Эвердин даже не представляет, что стала иконой стиля!

- Да уж, - Двенадцатый поморщился от очередной глупости своей напарницы, - Китнисс сейчас точно не до икон… А это платье, - теперь он понял загадочную ухмылку Мастера, – как только Цинна позволил тебе напялить на себя его бессмертное творение?

- Это стоило мне немалых усилий и всего моего очарования, - счастливо улыбаясь, восторженно пропела Эффи. – К тому же, я честно выкупила его на целый вечер! Причем за большие деньги! Цинна справедливо решил, что Кит не помешает еще один спонсор.

Хеймитч как раз делал очередной глоток – и закашлялся, едва не подавившись.

- Ты – спонсор Китнисс?! – он прыснул и, запрокидывая голову, от души расхохотался. – Умереть со смеху! Да из тебя спонсор…

- …как из тебя ментор! – ехидно перебила она его хохот и коротко хмыкнула в ответ на удивленно вскинутые брови. – Только не вздумай когда-нибудь проболтаться девочке, что я носила ее прическу… и ее платье!

- Ты так говоришь, будто у меня будет возможность сказать ей об этом, - изменившись в лице, с досадой пробормотал ментор, – будто она уже победитель…

- Я верю в нее, - твердо отозвалась Эффи и жизнерадостно улыбнулась. – Я верю в них обоих! Ты видел рейтинги? Мы все еще на высоте! Половина Капитолия в них верит…

- Хотела сказать, половина Панема? – он перехватил ее улыбку и многозначительно поднял брови. Капитолийка изменилась в лице и сухо ответила:

- Такой информацией я не владею… и, в отличие от тебя, не люблю совать нос, куда не следует, - и, поднимаясь с дивана, саркастически добавила: - С тобой нестерпимо скучно… пойду лучше веселиться – ведь я это заслужила!

Он посмотрел в ее удалявшуюся спину и, закатив глаза, мысленно помянул всех чертей.

- Опять поссорились? – услышал он голос Мастера: присаживаясь на освободившееся место, Цинна лишь таинственно усмехался, но в его зеленых глазах в узких прорезях маски плясали озорные чертики и бесята. Хеймитч кивнул в сторону напарницы и вопросительно поинтересовался:

- Ответь мне, ты действительно сам позволил этой кукле надеть платье Китнисс?

- Она за него честно заплатила, - пожал плечами Цинна, рассеянно разглядывая гостей вечеринки. На изогнутых губах его играла странная полуулыбка.

- Если не секрет, сколько?

Молодой человек вытащил из внутреннего кармана ручку, написал на лежащей на столике салфетке шестизначное число, и у ментора округлились глаза.

- Откуда у этой дамочки такие деньги? – его удивление было совершенно искренним. – Судя по ее ежедневным далеко не скромным нарядам, весь свой заработок на телевидении она без зазрения совести тратит на тряпки… да еще и на клубы!

- Понятия не имею, - Мастер красноречиво поднял брови и выразительно добавил: – Я не вмешиваюсь в чужие финансовые дела. Я назвал цену, она ее заплатила. Вопрос закрыт.

Глава 27

Уже за полночь, решив, что шести двойных порций коньяка вполне достаточно, чтобы выглядеть убедительно-пьяным, Двенадцатый приступил к осуществлению своего плана.

Для начала он сцепился с одним из официантов и, обложив несчастного трехэтажными отборными ругательствами из богатого шахтерского лексикона, потребовал администратора. Затем, выяснив отношения с администратором и заказав у последнего свежих устриц – что за вечеринка без свежих устриц? – с восхищенными воплями полез обниматься и лапать ту самую тощую и надменную дамочку из Парламента. Чем, разумеется, вызвал ее яростное сопротивление и праведный гнев. Потом долго и витиевато извинялся перед вступившимся за нее Плутархом, почти повиснув на руке почетного сенатора и утирая нос белоснежным подолом его мехового плаща, заставив последнего горько пожалеть о своей галантности. Оторвавшись от сенатора и высказав пару нелестных замечаний подвернувшимся под руку совершенно незнакомым ему людям, ментор, в конце концов, оказался на гудящем танцполе. Поскольку танцевать он не умел, а из всех столичных умений в совершенстве владел лишь искусством надраться до чертиков за рекордно короткое время, следующей его целью оказалась высокая хрустальная пирамида, установленная на банкетном столике посередине зала. На безуспешные попытки Рубаки отвлечь его от очередной дармовой выпивки он лишь отмахнулся и демонстративно вытащил бокал из самого основания изящного сооружения. Раздавшийся следом жалобный звон да груда мелких осколков на прозрачном полу в большой игристой луже – вот и все, что осталось от полусотни бокалов, наполненных лучшим капитолийским шампанским.

- Я здесь задыхаюсь… это просто невероятно! – заворчал ментор в полный голос, когда Одиннадцатый попытался остановить его. – Эти идиоты пьют и веселятся, и наряжаются в Огненную Китнисс… в то самое время как их обожаемый кумир может в любую минуту распроститься с жизнью. И это цивилизованные люди, это сливки капитолийского общества? – и дальше полился красноречивый поток нецензурных слов.

Это было уже чересчур… в конце концов чье-то влиятельное терпение лопнуло, и двое крепких неприметных миротворцев в штатском, подхватив брыкающегося и матерящегося Хеймитча Эбернети под руки, практически силой выволокли его из зала.

- Я приведу его в порядок, и мы вернемся, - извинился перед сконфуженными гостями Цинна, поспешно направляясь следом.

- Рекомендую устроить этому пьянице хорошую взбучку и ледяной душ! – сердито посоветовал молодому человеку Плутарх, отряхивая безнадежно испорченный ментором плащ.

Цинна вышел из зала и осмотрелся: Хеймитч стоял у лифта, уткнувшись лбом в стену, и под внимательным присмотром своих широкоплечих спутников отчаянно пытался удержать вертикальное положение. Тренькнул невидимый колокольчик, дверцы лифта разъехались, и молчаливые миротворцы усадили невменяемого ментора на диванчик в кабинке.

- С-спокойно, ребята, в-все в порядке… я п-приму аспирину… и т-тут же в-вернусь! – виновато забубнил он, примирительно вскидывая руки. Миротворцы коротко переглянулись – и решили предоставить изрядно окосевшего Двенадцатого самому себе.

- Может, мне подняться с тобой? – обеспокоено спросил Цинна. Ментор громко икнул и поморщился.

- Еще чего! – недовольно отмахиваясь от ненавязчивой опеки Мастера, промычал он. – С-спасибо, дальше я к-как-нибудь сам…

Едва лифт закрылся и тронулся с места, мертвецки пьяный еще секунду назад Хеймитч вскинул на дверцу насмешливые глаза и криво усмехнулся: судя по такому обеспокоенному выражению лица Цинны, даже Мастер не разгадал его игры!

- Я готов, - неожиданно услышал он в ухе незнакомый мужской голос. Микронаушник и микрофон в бутоне – он совершенно забыл о них! А этот парень быстро соображает, с удивлением подумал ментор. Когда спустя несколько минут Хеймитч, шатаясь, ввалился в общую гостиную на двенадцатом этаже, его двойник в полной готовности уже ожидал его у зеркала с полным бокалом в руке.

- Если я правильно понял, - спокойно уточнил он, маленькими глотками опрокидывая содержимое бокала, - вы пили коньяк?

Ментор кивнул. Воистину, таинственный знакомый Цинны был мастером своего дела – он предусмотрительно подумал даже о запахе спиртного, который должен был источать его оригинал! Мужчина допил коньяк и протянул ментору пустой бокал.

- Думаю, я слишком пьян, чтобы разговаривать с кем бы то ни было, - его глаза в прорезях маски обдали Хеймитча сдержанным профессиональным холодом, таким отличным от озорной смешинки в хрипловатом голосе. – К тому же, после моей нелицеприятной речи мне лучше будет помалкивать и не слишком высовываться, если я не хочу снова оказаться за дверью… верно?

Ментор снова кивнул – и ощутил, как по спине пробежал неприятный холодок: что за человека нашел Цинна ему в помощь? Откуда в этом незнакомце такое ледяное спокойствие, такая жесткая хватка, такое внимание к мелочам? Определенно, дело попахивало одной из капитолийских спецслужб… Двенадцатый исподтишка наблюдал за своей копией – мужчина погримасничал, изображая в зеркало несколько неповторимых хеймитчевских ухмылок и, прокашлявшись, невнятно замычал совершенно менторским голосом:

- М-м-м… да все нормально… проехали! – и вдобавок отмахнулся таким характерным жестом, что ментору ровно на мгновение стало как-то не по себе.

- Я должен справиться за пару часов, чтобы успеть прилюдно снять маску и предъявить свою физиономию многоуважаемой публике – не хочу навлечь подозрения на своих друзей, - растерянно заговорил Хеймитч. Его двойник понимающе кивнул. – Но если вдруг что пойдет не так…

Он запнулся. О неблагоприятном исходе его кампании не хотелось даже думать, не то, что говорить вслух. Если его безумная афера вдруг сорвется, полетит целая куча голов, и его собственная окажется первой в их числе. Впрочем, за свою голову он как-то не особенно беспокоился – его больше волновала репутация его капитолийской команды и жизни обоих его подопечных: и то, и другое по его милости оказалось подвешенным на тонком волоске.

- Может, вам стоило доверить ваше дело профессионалам? – поинтересовался его загадочный помощник уже своим настоящим голосом. Двенадцатый отрицательно покачал головой. Во-первых, даже незаменимый и безотказный Цинна не знал всех подробностей, не говоря уже о действительно посторонних людях. А во-вторых – и это было самое главное! – попасть туда, куда так стремился ментор, мог лишь он сам: в качестве личного и абсолютно надежного пропуска в особо важные места Капитолия сверхчувствительные сканеры сверяли единственные в своем роде отпечаток большого пальца и рисунок сетчатки глаза. Поскольку обмануть капитолийскую технику было совершенно невозможно, значит, в отдел пересылки телецентра мог попасть только настоящий Хеймитч Эбернети.

- Все нормально, - снисходительно повторил Двенадцатый слова своего двойника, а потом загадочно усмехнулся: – И не такое проворачивали…

Когда через десять минут ментор Двенадцатого дистрикта, пошатываясь, вернулся на Хрустальную террасу и с недовольным бурчанием устроился на диванчике возле оживленно беседовавших Цинны и Порции, крякнув им в ответ что-то типа «жив-здоров», никто из присутствующих в зале и не заподозрил, что под личиной скандального пьяницы скрывался сейчас совершенно другой человек. А сам Хеймитч Эбернети тем временем переоделся в темные неприметные брюки и такую же темную куртку и спустился по запасной лестнице к служебному выходу из Тренировочного центра. На подземной парковке его уже ожидало такси, и старый капитолийский знакомый с огненно-красной взлохмаченной шевелюрой, привычно усмехаясь, без лишних вопросов открыл ментору переднюю дверцу. Всю дорогу до телецентра мужчины молчали, и только, притормаживая у странной двери без ручки и опознавательных знаков на задворках трансляционной башни, Рэд от всей души пожелал Двенадцатому удачи.

- Я буду ждать тебя прямо за углом, Митч, - только и сказал ему парень. – Буду ждать столько, сколько потребуется.

Едва ментор выбрался из машины, как безликая дверь приветственно распахнулась.

- В операторской только ночная смена, - позвал из полумрака знакомый женский голос. Он решительно шагнул в темноту здания, следуя за спешащим впереди силуэтом.

- Отдел пересылки охраняется: двое у двери и один на этаже, - продолжал шептать взволнованный голос. – Вы сможете попасть внутрь, когда ребята пойдут попить кофе – это я беру на себя. У вас будет всего несколько минут, чтобы пройти сканер и заменить посылку. Вот магнитный ключ от вашей секции. Не бойтесь камер – я потом удалю все свидетельства вашего присутствия.

Он послушно кивал в ответ на поспешный инструктаж и с удивлением думал – какое счастье, что не все в Капитолии были бесчувственными кретинами или глупыми куклами!

На очередном повороте провожатая ментора неожиданно остановилась и обернулась к нему. В горящих глазах Хеймитч прочел азарт, смешанный с решимостью и приправленный толикой страха. Девушка задумалась лишь на мгновение, а потом негромко произнесла:

- Никогда бы не подумала, что вы станете так рисковать ради них…

- Что так? - беззлобно усмехнулся Двенадцатый. – Моя репутация старого выпивохи и пофигиста настолько не соответствует моим безрассудным поступкам?

- Нет, дело не в репутации… Вам не все равно. Вы, как и ваша девочка, без раздумий защищаете своих близких. Любой ценой. Такая самоотверженность – большая редкость в наше время, и потому невольно вызывает уважение, - Клаудиа повела плечами и, коротко сжав его руку тонкими дрожащими пальцами, выразительно взглянула в глаза и шепнула: – Я очень рада, что узнала вас. Очень рада, что есть еще в этом мире кто-то, кому не плевать. Пожалуйста, прошу вас – совершайте любые безумства… только не меняйтесь!

Он удивленно хмыкнул – будь он лет на двадцать моложе, непременно воспринял бы этот жаркий монолог отважной капитолийки, как неожиданное признание в любви!

Наконец они остановились на одном из лестничных пролетов у входа на этаж, и Клаудиа прижала палец к губам, призывая своего ночного спутника к молчанию.

- У вас всего пару минут, - коротко уронила девушка и как ни в чем ни бывало, широко и приветливо улыбаясь, распахнула дверь в коридор. – Уйдете тихо, этим же путем. Удачи!

Прислонившись спиной к приоткрытой двери, Хеймитч слышал, как, обменявшись с дежурившими возле отдела пересылки охранниками приветственными шутками, Клаудиа посочувствовала их общей ночной смене, а потом пригласила всех троих составить ей компанию за стаканом превосходного кофе. Двенадцатый лишь усмехнулся – насколько он помнил по собственным ощущениям, ее кофе и вправду был превосходен! Молодых людей не пришлось долго уговаривать – их служба возле этого отдела носила скорее формальный характер, ведь пройти через сканер постороннему было абсолютно невозможно. Да и прочих посетителей по ночам в телецентре не могло быть по определению. Поэтому они с радостью приняли ее предложение и, игриво переговариваясь, все трое последовали за хозяйкой обещанного кофе. Ментор внимательно наблюдал за ними в приоткрытую дверь и, едва компания скрылась за поворотом, неслышно проскользнул в полутемный коридор.

А дальше счет пошел на секунды…

Раз, два, считал он в уме – надеть перчатки; три, четыре, пять – подойти к двери…

Шесть, семь, восемь – прислониться лицом к мигающему зеленому маячку на специальной панели и оставить оттиск большого пальца правой руки в выемке рядом. Пи-и-ип! – и закрытая стальная дверь неслышно распахивается, пропуская опознанного посетителя внутрь…

Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре – наощупь обнаружить на стене у двери включатель дежурного освещения, и по всей комнате вдоль стен загораются маленькие синие огоньки…

Сорок два, сорок три, сорок четыре – за три шага преодолеть немаленькое помещение, на ходу доставая из кармана заветный магнитный ключ от сейфа…

Пятьдесят восемь, пятьдесят девять… минута! – отпереть ячейку под номером «12»…

Сто один, сто два, сто три – вытащить из внутреннего кармана куртки неприметную узкую коробочку… черт, как же дрожат руки!... еще раз аккуратно открыть ее и проверить…

Две минуты – осторожно достать из футляра в сейфе шприц с морфлингом и заменить его на бесценную вакцину…

Пять минут – дело сделано; теперь закрыть сейф, отключить свет, на цыпочках выбраться в коридор… И пора уносить ноги!

Только на улице ментор смог, наконец, остановить свой счет и перевести дыхание. Из телецентра он выбрался незаметно – по крайней мере, он очень на это надеялся. Такси на другой стороне улицы приветливо маякнуло ближним светом фар. Перебегая дорогу и на ходу стягивая перчатки, он коротко глянул на наручные часы, которые одолжил ему Цинна – на то, чтобы вернуться на маскарад, у него оставалось всего-навсего сорок минут!

Близилось утро…

***

Он сидел в огромном кожаном кресле в холле своего отеля со стаканом, наполовину наполненным «блэк джеком». На стеклянном столике перед ним стояла почти пустая бутылка. Мимо сновала безгласая прислуга, постояльцы отеля, но он никого не видел, задумчиво уставившись в бесконечность перед собой. Его возвращение на маскарад прошло как по маслу. Он даже и предположить не мог, что его двойник сработает настолько профессионально: просто в какой-то момент вечеринки явно перепивший Хеймитч Эбернети вышел в уборную – и уже через несколько минут вернулся обратно, с горящими глазами и отчаянно колотящимся сердцем. Лишь по отчаянно дрожавшим рукам, едва не выронившим полупустой стакан с виски, Цинна, наконец, понял, что рядом с ним снова был рисковый и бесшабашный Двенадцатый. Когда часы пробили пять утра, все присутствующие под бурные аплодисменты сорвали маски, являя друг другу довольные и не очень лица.

И лишь пару человек во всем зале заметили, что самой довольной из них была небритая физиономия того самого Двенадцатого.

Ментор рассеянно покручивал в руках полупустой стакан и размышлял о своем ночном двойнике, его ухмылках, гримасах и жестах. Внешность слишком часто бывает обманчива, сказал он себе. Особенно здесь, в Капитолии – там, на маскараде, разглядывая двадцать версий Китнисс Эвердин, Хеймитч очень отчетливо почувствовал это. А он сам? Разве его собственная жизнь и без двойников не была уже почти четверть века сплошным фарсом и маскарадом? Не он ли долгие годы усердно разыгрывал из себя горького пропойцу, лишь бы держаться подальше от Капитолия и навязанных им правил? Не он ли добровольно отрекся от всех друзей и отношений, за исключением разве что Рубаки?

Он тупо оглядел холл. Долгое время он самонадеянно считал себя лучшим, если не единственным притворщиком… или он просто не хотел видеть очевидного? Кто же еще в Капитолии играл свой собственный спектакль? Разумеется, победители не в счет. Взять хотя бы Одэйра – ментор прекрасно знал, что у надменного красавца с аквамариновыми глазами просто не оставалось выбора. Финник мог весьма успешно притворяться для окружающих, но Хеймитч-то понимал, что это не более, чем вынужденное притворство. И чем чревато непослушание. Или та же Джоанна – неужели у этой жестокой красавицы не было своих потаенных секретов от Капитолия?

Блуждающий задумчивый взгляд замер на ярком пятне на другом конце холла, у закрывающегося лифта.

Эффи Бряк. Капитолийская неженка. Его головная боль.

Интересно, а что представляла собой эта глупая кукла? В последнее время она уже не единожды удивляла его… Он рывком поднялся с дивана. Его слегка повело – не зря это был уже четвертый или пятый «черный джек»! Нетвердой походкой он подошел к лифту, треснул по кнопке вызова и задумчиво уставился на закрытые дверцы. Странно, ему казалось, что она упоминала однажды о собственной квартире где-то в пригороде. Почему тогда коренная капитолийка живет в отеле? И как он собирается сейчас найти ее - он ведь даже не знает, в каком номере разместили его помощницу… нужно было бы уточнить на ресепшене, но как это будет выглядеть с его стороны?

Тренькнул колокольчик, двери лифта распахнулись, и ментор увидел рыжие волосы и внимательный взгляд. Старая знакомая, его безмолвный ангел-хранитель! Лицо безгласой дрогнуло, и он заметил, что она приветливо улыбнулась ему одними глазами.

- Тут только что ехала одна дамочка, - буркнул он, пытаясь улыбнуться в ответ, - не подскажешь, где она остановилась?

Девушка едва заметно с удивлением приподняла левую бровь и кивнула. Он вошел в лифт и, опасаясь упасть, оперся плечом на обитую бархатом стенку кабинки, покручивая в руках свой стакан.

Лифт остановился на двенадцатом этаже. Безгласая подвела его к номеру с табличкой 1212 и молча кивнула на дверь. Ментор закатил глаза – он мог бы и догадаться! Раз уж эта женщина сопровождает Двенадцатый дистрикт, то и жить должна на соответствующем этаже – так могли решить только ее необремененные интеллектом капитолийские мозги! Теперь он не удивлялся, что номер оказался тоже двенадцатым…

Он благодарно кивнул и, сделав последний большой глоток, без стука распахнул дверь.

В номере царил полумрак, горел только светильник возле дивана в гостиной. Первым, что он заметил еще с порога, был ее сегодняшний парик, валявшийся сейчас на полу – черная с красными прядями коса Огненной Китнисс. И сверкающий драгоценными камнями наряд Кит с презентации, небрежно сброшенный на белоснежный ковер рядом. Ментор огляделся и услышал шум воды в душе. Обстановка, прямо скажем, двусмысленная… Он аккуратно поднял с ковра роскошные шелка, расшитые бриллиантами, и осторожно положил их на спинку дивана, сердито поморщившись - Цинна не заслуживал, чтобы с его гениальными творениями обращались настолько бесцеремонно! Потом плюхнулся на диван, поставив пустой стакан на столик рядом. Развалившись на кисейных подушках, он задумчиво взял в руку подол платья. Пальцы медленно перебирали нежную ткань и холодные камни, и по телу разливалось странное умиротворение. Он тряхнул головой, пытаясь прийти в себя – для его ужасной репутации не хватает только уснуть на диване в номере Эффи Бряк!

Она вышла из душа в длинном голубом кимоно и с тюрбаном из полотенца на голове, массируя руками шею. Не замечая своего незваного гостя, Эффи прошла к бару и плеснула в пузатый бокал из темной бутылки. По номеру разлился аромат дорогого коньяка. Удивленно наблюдая за ней с дивана, Хеймитч тихо хмыкнул – неужели его дурная привычка пить в одиночестве настолько заразна?

- Составить компанию? – язык его слегка заплетался, и голос отчего-то оказался неестественно хриплым.

Она едва не подпрыгнула, оборачиваясь.

- Ты… что ты здесь делаешь? – в голосе ее послышались привычные истеричные нотки. Он сделал неопределенный жест рукой, пальцами нарисовав в воздухе подобие полукруга.

- Решил заскочить на огонек. Обсудить стратегию.

Да какая еще к черту стратегия? Он спрятал издевательскую усмешку. Просто после всех своих ночных приключений он был слишком взволнован… а заодно и слишком пьян, и потому ему вдруг захотелось посмотреть на Эффи Бряк вне телевизионных камер.

Она слегка поежилась и повела плечами, рефлекторно сильнее запахивая на груди полы роскошного шелкового халата, перехваченного на талии длинным атласным кушаком с кистями на концах. Она, что же, боялась его? Он с удивлением обнаружил отсутствие на ее лице привычной боевой раскраски. Взгляд его машинально метнулся к парику на полу. Он медленно поднялся с дивана, шагнул в его сторону и, наклонившись, подхватил с пола, задумчиво покручивая в руке. Потом поднял на нее внимательный взгляд.

В глазах ее светилась… нет, вовсе не паника, которую он ожидал увидеть. И не испуг. И не истерика. И не глупое удивление.

В бездонной синеве ее глаз светилась решимость.

У Эффи Бряк синие глаза? Очуметь, почему никогда раньше он не замечал этого? Интересно, а какого цвета ее собственные волосы? И есть ли они вообще, раз она не снимает эти свои нелепые кудри? Он тупо смотрел на парик в своей руке и только сейчас подумал, что общается с этой странной женщиной уже не первый год и не знает о ней даже таких элементарных вещей, как цвет глаз и цвет волос.

Он шагнул к ней и потянулся рукой к тюрбану на ее голове.

- Не стоит этого делать, - тихо предупредительно прошептала она. В глазах мелькнула сердитая растерянность. Он на мгновение остановился, прислушиваясь к собственным мыслям, потом решительно ухватился за край полотенца, с силой потянул на себя…

И замер в ступоре.

Перед ним стояла красивая молодая женщина, больше похожая на испуганного ребенка - немного угловатая из-за своей короткой мальчишеской стрижки, едва прикрывающей голову, и строгого выражения лица. Это просто пьяные галлюцинации, сказал он себе, не в силах отвести взгляда и недоверчиво качая головой.

У нее были темные волосы. Не такие, как у Кит - с теплым каштановым оттенком. И никакого макияжа – ну да, она ведь только что из душа… Синие глаза смотрели укоризненно и устало. А он всегда представлял ее себе блондинкой, со светлыми, как у Пита, кудрями…

Стоп! Он представлял ее себе?

- Доволен?

Он не сводил ошарашенных глаз с незнакомки, замершей перед ним. Его разыгрывают, не так ли? Она выхватила парик из его руки и натянула на голову, по привычке тряхнув темной косой, словно нелепыми розовыми кудрями. Он растерянно моргнул. Видение исчезло – на него снова смотрела и глупо улыбалась его извечная головная боль. Только глаза по-прежнему оставались серьезными.

- А теперь уходи, Двенадцатый, - негромко сухо попросила она и криво изогнула губы в усмешке. Он непонимающе сдвинул брови – привычная Эффи Бряк никогда не была такой! Надоедливой, шумной, невозможной – да, но не такой холодной и колючей. – Скоро утро, а у меня еще есть дела… нужно распланировать очередной важный-преважный день!

- Можно, я останусь? – невольно тихо вырвалось у него, и он тотчас прикусил язык. Что это с ним? Он недовольно нахмурился. Что он себе позволяет? Сейчас того и гляди еще потребует выпивки и развлечений!

Поздно сожалеть, она услышала его - Эффи непонимающе сдвинула тонкие брови, и между ними появилась маленькая складочка. Совсем, как у Китнисс… Что-то зашевелилось внутри.

- Зачем? – минуту назад непривычно твердый, сейчас голос ее растерянно дрогнул.

- Мне некуда пойти… не хочу сегодня оставаться один, - впервые в его словах не было притворства.

Он не сводил с нее несчастных глаз и видел, что она колебалась. Видимо, ожидала, какой еще фокус выкинет старый пьяница на этот раз. Неужели она не верит ему? Сам того не желая, сейчас он сказал ей чистую правду – ему действительно не хотелось оставаться один на один со своими демонами. А впрочем, с какого перепугу эта странная женщина должна ему верить? Разве был он хоть раз за все эти годы честен и откровенен с ней… вообще с кем-нибудь?

Наконец она дрогнула и отвела глаза, не выдержав его пристальный измученный взгляд. Он внутренне сжался, приготовившись к отказу.

- Диван в твоем распоряжении, - в голосе ее послышалась усталость. - Я встаю поздно. Так что у тебя будет уйма времени убраться отсюда до того, как я проснусь.

Он удивленно смотрел, как она быстро прошла мимо него, обдав ментора забытым запахом женщины после душа, подхватила с журнального столика какие-то бумажки и планшет и поспешно скрылась за дверью спальни. Она не прогнала его! Не задала ни одного вопроса, не устроила истерики, не вызвала охрану.

Просто позволила остаться.

Он шагнул назад к дивану, пошатнулся и упал на спину на мягкие подушки, широко раскидывая руки и растерянно уставившись в потолок. Еще минуту назад он был уверен, что уснет, стоит ему только принять горизонтальное положение… а теперь его сон как рукой сняло. Мысли путались и скакали в его голове, словно безумные. Он в ужасе поймал себя на том, что, видимо, перестает отличать действительность от вымысла и притворства. Эта женщина там, за массивной дверью – кто она на самом деле? Зачем столько лет рядом с ним она корчила из себя последнюю дуру, отнюдь не являясь таковой? Собственная инициатива? Вряд ли – какой может быть прок от Двенадцатого дистрикта! Скорее, умысел или приказ Капитолия… в последнее ему верилось легче всего. Он и сам знал, чего стоило ослушаться таких приказов. Неужели она тоже в чем-то провинилась?

Он потер глаза, похлопал себя по щекам. Сна как ни бывало… Черт подери, не лежать же ему вот так, рассматривая завитушки лепнины на потолке? Но и уходить он не хотел. Душа настойчиво требовала выпивки. Он машинально провел рукой по столику рядом в поисках своего стакана… ах да, он же допил последнее еще перед дверью! Вместо стакана пальцы нащупали какой-то листок – видимо, Эффи забыла свои записки. Он подхватил его и поднес к глазам.

Судя по водяным знакам на бланке и оттиску гербовой печати наверху страницы, это был какой-то государственный документ. Ему вдруг стало интересно, какую такую секретную информацию изучает по ночам его помощница. Он снова потер глаза, поднес листок к свету. Взгляд быстро пробежал скупые официальные строчки, заставив его в изумлении открыть рот.

Это была закладная на ее квартиру. И внизу документа – знакомая сумма из шести цифр.

Легкий шум за дверью спальни заставил его зажать документ в кулаке, прикрывая глаза и притворяясь спящим. Спустя минуту дверь неслышно приоткрылась. Продолжая лежать с закрытыми глазами, он слышал, как хозяйка номера легкими шагами прошла к бару, поставила на стойку свой бокал. Усилием воли Хеймитч заставил себя дышать ровно, всем своим видом довольно успешно изображая глубокий и крепкий сон. Он почувствовал, как, идя обратно в спальню, она задержалась возле него.

Внезапно ее руки осторожно коснулись его щиколоток, и он едва удержался, чтобы не подскочить. Она аккуратно сняла с него туфли. Потом, подумав мгновение, шагнула ближе и присела на край дивана, слегка наклоняясь и ослабляя его шейный платок. От нее веяло легким цветочным ароматом – наверное, один из этих капитолийских душевых гелей, но запах неожиданно ненавязчивый и легкий. Почти как настоящий… так пахнет весной Луговина в Двенадцатом, пришло на ум неожиданное сравнение.

Мягкая женская рука робко коснулась легкой щетины на подбородке, неуверенно провела по колючей щеке, осторожно убрала со лба спутанные волосы. Неожиданная и непрошенная нежность… Задохнувшись от эмоций, ударивших в голову, он растерянно затаил дыхание, опасаясь пошевелиться и спугнуть это странное ощущение – уже много лет никто вот так не касался его. Сердце, будто сумасшедшее, испуганно колотилось в груди. Надо же – оно живое, оно все еще бьется!

И ему вдруг отчаянно захотелось увидеть выражение ее лица…

Неожиданно для нее он открыл глаза и перехватил ее руку на своей щеке. Эффи испуганно дернулась, пытаясь освободиться, но он лишь сильнее сжал ее тонкие пальцы в своей широкой ладони, изучающе глядя в потемневшие в полумраке глаза. В их глубине мелькнуло что-то – слишком быстро, он даже не успел разглядеть, что именно. Очень медленно он разжал руку, удерживавшую ее, и, не сводя внимательного взгляда, молча протянул молодой женщине зажатый в кулаке бланк закладной. Она узнала его – так же молча выдернула заветный листок и осторожно расправила его. Потом рывком поднялась на ноги и, положив документ обратно на столик, медленно отошла к окну.

- Могу я задать один вопрос? - садясь на диване и не сводя растерянного взгляда с ее гордо выпрямленной спины, неожиданно для самого себя насмешливо выдавил он. Опять это его дурацкое «хочу-все-знать»! Женщина у окна чуть повернула голову в его сторону. Очевидно, это был знак согласия. – Я так понимаю, нам придется знакомиться заново… Меня зовут Хеймитч Эбернети, я ментор Двенадцатого дистрикта… а как зовут тебя?

Ну и кретин – к чему он сейчас это спросил? Просто теперь ему отчего-то с трудом верилось, что Эффи Бряк – ее настоящее имя. Похоже, она даже не удивилась его дурацкому вопросу – только категорично повела плечами и снова отвернулась, явно не собираясь отвечать. Но и он не собирался сдаваться. Наверно, в первый раз за всю свою жизнь он молча ждал ответа от этой странной женщины.

Пауза затягивалась…

- Какая разница! – не сдержавшись, наконец, буркнула она через плечо. - Мне не нравится мое имя. Оно странное. Родители постарались… они у меня были просто помешаны на красоте. Вечно читали какие-то древние трактаты из Главного Архива, коллекционировали картины, дорогие предметы искусства…

- Я не спрашиваю, женщина, на чем сдвинулись твои предки! - нетерпеливо прервал он, понимая, что напрасно сейчас рычал на нее - она тут ни при чем, и он раздражался на самого себя. Черт подери, как же он злился, безуспешно пытаясь разобраться в эту минуту в захлестнувших его сумбурных эмоциях! – Я спрашиваю всего лишь твое настоящее имя!

Она вся поджалась в ожидании очередной насмешки, а потом еле слышно выдавила:

- Афродита…

- Оно что-то значит? – он пытался примерить это новое имя к этой новой Эффи. Что-то как-то не выходило…

- Не знаю, - обхватив себя руками, уклончиво прошептала молодая женщина.

Хм, имя как имя, подумал он. Совсем не странное, даже для Капитолия – он слыхал и не такие имена! Хотя, судя по неуверенным интонациям в ее несчастном голосе, видимо, оно что-то все-таки значило. И было как раз необычным и особенным, чего, конечно, не мог знать ментор Двенадцатого, в глаза не видевший древних трактатов и ни разу не бывавший в Главных Архивах.

- Просто Афродита – и все? Не Берта-Антуанетта-Вифания… или кто там еще? – он удивился абсолютно искренне – в столице совершенно естественно было давать отпрыскам напыщенные многослойные имена. Она только чуть кивнула в ответ. Наверно, он издал какой-то особенный звук, потому что она тут же с досадой забормотала:

- Сама знаю, что звучит глупо! Отец-эстет ведь не мог предположить, что его любимая младшая дочурка вырастет вовсе не такой писаной красавицей, как ее мать. Он хотел, как лучше: Афродиту должны любить, ею должны восхищаться, - она жалобно вздохнула и добавила еще тише: - Афродита должна быть хрупким прелестным созданием, белокурой и голубоглазой… совсем как наш Пит… а не долговязой нескладной девицей с холодным синим взглядом!

Он открыл было рот, чтобы возразить, но отчего-то не смог найти подходящих слов. Какой кретин сказал ей, что она нескладная девица?

- Так что как-то сама собой появилась Эф… ну, а потом, в Двенадцатом – Эффи, - так и не обернувшись, без дальнейших объяснений сухо закончила она свою тираду.

- Почему в Двенадцатом? – он непонимающе сдвинул брови, пытаясь уловить логику в сказанном только что. Она едва повела плечами.

- Ты сам меня так назвал…

И тут он вспомнил. Десять лет назад. Жатва. Новенькая из Капитолия - симпатичная испуганная дамочка, впервые сопровождавшая его на Игры и не отходившая от него ни на шаг. Можно сказать, совсем девчонка. Темноволосая, с крутыми каштановыми кудрями, искусно уложенными в высокую замысловатую прическу… в тот день они, по крайней мере, были настоящими. Он сказал тогда, что ненавидит длинные волосы и терпеть не может шатенок. Не лично ей сказал, а просто, чтобы хоть как-то задеть капитолийку – ему не было дела до цвета и длины ее роскошных волос.

И язвительно передразнил, когда она представилась: «Эф-фи-фи!»

И чем же он сам лучше слепой и наивной Китнисс Эвердин?

Мысли понеслись, словно шальные, запутываясь в тугой клубок и затягивая его в стремительный водоворот. До недавнего времени – а точнее, вплоть до нынешней ночи – он был твердо убежден, что после гибели его близких его пустая и никчемная жизнь состояла из двух частей – его трибуты, снова и снова умирающие там, на Арене, и он сам, пьянствующий в Двенадцатом. Он просто не видел ничего, кроме плотного холодного тумана перед глазами. Туман давил, путал чувства, обезличивал лица. Туман мешал дышать, мешал спать, мешал здраво мыслить… мыслить вообще. Куда бы он ни шел, куда бы ни смотрел, что бы ни делал – вокруг него всегда стояла только эта беспросветная густая пелена.

Словно невидимый блок. Эдакое силовое поле, в которое даже при всем желании он не смог бы запустить топором.

А сейчас что-то щелкнуло в его голове. Повернулось и встало на правильное место, открыв ему глаза. Оказалось, что уже с десяток лет его добровольного одиночества он был не один. Все это время, все эти долгие десять лет рядом с ним с упрямой регулярностью появлялся кто-то еще, кто-то шумный, надоедливый, докучающий… Тот, кто одновременно и злил, и забавлял его. На собственной шкуре тренировал его раскисающую силу воли, дающую трещину выдержку и колючее чувство юмора. А заодно, порой даже не подозревая, веселил, тормошил и поддерживал его, одним своим присутствием не позволяя потеряться и окончательно уйти в себя. И иногда удивлял.

Удивляла, поправил себя он. Прямо как сейчас.

- Зачем ты делаешь это? – непонимающе пробормотал он. – Закладная, маскарад… все эти усилия по спасению моих трибутов… и десять лет терпения… почему? Неужели у тебя тоже нет выбора?

Она нервно кашлянула, сделала глубокий вдох и неожиданно тихо заговорила:

- Мое детство было счастливым и беззаботным. Пожалуй, даже слишком беззаботным. Отец – большая шишка в столичной мэрии, мама – одна из первых красавиц Капитолия и желанная гостья во всех дамских клубах и салонах. Первое мое отчетливое и сильное воспоминание - год, когда мне исполнилось двенадцать лет… странное совпадение, не находишь? - она едва заметно невесело усмехнулась. - Лето тогда выдалось очень жарким. Моя старшая сестра выходила замуж и жутко нервничала, не будет ли она выглядеть взмокшей в роскошном свадебном платье… К тому же, у меня умерла кошка, которую папа принес в дом в день моего рождения. До сих пор не знаю, где он сумел раздобыть ее! Помню, как рыдала тогда ночами в подушку, прижимая к сердцу игрушки своей любимицы, и не могла поверить, что смерть настолько реальна. Двенадцать лет – достаточный возраст, чтобы горько оплакивать домашнего питомца, не правда ли?

Он тупо смотрел ей в спину и никак не мог уразуметь, зачем она рассказывает ему все эти глупости – свадьбы, платья, кошки... Эффи Бряк снова в своем репертуаре?

- А еще в тот год проводились Пятидесятые Голодные игры, - как бы невзначай добавила вдруг она. Сказала, словно наотмашь врезала по физиономии. Он так и остался сидеть с отвисшей челюстью и ртом, открытым для очередной непроизнесенной колкости.

- Тогда ни я, ни моя сестра еще не знали, что наш отец неизлечимо болен, и даже его высокие капитолийские связи уже не смогут помочь ему… Видимо, поэтому он милостиво позволил мне пропускать обязательные трансляции Игр, опасаясь за мое и так подорванное душевное состояние. Он справедливо посчитал меня еще слишком маленькой, чтобы в полной мере оценить самое культовое шоу Капитолия. Поэтому я увидела победителя Второй Квартальной бойни только спустя несколько месяцев, во время его тура по Панему - будучи не последним лицом в мэрии, отец сумел провести нас на банкет в его честь, и мы с сестрой вознамерились взять автограф на память.

Победитель Второй Квартальной бойни? Далеко не сразу до него дошло, что речь идет о нем самом – она говорила о нем в третьем лице, словно о каком-то другом, совершенно постороннем человеке. Не в силах выдавить ни слова, он растерянно молчал и только хлопал глазами.

- Когда я в первый раз увидела его, он был такой молодой и красивый, - словно не веря самой себе, Эффи удивленно покачала головой и запнулась, подбирая слова. - И совершенно безумный. Помню, как испугалась в тот день его сумасшедшего взгляда… он дико улыбался, а мне хотелось буквально кричать от страха. Тогда я еще не знала причины его безумия, не знала, что они просто сломали его… Конечно, ни я, ни моя сестра так и не решились подойти к нему! Но еще очень долго потом я видела во сне его невозможные глаза и горько жалела о своей трусости…

Так и не сдвинувшись с места, она чуть повернула голову в его сторону. Первые робкие лучи восходящего солнца очертили ее тонкий профиль, тень от полуопущенных ресниц и ежик коротких волос. Пытаясь осмыслить ее слова, он вдруг некстати заметил, какие у нее изящные черты лица – истинная капитолийка!

- Выбор есть всегда, - в ее голосе слышалась неподдельная усталость. – Главное - найти в себе силы сделать его. Так мне сказал однажды один человек… неужели не помнишь?

Он почувствовал, как вспыхнуло лицо, словно ему наотмашь влепили пощечину. Она говорила его собственными словами десятилетней давности. Словно читала с листа. А ведь еще вчера он считал ее глупой и бесчувственной куклой… Он на мгновение прикрыл глаза. И кто же из них двоих был более глуп?

Женщина обернулась. Он поймал странный взгляд колючих синих глаз и, нервно сглотнув комок в горле, с трудом перевел дыхание.

- Никогда больше не спрашивай меня, почему я выбрала Двенадцатый дистрикт. Даже теперь, спустя столько лет, ты просто не в состоянии понять этого… И если хоть одна живая душа в Капитолии узнает то, что ты узнал сегодня, - она вспыхнула, и, совершенно незнакомый, голос ее гневно дрогнул, - то, клянусь всеми твоими чертями, Двенадцатый, я придушу тебя собственными руками!

Зачем тебе мараться, девочка? От всего этого самому впору было вешаться…

- Понял? – тихо переспросила она, и он едва заметно утвердительно кивнул.

Мир вокруг медленно переворачивался с ног на голову.

Глава 28

Он так и не смог уснуть в эту странную ночь. Более того – он боялся уснуть. Слишком многое в его голове смешалось и перепуталось… Ему требовалось время, чтобы хорошенько обдумать и принять все эти перемены. Много, много времени… которого у него не было. А потому лучшее, что он смог для себя придумать – это переключиться на более насущные проблемы. Пир. Китнисс. Вакцина. Пит. Сначала Арена, решил Хеймитч – а потом уже все остальное.

На самом деле ему просто не хотелось признаваться себе, каким, оказывается, тупым и непроходимым кретином был он сам последние десять лет.

Ментор помнил условия Пира – на рассвете у Рога Изобилия. Он глянул за окно: судя по светлеющему небу на востоке, этот самый рассвет приближался семимильными шагами. Это означало, что уже приблизительно через час где-то в сотне миль от Капитолия Китнисс Эвердин будет рисковать собственной жизнью, чтобы раздобыть отправленную ей посылку. Могла ли она ожидать, что в этой загадочной посылке окажется спасительное лекарство для Мелларка? Безусловно, могла. Догадывалась ли она об истинной ценности маленькой узкой коробочки и тонкого шприца в ней? А вдруг… он сдержанно чертыхнулся – возможно ли, чтобы Кит просто проигнорировала сомнительное и опасное приглашение распорядителей? Вряд ли. Во-первых, это было совсем не в ее правилах… а во-вторых, не могла же девчонка решить, что старый ментор бросил их обоих на произвол судьбы!

Хватит догадок. Единственная возможность узнать истинное положение дел – это как можно быстрее добраться до телецентра… или на крайний случай хотя бы до телевизора.

Только не здесь, не в этом номере, сказал себе Двенадцатый. Он осторожно поднялся с дивана, легким движением поправил кисейные подушки и измятое роскошное покрывало. Коротко глянул на плотно закрытую дверь спальни и вспомнил колючий синий взгляд. А заодно и все те мелочи, на которые еще вчера попросту не обратил внимания. И то, как эта непостижимая женщина сообразила насчет горячего бульона для Пита – потому что имела представление, как ухаживать за больным человеком. И пузырек с сиропом – судя по ее собственной железной выдержке все эти годы рядом с ним, она знала, что успокоительное понадобится отнюдь не такой же железной и несгибаемой Китнисс, а скорее ее умирающему напарнику. И эта ее поистине уникальная способность – оказываться в нужное время в нужном месте, чтобы снова и снова прикрывать его менторскую, жаждущую приключений пятую точку. Так вот он какой, его ангел-хранитель… Хеймитч недовольно поморщился – и как теперь, после всех этих неожиданных откровений ему следовало воспринимать свою капитолийскую помощницу? Доверять ей? Советоваться с ней? Больше прислушиваться к ее далеко не глупым словам и рекомендациям? Над этим стоило поразмыслить…

Одно он решил безоговорочно – никогда больше он не станет задирать Эффи Бряк.

Он неслышно вышел из номера и уже за дверью тихо и смачно выругался. Меньше этих соплей и измышлений, ему давно пора находиться совершенно в другом месте и выполнять свои прямые обязанности!

Спустя час он был готов: душ, бритва, костюм – все, как и положено ментору. Уже по дороге в телецентр, жуя спасительные пилюли лонгдэйзина – уже в который раз пришлось прибегнуть к этому волшебному препарату, отбивающему сон – Хеймитч ни с того ни с сего вдруг отчетливо представил свое безумное предприятие накануне. Вчера он не думал об этом – то ли был слишком пьян и действительно не боялся провала, то ли просто подсознательно запретил себе паниковать… но сегодня, когда из его мозгов выветрилась старая выпивка, а до новой он еще не добрался, ментора неожиданно затрясло. Он все еще не мог представить, что у него снова получилось обвести Капитолий вокруг пальца. И это оказалось так легко и просто… почему, черт подери, все его неразрешимые проблемы в итоге разрешались так просто? Словно всякий раз кто-то наверху незаметно подыгрывал ему – и с интересом наблюдал, чем же закончится его очередная хитрость, мелькнуло в голове. Он вздрогнул и изменился в лице. Откуда такие мысли? Мнительность? Или дурное предчувствие? Да нет же, он просто смертельно устал за последние дни… и к тому же опять не выспался, успокоил себя Хеймитч.

Без паники, сказал он себе: на его месте никто другой не рискнул бы на подобное – и только по этой причине его афера удалась.

Его без проблем пропустили в телецентр, хотя до официального открытия оставалась еще куча времени – статус ментора аж двух полуфиналистов Игр давал многие неведомые ранее преимущества. В пустой операторской его встретил уже знакомый Двенадцатому молодой капитолиец, хозяин золотой сойки на шее – он приветливо заулыбался ментору и с радостью отодвинул кресло возле себя.

- Снова будем нарушать правила? – озорно подмигнул он. Хеймитча передернуло – ему оставалось только надеяться, что парень имел в виду лишь его неположенное присутствие за главным пультом.

- Как там дела у моей девочки? – прокашлявшись, поинтересовался ментор. Оператор кивнул и, запорхав пальцами по клавиатуре, вывел на главный экран картинку: Рог Изобилия и пустующая площадка вокруг него. Хеймитч удивленно вскинул брови:

- А где все? – он с искренним недоумением посмотрел на монитор с маячками. Затишье у Рога оказалось обманчивым – вот же они, все пятеро: трое по кругу, приблизительно на одинаковом расстоянии от предстоящего места сражения, четвертый чуть дальше, где-то в злаковом поле, а пятый… Двенадцатый криво усмехнулся – ну, конечно! Рыжая бестия из Пятого снова оказалась хитрее других – ее маячок посылал радиосигнал прямо изнутри Рога Изобилия!

Ну, надо же, молча хмыкнул Хеймитч – он тут опасался звероподобного Катона, а в результате может статься, что самым опасным противником окажется эта шустрая девчонка!

- До появления платформы с подарками еще целых десять минут, - молодой человек указал на три пары цифр в углу главного экрана, ведущие обратный отсчет, и смущенно кашлянул. – Я тут от скуки балуюсь фанмэйдом – беру съемки с Арены и накладываю на любимую музыку. Надеюсь, вы не будете против, если я покажу вам пока мою очередную нарезку… из последних и любимых?

Ментор тяжело вздохнул. Ему не хотелось быть невежливым и отказываться, но у него не было сейчас ни малейшего желания отвлекаться на какие-то дурацкие фанатские фокусы.

- Валяй, - пробубнил он, растягивая губы в подобии улыбки. – У тебя осталось восемь минут.

Парень счастливо заулыбался и оживленно закивал головой, поспешно нажимая какие-то кнопки на клавиатуре, а затем указал ментору на небольшой монитор прямо перед ним. В динамиках заиграла приятная лиричная музыка. Натянуто улыбаясь, Хеймитч перевел глаза на экран – да так и застыл с резиновой улыбкой на лице.

Знакомая пещера. Закат. Китнисс осторожно кормит Пита из ложки, а парень покорно проглатывает ее угощение и смотрит на любимую этим своим неподражаемым покоренным взглядом. И улыбается – непостижимо, этот ненормальный одной ногой на том свете, а он тут улыбается! Неожиданно выражение его лица меняется, он хочет что-то сказать – и Китнисс тотчас непреклонно зажимает ему рот рукой. Он еще пытается сопротивляться, но уже через секунду оседает спиной на стену пещеры и смотрит на Кит остановившимися укоризненными глазами. Девушка достает из кармана маленький пузырек – да ведь это же успокоительный сироп! – и, снисходительно и мягко улыбаясь своему внезапно уснувшему напарнику, подчеркнуто аккуратно стирает с его подбородка прилипший кусочек ягоды.

Музыка изменилась – теперь она более ритмичная и выразительная – и картинка тоже изменилась. Теперь Китнисс закладывает вход в пещеру камнями и маскирует их длинными ветками и побегами. Двенадцатый удивленно вскинул брови – на этот раз ее маскировка получается более убедительной…

Звуковая дорожка снова меняется – в ней еще слышны прежние ритмичные нотки, но теперь основная мелодия мягче и нежнее, словно колыбельная – и ментор с удивлением смотрит, как уже ночью Кит забирается в спальный мешок к своему напарнику и осторожно прижимается спиной к его широкой груди. Хеймитч прекрасно понимает, что это всего лишь попытка согреться – но, черт подери, со стороны ее инстинктивный жест выглядит таким личным… почти интимным! В своем глубоком спасительном сне Пит машинально чуть поворачивает голову, зарываясь лицом в темную косу на затылке – и ментор слышит, как растроганный автор ролика в соседнем кресле вздыхает с неподдельным умилением… И вот уже последние кадры, под пронзительное крещендо – Китнисс решительно натягивает на себя две куртки, свою и своего напарника, тщательно упаковывает рюкзак, лук и стрелы, потом вдруг наклоняется и целует безмятежно улыбающегося во сне Мелларка долгим и каким-то отчаянным поцелуем.

Музыка дрожит, замирая на самой высокой ноте, а Кит все еще стоит и смотрит на Пита странным взглядом – и, внезапно отвернувшись, коротким трогательным движением смахивает невидимую камерам слезу…

- Хорошо получилось? – негромко поинтересовался молодой человек, когда мелодия затихла и экран погас. Ментор нервно закашлялся – вот он и увидел то, что хотел – и коротко утвердительно кивнул.

- Здорово… выглядит очень убедительно…

Погодите-ка, для кого он сейчас это сказал? Для восторженного капитолийского поклонника его ребят… или для себя самого? Убедительно – значит «хорошо сыграно» или «по-настоящему»? Хеймитч растерянно сдвинул брови: еще немного таких вот личных сцен – и он тоже поверит, что Китнисс Эвердин чувствует к этому удивительному голубоглазому мальчишке нечто большее, чем просто благодарность… он аж дернулся от неожиданной мысли – просто благодарность? Ну конечно, благодарность, мелькнуло в голове – или этого недостаточно, чтобы спасти жизнь хорошему человеку?

И тут до него, наконец, дошло…

Ментор жалобно вздохнул и потер руками лицо. Что, старый осел, тебя, видать, тоже потянуло на лирику, обругал он себя – ты начал видеть чувства там, где их и в помине нет? Вот она, настоящая движущая сила Огненной Китнисс – никаких пафосных чувств, никаких лживых эмоций, никакой ненужной романтики.

Только инстинкт самосохранения.

- Хороший ролик, - натянуто улыбаясь, выдавил Хеймитч в ответ на ожидающий взгляд молодого капитолийца. Коротко глянул на три пары цифр – до полного обнуления таймера оставалось чуть меньше минуты. – Давай, не прозевай трансляцию – не то всю оставшуюся жизнь вместо успешной карьеры на телевидении так и будешь монтировать любительские фан-арты!

Оператор испуганно подхватился и застучал пальцами по клавиатуре. На пульте вокруг него замигали и загорелись какие-то разноцветные лампочки. Ментор разглядел надпись, пульсирующую над главным экраном – «Внимание, эфир!»

- Они, что, хотят запустить Пир и стычку у Рога Изобилия в прямой эфир? – изумленно охнул ментор. – Но ведь еще так рано… Капитолий наверняка еще спит!

- Вот тут вы ошибаетесь, - усмехнулся ему в ответ молодой человек и кивнул куда-то в сторону. – Если судить по бегущей строке, на наш канал настроены сейчас несколько сотен тысяч телеприемников… и их количество постоянно увеличивается. Поверьте – никто не захочет пропустить это потрясающее зрелище… а ждать до ближайшего выпуска новостей слишком долго!

Хеймитч скривился в сторону капитолийца – потрясающее зрелище? Да ты, парень, просто тупой и безмозглый кретин – только и знаешь, что умиляться притворным поцелуям и настоящей бойне! Ментор презрительно фыркнул и холодно уставился на большой экран. От снисходительного и лояльного отношения к поклоннику Огненной Китнисс не осталось и следа.

Он очень вовремя обернулся к экрану – мигающая надпись загорелась ровным цветом. Значит, трансляция началась! Едва неоновый таймер в углу экрана показал шесть нулей и там, на Арене, первый луч солнца коснулся золотого Рога Изобилия, как на площадке стало заметно какое-то движение. Земля перед жерлом раскрылась, и снизу выплыл круглый стол, накрытый белоснежной скатертью. На столе ментор заметил четыре рюкзака: два больших черных с номерами «2» и «11», один зеленый, поменьше, с номером «5» и совсем маленький, как сумочка Эффи Бряк, оранжевый. И только раздался щелчок – стол зафиксировался на месте – как из Рога выскочила рыжеволосая фигурка, схватила зеленый рюкзак и метнулась с ним в лес. Хеймитч тихо смачно выругался – пока остальные трибуты сидели, выжидали и оценивали ситуацию, эта рыжая чертовка в два счета разделалась с непростой задачкой распорядителей!

- Черт подери, Кит… не тяни! - сердито процедил он сквозь зубы. Словно в ответ ему маячок Китнисс на мониторе начал двигаться – девушка выскочила из зарослей и со всех ног бросилась за своим крохотным, но таким драгоценным рюкзачком. Осторожно! Хеймитч заметил Мирту, стремительно летевшую ей наперерез – подопечная Брута на ходу выхватила нож с длинным узким клинком. И, не прицеливаясь, метнула его в сторону Китнисс. Он даже не успел испугаться – интуитивно увернувшись от смертельного броска соперницы, Кит на ходу натянула тетиву и выстрелила в нее. Вот это меткость, удивленно ахнул ментор – не успей Мирта отклониться, стрела непременно попала бы ей в сердце!

Он с такой силой сжал подлокотники кресла, что побелели костяшки пальцев. Вот Кит добралась до стола, ухватила свой заветный миниатюрный рюкзачок, накинула его на руку. Обернулась, чтобы бежать прочь…

И в это самое мгновение летящий прямо в лицо Китнисс второй нож напарницы Катона полоснул ее по лбу над правой бровью.

Ровно на мгновение он почувствовал, что земля буквально ушла у него из-под ног… остановившимся взглядом глядя, как, щурясь и на ходу пытаясь утереть кровь, заливающую ей лицо, Кит наугад выпустила в сторону своей противницы еще одну стрелу. Конечно, она промазала – и спустя секунду Мирта уже сбила девушку с ног и, опрокинув ее на спину, прижала коленями к земле. Неужели это конец, в каком-то безразличном ступоре подумал ментор. И, судя по выражению перекошенного лица подопечной Брута, он вряд ли окажется быстрым и безболезненным…

- Ну, и где же твой дружок, Двенадцатая? Еще не окочурился? – Мирта явно решила устроить кровожадному Капитолию показательное шоу: прищурившись, она разглядывала Китнисс как несчастную букашку, намертво приколотую булавкой к паспарту – с холодной любознательностью еще маленького, но уже жестокого ребенка. Хеймитчу даже показалось, что он слышит мысли, проносящиеся в ее голове: что будет, если оторвать букашке лапку? А крылышко? А голову?

- Он там, в лесу, - задыхаясь, глухо прорычала в ответ Кит, и залитое кровью бледное лицо ее исказила гримаса. – Как раз приканчивает Катона… Пи-и-ит!

Ее отчаянный отвлекающий крик оборвал точный удар Мирты – кулаком в горло. Вот ведь сучка, выругался сквозь зубы ментор – никто лучше профи не знал самых эффективных и в то же время достаточно простых приемов! Он вспомнил уроки в Тренировочном центре. Горло – одна из наиболее незащищенных частей человеческого тела. Чтобы попасть в него, достаточно заставить противника задрать голову, любым возможным или невозможным способом, а потом ударить в открывшийся кадык кулаком или ребром ладони. И в таком ударе важна была не сила, а скорее точность – слишком сильный удар в горло мог оказаться даже смертельным.

Но Мирта явно не собиралась так просто убивать свою противницу – от ее выверенного удара Китнисс дернулась, но лишь сдавлено захрипела и закашлялась.

- Врешь, детка, - довольно ухмыльнулась Вторая, потряхивая рукой и потирая набитый кулак. – Катон здорово пырнул твоего женишка – какая жалость, что я не видела! – так что он уже труп… ну или почти труп! Небось, привязала парнишу где-нибудь на дереве, пока он совсем не загнулся – ты же у нас спец по веткам прыгать, верно?

Продолжая язвить и хладнокровно разглядывать Кит, Мирта вдруг заметила посылку, переброшенную через ее запястье. Темные глаза ее оживленно вспыхнули.

- Опа! А что у нас тут, в этом маленьком рюкзачке? Неужели лекарство для любимого? – удивленно рассмеялась она. Внезапно улыбка ее стала ледяной, а холодный голос опасной бритвой резанул слух: - Какая жалость, что он его так и не получит.

Не сводя с раненой поверженной соперницы ласкового и оттого еще более пугающего взгляда, девушка демонстративно отогнула полу куртки, и ментора аж передернуло – на внутренней стороне ее было закреплено с десяток ножей. Кит отчаянно забилась, пытаясь вырваться и сбросить с себя профи, но, зажатая в отработанном мертвом захвате, не смогла даже сдвинуться с места.

- Я обещала Катону устроить хорошее представление для зрителей с твоим участием, - снисходительно пояснила Мирта, выбирая из своего арсенала небольшой изящный ножичек с хитро загнутым концом.

Хеймитч дернулся от ее слов, каждой клеточкой зудящей от напряжения кожи ощутив охвативший его безотчетный ужас – похоже, у Китнисс не оставалось ни единого шанса уйти оттуда целой и невредимой… у нее не оставалось ни единого шанса уйти оттуда живой, обреченно поправил себя он. Ментор знал этот нож… его неприметное на первый взгляд лезвие было устроено таким образом, что при попадании в тело его уже невозможно было вытащить обратно, не вырывая при этом кусок плоти. А любой, даже самый незначительный поворот вокруг оси только усугублял положение, не разрезая, а буквально разрывая рану. Он видел подобные ножи на собственных Играх четверть века назад – и имел весьма четкое представление, во что мог превратиться противник под умелой рукой его хозяина.

- Она ведь вырвется, правда? – растерянно зашептал где-то рядом дежурный оператор. Двенадцатый метнул в его сторону короткий яростный взгляд, и молодой человек счел за лучшее прикусить язык.

- Даже не рыпайся, детка, - издевательски улыбаясь с главного экрана, предупредила свою соперницу Вторая, любовно поглаживая свой ужасный нож и определенно наслаждаясь превосходством. – Мы тебя убьем… как убили эту жалкую козявку, твою союзницу, что вроде тебя скакала по деревьям... как там ее звали? Рута? Пришла Руте хана, теперь возьмемся за тебя! О женишке вообще можно не беспокоиться. Как тебе такой план? Так с чего начнем?

Профи небрежно вытерла рукавом кровь с лица Китнисс и, жестко ухватив соперницу за волосы, принялась вертеть ее голову, будто деревянный чурбан. Она раздумывает, какой узор на нем вырезать, внезапно понял Хеймитч и тут же почувствовал накатившие ниоткуда рвотные позывы – неужели они покажут это в прямом эфире? Ну, разумеется, покажут – и там, в далеком Двенадцатом дистрикте, мудрая светловолосая девочка с небесно-голубыми глазами вынуждена будет в ужасе смотреть, как методично разрезают на куски ее старшую сестру.

- Пожалуй, начнем со рта, - промурлыкала Мирта, проводя кончиком ножа по разбитым в кровь губам Кит. – Думаю, они тебе уже не понадобятся… не хочешь послать женишку воздушный поцелуй на прощание?

- Она ведь вырвется?! – в истерике запаниковал молодой капитолиец, зажимая руками рот – по-видимому, его не особенно прельщала кровавая сторона Голодных Игр. Ровно на мгновение ментор почувствовал что-то сродни жалости к этому испуганному бедолаге – но уже через секунду его затопило чувство жгучей, неконтролируемой ненависти к Капитолию, а заодно и ко всем капитолийцам, вместе взятым!

Хеймитч видел, как там, на Арене, Китнисс непреклонно сжала зубы в ответ на издевку Мирты и еще шире распахнула навстречу своей мучительнице прозрачные стальные глаза – в них светилась слепая и неистовая ярость. В отчаянии ментор подумал, что готов был сто тысяч раз продать душу всем чертям, чтобы хоть как-то помочь ей в эту минуту. Но он был беспомощен и бессилен, а потому ему оставалось лишь наблюдать, кусать губы и материться про себя последними словами.

И надеяться, что его девочке хватит этой ярости, чтобы умереть с достоинством.

- Что ж, приступим, - хмыкнула Мирта. Прикрыв ладонями глаза, Двенадцатый едва слышно сбивчиво зашептал свою собственную молитву:

Меня зовут Хеймитч Эбернети…
Мой дом – Двенадцатый дистрикт…
Я участвовал в Пятидесятых Голодных Играх…
Мне сорок два года…
И я снова в аду…

- Погодите-ка… что там происходит? – сквозь звон в ушах услышал он взволнованный голос молодого человека рядом и поспешный стук пальцев по клавиатуре.

Растерянно убирая руки от лица, ментор перевел взгляд на монитор с маячками прямо у него под носом – к мигающим в одной точке радиосигналам Китнисс и Мирты стремительно приближался еще один. Катон? Хеймитч на мгновение затаил дыхание: нет, это был не Второй – над пульсирующим маячком светилась цифра «одиннадцать». Цеп, подопечный Рубаки! Он вскинул глаза на главный экран – появившись из зарослей позади профи, парень в два счета преодолел расстояние до стола у Рога Изобилия и, одной рукой ухватив Мирту за шиворот куртки, оторвал ее от Кит, будто пушинку.

- Повтори... что ты сделала с той девочкой? – буквально прорычал он, с легкостью отбрасывая профи в сторону от соперницы. – Это ты убила ее?

- Нет, нет… это не я! – в глазах Мирты мелькнул неподдельный животный ужас. Ей было чего испугаться – Цеп рядом с ней выглядел просто огромным! Парень подхватил с земли увесистый камень размером с буханку хлеба и сделал шаг в ее сторону.

- Я слышал, как ты называла ее имя… ты убила ее? - новая догадка исказила злостью его лицо. – А может, ты разрезала ее на кусочки, как собиралась разрезать эту девушку?

- Катон! – истошно заверещала Мирта, пытаясь отползти. – Катон!

- Он слишком далеко, - облегченно выдохнул капитолиец рядом с ментором. – Ему не успеть…

Не успеть к чему? Двенадцатый шумно перевел дыхание. Даже если Цеп разделается сейчас с Миртой – а в том, что подопечный Рубаки вот-вот покончит с профи, у ментора не оставалось никаких сомнений – Китнисс ни за что не одолеть его. Из-за раны на голове и все еще продолжающегося обильного кровотечения она не сможет выстрелить прицельно, а в остальном у нее просто нет никаких шансов. Стрелять невозможно, бежать бесполезно. У Хеймитча оставалась только надежда на то, что этот огромный, молчаливый и скупой на эмоции парень не пойдет на поводу у Капитолия и не станет делать зрелища из гибели Огненной Китнисс.

Остановившимся немигающим взглядом ментор смотрел, как Цеп коротко и яростно замахнулся и что было силы ударил Мирту в висок тем самым камнем. А потом обернулся и холодно взглянул на измученную Китнисс, по-прежнему лежавшую на земле.

- О чем она болтала? – игнорируя предсмертные стоны Второй, мрачно спросил он у Кит. – Ты союзница Руты?

- Я... я... мы с ней объединились. Взорвали еду профи, - Китнисс издала горлом какой-то странный звук, словно всхлипнула. Серые глаза ее горели болью и отчаянием. – Я хотела ее спасти… очень хотела. Но он нашел ее раньше. Парень из Первого…

- Ты убила его? – только и спросил он. Сурово и глухо.

- Да, - девушка сглотнула и коротко утвердительно кивнула. – Я убила его. И усыпала ее тело цветами. И пела ей, пока она не уснула.

И тут она заплакала – без всхлипов, без стенаний, без жалоб… просто из прозрачных, еще минуту назад яростных стальных глаз беззвучно потекли горькие слезы. Нет, это не слабость, сказал себе Хеймитч. Просто его девочка устала… столько всего свалилось на нее за последние дни – гибель маленькой Руты, раненый Пит, пир, спасительное лекарство, Мирта со своим кошмарным ножом, Цеп, нависающий сейчас над ней холодной глыбой…

Не сводя глаз с экрана, он услышал, как молодой капитолиец рядом шмыгнул носом, не пряча от ментора слез.

- Он убьет ее так же, как убил ту… первую? – жалобно прошептал он. Быстрая и легкая смерть… Да это был бы просто подарок с его стороны, мрачно подумал Двенадцатый.

- Пока она не уснула? - презрительно переспросил Цеп на экране.

- Умерла… я пела ей свою любимую колыбельную, пока она не умерла, - отчаянно всхлипнув, поправилась Китнисс, утирая залитое кровью лицо потрепанным рукавом куртки. – А потом твой дистрикт прислал мне хлеб… Цеп, только сделай это быстро, ладно?

И тут случилось то, чего ментор меньше всего мог ожидать: огромный хладнокровный парень опустил камень и укоризненно качнул головой. Не может этого быть… он отпускает ее? Хеймитч ошалело выпучил глаза. Этот парень явно сбрендил, если вот так запросто отпускал одного из самых опасных своих противников! Двенадцатый недоверчиво уставился на подопечного Рубаки и коротко удивленно хмыкнул. Видать, не только его девочка имела в своей темноволосой голове собственные непреложные понятия…

- Не люблю долги, - подтверждая его мысли, Цеп выразительно указал Кит в сторону леса. – На этот раз – но только на этот раз! – я тебя отпускаю, ясно? Ради девочки. Мы с тобой квиты. Больше никто никому не должен. Понятно?

Куда уж понятнее… Девушка коротко кивнула и испуганно дернулась, расслышав приближавшийся из перелеска надрывный крик Катона:

- Мирта! Мирта!

- Тебе лучше поторопиться, Огненная Китнисс, - подхватывая со стола оба черных рюкзака, свой и Катона, Одиннадцатый лишь многозначительно усмехнулся и выразительно поднял брови. – Проваливай отсюда, да побыстрее!

Ее не пришлось просить дважды. Глядя, с каким трудом его девочка поднималась на ноги, ментор вдруг отчетливо вспомнил другой день, другую ситуацию… и другого парня, прикрывающего ее, измученную и обессилевшую, от того же самого Катона. Она даже не представляет, какое впечатление производит на людей, как-то сказал ему Пит. Тогда он не понял этих слов… а сейчас, провожая радостным взглядом стремительно удалявшуюся в лес спину Китнисс, с искреннем удивлением понимал, насколько оказался прав его голубоглазый подопечный. Пит, Цинна, Плутарх, Финник, Клаудиа, Рута, Цеп… даже этот чокнутый капитолийский мальчишка рядом с ним – единожды попав под неподдающееся логическому объяснению очарование Китнисс Эвердин, эти люди были готовы снова и снова рисковать своей головой, своими деньгами, своей карьерой, своей жизнью ради того, чтобы помочь ей. Уберечь ее. Поддержать ее. Смотреть на нее. Идти за ней. Просто находиться рядом.

Огненная Китнисс... Вдохновлявшая. Осветившая. Согревшая.

Он коротко глянул на неоновые цифры над экраном. Сколько уже он здесь – неужели всего час? Он совершенно потерял счет времени – ему-то показалось, что прошла уже целая жизнь! Хеймитч устало прикрыл глаза и только теперь позволил себе расслабиться. В груди тотчас жутко заколотилось сердце. Вот черт – оказывается, все это время он практически не дышал… Скривившись, ментор натужно потер левый бок – ну вот, ему только инфаркта не хватало!

- Она достаточно далеко? – не открывая глаз, глухо поинтересовался он. Дежурный счастливо улыбнулся и примирительно уронил:

- Достаточно… почти у самой пещеры… не хотите взглянуть?

Он не мог этого пропустить… Вот Китнисс добралась до пещеры, протиснулась внутрь. Судорожно содрала с руки оранжевый рюкзачок, отрезала клапан и вытряхнула на землю его содержимое – узкую коробку с единственным драгоценным шприцем – и, из последних сил высвободив из спальника правую руку Пита, воткнула иглу ему в плечо и медленно надавила на поршень.

И, теряя сознание, безжизненно рухнула у его ног.

И практически в эту же самую минуту во внутреннем кармане пиджака призывно завибрировал его коммуникатор. Хеймитч удивленно глянул на часы. Всего восемь утра… кому это он мог понадобиться в такую рань? Ни один нормальный человек не подумал бы тревожить старого пьяницу после бурной ночной вечеринки. Ну, разве что… о всевышний, только не Эффи Бряк! Он нехотя поднялся из кресла и, машинально извинившись – откуда взялись его хорошие манеры? – вышел за дверь операторской. Поспешно извлекая на божий свет подпрыгивающий от нетерпения прибор, он коротко глянул на экран – черт подери, кому еще не спится в Капитолии?

Это было всего лишь сообщение. Он не сразу узнал координаты отправителя, а потому лишь поверхностно скользнул глазами по тексту… из кучи медицинских терминов взгляд выхватил единственный знакомый – «острый сепсис» - и, рассеянно сдвинув брови, ментор заставил себя внимательнее пересмотреть присланное только что. Неудивительно, что номер не показался ему знакомым – Двенадцатому еще не доводилось получать таких сообщений! Ментор снова и снова перечитывал скупые официальные строчки на экране коммуникатора, и брови его все выше и выше лезли на лоб. Из короткого, в переизбытке напичканного всяческой сложной терминологией отчета из медицинской службы Игр он уловил лишь одно. Судя по изменившимся сорок секунд назад физиологическим показаниям радиомаяка, Питу Мелларку больше не грозило умереть от заражения крови.

Ну, ни фига себе, еле слышно застонал ментор… во что же он вляпался? Конечно, почти двадцать пять лет он собственными глазами видел, как истерзанные и покалеченные на Арене победители буквально за несколько дней оживали, каким-то чудом превращаясь в безупречно здоровых и безупречно красивых молодых людей. Ментор знал, что большей частью в этом была заслуга той самой загадочной и всесильной «vita aeterna». Но он даже представить не мог, что эта поистине уникальная вакцина действует настолько быстро: еще не прошло и минуты, а «вечная жизнь» уже работала, регенерируя и очищая кровь его подопечного и вырывая его из жилистых и костлявых объятий смерти. Теперь стало понятно, почему Плутарх посмеялся над его предположением насчет того, чтобы просто купить этот чудо-препарат – регенерация крови означала полное оздоровление и омоложение организма, а такие шансы давались далеко не каждому. Даже в Капитолии. Даже почетным сенаторам. Из чего следовало, что Главный Распорядитель оказал Двенадцатому и его светловолосому подопечному действительно неоценимую услугу. За все рано или поздно придется платить, напомнил себе Хеймитч. Особенно за то, у чего нет цены…

Он закрыл руками лицо и тяжело вздохнул. За долгие годы регулярного пребывания в Капитолии ментор сделал для себя один простой вывод: самое дешевое в этой жизни – это деньги. И уж если приходилось за что-то платить, то лучше было бы заплатить деньгами, чем совестью, уважением и душой.

И как никогда остро он почувствовал необходимость увидеться с Цинной. Поделиться вестями с Арены, посоветоваться, пропустить по рюмочке коньяка… да просто поговорить по душам с человеком, которому невозможно было врать. С единственным в Капитолии, от которого не нужно было таиться. С первым, которому ментор смог бы доверить свою жизнь и жизни своих трибутов тоже. Уже набрав номер, Двенадцатый вдруг замер и поморщился. Еще слишком рано, строго одернул он себя – в конце концов, неужели Мастер не имел права после вчерашней безумной ночи нормально выспаться хотя бы раз за все Игры?

В ответ на его недовольную ворчливую самокритику коммуникатор дернулся в его руке - и зазвонил. Это просто наваждение какое-то, успел подумать ментор, прежде чем нажал на кнопку ответа.

- Не поверишь, - голос его дрогнул от удивления, - я только что набрал твой номер…

- Почему же – поверю! – мягко засмеялся на другом конце его невидимый собеседник. Хеймитч отчетливо представил искрящиеся зеленые глаза, и на душе у него потеплело.

- Только не говори, что смотрел сейчас Игры, - недоверчиво и беззлобно усмехнулся он в трубку.

- Обижаешь, друг мой – конечно, смотрел!

Он почти видел, как Цинна саркастически покачал головой, и изумленно крякнул. Это что-то невероятное – практически целые сутки оставаться на ногах, подготавливая самую ожидаемую вечеринку года, таскаться с Двенадцатым по всем этим букмекерским конторам и Тренировочным центрам, всю ночь показательно пить и развлекаться на маскараде… а уже спустя каких-то пару часов с первыми же лучами восходящего солнца включить прямую трансляцию, чтобы вместе со старым ментором всей душой болеть за Китнисс Эвердин!

- И в мыслях не было тебя обидеть, – Хеймитч поймал себя на том, что извиняется. – Просто сейчас всего-навсего половина девятого утра, и большая часть капитолийцев еще видит сладкие сны!

- Когда же ты, наконец, поймешь, Двенадцатый, - снисходительно хмыкнул голос в трубке, - что самая большая ценность для меня – это время? Потратить его на сон? Нет уж, увольте! Проще вернуть связи, здоровье, деньги, чем хоть одну минуту ушедшего времени!

Ментор хотел было возразить, что погибших тоже вернуть невозможно… но вместо этого лишь тяжело вздохнул.

- Я знаю, их нельзя вернуть… но их давно пора отпустить, - негромко отозвался на его невеселые мысли молодой человек. – Прошлое уже прошло, а будущее еще не наступило, Двенадцатый. Так что все, что нам остается – это наше настоящее. И в этом настоящем есть Китнисс, и есть Пит… и Эффи, и Порция, и мы с тобой. Давай же научимся ценить то, что имеем… и, кстати, нас можно поздравить?

Он устало поморщился. Этот невозможный зеленоглазый мальчишка был прав – пора было начинать жить настоящим.

- Ты же сам все видел – зачем спрашиваешь? – усмехнулся он в трубку, на что Цинна лишь звонко и счастливо рассмеялся.

- Хотел всего лишь отвлечь тебя от твоих мыслей!

Что ж, ему это вполне удалось… Хеймитч потер пальцами переносицу – ни с того, ни с сего у него вдруг дико разболелась голова.

- Ничего, если я приеду… где-нибудь через час? – впрочем, он мог бы и не спрашивать. Цинна выразительно промолчал, и ментор усмехнулся: - Ладно, понял – сказал глупость… значит, через час? У меня есть новости… которых не было по телевизору…

Именно так, ничего лишнего – после общения с сенатором Хавенсби Двенадцатый был абсолютно уверен, что каждое случайное слово, оброненное в коммуникатор, было тотчас прослушано и зафиксировано в бесконечных тайных архивах Капитолия. Кажется, Мастер разгадал его ход: он кашлянул и предостерегающе прервал его многозначительные намеки:

- Значит, договорились. И можешь заказать завтрак на двоих – уверен, со всей этой суматохой ты еще не завтракал… отбой, увидимся в мастерской!

Он отключил вызов – и, уже шагая к лифту, набрал другой номер.

Центральный госпиталь Капитолия. Медицинская служба Голодных Игр.

Ментор хмыкнул – ну не мог же он появиться у Цинны, не выяснив перед этим самого главного!

- Код доступа «шесть-двенадцать-двадцать пять»… Хеймитч Эбернети, Двенадцатый дистрикт, - как можно официальнее представился он невидимому оператору. – Я хотел бы получить информацию о текущем состоянии Китнисс Эвердин… да, желательно в текстовом виде… спасибо, жду!

Уже на выходе из телецентра коммуникатор снова завибрировал, принимая сообщение. Хеймитч шумно выдохнул и скрестил пальцы. Он просмотрел текст – сплошные термины, мать их дери! Неужели сложно написать человеческим языком? Чего стоит одно словечко «анамнез»… ага, вот и первые нормальные слова: «Непосредственных угроз для жизни не обнаружено»! Хвала чертям, облегченно выдохнул ментор – значит, несмотря на обильное кровотечение, ранение его девочки не опасно! Рано или поздно Китнисс придет в себя… он все же надеялся, что рано, чтобы вдобавок к Питу и у нее не случилась чрезмерная потеря крови и анемия… Двенадцатый удивленно хмыкнул – ну надо же, старый пропойца вдруг вспомнил, что значит «анемия»?

В любом случае, ее рана оказалась не смертельной – и это было самым главным.

Он добрался до отеля за считанные минуты – ему повезло быстро поймать такси и плюс ко всему в такую рань улицы Капитолия еще пустовали. Поинтересовался на ресепшене, нет ли для него сообщений… неожиданно для самого себя глянул на ячейку «1212». Ключа еще не было, а значит, Эффи все еще оставалась в собственном номере. Только бы ей не пришло в голову заявиться к Мастеру, поморщившись, подумал ментор – он никак не мог решить, как теперь ему следовало вести себя с ней.

- И, пожалуйста, завтрак в пентхауз – хозяину как обычно, а мне бифштекс без крови, - криво усмехнувшись жутким ассоциациям, возникшим в его голове, Хеймитч растянул губы в улыбке. – И бутылку чего-нибудь горячительного, не то моими стараниями его личные запасы слегка поиздержались!

У высокой двери в мастерскую Цинны его встретил безгласый портье – он преградил ментору дорогу и сделал короткий запрещающий жест. Хеймитч недовольно нахмурился. Какого…? Никогда прежде ему не воспрещалось входить в этот номер! Тем более, что его ожидали! Безгласый сделал еще один жест, и Хеймитч замер в нерешительности – что значит «занят»? Всего каких-то полчаса назад Цинна был свободен и ожидал его – а теперь вдруг занят?

Решительно отодвинув портье от двери, он потянул за ручку и вошел внутрь.

Мастер действительно был не один – на любимом диване ментора в развалившейся позе сидел неизвестный ему капитолиец неопределенного среднего возраста, а Цинна стоял напротив, прислонившись к столу и скрестив руки на груди. Судя по напряженному лицу хозяина мастерской и внезапно повисшей в номере гробовой тишине, Двенадцатый своим беспардонным вторжением прервал какой-то очень важный разговор. Цинна коротко глянул в его сторону, и в его зеленых глазах ментор успел заметить облегчение. Значит, ему рады… а этот странный посетитель с недовольной и высокомерной миной на холеном лице никак не хочет убираться?

Что ж, ему не впервой было изображать кретина…

- Цинна, какого черта я не могу попасть к своему собственному стилисту? – включая провинциальный акцент, прямо с порога пробасил он. Язвительно усмехнулся, громко икнул – и, выпучив глаза, рассмеялся, обращаясь к странному гостю Мастера: - Упс… прошу меня простить – накануне здорово перепил на вечеринке… кстати, мы знакомы?

Очень натурально пошатнувшись, Хеймитч картинно вытер ладонь об штанину брюк и, шагнув к дивану, протянул ее все еще сидящему капитолийцу. Тот поморщился, смерил ментора презрительным взглядом и, поджав подведенные помадой губы, перевел глаза на Цинну.

- И вот на это ты променял все то, чем дорожили твои предки? – брезгливо указывая на усмехающегося Двенадцатого тонким аристократическим пальцем с безупречным розовым маникюром и широким золотым перстнем на всю ширину фаланги, язвительно переспросил он молодого человека. – Это теперь смысл твоей жизни? Это смеет вот так запросто, без разрешения, вваливаться в твое…гм!... жилище и лезть со своими деревенскими объятиями к представителю одного из самых именитых семейств Капитолия?

- Цинна, мне кажется или меня только что обидели? – ментор шагнул ближе и сурово сдвинул брови. Как кстати был его сегодняшний коньячный перегар… Нагнувшись к самому лицу капитолийца, украшенному нелепыми татуировками и присыпанному белой пудрой, он выразительно выдохнул на него и не без удовольствия увидел, как тот резко зажмурился и закашлялся, зажимая пальцами свой нежный нос. Краем глаза он успел заметить, как Цинна отвел глаза, и, минуту назад хмурое, лицо его озарила легкая улыбка.

- Ты должен извинить моего гостя, Двенадцатый, - справившись с улыбкой, сухим и официальным тоном обратился к нему молодой человек, пристальным взглядом сверля при этом своего таинственного посетителя, - у меня с ним совершенно разные взгляды на манеры и гостеприимство. Да и на жизнь тоже… и взгляды эти разошлись уже очень и очень давно. И, поверь, мне самому довольно сложно понять, почему именно сейчас этот уважаемый джентльмен решил прочесть мне свою занимательную лекцию о семейных узах, традициях и правилах. Я уже много лет живу по собственным правилам – и моя жизнь меня вполне устраивает… А этот человек, - теперь уже обращаясь к капитолийцу, Мастер выразительно коротко кивнул в сторону ментора, и голос его зазвенел чем-то, очень похожим на уважение, - гораздо лучше и ценнее многих прежних моих знакомств… и гораздо ближе и дороже мне всех прежних моих близких!

Тяжело вздохнув, таинственный капитолийский аристократ нехотя поднялся с дивана, оправил безупречный костюм и, тряхнув роскошными волнистыми локонами без единого седого волоска, до боли знакомым ментору движением поправил воротничок сорочки. Потом перевел холодные зеленые глаза на удивленно молчащего Хеймитча и, глядя сквозь ментора, сухо произнес:

- Циний Лукреций Кар… кто бы мог подумать? – он лишь коротко хмыкнул и, так и не удосужившись представиться, решительным шагом покинул номер.

Выразительно хлопнула входная дверь, и Хеймитч растерянно перевел глаза на Цинну – молодой человек привалился к столу и, упершись руками в столешницу и устало уронив голову, весь как-то сжался и ссутулился.

- Циний Лукреций Кар… а это еще кто? – осторожно кашлянув, уже своим нормальным голосом поинтересовался Двенадцатый.

Мастер поднял глаза и как-то странно посмотрел на него.

- Это, друг мой, твой покорный слуга, - одними глазами усмехнулся он и приветственно качнул головой. – А минуту назад ты имел сомнительное удовольствие беседовать с моим отцом.

Глава 29

Часы показывали девять утра, уже подали завтрак, а Цинна все еще продолжал упрямо отмалчиваться. Точнее, упрямо избегал каких-либо комментариев по поводу малоприятного и неожиданного для него самого появления в мастерской его заносчивого папаши. Хеймитча так и подмывало расспросить Мастера, но в этот раз он сдержался и невероятным усилием воли заткнул свое «хочу-все-знать» куда подальше. Если мальчишка захочет, то сам все ему расскажет, решил ментор.

- Ты говорил об особенных новостях, - закончив с завтраком и отложив в сторону вилку, напомнил ему молодой человек. Хеймитч кивнул и достал из кармана коммуникатор.

- Я не силен в медицине, так что посмотри сам – может, поймешь хоть слово из этой ахинеи, - он нашел сообщение, касавшееся Пита, и, протягивая Мастеру коммуникатор, лишь крепче сжал зубы, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость. В свете последних событий он почему-то не сомневался, что раз уж Цинна принадлежал к такой знатной фамилии, то, видимо, получил в свое время весьма разностороннее образование и был сведущ не только в тряпках и дизайнерских штучках.

Молодой человек задумчиво перечитал отчет капитолийских медиков и выразительно поднял брови.

- Что ж, Двенадцатый, могу тебя поздравить – ты умудрился влезть в такие запретные тайны Капитолия, что теперь тебя проще убить, чем гарантировать твое молчание, - мрачно пошутил он. – А Китнисс – надеюсь, с ней ничего серьезного?

- Угроз для жизни не обнаружено, - процитировал Хеймитч текст второго сообщения. Мастер примирительно качнул головой и попытался улыбнуться. Ментор поморщился – как не похоже было это машинальное движение губ на обычную светлую улыбку Цинны! К тому же ему категорически не понравился этот замогильный голос всегда такого оптимистичного друга.

- Так, хватит, - твердо отрезал он и отобрал коммуникатор у молодого человека. – Или ты сейчас же рассказываешь мне, о чем ты тут трепался со своим высокомерным предком – потому что я еще не ослеп и вижу, как это гложет тебя! – или, клянусь бутылкой любимого самогона старухи Риппер, я устрою тебе хорошую взбучку!

Цинна медленно поднялся из-за стола. Прошелся по гостиной, остановился у экрана на стене и молча глубоко засунул руки в карманы брюк. Хеймитч прищурился: не нужно быть психологом, чтобы понять этот непроизвольный жест – закрыться, спрятаться, уйти в себя… Он сам частенько любил так отгораживаться от постороннего внимания. Нет, парень, со мной этот фокус не пройдет, беззлобно усмехнулся он собственным мыслям – хочется тебе этого или нет, но сегодня я буду твоим исповедником!

Неслышно появившийся безгласый аккуратно убрал со стеклянного стола опустевшие тарелки и приборы и поставил два конусообразных бокала с какой-то жидкостью нежно-бирюзового цвета. Водка, с надеждой подумал ментор. Принюхался – ха, если бы! Залпом опрокинув свою порцию – содержимое бокала оказалось легким и приятным аперитивом – ментор жалобно крякнул.

- Это Blue Curaçao, «голубой Курасао», - так и не обернувшись, подал голос Мастер. – Я иногда пропускаю бокал за завтраком… да, знаю, чересчур легкий для тебя напиток.

- Да нет, просто подумалось вдруг – аперитивы по утрам пьют только аристократы и дегенераты, - многозначительно хмыкнул Хеймитч, - и в этом у нас с тобой сегодня полное попадание!

Самый надежный способ вызвать собеседника на откровенность – это довести его до белого каления... Обернувшись, Цинна сердито сверкнул зелеными глазами, на что Хеймитч лишь широко и приветливо заулыбался.

- Рассказывай, - снисходительно обронил он, внимательно глядя на Мастера.

- Да нечего особенно рассказывать, - поведя плечами, спустя долгую минуту упрямого молчания негромко отозвался молодой человек, рассматривая пустоту перед собой. – Просто меня несколько ошарашил этот визит – и только. Поверь, Двенадцатый, наши семейные склоки не стоят и капли твоего внимания!

Так, по-хорошему, значит, не получается… Хеймитч откинулся на спинку любимого дивана, забросил ноги на столик и, выразительно прокашлявшись, скрестил руки на груди. Мастер коротко глянул в его сторону – и, не сдержавшись, улыбнулся, теперь уже искренне и по-настоящему.

- Начни сначала, от простого к сложному, - усмехаясь, посоветовал ему ментор. – Меня зовут Циний Лукреций Кар, мой дом – Капитолий… ну и так далее…

Глубоко вздохнув, Цинна отошел от экрана и опустился в свое любимое кресло, как раз напротив ментора. Откинулся на спинку и посмотрел в глаза Двенадцатому прямым и ясным взглядом.

- Действительно – что это я? – губы его тронула легкая усмешка. – Меня зовут Циний Лукреций Кар. Мой отец – тот самый павлин, которого ты имел удовольствие видеть здесь час назад – представитель одного из десяти самых богатых семейств Капитолия. Тебя не смущает мое имя? – ментор отрицательно покачал головой. – А, тем не менее, меня назвали в честь одного древнего философа, Тита Лукреция Кара – моему родителю понравились его учения и взгляды на жизнь. Не хочу напрягать тебя подробностями… чего стоит одно только его изречение: «Благо легко достижимо!» - как раз в духе моих предков!

Он на мгновение запнулся и едва заметно покачал головой собственным мыслям.

- Все мое многочисленное семейство всегда существовало по одному лишь принципу – жизнь должна приносить удовольствие! Причем удовольствие это определялось как безделье и праздное прожигание времени. Мои родители не видели необходимости обременять себя и своих любимых чад никакими земными заботами. Пожалуй, единственное, что стоило их внимания – это получение лучшего в Капитолии образования… но даже к этому нас никто не принуждал. Если бы не моя врожденная страсть к знаниям и движению, пожалуй, я так бы и остался сейчас глупым и заносчивым себялюбцем вроде Тони, - молодой человек заметил вопросительно вскинутые брови ментора и пояснил: - Антоний – мой старший брат… это он впервые назвал меня просто Цинной, за что был сурово наказан – две недели собственными руками поливал в нашей оранжерее матушкины розы!

Ментор презрительно фыркнул, заметив колючую насмешку в зеленых глазах напротив – да уж, очень жестокое наказание, заставить капитолийскую неженку делать что-то своими руками!

- И когда же случился бунт? – с интересом усмехнулся он – теперь он ни минуты не сомневался, что перед ним сидел такой же буян и бунтарь, каким был он сам. Цинна покачал головой, и на губах его заиграла мечтательная улыбка.

- Мне было шестнадцать, когда в очередном порыве к знаниям в бескрайней отцовской библиотеке я обнаружил кое-что интересное, - он многозначительно запнулся и уже другим, восторженным голосом произнес: - Тит Лукреций Кар, «О природе вещей»! Мне тогда это показалось даже забавным – откопать сочинения человека, в честь которого меня назвали… я проглотил эту философскую поэму за несколько дней. В ней было много непонятного мне, но одно я выяснил абсолютно точно – жизнь не ограничивалась ничегонеделанием, а все те нелепые пустые принципы, которые с рождения вбивались в мою детскую голову – лишь искаженная версия учения этого великого философа!

Хеймитч слушал молодого человека со смешанным чувством удивления и страха… да, именно страха: он и представить не мог, что милый, открытый и талантливый Цинна на деле представлял собой настолько образованного и высокоинтеллектуального человека!

- Я нашел в этой поэме любимое отцовское выражение насчет легкой достижимости благ, - Мастер глубоко вдохнул, и в зеленых глазах засветился азарт. – Каково же было мое глубокое изумление и радость, когда я обнаружил, что это лишь часть, одна четверть теории, последователем которой был мой древний тёзка! Три другие гласили – «не должно бояться богов», «не должно бояться смерти» и «зло легко переносимо»... и вместе эти изречения составляли тетрафармакос, так называемое «четвероякое лекарство»!

Не должно бояться богов… просто золотые слова! Двенадцатый растерянно смотрел на оживившегося Цинну. Теперь ему стало ясно, откуда росли ноги у этого непостижимого спокойствия и фатализма его капитолийского друга!

- Я решил не ограничиваться прочитанным и продолжил изучение своего собственного открытия, - продолжал тем временем свой рассказ молодой человек. – Автором этой теории был другой великий философ – Эпикур. Он определял удовольствие как отсутствие телесной боли и душевных страданий и тревог. Главный интерес для него представлял чувственный мир, поэтому его основным этическим принципом было удовольствие, но не вульгарное и упрощенное прожигание собственной жизни, как представлялось моему отцу, а благородное и уравновешенное спокойствие. Эпикур говорил, что хотя желания человека безграничны, но средства для их удовлетворения ограничены, а поэтому необходимо ограничивать себя лишь потребностями, неудовлетворение которых ведет к страданию. От остальных желаний следует отказаться, и как раз в этом человеку необходима мудрость и благоразумие. Учитель Лукреция также утверждал, что тревоги в душе возникают из-за ложных мнений о богах и смерти, которые вызывают у людей страх, а избавить их от этих мнений может лишь трезвое рассуждение, приводящее в свою очередь к атараксии - состоянию полного отсутствия этого страха и сосредоточению на самом общем и главном. Как ты там говорил – от простого к сложному?

Хеймитч вздрогнул, будто сквозь него пропустили электрический разряд. Перед его застывшими глазами замелькали картинки из прошлого двадцатичетырехлетней давности... Холодные белоснежные стены Центрального госпиталя. Стерильная капсула, в которой он очнулся после ванны, дочерна наполненной его собственной кровью из вскрытых вен. Внимательные прозрачно-серые глаза молодого доктора и его негромкие рассказы ни о чем – просто тонкая ниточка, связавшая уже умершего, но волей Капитолия заново воскресшего Хеймитча Эбернети с его новой бессмысленной жизнью. И тихий ласковый голос, снова и снова повторявший ему его будущую спасительную мантру – меня зовут… мой дом…

Неужели тот безымянный капитолийский доктор тоже был последователем этого самого мудрого Эпикура?

Наверно, он изменился в лице, потому что Цинна умолк и пристально смотрел на него слегка прищуренными глазами.

- Ничего… продолжай, - осипшим голосом с трудом выдавил он, судорожно переводя дыхание.

- Уверен?

- Уверен.

Молодой человек потер глаза и на мгновение задумался.

- Я постараюсь говорить проще – не стоит напрягать тебя философской терминологией, - решил он и мягко улыбнулся. – В свои шестнадцать я прочел все труды Эпикура… а еще Пиррона, Эмпирика и многих других его последователей – и тогда же вывел для себя свою собственную будущую философию: жизнь – вот главное наслаждение. Главная цель ее – быть счастливым, а для счастливой жизни человеческому существу необходимы всего три вещи: отсутствие телесного страдания, невозмутимость души и дружба… да, не удивляйся – обычная человеческая дружба, которой мне так не хватало в моей великосветской семье! Мне пришлось приложить массу усилий, пытаясь доказать моему отцу, что из всех стоящих изречений и тезисов он выбрал для себя неверное – правота и верность его состояла лишь в единстве с тремя остальными!

- Я так понимаю, из этой твоей затеи ничего не вышло? – усмехнулся Хеймитч. Цинна утвердительно кивнул и с сожалением пожал плечами.

- Когда в восемнадцать я понял, что все мои попытки достучаться до них тщетны, я покинул семью и начал свою собственную взрослую жизнь. С самого детства во мне кипело стремление к творчеству и созиданию, я видел в этом всего себя, свое призвание, свою цель. И свою работу – в отличие от всех своих близких я не боялся работать! Разумеется, пока я оставался в отцовском доме, ни о какой работе не могло быть и речи… а меня буквально разрывало от идей и невозможности их реализации! Поэтому первое, что я сделал, когда стал совершеннолетним – это ушел из семьи и, вступив во владение собственными немалыми денежными средствами, открыл собственный Модный Дом…

Мастер запнулся и перевел дыхание. Ровно на секунду в его зеленых глазах мелькнуло сожаление, и, дрогнув, он с горькой улыбкой добавил:

– А когда я создал свою первую долгожданную коллекцию и избалованный Капитолий принял ее бурными овациями и восторгами, мой отец прилюдно отказался от меня.

Цинна умолк и выразительно посмотрел на ментора в ожидании его ответа. Но ментор задумчиво молчал, едва заметно криво усмехаясь своим мыслям. Как несправедлива жизнь! У одних детей она отнимает родителей именно тогда, когда те особенно в них нуждаются… а другие родители по собственной воле бросают своих детей. Китнисс, его огненная девочка – он достаточно хорошо знал Троя Эвердина и потому был совершенно уверен, что никто и никогда не сможет заменить молчунье из Шлака ее замечательного отца. А зеленоглазый капитолийский мальчишка напротив – как бы ни старался внушить он старому пропойце, что презирает и, быть может, даже ненавидит своего родителя, но во взгляде, которым он провожал его всего какой-то час назад, светилась такая неподдельная горечь! Нет, Хеймитч отнюдь не собирался оправдывать методы или взгляды этого надменного аристократа, но он прекрасно понимал происхождение глухой тоски в глазах его гениального сына – какими бы отвратительными не были родители, дети все равно продолжали любить их…

- И когда в последний раз ты разговаривал с отцом? – горько усмехнувшись, спросил он молодого человека. Цинна растерянно нахмурился, и ментор саркастически пояснил: – Ну, я же не совсем еще дурак и понимаю, чем чревато отречение предков… давно?

- Давно… больше десяти лет назад, - нехотя отозвался молодой человек.

- Так, может, пора бы зарыть топор войны? – примирительно предложил Двенадцатый. – Возможно, твой родитель хотел помириться – за этим и пришел сюда сегодня?

Мастер выразительно фыркнул и закатил глаза.

- Если бы ты слышал наш разговор, друг мой, то понял бы – таким тоном не мирятся… Я скорее поверю, что он захотел еще больше унизить меня – хотя, спустя столько лет, какое это имеет значение? Все равно ничего уже не изменишь…

Хеймитч нехотя поднялся с дивана и подошел к креслу. Цинна недоуменно вскинул на него свои зеленые глаза и растерянно сдвинул брови.

- Запомни, несносный мальчишка – неизменной может быть только смерть, - положив руку ему на плечо, доверительно усмехнулся ментор в ответ на его удивленный взгляд. – И я ни за что не поверю, что после десяти лет молчания твой папаша явился сюда только за тем, чтобы поддеть тебя… сам скажешь или мне опять догадываться?

Молодой человек шумно выдохнул и отвел глаза.

- Если я скажу тебе, в чем дело, ты только все испортишь! – сердито огрызнулся он.

Теперь Хеймитчу пришел черед удивляться – это что за ребячество? Куда, позвольте спросить, подевался его всегда безупречно вежливый и благовоспитанный капитолийский напарник?

- Циний Лукреций… не заставляй меня применять к тебе физическое воздействие! – строгим учительским тоном шутливо пробасил Двенадцатый, сильнее сжимая плечо друга. Цинна непроизвольно поморщился, нервным движением рефлекторно поправляя воротничок сорочки, и ментор дрогнул – он многое отдал бы за то, чтобы кто-нибудь в этом мире вот так же машинально повторял за ним его собственные характерные жесты…

- Ох, Двенадцатый, - то ли всхлипнул, то ли усмехнулся молодой человек, упрямо качая головой, - ты совсем как мой старый наставник…

- Ага, - подтвердил Хеймитч, - и, если понадобится, могу и за розгой послать!

Цинна закрыл руками лицо и тихо невесело рассмеялся.

- О боги, мне снова десять лет! Хорошо, учитель, - в его голосе мелькнула насмешка, - я скажу тебе, - молодой человек убрал руки и, натянуто улыбаясь, снова взглянул на ментора: - Мой отец прочел мне целую нравоучительную лекцию о забытых мною семейных ценностях, - он на мгновение неловко запнулся, - а потом, совсем как в далекой юности, посетовал на мою крайнюю безалаберность!

В зеленых глазах Мастера мелькнуло что-то – и это заставило ментора насторожиться.

- Вот видишь, родитель волнуется за тебя… а ты говоришь, ему нет дела! – продолжал шутливо распекать его Двенадцатый, но внутри уже зашевелились сомнения. – Я, например, на его месте давно бы тебя выпорол, как следует… или придумал какое-нибудь наказание похуже поливки роз!

- Перестань дурачиться, я не шучу! – Цинна упрямо дернул подбородком, и взгляд его изменился и стал серьезным.

- А кто здесь шутит? - пожал плечами Хеймитч, не сводя с растерянного собеседника внимательных глаз – и сжался от дурного предчувствия. Случилось что-то непредвиденное, шепнул ему внутренний голос – не просто так появился сегодня в мастерской Цинны этот капитолийский аристократ. Интуиция подсказывала ментору, что его неожиданная беседа с сыном – после гордого десятилетнего молчания! – меньше всего была связана с ценностями великосветского семейства.

- А напоследок, - уклончиво отводя глаза, вдруг добавил Цинна, - он упрекнул меня в том, что его сын, то есть я, в последнее время стал особенно безответственным…

- …после того, как рискнул связаться с Голодными Играми и Двенадцатым дистриктом, - невесело усмехнувшись, наконец, догадался ментор. И, судя по неловко повисшей паузе, он попал в самую точку – Мастер дрогнул и сильнее сжал пальцами подлокотники кресла.

- Слова моего отца для меня ровным счетом ничего не значат! – упрямо качая головой, предупредил Цинна. – Поэтому даже не надейся, что сможешь изолировать меня от своих дальнейших планов… Хочешь правду? Что ж, вот тебе правда, – он вскинул сердитый взгляд и, криво усмехнувшись, поинтересовался: - Ты ведь не думал, что никто, кроме тебя, так и не узнает про «вечную жизнь»?

- Ах, вот оно что… Финник проболтался? – беззлобно съязвил Хеймитч.

- А если и Финник?! – вспылил молодой человек, порывисто поднимаясь на ноги. – Он, в отличие от тебя, не делает из своих друзей идиотов, скрывая от них такие важные вещи! Ты можешь провести в Капитолии кого угодно, только не меня – я давно уже понял, что ментор Двенадцатого дистрикта вовсе не старый дурак и отнюдь не горький пьяница! Ты сказал мне, что решил с Плутархом вопросы насчет лекарства для Пита – и я тебе поверил! Ты просил меня не вмешиваться в этот твой загадочный трюк с двойником на маскараде – я нашел тебе помощника и не вмешивался, понадеявшись на обещанное тобою же благоразумие… а что в результате?!

- Кстати, о двойнике, - вдруг встрепенулся ментор. – Где ты откопал этого парня? Я уж было решил, что он какой-нибудь секретный агент!

- Так и есть, - сердито кивнул молодой человек. – Особый отдел Службы безопасности Капитолия, так называемые «люди без прошлого».

Охренеть! Хеймитч пошатнулся и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Этого он и боялся!

- То есть как – Службы безопасности? – он аж задохнулся от изумления. – Да ты с ума сошел?! Доверить это дело спецслужбам – все равно, что самому сунуть голову в петлю!

- Успокойся, Двенадцатый – неужели ты никогда не слышал об этих ребятах? – ментор отрицательно качнул головой, и молодой человек снисходительно усмехнулся. – Ну, в таком случае я открою тебе сейчас государственную тайну: существует отдел, сотрудники которого не помнят своего прошлого… если быть точным, различных частей своего прошлого.

- Но разве такое возможно? – шокировано пробормотал Двенадцатый.

- Я не знаю подробностей, поэтому опишу в общих чертах: одна маленькая операция… даже не операция, а скорее процедура, блокирующая часть головного мозга, отвечающую за долговременную память – и человек помнит лишь то, что происходило с ним за последние три, четыре часа, максимум сутки. Человек становится неуязвим в эмоциональном плане, он практически робот – его невозможно достать, на него невозможно надавить. У него нет прошлого – нет собственных привычек, нет привязанностей, нет воспоминаний… Только настоящее. И я подумал, что в твоем деле тебе нужен именно такой человек. Так что я могу ручаться за полное беспамятство твоего двойника!

Хеймитч открыл было рот, чтобы уточнить, откуда Мастер может знать такие вещи… но тут же благоразумно закрыл его и еле слышно застонал – ночные откровения новой Эффи Бряк начинали казаться цветочками в сравнении с этим новым Цинной!

- Но неужели Капитолий не сможет вскрыть головы этим ребятам, чтобы при особой необходимости выяснить, что может прятаться в их мозгах? – вместо этого спросил он.

- В том-то и фокус, что нет, – многозначительно хмыкнул молодой человек. – Видимо, кому-то в столице понадобились люди, которые ни под каким физическим или моральным воздействием не смогли бы выдать доверенных им дел и секретов. И Капитолий обработал этих людей настолько тщательно, что собственноручно подложил самому себе гвинейскую свинью!

- Пожалуй, я тоже не отказался бы от такой процедуры, - саркастически качнул головой Двенадцатый. – Даже не представляешь, скольким людям облегчил бы жизнь беспамятный Хеймитч Эбернети! И, кстати, кое-кому не пришлось бы сейчас распекать его по поводу всяких бесценных вакцин…

- Да ты понимаешь, - Цинна аж взвился от его насмешки, - что с этой «вечной жизнью» залез практически в карман к самому Сноу?! Или ты думаешь, что Главный Распорядитель так охотно поделился с тобой своей собственностью? Ты представляешь, что будет после того, как копия полученного тобой сегодня утром медицинского отчета попадет на стол соответствующих спецслужб, и высокое капитолийское начальство сообразит, что Китнисс Эвердин ввела своему напарнику вовсе не морфлинг… как ты думаешь, кто пострадает первым?

- Я, - усмехнулся в ответ Хеймитч. Цинна вздрогнул от его спокойного и насмешливого голоса. – Или ты решил, что старый пьяница сперва расскажет вам все подробности, а потом отсидится за вашими спинами? Или подставит под удар ваши глупые детские головы? Нет, дорогой мой, я сам за все отвечу…

- Ну, ты и кретин, Двенадцатый, - процедил сквозь зубы Мастер, сверкая глазами. – Как можно в сорок лет оставаться таким наивным? Даже если случится чудо, и никто не сможет напрямую доказать твою причастность и уличить тебя в подмене посылки для Китнисс, тебе все равно не избежать неприятностей…

Прерывая его пламенный монолог, на столике жалобно пискнул и дернулся менторский коммуникатор. Цинна подхватил его, глянул на экран – и выразительно поднял брови.

- А они быстро реагируют… Поздравляю, друг мой, - молодой человек сделал короткий жест, в сердцах отшвыривая на пол бесполезный теперь прибор, - тебя только что отключили от общей информационной сети!

Хеймитч растерянно сдвинул брови и побледнел. Черт подери… его лишили связи?

- Следующее, что они сделают – лишат тебя доступа в телецентр, - сбивчиво зашептал Цинна, - чтобы ты мог видеть только то, что позволит видеть Капитолий. И больше никаких личных новостей!

- А потом? – ментор почувствовал, как дернулось и отчаянно сжалось сердце.

- А потом они заморозят спонсорский счет Двенадцатого дистрикта, - выдохнул Мастер едва слышно. – Понимаешь, что это значит?

Он только и смог, что коротко молча кивнуть. Кипевшие минуту назад эмоции будто испарились, оставив внутри звенящую пустоту…

И тут его осенило.

- Вот что сказал тебе час назад твой отец, – это было скорее утверждение, чем вопрос. – Поэтому-то у тебя и было такое лицо, будто кто-то умер…

- Ты понимаешь, что я сказал только что?! – повысил голос Цинна. Хеймитч опустился в кресло Мастера и, ссутулившись, устало прикрыл глаза.

- Конечно, понимаю, - с глухим отчаянием во внезапно севшем голосе выдавил он. – Это значит, что у трибутов Двенадцатого дистрикта больше нет ментора. Распорядители не станут наказывать меня лично, это было бы слишком легко… Они обставят все это гораздо изящнее: я просто не смогу оплачивать Арену – солнце, воду, пропитание – и Китнисс и Пит останутся без поддержки. И без шансов.

Молодой человек растерянно смотрел на своего собеседника.

- Что ж… рано или поздно этого следовало ожидать, - Хеймитч поднял глаза и, поймав его взволнованный взгляд, криво усмехнулся: - Мне и так сделали слишком много поблажек – неужели тебя самого ни разу не смутило, как легко устраивались все наши безумные дела?

- Смутило, - признался Мастер.

- Я только теперь понимаю – это всего лишь очередной изощренный способ наказать меня, - покачал головой ментор. – Сначала позволить поднять голову и вдохнуть поглубже… а потом со всей дури шарахнуть по этой самой башке, чтобы больше не смела высовываться!

Он яростно скрипнул зубами. Да уж, теперь его ожидала самая искусная капитолийская пытка – беспомощность и ожидание… он и раньше не мог повлиять на ход Игр, а теперь его лишили последнего – возможности хоть как-то помочь своим трибутам. От него уже больше ничего не зависело…

- Если ты думаешь, что мы бросим их – ты ошибаешься, - твердо отрезал Цинна в ответ на его молчаливое чертыханье. – В конце концов, есть еще Эффи – она ведь тоже числится в менторах твоего дистрикта…

О нет, только не это! Он аж подскочил в своем кресле и зло уставился на Мастера.

- Не смей даже заикнуться этой женщине о том, что меня дисквалифицировали! – глаза его заметали молнии. – Или ты так хочешь увидеть розовую голову Эффи Бряк, висящую на ограде президентского дворца рядом с моей?! Нет?! Тогда запомни – чтобы я не слышал от тебя никаких откровений с Мисс-Вселенская-Глупость… пусть наша капитолийская неженка и дальше остается в блаженном неведении!

Капитолийская неженка… на мгновение ему стало страшно. Эта чокнутая женщина ни в коем разе не должна прознать о том, что Хеймитч Эбернети больше не контролирует своих подопечных! Некстати вспомнился уверенный взгляд колючих глаз. Пожалуй, с нее станется подставить Капитолию себя вместо него … а уж этого он никак не мог допустить!

- Ты уяснил, что я сказал тебе насчет Эффи? – шумно выдохнув свою агрессию, строго переспросил он Цинну. Молодой человек нехотя утвердительно кивнул, и ментор перевел дыхание и выразительно погрозил ему пальцем. – Учти – ты пообещал мне!

- Почему я должен слушаться тебя – ты ведь никогда меня не слушаешь? – попытался огрызнуться Мастер.

- Потому что я старый упрямый осел, а ты не должен уподобляться ослам.

Молодой человек уже собрался было возражать, когда высокая входная дверь номера с грохотом распахнулась, и на пороге мастерской возникла запыхавшаяся Порция.

- Я пропустила прямую трансляцию, но только что видела свежие новости… у Китнисс все получилось! – разглядев ментора в любимом кресле Цинны, она счастливо заулыбалась.

- Это лишь половина новостей, Порция, - охладил ее пыл Хеймитч. – И, увы, последняя радостная!

- Его только что заблокировали, - негромко пояснил Цинна в ответ на ее недоуменно сдвинутые брови. – Отключили связь, закрыли доступ на телевидение…

- Ага, и, похоже, вот-вот перекроют все счета в банке, - хмуро поддакнул ментор. – Так что моим менторским обязанностям пришел преждевременный и печальный конец – я даже от телевизора не смогу теперь отойти, чтобы не пропустить что-нибудь важное…

Молодая женщина задумалась ровно на мгновение – а потом с внезапно оживившимся лицом обернулась к Цинне.

- Наверняка, ты сейчас подумала о том же, что и я, – поймав ее многозначительный взгляд, взволнованным голосом шепнул Мастер. Порция неопределенно повела плечами и кивнула, продолжая растерянно улыбаться. – А что, неплохая мысль…

Он порывисто обернулся к Хеймитчу, и в сверкающих зеленых глазах ментор заметил азартный блеск. Очередная гениальная идея? Ох, ну уж теперь Двенадцатому ни за что не удастся уговорить их не вмешиваться…

- Я должен вас оставить… это ненадолго, - примирительно вскидывая руки, оживленно заговорил Цинна. – Вы можете дождаться меня здесь или в холле – в любом случае, обещаю, что не задержусь дольше часа!

Ментор не успел даже возразить или выругаться, а молодой человек уже коротко пожал ему руку, что-то шепнул своей напарнице и, на ходу натягивая неизменный черный пиджак, словно ошпаренный, выскочил за дверь.

- Спустимся лучше вниз, - предложила Порция. – Там вывесили трансляционный экран, и раз уж вы лишены доступа в телецентр, так мы хотя бы сможем беспрепятственно увидеть все новости… если, конечно, таковые окажутся.

- А я обязательно закажу себе огромное ведро выпивки, - чертыхнулся ментор, нехотя поднимаясь с места, - и заодно расскажу тебе все, что свалилось на голову старого пропойцы за это бесконечное гребаное утро!

Едва спустившись вниз, он тотчас выловил администратора и потребовал бутылку «Рэд Лэйбл» от старинного приятеля, Джонни Уокера – производителя лучшего в мире виски. Его любимое кожаное кресло в самом углу холла пустовало, словно ожидало очередного визита. Не прошло и суток, как он последний раз сидел в нем… да, как раз перед ночной вылазкой в номер своей капитолийской помощницы. Что ж, криво усмехнулся Двенадцатый – ему пора уже бронировать за собой это место!

Порция расположилась на соседнем диванчике – облокотившись на подушку, молодая женщина с неподдельным интересом приготовилась слушать обещанные новости. Ментор открыл было рот – и вдруг растерялся. Черт подери… а ведь то, что сейчас, в своем порыве откровенности, он собирался поведать капитолийке, вовсе не предназначалось для ее ушей! Он почувствовал себя неуютно. Самый настоящий исповедник: с одной стороны тайны и секреты Эффи Бряк, с другой – признания Цинны… Циния Лукреция… тут было от чего сойти с ума!

- У меня сегодня просто день откровений... я столько нового узнал – аж голова кругом! - снисходительно признался Хеймитч. Порция улыбнулась, удивленно вскинула брови, и он тут же добавил: - Знаешь, я передумал – лучше не стану ничего тебе рассказывать… но, если у тебя тоже есть свой задушевный рассказ для старика-ментора, можешь выкладывать прямо сейчас – подумаешь, одним больше, одним меньше…

- Зачем вы так говорите? – перебивая его, она укоризненно покачала головой.

- Как – так? – непонимающе уточнил он.

- Вы даже не замечаете, что постоянно называете себя стариком? Но вам ведь всего-то сорок лет – разве это возраст для мужчины? – придвинувшись ближе и положив руку на его сцепленные в замок пальцы, мягко улыбнулась молодая женщина.

Под ее внимательным понимающим взглядом Двенадцатый непроизвольно поежился. Вот и поговорили… и, как всегда получалось у Порции – в самую точку! Да, она права, ему едва за сорок... но в душе он давно уже ощущал себя древней развалиной, эдакой сломанной вещью, бесполезным и никому ненужным куском холодного камня. Черт подери, он совсем не собирался жаловаться ни ей, ни кому-либо другому – в конце концов, разве он не сам определил для себя такую жизнь? Когда-то давно, спасая его жалкую шкуру, Капитолий предоставил ему возможность выбора – и тогда же вернувшийся из ада новый юный ментор угольного дистрикта раз и навсегда твердо решил, что назло всем подачкам Капитолия намертво запрет и похоронит все живое и человеческое глубоко внутри себя, под надежным слоем хамства, пьянства и безразличия. Чтобы ни один человек больше не узнал и не увидел настоящего Хеймитча Эбернети... Четверть века назад никто и ничто не способно было помочь ему, но он искренне верил и отчаянно надеялся, что, закрывшись от людей и эмоций, возможно, сумеет когда-нибудь привыкнуть к оглушающей каменной пустоте в своей груди, и со временем – возможно! – ему станет гораздо легче.

Он невесело хмыкнул – прошло двадцать пять лет, а облегчение так и не наступило.

- Какое значение имеет мой биологический возраст, если в душе я – столетний старик... если в душе я давно уже умер? – только и смог возразить он молодой женщине.

Порция отрицательно покачала головой.

- Нет, вы не умерли... более того, я никогда прежде не встречала еще человека с такой кипучей энергией, смешанной с таким абсолютным бесстрашием. Как, по-вашему, почему спустя столько лет Капитолий по-прежнему продолжает контролировать каждый ваш шаг? – он растерянно пожал плечами, и тихий голос капитолийки выразительно дрогнул: – Потому что Капитолий до сих пор боится вас... а теперь он боится еще и ваших трибутов, ведь один из них такой же безнадежно чокнутый, а другая – такая же совершенно бесстрашная!

Двенадцатый дрогнул от ее слов – и непростое, но в данном случае единственно верное решение пришло само собой.

- Значит, я должен отказаться от них… и от вас с Цинной тоже, - еле слышно выдохнул он, многозначительно заглядывая в глаза своей собеседнице. – Только так я сумею уберечь вас от гнева Капитолия… и заодно оставить ребятам хоть какие-то шансы на выживание. И на победу.

Порция на мгновение растерянно дрогнула, но тотчас понимающе закивала головой.

- Понимаю – нельзя показывать Капитолию свое слабое место…

Он крякнул и недовольно поморщился. Какого черта…? У него нет слабых мест… по крайней мере, еще месяц назад он был твердо уверен, что не было. Неужели за это время что-то изменилось? Ментор сердито отвел глаза и яростно скрипнул зубами. Внутри под ребрами снова беспокойно ныло и саднило, но он настолько привык к этому неприятному ощущению, что давно уже перестал реагировать на него. Но сегодня, после утренних переживаний в телецентре, после сообщения из Центрального госпиталя, после шокирующей беседы с Цинной и знакомства с его заносчивым папашей… и особенно после его отстранения это тянущее чувство внутри было особенно болезненным.

- Капитолию меня не достать, - упрямо возразил он, избегая внимательных темных глаз напротив. – В этом мире давно уже не осталось ничего, имеющего для меня хоть какую-либо ценность. Эти дети там, на Арене – всего лишь мои подопечные, коих до них были десятки…

- Я вам не верю, - перебила его Порция, – после всего, что вы для них сделали, вам не удастся убедить меня, что Китнисс и Пит для вас просто очередные трибуты!

- А что я сделал? – он наигранно округлил глаза. – Я всего лишь выполнял свою работу и свои обязанности. Конечно, они не просто очередные трибуты... и я буду только рад, если они смогут выбраться, чтобы занять мое место на посту наставника Двенадцатого дистрикта. Поверь, девочка – мне давно уже пора на покой, чтобы в глаза больше не видеть ни Капитолия, ни Голодных Игр, ни президента Сноу! За двадцать с лишним лет старому пропойце до смерти осточертели менторские регалии… а кроме них мне терять абсолютно нечего.

Ага, мысленно хмыкнул он, теперь остался сущий пустяк – самому в это поверить…

- Вы в этом уверены? – вопросительно усмехнулась капитолийка, выразительно глянув куда-то за его спину. Он непонимающе обернулся – и растерянно замер.

Он мог бы поклясться чем угодно, что еще минуту назад возле ресепшена никого не было… но сейчас, откуда ни возьмись, там стояла эта кошмарная, невозможная и загадочная женщина и, бодро потряхивая розовыми кудрями и розовым коммуникатором в руке, что-то шумно вещала на весь Ройял Сентрал Таун. Ее голос звенел на самых высоких нотах – и он прекрасно знал, что именно это означало: она была взволнована и одновременно счастлива… наверно, только что получила новости о чудесном исцелении Пита Мелларка. Что ж, сказал себе Хеймитч – пусть хоть кто-то сегодня будет доволен!

Ментор нехотя отвернулся – и наткнулся на многозначительную усмешку Порции.

- Не понимаю, при чем здесь Эффи Бряк, - криво усмехнулся он, деланно-безразлично пожимая плечами – только бы его собеседница не заметила, что за этим своим безразличием он снова отчаянно пытался спрятаться от ее всевидящего и насквозь прожигающего взгляда!

- Возможно, ни при чем, - выдержав паузу, с сожалением вздохнула молодая женщина. – Видимо, Цинна ошибся на ваш счет… что ж, может, оно и к лучшему.

Черт подери, глазастый мальчишка… и как только Цинна смог углядеть то, чего он сам усердно не замечал целый десяток лет?!

Звенящий знакомый голос за его спиной притягивал, словно магнит… Скривившись, Хеймитч снова обернулся и растерянно уставился на его обладательницу. И с чего они взяли, что это и есть его слабое место? Да это просто бред!

Видимо, Двенадцатый слишком откровенно пялился в эту минуту на свою напарницу, потому что расфуфыренная дамочка рядом с ней осторожно тронула свою восторженную приятельницу за локоть и, игриво кокетливо хихикнув, выразительно кивнула в его сторону. Вот сейчас она обернется, мысленно загадал он – и, картинно закатив свои странные синие глаза, опять заверещит на весь отель какую-нибудь очередную глупость… но нет, ничего подобного не случилось – она только косо посмотрела на него и, отведя рассеянный взгляд, натянуто улыбнулась своей капитолийской подружке и деланно-безразлично отмахнулась. А затем взяла ее под руку и, снова глупо улыбаясь и продолжая оживленно чирикать, с гордо поднятой головой спешно покинула отель. И все – никаких бурных сцен, шумных выяснений отношений, заумных лекций или надоевших моралей! – словно минуту назад там, на другой стороне огромного холла, стояла вовсе не его неизменная Эффи... Его неизменная Эффи?!

И вдруг он понял, что именно уже который час не давало ему покоя: у него никак не шел из головы тот ее сдержанный жест, мягкое касание рукой его заросшей колючей щеки. И то, как она повела себя там, в своем номере – словно уже много лет они были друг для друга чем-то большим, чем просто вынужденные напарники по менторским обязанностям. Черт подери, нелепость какая-то, зло обругал себя Двенадцатый – что может быть общего у старого пьяницы из глухого голодного дистрикта и эффектной столичной кокетки? Только двое трибутов на одной Арене. Почему же тогда он никак не может отделаться от противного ощущения, что, будто глупый слепой щенок, тычется носом в кромешную темноту, упуская из виду нечто важное и совершенно очевидное?

Хеймитч поморщился и лишь тяжело вздохнул – определенно, прежняя, надоедливая, до зубной боли знакомая Эффи Бряк устраивала его гораздо больше.

- Это всего лишь Мисс-Вселенская-Глупость, - он не узнал собственный голос – такой чужой, язвительный и насмешливый, - делится очередной радостной новостью с такой же глупой куклой!

То ли Порция действительно поверила сейчас в его клоунство, то ли просто уважала чужие мысли и чувства – он так и не понял. Но капитолийка сдержанно промолчала в ответ на его насмешку, и за это ментор молча поблагодарил ее.

- Так что, у чудесного стилиста Пита Мелларка нет от меня совсем никаких секретов? – спешно переводя тему, вопросительно усмехнулся он. Порция задумчиво помолчала, потом тяжело вздохнула и нехотя ответила:

- Это даже не секрет… просто никто никогда не спрашивал меня об этом, - она неуверенно подняла глаза, и ментор ободрительно кивнул ей.

- Ну, вот я и спрашиваю… не хочешь рассказать мне?

Они словно поменялись ролями – теперь уже она пряталась от него за своей милой и растерянной улыбкой. Еще вчера он и не заметил бы в открытой и жизнерадостной Порции ничего странного… но сегодня, после собственных невеселых новостей и откровений, за этой ее натянутой спасительной усмешкой он нутром почуял острую, как опасная бритва, издавна терзающую ее боль.

- Наверное, вы обратили внимание, что на Играх я чаще готовлю мальчишек, - молодая женщина запнулась, судорожно переводя дыхание, и он понимающе кивнул. Когда спустя минуту она снова заговорила, ее осипший от волнения голос выдал все, что скопилось у нее внутри: - Просто когда-то и у меня был мальчик… мой собственный мальчик… мой сын…

Наверняка, светловолосый и голубоглазый, отчего-то мелькнуло в менторской голове. Хеймитч растерянно выдохнул и подсел ближе, осторожно сжимая ее ледяные пальцы в своих широких ладонях.

- Я очень сильно любила его отца… до одури любила, до помешательства! Но он был уже женат – и слишком известен и безупречен, - отчаянно пытаясь сдержать подступившие слезы, Порция жалобно заглянула в понимающие глаза своего неожиданного слушателя. – А я была еще слишком молода, и потому поддалась угрозам и уговорам своей семьи... да что там, я просто струсила – так испугалась отцовского гнева, что позволила им отобрать у меня моего ребенка… моего мальчика…

- И что с ним стало? – осторожно спросил ментор, по-прежнему не отпуская ее рук. Молодая женщина дернула подбородком и глухо выдавила в ответ:

- Не знаю… я никогда больше не видела его. Сейчас ему было бы уже четырнадцать… прошло столько лет, а я все еще помню его весенний взгляд – и все так же ненавижу себя за свою трусость!

Она так и не заплакала – просто шумно глубоко вдохнула и тряхнула головой, словно рассердилась на свою несдержанность. Двенадцатый незаметно перевел дыхание. Теперь он точно знал причину, по которой из всех трибутов семьдесят четвертых Голодных Игр эта маленькая женщина выбрала именно Пита Мелларка. И почему так умилялась его синяку на открытии, и почему все это время так переживала за него, и почему так отчаянно требовала у ментора спасительного шанса для своего любимого светловолосого мальчика. Он списывал ее поведение на профессиональный интерес и рвение к работе, тогда как на самом деле все оказалось гораздо проще – ею двигал всего лишь разыгравшийся материнский инстинкт.

Отвлекая их обоих от грустных мыслей, возле менторского кресла, откуда ни возьмись, появился безгласый с подносом, на котором Двенадцатый с радостным облегчением узрел знакомую квадратную посудину с красной этикеткой, бутылку содовой, стаканы для скотча и небольшое ведерко со льдом.

- Хватит хандрить… настало самое время выпить! – встряхнувшись и одарив Порцию подбадривающей улыбкой, усмехнулся он одними глазами. Официант откупорил бутылку и профессиональным жестом плеснул в каждый из стаканов по паре глотков молодого виски, следом до половины насыпав ледяных кубиков.

- Нет-нет, я не буду, - замахала руками капитолийка, - не то окончательно расклеюсь и утоплю вас в своих слезах!

- Что ж, а я с удовольствием выпью за нас обоих! – взяв в руки оба стакана, Хеймитч демонстративно ударил их друг о друга и залпом опрокинул один, другой… а потом вдруг сдавленно поперхнулся и, сдвинув брови, непонимающе уставился на Порцию.

Он и раньше чувствовал это – комок в горле, тяжесть в голове и тянущее жжение где-то в желудке, будто в него всыпали хорошую пригоршню тлеющих углей. Наверняка, обычная изжога – от роскошных, но непривычных для его пищеварения капитолийских блюд его в последние дни постоянно мутило и откровенно тянуло на рвоту. Впрочем, после четверти века беспробудного пьянства было даже удивительно, что его желудок вообще реагировал на что-либо, кроме спиртного. Обычно в таких случаях его спасал стакан обыкновенной содовой. Вот и сейчас, продолжая натужно покашливать, он спешно отвинтил пробку и, налив половину стакана, маленькими глотками медленно выпил свое спасительное лекарство.

Не помогло – костер в его желудке будто только и ждал этих нескольких глотков, чтобы вспыхнуть с удвоенной силой. Хеймитч растерянно сдвинул брови… и вдруг ощутил, как комок внутри дернулся и начал набухать, пережимая ему горло и перекрывая дыхание. Перед глазами поплыли красно-зеленые круги, в ушах зазвенело… это что еще за хрень?! Под испуганным взглядом растерявшейся Порции он выпучил глаза, отчаянно хватая ртом воздух и дергая руками за обязательный шейный платок в безуспешных попытках сорвать этот дурацкий атрибут гардероба… и в ту же минуту угли в его желудке буквально взорвались обжигающими искрами, затопив сознание дикой разрывающей болью.

А пустой стакан, выпавший на мраморный пол из его бессильно разжавшейся руки, со звоном разлетелся на мелкие хрустальные осколки.

Глава 30

Вообще-то он должен был умереть.

По крайней мере, за те несколько бесконечных… секунд? минут? часов?... кромешной темноты и тишины вокруг он успел сотню раз спросить себя, кто он и что он делает в этой неожиданной оглушающей пустоте. Но потом внезапно, так же неожиданно, как и пришла, пустота расступилась, темнота рассеялась, сменившись ослепительно ярким светом – и в этом согревающем свете он успел вполне отчетливо разглядеть со стороны и себя, безвольно обмякшего в любимом кресле, и сбежавшихся на отчаянный крик Порции служащих отеля, бесполезно пытавшихся привести его в чувство. Все еще будучи сторонним наблюдателем, он успел удивиться тому, как исказилось и буквально почернело от нестерпимой боли лицо Цинны, когда в его мастерскую внесли бездыханное тело его друга – ментора Двенадцатого дистрикта. С сожалением провожая угасающие крупицы спасительных солнечных лучей, он успел заметить сердито сдвинутые тонкие брови над бездонными синими глазами, а в глазах – неверие, удивление, насмешку, досаду… И отчаянный страх – ровно за мгновение до того, как его снова поглотила удушливая темнота.

Он потерял ощущение времени. Ощущение пространства. Ощущение ощущений.

Первый раз, когда он увидел свою Смерть в лицо, случился двадцать четыре года назад, на далекой Арене Вторых Юбилейных Игр. Тогда, из последних оставшихся сил удерживая в руках собственные вывернутые наружу внутренности и криво усмехаясь костлявой безликой старухе, он на собственную беду каким-то чудом успел увернуться от ее топора, летящего в его горячую юношескую голову. Ну да, еще долго потом его убеждали, что это была вовсе не Смерть, а всего лишь последний оставшийся в живых соперник – девушка из Одиннадцатого дистрикта. Он утвердительно кивал головой, делая вид, что верит этой истории… но при этом отчетливо помнил и наводящие ужас пустые глазницы, и леденящее кровь дыхание.

В другой раз его Смерть выглядела более привлекательной – ведь он сам призывал ее. И ни минуты не сомневался и не боялся – просто опустился в теплую ванну в своем номере победителя в Тренировочном центре, предварительно сделав с десяток надрезов на венах рук и ног – вскрыть сонную артерию, наверно, не хватило духу! – и уснул крепким беспамятным сном. Не было ни темноты, ни света – только легкий зовущий шепот Элизы в его голове. Манящий голос неудовлетворенной Смерти. Когда он действительно хотел умереть, уйти, исчезнуть – ему не позволили... а сейчас, изо всех сил цепляясь за последние ускользавшие капли драгоценного света, он, наоборот, отчаянно пытался выбраться, царапался, барахтался и бранился, стараясь ухватиться несуществующими руками за неосязаемую пустоту вокруг. Ничего не выходило – свет неумолимо тускнел и гас, пустота стремительно густела, а он сам все больше и больше напоминал себе старую муху, попавшую в вяжущий и липкий кисель…

И ровно за мгновение до того, как он со странным смирением решил, что вот теперь это действительно конец, откуда-то издалека до него донесся смутно знакомый шепот:

- Как он?

- Пока никаких изменений, - громко, слишком громко… говорите тише, черт бы вас подрал!

Нет, старик, видимо, ты все-таки не умер… Пытаясь напрячь память, чтобы сообразить, откуда ему были знакомы сдержанно-взволнованные интонации этого неуверенного голоса, он вдруг почувствовал странную, необъяснимую легкость. Точнее, не почувствовал ничего. Вообще ничего – ни собственных рук, ни ног, ни привычной головной боли… ни даже самой головы. Ни жмени горящих углей в желудке – последнего, что он более или менее отчетливо мог вспомнить из своей прошлой жизни. Потому что в нынешнем невесомом его состоянии не осталось ровным счетом ничего – ни эмоций, ни времени, ни пространства.

Лишь чистая и холодная пустота.

- Тот доктор, что был у него несколько часов назад… насколько ему можно доверять? – откуда в его бесформенной и бестелесной прострации могла оказаться женщина… ведь это был женский голос? Высокий, испуганный… и снова подозрительно знакомый.

- Успокойся, он лучший медик во всем Капитолии, - отозвался взволнованный баритон. – Ты сама видела – он сделал все, что было в его силах… и велел ждать, пообещав вернуться, как только сможет выбраться.

- Но, Цинна, возможно, будет уже слишком поздно…

Цинна, зеленоглазый капитолийский мальчишка? Ну конечно! Ему только почудилось или он действительно застонал от облегчения при звуке этого имени? Внезапно и пустота вокруг перестала казаться ему такой безнадежно оглушающей, и в бесчувственных кончиках пальцев появилось странное острое покалывание. Он еще не чувствовал своего тела – но уже не боялся медленно светлеющей темноты.

- Это я виновата, - где-то над ним жалобно всхлипнули.

- В чем ты виновата? – теперь он совершенно ясно узнал сердитый голос Мастера. - В том, что позволила ему выпить оба стакана? Прекрати, Порция – ты ведь не хочешь свести меня с ума! Ты же видела новости с Арены: Пит все еще в беспамятстве, Китнисс в обмороке в луже собственной крови… наш друг здесь, в моем номере, в неизвестном состоянии… для полного умопомешательства мне не хватает только, чтобы и ты находилась сейчас между жизнью и смертью! – он выразительно хмыкнул, пытаясь шутить. – Запомни этот день, когда еще ты застанешь такое редкое событие – абсолютно недееспособный Двенадцатый дистрикт в своем полном составе…

- Ну, не совсем в полном – ты забыл про Эффи… видел ее лицо? Похоже, из нас троих она одна не испугалась! – раздался короткий смешок Порции.

Он явственно представил себе, как эта маленькая женщина нервно усмехнулась, тайком утирая крохотные соленые капли в уголках темных глаз, и тающая ледяная пустота вокруг чуть-чуть потеплела. А вместе с первым теплом пришли и первые реальные ощущения – прохладный шелк простыней под пальцами рук и отчаянно пересохшие губы.

- О нет, - где-то совсем близко невесело рассмеялся Цинна, - наша Эффи не из тех, кого так легко напугать – для нее даже конец света не стал бы помехой распланировать очередной важный-преважный день!

- Слышал, что она выдала доктору? – Порция сдержанно охнула и, подражая другому знакомому голосу, наигранно залепетала: - Вы только посмотрите на этого артиста, он снова нас дурачит!

Ах, значит, он ее дурачил?! Отчаянно захотелось грозно тряхнуть кулаком и смачно и художественно выругаться, но сейчас у него не было сил даже поднять веки.

- Не верь ей, - в голосе Цинны мелькнули многозначительные нотки. – Меня так просто не проведешь - она волнуется за него больше нас с тобой, вместе взятых… и у нее есть на это достаточно веская причина.

Ему очень хотелось услышать, по какой такой причине беспокоится за его шкуру Мисс-Вселенская-Глупость, но где-то хлопнула дверь, и Мастер тотчас оживленно воскликнул:

- Доктор…

- Никаких имен, Циний! – перебил его стремительно приближавшийся строгий голос. – Если твой отец узнает, что я был здесь сегодня, я лишусь большей части своей практики.

Сквозь шум в ушах он отчетливо разобрал две пары шагов. Неужели Цинна пригласил личного доктора своего великосветского семейства, а тот привел с собой еще и помощника? Или консультанта? Или, что хуже, сиделку? В последнее ему верилось больше всего – уж очень легкой показалась ментору вторая походка.

Новоприбывший склонился ближе, и его обдало едким запахом лекарств.

- Без изменений? – сухо уточнил он, коротким профессиональным жестом коснувшись холодными пальцами едва заметного пульса на шее.

- Без изменений… вы все еще настаиваете на своем предварительном диагнозе? – судя по севшему голосу Цинны, диагноз этот был неутешительным.

- Да, я еще раз просмотрел результаты всех тестов и теперь с абсолютной уверенностью могу утверждать, что сегодня утром твоего друга пытались отравить.

Его пытались отравить?! Он мысленно скривился – какого черта? Неужели кому-то в столице так понадобилась дурная башка старого ментора?

- Думаете, это распоряжение Капитолия? – взволнованно озвучил его мысли Мастер.

- Нет, скорее всего, это чья-то личная неудавшаяся инициатива, - категорично отрезал его собеседник. – Капитолий не ошибается, мальчик мой, и ты прекрасно об этом знаешь... если бы это был приказ Капитолия, твой друг был бы уже безоговорочно мертв!

Так вот оно что… неизвестный «доброжелатель» решил удружить распорядителем Игр и помочь им бесшумно отделаться от назойливого и неугомонного Двенадцатого? Выходит, Цинна прямо как в воду глядел со своим утренним предостережением – тебя теперь проще убить, чем гарантировать твое молчание… Кому же так помешал в Капитолии горький старый пропойца?

Что ж, пообещал он себе, дайте только выбраться – и сами увидите, что от Хеймитча Эбернети не так-то просто избавиться!

- Но ведь он жив… он ведь дышит! – расслышал он недовольный, но уверенный голос. Черт подери! Так значит, вторая пара шагов – это Эффи Бряк?!

- Верно, он дышит, - сухо подтвердил доктор. – У него бьется сердце, прощупывается пульс, правда, очень слабый… но, по всей видимости, он жив.

- И он слышит нас сейчас? – не унималась капитолийка.

Конечно, я слышу тебя, женщина, захотелось заорать ему.

- Не могу с уверенностью утверждать. Его зрачки реагируют на свет, - тонкие пальцы приподняли веко, и где-то далеко-далеко перед ним заплясали пестрые блики, - но при этом ваш друг по-прежнему без сознания. Если говорить доступным человеческим языком, это уже не просто глубокий обморок, а довольно сложное состояние, близкое, скорее, к коме… и ни один врач не сможет абсолютно предсказать как ее протекание, так и ее последствия.

- А какие могут быть последствия? – бедная Порция – она почти осипла от волнения!

- В лучшем случае он очнется с жуткой слабостью и головной болью, - на мгновение сухой официальный тон дрогнул, - в худшем – хотя бы откроет глаза.

- И останется неподвижным? – теперь уже испуганно сипела Эффи.

О, черт, только не паралич! В его беспросветной жизни для полной задницы ему не хватало только оказаться прикованным к инвалидному креслу…

- Прекрати истерить, Эффи – лично я все же надеюсь на лучший исход! – непреклонно отрезал Цинна. И добавил, по-видимому, обращаясь уже к доктору: - И как долго продлится это его состояние?

- Судя по темпам улучшения биохимических показателей плазмы крови за последние несколько часов, он останется без сознания не более суток, - примирительно усмехнулся в ответ тот. – У этого парня определенно есть ангел-хранитель… ты веришь в чудеса, Циний?

- Я готов поверить во что угодно, если вы пообещаете мне, что он выкарабкается! – ему показалось или голос Мастера только что предательски дрогнул?

- Почему вы считаете это чудом? – оживилась Порция.

- Потому что иначе, как чудом, это и не назовешь, - невидимый капитолийский доктор удивленно вздохнул собственным мыслям. – Думаю, Циний, шансы, что твой друг придет в себя в самое ближайшее время, довольно велики… но сейчас он еще слишком слаб.

- Он плохо спал последние дни…

Мягкая теплая рука взяла его за запястье и сложила пальцы на дерганом нитевидном пульсе.

- Думаю, он плохо спал последние годы… но даже в таком критическом состоянии его организм смог выработать собственный антидот – и только по этой воистину чудесной и непостижимой для меня причине тебе остается ожидать, когда он, наконец, очнется, а не готовить сейчас его торжественные похороны.

- Я не понимаю. Собственный антидот… что это значит?

- Это значит только одно – последние пару недель его методично подпаивали малыми дозами какого-то довольно сильного яда.

Он вспомнил регулярно возникавший странный привкус во рту – тогда он не придал этому никакого значения, сейчас же ему вдруг стало по-настоящему страшно… кто и когда мог делать это?

- Но зачем? – в голосе Порции звучало совершенно искреннее удивление.

- Так сказать - на всякий случай! – снисходительно хмыкнул доктор, продолжая держать его за руку, прощупывая ускользающий пульс.

- Неужели в подходящий момент его таким образом хотели убрать, а затем обставить все как естественную смерть? – вкрадчиво уточнила Эффи, и он с удивлением разобрал в ее непривычно строгом голосе откровенное недовольство. Так-так-так, выходит, это создание действительно умело сердиться!

- Нет, думаю, тот, кто подмешивал ему яд, наоборот, надеялся спасти его в случае чего-то подобного, - тонкие профессиональные пальцы аккуратно положили его руку обратно на шелковые простыни. – Что ж, я сделал все, что мог, и теперь должен вас покинуть… а вам остается только ждать. Я буду у себя, Циний – сообщи мне, как только ситуация изменится.

Он слышал, как безымянный капитолийский доктор подчеркнуто вежливо попрощался с дамами и стремительными шагами покинул пентхауз Мастера. Как он там сказал Цинне насчет его недееспособности – не больше суток? У ментора Двенадцатого дистрикта не было сейчас лишних суток, чтобы потратить их на беспамятство. А потому, сосредоточившись, он попробовал пошевелить пальцами – и с облегчением ощутил, как от неуверенного и слабого движения смялась простыня в его руке.

Что ж, можно было хотя бы попытаться…

- Эй, ребята, - даже не надеясь, что его услышат, еле слышно насмешливо выдохнул он, с трудом открывая глаза. – Рано радуетесь – я, кажется, живой…

***

Они говорили и говорили, перебивая друг друга и по несколько раз повторяя одно и то же, словно опасались, что он не расслышит или не поймет их слов. Он все прекрасно слышал и все прекрасно понимал… и в обычном своем состоянии, наверное, давно бы уже взбесился от такого чрезмерного внимания своих капитолийских друзей. Но сейчас их растроганные и сбивчивые голоса были для него настоящей музыкой: Порция присела возле него и ухватила за руку, будто боялась, что он вот-вот снова отключится, а Цинна замер в изножье дивана и, сдержанно скрестив руки на груди, со счастливой улыбкой и блеском в искрящихся зеленых глазах пересказывал ему последние новости с Арены. Впрочем, самую важную из них он уже слышал, пока находился в своем странном подвешенном полусне: спустя почти десять часов после Пира оба его трибута все еще оставались без сознания.

- Видел бы ты, какой разгон устроила наша Эффи медицинской службе Игр! - молодой человек усмехнулся и выразительно поднял брови. – Пользуясь своим правом назначенного Капитолием ментора, она затребовала у них подробные ежечасные отчеты, и теперь мы в курсе малейших изменений состояния наших ребят.

- Пока ничего нового, - оживленно добавила Порция. – Пит уверенно идет на поправку, а рана Китнисс, наконец, перестала кровоточить…

Хеймитч с усилием растянул губы в улыбке и едва заметно качнул головой – теперь, после его странного ночного разговора со своей напарницей, он нисколько не сомневался в ее решимости.

- Спасибо, я все прекрасно слышал, пока вы считали меня трупом, - выдохнул ментор, когда, наконец-то, их обоюдный словесный поток иссяк.

- В таком случае, какое великое счастье, что я сдержала свой порыв и не обозвала тебя болваном! – раздались из-за спины Мастера знакомые саркастические нотки. – Иначе теперь мне пришлось бы извиняться!

Она еще и огрызалась! Он с трудом повернул голову – и позади шагнувшего в сторону Цинны увидел хозяйку язвительного голоса: Эффи Бряк, собственной кудрявой персоной, сидела в кресле поодаль и, закинув ногу на ногу, с преувеличенным безразличием усердно листала какой-то модный журнал. Потом нехотя повернулась, напряженным внимательным взглядом окинула его бледное лицо и довольно натурально изобразила кривую и колючую ухмылку. Умница, с молчаливым облегчением поблагодарил ее Двенадцатый – меньше всего ему нужны были сейчас ее кудахтанье или показательная жалость…

- Не думал, что когда-нибудь скажу это, - выдавил он, криво улыбнувшись ей в ответ, - но, да, я тоже рад снова видеть тебя, женщина.

Она презрительно фыркнула… но синие глаза ее сдержанно вспыхнули.

- И поскольку в ближайшее время умирать я больше не собираюсь, - поморщившись, усмехнулся ментор, слегка сжав тонкие пальцы Порции в своей руке, - смените уже, в конце-то концов, эти траурные выражения на своих физиономиях!

Эта шутливая тирада потребовала от него невероятного напряжения – но результат того стоил: лица молодых людей тотчас изменились и заметно посветлели.

- Узнаю прежнего Двенадцатого, – облегченно выдохнул Цинна. – Ну, что ж, в таком случае я беру на себя смелость оставить тебя в моем номере, под моим личным присмотром, чтобы, во избежание повторения подобных инцидентов, лично контролировать все выпитые тобою напитки! И, думаю, нам не стоит привлекать к этому делу Службу безопасности?

Он выразительно повернулся к Хеймитчу, и тот едва заметно утвердительно кивнул. Цинна был абсолютно прав – ему ни к чему сейчас еще большее внимание и интерес к своей проблемной персоне всяческих столичных спецслужб… хватит того, что Двенадцатый и так уже засветился в их собственном особом списке! Игры еще не закончены, он все еще ментор, пусть и отстраненный – а значит, теперь ему следовало вести себя гораздо более осторожно, потому что его совершенно не прельщала малопривлекательная перспектива оказаться в итоге высланным из Капитолия за очередной фокус. Даже если на этот раз он лично не имел к этому фокусу никакого отношения.

В конце концов, все же обошлось, успокоил себя он – к чему теперь пустые волнения?

- Я не могу поверить своим ушам! – беспардонно нарушая его размышления, сердито вспыхнула Эффи, рывком поднимаясь из кресла. – Твоего друга пытались отравить… и ты собираешься пустить это все на самотек?! - она яростно взглянула на Мастера и недовольно топнула ногой. – Да я бы на твоем месте поотрывала им всем головы – а ты так спокойно соглашаешься все замять!

Ого, даже так? Ментор коротко усмехнулся – вот теперь он снова узнавал привычную Эффи Бряк! Он перевел глаза на Цинну – молодой человек повел плечами и ледяным тоном отрезал:

- Двенадцатому дистрикту не нужны сейчас громкие скандалы, Эффи! Я обещаю тебе лично во всем разобраться, но позже – когда эти Игры закончатся, и наши ребята, наконец, выберутся, я из-под земли достану того, кто посмел приложить к этому руку!

- Мне нравится ход твоих мыслей, - одобрительно выдохнул Хеймитч и, с усилием облизав пересохшие губы, еле слышно шепнул Порции: - Могу я попросить воды?

Она даже не успела подняться со своего места возле него – а Эффи уже протягивала ей стакан, наполовину наполненный какой-то розоватой жидкостью.

- Это лекарство, которое оставил для тебя доктор, - сухо поджав тонкие губы, коротко пояснила она в ответ на удивленный взгляд ментора. Нет, его смутил вовсе не цвет напитка, а этот ее неожиданный порывистый жест… Порция взяла стакан и, аккуратно придерживая одной рукой его тяжелую голову, поднесла питье к потрескавшимся от жажды губам.

Двенадцатый сделал пару глотков – и замер.

- Дежавю, - машинально шепнул он, растерянно глядя на Эффи, и она непонимающе сдвинула брови. – Это уже было… когда на Арене Китнисс спасала Пита…

Его напарница лишь усмехнулась и, бросив выразительный взгляд на разом притихших Цинну и Порцию, неожиданно ответила даже без тени насмешки:

- Все верно… а теперь мы спасаем тебя, - и, развернувшись на своих высоких каблуках, порывисто вышла из комнаты.

- Я посмотрю… как там… наши дела, - с трудом подбирая слова, промямлила Порция и, поставив недопитую им воду на столик у изголовья, поспешно последовала за Эффи.

Ментор снисходительно хмыкнул и перевел глаза на Мастера.

- В Капитолии все женщины такие странные?

Цинна многозначительно закатил глаза.

- Ну, можно считать, что нам повезло, друг мой - это еще не самый худший вариант, - в его голосе явно сквозил плохо сдерживаемый смех. Хеймитч понимающе кивнул и, с трудом оторвав руку от шелковых простыней, едва заметно поманил его пальцем. Молодой человек с готовностью шагнул ближе, присаживаясь на мягкий пуфик возле дивана, и вопросительно умолк в ожидании его слов.

- А теперь, когда мы с тобой остались наедине, Циний Лукреций, - уже без улыбки негромко уронил ментор, - расскажи-ка мне поподробнее про мой собственный антидот…

Мастер удивленно вскинул брови – и тут же усмехнулся.

- Во-первых, прекрати называть меня полным именем – за десять лет я окончательно от него отвык! – а во-вторых, выходит, ты действительно все слышал… Что ж, тогда мне будет проще объяснять. Доктор, который трижды осматривал тебя сегодня – старинный приятель моего отца и личный лечащий врач всего нашего семейства. На мой взгляд, он наилучший специалист в Капитолии… и совершенно безотказный человек – ведь, помогая мне, он на самом деле рисковал попасть в немилость у моего родителя!

- Что означали его слова про антидот? – строго повторил свой вопрос Хеймитч. Цинна вздохнул и потер руками лицо.

- Когда тебя принесли в мой номер, я был в таком шоке… даже не представляю, каким чудом я сообразил связаться с ним. Надо отдать ему должное - он прибыл незамедлительно! После того, как его ассистент взял первый анализ крови и протестировал его прямо здесь, в мобильной минилаборатории, он тут же передал результаты анализа в свою клинику, и в течение получаса сюда доставили вакцину… как потом выяснилось, это оказалось открытое и запатентованное им же универсальное противоядие – результат трудов всей его жизни, - молодой человек заговорщицки понизил голос и выразительно добавил: - Очень популярный в определенных кругах препарат - ты ведь и сам прекрасно осведомлен о нездоровой страсти Капитолия к всевозможным ядам…

Ментор негромко хмыкнул. Разумеется, он был осведомлен… ведь самый яркий пример этой страсти занимал в Капитолии высокий пост президента страны.

- По результатам анализа выходило, что в тот злополучный виски был добавлена доза довольно известного сильного яда, которая, уж прости меня за откровенность, способна была за считанные минуты убить гораздо более крепкого и здорового человека, чем ты, - Цинна перевел дыхание и удивленно воскликнул: - Но ты не умер… отключился, потерял сознание и связь с реальностью – но не умер! Более того – судя по проведенным тестам, твой организм реально пытался бороться с этой заразой!

- И что это значит? – непонимающе переспросил ментор.

- А это значит, что яд, который ты принял, уже присутствовал в твоем организме – и твой ослабленный и подорванный многолетними пьянками иммунитет уже столкнулся с ним раньше. И даже сумел если не победить, то хотя бы блокировать его воздействие! – молодой человек восторженно покачал головой. – Могу сказать тебе лишь одно: если бы все эти годы ты вел правильный образ жизни, твоему здоровью можно было бы только позавидовать!

Правильный образ жизни… Хеймитч болезненно скривился – чудо, что он вообще еще не сдох от того количества и качества выпивки, которое смог выдержать его несчастный ослабленный иммунитет!

- Выходит, теперь остается только один вопрос – кто и когда мог подмешивать мне эту гадость? – еле слышно выдохнул ментор, вопросительно заглядывая в зеленые глаза своего собеседника. – Ведь я обедал в самых разных местах, включая и твой собственный пентхауз!

- Понятия не имею, - Цинна растерянно пожал плечами. – Вероятнее всего, это был тот, кто в любое время суток имел свободный доступ к бару в твоем номере – если не ошибаюсь, именно там ты наполнял по утрам свою бессменную любимую фляжку?

Двенадцатый непонимающе сдвинул брови – и внезапно его озарило. Он дернулся, словно его ударило током, и уставился на Мастера остановившимися безумными глазами. Но этого просто не могло быть… потому что единственным человеком, которого все это время он постоянно встречал в своем номере, была рыжеволосая безгласая девушка!

- Что? – встрепенулся ему навстречу молодой человек. – Ты кого-то подозреваешь?

Нет, твердо сказал себе Хеймитч – он не озвучит Цинне своих подозрений… пока не озвучит. Ему и самому отчаянно не хотелось верить в то, что прекрасная немая капитолийка с весенними глазами и искалеченной жизнью смогла бы вот так запросто медленно и безжалостно травить его.

Или незнакомый капитолийский доктор все-таки был прав – и этой своей странной смертельной заботой она в результате спасла ему жизнь?

- Нет, никого я не подозреваю, - нехотя отозвался он на выжидающий взгляд молодого человека, - но твой рассказ действительно стоит обдумать.

- Кто бы это ни был, он, можно сказать, сделал доброе дело, - раздался за их спинами насмешливый голос Эффи. – Лично меня больше интересует другое – что за неизвестный поклонник оплатил для Хеймитча Эбернети его последнюю выпивку?

Мужчины обернулись – женщина замерла в дверях гостиной, задумчиво покручивая в руке стандартного вида стакан для виски. Она подняла на Двенадцатого свои удивительные синие глаза и без единой капли притворной глупости неожиданно спокойно добавила:

- И, поскольку нам действительно не нужны громкие скандалы, мне придется выяснить это как можно тише и осторожнее.

Он посмотрел на нее со странным смешанным чувством – и вдруг поймал себя на том, что улыбается. Что ж, Двенадцатый, не пора ли принять как данность эту новую Эффи Бряк – сдержанную, разумную и решительную?

- Пусть попробует, - предупредил он вот-вот готовый вырваться возмущенный протест Мастера. – В конце концов, разве ты забыл – она же у нас молодец?

Он постарался сказать это ровно и без насмешки – и, судя по мягкой снисходительной улыбке, озарившей и смягчившей ее сегодняшнюю боевую раскраску, она поняла это.

- Я рад, что вы оба, в конце концов, нашли общий язык… оказывается, для этого достаточно было всего-то нескольких капель яда и десяти часов комы, - пряча загадочную ухмылку, Цинна нехотя поднялся со своего мягкого пуфика. – Что ж, друг мой, отдыхай, пока каждый из нас займется своими собственными делами.

Все еще усмехаясь, он подошел к Эффи и аккуратно взял ее за локоть.

- Пойдем, ему сейчас нужно немного поспать…

- Эй, Цинна, - неожиданно вспомнил Хеймитч, - у тебя, кажется, возникла какая-то идея как раз перед тем, как мне вздумалось в очередной раз пощекотать себе нервы?

Молодой человек негромко рассмеялся и отрицательно покачал головой.

- После, Двенадцатый, - его голос был непреклонным, - а сейчас отдыхай!

Они почти дошли до двери, а потом Мастер неожиданно обернулся.

- И, кстати, я совсем забыл рассказать тебе еще одну новость, - он многозначительно усмехнулся одними глазами. – На Арене идет дождь… почти весь день – как раз с того момента, когда тебя отключили от сети.

***

Наверное, в загадочное капитолийское лекарство было подмешано сильное снотворное, потому что, стоило только Цинне прикрыть за собою дверь комнаты, как Хеймитча тотчас сморил глубокий здоровый сон – впервые за последние несколько дней. Он даже не видел сновидений – просто провалился в черную бездонную дыру. Вокруг снова была пустота и тишина, но теперь он не боялся ее, точно зная, что в один прекрасный момент откроет глаза – и снова увидит солнечный свет. Со светом не получилось – спустя неизвестное количество времени, с трудом разлепив веки, он разглядел лишь незнакомый полумрак, царящий вокруг. Осмотревшись, ментор облегченно выдохнул: черт подери, он совсем забыл, что находится в пентхаузе Цинны, а эта роскошная комната – всего лишь гостевая спальня Мастера!

Он повернул голову к окну: над Капитолием раскинулось темно-синее мерцающее небо. Что это – утро или вечер? Он осторожно попытался пошевелиться и почувствовал себя неожиданно бодрым и отдохнувшим. Как долго длилась эта его очередная отключка – час, два… а, может, целые сутки? На столике у изголовья он заметил полупустой стакан с уже знакомой розоватой жидкостью. Потянулся к стакану и с удивлением обнаружил на своей правой руке маленький датчик и тонкий шприц, воткнутый в сгиб локтя. Аккуратно извлекая иглу из собственной вены, ментор сердито поморщился - неужели ему кололи морфлинг? Так вот откуда и крепкий сон, и прекрасное, без намека на боль или слабость состояние! Нет, сказал он себе – после морфлинга обычно оставалось отвратительное ощущение сонливости и вялости… а он сейчас чувствовал себя как никогда замечательно.

Видимо, датчик на нем подал какой-то неслышный сигнал, потому что спустя минуту дверь неслышно приоткрылась, и в образовавшемся проеме Хеймитч с облегчением увидел растрепанную и заспанную голову Цинны.

- Добрый вечер, - усмехнулся ментор, приподнимаясь на подушках. Молодой человек прошел внутрь и щелкнул пальцами. От его щелчка, словно по волшебству, изящный ночник на столике напротив дивана зажегся мягким приглушенным светом.

- Доброе утро, хотел ты сказать, - отозвался он, сдерживая легкий зевок. Двенадцатый растерянно сдвинул брови и снова глянул за окно. – Сейчас всего-навсего пять часов утра, и скоро начнет светать… ты, будто младенец, проспал весь вчерашний вечер и всю ночь.

- А заодно и все последние новости? – беззлобно пошутил ментор: вместе с бодростью тела к нему возвращалась и бодрость духа. Цинна шагнул ближе и присел на облюбованный накануне пуфик.

- Ну, кое-что проспал, - выразительно усмехнувшись и качнув головой, согласился он.

- Не томи, - предупредительно прищурился Хеймитч.

- Вчера около десяти часов вечера Пит Мелларк пришел в сознание, - в зеленых глазах Мастера мелькнули волнительные искры. – Нам прислали отчет: его жизненные параметры значительно улучшились… он жив, Двенадцатый – и в этом абсолютно и полностью только твоя заслуга!

Хеймитч растерянно усмехнулся, продолжая недоверчиво хлопать глазами.

- Ты сам это видел? – строго переспросил он, пряча счастливое волнение в дрогнувшем голосе. Цинна коротко кивнул и, потянувшись к столику возле дивана, взял с него какой-то плоский предмет – в полумраке комнаты ментор и не заметил лежавший рядом со стаканом небольшой сенсорный планшет.

- Это и есть та самая моя гениальная идея – видеотранслятор: он принимает, записывает и воспроизводит прямой сигнал со спутника в любом месте и положении, - протягивая его собеседнику, пояснил молодой человек. – Думаю, в ближайшие дни он тебе пригодится… по крайней мере, ментору Двенадцатого не придется больше торчать у телевизора! Здесь есть все – телевидение, радио, прочие коммуникации… жаль только, позвонить с него нельзя.

- Где ты раздобыл эту игрушку? – недоверчиво поинтересовался Хеймитч, внимательно разглядывая предложение Цинны. Он видел однажды такую же штуковину в руках главного режиссера Игр – полупрозрачная пластина с уплотненным ободом на первый взгляд больше напоминала кусок старого и мутного стекла в твердой рамке. Двенадцатый хмыкнул – он прекрасно представлял, что эта высокотехнологичная игрушка явно стоила безумных денег и определенно принадлежала кому-то, имеющему прямое отношение к режиссерской группе телецентра. Хеймитч знал лишь одного единственного человека, способного доверить такое сокровище старому бестолковому ментору.

- Снова Клаудиа? – он многозначительно поднял брови, повертев перед носом у Цинны бесценный планшет. – И после всего этого ты будешь продолжать втирать мне, что у этой чокнутой девчонки нет на тебя никаких видов?

- Сколько можно тебе повторять, – Цинна вздохнул и неопределенно повел плечами, - что ей нравишься ты…

- Прекрати, а? - сердито отмахнувшись, недовольно перебил его Хеймитч. – Я больше не хочу спорить с тобой по этому поводу! Глупый капитолийский мальчишка – похоже, ты не видишь дальше собственного гениального носа!

- Уж кто бы говорил! – неожиданно изумленно прыснул и звонко рассмеялся Мастер. – А как насчет твоего носа, а, Двенадцатый? Надеюсь, мне не стоит переходить на личности?

Ментор предупредительно прищурился, и Цинна поспешил спрятать озорную улыбку.

- У меня особый случай, - хмуро буркнул он, отводя глаза. – Если я чего-то не замечаю, то потому лишь, что запрещаю себе замечать – уяснил? И давай для всеобщего же блага и спокойствия закроем эту тему раз и навсегда!

Так и не услышав ответа, ментор нехотя обернулся: чуть склонив голову на плечо и скрестив руки на груди, уже без улыбки Цинна внимательно рассматривал своего друга, и в его пронзительном взгляде Хеймитч без труда заметил нескрываемое осуждение. Не хватало еще, чтобы он сейчас начал читать ему лекцию!

- Хватит, парень, - сухо отрезал Двенадцатый, - у нас есть дела гораздо важнее чьих-то ненужных эмоций! Мы отвлеклись – ты, кажется, показывал мне транслятор?

- Теперь я вижу: слепая и упрямая Китнисс Эвердин – точная копия своего ментора! - тяжело вздохнув, недовольно пробурчал Цинна, нажимая какие-то клавиши на прозрачном экране планшета, а потом протянул его ментору. – По поводу Пита… я подозревал, что ты не поверишь мне на слово, поэтому Клаудиа сохранила для тебя вчерашний выпуск вечерних новостей, чтобы ты лично во всем убедился. Вот, посмотри…

Рывком вставляя в ухо крохотный сопутствующий микронаушник, он почти выхватил из дрогнувших рук Мастера загоревшийся такой знакомой картинкой планшет. Вот она, та самая спасительная пещера… Неловко подломив под себя ногу, Китнисс лежала на земле, уткнувшись щекой в лужу собственной крови. Порез на лбу превратил бледное осунувшееся лицо девушки в жуткую маску из высохшей грязи, крови и слез. Хвала чертям, взволнованно выдохнул Хеймитч – за день ее рана хотя бы подсохла и перестала кровоточить! Внезапно откуда-то из-за кадра раздался тихий и сдержанный стон, и, тотчас сменив ракурс, камера крупным планом показала Пита, беспокойно зашевелившегося в своем спальном мешке. Видимо, ему стало жарко: все еще в полузабытьи он пошевелил сначала одной рукой – той самой, в которую утром Китнисс вогнала чудодейственную капитолийскую вакцину – потом высвободил вторую, спросонья отмахиваясь ею от невидимых соперников и машинально сбивая на землю все еще торчавший в плече тонкий пустой шприц.

А затем отчаянно дернулся – и открыл глаза.

- Китнисс, - медленно моргая и еще плохо соображая после затянувшегося сна, севшим голосом позвал он, - Китнисс…

- Она совсем рядом, Мелларк, - ободрительно выдохнул ментор. – Давай, просыпайся – ей до зарезу нужна твоя помощь!

Пит растерянно огляделся и, наконец, заметил свою напарницу. В его небесно-голубых глазах забился ужас – отчаянными рывками пытаясь содрать с себя злополучный спальник, он с грехом пополам выбрался из него и на четвереньках подполз к бесчувственной девушке.

- Китнисс… Китнисс! – голос его сорвался на крик, когда он разглядел возле ее головы огромное пятно уже почерневшей и запекшейся крови. Хеймитч молча прикусил губу – он прекрасно представлял себе шокированное состояние своего подопечного в эту минуту!

Тяжело и прерывисто дыша, Пит посмотрел на Китнисс, потом перевел полубезумный взгляд на свои ладони – и, тряхнув головой, изо всех сил ударил себя по лицу.

- Соберись, - услышал ментор его сдавленный срывающийся шепот, - соберись!… она не умерла – она просто в обмороке!… и ты нужен ей сейчас… соберись же!

Видимо, собственноручная затрещина подействовала на него отрезвляюще – продолжая шептать себе под нос что-то невразумительное, Мелларк очень осторожно вытащил Китнисс из кошмарной кровавой лужи и аккуратно уложил ее на спальном мешке. Достав из аптечки оставшиеся в живых бинты, он подхватил стоявшую рядом бутыль с водой и принялся нежно утирать с ее лица кровь и грязь – остатки пугающей маски – особенно тщательно промывая едва затянувшуюся рану над бровью. Кое-как справившись с лицом, он перевел растерянный взгляд на слипшиеся от крови темные локоны девушки и неуверенно вздохнул.

- Чего он там медлит? – непонимающе шепнул ментор Цинне. Заглянув через его плечо на экран, молодой человек задумчиво предположил:

- Возможно, он сомневается, стоит ли вообще трогать волосы – ведь на Арене все еще идет дождь и там сейчас сыро и холодно? Я понимаю, что ненастье для них – лишь гарантия затишья и отдыха… но в такую погоду можно запросто подхватить пневмонию!

Хеймитч выразительно хмыкнул, косо взглянув на своего капитолийского друга. Ну-ну, его светловолосый подопечный только что вернулся из ада – а Мастер тут наивно опасается какого-то жалкого воспаления легких? Двенадцатый задумался. Он пообещал Плутарху, что ради спасительной передышки перестанет оплачивать солнечную погоду на Арене… так уж получилось, что ему даже не пришлось прилагать к этому собственных усилий – Капитолий все решил за него.

И по всему выходило, что теперь его ребятам осталось рассчитывать только на самих себя.

Отвлекаясь от невеселых мыслей, он перевел глаза на экран. Похоже, Пит окончательно пришел в себя и успокоился. Для начала он довольно сносно перевязал голову Китнисс уцелевшими остатками бинтов из ее трофейной аптечки. Затем уверенным движением разул девушку, стягивая насквозь промокшие от бега по ручью ботинки и носки, и поставил обувь на каменный валун рядом, а сам устроился на спальнике у ее ног и принялся мягко растирать ее заледеневшие ступни, то и дело пытаясь согреть дыханием свои собственные, сложенные ковшиком холодные руки. Эх, ему бы не помешала сейчас любимая фляжка старого ментора, жалобно подумал Хеймитч – да чтоб ни абы с чем, а с лучшим капитолийским спиртом! Но, за неимением большего, Питу приходилось довольствоваться собственным теплом, чтобы не дать замерзнуть своей напарнице. И он не сдавался – снова и снова дышал на ладони и дюйм за дюймом продолжал терпеливо и тщательно растирать и согревать каждый драгоценный пальчик на ногах и руках Огненной Китнисс.

- Наверно, это и есть настоящая любовь, - еле слышно вздохнул где-то рядом Цинна, ровно на секунду опередив аналогичное замечание ментора. Двенадцатый поежился: любовь там или не любовь – это пусть решают сами… но теперь он еще больше и сильнее хотел, чтобы эти дети выжили и вернулись. Домой. К нему. Друг к другу.

Укутав Китнисс в спасительный теплый спальник, Пит осторожно присел возле нее и только теперь заметил у своих ног раздавленный впопыхах тонкий шприц. Он сдвинул брови и поднял его с земли, растерянно покручивая в руке. И вдруг, внезапно изменившись в лице, одним порывистым движением стянул с раненой ноги подранную штанину и чуть ослабил повязку. Долгую минуту он шокировано и молча смотрел на свою рану, а потом еле слышно охнул, и небесно-голубые глаза его изумленно округлились.

Капитолийская камера приблизила картинку, и ментор выразительно взглянул на Цинну – от огромной, со страшными красными прожилками опухоли на ноге Пита Мелларка практически не осталось и следа!

Ну да, крякнул ментор – только полный дурак в этом случае поверил бы в морфлинг!

- Это все? - он уже хотел было выключить запись, но Мастер удержал его руку.

- Подожди минутку, - как-то странно предупредил молодой человек, коротко кивнув обратно на планшет. Что же еще – ведь он уже увидел все самое главное? – Думаю, тебе будет особенно приятно это услышать…

Непонимающе сдвинув брови, Двенадцатый перевел взгляд на экран и заметил, как, с трудом отойдя от изумления, Пит вдруг задумчиво и удивленно улыбнулся и, подняв лицо к небу, негромко признательно произнес:

- Спасибо тебе, Хеймитч…

Глава 31

- Я должен выйти отсюда!

Цинна обернулся на его сердитый оклик и лишь красноречиво сдвинул брови.

- Мне казалось, мы уже решили, что ты пока останешься в моем номере, - отозвался он, строго нахмурившись. – Или тебя здесь что-то не устраивает?

Хеймитч выразительно хмыкнул. После своего приятного пробуждения ни свет ни заря он уже успел вдоль и поперек изучить возможности презентованного Мастером планшета, раз пять подряд пересмотреть вчерашний ролик с чудесным воскрешением Пита Мелларка, принять утреннюю дозу оставленного для него лекарства и царственно позавтракать, как самый настоящий капитолийский хлыщ – не вылезая из роскошной постели. А еще он видел утренние новости столицы – и его очень удивило, что в них не прозвучало ни единого намека на чрезвычайное происшествие с ментором Двенадцатого дистрикта. И все-таки эти ребята молодцы, подумал он: им нужно было постараться, чтобы скрыть подобное от длинноносых капитолийских репортеров!

Через час такого безделья он понял, что еще час – и он просто свихнется.

- Цинна, говорю же тебе – я прекрасно себя чувствую, - терпеливо и уже, наверное, раз в десятый повторил он своей вынужденной зеленоглазой няньке. – Я должен показаться на людях, иначе языкастые капитолийские сплетницы таких сказок насочиняют – будь здоров!

Он жалобно и умоляюще посмотрел на молодого человека. Тот рассерженно скрестил руки на груди и в ответ лишь выразительно поинтересовался:

- И что ты будешь делать? Какие планы на день?

Двенадцатый тяжело вздохнул. Все яснее ясного – если он надеется выбраться из этой комнаты до конца Игр, ему придется пообещать Мастеру держать его в курсе всех своих дел!

- Во-первых, - покорно кивнул он, - я хочу увидеть Плутарха, во-вторых, Рубаку и, в-третьих, если мне не изменяет память, сегодня состоится очередное заседание Совета…

- А не много ли для одного дня? – язвительно перебил Цинна. – Особенно если учесть твое нынешнее состояние…

Ментор упрямо покачал головой. Мысли выстраивались в строгую цепочку. Сначала он должен повидаться с сенатором Хавенсби – Хеймитч ни минуты не сомневался, что Плутарх уже в курсе и его отстранения, и неудавшейся попытки покушения на старого пропойцу. Ему срочно нужен совет и план действий – и на этот раз он благоразумно решил посоветоваться с действительно заинтересованным лицом. По какой-то неизвестной ему самому причине он чувствовал, что может доверять почетному сенатору. А в том, что Плутарх держал данное им слово и выполнял свою часть их уговора в Сенате, сомневаться не приходилось: Хеймитч лично имел возможность убедиться, что вторые сутки подряд об обоих его подопечных было благополучно забыто. Вот она, такая необходимая им обоим спасительная передышка! Но как быть дальше? Двенадцатый дисквалифицирован, а трибутов все еще оставалось пятеро – и это только полуфинал… так что еще как минимум неделю кто-то должен был позаботиться об оплате хотя бы базовых условий Арены для Китнисс Эвердин и Пита Мелларка.

Поэтому, сказал себе Хеймитч, если сенатор действительно хочет, чтобы их огненная девочка вернулась в Капитолий, ему придется здорово этому посодействовать!

А еще неплохо было бы увидеть Рубаку – за всем этим сумасшедшим домом последних дней он так и не успел посекретничать со старинным приятелем: помнится, Одиннадцатый обещал ему разговор «на крыше». В прошлый раз у них не получилось пообщаться, но что-то подсказывало ментору, что Рубаке все еще было, о чем поведать ему.

- Теперь ты меня отпустишь? – пересказав все это Мастеру, он вопросительно запнулся. Цинна на мгновение задумался – а потом утвердительно кивнул, и лицо его озарила улыбка. Ну-ну, незаметно усмехнулся ментор: но в самую первую очередь он хотел бы увидеться с Клаудией – и вот этого Цинне знать совсем не обязательно!

Молодой человек открыл гардеробную и с довольной улыбкой извлек на свет божий стильный костюм: синий пиджак, синие брюки, синий шелковый галстук и жилет в мелкую сине-голубую клетку. Очередная обновка? Глянув за спину Цинны, Хеймитч успел заметить еще три вешалки, упакованные в темные фирменные чехлы. Он недоуменно фыркнул: надо же, оказывается, все его новые наряды хранились в личном шкафу Мастера!

- А, кстати, разве у нас не запланировано никаких официальных дел? – вдруг искренне удивился он. – Ну, там пресс-конференции какие или презентации… мы же в полуфинале – что, совсем ничего?!

- На все вопросы к ментору Китнисс Эвердин я ответил вместо тебя еще на маскараде, пока ты сам… гм-гм!... отсутствовал, а твой двойник очень натурально изображал крайнюю степень опьянения, - положив костюм в изножье дивана, повел плечами Цинна. – А все эти телевизионные мероприятия взяла на себя Эффи – и, надо сказать, у нее отлично получилось представить интересы твоих трибутов и на ночном шоу Фликермана, и на предварительном зрительском голосовании на канале «В субботу вечером»! Так что, как видишь, мы оставили тебе чисто менторские обязанности…

Он растерянно запнулся, заметив жалобное недовольство на лице Двенадцатого.

- Хорош наставничек, нечего сказать, - повинился Хеймитч, выбираясь из постели. – Свалил все свои заботы на ваши хрупкие плечи – а сам решил под шумок коньки отбросить! Какие, к чертям, менторские обязанности, если я лишен всех полномочий?

- Погоди, Двенадцатый – ты всего лишь лишен возможности помогать своим ребятам, - строго пояснил Цинна, - но никто пока не освобождал тебя ни от членства в Совете, ни от необходимости участия в обязательных мероприятиях Игр, а таковых еще будет достаточно, ты мне поверь! Так что извини, но тебе рано еще ворчать и топать ногами, и потому будь любезен – все, как обычно: душ, бритва, расческа, - шутливо подталкивая ментора в спину, Мастер почти силком выпроводил его из комнаты.

- А каковы результаты предвариловки? – уже из-за двери громко поинтересовался он, на что Цинна лишь усмехнулся и покачал головой.

- Вернешься из душа, расскажу!

Костюм был идеален… как, впрочем, и все предыдущие. Придирчиво разглядывая себя в высоком зеркале, вымытого, выбритого и безупречно стильного, Хеймитч в который раз спросил себя, за какие такие его заслуги судьба подарила старому ментору встречу с этим гениальным мальчишкой. Рядом с ним впервые за долгие годы своих вылазок в Капитолий Двенадцатый чувствовал себя человеком. И дело было не в крутых и дорогих шмотках, в которые наряжал его Мастер, сетуя на его менторский статус – дело было в отношении, как равного с равным. Хотя ментор не питал никаких иллюзий насчет их равенства – горький пьяница из нищего дистрикта и гениальный капитолийский аристократ – но Цинна никогда, ни единым словом не подчеркивал своего высокого статуса и положения, и потому общение с ним было для Хеймитча Эбернети по-настоящему спасительным утешением.

- Так как дела с результатами? – отряхнувшись от своих мыслей, переспросил он.

- Нашими всеобщими стараниями пока ничего нового: ставки те же и рейтинги те же. Несчастные влюбленные из Двенадцатого дистрикта по-прежнему на третьем месте, но ведь к этому мы и стремились, не так ли? – окинув его строгим взглядом, Цинна подошел ближе и коротким профессиональным жестом поправил криво повязанный галстук. – Так гораздо лучше, - взгляд его упал на планшет на диване. – Кстати, думаю, тебе не стоит светить на публике своим новым приобретением – сам понимаешь, это несколько… гм!... незаконно…

- Не дурак, понимаю, - выразительно хмыкнул в ответ Хеймитч. – Я уже придумал для него подобающую упаковку – думаю, спонсорским договорам нечего больше делать в моей потертой менторской папке!

Цинна утвердительно кивнул, еще раз обойдя и оглядев Двенадцатого со всех сторон.

- Прошу тебя, хватит так меня разглядывать, - взмолился тот, - я ведь не модель на твоем показе! С моей ужасной репутацией просто неприлично выглядеть настолько…, - он запнулся, растерянно подбирая нужное слово.

- Идеально, - закончил за него молодой человек, довольно сверкая зелеными глазами. – Пойми же, друг мой: эти костюмы – в первую очередь моя репутация, и только потом твой презентабельный внешний вид. Так что перестань сопротивляться и держи себя на высоте!

Ментор тяжело вздохнул. Давно уже никто так не опекал его, и от этого непривычного чрезмерного внимания становилось немного не по себе.

- Кстати, - вдруг вспомнил он, - что, Мисс-Вселенская-Глупость тоже уже в курсе всех наших дел?

- Разумеется, - кивнул Цинна. – Она ведь назначенный куратор – она в курсе всего, что происходит в ее дистрикте!

- И она знает, что меня отстранили?

- Знает.

- И о том, что Кит ввела парню вовсе не морфлинг? И о том, что мы сами сознательно сбиваем собственные рейтинги?!

Цинна утвердительно кивнул в ответ, и Хеймитч на секунду представил взбесившуюся напарницу и ее пламенный монолог на эту тему. Ох, зря они это сделали… Теперь все пути к отступлению были отрезаны окончательно и бесповоротно, и в самое ближайшее время его определенно ожидала не одна нравоучительная лекция!

- Вот, возьми, - он удивленно выпучил глаза: Мастер подал ему злополучную потертую фляжку. – Твой непременный атрибут… хотел бы сказать, что там всего лишь твой любимый коньяк, но, извини – в ней лекарство. Придется потерпеть – ты только-только вернулся с того света, и я на твоем месте повременил бы пока с выпивкой!

Ментор утвердительно кивнул. Он и сам понимал, что не стоило лишний раз искушать судьбу и напрашиваться на неприятности. Что ж, судя по обстановке на Арене, до конца этих Игр осталось совсем немного, и он очень постарается продержаться эти дни без пьянства.

- Жаль – испорчу свой имидж, - саркастически предупредил он Мастера, машинальным движением засовывая фляжку во внутренний карман пиджака.

- Ради достижения определенной цели приходится терпеть определенные неудобства, Двенадцатый, - сочувственно покачал головой молодой человек.

- Какие слова! Это сказал твой древний именитый тезка? – поинтересовался ментор, на что Цинна вдруг стушевался и растерянно поморщился.

- Нет, - нехотя ответил он. – Это сказал мой отец.

- И после этого ты будешь говорить мне, что твой родитель для тебя ничего не значит? - Хеймитч подхватил со столика планшет и спрятал его в свою папку, вставил в левое ухо микронаушник, а потом обернулся к молодому человеку и выразительно поднял брови. – Ты цитируешь его слова, копируешь его жесты – пусть даже делаешь это неосознанно – но разве это не означает, что он все еще занимает в твоей голове и в твоей жизни достаточно много места? Быть может, тебе давно уже стоит пересмотреть свои глупые мальчишеские взгляды на ваши отношения? Заметь – он сам пришел к тебе, чтобы предупредить о неприятностях, грозящих свалиться на твою светлую голову... и при всей своей надменности совершил действительно благородный поступок! Если бы ему было плевать, он не стал бы этого делать – но он сделал, и, значит, ему не плевать, - ментор внимательно посмотрел в зеленые глаза молодого человека и в своей привычной язвительной манере добавил: – Так, может, Циний Лукреций, ты засунешь свою упрямую аристократическую гордость в одно не очень удаленное место и помиришься, в конце концов, с домашними?

Ну-ну, молча усмехнулся он, глядя, как Мастер задумался над его словами – вот и он уже под стать своей капитолийской напарнице читает всем окружающим душеспасительные морали! Хеймитч Эбернети, спаситель мира… он аж прыснул от собственного сравнения. И это притом, что еще несколько дней назад ему не было дела даже до самого себя.

- Ты тут поразмышляй над тем, что я сказал, - примирительно уронил он уже у двери, - а я пока займусь осуществлением озвученных тебе планов. Бездействие убивает разум… не помню точно, чьи это слова, но так говорил когда-то мой отец – а он всегда говорил только разумные вещи!

Уже перед дверью лифта он остановился и задумался. Ни Плутарх, ни Рубака никуда не денутся – в десять утра один из них уже в Сенате, другой, скорее всего, еще в собственном номере. В Сенате ментор, разумеется, не появится – почетному сенатору совсем не нужны неблагонадежные посетители. С большой долей вероятности можно было предположить, что Хавенсби будет обедать в своем любимом ресторане на верхней террасе Дворца Правосудия. Отличное место, решил Двенадцатый – как раз там он и сможет переговорить с сенатором в более непринужденной обстановке.

Войдя в кабинку, ментор уже поднес было руку к кнопке первого этажа – и внезапно передумал. Пришедшее в голову дурацкое сравнение с напарницей натолкнуло его на новую мысль. Рука дрогнула – и машинально нажала на двенадцатый этаж.

Через несколько минут он уже стоял перед знакомой высокой дверью. «1212» - гласила табличка рядом.

- Я, наверно, свихнулся… что я тут делаю? – покачав головой, обреченно пробормотал он. Глубоко вдохнул – и коротко постучал.

Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем ментор услышал за дверью поспешные легкие шаги. Он очень вовремя натянул свою фирменную кривую и насмешливую ухмылку – дверь порывисто распахнулась, и, замерев на пороге, хозяйка номера изумленно уставилась на него. Хеймитч облегченно выдохнул – привычный дикий макияж, привычный розовый парик… привычная Эффи Бряк.

- Привет. Нужна помощь, - только и смог сказать он.

Эффи раздумывала всего мгновение, потом шагнула в сторону, сделав приглашающий жест. Он вошел внутрь и огляделся. При дневном свете номер выглядел не таким уж дорогим и загадочным, каким показался ему в первое свое посещение. Тем не менее, это был «люкс», такой же, какой занимал он сам – по крайней мере, невообразимые футуристические картины на стенах и роскошный белый ковер на полу были абсолютно одинаковыми.

Он прошел в гостиную и бухнулся на знакомый диван. Поморщился – знакомый диван, надо же! Остановившись напротив, Эффи придирчиво и строго оглядела его новый костюм и удивленно кивнула собственным мыслям. Согласен, усмехнулся ментор, редчайшее явление – стильный и трезвый как стеклышко Хеймитч Эбернети!

- Слушаю тебя внимательно, - обхватив себя руками, подчеркнуто официально уронила она. – Говори быстро, у меня через час парикмахер!

И все – ни лекций, ни моралей? Ни топанья ногами или праведного возмущения? Он с трудом сдержался, чтобы не съязвить на этот счет.

- Мне нужно связаться кое с кем на телевидении, - он запнулся, подбирая для своей просьбы как можно более нейтральные слова. – Поскольку ты в телецентре уже давно свой человек, а мне туда путь заказан, я вынужден просить тебя помочь мне. Пожалуйста.

Женщина закатила глаза и фыркнула.

- Ну, надо же, какие слова – «вынужден просить», «пожалуйста»… Я внесу этот день в свой органайзер как новый государственный праздник – Двенадцатый наконец-то заговорил по-человечески!

Он скрипнул зубами, но вместо очередной рвавшейся с языка гадости лишь уточнил:

- Так как?

- Мог бы и не спрашивать, - выразительно подняла брови Эффи, - разумеется, я помогу тебе – это ведь моя работа!

Все верно – чего же он так боялся идти сюда? Опасался, что эта невозможная женщина с удовольствием воспользуется его отстранением, чтобы припомнить ему все его идиотские выходки? Или думал, что она сейчас станет сводить с ним личные счеты – а за десять лет в сопроводителях его дистрикта этих счетов накопилось, наверняка, будь здоров? Или решил, что она гордо задерет свою розовую голову и предоставит его самому разбираться со своими проблемами? Ему вдруг стало стыдно – ведь это были не его личные проблемы, а проблемы их общих подопечных… Будь честен, Двенадцатый, хмыкнул он сам себе – за десять лет Эффи Бряк еще ни разу не подводила тебя! Так с чего ты взял, что сейчас Мисс-Вселенская-Глупость вдруг ни с того, ни с сего бросит ваших ребят на произвол судьбы?

Или тебе просто не понравилась ее фраза о том, что ты для нее всего лишь работа?

- И еще… какой презент можно сделать молодой привлекательной женщине? Вопрос как раз по твоей части…

Он вроде не сказал ничего такого, но синий взгляд капитолийки внезапно потемнел, а губы презрительно поджались в тонкую линию.

- Я не должна давать тебе советы, что дарить своей девице! – аж взвилась она. – Если у тебя хватает мозгов, чтобы спать с ней, сам думай, как потом с ней расплачиваться!

Ментор непонимающе сдвинул брови – а потом в полный голос расхохотался. О боги, неужели эта женщина говорила сейчас о той юной голубоглазой одалиске, которую однажды застала в его номере? Она, что же, всерьез решила, что он завел себе в Капитолии подружку?

Да у него и в мыслях не было ничего подобного!

- Ты сейчас говоришь глупости, - посмеиваясь, предупредил он.

- Ах, говорю глупости?! – казалось, ее вот-вот хватит удар: она вспыхнула и буквально позеленела от злости. – По-твоему, это глупости?! Мне выше головы хватает твоих выходок, и я не обязана быть в курсе еще и твоих капитолийских подружек!

Хеймитч порывисто поднялся с дивана и, шагнув к ней, схватил за плечи и с силой хорошенько встряхнул. От неожиданности капитолийка выпучила глаза и лишь в изумлении принялась хватать ртом воздух. Дурацкий розовый парик, съехавший на бок, заставил его прыснуть от смеха.

- Прекрати, Эффи, это что еще за семейная сцена? - сдерживая веселую улыбку, строго отрезал он. – Да ты льстишь старому пьянице – подружка из Капитолия… Какая, к чертям, подружка – она мне в дочери годится!

Она поёжилась в его железной хватке и вызывающе вскинула на ментора недовольный взгляд.

- Ее зовут Клаудиа, - снисходительно пояснил он, выразительно заглядывая в ее синие колючие глаза. - Она работает в режиссерской группе Игр и довольно часто помогает мне… гм!... в моих безумных идеях – притом, что далеко не всегда это бывает безопасно для нее же самой! Так неужели тебе не кажется, что я должен быть хотя бы признателен ей? Ты можешь гордиться, что после всех твоих занудных лекций Двенадцатый решил вспомнить о манерах и сделать для этой девочки что-нибудь приятное! – он запнулся и напоследок растянул губы в ухмылке. – Ну, так как – поможешь мне?

Эффи растерянно сдвинула тонкие нарисованные брови, и он почувствовал – еще чуть-чуть, и она сдастся.

- Никто в Капитолии не разбирается в таких вещах лучше тебя, - припомнил он слова Цинны, благоразумно посчитав, что его комплимент будет лучшим способом закончить свой просительный монолог.

И не ошибся - капитолийка отвела блеснувшие от удовольствия глаза и уже гораздо дружелюбнее насмешливо уронила:

- Может, наконец, отпустишь меня? А то от твоих нежных заботливых объятий неделю потом синяки не сходят...

Один – ноль! Хеймитч кивнул и, разжимая пальцы, шагнул назад. Скривился – надо же, он даже не заметил, что все это время продолжал мертвой хваткой удерживать ее за руки!

А, может, он сам держался за нее?

- Самый беспроигрышный вариант – цветы, - потирая занемевшее от его хватки плечо и поправляя сбившиеся кудрявые локоны, Эффи принялась задумчиво рассуждать вслух. – Если девушке около двадцати – ей подойдут нежные белые розы, - ментор скривился, и она поспешно исправилась, - ну или лилии! Если вы знакомы недавно, то покупать огромный и дорогой букет будет неразумно – она может не понять такую щедрость, и будет чувствовать себя обязанной, что непременно вызовет натянутость и неловкость. Поэтому в данном случае идеальным выходом будет просто одна красивая лилия на длинной ножке, - она задумалась. – Нет, лучше три – три цветка лучше любых слов скажут ей о твоем внимании и глубоком уважении!

- А сколько цветов нужно подарить женщине, чтобы дать ей понять, что ты у ее ног? – скрестив руки на груди, насмешливо поинтересовался Хеймитч. Эффи тотчас вспыхнула и одарила его непередаваемым яростным взглядом. Один – один, женщина, молча хмыкнул он.

- Тебе это не поможет, - язвительно парировала она. – Ты можешь хоть завалить свою даму цветами – она должна быть совершенной дурой, чтобы связаться с тобой!

Ну, ты же связалась, мелькнуло в голове – а ведь далеко не дура… Он даже закашлялся от собственных мыслей, прикрывая рот сжатой в кулак ладонью и делая ей знак продолжать свою лекцию.

- А к цветам было бы неплохо добавить либо приятную безделушку, либо сладкое – все девушки любят сладости, - подытожила капитолийка.

Ментор кивнул – насчет цветов он, конечно, очень сильно сомневался, но вот идея с безделушкой ему понравилась. Ведь Клаудиа входит в число поклонниц Огненной Китнисс – так почему бы Двенадцатому не презентовать девушке ту самую золотую подвеску в виде сойки-пересмешницы?

Он довольно крякнул и ободрительно усмехнулся капитолийке.

- Ты, как всегда, умница, женщина… что бы я без тебя делал!

Вот теперь она, кажется, действительно смутилась – неопределенно повела плечами и негромко ответила сердитым голосом:

- Что бы ты делал – портил бы жизнь кому-нибудь другому, - и, поморщившись, уже другим, привычным официальным тоном добавила: - Я свяжусь с этой барышней в самое ближайшее время и выясню, где вы с ней сможете встретиться… а пока, будь добр покинуть мой номер! – и длинным тонким пальцем выразительно указала ментору на выход.

- Но как я узнаю, о чем вы договорились? – послушно идя к двери, уточнил Хеймитч.

- Я оставлю сообщение внизу, на ресепшене – сегодня у тебя нет никаких обязательных встреч, так что, думаю, дальше отеля ты все равно никуда не денешься! – слегка подталкивая его в спину, проворчала женщина.

- Откуда ты знаешь? – обернувшись уже за дверью, саркастически поинтересовался он.

- Я знаю о тебе все, - фыркнула Эффи и, усмехнувшись, демонстративно захлопнула дверь прямо у него перед носом.

- Ага, - пробурчал он, поморщившись, - возможно, даже больше, чем я сам о себе знаю.

Выйдя из лифта на пятом этаже, ментор заметил сервировочный столик возле открытой двери своего номера. Он порывисто шагнул за угол, прижимаясь спиной к стене, а затем, переждав минуту, осторожно выглянул в пустой коридор – из номера вышла рыжеволосая безгласая и, опасливо осмотревшись, поставила на столик несколько пустых бутылок из его бара. Так-так, заметаем следы? И что же ему делать – переждать, пока она покинет этаж, и потом проследить за ней? Или выйти ей навстречу, чтобы увидеть ее реакцию на ожившего мертвеца?

Что, опять зачесалась пятая точка, строго одернул себя Хеймитч – может быть, хватит уже глупо геройствовать? Не пора ли включить мозги и задуматься, наконец, о последствиях своих выходок?

Он решил не экспериментировать – только сильнее вжался в стену, расслышав шорох катящегося в его сторону столика. Звук замер где-то на середине коридора: видимо, рыжая безгласая заодно приводила в порядок и другие номера. Едва она открыла очередную дверь, как он вышел из своего укрытия, нажал на кнопку вызова лифта и поспешно шагнул обратно в тотчас открывшиеся дверцы. Он подумает об этом позже – а пока лучше навестит Порцию в Центре преображения и выпросит у нее заветную золотую птичку.

Он застал ее за работой – окруженная манекенами, кронштейнами и стойками, Порция примеряла что-то невесомое и воздушное на тонкую девицу головы на две выше нее. Причем последней приходилось то и дело приседать, чтобы она могла вносить коррективы в наряд модели: набрав полный рот портновских булавок, после придирчивого осмотра капитолийка принималась закалывать ими то одну, то другую деталь ее странного облачения. Со стороны это было похоже на настоящее волшебство – из нескольких на первый взгляд совершенно бесформенных кусков материи буквально на глазах рождался очередной шедевр «от кутюр». Стараясь не издавать громких звуков, Хеймитч на цыпочках прошел в мастерскую и присел на краешек высокого барного табурета – он видел точно такой же в пентхаузе Мастера и потому не сомневался, что и здесь это было его коронное место.

Проследив за выразительным взглядом модели, Порция обернулась и заметила его. Она приветственно улыбнулась, вопросительно поднимая брови.

- Ничего, я подожду, - громко прошептал он, делая ей жест не торопиться. Вытащив изо рта оставшиеся булавки, молодая женщина кивнула своей помощнице:

- Отдохни пока, дорогая – я вернусь через несколько минут, - и на ходу вкалывая их в маленькую подушечку на запястье, направилась к нему. Девица, в свою очередь, недовольно фыркнула и уселась на один из диванчиков неподалеку, картинно закинув ногу на ногу и подхватив один из валявшихся рядом глянцевых журналов.

- Неужели Цинна выпустил вас из-под домашнего ареста? – мягко усмехаясь, пошутила Порция, подходя ближе. Ментор неопределенно повел плечами.

- Скажем так – я подкупил охрану и сбежал! – усмехнулся он и, заметив осуждающий взгляд капитолийки, поспешно добавил: – Только не думай, я сюда не дурака пришел валять, а по очень важному делу!

- Думаю, вам нужна моя помощь… только так, чтобы Мастер не узнал об этом, верно? – присаживаясь на соседний табурет, молодая женщина внимательно посмотрела ему в глаза. – И вы надеетесь, что я вас не выдам – я угадала?

Ничего-то от нее не скроешь, молча хмыкнул Двенадцатый.

- Что-то вроде того… но на этот раз все честно, без самодеятельности! - скривившись, виновато кивнул он. – Помнится, вы настрогали с ним целую кучу золотых соек – у тебя случайно не осталось одной про запас?

- Вы хотите сделать кому-то приятный презент? – в темных глазах Порции заплясали любопытные огоньки. – Женщине? – он кивнул. – Я ее знаю?

Ему не хотелось лишний раз произносить вслух имя своей телевизионной помощницы, поэтому на этот раз кивок был отрицательным.

- Вы не шутите? - недоверчиво прищурившись, переспросила его собеседница. – Я на самом деле ее не знаю?

- Нет, Порция, это не для Эффи – ведь именно ее ты имеешь в виду? - предупредил он очередной намек капитолийки. Она жалобно вздохнула и пожала плечами.

- Ну, нет – так нет… а что до подвески, то у меня осталась еще пара штук. Если хотите, я могу соорудить для вас подарочную упаковку – неприлично дарить такую красивую вещь в обыкновенной коробке!

- Согласен, - усмехнулся Хеймитч. – Только постарайся, чтобы эта тара поместилась во внутренний карман моего пиджака – не хочу светиться раньше времени!

- Дайте мне пару минут, - кивнула Порция и, изящно спрыгнув с высокого табурета, скрылась за многочисленными вешалками.

Она действительно вернулась довольно быстро, и в ее руках ментор увидел небольшой плоский предмет. При ближайшем рассмотрении это оказался маленький золотистый футляр, перетянутый на угол удивительной атласной лентой – при малейшем движении эта лента будто оживала, переливаясь всеми оттенками пламени.

- Новая фишка Цинны – аксессуары в стиле Огненной Китнисс, - улыбнулась Порция, протягивая футляр Хеймитчу.

Он вздрогнул от упоминания о своей подопечной, и приподнятое с утра настроение будто рукой сняло.

- Я слежу за всеми новостями, - сочувственно пробормотала капитолийка, заметив его поникший вид. – Китнисс еще без сознания, но Пит держится и не теряет надежды. Думаю, он нарочно не пытался и не пытается привести ее в чувство, чтобы у Кит была возможность передохнуть, пусть даже таким образом – она сейчас на пределе сил, потому этот ее обморок и затянулся на целые сутки.

- Я все понимаю, - рассеянно кивнув ей в ответ, ментор потер переносицу костяшками пальцев. – Но меня даже больше, чем обморок, беспокоит ее кровопотеря… и то, что они оба уже которые сутки толком не ели. Ты права, им нужно набраться сил, но на пустой желудок это очень сложно сделать! Хотя, - вскинув сердитый взгляд, вдруг саркастически усмехнулся он, - на что я жалуюсь – у нас ведь Голодные Игры, верно?

Порция даже не успела ответить – на столике по соседству дернулся и завибрировал ее маленький серебристый коммуникатор.

- Эффи, - глянув на экран, пояснила она. Оперативно, ничего не скажешь, удивленно подумал ментор – не прошло и пары часов после их беседы, а у нее уже были готовы новости для своего напарника!

- Это, скорее всего, по мою душу, - предупредил он Порцию. – Я просил ее оказать мне небольшую услугу…

Молодая женщина понимающе кивнула и поднесла трубку к уху.

- Слушаю тебя, дорогая… да, он здесь – хочешь сама поговорить с ним? – она перевела взгляд на ментора и вопросительно улыбнулась. – Нет? Хорошо, говори, я передам… да, да, поняла… так и передать? Что ж, хорошо… и тебе всего наилучшего!

- Что она сказала? – он хотел спросить это спокойно и безразлично, но вышло совсем наоборот.

- Наша Эффи - сплошная загадка! - Порция растерянно повела плечами. – Она просила передать, что для дружеского ланча на двоих, который вы планировали на час пополудни, забронирован столик в маленьком открытом ресторанчике на террасе с доступом в телесеть и прекрасным видом на Капитолий.

Он на мгновение растерялся – что за глупости? Какой еще дружеский ланч на двоих? Ресторанчик на террасе, доступ в телесеть, прекрасный вид на Капитолий… Черт подери, встрепенулся Двенадцатый – да это же смотровая площадка Дворца Правосудия!

Хеймитч глянул на часы на стене – неоновые цифры показывали без четверти полдень. На то, чтобы добраться до места, ему оставалось чуть больше часа. Он порывисто поднялся с табурета и с благодарностью коротко приобнял капитолийку.

- О, кстати, еще Эффи добавила, что вы забыли у нее свою папку, и она передаст ее с курьером на место встречи… я правильно объясняю? – растерявшись от его неожиданного порыва, удивленно улыбнулась Порция, на что ментор лишь утвердительно кивнул. Куда уж яснее: речь шла о его встрече с Клаудией! Двенадцатый беззлобно усмехнулся: Эффи Бряк, конечно, невозможная заноза, но при всем этом еще и невозможная умница - она не рискнула произносить в эфир имена и названия, понадеявшись на то, что в голове старого пьяницы еще осталась хоть капля мозгов, и он сам сообразит, о чем и о ком идет речь! И его папка с планшетом – он настолько забылся в номере своей напарницы, что до этой самой минуты даже не заметил отсутствия в своих руках драгоценного транслятора.

- Все верно, я все понял! – взволнованно улыбнувшись, он пожал маленькую изящную ладошку Порции. – Спасибо за помощь, но сейчас я должен идти! Не беспокойтесь за меня, я в порядке…

- Возьмите мой коммуникатор, - перебила его молодая женщина, почти силой вручая его ментору, - так мы с Цинной сможем хотя бы отыскать вас!

Он даже не сопротивлялся – лишь благодарно кивнул, спрятав маленький серебристый прибор в карман брюк, и, еще раз извинившись, быстрым шагом покинул мастерскую. Уже в холле Центра преображения коммуникатор снова зазвонил – и это снова оказалась Эффи.

- Порция? Он уже ушел? – ментор услышал в динамике привычные истеричные нотки.

- Да, я уже ушел, - усмехнулся он в ответ. На мгновение на том конце провода повисла неловкая пауза, а потом бодрый голос его напарницы деловито и взволнованно заговорил:

- Надеюсь, ты сейчас по дороге туда, куда я тебя отправила… Я только что получила очередной медицинский отчет: ничего нового, кроме ужасающе низких и продолжающих падать показателей гемоглобина в крови у Китнисс – плохо, конечно, но еще не смертельно. Это раз, - она шумно перевела дыхание и затараторила дальше: - Я попыталась связаться с Рубакой – ты вроде хотел его видеть? Так вот, его срочно вызвали в телецентр. Дежурный оператор выдал мне по большому секрету, что, похоже, на Арене зреет какая-то зрелищная заварушка между его парнем и подопечным Брута – а, значит, у наших ребят есть еще сутки передышки. Это два. И сегодняшнее заседание Совета перенесли на завтра, без уточнения причин – это три…

- Хватит, женщина, или моя голова сейчас взорвется! – взмолился он в трубку. – Могу я для начала разобраться со своим дружеским ланчем? Я разрешаю тебе промыть мне мозги всеми свежими новостями – но только позже, у Цинны… а сейчас извини, меня ждет такси!

Голос в трубке выразительно фыркнул, и сбивчивый лепет Эффи сменился короткими гудками отбоя. Хеймитч вздохнул – иного он и не ждал! Ничего, старик, сказал себе ментор, она посердится ровно десять минут, и уже к ужину будет как ни в чем ни бывало изображать из себя такую привычную тебе глупую куклу!

Когда он вошел в знакомый зал с фонтанами и павлинами, Клаудиа уже ожидала его за тем самым, спрятанным за бархатной портьерой столиком. Официант предложил было меню, но они оба в один голос отказались.

- Мне передали, что вы хотели меня видеть, - смущенно улыбнувшись, начала девушка. – Я ненадолго – мои коллеги согласились прикрыть мое временное отсутствие, но мне лучше не злоупотреблять их доверием!

Хеймитч понимающе кивнул и глубоко вдохнул, набирая в легкие побольше воздуха.

- Ох… ну, я не мастер говорить красивые слова, так что…

Прерывая его сбивчивое вступление, тяжелая портьера отодвинулась, и администратор молча положил на столик букет – три лилии, с белоснежными, в золотистую прожилку и крапинку тугими бутонами, в художественном обрамлении каких-то неизвестных ментору стеблей, веточек и листочков. Открыв рот от неожиданности, Хеймитч лишь коротко глянул на карточку, прикрепленную к блестящей упаковке. «С глубоким уважением и искренней благодарностью», - было выведено на ней твердым почерком Эффи Бряк. Вот зараза!

- О, - только и смогла выдавить Клаудиа, зардевшись от смущения. Ментор мысленно чертыхнулся и растянул губы в улыбке.

- В общем, ничего личного… просто знак внимания, - сбивчиво забормотал он. Черт подери, Эффи – ну зачем ты прислала цветы?

- Спасибо, - улыбнулась девушка. – Не волнуйтесь – я понимаю, что букет выбирала ваша помощница, - он выразительно усмехнулся ее догадке и лишь пожал плечами, – но мне все равно очень приятно!

- Считай эти цветы признательностью от всего Двенадцатого дистрикта, - он полез в карман, достал из него золотистую коробочку и положил на стол перед своей собеседницей. – А это – маленькая признательность от меня лично.

Расширившимися от восторга и удивления глазами Клаудиа наблюдала, как он неловко распутал хитроумный бант из сверкающей ленты, осторожно открыл загадочный футляр и повернул его к девушке, демонстрируя ей содержимое.

- Это для меня…? – свистящим шепотом выдохнула она, дрожащими руками доставая из него изящную подвеску и недоверчиво качая головой.

- Спасибо, что спасла тогда, в режиссерской, мою менторскую задницу – уж извини за анатомические подробности! – примирительно усмехнулся Хеймитч. – И за то, что помогала старому ментору, и за новости, и за отчеты, - он неловко запнулся и еле слышно добавил: - И отдельное спасибо за Пита Мелларка.

Клаудиа подняла на него укоризненный взгляд и так же негромко возразила:

- Не понимаю, о чем вы, - и многозначительно подняла брови.

Он только-только открыл рот для ответа, как портьера снова распахнулась, и все тот же администратор положил перед ментором его потертую кожаную папку. Как кстати! Едва капитолиец вышел из их потаенного уголка, Хеймитч открыл ее и достал планшет.

- И, кстати – за это тоже спасибо, - кивнув на капитолийское чудо техники, усмехнулся он. Девушка взяла транслятор в руки и принялась что-то набирать на появившейся на экране сенсорной клавиатуре.

- Я задам ему режим автопоиска и автозаписи, - пояснила она в ответ на удивленный взгляд ментора. – Как только в эфире появится малейшая новость о трибутах Двенадцатого дистрикта, вы тотчас получите сигнал оповещения, а специальная программа сохранит во временный файл всю трансляцию, отвечающую заданным условиям поиска. Вы сможете просмотреть этот файл в любое время – и если решите, что хотели бы оставить его на память, вам достаточно будет нажать на этот значок, - она указала ментору на странную квадратную картинку в левом верхнем углу экрана, - и запись останется в памяти планшета.

- А как быть с тем, чего не окажется в официальной трансляции? – многозначительно поинтересовался Хеймитч. Клаудиа коротко усмехнулась, и тонкие пальцы снова забегали по полупрозрачной пластине в ее руках.

- Я введу особый код доступа, вроде того, которым вы обычно пользуетесь в различных службах Капитолия. Как только на экране появится сообщение о прямом подключении, вы должны будете ввести вот эти цифры, - отложив чудо-планшет в сторону, она написала на салфетке семизначную комбинацию и пододвинула ее ментору. – Будет гораздо безопаснее для нас обоих, если вы запомните их наизусть… не стоит доверять такие вещи бумаге.

Хеймитч глянул на число и несколько раз мысленно проговорил его себе.

- Готово, запомнил.

Скомкав салфетку в пепельнице, девушка достала из кармана миниатюрную зажигалку и подожгла ее. Потом подняла на своего собеседника внимательный взгляд и предупредила:

- Если вы вдруг забудете код или трижды введете его неверно, система заблокирует это подключение – и тогда вы не сможете просматривать даже официальные трансляции.

Ментор снова кивнул. Уж скорее он забудет собственное имя, чем эти цифры, дающие ему последнюю возможность хоть как-то присмотреть за своими ребятами!

- Что ж, теперь можно и перекусить, - отодвинув в сторону и планшет, и пепельницу, примирительно предложил он. – Как насчет легкого ланча?

- По правде говоря, не откажусь, - с готовностью согласилась Клаудиа. – В последнее время в телецентре просто сумасшедший дом, и мне иногда даже не удается выпить лишнюю чашку кофе!

Ее слова заставили Хеймитча насторожиться, и он осторожно переспросил:

- А что такого сумасшедшего творится в телецентре в последнее время?

- Не что, а кто, - невесело усмехнулась девушка, многозначительно покачав головой. – Это сумасшествие зовется Брутом – уже вторые сутки, как раз после Пира и гибели Мирты, Второй практически не выходит из операторской и своим присутствием и нытьем уже успел отравить жизнь всей режиссерской группе!

Ого, даже так?! Ментор удивленно крякнул. Он и не подозревал, что Брут станет так переживать из-за своих зверенышей – Второй никогда не был замечен в проявлении нежных чувств к кому бы то ни было. Хотя, поморщился Хеймитч, разве сам он был хоть раз замечен в подобном? А между тем, и Китнисс, и Пит вызывали в нем эмоции гораздо более сильные, чем просто привязанность. И хотя он еще не подобрал этим эмоциям подходящего названия, но уже точно знал, что не сможет просто так отказаться от того светлого, что появилось в его мертвом и холодном сердце. Равно как не откажется и от своих удивительных детей.

- Он просто пышет злобой на весь свет - и в первую очередь на вашу девочку, - нехотя уронила Клаудиа, отводя взгляд. – Не думаю, что с его стороны это очень разумно, но такую ненависть вполне можно объяснить, не правда ли?

Хеймитч хмыкнул и чуть наклонился над столом, вопросительно заглядывая ей в глаза.

- Ты всерьез думаешь, что я тоже должен ненавидеть этих детей только потому, что они – трибуты из других дистриктов? – глухо прошептал он и укоризненно покачал головой. – Ох, девочка, ты ничего не понимаешь, если так говоришь… Поверь, эту маленькую злобную зверушку с десятком ножей за пазухой, подопечную Брута, мне жаль ничуть не меньше, чем черноглазую птичку-кроху из Одиннадцатого – с той лишь разницей, что Мирту в свое время научили убивать и ненавидеть, а Руту – петь и собирать цветы.

- А если бы эта самая зверушка изувечила Китнисс на Пире – вам и тогда было бы ее жаль? – вспылила его собеседница, вскидывая на ментора возмущенный взгляд. – Что-то я не припомню в вас прежде такого всепрощения! Или Катон, по милости которого ваш парень почти оказался на том свете – его тоже нужно пожалеть?

- Мне жаль, что они вынуждены убивать друг друга... я не могу ненавидеть этих детей за то, что их заставляют делать взрослые, - еле слышно гневно выдохнул он, не отводя глаз. – Я скорее смогу возненавидеть их менторов – тех взрослых, которые за это в ответе…

Девушка умолкла и теперь смотрела на него задумчивыми растерянными глазами.

- Возможно, кто-то из них тоже испытывает к вам нечто подобное – вы не думали об этом? Цинна рассказал мне, что с вами случилось… А вы не допускаете, что за этим покушением мог стоять кто-то из ваших конкурентов – например, кто-то из профи. Кто из них особенно к вам цеплялся – Брут? Или Рубин и Кашмир?

Рубин и Кашмир? Первые не появлялись на широкой публике уже почти неделю, как раз после гибели Руты и первого сознательного убийства Китнисс – ее стрела пронзила тогда Марвела, любимчика Кашмир… а всего за несколько дней до этого от рук той же огненной девчонки в мучениях погибла Диадема… Черт подери, внезапно подумал он – а ведь обоих профи, безоговорочных фаворитов и лидеров турнирной таблицы, прикончила обыкновенная тощая охотница из чумазого угольного дистрикта! Разве это не достаточный повод для того, чтобы вместе с ней люто возненавидеть и всех прочих его представителей?

Возненавидеть настолько, чтобы пожелать им такой же мучительной смерти.

Хеймитч тряхнул головой. Рубин и Кашмир?! Нет, этого не может быть!

- Ну что ты, Клаудиа, - не слишком уверенно попытался возразить он. - Если бы после каждого погибшего на Играх трибута менторы начали сводить друг с другом личные счеты, Капитолий давно лишился бы своего любимого развлечения!

- Хотите сказать, что у вас со всеми наставниками теплые и дружеские отношения? – Клаудиа выразительно покачала головой. – Очень сомневаюсь! К примеру, тот же Брут… да вы у него просто как кость в горле!

- Так-то оно так, но я не думаю, что кто-либо из них стал бы об меня мараться.

Или стал бы?

Он снова встряхнулся и вдруг заметил, что Клаудиа дрогнула и испуганно посмотрела куда-то за его спину. Все еще копаясь в собственных невеселых мыслях, он непонимающе сдвинул брови и, рассеянно обернувшись, машинально скользнул глазами по залу. Ничего особенного – отчего же она так побледнела?

- Что такое? – обеспокоенно спросил он, осторожно накрыв ее тонкие пальцы на белой скатерти своей широкой ладонью.

- Похоже, я здорово влипла, - еле слышно жалобно выдохнула девушка и едва заметно кивнула куда-то в сторону выхода.

Он снова непонимающе обернулся – и наконец, заметил причину ее такой внезапной паники: с другой стороны зала на них пристально смотрели холодные и внимательные глаза личного секретаря сенатора Хавенсби.

Глава 32

Ланч не удался: едва Хеймитч обнаружил сенаторского секретаря у входа в ресторан, как Клаудиа принялась поспешно собираться.

- Подожди минутку, - он попытался ухватить ее за руку, - что еще за паника? Это всего лишь Сократ!

- Это не всего лишь Сократ, - на мгновение отчаянно зажмурившись, шепнула девушка упавшим голосом. – Возможно, вы не в курсе, но секретарь Плутарха Хавенсби – страшный человек… чтобы получить это место, он извел троих своих конкурентов: одного подставил в крупной денежной афере, второго выставил полным идиотом, умышленно подсовывая ему по сути невыполнимые задания, а третьего вообще довел до самоубийства, уведя его невесту буквально из-под венца!

Хеймитч ошарашенно выпучил глаза, с трудом удерживаясь, чтобы не обернуться еще раз. Неужели она действительно говорит сейчас о Сократе, этом тощем долговязом очкарике с вечно кислой официальной физиономией?

- Может, он любил ее, - пытаясь сопротивляться, неуверенно предположил ментор, на что его собеседница только досадливо покачала головой. – Ладно, черт с ней, этой невестой, но ты-то чего подхватилась?

- Неужели вы не понимаете? – спешно и сбивчиво зашептала Клаудиа одними губами. – Плутарх Хавенсби – правая рука и первый заместитель Сенеки Крэйна. А Сократ, в свою очередь – правая рука Плутарха: с подачи сенатора, не утруждающего себя подобными мелочами, он отвечает за все дисциплинарные вопросы в организации Игр. Я нахожусь здесь сейчас в свое рабочее время – это уже само по себе нарушение и серьезная провинность. А если учесть, в какой компании происходит это самое нарушение…

Она запнулась и нервно сглотнула.

И только тогда до него начало доходить.

- Тебе влетит за то, что ты обедала в обществе дисквалифицированного ментора? – он с трудом сдерживался, чтобы не вспылить. – Это что ж получается – провести ланч в обществе приятного тебе человека уже противозаконно?!

- Это не противозаконно… но чревато серьезными неприятностями – если кто-нибудь узнает, что я помогаю вам, я лишусь не только своей работы, - в спешке вставая из-за стола, Клаудиа многозначительно подняла брови, а потом вздохнула и как-то жалобно посмотрела на цветы, словно прощалась с ними. Хеймитч перехватил этот ее взгляд и едва не стукнул кулаком по столу.

- Даже не думай! – вскакивая на ноги и перехватив ее тонкое запястье, жестко отрезал он, строго заглядывая в расширившиеся глаза девушки. – Не позволяй запугать себя какому-то напыщенному очкарику!

Он будто между делом коротко обернулся – Сократ присел за столик как раз у входа и все еще не сводил с них обоих прищуренных внимательных глаз. И как только ментор сразу, еще в первую их встречу, не заметил этого его ледяного немигающего взгляда?

- Я должна идти, - еле слышно виновато пробормотала Клаудиа, и Двенадцатый понял – если сию же секунду он не придумает для девчонки пусть глупой, но действенной отмазки, ей светят по его вине большие… да просто преогромные проблемы!

- Прости, девочка, но так надо, - ухмыльнувшись собственным мыслям, он неожиданно порывисто шагнул навстречу, притянул ее к себе и, обхватив одной рукой ее хрупкие плечи, закрыл рот поцелуем.

Впрочем, поцелуем это можно было назвать с большой натяжкой – он просто прижался плотно сжатыми губами к ее губам, заставляя девушку слегка прогнуться, отклоняясь назад. Краем уха он даже успел расслышать несколько многозначительных вздохов за их спинами. Пусть уж лучше Капитолий решит, что они любовники! Ну, кажется, картинка, что надо… лишь бы она не вздумала сейчас брыкаться и пинать его кулаками, лихорадочно соображал мозг, пока Клаудиа растерянно и испуганно дрожала в его железном объятии.

Но вот ее тонкая рука машинально обхватила ментора за шею, зарываясь в волосы на его затылке – и Хеймитч позволил себе ослабить хватку.

- Извини… импровизация – не мой конек, - нарочито медленно прерывая лже-поцелуй, еле слышно зашептал он в самые губы, все еще удерживая в объятии свою спутницу.

- А я уж решила, что все по-настоящему, - он не совсем расслышал, что это мелькнуло сейчас в ее ответном шепоте… неужели это было сожаление?

- Все верно, - чуть отстраняясь, едва заметно кивнул он, многозначительно усмехаясь, - я по-настоящему спасаю тебя, девочка…

Он сделал шаг назад, заметив, как его новоиспеченная «пассия» пошатнулась, пытаясь удержать равновесие. Очень натурально, молча хмыкнул ментор, натягивая довольную мину. После таких мелодраматических этюдов уже завтра все досужие сплетницы Капитолия будут судачить о том, что старый пропойца завел себе молоденькую любовницу! Что ж, решил про себя Хеймитч – если это поможет Клаудии избежать подозрений в шпионаже, он согласен вдобавок к репутации пьяницы потерпеть пару недель еще и сомнительную славу донжуана!

- Поспеши, дорогая, - слегка шлепнув изумленную девушку по мягкому месту, он не смог удержаться от озорной улыбки. – Увидимся позже, окей?

Клаудиа вспыхнула, зарделась и, подхватив свой букет, будто ошпаренная выскочила из ресторана, пулей пролетев мимо такого же изумленного сенаторского секретаря.

А теперь ему предстоял второй акт своего бенефиса…

- Какие люди… Сократ? – очень натурально округлив глаза, Двенадцатый вальяжно подошел к его столику и, без приглашения отодвинув стул, с размаху бухнулся на него. – Ты обедаешь в одиночестве или просто ожидаешь появления старика-сенатора?

Молодой человек прокашлялся, отводя внимательный минуту назад взгляд.

- Ожидаю… сенатор должен быть с минуты на минуту, - непривычным подавленным тоном нехотя выдавил он, избегая насмешливой менторской ухмылки: видимо, здорово его выбил из колеи показательный финт Двенадцатого с прилюдными нежностями!

- Ну, тогда я подожду его в твоем приятном обществе! – решил Хеймитч, призывно пощелкав пальцами проходящему мимо официанту. – Парень, двойной скотч, лед и содовую!

Он скосил глаза на Сократа – того аж перекосило от такой беспардонной наглости. Так тебе и надо, маленький капитолийский выскочка, довольно хмыкнул ментор – впредь будешь знать, как совать свой чересчур длинный нос в чужие дела!

Оставшееся до прихода Плутарха время мужчины провели в относительной тишине: всего один раз сенаторский секретарь подчеркнуто вежливо спросил ментора о самочувствии – как раз в тот момент, когда Хеймитч делал первый глоток из принесенного официантом стакана – на что последний вспыхнул глазами и лишь саркастически фыркнул: «Ха, а что мне сделается?» Судя по вытянувшемуся лицу Сократа, тот ожидал совсем другого ответа – но Двенадцатый отнюдь не собирался с ним секретничать. Не после того, что пару минут назад рассказала ему Клаудиа о милом и предупредительном на первый взгляд капитолийце.

Когда через полчаса ожидания Хеймитч уже начал нетерпеливо постукивать каблуками туфель по полу под столом, Плутарх Хавенсби изволил, наконец, появиться. Заметив рядом со своим секретарем целого и невредимого ментора Двенадцатого, он выразительно крякнул и удивленно поднял брови. Что, Хавенсби, криво усмехнулся в ответ Хеймитч – уже заказал заупокойную по старой менторской башке?

- Двенадцатый? – прозвучал с его стороны то ли вопрос, то ли приветствие.

- Сенатор, - кивнул он в ответ, открыто и язвительно насмехаясь над его неподдельным и искренним удивлением. – Не ожидали увидеть меня в полном здравии?

Сократ вскочил со своего места и любезно отодвинул стул для своего босса.

- Да нет, - присаживаясь, неожиданно-весело возразил ему Плутарх, - как раз наоборот – очень даже ожидал… только не так скоро! Сократ, дружочек, - снисходительно обратился он к помощнику, навытяжку замершему рядом, - распорядись-ка насчет лобстеров – что-то старика потянуло сегодня на морепродукты!

Хеймитч успел заметить, как ровно на мгновение болезненно скривилось холеное лицо сенаторского секретаря – и круглому дураку было понятно, что сенатор просто отсылал его куда подальше и что следующие слова Хавенсби явно не предназначались для его ушей! Но Сократ не решился возражать – только подобострастно склонил голову и неслышно исчез из виду.

- А теперь серьезно – как твои дела, Эбернети? – уже без улыбки переспросил Плутарх, когда они остались за столиком вдвоем. Ментор неопределенно повел плечами – похоже, что сенатор ожидал от него прямой и правдивой беседы. Что ж, хуже уже не будет, вздохнув, решил про себя Двенадцатый.

- Похоже, со своими выходками я угодил между молотом и наковальней, - невесело усмехнулся он своему высокопоставленному собеседнику. – Видать, старый ментор перешел кому-то дорогу! Но какой-то неизвестный доброжелатель не захотел, чтобы я умер просто так… причем, очень сильно не захотел – мне сказали, что после капли той гадости, которую я выпил, в принципе не выживают, - Хеймитч выразительно хмыкнул и развел руками, - а я, как видите, каким-то чудом остался жив!

- Что ж, значит, тебе остается вознести хвалу твоему таинственному ангелу-хранителю! – странно сверкнув глазами, подытожил сенатор, натягивая благожелательную улыбку. – И постараться впредь вести себя осмотрительнее – второй раз может уже и не повезти…

Если бы Хеймитч не был так занят сейчас своими мыслями, наверное, его смутил бы тон, которым были сказаны последние слова – но он лишь машинально кивнул, обдумывая свою будущую просьбу к сенатору.

- Вы ведь в курсе моего отстранения, - выдержав тактичную паузу, осторожно начал он. – Спонсорские счета Двенадцатого заморожены, и мне вряд ли удастся оплатить Арену…

- Они не просто заморожены, - тактично прервал его Плутарх, - они обнулены… даже если бы ты и смог заплатить, тебе попросту нечем.

- Даже так? – Двенадцатый горько покачал головой.

- Именно так, - подтвердил Хавенсби, мельком оглядев зал за его спиной. И, понизив голос, добавил: - И если ты собирался сейчас просить меня помочь тебе с оплатой – прости, Двенадцатый, но здесь я бессилен!

Хеймитч поморщился. Сенатору ничего не стоило внести некоторую сумму за базовые условия Арены, но по какой-то неведомой ментору причине в самый ответственный момент, когда Двенадцатый больше всего рассчитывал на его покровительство и поддержку, Плутарх Хавенсби вдруг пошел на попятную. Вот тебе и покровитель, усмехнулся сам себе ментор – как только почетный сенатор почуял, что дела Двенадцатого дистрикта запахли жареным, он тут же предпочел трусливо сигануть в кусты!

- Я действительно не смогу помочь тебе, - словно услышав его мысли, проникновенно тихо повторил Плутарх, выразительно заглядывая ему в глаза, - слишком высоки ставки…

А чего ты, собственно, ожидал, дружище, фыркнул ментор, отводя глаза. В Капитолии всем правят деньги… нет денег – не будет и никаких разговоров!

- Почему-то меня это не удивляет, – криво ухмыльнувшись, он презрительно покачал головой. – А знаете, сенатор, в какой-то момент мне, дураку, легкомысленно показалось, что вы отличаетесь от всех прочих шишек Капитолия… но теперь я вижу, что был о вас слишком хорошего мнения. Бросить девочку в самую трудную минуту… как это по-капитолийски! - Хеймитч нехотя поднялся со своего места и насмешливо сверху вниз посмотрел на своего собеседника. – Что ж, раз вы не хотите помочь мне… желаю счастливо оставаться!

Его собеседник уже открыл рот, чтобы возразить, но ментор даже не стал слушать его оправданий – лишь порывисто развернулся и стремительным шагом вышел из зала, едва не сбив в дверях спешащего с подносом Сократа. Его буквально распирало от досады и злости – он ожидал от этой встречи большего! Чего греха таить, Плутарх Хавенсби был его последней надеждой! Он не собирался просить многого – лишь скромный ужин на двоих и несколько часов солнца, чтобы его ребята смогли, в конце концов, толком согреться и обсохнуть! Но, видимо, даже такая мелочь показалась сенатору непозволительной роскошью…

Что ж, первый пункт его сегодняшнего плана потерпел сокрушительное фиаско. И, судя по словам Эффи этим утром, встреча с Рубакой тоже переносилась на неопределенный срок. Уже шагая по улице и машинально кивая на восторженные оклики попадавшихся навстречу поклонников Двенадцатого дистрикта, ментор только теперь в полной мере осознал последствия отсутствия Одиннадцатого: если распорядители свели на Арене Катона и Цепа, пообещав капитолийским зрителям «нечто зрелищное», то из этого следует, что в Играх вот-вот останется всего лишь четверо участников - то бишь победитель сегодняшнего поединка, Китнисс, Пит и рыжая чертовка из Пятого!

Споткнувшись на пустом месте, Хеймитч вздрогнул от неожиданности - черт подери, а ведь это означало, что завтра его ребята проснутся уже в финале!

***

Он долго бродил по городу. Рассматривал пестрящие повсюду огромные рекламные щиты, раздавал автографы, фотографировался со всеми желающими, выслушивал хвалебные и гневные речи фанатов и конкурентов, комментировал последние события на Арене паре подвернувшихся репортеров. Со стороны могло показаться, что Двенадцатый лишь праздно убивает время. Но он отнюдь не бездельничал – он слушал. Слушал микроприбор в своем левом ухе. За весь день наушник так ни разу и не сработал, а это могло означать только одно: Кит все еще оставалась без сознания. И это затянувшееся беспамятство всерьез беспокоило старого ментора.

В отель он вернулся уже в сумерках. Поднялся в свой номер, подошел к бару. Долго и внимательно разглядывал разнокалиберные бутылки, а потом, припомнив рыжеволосую безгласую, снял трубку для внутренней связи отеля и настойчиво попросил администратора заменить все содержимое, сославшись на очередной менторский каприз. От греха подальше, сказал себе Двенадцатый. Уже через несколько минут дверь номера неслышно распахнулась, и незнакомый ему безгласый вкатил точь-в-точь такой же минибар, как тот, что стоял все это время возле его любимого кресла в гостиной. Совершенно бесшумно заменив один столик на другой, немой безликий портье так же неслышно покинул люкс. Что ж, даже молния не бьет в одно место дважды, решил ментор, а потому маловероятно, чтобы его несостоявшийся убийца решился в ближайшее время повторить свою неудачную попытку устранения нерадивого конкурента.

Он скинул стильный синий пиджак, достал из кармана брюк коммуникатор Порции и положил на столик, рядом с внушительной менторской папкой. Коротко глянул на экран: ни одного пропущенного звонка – видимо, впервые за последние дни его капитолийские друзья поверили в обещанное им благоразумие. Встряхнув пиджак, он услышал звук глухого удара и заметил выпавшую на белоснежный ковер фляжку. Дьявол их всех раздери, он совершенно упустил из виду утренние наставления Цинны насчет ее содержимого! Отвинтив пробку заветной посудины, ментор плеснул в стоящий на столике стакан несколько бульков розовой жидкости и медленно, осторожными глотками, выпил ее. Ничего подозрительного – не потемнело в глазах, не перекрыло дыхания… Хеймитч криво усмехнулся своему отражению в зеркале гардеробной напротив – видимо, это действительно было лекарство!

Достав из папки транслятор, он включил панель и набрал код доступа, как показывала ему Клаудиа, запустив режим автопоиска. Поправил микронаушник – он настолько свыкся с посторонним предметом в своем ухе, что порой напрочь забывал о нем. Потом, подумав пару минут, переоделся в мягкие домашние брюки и пуловер. Грядущий вечер не обещал никаких официальных планов, а повидаться с Цинной, если, конечно, это взбредет ему в голову, ментор мог и в таком виде.

И в этот самый момент зазвонил аппарат внутренней связи. Удивленно вскинув брови, Хеймитч поднял трубку.

- Двенадцатый слушает, - буркнул он невидимому собеседнику.

- Мистер Эбернети, тут к вам гость, - услышал он на другом конце предупредительно-вежливый голос администратора с ресепшена.

Ментор дрогнул и недоуменно сдвинул брови. Официальное обращение означало, что гостем будет официальное лицо. Но не из Капитолия: официальные лица столицы никогда не наносили визитов лично – обычно они назначали время и место аудиенции, и не приведи господь было к этому времени опоздать!

- Пусть поднимается, - ответил ментор. Уже положив трубку на рычаг, вдруг подумал – какого черта он не уточнил имени своего неожиданного посетителя? Неужели испугался, что через пару минут, открыв дверь, увидит за ней змеиные глаза Кориолана Сноу?

Когда в номер коротко и тактично постучали, Хеймитч Эбернети уже приготовился к самому худшему. Но его опасения оказались напрасными: широко распахнув дверь, он замер в полнейшем изумлении – перед ним стоял мэр Двенадцатого дистрикта!

Собственной официальной персоной.

- Шон…? Ох, извините – господин мэр… мать твою, что ты здесь делаешь?!

Удивление его было совершенно искренним и неподдельным – за последний десяток лет Шон Андерси ни разу не бывал в столице, тем более во время Голодных Игр, хотя его неоднократно приглашали представлять свой дистрикт на всяческих пышных мероприятиях. Но поскольку приглашения эти постоянно отклонялись, Хеймитч как ментор Двенадцатого вынужден был то и дело озвучивать особенно любопытным или недовольным достаточно вескую причину отказов – жена мэра уже многие годы была прикована к постели страшными мигренями. И мэр, в свою очередь, ни на минуту не хотел оставлять супругу в одиночестве, а везти ее с собой в столицу не представлял возможным. Такое самопожертвование, конечно, казалось местным сплетникам, по меньшей мере, странным и излишним, но в то же время выглядело вполне уважительным поводом, чтобы лишать себя удовольствия присутствовать в Капитолии во время проведения Игр.

Так считали в столице – но ментор был одним из тех, кто доподлинно знал: Мэри-Энн Андерси, урожденная Мэри-Энн Доннер, скорее согласилась бы отправиться прямиком в ад на всю оставшуюся жизнь, чем провести в Капитолии хоть один единственный день!

- Это действительно ты, Шон? – недоверчиво переспросил он.

- Как видишь, Митч, - приветственно улыбнулся ему неожиданный посетитель. – Могу я войти?

- Да… да, конечно, - поспешно сделав шаг в сторону, Хеймитч приглашающе кивнул. – Сказать, что я удивлен – это не сказать ничего… какими судьбами в столице?

- Общественное поручение, - коротко пожав протянутую в приветствии руку, уронил мэр, проходя внутрь номера.

- Настолько общественное, что ты лично приехал в ненавистный Капитолий? – криво усмехаясь, негромко уточнил ментор, плотно прикрывая за ним входную дверь. – Выпьешь чего-нибудь?

Мужчина проследил за его выразительным жестом и удивленно хмыкнул.

- Я смотрю, тебя здесь балуют! – подойдя к минибару, он взял в руки одну бутылку, затем другую, третью. – «Рэд Лэйбл», «Хеннеси», «Абсолют»… шикуешь, парень!

Хеймитч презрительно фыркнул. Знал бы его гость, что еще вчера одна из таких бутылей едва не стоила его собеседнику жизни…

- Пользуюсь своим менторским статусом по полной программе… чтобы было, о чем потом вспоминать следующий год, давясь адским пойлом старухи Риппер! – саркастически парировал он, доставая стаканы со льдом и плеснув в каждый из них по паре глотков виски.

- Все так же шутишь? – невесело усмехнулся мэр, нехотя принимая из его рук выпивку. Хеймитч примирительно кивнул, залпом опрокидывая свою порцию. Да, он обещал Цинне не пить, но у него внезапно возникла совершенно невероятная причина пропустить пару стаканчиков – Шон Андерси, мэр Двенадцатого дистрикта, его давний-давний почти что друг, человек-пример, человек-закон, человек-порядок, который никогда и ни при каких обстоятельствах не нарушал чужих правил, теперь наплевал на свое собственное и впервые за долгие-долгие годы приехал в Капитолий!

И не просто в Капитолий – он приехал к своим трибутам.

В последнем Хеймитч был почему-то абсолютно и совершенно уверен.

- Слышал, у тебя очередные неприятности, - оглядев номер, осторожно начал Андерси. Ментор криво усмехнулся и вскинул брови. Интересно, что конкретно имелось в виду? – Снова насолил распорядителям?

- С чего это ты взял? – справившись с удивлением, язвительно спросил он.

- Сорока на хвосте принесла, - уклончиво усмехнулся мужчина.

- Скорее, сойка-пересмешница! – скривился Двенадцатый, на что мэр неопределенно повел плечами, продолжая внимательно осматриваться вокруг.

- Может и так… но, смотрю, ты в порядке – или я не прав?

Ментор поймал его выразительный взгляд и в недоумении нахмурился. Этот человек говорил загадками, а с ребусами у Двенадцатого всегда были проблемы – он больше любил сам загадывать их, чем пытаться найти ответ.

- Ну, можно сказать, я в относительном порядке… так что ты там говорил про свое поручение? – бухнувшись в кресло, поинтересовался он у своего гостя.

Мужчина присел на диван напротив и, помолчав минуту, полез во внутренний карман строгого официального пиджака. Двенадцатый с нарастающим удивлением наблюдал за его манипуляциями: вот он достал из кармана какой-то странный белый конверт и, положив его на стеклянный столик, уверенным движением пододвинул ментору:

- Держи, это тебе. Так сказать, привет из дома.

- Что в нем? – даже не прикоснувшись к конверту, подозрительно спросил тот.

- Деньги, - коротко ответил мэр, выразительно взглянув ему в глаза.

- Какие еще деньги? – непонимающе усмехнулся ментор, покачав головой.

- Деньги, которые собрали для наших ребят в Котле.

Хеймитч попытался вдохнуть – и почувствовал, как сердце отчаянно замерло, а потом вдруг застучало в ускоренном ритме.

- Повтори, что ты сейчас сказал, - все еще не веря собственным ушам, прошептал на выдохе он.

- Ты прекрасно слышал – здесь деньги, которые собрала для Китнисс и Пита Сальная Сэй. Она каким-то непостижимым образом уговорила мою жену, та уговорила меня – и мне пришлось приехать… сам понимаешь, всем остальным путь в столицу заказан, - мужчина повертел в руках стакан и поморщился. – По меркам Двенадцатого дистрикта там довольно приличная сумма… хотя в Капитолии ведь совершенно другие мерки, верно?

Одним поспешным жестом подхватив и распечатав пузатый конверт, Хеймитч быстро просмотрел купюры. Да, цифра выходила далеко не астрономическая… но если учесть, что на данный момент на обнуленных счетах Двенадцатого дистрикта не оставалось вообще ни единого цента, эти деньги были для его ребят просто спасением!

- Надеюсь, я не опоздал, и они тебе пригодятся, - решительно выдохнул его собеседник и одним глотком выпил, наконец, содержимое своего стакана.

- Ты должен оформить их как официальный благотворительный взнос от Двенадцатого дистрикта, - сбивчиво заговорил ментор, не выпуская из рук спасительный подарок из дома. – Только в этом случае никто не сможет запретить мне воспользоваться ими.

- Хорошо, как скажешь, - понимающе кивнул мужчина и протянул Хеймитчу стакан. – Может, добавишь?

- Без проблем! – положив конверт обратно на столик, ментор воодушевленно поднялся со своего места и, подхватив оба стакана, направился к бару. Уже отвинтив пробку с початой бутылки, он запоздало вспомнил: – Кстати, как там дела у Мэри, у Мадж? Не представляю, как только твои девочки отпустили тебя сюда!

- Они и не отпустили – они меня просто выгнали! – неожиданно рассмеялся Андерси. – Мэри-Энн бодрствовала всю ночь накануне моего отъезда, боялась, что я просплю утренний столичный экспресс. Представь себе, она даже ни разу не пожаловалась мне на свои боли… возможно, ей на самом деле было легче? - дрогнув, он изменился в лице и уже без улыбки добавил: - А дочь даже провожала до вагона – хотела лично убедиться, что я не выпрыгну из поезда на полном ходу!

Тихо посмеиваясь, ментор плеснул в стаканы еще по порции виски, добавил содовой и льда и вернулся к дивану.

- Весь Двенадцатый болеет за них, Митч, - принимая свой стакан из его рук, мужчина вдруг взволнованно посмотрел в глаза ментору. – Я давно уже не видел в своем дистрикте такой удивительной сплоченности и такого единства! Не только Котел – деньги для этого конверта собирали многие… Шлак, город, мэрия. Даже Дарий поучаствовал… и он лично просил передать, что если ты вздумаешь вернуться домой без Китнисс, то лучше вообще не возвращайся!

Ментор рассеянно слушал слова мэра и лишь недоуменно качал головой. Она даже не представляет, какое впечатление производит на людей, снова всплыла в его памяти фраза, оброненная как-то однажды Питом. Когда и как случилось, что эта колючая, нелюдимая, но удивительно стойкая девчонка стала для своего родного нищего дистрикта смыслом, целью, центром вселенной? Не тогда ли, когда вышла на Жатве вместо сестры? Или тогда, когда, не задумываясь о трудностях или последствиях, спасала своего умирающего напарника? Или, быть может, тогда, когда со своим упрямым и непокорным характером начала представлять серьезную опасность для Капитолия? Хеймитч дрогнул – а когда она умудрилась стать для него самого сродни собственному ребенку? Он не знал... он предпочел бы вообще не думать об этом в ближайшее время. Ему до зарезу нужна была светлая голова и твердый разум… но стоило только ментору представить ее и Пита там, на Арене, в холодной и сырой пещере, под проливным дождем, раненых и обессиленных, без лекарств, без нормальной еды, как вся его хваленая твердость разума превращалась в противный липкий пластилин. Шон Андерси был не просто прав – он был прав на все триста процентов: привезенные им деньги вполне смогли бы качнуть чашу весов от смерти к жизни!

- Ты ведь поможешь им? – прерывая размышления ментора, подал голос его гость. – На что можно потратить такую сумму? Оружие? Лекарства? Одежда?

- Прежде всего, на хороший капитолийский ужин, - озвучил Хеймитч свое внезапно пришедшее в голову решение. – Если ребят не накормить как можно быстрее и как можно сытнее, завтра они вообще не смогут подняться на ноги!

- Тогда чего же мы ждем? – встрепенулся мужчина, порывисто отставляя пустой стакан и вставая с дивана.

- Не так быстро, Шон, - предупреждающе остановил его Хеймитч. – Новые правила – мы сможем сделать это в лучшем случае утром, после десяти часов. Так что я настоятельно рекомендую тебе забронировать номер на эту ночь… хотя, если господин мэр не собирается задерживаться в Капитолии дольше завтрашнего утра и его не смущает общество старого пьяницы, то он может остаться здесь, в моем люксе!

- Господина мэра не смущает твое общество даже дома, где нас обоих знает каждая собака, – снисходительно усмехнулся ему в ответ Андерси, - так почему я должен смущаться его здесь?

Ментор не стал возражать своему собеседнику, а лишь выразительно хмыкнул - редкая лояльность Шона Андерси была своего рода его визитной карточкой!

- Что ж, значит, располагайся, - он обвел гостиную широким приглашающим жестом. – Не могу обещать развлекательной программы, но на правах бывшего победителя гарантирую как минимум горячую воду в душе, капитолийский коньяк за ужином, оперативные новости с Арены и собственную официальную физиономию!

Его собеседник подошел к высокому окну и замер, молча завороженно разглядывая открывающийся перед ним вид Капитолия, а потом негромко уронил:

- Мы оба официальные лица, Митч: ты ментор Двенадцатого дистрикта, я – его мэр… неужели у нас не найдется общих тем для долгого ночного разговора? – мужчина обернулся и, бросив короткий взгляд на конверт, неожиданно добавил: - И вот еще что – за твоими земляками числится небольшой должок тебе лично… по-моему, настало самое время его вернуть. Ты достаточно помогал нам – теперь наша очередь помочь тебе.

Хеймитч недовольно вскинул брови и поморщился.

- Ты говоришь глупости, Шон, - отрезал он, скривившись под внимательным взглядом своего гостя. – За конверт, конечно, спасибо, он оказался очень кстати… а в остальном, по-моему, мы с тобой уже решили этот вопрос еще много лет назад, и я больше не собираюсь это обсуждать. Ни сейчас, ни когда-либо потом.

Ему не хотелось продолжать эту тему – он отлично понял, о каких долгах зашла речь.

Несмотря на общие воспоминания и годы знакомства, дома, в Двенадцатом, общение старого пьяницы и господина мэра ограничивалось лишь ежемесячным обязательным посещением мэрии и подписанием очередной квитанции о получении денежного перевода из столицы. Очередной доли его призового фонда – сущая мелочь в Капитолии, для провинции это была достаточно приличная сумма. Хеймитч люто ненавидел эти деньги – жестокую цену его победы... цену жизни его матери, его брата и его Элизы. Он искренне считал свою немалую пожизненную пенсию очередным изощренным способом унизить и тем самым еще больше наказать непокорного Двенадцатого, лишний раз подчеркивая перед голодными земляками его сомнительную исключительность. А потому первые годы своего менторства он упорно игнорировал эти банковские бумажки. Когда же вместо привычного курьера и бланков в дистрикте появился однажды холеный официальный представитель Центрального банка, ментор счел за лучшее перестать сопротивляться и принять-таки подачку Капитолия – лишь бы никогда больше не видеть взглядов, которыми провожала в тот день его и его столичного гостя большая часть дистрикта.

Тогда же он и придумал лучший способ распорядиться этими деньгами: по получение очередного перевода он оставлял половину себе, а вторую отдавал в фонд муниципалитета – не бог весть какая сумма, но даже она никогда не бывала лишней в тощем бюджете вечно голодного чумазого дистрикта. Его не интересовало, куда и как расходовались эти деньги – он принципиально не хотел знать, кому на этот раз облегчил жизнь его призовой фонд! – но единственным встречным условием было молчание мэра, полное и абсолютное. К тому же, Хеймитч безоговорочно доверял кристально честному Шону Андерси. Поначалу тот еще пытался отнекиваться и отказываться от такой благотворительности, на что ментор лишь выразительно бранился, грозя последнему всеми известными ему чертями. Меньше пропью, настойчиво твердил он, практически силком впихивая в руки мэру новенькие хрустящие банкноты. Со временем Андерси, наконец, понял, что спорить с ним бесполезно, и с тех пор уже без препираний принимал его ежемесячные добровольные пожертвования.

И никто во всем дистрикте даже не подозревал, что и ремонт старой школы, и скромное пособие многим женщинам из Шлака, чьи мужья погибли или были покалечены в шахтах, и посильная помощь детям в муниципальном приюте – за всем этим стояла отнюдь не мэрия Двенадцатого дистрикта.

За всем этим стоял капитолийский счет одиночки и пьяницы из Деревни Победителей.

- Ты говоришь глупости, Шон, – глухо повторил ментор, выразительно подняв брови. – Забудь о долгах – это я буду должен своему дистрикту до гробовой доски! И если уж на то пошло… во сколько ты оценишь полсотни детей, а?

Его собеседник уже открыл рот, чтобы возразить – но потом передумал и промолчал.

- Вот именно, - хмуро подтвердил его молчание Хеймитч. – Так что давай не будем об этом – не то еще подеремся…

Очередной осторожный стук в дверь заставил ментора умолкнуть.

- Ожидаешь посетителей? – поинтересовался Андерси, настороженно кивнув на вход. Ментор неопределенно повел плечами – он уже ни в чем не был уверен.

Он даже не уточнил, кто за дверью – лишь стремительно подошел и распахнул ее.

- Цинна? – удивленно сдвинув брови, он шагнул в сторону, пропуская Мастера внутрь. – Что еще за сантименты? Когда это ты в последний раз стучался в мой номер?

- Мне сообщили, что у тебя официальный гость, - осторожно начал молодой человек, проходя внутрь. Заметил незнакомца – и подчеркнуто вежливо поинтересовался: – Надеюсь, я не помешал?

- Ты не помешал, – беззлобно усмехнулся Хеймитч, закрывая за ним дверь. – А что с лицом – примчался меня спасать?

Цинна строго сверкнул глазами в его сторону и очаровательно улыбнулся замершему у окна мэру.

- Манеры и Двенадцатый – понятия несовместимые… мне до утра придется ожидать, пока он сообразит представить нас друг другу, - подойдя ближе, Мастер благожелательно протянул руку. – Цинна, стилист Китнисс Эвердин. Заскочил на огонек.

- Шон Андерси, мэр Двенадцатого дистрикта, - принимая его крепкое рукопожатие, едва заметно улыбнулся в ответ мужчина. – Выполняю общественное поручение.

- Он привез нам деньги, - взволнованно пояснил ментор, кивнув на лежащий на столике конверт, – так что мы снова в игре, друг мой!

Молодой человек изменился в лице от такой неожиданной новости.

- Даже не представляете, как вы вовремя! - облегченно выдохнул он, с благодарностью склонив голову.

- Вот и я о том же! – повернувшись к Мастеру, оживленно подтвердил Двенадцатый. – Прости, что я нарушаю тут твои запреты, но за это действительно стоит выпить – или ты так не считаешь?

- Что ж, друг мой, это достаточно веский довод, и я вынужден с ним согласиться, - снисходительно улыбнулся молодой человек и, усаживаясь на диван, приглашающим жестом предложил гостю ментора присоединиться к нему. Мэр не стал упираться – он с готовностью присел напротив Цинны и теперь тайком с интересом рассматривал зеленоглазого стилиста.

Хеймитч поставил на стойку три стакана, насыпал в каждый по несколько кубиков льда и уже приготовился наливать, как вдруг…

- Китнисс… Китнисс, ты меня слышишь?

Он аж подскочил от неожиданности, расслышав в левом ухе знакомый взволнованный голос Пита. Какая, к чертям, выпивка? Едва не выронив из рук бутылку, ментор порывисто поставил ее обратно, шагнул к журнальному столику и схватил с него планшет Клаудии – на матовом полупрозрачном экране появился мигающий сигнал ожидания автозаписи. Заметив метания Двенадцатого, мужчины на диване притихли и лишь коротко переглянулись – мэр недоуменно сдвинул брови, а Цинна вдруг изменился в лице.

- Что? – с надеждой выдохнул он.

- Новости с Арены! Как… как перевести трансляцию с этой штуковины на большой экран? – сбивчиво зашептал Хеймитч и требовательно тряхнул планшетом.

Мастер понял все без лишних слов: решительно поднявшись с дивана, он забрал из его дрогнувших рук видеотранслятор и принялся на ходу набирать на сенсорной панели какие-то коды, коротко кивнув Двенадцатому в сторону телевизора на стене. Старым проверенным способом – быстрым двойным хлопком – ментор включил его и вытащил из уха бесполезный теперь наушник – стараниями Цинны звуковое сопровождение Арены слышали сейчас все присутствующие в номере.

- Я оставлю включенным режим записи – на случай, если наши дамы не смогут увидеть последних новостей, - продолжая колдовать над планшетом, обронил через плечо молодой человек, машинально присаживаясь на подлокотник любимого менторского кресла. – Так, кажется, готово… поехали!

Он нажал на какой-то значок, и экран телевизора загорелся рекламной заставкой Игр, а буквально через минуту на нем появилась знакомая картина - мрачная полутемная пещера и двое измученных трибутов в потрепанной униформе: Пит сидел на земляном полу пещеры, прислонившись спиной к холодной влажной стене, и осторожно гладил перевязанную голову Китнисс - она по самый подбородок была укутана в спальный мешок. Где-то за пределами их спасительного убежища по-прежнему лил дождь и гремел гром – сказывалось вынужденное безденежье Двенадцатого и обещанная помощь сенатора Хавенсби. Видимо, капитолийским телевизионщикам пришлось приложить немало усилий, чтобы сделать съемку из пещеры более-менее смотрибельной – несмотря на ужасное освещение, и окружение, и сами ребята были довольно хорошо различимы. Мужчины молча и многозначительно переглянулись: все трое заметили и осунувшееся исхудавшее лицо Пита, и смертельную бледность Кит на фоне темного спальника.

- Китнисс, - снова негромко позвал на экране Пит, осторожно коснувшись ее головы на своих коленях. – Китнисс!

Девушка сдавленно застонала ему в ответ, и Хеймитч шагнул назад и почти что рухнул в стоящее позади него кресло, не сводя с телевизора взволнованных глаз – Китнисс с трудом разлепила веки и растерянно уставилась на нависшее над ней лицо своего напарника.

- Пит, - то ли испуганно, то ли обрадовано прошептала она.

- Привет, - еле слышно выдохнул парень. - Рад снова видеть твои глаза.

- А мы-то как рады, Мелларк! – облегченно буркнул себе под нос Двенадцатый, тайком скрестив пальцы – только бы не накаркать! Краем глаза он заметил, как Цинна рефлекторно отложил планшет в сторону и, не сводя с Китнисс настороженного и внимательного взгляда, сполз с подлокотника в кресло, сцепил руки в замок и судорожно зажал их коленями.

- Я долго была без сознания? – севшим голосом еле слышно спросила она.

- Точно не знаю, - неуверенно пожал плечами Пит. - Я проснулся вчера вечером, а ты лежишь рядом в жуткой луже крови… сейчас кровотечение, кажется, прекратилось, но я бы на твоем месте не пытался пока вставать.

Девушка осторожно приподняла голову – и тут же жалобно поморщилась.

- Что-то меня мутит, - выдохнула она в ответ на обеспокоенный взгляд напарника. Пит поднес к ее губам бутыль, и Китнисс сделала несколько жадных глотков.

- Ты идешь на поправку, - кашлянув, вдруг заметила она.

- Еще как, - мягко улыбнувшись, кивнул Мелларк, и ментор уже в который раз молча поблагодарил небеса. – Штука, которую ты мне вколола, знает свое дело: уже вторые сутки я не чувствую боли, а сегодня к утру и опухоль почти прошла.

- Ты ел? – отчаянно борясь со слабостью, тихо спросила Китнисс.

- Мг, слопал три куска грусятины, - парень виновато опустил голову. – Потом только сообразил, что надо экономить. Не волнуйся, теперь я на диете.

- Все в порядке. Тебе надо есть. Я скоро пойду охотиться.

Ментор расслышал в слабом голосе Кит знакомые решительные нотки и усмехнулся – никто теперь не усомнится в ее отношении к этому светловолосому мальчишке! Я знаю, что он значит для нее, сказала как-то ментору одна маленькая мудрая девочка. Что ж, удивленно подумал Хеймитч, по всему выходило, что Примроуз Эвердин снова оказалась права – даже в этом своем голодном полуобморочном состоянии ее сестра беспокоилась о Пите Мелларке больше, чем о себе самой! Неужели снова притворство, мысленно спросил себя ментор. И тут же ответил – вряд ли: эта колючая девчонка никогда не была особенно хорошей актрисой – еще в Капитолии он лично убедился, что Китнисс Эвердин совершенно не умела играть на публику и притворяться. Тем более в такой ситуации.

Выходит, она все-таки что-то чувствовала к нему, удивленно мелькнуло в голове.

- Только не слишком скоро, ладно? – прерывая его размышления, проворчал на экране Пит, снисходительно качая головой. – Теперь моя очередь заботиться о тебе.

Стараясь не потревожить голову девушки на своих коленях, он потянулся к рюкзаку и достал из него остатки их скудного пропитания – несколько кусочков грусятины и изюм. Кит заметила его движение и неловко дернула подбородком, упрямо отказываясь от еды.

- Никаких «я сама»! – шутливо передразнил Пит. Он расстегнул спальник и помог ей чуть приподняться на локтях, чтобы она могла опереться на стену рядом. Потом пододвинул поближе мясо и бутыль с водой, протянул изюм на раскрытой ладони и скомандовал: – Давай, ешь-ка по-хорошему – я, знаешь ли, тоже умею быть строгим!

Под его наигранно строгим взглядом Китнисс вздохнула и нехотя откусила кусочек грусенка. Медленно жуя, повернулась к напарнику и вопросительно подняла левую бровь.

- Маловато для первого за три дня приема пищи, - категорично отрезал Пит. Ментор усмехнулся – даже милый и добродушный сын пекаря понял, что нежности и уговоры здесь были бы бесполезны! Его метод кормления оказался вполне успешным – девушка послушно прожевала надкушенный кусок, взяла с ладони Пита несколько ягод изюма и даже сделала пару больших глотков воды.

- Вот так бы сразу, - похвалил ее парень, и лицо его осветила мягкая полуулыбка. Пока Китнисс доедала остатки своего скудного ужина, он пересел ближе к ее ногам и принялся снова растирать холодные ступни девушки, после чего укутал их своей курткой и снова наглухо застегнул спальный мешок. Китнисс что-то проворчала себе под нос, но он лишь сделал короткий упреждающий жест.

- Твои ботинки и носки еще сырые, - одернул парень ее слабые попытки возразить ему. - При такой погоде они еще не скоро высохнут – так что потерпи пока мою заботу!

Даже в полумраке пещеры было заметно, что Китнисс выразительно глянула на своего напарника, но лишь растерянно промолчала в ответ. Хеймитч прекрасно понимал причину ее растерянности – слишком уж непривычными были для нее слова и внимание Пита.

Ментор знал – уже очень давно никто не заботился об этой независимой, но ранимой девушке.

- Интересно, зачем они это устроили? – прислушавшись к звукам грома, сотрясавшим стремительно темнеющее снаружи небо, неожиданно поинтересовался Пит, кивая в сторону выхода. - Гроза, дождь… для чего это все?

Эх, парень, виновато поморщился Хеймитч, знал бы ты, что вся эта сырость и слякоть – всего лишь прокол старого ментора да расплата за твое чудесное возвращение к жизни…

- Скорее, не для чего, а для кого – для Катона и Цепа, - уверенно озвучила Китнисс свою собственную версию непогоды. – У Лисы наверняка есть, где спрятаться. А Мирта... она собиралась меня мучить, но тут..., - она запнулась и нервно сглотнула.

- Я знаю, что Мирта погибла – видел ее вчера в небе, - негромко отозвался Пит, мягко и ободрительно беря ее за руку. Совсем как тогда, в Капитолии. – Это ты ее убила?

- Нет, - пытаясь сдержаться, еле слышно всхлипнула девушка, отчаянно вцепившись в него. - Цеп проломил ей голову камнем.

- Хорошо, что ты ему не попалась, - выдохнул Мелларк и, с облегчением прикрывая глаза, только сильнее сжал в ладони тонкие холодные пальцы своей напарницы.

Хеймитч вспомнил Пир и почувствовал напряженную пустоту внутри. Ему вдруг стало страшно – что бы он сейчас делал, обернись все иначе?

Что бы делал - опустошал бы очередную бутылку, презрительно поморщился он.

- Я и попалась, - тихо шепнула на экране Китнисс, а потом еще тише добавила: - Но он меня отпустил.

Девушка судорожно всхлипнула, закрыла руками внезапно посеревшее лицо – и тут ее словно прорвало. Срывающимся от боли голосом она начала сбивчиво пересказывать Питу все, что произошло с ней за последние дни, все, что до сих пор держала внутри. То, без чего невозможно было понять все случившееся на пире: взрыв лагеря профи, смерть маленькой черноглазой Руты, свое первое сознательное убийство и темный, усыпанный зернами хлеб из Одиннадцатого дистрикта.

- Бедная девочка, - шепнул откуда-то из-за спины сочувственный голос Шона Андерси.

Ментор растерянно обернулся – он и забыл, что все это время был в номере не один! Где-то внутри пребольно резануло: в темных глазах мэра Двенадцатого дистрикта стояли скупые колючие слезы. Так, наверное, плачут отцы о своих дочерях… Цинна в кресле рядом сдержанно шмыгнул носом, и Хеймитч поспешил отвернуться, почувствовав, как у него самого противно защипало в глазах. Сердито скрипнул зубами – не хватало только, чтобы старый пьяница разревелся тут перед своими друзьями, как последний сопляк! Он перевел глаза на Пита на экране. Парень очень внимательно молча слушал надрывную исповедь Кит, сосредоточенно сдвинув светлые брови и ни единым словом не выдавая своего волнения.

Лишь в небесно-голубых глазах переплетались и смешивались ужас, нежность и боль.

- Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу? - удивленно переспросил он, когда, выговорившись, девушка, наконец, подавленно умолкла.

- Да… ты, возможно, не поймешь, - Китнисс как-то странно взглянула на него и тотчас отвела глаза. – У тебя всегда было всего вдоволь. Если бы ты жил в Шлаке, мне не пришлось бы тебе объяснять.

- Даже не пытайся, чего уж там! – невесело рассмеялся Пит. – Куда уж мне понять со своим умишком!

Девушка вызывающе дернула острым подбородком.

- Ты не понимаешь, - повторила она, избегая его взгляда и упрямо разглядывая стену напротив. - Это как с тем хлебом… наверно, я всегда буду тебе должна.

- Хлебом? Каким хлебом? Ты что, про тот случай из детства? – Пит горько усмехнулся и повел плечами. – Думаю, теперь-то уж о нем можно забыть... после того, как ты воскресила меня из мертвых.

- Ты ведь и не знал-то меня, мы ни разу даже не разговаривали, - девушка внезапно умолкла, словно сказала что-то лишнее. Хеймитч затаил дыхание – его не покидало стойкое ощущение, что Китнисс даже в таком ужасном и разбитом состоянии контролировала каждое слово, словно боялась озвучить для подглядывающего и подслушивающего Капитолия свои истинные мысли и чувства.

Пит перевел на нее внимательный сосредоточенный взгляд, и она тотчас добавила уже совсем другим, изменившимся до неузнаваемости спокойным голосом:

- И вообще, первый долг всегда самый трудный. Я бы ничего не смогла сделать, меня бы вообще не было, если бы ты мне тогда не помог… и с чего вдруг?

- Сама знаешь с чего, - просто ответил он и, заметив ее недоверчивый кивок, невесело усмехнулся собственным мыслям.

- Что?

- Хеймитч предупреждал меня, что тебя непросто убедить, - в дрогнувшем голосе Пита отчетливо промелькнула растерянность и сожаление.

- Ну да, предупреждал – и что теперь? – не сдержавшись, сердито прорычал ментор, обращаясь к картинке на стене. – Давай же, Мелларк, скажи ей, черт тебя подери… пусть она узнает, в конце-то концов!

Цинна коротко глянул на мэра Андерси и выразительно поднял брови, извиняясь за чересчур резкие выпады и реплики своего друга, на что последний примирительно кивнул – он и сам уже не первый год знал вспыльчивый характер Хеймитча Эбернети!

- Хеймитч? – в голосе Китнисс мелькнуло искреннее удивление. – А он тут причем?

Ни при чем, солнышко, сдерживая свой длинный язык, молча крякнул про себя ментор – так, мимо проходил да насоветовал парню кучу всякой глупости на его светлую голову!

- Ни при чем, - уклончиво повторил на экране Пит и, отгоняя свои мысли, попытался пошутить: – Так значит, Катон и Цеп, да? Наверное, будет нескромно надеяться, что эти двое одновременно прикончат друг друга?

Шутка получилась невеселой – девушка дрогнула и зажмурилась.

- Мне кажется, Цеп славный парень, - еле слышно выдохнула она в холодный вечерний воздух маленькое облачко пара. – В Двенадцатом дистрикте он мог бы быть нашим другом…

- Если так, - мрачно перебил ее Пит, - то пусть его лучше убьет Катон.

Китнисс вскинула на напарника прозрачно-серые глаза – в их глубине, на самом-самом донышке, Хеймитч успел разглядеть глухую тоску и нестерпимую усталость и боль.

И Пит тоже это заметил.

- Что с тобой? Очень больно? - с тревогой спросил он, осторожно касаясь пальцами ее забинтованного лба. Девушка высвободила из спальника руку и перехватила его широкую ладонь.

- Я хочу домой, Пит, - жалостливо, будто ребенок, зашептала она, отчаянно моргая и пытаясь скрыть душившие ее слезы.

- Ты обязательно поедешь домой, - Пит наклонился и коснулся губ Китнисс легким, как перышко, поцелуем. Когда он снова заговорил, голос его звучал очень убедительно. – Я тебе обещаю – ты непременно поедешь домой!

- Но я хочу прямо сейчас, - заглядывая ему в глаза, еле слышно выдохнула она в самые губы.

- Знаешь что, - он нехотя отстранился, мягко погладил ее щеку и, чуть улыбнувшись, убаюкивающе заговорил. – Вот сейчас ты уснешь, и тебе приснится твой дом... а потом ты даже оглянуться не успеешь, как будешь там на самом деле. Идет?

Кит посмотрела на напарника долгим задумчивым взглядом, и в ее стальных глазах на секунду мелькнуло отражение других, небесно-голубых глаз.

И Хеймитч поймал себя на мысли, что многое бы отдал, лишь бы узнать, о чем таком потаенном подумала его девочка в это самое мгновение.

- Хорошо, - после минуты раздумий шепнула, наконец, она. И совершенно серьезно добавила: - И разбуди меня, если надо будет покараулить.

- Не беспокойся, я хорошо отдохнул и здоров благодаря тебе и Хеймитчу, - усмехнулся ее словам Мелларк, продолжая гладить темноволосую голову своей напарницы. Китнисс еще успела проворчать ему в ответ что-то невразумительное, но уже спустя минуту ее сморил глубокий спасительный сон.

Очень нежно Пит убрал с ее осунувшегося измученного лица прилипшие пряди волос и, поднимая к расщелине задумчивый взгляд, обреченно выдохнул:

- Отдыхай, солнышко… кто знает, сколько ещё это продлится?

Глава 33

Мужчины и не заметили, когда небо за окнами начало окрашиваться в иссиня-черные тона – настолько они увлеклись разговором.

Впрочем, тема для беседы появилась далеко не сразу: после новостей с Арены в номере Двенадцатого какое-то время висела напряженная тишина. Каждый думал о своём: Шон Андерси вспоминал оставшихся дома жену и дочь и со смешанным чувством облегчения и стыда молча благодарил небеса за то, что на месте Китнисс Эвердин не оказалась его Мадж; Мастер сосредоточенно покусывал костяшки сложенных в замок пальцев и размышлял о высоких материях и вселенской несправедливости. А Хеймитч Эбернети лишь задумчиво смотрел на погасший экран и теребил в руках пухлый белый конверт.

Первым очнулся от затянувшегося молчания Цинна. Воспитание и манеры взяли верх над неловкостью: взгляд за взгляд, слово за слово – тщательно обдумывая каждую реплику, молодой человек осторожно заговорил с гостем ментора о каких-то совершенно отвлеченных вещах. Рассказал ему о своем Модном Доме, пошутил о кошмарных повадках и привычках Двенадцатого, вскользь упомянул о свежих капитолийских новостях и сплетнях. Он говорил тактично и ненавязчиво. И широко улыбался... своей открытой радушной улыбкой ощупывая и проверяя своего нового знакомого. Андерси слушал внимательно, где-то только кивал, где-то отвечал, чаще коротко и односложно – ментор видел, что мэру Двенадцатого тоже сложно было вот так сразу довериться подчеркнуто вежливому зеленоглазому капитолийцу.

Сам он не вмешивался – слишком увлечен был собственными размышлениями.

Только однажды он прислушался – когда разговор его гостей плавно перешел к Играм. Хеймитч подозревал, что это была не самая приятная тема для Шона Андерси, но мужчина на удивление ровно отреагировал на слова Цинны, когда тот озвучил последние рейтинги и ожидания и поделился своими соображениями насчет задумки распорядителей в отношении будущей стычки Второго и Одиннадцатого. Более того – мэр абсолютно искренне удивился неслыханному изменению главного правила, о чем не преминул заметить Мастеру, на что Цинна лишь коротко глянул в сторону хозяина номера и в ответ пустился в долгие и заумные философские рассуждения на тему неизбежной изменчивости окружающего мира… ну чисто Цезарь Фликерман!

Хеймитч тихо фыркнул – этот мальчишка смог бы заговорить зубы кому угодно!

Он отлучился из номера всего на десять минут – спустился на ресепшен и оставил для Эффи Бряк минидиск из планшета с записью новостей – а по возвращении уже застал своих ночных гостей за бурным обсуждением и отчаянной жестикуляцией. Ментор настороженно прислушался – хвала чертям, они спорили не о политике! Он не стал мешать их полемике – только, тихо и снисходительно посмеиваясь, поставил перед каждым по стакану с выпивкой. Двойной виски, лед и тоник. Рука машинально потянулась к третьему стакану… и замерла на полпути. Не сейчас. Ментор обреченно отодвинул подальше высокую квадратную бутылку, открутил пробку с любимой плоской фляжки и, жалобно вздохнув, сделал несколько глотков прямо из горлышка. Крякнул – надо же, он, что, только что отказался от спиртного? Видать, старик, ты серьезно повредился умом, съязвил сам себе Хеймитч.

Такого с ним не случалось уже давно… да что уж там – не случалось еще никогда.

Далеко за полночь ему пришлось-таки вмешаться – после четвертой или пятой порции заплетающимся языком порядком окосевший Шон Андерси пошутил, что, перебравшись в Капитолий, старина Уокер, дескать, совершенно испортился, а потому он просит радушного хозяина сменить содержимое стаканов. Хеймитч хмыкнул – его любимого производителя только что незаслуженно оболгали! Впрочем, он не стал защищать лучшую в мире выпивку – если бы он сам не «испортил» скотч тройной дозой содовой, его гости уже валялись бы не на диване, а под ним! Похоже, ребята надрались до чертиков: под насмешливым взглядом ментора всегда строгий и неприступный мэр просительно поднял брови, а сверхвоспитанный и сверхсдержанный Цинна громко икнул и виновато сморщил нос.

Могу сменить, но только на воду, выразительно усмехнулся им в ответ Двенадцатый.

На самом деле он был безмерно рад этим двоим в своем номере – в их присутствии он хотя бы перестал чувствовать себя безнадежно разбитым и беспросветно одиноким.

Мастер коротко глянул на часы на запястье и выпучил глаза.

- О боги… Двенадцатый, ты в курсе, который час?! – застонал он, вскакивая на ноги. Хеймитч насмешливо кивнул – в отличие от своих заговорившихся гостей он контролировал время, считая каждую минуту до рассвета.

- Я в курсе, что вы оба вот уже пару часов лыка не вяжете! – наставительно усмехнулся он, на что Андерси предупредительно покачал головой.

- Не вздумай рассказать кому-нибудь в Двенадцатом дистрикте, как ты бессовестно спаивал их мэра! – притворно-сурово нахмурившись, пригрозил он ментору.

- Мог бы и не говорить этого – хранить секреты у меня получается ничуть не хуже, чем пить и притворяться, - саркастически буркнул Хеймитч. – Не хочу прерывать ваши громкие дебаты, господа, но, может, пора и на боковую?

Он потянулся к своему пиджаку, валявшемуся на спинке одного из кресел, и достал из маленького нагрудного кармана пару цветных пилюль. Сам он предпочел бы ненавистное похмелье, но его друзьям определенно еще недоставало закалки в таких вопросах. А потому ментор бросил по таблетке в пустые стаканы, оставленные на стеклянном столике, и плеснул в каждый из них по паре бульков воды.

- Залпом, - почти насильно он вручил питье растерянному Цинне и ткнул пальцем ему в грудь. – Ты – шагом марш наверх… без возражений – из всех нас я самый трезвый и, значит, я сейчас командую! А ты, - он повернулся к мэру и протянул ему стакан, - пей и шагом марш в душ… будешь помирать – зови!

Мужчина кивнул и, чуть пошатнувшись, поднялся на ноги; покорно принял свою дозу и в два глотка осушил ее.

- Ванная комната направо, - пряча усмешку, ментор кивнул ему в сторону коридора, - костюм можешь бросить прямо там, к утру его вычистят и приведут в порядок. Спальня чуть дальше, налево – можешь располагаться, а я вздремну здесь, на диване…

Гость Двенадцатого не стал сопротивляться – лишь снова кивнул и неуверенным шагом поплелся в указанную сторону. Хеймитч внимательно смотрел ему вслед – вряд ли Шон Андерси за всю свою жизнь выпил столько, сколько выпил сегодня вечером!

- Ваш мэр – славный парень… только очень нервный, - тихо пробормотал за его спиной Цинна. Ментор дрогнул и обернулся.

- Шон на собственной шкуре испытал все последствия Арены, - нехотя отозвался он. Мастер удивленно поднял брови.

- Он тоже был на Арене?! – шок молодого человека выглядел совершенно искренним. – Но ты ведь говорил, что единственный победитель в своем дистрикте…

- Нет, сам он не был на Арене, - Хеймитч хмуро потер переносицу и отвел глаза. – У нашего мэра вот уже двадцать лет свои собственные Голодные Игры… его жена Мэри-Энн – сестра Мэйсили Доннер, моей напарницы на Второй Квартальной бойне. И, кстати, золотая сойка Китнисс – ее талисман… кто бы мог подумать, что спустя столько лет эта птичка снова вернется на Арену?

Цинна изумленно молчал, и ментор пожалел, что вообще заговорил об этом.

- Я болтаю лишнее… забудь об этом, парень, - сухо посоветовал он, потрепав молодого человека по плечу. – Меньше знаешь – крепче спишь… кстати, распоряжение идти отдыхать я вроде еще не отменял! Так что, вперед, увидимся утром!

Он почти силой вытолкал Цинну из номера и, закрыв за молодым человеком дверь, устало привалился к ней лбом. Эти несколько часов передышки и чисто мужской болтовни «ни о чем» помогли ментору собраться с силами и мыслями. Он даже подумал, что напрасно наехал на Плутарха сегодня днем. В своем слепом безрассудстве он упустил из виду простую истину: требовать можно только у себя, у остальных нужно просить. А он действительно требовал... видимо, в этом году он настолько привык к тому, что все его менторские прихоти и причуды исполнялись буквально по щелчку, что совсем забыл, как это бывало обычно.

Обычно ты бросал их умирать, а сам тупо надирался в своем номере, шепнул откуда-то изнутри противный сиплый голос. Голос его проснувшейся совести.

Ментор сдавленно застонал – какого черта ей вздумалось заговорить именно сейчас?!

- Обычно у них не было шансов, - не слишком уверенно выдохнул он в тишину номера.

Врешь – ты сам не оставлял им ни единого шанса, не унимался голос в его голове. Он резко оттолкнулся от двери обеими руками и упрямо тряхнул спутанной шевелюрой. Ну вот, дожились – он уже начал разговаривать сам с собой!

- Я пытался… поначалу…, - сбивчиво прошептал он своему невидимому обвинителю.

Ты пытался всего однажды – когда спасал свою собственную задницу, съязвил в ответ голос. Хеймитч с силой зажал ладонями уши – как будто это оградило бы его от язвительных нападок собственной совести! – и отчаянно выругался.

- Ты не имеешь права обвинять меня, - яростно прошипел он, не отнимая рук, – ты-то сама чем лучше? Где ты была все это время… почему не трепыхалась раньше, когда они на твоих глазах убивали всех этих детей? Почему тогда же не высказала Капитолию, что ты обо всем этом думаешь?!

Мне просто хотелось жить, горько усмехнулся голос.

- А мне, поверь, давно уже не хотелось… вплоть до вчерашнего дня. Но когда я решил, что наконец-то умираю, - ровно на мгновение ментор запнулся, а потом еле слышно добавил, - черт подери, я испугался…, - признался он самому себе.

И тотчас почувствовал, как что-то хрустнуло внутри. Лопнуло. Треснуло. Сломалось.

И двумя тоненькими мокрыми дорожками хлынуло по щекам наружу.

Он даже не сразу понял, что это с ним… он просто давно забыл, каково это – плакать.

Прекрати реветь – смотреть противно, фыркнула совесть. Он попытался – и не смог: противная соленая вода все текла и текла по его колючим щекам. Он сопротивлялся – молча утирал ее из-под носа, слизывал из уголков губ, стряхивал с подбородка – но она все равно продолжала течь. И зачем только он выгнал Цинну? Под внимательным зеленым взглядом он никогда не позволил бы себе такой роскоши – разрыдаться на потеху собственной совести.

А я-то думала, что никогда уже не дождусь этого…

- Но теперь-то ты довольна? – почти выкрикнул он, погрозив кулаком пустоте вокруг себя. – Теперь-то я спасаю их… их обоих! Чего же еще ты хочешь от меня?!

Он дрогнул и прислушался. Ничего… тишина – и внутри, и снаружи. Утих и шум воды в ванной, и обвиняющий голос в его голове. Но вот где-то в конце коридора хлопнула дверь, и раздались шлепающие шаги мокрых босых ног. Андерси! Хеймитч поймал свое отражение в высоком зеркале гардеробной – все бы ничего, если бы не опухшие и покрасневшие глаза, с головой выдававшие его истерику.

- Вот кретин, - процедил ментор сквозь зубы, поспешно утирая с лица мокрые улики.

Он с размаху бухнулся на диван и натянул насмешливую ухмылку. Как раз вовремя – из-за угла прихожей в гостиную высунулся мужской торс в белом пушистом халате. Темные глаза внимательно осмотрели ментора.

- Ты тут в порядке? – словно между делом негромко поинтересовался Андерси. – Мне показалось, я слышал, как ты ругаешься…

- Не-е-е, - раскинув руки на спинке дивана, наигранно-лениво протянул Хеймитч, - все нормально… просто вправлял мозги администрации отеля!

Мужчина выдержал паузу, словно ожидая продолжения, а потом коротко кивнул.

- Иди, устраивайся, а то рассвет уже не за горами, - посоветовал ему ментор. – Утром у тебя должен быть презентабельный вид – иначе никто в Штабе Игр не поверит, что ты на самом деле мэр Двенадцатого дистрикта!

Андерси снова кивнул и скрылся за углом коридора. Хеймитч неслышно выдохнул и облегченно прикрыл глаза. Даже если его гость и не поверил такому объяснению, он не стал допытываться и лезть ему в душу!

И за это ментор был ему от души благодарен.

Он так и уснул – сидя на диване, с запрокинутой на спинку головой. Он не видел снов, не видел кошмаров. И не слышал, как рано утром, с первыми лучами восходящего солнца, в его номер неслышно вошла рыжеволосая безгласая – девушка на цыпочках подошла к нему, пристально вгляделась в его осунувшееся лицо; подняла с пола возле дивана злополучную фляжку и осторожно принюхалась к горлышку. Словно почувствовав сквозь дрему чужое присутствие, он промычал что-то бессвязное, заставив ее едва заметно улыбнуться. Девушка подхватила из кресла брошенный как попало синий менторский пиджак, мельком заглянула в спальню; с удивлением обнаружив там ночного гостя Двенадцатого, собрала его вещи и совершенно бесшумно выскользнула из номера.

Когда спустя пару часов ментор очнулся – с привычной головной болью и изрядно затекшей шеей – оба костюма, вычищенные и отутюженные, висели на дверце гардеробной. Судя по шуму воды и фыркающим звукам, доносящимся из ванной комнаты, Андерси проснулся чуть раньше и теперь пытался привести себя в порядок. Выглянув в гостиную в поисках своего вчерашнего костюма и обнаружив, что хозяин номера тоже уже не спит, он сдержанно поздоровался, обронил несколько общих фраз и, забрав с дверцы свою вешалку, поспешно скрылся в спальне. Хеймитч удивленно округлил глаза – неужели словарный запас Шона Андерси закончился на вчерашних бурных дебатах с Цинной?

Потянувшись, ментор беззлобно усмехнулся – вероятнее всего, его гостю просто было отчаянно стыдно за свое легкомысленное поведение накануне вечером.

***

Они появились в Штабе Игр ровно в десять. Если бы Хеймитч не был так взволнован, его, пожалуй, даже насмешили бы выражения лиц распорядителей – никто из них не ожидал, что уже через двое суток после дисквалификации и полного обнуления счетов Двенадцатый объявится снова, да еще и с довольно приличной денежной суммой за пазухой.

И вдобавок ко всему притащит с собой человека-невидимку – мэра своего дистрикта.

Впрочем, последний факт был подвержен жесточайшему сомнению – ведь практически никто в Капитолии не знал Шона Андерси в лицо.

- Заметь – я предупреждал тебя, что так будет, - хмыкнул Хеймитч, когда чиновники потребовали генетической экспертизы для подтверждения личности последнего.

Небольшая капля крови, оттиск большого пальца правой руки, рисунок сетчатки глаза – и уже спустя пару минут госслужащий витиевато извинялся перед мэром «за причиненные неудобства».

Зато дальше все пошло без проволочек: в банк их доставили на служебном автомобиле, все необходимые бумаги по внесению «благотворительного пожертвования» оформились буквально в течение часа, и уже к полудню банковский клерк с дежурной улыбкой выдал Двенадцатому новенькую чековую книжку с десятью страницами. Ментор саркастически усмехнулся. Только бумагу переводят – вряд ли ему пригодятся все эти чеки!

- Так ты не передумал насчет «капитолийского ужина» для наших ребят? – переспросил его Андерси, когда мужчины выбрались из банка, где у центрального входа их послушно ожидал иссиня-черный автомобиль.

- Нет, не передумал, - твердо отозвался Хеймитч. – Этих денег не хватит на все, что им сейчас необходимо, поэтому я буду вынужден расставлять приоритеты. Подумай сам – если ребята загнутся с голоду, им уже не понадобится ни новая форма, ни лекарства, ни оружие!

- Что ж, тебе виднее, - Андерси коротко глянул на часы на запястье и нервно поправил галстук.

- Знаю-знаю – опаздываешь на обратный поезд, - понимающе кивнул ментор.

- Если я не вернусь к завтрашнему утру, Мадж и Мэри-Энн поднимут панику… ты ведь понимаешь, что мой жене нельзя волноваться, - виновато пояснил мужчина.

- Разумеется, я понимаю, - Двенадцатый протянул руку для пожатия и снисходительно улыбнулся одними глазами. – Не беспокойся, Шон, дальше я сам… можешь возвращаться к своим девочкам с чистой совестью.

Они простились коротко и по-мужски – мэр лишь молча пожал руку ментора, а тот, в свою очередь, открыл перед ним заднюю дверцу и выразительно поднял брови.

- Доставка до вокзала – за счет Капитолия!

Автомобиль едва тронулся с места, а Хеймитч уже ловил себе такси. Ментор был почти уверен, что в отсутствие его официального спутника распорядители Игр не станут так же подчеркнуто любезничать с ним. Что ж, он и не ожидал любезностей – достаточно того, что они обязаны будут принять его последнюю заявку для трибутов Двенадцатого дистрикта.

На обратном пути он мельком заглянул в свою папку и проверил презент Клаудии – находясь в активном режиме, бесценный планшет записывал все, что происходило сейчас на Арене с его подопечными. Опасаясь доставать его даже в присутствии таксиста, он старался не упустить ни одного из попадавшихся по дороге огромных экранов. Картинка заставляла ментора нервничать – в промежутках между дурацкими рекламными роликами мониторы показывали то Катона в его импровизированном лагере, то Цепа где-то неподалеку от озера. Режиссеры явно химичили с Ареной – когда такси замерло на перекрестке, на одном из ближайших экранов Хеймитч краем глаза успел заметить, как без причины вдруг вспыхнуло злаковое поле, все это время служившее прибежищем Одиннадцатому. А уже со следующего ментор услышал жуткое завывание, раздавшееся возле ночевки Второго – и восторженная публика, торчавшая перед экраном, громко и разочарованно зашумела, когда Катон не стал дожидаться появления тех, кто его издавал, благоразумно убираясь с насиженного места.

Все было яснее ясного – распорядители сводили вместе лидеров турнирной таблицы.

Как бы он хотел оказаться сейчас в операторской! Двенадцатый сердито выругался. Из-за дисквалификации путь на телевидение был для него закрыт, а это собирание по крупицам любых новостей с Арены пугало – и одновременно раздражало его. В Играх осталось всего пятеро участников – но вместо того, чтобы заканчивать шоу, ушлые организаторы тянули время. Не то чтобы его это не устраивало – совсем наоборот, ментор был только рад такому затишью, позволявшему Китнисс и Питу собраться с силами. Но, включая логику, он все чаще склонялся к мысли, что за всем этим растягиванием «кота за хвост» скрывалось нечто большее, нежели просто неудачный и скучный сценарий: вряд ли влияние сенатора Хавенсби было настолько велико, чтобы в финале о несчастных влюбленных из Двенадцатого «забыли» аж на целых трое суток!

За всем этим определенно стояло более высокое лицо – сам Кориолан Сноу.

Ментор мог бы поручиться головой, что в этом году президент пристально наблюдал за развитием сюжета Игр – если распорядители до сих пор не выкурили Китнисс и Пита из их пещеры, то лишь потому, что у них не было на это высочайшего изволения… иначе говоря, если бы Сноу решил, что Двенадцатые засиделись без дела, никакой Плутарх Хавенсби не смог бы ничего поделать. Раз его ребят не беспокоили, значит, президента вполне устраивало нынешнее положение дел… но почему? Даже старый глупый пьяница понимал, что если для Главного Распорядителя происходящее на Арене было всего лишь любимой забавой, самым популярным в Капитолии реалити-шоу, то Сноу смотрел на все это гораздо глубже…

Такси резко затормозило перед Тренировочным центром, заставляя Хеймитча очнуться от размышлений. Возвращайся в реальный мир, горе-философ, молча хмыкнул ментор, не без сожаления припомнив старые добрые запойные времена – по крайней мере, тогда в его вечно залитых выпивкой мозгах не возникало подобных крамольных мыслей.

Его принял тот самый госслужащий, усомнившийся утром в подлинной личности мэра Андерси. На удивление ментора он не стал изображать из себя кошмарно занятого человека и с готовностью указал Двенадцатому на стул по другую сторону стола.

- Я так понимаю, вы собирались сделать заявку на продовольствие? – жеманный голос капитолийца оказался на редкость доброжелательным. Хеймитч кивнул, взял со стола ручку, черкнул на листке цифру и пододвинул листок своему собеседнику.

- Это все, что у меня есть, - выразительно подняв брови, ментор заглянул в вежливо-внимательные глаза клерка. – Меня интересует приличный ужин на двоих – сытный, но не слишком тяжелый.

- Обычный или романтический? – с серьезным видом уточнил капитолиец, и Хеймитча передернуло. Он уже собирался было вспылить, но его собеседник, поняв свою оплошность, тут же добавил: - Хорошо, ограничимся обычным – основное блюдо и к нему зелень, сыр или выпечка… это обойдется вам, - он запорхал пальцами по лежащему перед ним сенсорному планшету, потом повернул его к ментору, - вот в такую сумму.

Упс! Ментор едва сдержал удивленный возглас – цифра выходила гораздо меньше, чем он предполагал. По-видимому, в своих расчетах его собеседник прикинул самый скромный вариант: соевые, легкий соус, возможно, кусочек птицы, а в качестве десерта пучок салата или шпината, ломтик твердого сыра или маленькая булочка – этого было вполне достаточно, чтобы подкрепиться и поддержать силы.

Но кроме сил физических ребятам не помешала бы сейчас хоть капля сил душевных, подумал Двенадцатый, вспоминая, с каким голодным азартом накинулась Китнисс на свой первый ужин в капитолийском экспрессе – и ему вдруг отчаянно захотелось сделать для них обоих чего-нибудь особенное…

- А если основным блюдом будет филе барашка с рисом и черносливом? – неожиданно весело усмехнулся он, подмигивая растерявшемуся капитолийцу. – А на десерт – несколько сдобных булочек, фрукты и мягкий козий сыр… во что мне выльется такая роскошь?

Его собеседник мгновение удивленно молчал, а потом снова застучал по кнопкам.

- Вдвое дороже, - совершенно бесстрастно озвучил он результат своих подсчетов.

Ну и ладно, сказал себе ментор… не наелся – не налижешься, в конце-то концов!

- Оформляйте, - он вытащил из внутреннего кармана еще пахнущий банком формуляр, кривым скачущим почерком заполнил первую страницу, черкнул некое подобие подписи и со злобным весельем выдрал ее из подшивки. – Где тут у вас мусорка?

Капитолиец молча вынул из-под стола небольшой прямоугольный контейнер, и, криво усмехнувшись, Хеймитч сунул оставшееся в узкую прорезь на крышке. Раздался жужжащий звук, и в полупрозрачную емкость контейнера поползли тоненькие ленточки – остаток того, что еще секунду назад было новенькой чековой книжкой.

- Когда мои ребята получат свой ужин? – уже уходя, решил уточнить он.

- Когда ваш заказ получит одобрение Совета, - отозвался клерк и, увидев недовольно сдвинутые брови Двенадцатого, добавил: - Вероятно, в течение ближайших суток.

Целые сутки? Черт подери, это было уже не смешно! Сдержанно кивнув – притом, что на деле все внутри буквально кипело и клокотало! – Хеймитч поспешно вышел за дверь. И уже за дверью шумно выругался… как же ему захотелось разнести вдребезги этот проклятый Штаб этих проклятых Игр!

Его ребятам предстояли еще одни голодные сутки.

- Двенадцатый, - окликнул из-за спины негромкий знакомый голос. Он обернулся – и наткнулся на удивленный взгляд Финника Одэйра. – Вот так неожиданность… позволь узнать, какого черта ты здесь делаешь – тебя же, кажется, отстранили?

И все-то ты знаешь, мелькнуло в голове. Хеймитча так и подмывало огрызнуться да послать подальше зеленоглазого фаворита Капитолия, но он вдруг вспомнил, скольким тому обязан – и потому пересилил себя и лишь растянул губы в притворной улыбке.

- Вот не поверишь, парень – исполняю свои прямые обязанности!

Одэйр выразительно поднял брови и усмехнулся одними глазами.

- Видимо, придется поверить, - хмыкнул он и кивнул куда-то в сторону. – Пройдемся?

- Это свидание? – язвительно отшутился Двенадцатый, но молодой человек пропустил его ядовитую колкость мимо ушей.

Они дошли до лифта в полном молчании. Если Финник и хотел о чем-то переговорить с ментором, ему никак не удавалось этого сделать – едва он открывал рот, как навстречу шел кто-нибудь посторонний. Уже нажав на кнопку вызова, Одэйр, наконец, негромко спросил:

- Ты в курсе предстоящих событий на Арене?

Ментор коротко кивнул.

- Если ты о Катоне и Цепе, сложно быть «не в курсе» – их сегодня транслируют на всех телеэкранах столицы!

Тренькнул колокольчик, и перед мужчинами распахнулись дверцы лифта.

- Значит, ты должен быть в курсе, что Капитолий ожидает от Катона особенного шоу, – шагнув внутрь, уточнил молодой человек. Следуя за ним, Хеймитч непонимающе фыркнул.

- Почему именно от Катона? Как по мне, у Одиннадцатого не меньше шансов порвать этого звереныша к чёртовой матери!

- Ты действительно думаешь, что у него есть шансы? – удивленно рассмеялся Финник, и у ментора противно кольнуло внутри. Опять секреты?

- А ты думаешь, что нет? – неожиданно серьезно спросил он.

- Я знаю, что нет, - так же серьезно беззвучно выдохнул молодой человек.

- Надежный источник? – попытался пошутить Двенадцатый.

- Самый надежный, - Одэйр запнулся и многозначительно добавил: - Самый главный.

Вот это новость! Хеймитч исподлобья уставился на собеседника. Что же это получается – организаторам заведомо известен победитель еще несостоявшейся стычки? Или это всего лишь чьи-то очередные досужие домыслы? Рейтинги Второго и Одиннадцатого практически одинаковы, ставки на результат их схватки, наверняка, сейчас просто зашкаливают… а этот мальчишка смеет утверждать, что Главный Распорядитель заранее списал Цепа со счетов? А ведь такое уже было, внезапно подумал ментор – когда распорядители так же, без всякой видимой причины убрали из телерейтингов трибутов Третьего и Десятого дистриктов.

История повторялась – вот только теперь это были равные противники.

- А что ты – еще не отказался от своей дурацкой затеи вытащить оттуда обоих своих подопечных? – неожиданно деланно-безразлично поинтересовался Четвертый. Хеймитч даже вздрогнул от его многозначительного тона.

- Еще не отказался, - осторожно взвешивая каждое слово, ответил он. – Капитолийские зрители не простят мне, если я брошу несчастных влюбленных на произвол судьбы…

- Несчастных влюбленных? – перебил его молодой человек и заливисто расхохотался противным режущим смехом. – Двенадцатый, ну мне-то мог бы не врать… или ты думаешь, я такой же дурак, как те капитолийцы, которым ты и твоя девочка морочите голову? Даже последний глупец заметил бы, что любовью там и не пахнет!

- Ну да, тебе, конечно, виднее – ты же у нас специалист по любви! – не сдержавшись, язвительно хмыкнул Хеймитч… и тотчас виновато прикусил язык: щека Финника судорожно дернулась, но молодой человек продолжал насмешливо улыбаться.

- Хорошая выдержка, Одэйр, – уже без прежнего сарказма, извиняясь, негромко уронил Двенадцатый.

- Годы тренировки, - аквамариновые глаза Четвертого обдали ментора ледяной волной презрения. – Как и у тебя.

Едва лифт остановился и мужчины вышли из него в холл, как их ожидал сюрприз – в одном из широких кресел Хеймитч разглядел Рубаку: Одиннадцатый ожесточенно крутил в руках свою менторскую папку и что-то цедил сквозь зубы, разговаривая с самим собой.

- Эй, приятель, - совершенно искренне удивился ментор, подходя ближе, - а разве ты не должен быть сейчас в телецентре?

Одиннадцатый вскинул на старого друга сердитый взгляд, в темных глазах мелькнуло какое-то злое бессилие, и Хеймитч пожалел, что задал свой вопрос.

- Я там уже был, - Рубака скривился в горькой усмешке. – Узнал массу интересного… и заодно набил физиономию нашему ненаглядному Бруту!

***

На этот раз ему даже не пришлось просить – Финник сам предложил свою помощь.

Не задавая лишних вопросов, Четвертый довольно усмехнулся собственным мыслям и игриво поманил проходившего мимо администратора. Хеймитч не расслышал ни слова из его выразительного монолога – но капитолиец мгновенно изменился в лице и, заискивающе улыбаясь, обратился к ментору подобострастным шепотом:

- О, разумеется, никаких проблем… если вам будет угодно, я прямо сейчас провожу вас в конференц-зал, где вы сможете спокойно обсудить все ваши организационные вопросы!

Он удивленно вскинул глаза на Одэйра – молодой человек насмешливо приподнял одну бровь и кивнул на менторскую папку Двенадцатого. Ну да, он ведь знает обо всем на свете, рассеянно мелькнуло в голове. Планшет, трансляция, Арена… Цеп и Катон!

- Да… да, конечно, нас очень устроит ваш конференц-зал! – почти насильно вытаскивая Рубаку из кресла, поспешно закивал Хеймитч. – У нас как раз накопилась масса нерешенных организационных вопросов!

Он сердито шикнул на Одиннадцатого и даже ткнул его под ребра, когда тот удивленно замычал и принялся отнекиваться – иногда его приятель бывал ужасным тугодумом! Финник прав: раз Рубаку вытурили из телецентра, значит, ему нужно найти другой способ увидеть происходящее на Арене.

- Не останешься с нами? – удивился ментор, когда, проведя мужчин до заветной двери, молодой человек поспешил откланяться.

- Не сегодня, Эбернети, - сухо уронил Одэйр. – Не думай, что у распутного Четвертого нет своих неотложных дел… если кто-нибудь станет интересоваться, каким образом вы оба оказались в этом зале, можешь смело валить все на Главного Распорядителя – с Сенекой я уж как-нибудь договорюсь.

Хеймитч вздрогнул и брезгливо поморщился. Ему не хотелось думать, как именно стал бы договариваться зеленоглазый красавец со своим близким другом.

Они заперлись изнутри – хотя суетливый администратор и побожился всем святым, что их никто не побеспокоит, но Двенадцатый мало верил таким обещаниям. Только не в этом случае: не хватало еще, чтобы кто-нибудь из посторонних увидел его высокотехнологичную игрушку из телецентра!

- Одного не пойму – зачем ты подрался с Брутом? – непонимающе усмехнулся он.

- Да разве ж я дрался? – сердито фыркнул Одиннадцатый. – Он имел неосторожность раскрыть рот в мою сторону… а я успел пару раз врезать по его самодовольной физиономии – и все, меня тотчас выперли из операторской!

- Думаешь, тебя отстранят?

- Почти уверен… Брут там теперь командует, будто у себя во Втором!

Интересные новости! Вытащив драгоценный планшет из папки, Хеймитч на мгновение задумался, припоминая порядок действий, потом вызвал на экран цифровую клавиатуру, набрал на ней зазубренный наизусть семизначный код и криво усмехнулся выпучившему глаза Рубаке:

- Даже не спрашивай, что я делаю… я сам понятия не имею! Если только твой старый приятель не полный дурак, сейчас мы кое-что увидим…

На экране планшета появился список из пяти имен, и ментор облегченно выдохнул – как полезно иногда иметь трезвую голову! Первым в списке значился Катон, вторым – Цеп… ну да, очередность согласно рейтингам. Он ткнул пальцем в закладку с именем Цепа. Наугад, чисто интуитивно – если он прав, при любом раскладе они с Рубакой сейчас увидят обоих противников предстоящей схватки – потом вспомнил манипуляции Цинны и, мысленно пожелав себе удачи, принялся жать на те же, как ему казалось, кнопки.

Сегодня удача была на его стороне: планшет на мгновение погас – и тотчас огромный проекционный экран на стене напротив зажегся ослепительно яркими красками. Картинка на экране поразила ментора своей красочностью. И искусственностью. Широкая поляна где-то ближе к северной границе Арены – изумрудно-зеленый лес, лазурно-голубое небо, яркое, будто изнутри подсвеченное солнце… он поморщился – для полной сопливой идиллии там не хватало только мирно порхающих разноцветных бабочек! – в режиссерской определенно сидел какой-то несостоявшийся художник!

Кошмарно красивая рамка для кровавой бойни…

А он-то ожидал грома и молний… и, черт подери, совершенно забыл слова Плутарха о том, что конструкция Арены позволяла включать в разных ее сегментах разные погодные условия! Вот и сейчас над этой нарисованной поляной мирно светило солнце, в то время как южный сектор, в котором прятались в своем убежище Двенадцатые, заливало проливным дождем.

Хеймитч коротко глянул на Рубаку – тот молча опустился в первое попавшееся кресло и прищурился. Он уже хотел сказать другу что-нибудь ободрительное, но тут его внимание привлекло движение на Арене: заросли с одной стороны поляны дрогнули, и на площадке появился подопечный Рубаки – капитолийские камеры мгновенно выхватили из пышной листвы его мощную фигуру в драной униформе. Цеп сбросил с плеча два черных рюкзака, с номерами «2» и «11», внимательно огляделся по сторонам и невесело усмехнулся. Разумный парень, удивился ментор – видимо, он уже понял, с какой целью распорядители выгнали его сейчас на эту поляну.

Краем глаза Хеймитч заметил, как Рубака облегченно выдохнул и потер руками лицо.

- Он хорошо выглядит, верно? – то ли спросил, то ли сказал он. Странный вопрос… Ментор неуверенно повел плечами.

- Да вроде ничего… гляди-ка – отъелся и румянец во всю щеку! – попытался пошутить он, на что Одиннадцатый предупредительно покачал головой.

- Тебе позволительно не знать – небось, своих забот хватало! – но пару дней назад там, в поле, парня укусила какая-то модифицированная тварь… в моем рюкзаке было лекарство… что-то типа противоядия…

- Ты не обязан этого говорить, - поспешно прервал Хеймитч его внезапные откровения.

- Да ладно… Пир состоялся, и это уже не секрет, - отмахнулся мужчина и с интересом поднял глаза на своего собеседника. – А что было в твоем?

Ментор поморщился... ах, как же ему не хотелось врать своему старому другу!

- Тоже лекарство, - без лишних объяснений уронил он. Что ж, это была почти правда… если не принимать во внимание, какое это было лекарство. Рубака понимающе кивнул, и ровно на мгновение Хеймитч почувствовал себя последней сволочью. Но ты ведь помогаешь ему, хотя мог бы сейчас заниматься своими делами, сказал себе ментор.

Слабое утешение…

Наверно, он загрыз бы себя молчаливыми упреками, но в этот самый момент на поляне появилось еще одно действующее лицо – Катон: медленно выбираясь из зарослей напротив, профи победно улыбнулся и удобнее перехватил внушительный меч, с которым практически не расставался с самого начала Игр.

- Ты ведь знаешь, зачем мы оба здесь, ниггер? – громко с вызовом бросил он, уронив голову набок и едко прищурившись. Цеп не произнес ни слова на его оскорбление и лишь презрительно скривился в ответ. – Считай, что мы последние – остальных в расчет можно не брать!

А не рано ли ты хорохоришься, звереныш, вдруг не на шутку разозлился ментор, до хруста в костяшках стиснув кулаки.

- Чего молчишь? Сказать нечего?

- А ты сюда поговорить пришел? – низкий уверенный голос Одиннадцатого разительно отличался от высокомерных насмешек Второго. Катон удивленно вскинул брови и зашелся резким лающим смехом.

- Твоя правда! – выкрикнул он. – Пора выяснить, кто же из нас больше достоин победы – или ты так не думаешь?

- Им, - Цеп коротко кивнул куда-то в сторону, - нужно шоу, а мне нужен честный бой… ты готов драться честно?

- Я всегда готов драться… честно – так честно!

Ментор растеряно сдвинул брови – что они задумали? Он в недоумении наблюдал, как подопечный Рубаки снял потрепанную куртку, оставаясь в одной майке – с благоговением и ужасом Хеймитч увидел гору мышц, заигравших на огромном торсе Цепа – потом вытащил из-за пояса широкий нож и демонстративно отбросил его в сторону.

- Ты хотел доказать Капитолию, что сильнее остальных? – усмехнулся он противнику и поводил головой, разминая шею. – Что ж, сначала докажи это мне.

Так-так, это тебе не Пит Мелларк, со странным удовлетворением усмехнулся ментор, глядя, как, скривившись, Катон тоже начал раздеваться: он воткнул в землю свое бессменное оружие, повесил на рукоять куртку и, вытащив из ножен на поясе короткий широкий кинжал – тот самый, которым он ранил Пита – отточенным нарочито-небрежным движением метнул его подальше в траву.

- Зря ты так, черномазый, - ментора обожгла насмешливая жестокость, мелькнувшая в его голосе. – С ножом у тебя было бы больше шансов…

Цеп усмехнулся и медленно двинулся навстречу своему противнику…

Это было похоже на противостояние двух гигантов – неспешное, продуманное и оттого еще больше пугающее. Хеймитч знал способности Катона – еще там, на тренировках перед Играми, профи показал себя во всей красе. Ему некого было бояться, и Двенадцатый видел, как точно, технично и с каким воодушевлением он рубил на части манекены для спарринга. Высокий и атлетический, он, конечно, не создавал такого давящего впечатления, как Цеп, однако у него было одно, но весьма ценное преимущество – многолетние профессиональные тренировки при академии для будущих миротворцев.

Но подопечный Рубаки не зря предложил честный бой – не имея равноценных профи навыков обращения с холодным оружием, он, тем не менее, запросто мог одолеть его голыми руками.

Они выжидающе замерли в паре шагов друг от друга. Ни криков, ни оскорблений, ни яростных выпадов… ни одного лишнего движения. Глаза в глаза. Черное против белого.

И тут в повисшей на экране гробовой тишине ментор услышал, как где-то за пределами площадки в лесу отчаянно заверещала какая-то птица.

В каком-то оцепенении он смотрел, как словно по ее сигналу Второй и Одиннадцатый все так же молча ринулись друг на друга, сцепившись одной мертвой хваткой. Лишь глядя на вздувшиеся от неимоверного напряжения мышцы на руках обоих, можно было представить, какие силы столкнулись сейчас в этом бою.

Катон ловко вывернулся из захвата – и с легкостью перебросил через себя огромного противника. Цеп упал, но, перекатившись, поспешно поднялся на ноги.

- Шустрый, - издевательски усмехаясь, прорычал Второй, и на его перекошенном лице появились первые признаки ярости. Воистину, наконец-то это был бой на равных – точность, взвешенность и никакой мальчишеской возни!

Не сводя глаз с экрана, неожиданно для самого себя ментор полностью переключился на схватку. Он не замечал техничности сцепок или ударов, сейчас его волновало только одно – кто из них останется в живых? Машинально анализируя каждое движение на картинке перед ним и стараясь найти слабые места обеих сторон, он искренне опасался, что это может быть Цеп – здоровяк имел все шансы дойти до финала… но что дальше? Китнисс убьет его – и тогда конец многолетней дружбе с Рубакой? Нет, Хеймитч не мог пожертвовать своим лучшим другом. Не ради Цепа. Пусть уж лучше останется Второй…Тихо выругавшись, ментор коротко глянул в сторону старинного приятеля и молча проклял себя за свои мысли – потому что в глубине души он был бы даже рад такому исходу: старому пьянице совсем не улыбалось увидеть, как в следующий раз молчаливому трибуту из Одиннадцатого пришлось бы биться насмерть с кем-то из его подопечных.

Он настолько ушел в себя, что даже не сразу уловил ту секунду, когда в руке Второго внезапно мелькнуло длинное тонкое лезвие. Какого черта там происходит…? Они же вроде договорились драться без оружия! Улучшив момент, Катон с каким-то хищным изяществом нырнул под нависшего над ним противника и коротким профессиональным ударом вогнал Одиннадцатому под ребра нож, припрятанный в высоком голенище ботинка. Цеп отчаянно захрипел, пошатнулся и, схватившись за рукоятку, торчащую из своей груди, с удивлением уставился на профи.

- Честная драка на Арене? – пытаясь отдышаться, фыркнул Второй. – Не, не слышал…

- С-сукин сын! - отчаянно зашипел Рубака, что есть сил впиваясь пальцами в жесткие подлокотники кресла. Пластик ручек жалобно затрещал – и надрывно хрустнув, сломался в его руках.

Хеймитч обреченно прикрыл глаза. Видит бог, он этого не хотел… или хотел?

Пусть лучше его убьет Катон, всплыли в памяти слова Пита.

Пошатываясь, Цеп сделал несколько неуверенных шагов – и обессилено осел на землю.

- Ну, давай, последнее слово для зрителей… типа – я всегда знал, что, в конце концов, сдохну! - наклонившись к поверженному противнику и все еще тяжело дыша после схватки, насмешливо предложил профи.

- Я всегда знал, что, в конце концов, эта девчонка надерет тебе задницу, - выдохнул ему в лицо Цеп, издевательски скривив посеревшие губы. И, закашлявшись и сплюнув под ноги Второму багрово-красный сгусток крови, хрипло добавил: - Так что можешь оставить себе свое «последнее слово» – оно тебе очень скоро пригодится…

С недоумением во взгляде ментор наблюдал, как буквально на глазах выражение лица Второго начало изменяться – из самоуверенного и насмешливого оно превратилось сначала в удивленное, потом в растерянное… пока, наконец, в холодных серо-голубых глазах профи не вспыхнула слепая ярость.

- Это мы еще посмотрим, - сипя от бешенства, процедил Катон, – вот только ты, ниггер, этого уже не увидишь!

Цеп дернулся навстречу Второму и, ухватив соперника за ворот майки, из последних сил притянул к себе. От неожиданности тот даже не удержался на ногах и бухнулся рядом с Одиннадцатым на колени.

- Я не увижу – другие увидят, - еле слышно выдохнул Цеп, вцепившись рукой прямо в бледное лицо Катона и оставляя на нем кошмарную маску из собственной крови. И в его угасающем голосе Хеймитч отчетливо разобрал грозное предупреждение.

Второй оттолкнулся от притихшего поверженного противника и с безумно горящими глазами принялся ожесточенно вытирать руками лицо, вместо этого еще больше размазывая по щекам кровавую метку Одиннадцатого; потом поспешно натянул куртку, хладнокровно собрал оружие и, закинув на плечо рюкзак с номером своего дистрикта, сброшенный Цепом у самой кромки леса, даже не обернувшись, покинул поляну.

А Цеп так и остался лежать в высокой траве с широко распахнутыми остекленевшими глазами, заливая неестественно яркую зелень вокруг себя своей настоящей и совсем не яркой кровью. Где-то на заднем плане выстрелила невидимая пушка – и высоко-высоко в лазурно-голубом солнечном небе появился черный капитолийский планелет…

Через минуту бравурного гимна трансляция прекратилась, и экран на стене погас.

- Ничего не говори, - предупредительно прорычал Рубака, едва только Хеймитч открыл рот для сочувственных слов. – Не сейчас…

Он прав – любые слова прозвучали бы сейчас пошло и нелепо. Избегая смотреть в глаза другу, Двенадцатый поднялся со своего места и трясущимися от напряжения руками засунул планшет в свою менторскую папку.

- Хочешь дружеский совет? – неожиданно прохрипел Рубака, все еще сжимая в кулаках остатки пластиковых подлокотников и остановившимся взглядом уставившись в пустоту перед собой. Хеймитч растерянно обернулся и коротко молча кивнул. – Если хочешь увидеть своих живыми, будь осторожнее с Плутархом Хавенсби…

Даже так? Он уже собирался было спросить о причинах такой открытой неприязни к почетному сенатору, когда в двери конференц-зала негромко, но настойчиво постучали.

- Открой, Двенадцатый! – услышал ментор взволнованный голос Цинны. Он поспешно отпер дверь и, чуть приоткрыв ее, впустил молодого человека внутрь.

- Какого черта ты здесь делаешь?! – забыв о хороших манерах, зашипел он на Мастера, повернувшись спиной к Рубаке. – Опять Финник Одэйр…?

- Я пытался связаться с Клаудией, - перебивая его шипение, выдохнул Цинна.

- И что? – он непонимающе сдвинул брови, и где-то внутри противно кольнуло.

- Ее нигде нет – ни на телевидении, ни дома… нигде! Коммуникатор отключен, личный код доступа заблокирован! Ее босс в телецентре сделал каменное лицо, когда я спросил его о ней. Единственные, кто смог сказать хоть что-то – ребята из режиссерской группы, те самые, которых ты пугал расчлененкой: они рассказали мне по большому секрету, что последний раз видели ее вчера убегающей на ланч около полудня. Она должна была вернуться через час – но так и не вернулась… и с тех самых пор никто не в курсе ее местонахождения!

Ментор смотрел на Мастера, пытаясь переварить сказанное только что. К черту Цепа, к черту Катона! Он попытался вдохнуть и почувствовал, как отчаянно похолодело в груди – по словам Цинны выходило, что последним, кто видел девушку в тот день, был он сам.

Он и Сократ.

Глава 34

Этого не должно было случиться.

Хеймитч смотрел на мигающий в режиме поиска планшет и думал о его исчезнувшей хозяйке. Хотя думал – это было сильно сказано… он не мог сосредоточиться даже на самых элементарных вещах – в гудящей голове билась лишь животная паника. И животная ярость.

Как мог он настолько забыться?

Ментор перевел отсутствующий взгляд на собственные зажатые в замок руки – пальцы побелели настолько, что на них стали просвечивать вены. Старый кретин… за всеми своими кознями он совсем потерял чувство меры и чувство страха, забыл, где он, кто он. Забыл, что он никто. Забыл, кого должен был опасаться, чьи правила должен был соблюдать. Никогда еще он не заходил настолько далеко – ни в Играх, ни в собственных интригах.

Единственным, кто мог бы хоть как-то прояснить сложившуюся ситуацию, был Сократ. Но Хеймитч скорее позволил бы отрубить себе руки и ноги, чем обратился с расспросами к этому мерзавцу. Памятуя испуганный рассказ Клаудии, он уже не сомневался, что секретарь Плутарха Хавенсби был напрямую причастен к таинственному исчезновению несчастной девушки. И ментор приходил в ужас от одной только мысли о том, что со своими выходками он тоже приложил к этому руку.

С трудом разжимая затекшие пальцы, Хеймитч тихо застонал – как он мог быть таким безответственным… как мог так подставить ту, которая безоговорочно доверяла и помогала ему?

Когда час назад мужчины поднялись в пентхауз Мастера, Цинна тотчас схватился за коммуникатор. Он поднял на уши всех своих влиятельных клиентов – но никто не смог дать ему никакого вразумительного ответа… словно был человек – и вдруг бесследно испарился. Двенадцатый не верил в успех его предприятия – он прекрасно понимал, что мало кто в Капитолии стал бы рисковать своей драгоценной шкурой ради постороннего человека. Здесь каждый заботился прежде всего о собственной заднице, потому что достаточно было одной маленькой бумажки в соответствующие столичные спецслужбы – и чрезмерно заботливые становились безгласыми, безликими либо исчезали вовсе.

Ему оставалось только молиться, чтобы его спасительницу не постигла такая же участь.

Он добрался до умывальника в ванной комнате Мастера и, включив на полный напор ледяную воду, пару раз плеснул в лицо. Цеп, Катон, Брут, Рубака… Китнисс, Пит… Эффи… Финник, Цинна… Сенека, Плутарх, Сократ… Клаудиа… Хеймитч почувствовал – еще одно слово, всего одно имя, и его голова просто взорвется!

Мысленно проклиная всех на свете, он машинально глянул в зеркало – и замер.

Он не узнал свое собственное отражение... куда, черт подери, подевался старый, вечно заросший и угрюмый пьяница, которого воротило от Капитолия и капитолийских болванов, которому было глубоко наплевать на всех окружающих, включая самого себя? Он с трудом удержался, чтобы не треснуть кулаком по зеркальной поверхности. Как он мог упустить тот момент, когда на месте привычного бунтаря и циника появился этот самодовольный хлыщ в шикарном костюме, считающий себя выше Бога – с бредовыми идеями в седеющей голове, азартным блеском в безумных глазах и омерзительной способностью идти по трупам? Когда он, всё и вся презиравший и негодовавший, сам стал добровольным участником этого шоу?

Ему дико захотелось сбежать отсюда подальше, чтобы напиться и спрятаться, зарыться своей глупой башкой в спасительный песок… снова стать прежним Хеймитчем, язвительным пофигистом и безразличным трусом…

Поздно брыкаться, Эбернети – ты уже влип в это дерьмо по полной программе.

Слишком много эмоций. Он позволил себе слабость и в один сомнительно прекрасный момент начал чувствовать… а здесь, в Капитолии, это было роскошью и очень мешало.

- Плохи твои дела, - обреченно выдохнул он незнакомцу в зеркале. Если он немедленно не заткнет эти гребаные эмоции куда подальше и не соберет в кулак остатки своего цинизма, ему и его ребятам не видать победы как своих собственных ушей!

Тем более когда эта победа оказывалась настолько реальна и близка.

Хватит – больше никаких сердечных излишеств, твердо сказал себе ментор.

- Оставь в покое несчастный коммуникатор, - подчеркнуто-иронично бросил он Цинне, возвращаясь в гостиную. Его горящие глаза были подозрительно сухими. – Неужели ты еще не понял? Никто не станет искать ее… даже ради тебя.

- Но Двенадцатый…, - возмущенно начал было молодой человек.

- Не спорь со мной! – огрызнулся ментор, сердито сверкнув глазами. – Или ты хочешь утопить всех нас? Нет? Тогда слушай и запоминай – ты сейчас же отключишь свою звонилку и нальешь мне выпить… и плевать я хотел на указания твоего семейного доктора! А потом ты найдешь Эффи и Порцию и постараешься объяснить им лично и без истерик, почему ни одна из них не знает никаких барышень с телевидения… ты меня понял?

Он заглянул в глаза Мастера и поёжился – всегда такой теплый и приветливый, сейчас зеленый взгляд Цинны обдал его ледяным холодом.

- Возражения не принимаются, - предупреждая гневный монолог молодого человека, сухо отчеканил он, отворачиваясь. – Ты можешь считать меня бесчувственным монстром, но я не собираюсь однажды точно так же потерять вас всех.

За его спиной Цинна жалобно дрогнул и тотчас изменился в лице.

- Я предупреждал тебя, что ваша помощь может плохо закончиться – но никто из вас не захотел меня услышать, - сурово уронил через плечо Хеймитч, с преувеличенным интересом разглядывая этикетки бутылок в мини-баре своего капитолийского друга. – Или ты совсем забыл, где находишься? Ты в Капитолии, глупый мальчишка… и я очень надеюсь, что мне больше не придется втолковывать в твою гениальную голову такие элементарные вещи!

- Хорошо, - еле слышно решительно выдохнул молодой человек, - я сделаю все, как ты скажешь… но только не рассчитывай, что я брошу тебя одного на съедение Совету!

Двенадцатый порывисто обернулся – Цинна упрямо сдвинул брови и по-хеймитчевски с вызовом скрестил руки на груди.

- Ну, что ты, Циний Лукреций – и в мыслях такого не было! – неожиданно усмехнулся ментор его бунтарскому жесту и заметил в искрящихся золотом глазах друга едва заметную ответную усмешку.

С непроницаемым выражением на лице он отдал Мастеру серебристый коммуникатор Порции, завалявшийся во внутреннем кармане его пиджака – после того, что произошло с Клаудией, Хеймитчу совершенно не хотелось подставлять своими звонками и разговорами еще одну замечательную женщину. Цинна не сопротивлялся и не спорил – подав ментору его любимый стакан с двойным виски, он только покорно кивал, выслушивая его наставления.

- Передай Порции, чтобы особо не светилась. Никаких звонков, ни слова помимо работы. Если появятся новости, я дам ей знать – но сама она пусть сидит тихо, как мышка, - ровно на мгновение он представил маленькую изящную Порцию с длинным мышиным хвостом и, не сдержавшись, усмехнулся. Молодой человек удивленно вскинул брови, и он тотчас уже без улыбки добавил: - Ерунда… не обращай внимания…

- А Эффи?

Мисс-Невозможный-Синий-Взгляд? Хеймитч растерянно поморщился.

- И Эффи пусть сидит тихо… к чертям ее поиски моих отравителей – это подождет! Ты ведь знаешь – эта дамочка вовсе не такая дура, какой хочет казаться, - на что Цинна хмыкнул и молча утвердительно кивнул. – Должна же она понять…, - ментор на мгновение запнулся, и поспешно добавил: - Если вдруг эта женщина начнет возражать тебе, возмущаться, топать ногами или пучить глаза, передай ей, что при первой же возможности я лично устрою ей отменную взбучку – надеюсь, это ее взбодрит!

- Я понял… я все сделаю, - молодой человек потянулся за пиджаком, сброшенным как попало в ближайшее кресло. – А что будешь делать ты?

Хеймитч насмешливо скривил губы в подобии улыбки.

- Я? – он бухнулся на свой любимый диван и закинул ноги на столик. – Я вот напьюсь и устрою дебош в операторской… раз уж Рубаке этого не удалось!

- Не смеши - тебя не пропустят в операторскую… а если серьезно? – строго нахмурился Цинна, одевая пиджак и поправляя воротничок сорочки.

- А если серьезно, то лучшее, что я могу сейчас сделать – это не высовываться, - хмуро буркнул ментор, залпом опрокидывая содержимое своего стакана. Потом вытер рот тыльной стороной ладони и крякнул: - Хотя не высовываться – это точно не про меня!

Он смотрел, как Мастер сосредоточенно окинул взглядом гостиную, чтобы убедиться, что он ничего не забыл. Непривычно было видеть такого Цинну, без его фирменной широкой улыбки, с глубокой задумчивой складкой между нахмуренных бровей. Что ж, мальчишка, мысленно усмехнулся Хеймитч, ты ведь хотел неприятностей – теперь ты получишь их сполна!

- Обещаешь никуда не соваться? – с неподдельной тревогой в голосе спросил Цинна, обернувшись уже в открытых дверях. Ментор неопределенно повел плечами.

- Что тебе толку с моих обещаний, если я вечно их нарушаю? – иронично отозвался он. – Иди… в твое отсутствие я постараюсь ни во что не вляпаться!

Да, что-что, а врать Двенадцатый умел… Едва хлопнула высокая дверь, как Хеймитч потянулся за планшетом. Внезапная идея требовала немедленного разрешения. Черт подери, и почему он раньше не думал об этом? Да потому что раньше не верил, что такое возможно! Но теперь на Арене осталось всего четверо трибутов, его ребята дошли до финала – а он ни разу даже не удосужился поближе рассмотреть двоих оставшихся соперников!

Ментор включил предыдущие записи. В меню светились три вкладки: Второй, Пятая и Двенадцатые. Начнем по порядку, со Второго… впрочем, о Катоне у него уже сложилось четкое представление: тренированный, сильный и безжалостный… качества, присущие победителю. Хеймитч сдержанно усмехнулся – он, что, уже запел дифирамбы в честь профи? Никаких дифирамбов, хмыкнул ментор. Просто еще с далеких юношеских времен он твердо усвоил обязательное условие успеха поединка – никогда не стоит недооценивать противника… особенно, если этот противник сильнее тебя. В том, что Катон определенно превосходил по силе Пита и Китнисс, вместе взятых, сомневаться не приходилось. Хеймитч отлично помнил тот момент после взрыва припасов, когда Второй одним четким движением свернул шею мальчишке, не доглядевшему за лагерем. Плюс ко всему, профи коварен и не гнушается никаким методами – тонкий клинок в ботинке, пронзивший сердце Цепа, был лишним тому подтверждением. Еще эта чертова кольчуга… Действительно, столкнись его обессиленные ребята с затянутым с титан Катоном, Китнисс не помог бы даже ее боевой лук – на открытой местности профи одолел бы их обоих без малейших усилий!

Убийца и жертвы. Мясник и мясо… Нет, в прямом бою у Двенадцатых не было шансов.

Единственная надежда оставалась на собственную хитрость. И на вспыльчивый и несдержанный характер профи, который вполне мог бы сыграть им на руку.

Хитрость… ментор выбрал следующую вкладку, и на экране мелькнули рыжие волосы среди зеленой листвы. А вот и второй противник – чертовка из Пятого! Присмотревшись к ее острому лисьему личику, Хеймитч поморщился. Вот где стоило бы задуматься всерьез – вот она, настоящая опасность... почему? Он молча крякнул – да потому, что Китнисс Эвердин не испугалась бы даже самой яростной и жестокой схватки с Катоном, но со своей дурацкой прямолинейностью ей так просто не одолеть эту хитрую бестию! За все время с начала Игр Пятая никогда не шла напролом, а всегда действовала исподтишка: припасы профи, рюкзак на Пире, все эти недели на Арене... разумная чертовка весьма редко появлялась и в прямой трансляции, и в новостях. Шустрая, смекалистая и ловкая, она предпочитала выжидать и наблюдать, как профи охотились на Огненную Китнисс. И ее хитрость и выдержанность давали ей фору, как минимум до того момента, когда бы ей пришлось остаться один на один с последним своим противником. Хеймитч поймал себя на мысли, что даже не удивился бы ее победе с чистыми руками – с ее смекалкой сталось бы выкарабкаться из любой передряги.

Итак, что мы имеем, спросил себя ментор, поочередно продолжая разглядывать обоих. Сегодня Капитолий уже получил свою долю зрелища – это раз. Рыжая никогда не пойдет на прямую стычку со Вторым – это два. Капитолий требует продолжения шоу, а для этого в распоряжении организаторов остались только его ребята – это три. При всей своей силе и подготовленности Катон не сунется в лес, тем более в незнакомые ему места… он профи, но далеко не дурак – это четыре. И из всего этого следует, что время для отдыха и раздумий вышло... уже завтра распорядители доберутся-таки до Китнисс и Пита – это пять.

Ментор порывисто отложил планшет и поднялся с дивана. Его невидимый внутренний будильник не позволял вот так просто сидеть без дела и настоятельно требовал действий. Но каких действий? Он был на распутье. Сейчас от его козней и интриг уже ничего не зависело, но он по-прежнему чувствовал себя обязанным контролировать происходящее. Хотя бы ради очистки своей собственной обострившейся совести.

Его метания прервало какое-то странное дребезжание. Он удивленно огляделся… и заметил подпрыгивающие отрезы ткани на рабочем столе Мастера. Коммуникатор Цинны! Видимо, за своими гневными упреками мальчишка машинально сунул его в эту кучу барахла да так и забыл о нем! Хеймитч разгреб разноцветные лоскуты и кружева – изящный черный прибор вибрировал и прыгал по стеклянной столешнице, издавая тот самый неприятный звук. Даже не задумываясь, ментор нажал на кнопку приема вызова и поднес его к уху.

- Я всего на два слова, Цинна, - услышал он на другом конце голос Финника Одэйра. – Есть новости из особого списка. Если тебе интересно, загляни к Главному Распорядителю.

Ментор даже не успел открыть рта, чтобы озвучить Четвертому его ошибку, а в трубке уже бежали короткие гудки отбоя. Он тупо смотрел на экран коммуникатора. Снова особый список?

Какого черта это все значило?

***
Он выдержал ровно полчаса – и уже спустя полчаса спускался в лифте в холл отеля. Особый список… его передергивало от одной мысли о больной фантазии распорядителей. Он не стал искать Цинну. Будет более чем достаточно, если парень выполнит порученное ему – предупредит дамочек о непредвиденных сложностях. За благоразумие Порции он не опасался, но вот Эффи… Прекрати истерить, приятель, зло одернул себя Хеймитч – она взрослая девочка и не станет упрямиться и показывать свой идиотский характер в такой неподходящий момент!

Его план был прост – хоть Двенадцатый и был отстранен, но он все еще имел право на личную аудиенцию у Главного Распорядителя… и пора было этим правом воспользоваться.

Он решил действовать на свой страх и риск: для начала поймал такси и велел отвезти его в Тренировочный центр. По опыту предыдущих Игр Хеймитч знал, что в последние дни Арены Сенека практически жил в своем рабочем кабинете – настолько он был поглощен всем происходящим. В финале он контролировал каждый шаг, каждый жест; ничто на Арене не происходило без его личного указания и одобрения. Что ж, так даже лучше - Двенадцатый с большим удовольствием предпочел бы оказаться в старом добром Тренировочном центре, чем в том самом пропитанном ароматами благовоний и похоти особняке!

Он зарекся думать и чувствовать… но по дороге к Главному на него снова нахлынули мысли. Почему Рубака заговорил о Плутархе… да еще в таком тоне? Что его старинный друг знал такого, чего не было известно ему самому? Хеймитч припомнил все свои встречи с почетным сенатором Капитолия. Да, старый лис был непрост…ох, как непрост! Но при всем прочем многолетняя интуиция подсказывала ментору, что ни в одном из поступков Хавенсби не было двуличия и лицемерия. По крайней мере, Плутарх всегда был предельно честен с ним… и это не могло не вызывать невольного уважения.

И все же его не покидало ощущение, что Рубака углядел в сенаторе что-то такое, чего он сам, со своим хваленым чутьем, даже не заметил.

Ему уже который раз за день несказанно повезло – Сенека был у себя… и, более того, он был один. Правда, Двенадцатый покорно просидел еще минут двадцать в приемной под дверью – капитолийские обычаи не позволяли Крэйну принять его так просто и так быстро.

Но Хеймитч не сомневался, что его примут.

- Двенадцатый? – очаровательно улыбаясь, Сенека поднялся ему навстречу из своего высокого кожаного кресла. Все тот же безупречный костюм, все та же безупречная улыбка. – Не ожидал… какими судьбами? Не смог дождаться общего заседания Совета?

Хеймитч презрительно фыркнул.

- Заседания уже трижды переносились… с моим хроническим невезением я рискую не дождаться четвертой даты проведения! – усмехнулся он, роняя себя в кресло напротив. – Ты ведь слышал, что меня пытались отравить?

Он ляпнул это наугад. И тотчас пристально всмотрелся в цепкий синий взгляд Главного Распорядителя – в нем промелькнуло отнюдь не удивление… значит, при всей их с Цинной тщательной конспирации Сенека тоже был в курсе произошедшего.

- Да, я в курсе, - озвучил он мысли ментора. – Но я рад, что все обошлось – ты стал бы невосполнимой потерей для всех нас!

Ментора аж передернуло… да, Главный умел язвить, как никто другой! Даже старому пьянице вовек не тягаться с хитринкой в этих внимательных глазах… Он натянул резиновую улыбку и примирительно кивнул, принимая сомнительный комплимент.

- Так что привело тебя ко мне в столь поздний час, Двенадцатый? – заинтересованно улыбаясь, Сенека откинулся в кресле и сложил пальцы домиком.

Упс… он не был готов к такому вопросу. Действительно, как ему объяснить Главному причину своего появления здесь? Эй, меня прислал твой гламурный дружок – он в курсе, что ты готовишь очередную гадость? Хеймитч молча насмешливо усмехался, в то время как его пропитые мозги лихорадочно искали достаточно веский повод для персональной аудиенции.

- Беспокоишься насчет финала? – продолжая улыбаться, Сенека разглядывал его поверх сцепленных пальцев таким подчеркнуто-изучающим взглядом, что ровно на одно мгновение Хеймитч почувствовал себя тараканом, пришпиленным булавкой для препарирования.

- А есть смысл? – пытаясь сохранить лицо, саркастически фыркнул он в ответ. – Теперь я еще меньший ментор, чем когда бы то ни было…

- А тебе не кажется, - прерывая его, одним порывистым движением Сенека поднялся из кресла, - что в этом году ты на своем посту превзошел самого себя?

Он растерянно смотрел в затылок Главному, замершему у окна с заложенными за спину руками.

- Сколько себя помню, я никогда еще не видел такого Двенадцатого, - не оборачиваясь, уронил Крэйн, упрямо продолжая разглядывать капитолийский пейзаж за окном. Хеймитч отчаянно пытался понять, что именно прозвучало сейчас в его голосе. Насмешка? Сарказм? Или искреннее удивление?

- Ну, для разнообразия иногда можно и пошалить, - только и смог выдавить он, на что Сенека вдруг заливисто расхохотался.

- Эбернети… ты не перестаешь удивлять меня своим самообладанием! – он обернулся и, продолжая смеяться, выразительно поднял брови. – Даже сейчас, стоя правой ногой на пьедестале, а левой – на эшафоте, ты все еще пытаешься шутить!

Синие глаза Главного Распорядителя смотрели внимательно… слишком внимательно. Он почувствует, если я солгу, внезапно понял ментор и рассеянно повел плечами.

- Сам не знаю, - это была почти правда. – Наверное, нервы сдают…

- У тебя нет нервов, - сделав выразительный жест рукой, перебил его Сенека, не сводя с собеседника пристального взгляда. – Так все-таки, Двенадцатый – зачем ты здесь?

- Хотел просить тебя посодействовать с провизией, - начал на ходу сочинять Хеймитч. – В Штабе мне пообещали сутки… но ты же понимаешь, что это слишком долго?

- Оплаченный тобой ужин на двоих доставят на Арену уже сегодня, - деловито отрезал Крэйн, продолжая выразительно насмехаться над его жалкими враками. – Что, и это все?

Нет, так просто его не проведешь… под пристальным проницательным взглядом Двенадцатый уже готов был признаться – но в эту самую минуту на рабочем столе Главного противно заверещал аппарат внутренней связи. Определенно, небеса были на его стороне – Сенека строго сдвинул брови и лишь шикнул на ментора, требуя его молчания.

- Слушаю вас, господин президент, - вытянувшись по струнке, ответил он, сняв трубку, и ментор тотчас послушно умолк – его совершенно не прельщало оказаться застуканным в кабинете Крэйна самим Сноу. Он не слышал ни слова из сказанного, но, судя по выражению лица Главного Распорядителя, указание президента было из разряда беспрекословных. – Да, я понял… разумеется… я уже над этим работаю…

Если Одэйр был прав, Сенека говорил сейчас с президентом как раз об особом списке… Хеймитч затаил дыхание. Какая удача, что он оказался здесь в эту самую минуту – иначе он так никогда бы и не узнал, что Сноу лично контролировал все решения Главного!

Наигранно безразлично усмехаясь, ментор отвел глаза и мельком оглядел рабочий стол Крэйна. Ничего интересного, разве что… Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки лежало несколько тонких папок противного желтого цвета. Странно было видеть на столе Главного не крутой капитолийский планшет, а простые бумажные документы. Хеймитч нахмурился – где-то когда-то он уже видел подобное. Ровно на мгновение он позволил себе задуматься, и память тотчас услужливо подсунула яркую картинку – кабинет Плутарха в Сенате, тот самый, в котором он смотрел вместе с сенатором трансляцию с Арены… в стеклянном шкафу, как раз возле стола, целая полка точно таких же кислотно-желтых папок! Что там было написано на дверце? Что-то знакомое… что-то жизненно важное…

- Я вынужден тебя оставить, - прервал его натужные воспоминания дрогнувший голос Сенеки. Хеймитч удивленно вскинул глаза – Крэйн выглядел явно взволнованным. – Но мы с тобой еще не договорили. Я все-таки хочу услышать причины твоего появления… останься здесь – я вернусь буквально через несколько минут!

Он не стал распинаться в объяснениях – просто сделал приказной жест сидеть и спешно вышел за дверь. Как это было неосмотрительно с его стороны, оставить Двенадцатого без присмотра в собственном рабочем кабинете! Ментор потянулся было к верхней из папок, но тут разобрал едва слышное жужжание. Дьявол их всех раздери… камеры! Ну конечно – где, как не в этом самом кабинете, первой исповедальне всех организаторов и менторов, могло быть максимальное скопление микрофонов и скрытых камер на квадратный дюйм! Впрочем, издававший жужжащий звук прибор вовсе не был скрытым – без лишних усилий ментор разглядел прямо позади высокого рабочего кресла Главного Распорядителя миниатюрную камеру, вмонтированную в угловую колонну.

Он поежился – объектив камеры смотрел прямо на него.

Без паники, сказал себе Хеймитч. В конце концов, он вовсе не собирался делать ничего противозаконного – не его вина, что Сенека так запросто позволил ему задержаться в святая святых! С самым безразличным выражением, на какое только была способна его небритая физиономия, ментор откинулся в кресле и, крутанувшись вокруг оси, с интересом огляделся. Его внимание привлек огромный монитор на стене напротив стола. Он не сразу заметил его – поверхность экрана была абсолютным продолжением черной мраморной облицовки – но сейчас монитор сам собой загорелся знакомой картинкой Арены. Двенадцатый озадаченно обернулся на камеру в углу – вот сейчас там, за пультом наблюдения, заметят постороннего в апартаментах Главного Распорядителя, и парочка не слишком дружелюбных миротворцев в мгновение ока взашей вытолкает его из кабинета!

Но он напрасно беспокоился. Прошла минута, две, но никто так и не появился и ничего так и не произошло. Окончательно осмелев, ментор устроился удобнее в мягком широком кресле и с интересом уставился на экран. Интересно, Сенеке Крэйну показывали то же самое, что транслировали на весь Панем? Хеймитч криво усмехнулся – это было маловероятно!

Скорее, Панему показывали только то, что одобрял Главный Распорядитель.

Он растерянно смотрел на сумерки на экране… это что же, на Арене уже был поздний вечер? Прежде он никогда не задумывался о месторасположении поля очередной бойни, да и в этот раз задумывался не особо… к тому же Хеймитч прекрасно знал, что точно так же, как организаторы химичили с погодой, они могли химичить и с темным и светлым временем суток. Он огляделся в поисках какого-нибудь подобия пульта. Ничего похожего. Видимо, в обязанности Главного входил просмотр всего, что происходило на Играх.

Словно в подтверждение его мыслям картинка на экране дрогнула – и разделилась на четыре равные части. Теперь он мог видеть всех оставшихся трибутов. В левом верхнем углу он заметил Катона, в нижнем - Рыжую, а на экране справа с замиранием разглядел Мелларка, уже привычным ему мягким движением гладившего перебинтованную темноволосую голову Китнисс на своих коленях. Сбылась мечта идиота, беззлобно и горько усмехнулся ментор.

Но теперь Двенадцатый смотрел не только на своих.

С нескрываемым интересом Хеймитч наблюдал за Вторым. Деловито и хладнокровно профи распаковал забранный у Цепа рюкзак и вытащил из него нечто тонкое и серебристое, а потом отбросил пустой мешок в сторону. Кольчуга! Ментор не сводил глаз с экрана… и не мог понять. Что-то не сходилось, что-то резало глаз… что-то до боли очевидное – очередной маленький кусочек большой и сложной мозаики…

Он отвлекся на Пятую. Девчонка устраивалась в раскидистых корнях какого-то дерева, отчаянно пытаясь укрыться от хлеставшего ливня. Хеймитч растерянно сдвинул брови. Но ведь дождь шел сейчас только в южном секторе… неужели эта хитрая бестия торчала сейчас где-то неподалеку от пещеры его ребят? Камеры дали общий план, и ментор охнул. Чертова девка - ее дерево оказалось на другой стороне того самого ручья, на берегу которого Китнисс обнаружила своего умирающего напарника!

Иными словами, всего в нескольких ярдах от спасительного убежища Двенадцатых.

Этого следовало ожидать. Еще у Цинны, просматривая прежние записи, ментор поймал себя на том, что на месте Пятой он стал бы держаться как можно ближе к соперникам – но, поразмыслив, он отбросил эту мысль, посчитав ее просто нелепой.

А вот она, судя по всему, не отбросила…

Он настолько задумался, что даже не сразу разобрал негромкий знакомый голос:

- Китнисс… Китнисс!

Ментор дрогнул и перевел глаза на правую половину экрана – Пит осторожно разбудил свою напарницу и сейчас помогал ей устроиться рядом.

- Уже не болит, - неловко улыбнулась девушка, когда он поправил повязку на ее лбу. Китнисс задумчиво подняла взгляд на парня – ее серые глаза в полумраке пещеры казались совсем прозрачными – и, поймав его руку и мягко переплетя пальцы, неожиданно беззаботно заговорила:

- Я давно хотела спросить тебя, Пит, - на мгновение она неловко запнулась, но тут же продолжила: - На интервью у Цезаря ты сказал, что любил меня всегда… а когда началось это «всегда»?

Хеймитч крякнул и удивленно выпучил глаза – что это на нее нашло? Что за игривая кокетка там, на экране, строила сейчас глазки любопытным капитолийским камерам… она ведь прекрасно понимала, что каждый ее жест, каждый взгляд транслировали на всю страну!

Это была не Китнисс… не привычная колючая девчонка, едва не оттяпавшая старому пьянице пару пальцев только за то, что он имел неосторожность съездить по физиономии ее драгоценному мальчишке. Не холодная молчунья, не умевшая связать нескольких слов перед жизненно-важным интервью. Не надменная гордячка, справедливо считавшая Капитолий сборищем разукрашенных болванов и пустоголовых кукол.

Да черт подери, что это с ней?!

Она просто играет на публику, неожиданно понял ментор... наконец-то играет по их правилам.

- Хм… дай-ка вспомнить, - даже не заметив ее непривычно-очаровательного голоса, Пит улыбнулся одними глазами и задумчиво склонил на плечо светловолосую голову. Ай да паршивец, иронично усмехнулся Двенадцатый – можно подумать, для него это было так сложно? – Кажется, с первого дня в школе. Так давно было, а я вижу как сейчас: мне пять лет, а на тебе красное клетчатое платье. И две косички, а не одна, как теперь…

Парень умолк, задумчиво глядя в пустоту перед собой, а потом сдержанно кашлянул и изменившимся голосом добавил:

- Вообще-то это мой отец показал мне тебя, когда мы стояли во дворе...

- Показал отец? – с удивленного лица Китнисс сошла наигранная улыбка – похоже, она по-настоящему растерялась. – Почему? – на что Пит только мягко рассмеялся, едва заметно качая головой – таким непривычным выглядел ее внезапный интерес к его персоне.

- Он сказал тогда: «Видишь ту девочку? Я хотел жениться на ее маме, но она сбежала с шахтером».

Хеймитч шумно выдохнул. Он помнил эту пару еще с детских лет – оба светловолосые, голубоглазые… прямо ангелы со старинных открыток, спрятанных в потаенном сундучке его матери. Иногда, глядя на них, ему казалось, что эти двое были вместе с самого рождения. И не только ему – весь Двенадцатый дистрикт был уверен, что в один прекрасный день тихая и очаровательная дочь аптекаря станет миссис Генри Мелларк.

Она и сама была в этом уверена… пока однажды не повстречала другого. И не стала миссис Трой Эвердин.

- Да ну, ты все выдумываешь, – сильнее сжав пальцы Пита, растерянно пролепетала на экране Китнисс.

- Вовсе нет, все так и было, - парень рассеянно улыбнулся собственным мыслям. – Я еще спросил тогда, зачем она убежала с шахтером, если могла выйти за пекаря, а он ответил: «Потому что когда он поет, даже птицы замолкают и слушают».

- Это правда, про птиц… точнее, было правдой, - растерянно сдвинув тонкие брови, еле слышно с болью в голосе выдохнула Кит, и ментор вздрогнул и уставился в пустоту перед собой – от внезапно нахлынувших эмоций ему вдруг стало нечем дышать…

Он уже не замечал трансляции на экране – перед его мысленным взором мелькали и кружились совсем другие картинки. Вот Шлак, его дом, его родина… ряды перекошенных убогих зданий, с прохудившимися крышами и разбитыми окнами, там-сям с грехом пополам залатанными тонкой фанерой, с покосившимися дверьми и осевшим крыльцом… где-то рядом, в придорожной пыли, играют дети – он видит среди них себя… ему лет семь-восемь, не больше. Вот старые полуразрушенные и заброшенные шахты, куда не спускаются уже около полувека, а рядом – относительно новый забой, ему всего-то сорок лет… он почти ровесник отцу Митча. А вот сам отец, еще совсем не старый, но уже насквозь пропитанный этой проклятой угольной пылью… маленький Митч ненавидит, когда он вдруг ни с того, ни с сего срывается с места и бросается за дверь – и там заходится в надрывном кашле, чтобы тайком от сына сплюнуть на землю отвратительный черный сгусток. Вот ему уже не восемь – восемнадцать, и отца уже четыре года как нет в живых… и если в этот раз ему опять не повезет на Жатве, его ожидает та же незавидная участь, что и всех его соседей, как один сгорбленных и измотанных тяжелым шахтерским трудом… каждого из них Митч Эбернети знает в лицо и по имени всю свою жизнь. И среди них он, высокий темноволосый парень, с язвительным стальным взглядом и голосом, от которого замолкают даже певчие птицы… Трой Эвердин… еще не муж, не отец – еще такой же трудяга, как и все остальные… а рядом с ним – прелестная светловолосая девушка в голубом платье гордой и нелюдимой Китнисс… с небесным взглядом маленькой и мудрой Прим…

Хеймитч прикрыл глаза и помотал головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Как давно это было… словно тысячу лет назад… Он растерянно взглянул на экран – Китнисс по-прежнему сжимала тонкими пальцами широкую ладонь Мелларка и натянуто улыбалась, но в таких знакомых ментору стальных глазах ее отца плескалась глухая потаенная боль.

- А потом, - с задумчивой полуулыбкой продолжил Пит, - в тот же день, на уроке музыки учительница спросила, кто знает «Песнь долины»… и ты сразу подняла руку. Учительница поставила тебя на стульчик и попросила спеть. И я готов поклясться, что все птицы за окном умолкли, пока ты пела.

Он чуть повернул голову и посмотрел на девушку, замершую рядом, такими глазами, что Хеймитчу вдруг отчаянно захотелось взвыть – черт тебя раздери, Китнисс Эвердин… неужели ты совсем ни хрена не видишь?!

- Да ладно, перестань, - то ли удивилась, то ли смутилась она.

- Нет, это правда, - продолжая разглядывать каждый миллиметр ее лица, Пит глубоко вдохнул и внезапно твердым голосом добавил: – И когда ты закончила, я уже знал, что буду любить тебя до конца жизни...

Даже в полумраке пещеры было заметно, как Китнисс нервно сглотнула и растерянно подняла на напарника свои невозможные прозрачные глаза.

- А следующие одиннадцать лет я собирался с духом, чтобы заговорить с тобой, - еле слышно выдохнул он, потерявшись в ее удивленном и восторженном взгляде.

- Так и не собрался, - дрогнувшим голосом уронила она.

- Так и не собрался, - едва заметно кивнув, подтвердил Пит. – Так что, можно сказать, мне крупно повезло, что на Жатве вытащили мое имя.

Затаив дыхание, ментор наблюдал, как бледное исхудавшее лицо Кит начало медленно изменяться – уголки потрескавшихся губ дрогнули, растягиваясь в непритворной радостной улыбке, а в глубине стальных глаз вспыхнули счастливые искры. Он мог поспорить сейчас на что угодно – Пит с радостью продал бы душу дьяволу, чтобы увидеть ее такой… Ровно секунду она изумленно смотрела на Мелларка, и этой крошечной секунды ментору хватило, чтобы увидеть, наконец, живую и настоящую Китнисс Эвердин – ту самую, в которую не грех было влюбиться однажды и на всю оставшуюся жизнь…

Но эта секунда закончилась – и тонкие брови дрогнули и сдвинулись, образовав эту ее неповторимую маленькую складочку.

- У тебя... очень хорошая память, - запинаясь на каждом слове, зашептала она, спешно отводя растерянный взгляд.

- Я помню все, что связано с тобой, - отозвался Пит, робко коснувшись темных волос и убирая ей за ухо выбившуюся прядь. - Это ты никогда не обращала на меня внимания.

- Зато теперь обращаю, - еще тише выдохнула Кит, заливаясь румянцем.

- Ну, здесь-то у меня мало конкурентов, - опустив взгляд на ее потрескавшиеся губы, попытался сыронизировать он.

- У тебя везде мало конкурентов…

Даже здесь, в кабинете Главного Распорядителя, в сотне миль от Арены, Двенадцатого прошибло то самое магнитное поле, тянувшее Пита Мелларка к этой непостижимой колючей девчонке. Это поле невозможно было игнорировать, ему невозможно было сопротивляться… как волна, накрывающая с головой… не успел вдохнуть – и погиб! На какое-то мгновение он почувствовал себя гадко – словно подглядывал в замочную скважину за чужой жизнью… да что уж, старик, хмыкнул себе ментор – за ними сейчас подглядывал весь Панем! Окажись на их месте кто-то другой, ему даже было бы любопытно… но сейчас с каким-то смешанным чувством стыда и неловкости он смотрел, как, не сдержавшись, Пит зарылся рукой в темные волосы на затылке Китнисс и, притянув ее к себе, с величайшей нежностью и осторожностью коснулся губами ее губ…

- Как мило, - услышал ментор из-за спины насмешливо-снисходительный голос Сенеки. Он резко крутанулся в кресле – Главный Распорядитель оперся на край стола за его спиной и, выразительно скрестив руки на груди, с неподдельным интересом наблюдал за поцелуем на экране. Когда он вернулся… и как вошел настолько тихо, что Хеймитч даже не заметил?

Или он просто не замечал сейчас ничего и никого, кроме своих удивительных ребят?

- Я опять что-то нарушил? – кашлянув, иронично поинтересовался он, чтобы хоть как-то отвлечь Крэйна от пристального разглядывания его подопечных… одного из них.

- На сей раз ничего, - не отрываясь от экрана, очаровательно усмехнулся Главный. – И это само по себе удивительно, не находишь?

Черт подери, он готов был сознаться в чем угодно, вплоть до государственной измены – лишь бы Сенека перестал пожирать глазами происходящее сейчас за его спиной!

- Так как там насчет провианта? – внезапно вспомнил Хеймитч одну из причин своего визита. Сенека многозначительно кивнул головой в сторону монитора.

- Сам посмотри.

Он обернулся – и незаметно с облегчением перевел дыхание. Хвала небесам, чертям и всему, чему только можно… они уже не целовались. Больше того – парень полез куда-то наружу и уже спустя минуту вернулся с большой корзиной под серебряным парашютом.

- Наверно, Хеймитчу надоело смотреть, как мы медленно умираем с голоду, - счастливо улыбаясь, весело озвучил он посылку.

- Ну, теперь ты доволен? – Сенека оттолкнулся от стола и уселся в соседнее с ментором кресло. Закинул ногу на ногу и сложил длинные тонкие пальцы фирменным домиком. – Как видишь, я всячески содействую тебе, Двенадцатый…

- Не за спасибо, - натянуто улыбаясь, огрызнулся ментор, стрельнув глазами в сторону экрана.

- Не за спасибо, - соглашаясь, кивнул Главный. – Но, заметь, я мог бы этого не делать...

- Я помню о нашем уговоре – ты ведь об этом хотел сейчас спросить? – процедил сквозь зубы Хеймитч, пряча в пол вспыхнувшие от ярости глаза.

- Отнюдь не об этом, - неожиданно жестко отозвался Сенека. – Я не сомневаюсь, что с твоей памятью все в порядке… но сейчас разговор пойдет о другом.

Он сжался, приготовившись к самому худшему – непривычно-суровый тон Главного не предвещал ничего хорошего!

- Надеюсь, моя новость предвосхитит ту просьбу, с которой ты явился ко мне… Я всего лишь хотел сообщить, что с завтрашнего дня тебе больше не нужно беспокоиться об оплате Арены, - видимо, ментор слишком изумленно выпучил глаза, потому что Сенека прыснул и весело расхохотался. – О боги, Эбернети… ничего сверхъестественного – или ты забыл, что финал Игр оплачивается за счет Капитолия?

Так значит, Сенека решил, что старого пьяницу беспокоила всего лишь оплата счетов – потому-то он и напросился на персональную аудиенцию? Хеймитч поспешно отвел глаза, пряча торжествующий блеск. Что ж, эта версия была очень кстати!

- Забыл… да я и не знал этого! – наигранно-хмуро буркнул в ответ он, растягивая губы в подобии улыбки. – Я ведь никогда еще не был в финале… ну, за исключением собственных Игр…

- Что ж, теперь ты можешь быть совершенно спокоен, - снисходительно улыбнувшись, Крэйн похлопал ментора по колену, заставив внутренне содрогнуться. – А теперь извини, но тебе лучше будет уйти.

Черт подери… а как же те самые противно-желтые папки на рабочем столе? И почему он не набрался наглости и не сунул в них свой длинный нос в отсутствие хозяина кабинета? Подумаешь, выгнали бы его отсюда – но так он хотя бы знал, что такого интересного изучал Главный Распорядитель как раз перед его появлением… и о чем потом говорил с самим Сноу! Сенека поднялся из кресла, и Хеймитч нехотя последовал его примеру, в то время как мозг лихорадочно пытался найти повод заглянуть хотя бы в один из этих сверхсекретных документов.

- Подожди еще ровно минуту, - Крэйн предупредительно поднял указательный палец и уверенным шагом направился к потайному шкафу в углу кабинета.

Минута… этого было более, чем достаточно! Едва спина Главного скрылась за дверью, как Хеймитч в два шага преодолел расстояние до стола, развернул к себе самую верхнюю из папок, порывисто распахнул ее… и глаза растерянно уперлись в большое портретное фото Цепа. Ментор быстро перевернул страницу – какие-то бланки с цифрами, именами, датами… так эта папка – всего лишь личное дело трибута? К чему тогда такая таинственность? Краем глаза продолжая посматривать на дверь в углу, он открыл следующую, потом еще одну, и еще… Диадема? Марвел? Рута? Какого черта…?!

Все еще не понимая, он еще раз внимательно взглянул на фото Цепа – и вдруг заметил в нижнем правом углу штамп. И надпись – «Особый список. К модификации пригоден». Он попытался вдохнуть и почувствовал, как внутри что-то оборвалось.

Особый список… модификация… ну, конечно…

Переродки.

Глава 35

Он бежал по лесу, окутанному плотным вязким туманом.

Цеплялся за выступающие из сырой и холодной земли крючковатые корни высохших мертвых деревьев. Падал, зарываясь руками в прелые листья, пропахшие его собственным липким ужасом. Поднимался на дрожащие от напряжения ноги – и снова бежал. Навстречу попадались сухие ветки, они острыми бритвами хлестали его по щекам, оставляя на них глубокие саднящие порезы… каждым нервом, каждой клеткой кожи он чувствовал, как от малейшего его движения порезы начинали кровоточить, превращая его израненное лицо в кровавое месиво. У него кружилась голова, сбилось дыхание и отчаянно колотилось в груди. Но он понимал: если сейчас он остановится или споткнется и больше не сможет встать – они догонят его.

Особая гордость Капитолия. Переродки.

Это было похоже на забег наперегонки со смертью, в попытке спасти собственную жалкую шкуру… Он уже слышал за своей спиной их приближающееся свистящее дыхание. И срывающийся на визг яростный лай – на этот раз его догоняли собаки… или их кошмарное модифицированное подобие. У него не хватало мужества обернуться и собственными глазами увидеть очередной плод больного воображения какого-то капитолийского генетика. Хватит с него демонов – за двадцать с лишним лет в Капитолии он навидался предостаточно… Где-то в глубине сознания он понимал, что это всего лишь сон, что все это творилось всего лишь в его голове, что ему достаточно просто открыть глаза – и этот мрачный лес закончится и иллюзия рассеется...

Но он никак не мог очнуться, не мог вырваться из цепкого плена своих кошмаров. И потому все, что ему оставалось – это бежать.

Поскользнувшись на очередной торчавшей из земли коряге, он с размаху рухнул в траву, ударяясь затылком обо что-то твердое... в глазах запрыгали и замельтешили цветные круги. У него больше не было сил встать, не было сил сопротивляться. Он с трудом поднял голову навстречу стремительно приближавшемуся лаю. Ровно на мгновение его мертвое менторское сердце замерло, а потом заколотилось так отчаянно, что, казалось, оно вот-вот или разорвется, или выскочит наружу. Хватит прятаться, хватит бояться... пусть догонят, пусть разорвут его на мелкие ошметки!

Сдохни, старик… может быть тогда ты, наконец, перестанешь убегать от них.

Первый из них появился совершенно бесшумно – просто материализовался из липкой серой пелены тумана прямо перед ним. Ни зловонного смердящего дыхания, ни хриплого лая… С колотящимся от ужаса и ярости сердцем он смотрел на огромное существо, бывшее когда-то обыкновенной собакой: из разинутой клыкастой пасти текла ядовито-зеленая слюна, а желтые и совсем не собачьи глаза медленно приближавшегося монстра пристально разглядывали поверженную жертву. Его подсознание играло с ним злые шутки – прошлый его кошмар был подобием кошки, со смертельным хвостом скорпиона и змеиными глазами Кориолана Сноу…

Не дрейфь, Эбернети, это просто очередная зверушка.

- Просто псина, - обреченно усмехнувшись, выдохнул он прямо в оскалившуюся морду, и переродок глухо зарычал и бросился на него.

Он даже не успел испугаться, лишь рефлекторно вскинул руки… и тотчас проснулся. Не в холодном тумане, а на белоснежном ковре в капитолийской спальне, забившись в угол между кроватью и туалетным столиком.

Где-то в области затылка дико болела голова. Он осторожно провел рукой по волосам и тотчас отдернул ее – ладонь стала горячей и липкой. Ментор осторожно обернулся: угол столика был испачкан кровью… видимо, как раз к нему он здорово приложился своей старой и глупой башкой. И как только не убился, удивленно мелькнуло в голове.

Значит, еще не время, горько усмехнулся Хеймитч, медленно поднимаясь на ноги.

Он добрел до умывальника и, намочив полотенце, приложил его к разбитому затылку. Чувствуя внезапную тошноту и головокружение, сполз по стене на пол возле душевой кабинки и прижался небритой щекой к ее прохладной стеклянной дверце. Опасаясь, что его стошнит прямо здесь, поморщился – в голове гудело так, словно по ней треснули огромным шахтерским молотком!

Были бы мозги – было бы сотрясение, неожиданно со злым весельем подумал он.

На самом деле сегодняшний демон не был ему в новинку… ментор и прежде спасался в своих кошмарах от всяческой капитолийской нечисти, но никогда еще его сны не были настолько яркими и реалистичными. И он знал тому причину. За четверть века менторства он повидал разных переродков. Все они были схожи друг с другом - обычно распорядители брали за основу хищников, создавая очередного монстра для Арены из самых невероятных сочетаний. Особой популярностью у капитолийцев пользовались тигры с несколькими рядами модифицированных акульих зубов и огромные человекоподобные обезьяны, реже – бойцовские собаки или медведи-людоеды. Но все это уже было, все это порядком приелось капризной столичной публике… а раз в этом году Игры выходили совершенно особенные, видать, Капитолий потребовал от Главного Распорядителя и особенных переродков.

Ментор вспомнил штамп на фотографии Цепа, и его снова потянуло на рвоту. Особый список, к модификации пригоден… страшно было даже представить, на что в этот раз сделал ставку Сенека – ведь не просто так там, на его столе, лежали папки с физическими данными некоторых выбывших трибутов.

Невероятным усилием воли Хеймитч заставил себя отключиться от эмоций, чтобы попытаться размышлять трезво. Допустим, он смог бы объяснить в числе выбранных для модификации Диадему, Марвела или Цепа… но как там оказалось дело черноглазой Руты? Разве эта маленькая птичка могла быть достойной основой для монстра? Почему она? Зачем Сенеке понадобилась маленькая союзница Китнисс? Малышка в жизни и мухи не обидела… да и данными особыми не блистала – она совершенно не подходила на модифицированного убийцу! Смотря как убивать, внезапно осенило ментора. Вот кретин… да она была всего лишь запасным, зато абсолютно беспроигрышным вариантом! Напрасно он посмеивался над распорядителями, считая их никудышными психологами – в появлении Одиннадцатой в числе переродков был простой, но очень тонкий расчет: случись Китнисс обороняться от будущих помесей трибута и очередной твари, девушка без раздумий смогла бы выстрелить и прикончить любого из них.

Но она никогда не выстрелит в Руту… даже такую.

Он уронил голову на руки. Выпить, ему нужно было срочно выпить… чтобы не сойти с ума от всего этого! Кое-как поднимаясь на ноги, он поплелся в гостиную, к бару; наугад ухватил первую попавшуюся бутылку, вытащил зубами пробку, сделал несколько больших обжигающих глотков прямо из горлышка и судорожно закашлялся. Похоже, на этот раз ему повезло – это оказалась водка… именно то, что ему было так катастрофически необходимо! К черту стаканы, к черту лед – ему отчаянно хотелось тупо надраться и вырубиться на пару суток, чтобы, как в прежние годы, прийти в себя только к награждению победителя.

Ментор презрительно поморщился от собственных мыслей. Гораздо лучше будет сразу удавиться, с горечью подумал он – случись сейчас подобное, и он точно никогда уже больше не сможет посмотреть в глаза своему дистрикту!

- Кончай ныть и соберись, старый кретин, - поставив водку на место, он в полную силу хлестанул себя по щеке. В глазах закружилось, его повело – и, не удержавшись, он рухнул без сознания на ковер, успев выплеснуть наружу только что проглоченную выпивку.

Очнулся он от сдержанного невразумительного шепота Цинны где-то над головой.

Ментор с трудом открыл глаза и обнаружил себя на диване в гостиной. Повязанная пушистым белым полотенцем разбитая голова болела гораздо меньше… и, хвала небесам, его больше не качало и не тошнило. Не поворачивая головы, Хеймитч скосил глаза – Мастер сидел рядом в своем любимом кресле и внимательно смотрел на него.

- Привет, - еле слышно пробормотал он, растягивая губы в виноватой усмешке.

- Однажды ты загонишь меня в могилу, Двенадцатый..., – то ли облегченно, то ли зло выдохнул Цинна.

- А что случилось? – ментор осторожно коснулся полотенца на своей голове.

- Это я должен спросить тебя, что случилось! Я зашел к тебе час назад, а ты лежишь посреди гостиной, с пробитым затылком, в луже крови… что мне следовало думать?

- Я, что, напугал тебя? – наигранно-удивленно хмыкнул он.

- А как ты думаешь?! – молодой человек рывком поднялся на ноги и принялся ходить вокруг дивана. – Сначала ты исчезаешь из моей мастерской, не оставив даже записки, потом тебя невозможно найти до поздней ночи… потом ты запираешься в своем номере и упорно игнорируешь всех нас… потом зарабатываешь дырку в голове… а потом спрашиваешь, не напугал ли ты? – он остановился в изножье и всплеснул руками. – И где тут логика?

- Во-первых, перестань изображать бешеную белку, наворачивая круги – у меня уже в глазах плывет и сейчас точно стошнит! – и, во-вторых, ты виделся с Порцией? – на что Цинна фыркнул и коротко кивнул. – Уже хорошо… а с Эффи?

Молодой человек закатил глаза и неопределенно повел плечами.

- Что? – непонимающе сдвинул брови ментор.

- Она сказала, что ей все равно, что она никого не знает – и знать не хочет… и что не намерена улаживать ни твои дела, ни твои интрижки, - Мастер усмехнулся одними глазами. – А потом добавила, чтобы впредь ты больше на нее не рассчитывал.

Хеймитч невесело усмехнулся – видимо, и до нее уже дошли сплетни о его выходке с поцелуем в ресторане… а ведь он сам твердил ей, что Клаудия – просто друг… черт! Что ж, так будет лучше, твердо сказал себе Двенадцатый. По крайней мере, теперь ему не придется выдумывать способы, чтоб отправить эту несносную дамочку с глаз долой!

Вот только это почему-то совсем не радовало его.

Он поморщился и поймал сочувственный взгляд Цинны. Кривая ответная улыбка – вот и все, на что его сейчас хватило. Проявляя чудеса тактичности, Мастер воздержался от привычных ироничных комментариев и лишь негромко поинтересовался:

- А ты сам – выяснил, что хотел?

Он молча коротко кивнул. Ему не хотелось сейчас говорить об этом – перед глазами все еще стояло суровое лицо Цепа с титульного листа желтой папки. И штамп в правом углу.

- Который час? – вместо этого спросил он.

- Еще нет и десяти, - уже мягче отозвался молодой человек, присаживаясь на диван у него в ногах. – Первое утро в финале, да?

Ментор дрогнул – у него внезапно появилось очень нехорошее предчувствие…

- Лишь бы не последнее, - глядя куда-то в пустоту, он выразительно покачал головой. – Включи-ка телевизор – интересно, что сейчас показывают в свежих новостях.

Цинна взялся за пульт, и через мгновение экран на стене в гостиной ожил зеленой картинкой. Даже если бы ментор обладал феноменальной памятью, он все равно не смог бы определить, какую именно часть Арены они с Цинной видели сейчас перед собой – все тот же лиственный лес, успевший набить оскомину, да кусочки ярко-голубого солнечного неба, мелькающие среди деревьев. Памятуя про дождь над пещерой его ребят, Хеймитч уже хотел было просить сменить канал, но тут его внимание привлекли мелькнувшие в листве рыжие волосы... Пятая!

- Не спеши, - остановил он Мастера, готового снова нажать на пульт, – это может быть интересно…

Он удивленно смотрел, как рыжеволосая чертовка абсолютно неслышно пробиралась среди зарослей и то и дело замирала, прижимаясь спиной к очередному широкому стволу и прислушиваясь к окружающим звукам леса с настороженным выражением лица. Ментор не понимал, что с ней, пока не услышал где-то невдалеке за деревьями знакомый голос Пита:

- Китнисс… нам лучше разделиться, а то я только дичь распугиваю.

- Ты же не виноват, что у тебя болит нога, - отозвалась Китнисс, и Хеймитч вздрогнул. Так вот оно что – рыжая шла сейчас по пятам Двенадцатых! Не нападала, не предпринимала попыток к бегству – просто, стараясь не издавать лишних звуков, она держалась как можно ближе к своим соперникам. Отчаянная бестия, вдруг подумалось ментору.

- Тебе будет лучше идти без меня, - расслышал он голос Мелларка совсем неподалеку. - Покажи мне съедобные растения, и я буду их собирать – так от нас обоих будет польза.

Камера сменила ракурс, и Хеймитч увидел своих ребят на небольшой поляне: Китнисс пыталась что-то негромко втолковать Питу, но тот был непреклонен – девушке не помогла даже угроза Катоном.

- Ну, с ним я уже имел дело, - с каким-то бесшабашным весельем отмахнулся Мелларк, игнорируя ее ворчание. – Так что прекрати пугать меня, а лучше покажи, где можно нарыть кореньев. Ты ведь говорила, что нам нужна еда? Вот и отлично – потому что, я так понимаю, одного яблока, двух булочек и кусочка сыра нам надолго не хватит.

Кажется, она сдалась – коротко кивнула и просвистела пару нот, потребовав от Пита, чтобы он повторил их.

- Таким же образом она пересвистывалась с Одиннадцатой, - пояснил ментору Цинна. – Как раз перед тем, как малышку убили…

Хеймитч молча пристыжено кивнул. Он так и не видел момента гибели птички-крохи – да и не очень хотел увидеть: где-то глубоко внутри его точило необъяснимое чувство вины перед Рубакой… как будто он сам был виновником смерти обоих его подопечных. Ментор вспомнил, как был недоволен союзом Китнисс и Руты как раз накануне смены правил… что он сказал тогда Цинне – я не собираюсь из-за нее менять свои планы? Сказал так, словно уже заранее ставил крест на маленькой черноглазой девчушке…

А ведь так оно и выходило, встрепенулся в душе Двенадцатый – потому что, если бы Рута осталась жива, Кит никогда бы добровольно не бросила ее!

Даже ради Пита.

Ментор тряхнул головой, отгоняя размышления. Никаких соплей, никаких нежностей – ведь он обещал себе только твердый расчет…

- Останься здесь и присмотри за ними, - кивнул он Цинне и, придерживая одной рукой полотенце на голове, слегка пошатываясь, направился в ванную. – И кричи, если что…

Он отсутствовал не больше часа, а, вернувшись, застал в гостиной умиротворяющую картину - Цинна сидел на широком подлокотнике кресла, поджав под себя ногу и скрестив руки на груди, и с нескрываемым волнением смотрел на телеэкран, машинально покусывая костяшки изящных пальцев. И это утонченный аристократ, законодатель мод и гениальный стилист? Хеймитч негромко фыркнул и поймал удивленный зеленый, с золотыми искрами взгляд Мастера. Просто капитолийский мальчишка, внезапно подумалось ему.

- Ничего интересного – Китнисс подстрелила пару кроликов, Пит набрал каких-то ягод и кореньев, а рыжая все так же сидит в засаде, – отчитался молодой человек… и внезапно встрепенулся и сдвинул брови. – Эй… что это она делает?!

Хеймитч перевел глаза на экран и поморщился – выждав, пока Кит и Пит разошлись довольно далеко, оставив свой скудный завтрак на куртке Мелларка, расстеленной посреди условного места встречи, Пятая совершенно бесшумно выбралась из укрытия. И почему его это не удивило – ведь чертовка не боялась воровать даже из-под носа у профи! Она уже сделала несколько шагов в сторону провианта, как где-то недалеко раздался контрольный свист Китнисс. Девушка замерла, отчаянно вжимаясь в ствол ближайшего дерева. Горящий взгляд метнулся к большому сочному яблоку, но оно было единственным… и осторожность взяла верх над голодом – рыжая бестия лишь судорожно сглотнула слюну и, как делала это обычно, отломила кусочек сыра и подхватила пригоршню иссиня-черных ягод, заманчиво блестевших на пленке под солнцем.

- Пит! – раздался приближающийся испуганный крик Китнисс. Ментор даже не успел сообразить, что к чему, а Пятая уже сиганула в кусты, поспешно унося ноги. Очень вовремя: через минуту на поляну выскочила Кит с взведенным луком.

- Пи-и-ит! – забыв о таящейся повсюду опасности, в полный голос закричала девушка, и Хеймитч заметил неподдельный ужас, мелькнувший в ее прозрачных глазах. Кусты позади нее зашевелились…

- Китнисс?

Она обернулась на голос – и машинально, по инерции, спустила тетиву... но, видимо, в какой-то момент всегда твердая рука ее дрогнула, потому что стрела вонзилась в дуб, чуть левее Пита. Выронив из рук только что собранные ягоды, парень ошарашено замер и лишь захлопал глазами.

- Почему ты ушел?! – уже совершенно не скрываясь, яростно заорала она, набрасываясь на него. – Ты должен быть здесь, а не бродить по лесу!

- Я нашел ягоды… там, у ручья, - сбивчиво ответил Мелларк. И неожиданно улыбнулся своей неподражаемой солнечной улыбкой.

- Почему ты не отвечал, когда я свистела?! – не унималась Китнисс.

- Я, правда, не слышал… вода слишком шумела, - продолжая счастливо улыбаться, Пит удивленно посмотрел на ее дрожащие руки и, шагнув навстречу, положил ладони на плечи девушке. – Ну, что такое? Все же хорошо… успокойся, Китнисс…

- Я думала, Катон убил тебя! – взвилась она, когда он попытался обнять ее. – Пит, если двое договариваются о сигнале, а потом на этот сигнал не отвечают, значит, беда… неужели тебе непонятно?! Так было с Рутой… а потом я смотрела, как она умирает!

Хеймитч дернулся от ее возгласа, словно она ударила его. Он на мгновение вспомнил ядовито-желтую папку с личным делом Руты… о боги, как правы были те, кто делал ставку на милосердие Огненной Китнисс!

Переглянувшись с Цинной, ментор коротко кивнул на экран и выразительно поднял брови - несмотря на искреннее и чистосердечное раскаяние Мелларка, похоже, Китнисс не собиралась так просто прощать напарнику его беспечность: сначала она принялась ворчать, потом обвинила его в пропаже продуктов, а когда он попытался возразить, начала язвить в ответ. Я на его месте давно бы уже залепил ей затрещину, закатив глаза, подумал Хеймитч.

- Говорю же тебе, я не ел сыр, - терпеливо, словно неразумному ребенку, снова и снова повторял на экране Пит. - Я собирал у ручья ягоды... вот, возьми и сама попробуй.

Все еще ворча что-то под нос, Кит нехотя подошла к расстеленной на земле пленке и мельком глянула на сочные ягоды. Двенадцатый нахмурился – однажды, в далеком детстве, шестилетний Митч принес домой похожие… да нет, такие же… память упорно подсовывала ему строгий и в тоже время взволнованный голос отца, но он никак не мог припомнить его слов. А тем временем невидимая девушке капитолийская камера крупным планом показала ее бледное и исхудавшее лицо, и он заметил, как внезапно взгляд ее изменился – зрачки стальных глаз вдруг испуганно дернулись и медленно начали расширяться… неужели она тоже узнала эти ягоды?

И тут он, наконец, вспомнил.

Морник. Практически мгновенная смерть… вот что сказал ему тогда отец.

- Пит ел это… когда собирал?... говори же, черт тебя дери - он их ел?! – тряхнув Цинну за плечо, вспыхнул ментор, в ужасе глядя на экран – и в этот самый момент где-то на заднем плане выстрелила пушка…

Ему это показалось - или время внезапно стало тягучим, как кисель? Он еще тряс плечо Мастера, краем глаза замечая, как медленно, очень медленно… слишком медленно!... Китнисс оборачивалась к своему напарнику… он видел растерянную улыбку Мелларка и удивленно поднятые светлые брови… он уже приготовился к самому страшному… как ярдах в ста от поляны появился планелет, и в захвате его черных щупалец ментор разглядел блестевшие на солнце знакомые рыжие волосы…

И только тогда Хеймитч понял, что не дышал все эти бесконечные несколько минут.

А ведь он даже и не подумал, что это может оказаться изворотливая Пятая – настолько был уверен в ее сверхосторожности…

- Одеваться, быстро! – отпуская Цинну, Двенадцатый бросился к гардеробной, на ходу стягивая через голову мягкий пуловер.

- Что…? – молодой человек вскочил со своего места и непонимающе хлопал глазами.

- Все, Цинна… это конец… их теперь трое – наши и Катон… неужели не понимаешь, что это значит?

Он хотел сказать что-то еще, но в эту минуту зазвонил аппарат внутренней связи.

- Ответь за меня! – рявкнул ментор, наугад выхватывая из шкафа вешалку с костюмом. Мастер спешно подхватил трубку и минуту молча внимательно слушал сообщение. Когда он положил трубку обратно на рычаг, лицо его было непроницаемым.

- Ментора Двенадцатых срочно вызывают на внеочередное заседание Совета, так? – язвительно усмехнулся Хеймитч из-за открытой дверцы.

- Если знаешь, зачем спрашиваешь? – глухо выдавил Цинна. Ментор захлопнул створку шкафа и вышел к собеседнику. Не произнеся ни слова, Мастер твердой рукой поправил угол платка в нагрудном кармане менторского пиджака.

- Неважно, - Хеймитч отстранился, - не до нарядов… Сегодня все решится. Что бы ты ни увидел на экране, знай – в любом случае все закончится до захода солнца… и для нас, и для них. Забери отсюда планшет – если все выйдет… не в нашу пользу, - он сдавленно кашлянул, - сюда придут с уборкой… нельзя, чтобы его нашли, - на что Цинна шумно выдохнул и лишь коротко кивнул. – И налей мне выпить – не то я сорвусь в самый неподходящий момент…

Пока молодой человек колдовал с выпивкой, Хеймитч со странным щемящим чувством внутри оглядел номер. Что-то ему подсказывало, что он находился здесь в последний раз. Если его ребята победят, следующую неделю он проведет рядом с ними, в Тренировочном центре – и никто из распорядителей не посмеет запретить ему это… но даже если в живых останется Катон – он в любом случае не вернется в Ройял Сентрал Таун.

Отхлебнув из поданного Цинной стакана, ментор поморщился.

- Двойной скотч, без воды и безо льда – чтоб покрепче, - негромко пояснил Мастер. Он кивнул, делая еще один большой глоток. Именно так – чистая выпивка, чтоб уж наверняка! - Я провожу тебя до Тренировочного – заседание состоится в Круглом зале…

Ментор снова молча кивнул – слова благодарности были бы пошлыми и ненужными.

Он не помнил, как они добрались до места назначения – то ли это было такси, то ли служебный автомобиль, то ли «хаммер» Мастера… все это время он находился в каком-то ступоре, в эдаком невидимом постороннему глазу коконе из отупляющей паники. Выпитая доза помогала лишь дышать и передвигаться, но она совсем не помогала мыслить. Впрочем, последнее было излишним: от его мыслей больше ничего не зависело. Он знал, зачем его так поспешно вызвали на Совет – чтобы прилюдно, в лучшее время эфира, в присутствии всех заинтересованных в развязке учредителей и менторов выпустить-таки на Арену очередное «гениальное» творение распорядителей. Переродков-трибутов.

Поэтому он спешил. Не было смысла оттягивать неизбежное…

Когда они вошли внутрь, переполненный холл гудел, словно встревоженный улей. На огромном мониторе над входом – том самом, где еще несколько дней назад светились лица восьми полуфиналистов – Хеймитч увидел всего две цифры: двойку и двенадцать. И рейтинг – три к одному… Но толпа перед монитором не делала ставок – вместо этого все бурно обсуждали предстоящего возможного победителя. Пробираясь к лифту, он одинаково часто слышал все три имени. Что ж, если уж избалованные зрелищами капитолийцы верили, что у его ребят еще оставались шансы, он просто обязан был тоже в это верить…

Уже оказавшись в стеклянном лифте и нажав на кнопку нужного этажа, Двенадцатый вдруг заметил очень необычную пару за одной из колонн.

- Цинна… это не Плутарх там случайно? – выдохнул он, хотя на самом деле его смутил отнюдь не сам почетный сенатор Капитолия, а скорее его рыжеволосая безгласая спутница. Цинна обернулся в направлении его жеста, и, напряженный минуту назад, взгляд его стал сначала удивленным, а потом задумчивым.

- Странно, - словно самому себе негромко сказал он, - у меня, видимо, дежавю…

Ментор вопросительно сдвинул брови, и молодой человек лишь повел плечами.

- Девушка… вдруг показалась мне знакомой…

Ну, разумеется – как истинный капитолиец, Цинна никогда не обращал внимания на прислугу… Хеймитч уже собирался объяснить Мастеру, где тот мог видеть прежде спутницу Хавенсби, как молодой человек вдруг всплеснул руками:

- Знаю… знаю, кого она мне напомнила! Жену Плутарха – вот кого! – выпалил он, и ментор так и остался стоять с открытым ртом.

- У Плутарха есть жена?! – изумленно выдавил он, на что Цинна вдруг сдвинул брови.

- Хороший вопрос, - он перевел на собеседника задумчивый взгляд. – Сейчас не знаю, но, по крайней мере, лет десять назад у него была жена… она иногда бывала в гостях у моей матери. Я смутно помню ее лицо, но у нее точно были роскошные рыжие волосы и добрые синие глаза…

Ментор расспросил бы молодого человека подробнее, но лифт остановился, и створки дверей разъехались.

- К черту, – шепнул Цинна, когда он сделал неуверенный шаг наружу. Не оборачиваясь, Хеймитч кивнул и, слегка пошатываясь, побрел по знакомому уже коридору в направлении Круглого зала.

Когда он, игнорируя безгласого портье, сам распахнул высокие двери, ведущие в зал заседаний, внутри уже было несколько человек. Его не смутило присутствие Сенеки, Брута и даже Финника Одэйра – Четвертый уже давно стал своим на всех собраниях – но в этот раз он с удивлением заметил среди сидевших за большим столом распорядителей и почетных членов Совета Энобарию, обычно игнорировавшую подобные мероприятия, и Пятого, хотя последний уже считался вне игры.

- Двенадцатый! – ему показалось, или фирменная улыбка Сенеки действительно была несколько вымученной и натянутой? – Ты в числе последних… теперь нам не хватает только Клавдия Темплсмита и нашего драгоценного Плутарха!

Невероятным усилием воли ментор удержал свой язык от колкости в адрес почетного сенатора, и внезапно до него дошло сказанное Главным Распорядителем… Сенека ожидал Клавдия Темплсмита? Хеймитч знал всего одну причину, зачем Крэйну мог понадобиться громогласный голос Голодных Игр – чтобы объявить победителя… или победителей.

Значит, это действительно конец, мелькнуло в голове.

Плутарх появился спустя несколько минут, и Сенека подал знак портье закрыть дверь, затем обернулся и, глубоко вдохнув, заговорил привычным торжественным тоном:

- Все мы уже знаем причину нашего внезапного собрания…

Хеймитч не слышал его напыщенных слов – он исподлобья разглядывал окружающих. Из его соседей по столу большая часть имела весьма непрезентабельный вид, словно всего час назад их выдернули из роскошных постелей и едва ли не силком пригнали сюда. Кто-то зевал, кто-то нервничал… Брут с загадочной усмешкой постукивал по столешнице пальцами. Энобария сидела прямо, не касаясь спиной спинки кресла, и совершенно без эмоций на красивом лице смотрела в пустоту перед собой. Пятый имел совершенно отсутствующий вид - он явно не понимал, за каким чертом понадобился распорядителям после сегодняшней гибели своей девочки. Тощая надменная дамочка из Парламента покручивала в костлявых пальцах длинный дорогой мундштук, не решаясь закурить без разрешения Сенеки, ее сосед по правую руку выглядел совершенно скучающим. Двенадцатый тайком поморщился. Да какого черта…? По правде говоря, он ожидал, но не совсем понимал такую поспешность распорядителей – ведь Капитолий уже получил своего покойника, к чему торопиться? Дали же они трое суток передышки Двенадцатым – почему бы не обождать еще денек?

Видимо, у Сенеки появилась очень веская причина, чтобы так поспешно заканчивать Игры, внезапно подумалось ему.

Он очнулся от своих размышлений только, когда черные стены вокруг членов Совета ожили и превратились в один большой панорамный экран. Ему даже не пришлось вертеть головой – картинка на всех мониторах была практически одинаковой: на Арене сгущались сумерки, темнело, и деревья начинали отбрасывать длинные причудливые тени. Он ожидал увидеть своих подопечных – а вместо этого увидел Второго в каких-то зарослях на берегу высохшего ручья: Катон поспешно скидывал куртку и, вытащив из скрученного спальника мягкое и мерцающее подобие комбинезона, натянул его поверх брюк, потом просунул руки в узкие рукава и накинул остальное на плечи. Легкой волной серебристо-розовая материя скользнула по рельефному торсу профи, полностью повторяя его фигуру, от шеи до самых щиколоток. Второй провел рукой вдоль разреза, щелкнули невидимые застежки, подобие магнитов, и Двенадцатый замер. Твою ж мать, так вот она какая, эта легендарная титановая кольчуга… Профи подвигался, помахал руками, притираясь к кольчуге, и, наконец, довольно победно усмехнулся, снова надел куртку и прислушался: где-то в лесу начали петь птицы. Хеймитч недоуменно сдвинул брови и мельком оглядел окружающих. Большинство из них не меньше его были удивлены красотой и гармонией набиравшей силу несложной мелодии - будто по меньшей мере десяток соек-пересмешниц на все лады повторяли несколько нот. Двенадцатый перевел глаза на экран – поигрывая любимым мечом, Второй поморщился и презрительно фыркнул.

Вероятно, из-за этой неожиданной лирики ни Катон, ни кто-либо из членов Совета не заметил, как за спиной у профи, из ниоткуда тихо и беззвучно появилось оно…

Первой встрепенулась Энобария. То ли она ожидала чего-то подобного, то ли музыка не была в числе ее слабостей – но Хеймитч вдруг увидел, как побледнело ее красивое лицо напротив. Он обернулся… и внутри похолодело. Да, он искренне хотел победы для своих, но никому не пожелал бы такого: прямо позади профи из сумерек возникал переродок – некое подобие крупного волка, с длинными конечностями, мощным туловищем и вытянутой человекоподобной мордой. Монстр вышел на свет, и Двенадцатый на мгновение задохнулся – воистину, капитолийские генетики действительно постарались на славу, его морда была даже узнаваема… Мирта!

Видимо, Катон услышал шаги позади себя и тоже почувствовал что-то неладное – не зря же его тренировали при Академии для будущих миротворцев! – потому что насмешливая улыбка его вдруг застыла. Ни один мускул не дрогнул на лице профи, пока он медленно и осторожно поворачивался навстречу своей бывшей напарнице.

- А вот и наши новые переродки, - где-то далеко-далеко сквозь шум в ушах расслышал Хеймитч довольный голос Сенеки.

О да, это был практически его сегодняшний сон, с той лишь разницей, что он-то мог проснуться… Двенадцатый с содроганием смотрел на ощерившуюся узкую морду переродка, бывшую когда-то довольно миловидным личиком зверушки из Второго – ментор буквально чувствовал исходящую от него псиную вонь, словно это он, а не Второй, стоял сейчас там, на Арене, лицом к лицу с самым страшным из своих кошмаров. Но, черт подери… почему волк? Ну да, это символ бесстрашия – но еще и символ свободы. Волк всегда дерется до победы – но он никогда не подберет падаль. Волк свиреп и хитер – но при этом он не обидит слабого… Двенадцатый смотрел на порождение Капитолия и все еще не мог поверить тому, что знал наверняка… Вздыбленная на загривке монстра темно-каштановая шерсть, больше похожая на когда-то девичьи волосы. Длинные загнутые когти, впивающиеся в холодную землю. И глаза – абсолютно человеческие, карие, с маленькими, сжатыми в точку зрачками…

Конечно, Катон узнал ту, которая скрывалась за обликом волка. Одну долгую секунду он смотрел чудовищу в глаза, а потом сделал шаг назад и поднял меч.

- Давай, мелкая, - оскалившись, бросил он в лицо «Мирте», и переродок глухо зарычал и прыгнул на него.

Хеймитч уже не видел никого вокруг себя. Он смотрел на экран и думал, что, наверное, сошел с ума – иначе откуда мог взяться в его голове такой потрясающий аккомпанемент для этой безумной схватки? Под замысловатые трели птиц Катон увернулся от летящего на него переродка и полоснул ему мечом по боку. «Мирта» отчаянно взвыла, ломая своим хриплым рыком совершенную мелодию пересмешниц, и, прижав уши к голове и прищурив горящие глаза, снова бросилась на профи, тот лишь успел вскинуть руки, прикрывая незащищенную голову. Повалив Второго на землю, бывшая напарница принялась неистово рвать острыми, как опасные бритвы, когтями кольчугу на его груди, словно пыталась добраться до сердца. Бесполезно – на бледно-розовой стали не оставалось даже следов от царапин! Краем глаза Двенадцатый заметил, как многозначительно искривилось лицо Плутарха и совершенно безумно-счастливо улыбнулся Брут – было в его кривой ухмылке что-то снисходительное и в то же время самодовольно-заносчивое.

Видимо, на этот раз переродки действительно были особенными, потому что «Мирта» вдруг вскинула голову, глухо зарычала… в безумных стеклянных глазах ее промелькнула искра понимания – и, оставив в покое кольчугу, она впилась зубами в запястья Второго, явно намереваясь дотянуться до его головы.

- Да убей же ее, – не выдержав, выдохнула Энобария. Словно услышав ее отчаянный призыв, Катон извернулся, стряхнул с себя монстра и, дотянувшись до оброненного меча, с размаху одним отточенным и уже знакомым ментору движением по самую рукоять всадил его в горло атакующему переродку. Раздался жуткий хруст, «Мирта» судорожно дернулась… взвыла… захрипела… сделала по инерции еще пару шагов… и, пошатнувшись, безжизненно рухнула на бок. Второй наклонился, рывком вытащил клинок, и из глубокой раны на него фонтаном брызнула темно-бурая, практически черная модифицированная кровь теперь уже окончательно мертвой напарницы. Хеймитч пристально всматривался в его перепачканное кровью убитого переродка лицо и никак не мог понять эмоций в холодных глазах. Что это было – сожаление, радость, гордость? Нет, точно не радость – едва Второй вытер клинок об рукав куртки, как в полутьме зарослей прямо перед ним появилась еще одна пара почти человеческих глаз… потом еще одна… и еще…

- Убирайся-ка оттуда, мальчик, - глухо процедила Энобария, оскалив свои кошмарные клыки – словно она сама готовилась к схватке с очередными перевоплощениями трибутов. – Тебе не справиться с ними в одиночку…

Но Катон не слышал ее уговоров – он презрительно скривил тонкие губы в подобии улыбки и приготовился драться за свою жизнь.

Словно сговорившись, переродки нападали по одному. С первым он справился быстро и легко – просто перерубил пополам туловище… наверное, это был мальчонка, охранявший припасы профи. Второй, чуть крупнее, успел полоснуть Катона по лицу, прежде чем рухнул с раскроенным черепом. Утирая располосованную щеку, профи взглянул в глаза третьему монстру и вдруг услышал где-то невдалеке хриплый призывный вой еще десятка голосов. И только тогда до него дошло… Пытаясь отдышаться, он ловким движением перехватил меч в руке, метнув, пригвоздил переродка к стволу дерева и, развернувшись, бросился бежать.

А за ним, ломая своим хриплым лаем прекрасное пение пересмешниц, уже неслась стая модифицированных капитолийских убийц.

Хеймитч не понял – скорее почувствовал, куда именно бежал Второй. Туда, где он был бы не единственной добычей. Туда, где его уже ждали его противники… но сейчас они были его единственным спасением – у Двенадцатых было больше шансов оказаться съеденными или разорванными переродками раньше Катона в его спасительной кольчуге.

Он бежал к озеру. К Рогу изобилия. К погибели – или к победе.

Когда он выскочил на утрамбованную поляну, с которой почти месяц назад началась Арена, и Китнисс, и Пит уже были там. Заметив несущегося прямо на них Второго, Мелларк выдернул нож из голенища ботинка, а девушка вскинула лук и, не задумываясь, спустила тетиву. Стрела со звоном отскочила от груди Катона, и Хеймитч услышал, как где-то рядом презрительно фыркнул Брут.

- На нем кольчуга! – закричала Китнисс, заряжая вторую.

Не трать стрелы впустую, детка, взмолился про себя ментор – очень скоро они тебе ох как пригодятся… Она не успела выстрелить – не сбавляя скорости, Катон пронесся мимо них к Рогу, заставляя Кит изумленно вскинуть брови. Девушка обернулась, оглядела кромку леса как раз в тот самый момент, когда из него выскочил один из преследователей Второго. Хеймитч заметил, как распахнулись от ужаса ее прозрачные стальные глаза, и, дернув Пита за рукав куртки, она бросилась вслед за Катоном. Конечно, Мелларк не мог бежать так же быстро… Уже добравшись до Рога и цепляясь руками за выступы на нем, она обернулась – и снова вскинула лук.

- Нет! – заорал отставший Пит. – Наверх, Китнисс! Быстро!

Кое-как вскарабкавшись на металлический конус, Кит с разворота выстрелила в стаю, и один из переродков издал жалобный вой, падая замертво.

- Давай! – одной рукой ища, за что ухватиться, вторую она протягивала выбившемуся из сил напарнику. Коротко глянула на Катона – профи уже взобрался на самую вершину Рога и теперь пытался отдышаться. Самое время пристрелить его, мысленно застонал Хеймитч. Но нет, она не стала стрелять… Пит там, внизу, среди своры переродков, был сейчас для нее гораздо важнее – и потому она лишь отчаянно тянула руку ему навстречу. Где-то за спиной ментора Сенека что-то рассказывал членам Совета, комментировал особо удачные ракурсы съемки и особенности модификации тварей на экране, но Хеймитч слышал лишь какие-то бессвязные звуки, не в силах сложить эти звуки в осмысленные слова – он с трудом сохранял скучающий и безразличный вид, тогда как все его мысли и эмоции были там, на Арене, на этом золотом конусе, где его ребята отчаянно пытались отбиться от последнего испытания из особого списка.

А на дополнительном мониторе между тем, словно безумные, скакали цифры рейтинга – три к одному… два к одному… один к двум… один к четырем… снова два к одному…

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Двенадцатый подчеркнуто-лениво повернул голову и уперся во внимательные глаза Плутарха. Сенатор определенно не слушал восторженный лепет Главного Распорядителя. Судя по напряженному выражению его лица, капитолийца занимали совсем другие мысли. Он лишь выразительно усмехнулся ментору и едва заметно кивнул в сторону запертых дверей. Двенадцатый в недоумении поморщился – о чем это он?

- Пит! – отвлек его отчаянный крик Китнисс.

К черту Хавенсби с его намеками! Вскинув глаза, он заметил, что переродки собрались в кучу и поднялись на задние лапы, став до жути похожими на людей. Теперь Хеймитч мог разглядеть каждого. Нет, они не были волками – волки не могут так перерыкиваться, словно разговаривать друг с другом… он в панике смотрел на их густую шерсть, у одних прямую и гладкую, у других вьющуюся, цвета от иссиня-черного до белокурого, иначе и не скажешь. А главное – их глаза… Один из переродков, довольно крупный, с шелковистыми светлыми завитками шерсти на загривке, вырвался из стаи и с разбегу запрыгнул на Рог. Розовые губы монстра растянулись в зверином оскале, зеленые почти человеческие глаза вспыхнули нечеловеческой ненавистью. Двенадцатый заметил ошейник с номером «1», выложенным разноцветными камешками… Диадема, вспыхнуло в памяти имя Первой.

Китнисс испуганно оглядела нападавших, ровно на мгновение в ее глазах мелькнуло понимание, ужас, паника – и через секунду очередная стрела впилась в горло воскресшей модифицированной сопернице. Выстрел, как всегда был безупречен, и туша переродка, дернувшись, с глухим звуком рухнула на землю.

- Пит, это они! – выкрикнула девушка, обернувшись на удивленный возглас напарника. – Это они, они все, другие! Диадема, и Лиса, и Рута, и... все остальные трибуты!

Пит даже не успел сориентироваться, а переродки уже возобновили атаку – обступили Рог с обеих стороны и теперь, рыча и поскуливая от азарта, все сразу пытались допрыгнуть до своей добычи. Одному из них удалось ухватить Пита за ногу, и Хеймитч дернулся - только удерживающая парня рука Китнисс спасла того от падения и неминуемой гибели.

- Убей его! Убей! – в ужасе кричала она, пока Мелларк отчаянно отбивался от монстра – он полоснул зажатым в руке ножом по узкой морде переродка, тот глухо взвыл и, выпуская жертву из разжавшейся челюсти, съехал по металлической поверхности конуса. С трудом взбираясь выше по скользкому Рогу, Пит пытался отдышаться, пока его напарница, выдирая из колчана за спиной еще одну стрелу, снова выпустила ее в свору, бесновавшуюся у их ног.

Двенадцатые были настолько поглощены схваткой, что и думать забыли о Катоне… но он о них не забыл. Едва Китнисс спустила тетиву, Второй оттолкнул Мелларка и ринулся на нее, пытаясь сбить с ног и толкая вниз по скату, прямо в пасти оживленно залаявших чудовищ. Упади она – и челюсть одного из переродков тотчас сомкнулась бы на ее горле… Бросаясь на выручку, Пит обхватил Катона за плечи и отшвырнул от напарницы. Яростно рыкнув, профи рванул на себя Мелларка, одной рукой зажал его шею в мощном захвате и, пошатнувшись, поднялся на ноги, прикрываясь соперником, словно живым щитом. Китнисс порывисто обернулась, ее рука машинально дернулась за стрелой – в одну секунду натянув тетиву, она вскинула лук, прицеливаясь в голову Катона.

- Давай, стреляй, и он полетит вместе со мной! – рассмеялся ей в лицо профи.

Он прав, в панике подумал Хеймитч. Если Кит сейчас выстрелит, Катон упадет вниз к переродкам, и Пит наверняка тоже. Что же получается – она не сможет застрелить Катона, не убив Пита… а Второй не может убить Пита, не получив при этом стрелу в голову?

Казалось, время остановилось – умолк болтавший до сей поры Сенека, замерли члены Совета в Круглом зале; словно статуи, напряженно застыли трибуты на экране… даже твари вокруг Рога притихли, словно ожидая, кто же станет, наконец, их ужином. Уставившись на синеющие губы Пита, Хеймитч тайком скрестил пальцы – черт подери, еще минута, и парень просто задохнется! Мелларк из последних сил потянулся окровавленной рукой к захвату на своей шее… он, что же, рассчитывает в таком плачевном состоянии побороться с Катоном?! Ментор сдвинул брови – нет, Пит не стал меряться силами с профи. Вместо этого он пальцем черкнул крестик на тыльной стороне ладони Второго – как раз там, где не было кольчуги! – и спустя секунду в нее вонзилась предпоследняя стрела Огненной Китнисс…

Словно в замедленной съемке Хеймитч смотрел, как Катон вскрикнул, инстинктивно выпустил из захвата свой живой щит, и, поскользнувшись на залитом кровью Мелларка металле, камнем рухнул вниз – в самую гущу переродков…

Он услышал за своей спиной удивленный выдох Финника и заметил посеревшее лицо Энобарии – но больше других его сразил Брут.

- Не-е-ет! Этого не может быть!! – вскочив со своего места, в полный голос заорал он и порывисто обернулся к Сенеке: - Ты же обещал мне...

Сдвинув брови, Двенадцатый непонимающе перевел глаза на Крэйна – что еще значит «обещал»?

- На нем кольчуга… и не забывайся! – предупредительно повысив голос, одернул Брута Главный Распорядитель.

- Но их там шестеро… или семеро! – выпучив глаза, продолжал бушевать Второй. – Сам знаешь, даже в кольчуге… ему долго не продержаться!!

- Не забывайся!!! – никогда еще Хеймитч не слышал такого рыка от очаровательного и благовоспитанного Сенеки… Он в изумлении смотрел, как Брут яростно скрипнул зубами, с трудом сдерживая очередные рвущиеся наружу ругательства, и, метнув в сторону Крэйна испепеляющий взгляд, бросился к выходу из зала.

- В заседании Совета объявляется перерыв! – поднимаясь со своего места, скомандовал побледневший Главный Распорядитель и стремительным шагом вышел вслед за Вторым.

Глава 36

Кто-то когда-то сравнил время со спиралью. Когда человек не торопится прожить жизнь, растрачивая попусту каждый драгоценный год, каждый драгоценный день, время тоже течет неспешно, как сонная неторопливая река. Но стоит ускориться, начать замечать окружающий мир, пытаясь куда-то в этом мире успеть, что-то изменить и что-то осмыслить, как ленивая река внезапно превращается в бурный поток, по мере приближения к заветной цели стремительно набирающий обороты – точно спираль, которая все больше и больше сжимается и скручивается ближе к концу.

Хеймитч Эбернети давно уже не считал свою жизнь рекой – скорее, стоячим болотом, изрядно поросшим толстым слоем гадкой слизкой тины. Ему давно не приходилось плыть и бороться – достаточно было высунуть из трясины вечно пьяную голову, глотнуть воздуха и снова погрузиться в свой насквозь протухший и прогнивший быт. Шли дни, недели, годы… рождались дети, умирали трибуты… ничего не менялось… Его жизнь была не спиралью – просто замкнутым кругом. Но однажды на Жатве в Двенадцатом темноволосая девушка со стальными глазами сломала эту его многолетнюю броню. Спасительный круг треснул – и начал медленно и неумолимо закручиваться…

Не чувствуя ни паники, ни волнения, ни радости, ментор тупо смотрел на экран перед собой. Вокруг галдели члены Совета, возмущенные и удивленные выходкой Брута и уходом Сенеки - лишь белая, как мел, Энобария сидела молча и неподвижно… но ничего этого он не слышал. На мониторе перед его остановившимся взглядом Китнисс отчаянно жалась к Питу, в то время как у подножья Рога изобилия Катон пытался отбиться от озверевших от запаха свежей крови переродков.

Хеймитч отвел глаза и уперся в безразлично-холодный взгляд Второй.

- Мои поздравления, - сдавленно произнесла она, даже не пошевелившись. Ментор сухо кивнул.

- Но пушка-то молчит, - словно оправдываясь, вместо этого ответил он.

- Пушка – это только вопрос времени. Мальчик не железный… час, другой – и он просто выбьется из сил, - в глазах Энобарии мелькнуло что-то похожее на эмоции… всего на одно мгновение!... и спряталось за прежней непроницаемой маской. Вот это выдержка, невольно восхитился Хеймитч.

Ему даже не нужно было смотреть на экран – дикий рык, крики и стоны, человеческие и звериные вперемешку, говорили о том, что Катон все еще сражался со стаей. Вероятно, у него в куртке был припрятан нож или кинжал, потому что время от времени раздавались предсмертные вопли переродков и звон, когда клинок ударялся о золотой Рог.

Сколько времени это длилось – он не мог бы сказать… пользуясь отсутствием Сенеки, некоторые особенно смелые незаметно покидали зал заседаний, ссылаясь на срочные дела или неважное самочувствие. Да уж, неважное – особенно в сравнении с теми тремя на Арене! Провожая уходящих безразличным взглядом, Хеймитч обратил внимание на оставшихся – большая часть из них даже не смотрела в сторону экрана, оживленно или, наоборот, лениво переговариваясь друг с другом. Он сдержанно скрипнул зубами – по всей видимости, здесь лишь он да Вторая все еще интересовались происходящим на Арене! Ментор снова обвел глазами зал и только теперь заметил: Плутарха Хавенсби тоже не было в числе оставшихся. Когда он ушел… и как Двенадцатый мог пропустить его уход?

С экрана раздался победный визг нескольких голосов, и он дернулся, оборачиваясь – переродки повалили Катона на землю и, повизгивая и скуля, принялись методично рвать на нем кольчугу. В каком-то отупении глядя на модифицированных монстров, ментор подумал, что, оторви они Второму его незащищенную титаном голову, все бы уже закончилось… но нет, видимо, у них не было такого приказа – прикончить его так быстро и так просто – и потому капитолийские убийцы лишь полосовали своими когтями-бритвами по телу профи. В какой-то момент бледно-розовая сеть не выдержала их яростного напора и поддалась… раздался нечеловеческий вопль Катона… и в самую камеру полетели обрывки трибутской униформы вместе с окровавленными кусками кожи…

- Мне нужно выпить… срочно! - глухо выругалась Энобария, порывисто поднимаясь со своего места. Хеймитч, пошатываясь, тоже поднялся; избегая смотреть на перекошенные от ужаса лица своих трибутов на экранах вокруг, кое-как дошел до пустующего места Главного Распорядителя и наугад поднял одну из стильных черных трубок на пульте возле стола.

- Как насчет выпивки для менторов финалистов? – отчаянно борясь с подступающей к горлу паникой, нарочито развязно ухмыльнулся он невидимому оператору. Короткие гудки были более чем выразительным ответом.

Не успел он вернуть трубку на место, как входная дверь приоткрылась, и совершенно бесшумно в Круглый зал вошла девушка, катившая перед собой мини-бар с разнообразными бокалами. Хеймитч обернулся – и задохнулся от изумления. Рыжеволосая безгласая… и здесь она? Не поднимая глаз от пола, девушка поочередно останавливалась возле каждого члена Совета, покорно ожидая, пока капитолийцы соизволят выбрать напиток. Когда она подошла к Энобарии, Вторая лишь нетерпеливо ухмыльнулась.

- А солиднее посуды не нашлось? – пряча эмоции, бросила она, презрительно оглядев стаканы с виски – в каждом из них была стандартная доза, всего пару глотков. Двенадцатый молча наблюдал, как безгласая достала с нижней полки своей тележки непочатую бутылку и подала ее Второй вместе с чистым стаканом и ведерком, полным льда.

Настала его очередь. Подкатив мини-бар, девушка упрямо уставилась в пол. Хеймитч коротко глянул за ее спину… нет, никому из присутствующих не было до них дела. Он вынул из внутреннего кармана любимую плоскую фляжку и демонстративно положил ее на поднос перед безгласой, словно говоря – я знаю, что ты сделала, детка!

- Мне как обычно…

Она дрогнула и ровно на мгновение вскинула на Двенадцатого свои синие глаза… и в их глубине мелькнула паника. Нет, он вовсе не собирался сдавать ее или устраивать сцены, и по ее порозовевшему лицу понял, что она уловила его намек… а потому вместо истерики лишь взял с подноса два стакана и выразительно поочередно залпом осушил оба. У него чесались руки вывести девушку за дверь, чтобы обстоятельно поговорить и добиться-таки объяснений, но пока с мониторов вокруг доносились отчаянные и полные нечеловеческой боли крики раздираемого переродками Катона, он не мог заставить себя уйти.

Хеймитч вернул пустые стаканы обратно на столик, но девушка упрямо продолжала стоять рядом. Это могло означать только одно: она сама явно хотела что-то сказать ему. Он снова глянул на мониторы – повизгивающие, словно игривые щенки, монстры рвали то, что еще час назад было бесстрашным и язвительным профи из Второго дистрикта… и его вдруг потянуло на рвоту – ментор боялся даже представить, что бы он чувствовал сейчас на месте опрокидывающей стакан за стаканом всегда безразличной и непроницаемой Энобарии…

Ты на ее месте уже давно сошел бы с ума, Эбернети…

- Прошу прощения, мне нужно выйти, - косо глянув на безгласую, Хеймитч извинился перед Советом и спешно направился к двери. Любое действие гораздо лучше бездействия… Собрав пустые бокалы, рыжеволосая девушка молча последовала за ним.

Он ждал ее в коридоре, сразу за углом – едва безгласая вышла из-за поворота, ментор с силой ухватил ее за локоть и притянул в полумрак закутка.

- Зачем ты здесь? – до боли сжав ее руку, прошипел он. – Ты, что, шпионишь за мной?

Девушка побледнела и отрицательно покачала головой, заставляя его встрепенуться - быстро… слишком быстро!

- Ты шпионишь за мной! – теперь он был уверен, что ему не зря показалось странным ее сегодняшнее присутствие в Круглом зале. – Чем еще я не угодил? Что тебе пообещали за голову старого дурака? Прощение? Новую жизнь? Или, может быть, новый язык? Они никого никогда не прощали, детка! Прощение здесь в лучшем случае означает лишь одно – быструю смерть! Говори, кто послал тебя? Капитолий? Сноу? Отвечай же!

Он схватил ее за руки выше локтей и с силой встряхнул. Девушка жалобно всхлипнула – видимо, он сделал ей больно.

- Говори же! – почти прорычал он в ярости, еще сильнее сжимая ее руки.... он и забыл, что говорить она не сможет уже никогда. – Кто послал тебя?!

Не в силах вымолвить ни звука, она только едва пошевелила губами.

«Плутарх Хавенсби»

- Что? Хавенсби? – Хеймитч недоверчиво и насмешливо покачал головой. – Он, что, заболел? На какого… я ему сдался? Он послал тебя следить за мной?

Она снова что-то сказала. Ментор поймал себя на том, что прекрасно читал ее слова по губам, хотя не слышал ни звука.

«Не следить. Присматривать».

- За мной не нужно присматривать, я не ребенок! – ожесточенно взвился он.

«Не за вами. За ней. Там».

- За ней нечего присматривать, никуда она оттуда не денется, - мрачно буркнул он, чуть ослабляя хватку, но продолжая удерживать ее за руки. – Если только на тот свет.

«Она должна вернуться. Она нужна ему здесь».

- Как очередная забава? Новая игрушка старого ловеласа?

Девушка посмотрела на него с немым укором.

«Как Огненная Китнисс».

- И что ему нужно от меня? – продолжал упорствовать Хеймитч, хотя какое-то чувство подсказывало ему, что почетный сенатор был очень заинтересован в их приватной беседе…

«Просто поговорить».

Он раздумывал ровно минуту, а потом кивнул и отпустил ее тонкие руки – на бледной алебастровой коже бедняжки уже начали проступать синяки от его железной хватки.

- Хорошо, веди, - делая шаг в сторону и уступая дорогу, нехотя буркнул Двенадцатый. Девушка повела плечами и кивнула в пустой темный коридор.

«Только вы».

Он сдержанно выдохнул, двинувшись навстречу неопределенности – но не сделал еще и десяти шагов, как услышал из полумрака впереди знакомый ироничный голос Плутарха:

- Не меня ищешь, Эбернети?

- По всей вероятности вас, сенатор, - замедляя шаг, так же иронично отозвался ментор и, не удержавшись, съязвил: – Что, вы тоже сбежали подальше от малоприятного зрелища по превращению одного из фаворитов Игр в рваный котлетный фарш?

Плутарх издал какой-то звук - то ли фыркнул, то ли усмехнулся - и, игнорируя мрачную шутку собеседника, уронил многозначительным тоном:

- У меня сейчас другие заботы… может, поговорим в каком-нибудь укромном уголке?

Хеймитч шумно выдохнул и непонимающе скривился.

- Решили посекретничать – сейчас? – ментор кивнул в сторону зала, где еще оставались некоторые члены Совета. – Но там мои ребята… черт, неужели у вас не нашлось лучшего времени для разговоров?!

- Значит, не нашлось, - изменившись в лице, сухо и коротко отрезал Плутарх. – Именно сейчас… до утра ничего не случится – поверь мне, я знаю, о чем говорю!

- Какого черта я должен вам верить, сенатор? – издевательски усмехнулся он, пряча за усмешкой свое удивление – ну да, кто еще лучше Хавенсби мог знать ближайшие планы для Арены!

- Твоя прямолинейность делает тебе честь, Двенадцатый… что ж, у меня, кажется, есть один верный способ убедить тебя.

Было в его голосе что-то такое многозначительное… Хеймитч напряженно уставился в полутьму длинного коридора – почетный сенатор стоял в тени и, элегантно откинув полу дорогущего пиджака, деланно-небрежно поигрывал тонкой золотой цепочкой карманного брегета. Но вот он шагнул ближе к свету, вытаскивая из жилетного кармана… часы? Нет, это были не часы – приглядевшись, ментор заметил блеснувшую на самом конце цепочки сойку-пересмешницу.

Точно такую же он подарил Клаудии… или эту же самую?

- Что с ней? – шагнув навстречу, зашипел он сквозь зубы, на что Плутарх выразительно поднял брови, делая непонимающее лицо.

- Говорят, ты завел себе в Капитолии молоденькую любовницу? – игнорируя яростный шепот ментора, усмехнулся Хавенсби.

- Неважно, любовница она мне или нет… что вы сделали с бедной девочкой?!

- А с чего ты решил, что это моих рук дело?- совершенно искренне удивился Плутарх.

Хеймитч яростно тряхнул головой.

- Вы, что, держите меня за полного дурака?! – скрипя зубами, процедил он.

- Ни в коем разе, – не сводя с разъяренного собеседника пристального цепкого взгляда, сенатор отрицательно покачал головой и спрятал подвеску обратно в карман. – Эта вещица – достаточно убедительный повод доверять мне?

- Достаточно, – после минутной паузы шумно выдохнул ментор, чувствуя, как закололо в груди. – Всего одно слово - она жива?

- Жива, - одними глазами улыбнулся Плутарх. – Все благодаря моему недальновидному секретарю – Сократ не решился беспокоить самого президента, опрометчиво понадеявшись, что моей резолюции на его доносе будет достаточно, чтобы сгноить эту девушку в подвалах резиденции Сноу…

- Где она? – поспешно перебил его ментор.

- Не волнуйся – она в таком месте, где Капитолий не сможет достать ее.

- Черт подери, Плутарх, - он порывисто шагнул ближе и отчаянно зашептал. – Неужели есть в Панеме такое место, где можно быть в безопасности… и куда не сможет дотянуться Капитолий?

- Есть… поверь мне, Двенадцатый, есть, - едва слышно усмехнулся Хавенсби, и в глазах его появился странный азартный блеск. Он вопросительно вскинул брови и кивнул куда-то по коридору: – Ну, так как – поговорим?

Хеймитч сдержанно выдохнул. Ему совершенно не хотелось оставаться в Круглом зале и собственными глазами смотреть, как медленно и мучительно умирал Катон. Если сенатор пообещал, что ничего не случится – значит, так оно и будет… в прошлый раз он сдержал свое обещание. Ментор скривился: да за одно только известие о целой и невредимой Клаудии он готов был пойти за Плутархом хоть к черту на кулички и послушать любые его срочные разговоры!

По крайней мере, ему так казалось.

Но удивлению его не было предела, когда он увидел, куда именно привел его Хавенсби. Укромный уголок оказался пустующим рабочим кабинетом Главного Распорядителя – едва мужчины вошли внутрь, как сенатор достал из кармана миниатюрную черную коробочку и, положив на стол посередине комнаты, слегка нажал на крышку. Видимо, эта штуковина гасила все сигналы камер и микрофонов, вдруг подумал Двенадцатый. Ведь, если исключить подглядывание и подслушивание, это место было идеальным для предстоящей беседы.

Особенно такой, которая ожидала его.

***
Они спорили долго, яростным шепотом пытаясь перекричать друг друга.

Все начиналось чинно и благородно, с общих наводящих фраз и легких препираний на тему государственного устройства Панема, потом переросло практически в ругань – прошло уже несколько часов, но каждый из спорщиков упрямо продолжал стоять на своем: Хавенсби пытался доказать своему собеседнику острую необходимость политических перемен, а тот в свою очередь упорно твердил сенатору, что все его громкие рассуждения о революции – не больше чем нелепые буйные фантазии и наивный детский лепет. Хеймитч не был силен в политике, совершенно не интересовался высокими материями – и потому не мог уразуметь, за каким чертом распинался сейчас перед ним его высокопоставленный оппонент.

- И все-таки я не понимаю вас, сенатор, – раздраженно шептал ментор, устало потирая руками опухшее от бессонницы лицо, – какие, к чертям, бунт и революция? Где – в Панеме? Вы, что, забыли про Тринадцатый дистрикт? У вас, сенатор, такая короткая память? Видимо, Капитолию еще не приходилось вами заниматься, раз вы так легко все забываете!

- Я ничего не забыл, - Плутарх отвечал тихо и мягко, словно разъяснял непонятливому ребенку элементарные вещи. – Да, Капитолий всегда говорил, что Тринадцатый стерт с лица земли… с поверхности земли, понимаешь, Эбернети? Ты сам бывал хоть раз в Тринадцатом?

- Нет, откуда я мог там бывать? Единственный раз, когда я ездил по стране, случился четверть века назад, и, насколько мне известно, ни тогда, ни теперь в Туре Победителей не была предусмотрена остановка в уничтоженном дистрикте! – криво усмехнулся ментор. – Да и что мне делать на зараженном радиацией пепелище?

- А мне по службе пришлось туда съездить. Да, от Тринадцатого действительно мало что осталось, - Плутарх шагнул вплотную и еле слышно добавил: - На поверхности земли.

- Хотите сказать, после подавления мятежа… там еще остались живые? – недоверчиво поморщился Хеймитч. – После ядерного удара?! Под землей?

- Ты забыл специализацию Тринадцатого? Ну да, ты ведь никогда и не знал о ней! В Тринадцатом дистрикте создавалось оружие, мощное и опасное… это уже потом, после его уничтожения мозговой центр всех их разработок спешно перенесли во Второй. А до мятежа Тринадцатый славился своими ядерщиками и убежищами – ведь именно там планировались и строились укрытия для руководства страны на случай применения этого самого оружия!

Ментор растерянно сдвинул брови.

- Хотите сказать, те, кто остался в живых, уцелели именно благодаря этим укрытиям? – до него, кажется, начинало доходить. – Но с чего вы взяли, что там до сих пор кто-то есть? Шутка ли – семьдесят пять лет прошло! Возможно, это только ваши предположения…

Плутарх удовлетворенно хмыкнул.

- Стал бы я сейчас разводить тут с тобой душеспасительные и опасные беседы, если бы основывался только на предположениях? Я точно знаю, что Тринадцатый дистрикт жив, - его глаза лихорадочно блестели, – и готовит революцию!

- Так это не ваша идея? Хвала всем чертям, а то я уж было подумал, что вы приболели и несете какую-то околесицу! – облегченно выдохнул Хеймитч, отмахиваясь от собеседника, как от назойливой мухи. – Раз Тринадцатый жив и здоров, пусть и играется в перевороты, лично мне сейчас не до этого. На ближайшее утро у меня совсем другие планы – видите ли, я должен вытащить с Арены пару замечательных ребят, и мне совершенно некогда слушать здесь ваши утопические гипотезы… возможно, именно сейчас, когда я попусту трачу на вас свое драгоценное время, я до зарезу нужен Совету!

- Ты можешь не верить в революцию, это твое право, - сдаваясь, беспомощно развел руками Плутарх. - Я даже не пытаюсь изменить понятия в твоей упрямой башке... не хочешь бороться – дело твое. Но нам нужен человек, ради которого другие станут бороться, другие захотят сражаться! Человек, который сможет поднять, повести… зажечь!

На последних словах ментор вздрогнул.

- А я-то здесь причем? – настороженно поинтересовался он.

- Да ни при чем! – раздраженно вспылил Хавенсби, обреченно закатив глаза. – Ты мне не нужен! Неужели так сложно понять? Мне нужен человек, ради которого перестал пить законченный пьяница. Ради которого далеко не глупый шестнадцатилетний мальчишка безропотно идет на смерть. Ради которого гений готов рискнуть не только своей успешной и блистательной карьерой, но даже собственной гениальной головой… теперь понимаешь, о ком я тебе говорю?

Хеймитч посмотрел на собеседника, и глаза его угрожающе сузились. Наконец-то все встало на места… а, значит, время хороших манер закончилось.

- Теперь я понимаю, - медленно процедил он, едва сдерживая ярость, - так вот зачем ты помогал ей! Так вот зачем тебе понадобилась Китнисс Эвердин… хочешь сделать из девочки мученицу? Тебе не дают покоя регалии Главного Распорядителя – так и тянет организовать собственное реалити-шоу?!

- Не смей так говорить! – неожиданно рыкнул Плутарх. – Ты сам сделал из нее символ мятежа!

- Я? – Хеймитч изумленно выпучил глаза. – Когда это, позволь узнать?

- Когда выцарапал у Сенеки этот чертов шанс спасти мальчишку! – вспылил сенатор и яростно ткнул пальцем ему в грудь. – Когда, рискуя своей головой, боролся за нее… когда позволил Панему думать, что кому-то в этом мире еще есть дело до своих близких!

- И чего ты хочешь? Превратить ее жизнь в кошмар? Не позволю… ей и так досталось! Я вовсе не бесчувственный болван – если девочка выберется, у нее появится реальный шанс пожить по-человечески… не смей лишать ее этой возможности!

- И кто же из нас наивный утопист? – Плутарх с горечью покачал головой. – Неужели ты не видишь - не будет у нее такого шанса! Ты всерьез надеешься, что Капитолий оставит в покое Огненную Китнисс? После того успеха, который она имела на презентации и который имеет сейчас? После того буйного фейерверка искр, которые рассыпала над головой самого Кориолана Сноу? Посмотри на Финника Одэйра, на Джоанну Мэйсон, на всех, кто победил и не сошел с ума или не спился, как ты – где они теперь? Они свободны? Счастливы? Живут своей собственной нормальной жизнью? Или исполняют прихоти тех, кому их продадут в следующий раз? Если они откажутся, кто-то из их близких поплатится за их отказ жизнью – тебе ли не знать этого! Ты этого желаешь для своей подопечной?

- Нет! – Хеймитч в ужасе отшатнулся. Перед глазами мелькнул небесно-голубой взгляд Примроуз Эвердин. – Как ты можешь даже подумать такое?!

- Мне всегда казалось, что тебе нет дела до своих трибутов – они умирали, а ты по-прежнему пьянствовал… но сейчас я вижу, что эта девочка тебя зацепила. Ты действительно переживаешь и беспокоишься за нее, – мужчина тяжело вздохнул. – Поверь мне, революция – единственный выход для всех нас. Я не говорю, что это будет легко… возможно, ты прав, и я сам еще не представляю, каково это будет на самом деле. Одно я знаю абсолютно точно – Панем не может продолжать жить так, как он живет сейчас. Чем он заслужил такое? Всего бояться и всех ненавидеть. Не контролировать свою жизнь и жизнь своих детей. Видеть, как эти дети из года в год убивают друг друга… для чего? Они враги? Соперники? Нет! Просто где-то кому-то очень забавно смотреть на это. Это повторяется год за годом, а кто в итоге побеждает? Не они. Не дистрикты. Всегда Капитолий.

- Но на кой черт вам нужна революция? Война? Кровопролитие? – ментор скривился и еле слышно процедил сквозь зубы: - Не проще ли дождаться, пока он сам сдохнет?

- Сдохнет он - придет назначенный им наместник, – презрительным шепотом возразил Хавенсби, поморщившись, – и ничего не изменится! К тому же Сноу рассчитывает прожить еще минимум лет двадцать… а может, и больше – половина медицинских светил Капитолия работает над этим! Подумай сам – сколько еще детей потеряет Панем за эти минимум два десятка Игр?

Хеймитч задумчиво молчал. Плутарх был прав во всем, в каждом слове, но он еще не был готов это признать.

- Ты понятия не имеешь, чем все это может обернуться для каждого из них… каждого из нас, - глухо прошептал он, уставившись в одну точку невидящим взглядом.

- Ты так думаешь? – сенатор запнулся и, с трудом подбирая нужные слова, обреченно покачал головой. Когда он снова заговорил, Двенадцатый не узнал его голос:

- Та безгласая, которую я просил присмотреть за тобой…

- Я давно подозревал, что она шпионит для тебя, - перебил ментор, внимательно глядя на Плутарха. – Но девочка спасла мне жизнь, и только потому я сейчас с тобой разговариваю.

Мужчина вздрогнул. Брови его недоверчиво сошлись в одну линию.

- Цинна, сам того не зная, рассказал мне, что у тебя тоже была семья, - ментор понизил голос, - у тебя тоже были близкие…

Лицо Плутарха, всегда живое и жизнерадостное, внезапно исказила гримаса отчаяния и нестерпимой боли.

- Я не мог помочь Лавинии, - словно оправдываясь, виновато прошептал он, - я даже не знал, что с ней случилось, пока не было уже слишком поздно!

- Лавиния?

- Эта девушка, которую ты считаешь шпионкой – племянница моей покойной жены.

Ментор умолк и теперь растерянно смотрел на собеседника. Он разом забыл все, что хотел сказать сенатору – настолько поразили Двенадцатого его последние слова.

- Моя Лидия не смогла пережить этого… она, такая чистая, светлая и открытая, вообще очень плохо чувствовала себя в Капитолии. То, что они сделали с бедной девочкой, добило ее окончательно, - Хавенсби поднял на него затравленный взгляд. – Поверь, Эбернети, я отдал бы все – свое сенаторское кресло, свой роскошный дом и миллионные счета, лишь бы вернуть единственного близкого и дорогого мне человека…

Глядя в несчастные глаза сенатора, Двенадцатый почувствовал, как противно сдавило внутри. До утреннего разговора с Цинной он и не подозревал, что Плутарх Хавенсби когда-то был женат. Хеймитч частенько наблюдал сенатора в компаниях различных симпатичных барышень и справедливо считал его дамским угодником, ловеласом и старым холостяком. Оказалось, существовала и миссис Хавенсби… Возможно, это показное распутство и роскошь были его собственным способом хоть как-то уберечь свою семью от глаз Капитолия? В чем же провинилась прекрасная рыжеволосая девушка? Что такого ужасного она натворила, что ее не спасла даже громкая фамилия семьи, к которой она принадлежала? Хеймитч хотел уже было расспросить о ней сенатора, но вовремя сдержался. Не стоило бередить старые раны – он на личном опыте знал, сколько боли могли причинить ненужные расспросы.

Вместо этого ему внезапно подумалось: если не пожалели ее - кто пожалел бы простую девчонку из Шлака?

- Кто еще знает, что вы родственники? – отгоняя внезапную панику, уточнил он.

- Надеюсь, никто. Моя жена… Лидия практически ни с кем не общалась в столице – она предпочитала солнце, море и Четвертый дистрикт. Лавиния жила одна, в собственном доме, доставшемся ей в наследство от родителей. Она никогда не бывала у нас. Я сам узнал о ее существовании только после… этого…

- В таком случае, для тебя есть довольно большая вероятность избежать в ближайшем будущем ее участи, - мрачно пошутил ментор.

- Никто в Капитолии не застрахован от неприятностей. Даже я, - сдержанным голосом отозвался Плутарх. – И не смей больше говорить мне, что я чего-то не знаю… поверь, я знаю достаточно. Так что ты ответишь мне по поводу Китнисс Эвердин?

Хеймитч хмуро отвел глаза.

- Для начала пусть она вернется…

- Она вернется… если только сможет наступить на себя, - Плутарх вскинул на ментора странный взгляд и вдруг сердито уронил: - А все ты, со своими дурацкими идеями…

Ментор недоуменно поднял брови. У него была всего одна дурацкая идея – неужели ее и имел в виду его высокопоставленный собеседник? Хеймитч внимательно посмотрел на сенатора – в темных глазах Плутарха вспыхнул какой-то нехороший огонек.

- И чем же я вдруг не угодил вам, сенатор? – попытался отшутиться он в предчувствии ответа.

- Если бы не ты, Двенадцатый, не было бы никаких изменений в правилах, и девочке не пришлось бы таскать за собой мальчишку и попусту рисковать из-за него! – не сдержавшись, яростно зашипел Плутарх. – С самой Жатвы у меня были виды на Китнисс Эвердин… и вдруг этот старый упрямый болван, ее ментор, решил проявить сознательность! Чего я только не делал: подсунул тебе в номер отличный бар – пей себе на здоровье, только не лезь, куда не следует! Подослал роскошную куртизанку – просто чудо, что Главный сболтнул тогда, на вечеринке, о ее невероятном сходстве с твой мертвой возлюбленной! – лишь бы ты не попал на заседание к президенту… Я отказался помочь тебе с вакциной, не оплачивал Арену, лично содействовал твоей дисквалификации, - его голос зазвенел отчаянием и недовольством, – лишь бы ты одумался и дал этой девочке возможность выбраться… лишь бы перестал, черт тебя раздери, перечить Капитолию!

Хеймитч изумленно смотрел на сенатора и молча хватал ртом воздух.

- Вы?! Так за всем этим стояли вы?! Плутарх Хавенсби – бескорыстный покровитель Огненной Китнисс?... Стоп, - ментор перевел дыхание и угрожающе сдвинул брови, - если эта безгласая ваша племянница… значит, мой собственный антидот – тоже ваших рук дело?!

- Нет, - Плутарх нервно дернул подбородком, - это была личная инициатива Лавинии… даже не представляю, чем там ее привлек такой старый пьяница, как ты…

- Еще бы, - усмехнулся Хеймитч. – Будь ваша воля, я бы сдох в тот день – и никто уже не смог бы помешать вам творить свое собственное шоу!

- Ты ничего не знаешь… все иначе, чем ты себе представляешь, - попытался возразить Плутарх, но ментор остановил его порывистым и выразительным жестом:

- Я знаю только одно, сенатор Хавенсби – вы лицемер и подлец, каких еще поискать, - он с огромным трудом сдержался, чтобы не плюнуть в тонкое холеное лицо капитолийца, - но я искренне рад, что наконец-то узнал об этом! Иллюзии – зло… и я премного благодарен, что вы изволили лично избавить старого пьяницу от заблуждений на ваш счет. Поздравляю – воистину, Капитолий может вами гордиться!

- Осторожнее в выражениях, Двенадцатый, - Плутарх многозначительно вытащил из кармана цепочку с золотой подвеской Клаудии, - не то я могу и передумать…

- Нисколько в этом не сомневаюсь – но у вас не выйдет меня шантажировать! – ментор резко развернулся и стремительным шагом направился к выходу. Уже в дверях остановился и, не оборачиваясь, предупредительно процедил через плечо:

- Вы вольны поступить с бедной девушкой так, как посчитаете необходимым… но вот что я вам скажу, сенатор: впредь держитесь подальше от моих ребят… да и от меня тоже! Я расшибусь в лепешку и сделаю все, что только от меня зависит – но не видать вам Огненной Китнисс, как своих собственных ушей!

Он выскочил из кабинета Сенеки, хлопнув дверью что было сил. И потому не увидел, как в ответ на его гневную тираду Плутарх лишь покачал головой и невесело усмехнулся:

- Ох, Эбернети… рассвет уже не за горами – и совсем скоро ты поймешь, как сильно заблуждаешься…

***
Он шагал по длинному коридору и бранился под нос отборным шахтерским матом.

Всю свою жизнь ментор считал себя пешкой, которой с легкостью жертвовали в угоду другим, более сильным фигурам. Он всегда твердил себе, что пешка не имела права думать, не имела права делать самостоятельные выводы… забыв о том, что, прорвавшись однажды в дамки, пешка могла стать всесильной – она могла решить исход партии.

А исход этот был близок… очень близок.

Спешно идя обратно в Круглый зал, Двенадцатый снова и снова прокручивал в мыслях разговор с Плутархом, а заодно и все, произошедшее на Арене и в Капитолии за последние двое суток – и досадливо морщился. Что-то не сходилось, не клеилось… он не мог отделаться от навязчивого ощущения, что, отвлекшись на эти высокопарные рассуждения сенатора о революции, он снова упускал из виду что-то очень важное, лежащее перед самым его носом. Конечно, после таких неожиданных откровений Хавенсби многое из случившегося вставало, наконец, на свои места - но не все… Да, он уже получил ответы на многие свои вопросы – но вдруг внезапно вспомнил еще один, последний, тот самый вопрос, который все еще мучил его, на который он так и не мог придумать никакого вразумительного ответа – этот вопрос снова возник в его голове, заигрывая с Двенадцатым, как запутанный клубок заигрывает с глупым котенком…

Почему Цеп позволил Второму убить себя?

Нет, не так… почему Цеп не использовал чудо-кольчугу Катона – ведь с самого Пира он постоянно носил ее при себе?

Не просто же так Финник Одэйр тогда, на Совете, заговорил с ним именно об этом…

До сегодняшней ночи ментор видел титановую кольчугу всего один раз в жизни, но теперь отчетливо вспомнил все, что знал о ней. Эта штуковина напоминала мелкоячеистую сверхпрочную сеть – даже сейчас, в век высоких капитолийских технологий, она плелась сложнейшей вязью, из тончайших металлических нитей, вручную и в точности по фигуре заказчика таким образом, чтобы никто другой не смог надеть ее. Она стоила безумных денег, а ее изготовление всегда считалось настоящим испытанием для мастера, настолько работа эта была ответственной, кропотливой и требующей немалого умения.

И немалого времени.

Выходит, кольчуга Второго была сделана заранее, задолго до Пира и до финала... более того, возможно, даже задолго до Жатвы? Значит, Брут и Энобария знали, что на Игры поедет Катон – ну разумеется, он ведь так отчаянно рвался в добровольцы! Но никто в Капитолии не позволил бы подобного без его высочайшего соизволения – значит, Капитолий тоже был в курсе дел. Из этого напрашивался только один вывод – неужели сам президент Сноу имел в отношении Вторых какие-то собственные, далеко идущие планы?

Хеймитч споткнулся на ровном месте и уперся невидящим взглядом в стену напротив. Вот оно, то, что не давало ему покоя! Мысли в голове замерли, а потом окатили его изнутри ледяным прозрением. Черт подери… но этого просто не могло быть… События последних недель, будто разноцветные паззлы, все это время крутившиеся в его голове, сложились, наконец, в цельную картинку. Он искал свой ответ на Арене, в Сенате, в кабинете Главного Распорядителя, в то время как тот лежал на поверхности, прямо у него перед носом – ему достаточно было просто открыть глаза!

Семьдесят четвертые Голодные Игры были проданы и поделены.

Как и все предыдущие. Как всё в Капитолии.

Все было решено заранее – результаты, рейтинги, ставки. И победитель. Так вот зачем Бруту понадобился именно сенатор Хавенсби – правая рука Сенеки Крэйна, первый куратор Игр, лучший покровитель из всех возможных покровителей! И лучший осведомитель тоже – чтобы всегда быть в курсе всех последних новостей! Вот почему Брут почти не появлялся в Штабе вплоть до самой гибели Мирты по вине Огненной Китнисс – ведь распорядители уже заранее решили, что победителем в этих Играх в который раз станет один из профи Второго дистрикта… но, черт подери, почему тогда в этом гребаном рюкзаке на Пире не было второй такой же штуки – для Мирты?!

Он замер, не в силах двинуться с места. Ах вот оно что… не один из профи.

Катон.

Капитолий заранее знал, кто победит… так вот почему в рюкзаке Второго была всего одна кольчуга – кольчуга Катона! И Брут с самого начала знал, кто победит – точно так же как давно уже знал, что на Пир будет заявлена вовсе не еда. И Катон, отпуская Пита, знал, кто победит – потому-то и не добил его сразу, а устроил для капитолийцев показательное шоу со спасением несчастного мальчишки. И Сенека знал, кто победит – и потому с такой легкостью принял невероятное по самой своей сути предложение об изменении правил. И Сноу тоже знал, кто победит – и лишь потому милостиво позволил бывшему непокорному победителю и нынешнему опальному наставнику раздобыть «вечную жизнь» для своего умиравшего подопечного. Все знали – и Плутарх, и даже надменный родитель Цинны…

И только Хеймитч Эбернети, старый ментор Двенадцатого дистрикта, главный хитрец и притворщик, как оказалось, не знал ничего.

Он хватал ртом воздух и молча ругал себя распоследними словами. Эти Игры с самого начала были проданы… они всегда продавались. Только такой наивный дурак, как он, мог все эти годы не замечать этого и глупо надеяться на непредвзятость и справедливость если не в жизни, то хотя бы там, на Арене.

Они, как обычно, спланировали все заранее… но тут в дело вмешалась та самая ничего не значащая пешка, и что-то пошло не так.

Кто-то, мысленно поправил себя он и поморщился – несмотря за громкую выходку Китнисс на Жатве, немногие в Капитолии всерьез восприняли вечно голодную девчонку из богом забытого дистрикта! Однако не стоило недооценивать появление добровольца – и поэтому всех менторов максимально изолировали и от их трибутов, и от их конкурентов, чтобы, не приведи господь, самые здравомыслящие из них не задумались о причине таких неожиданных изменений. Штормящий Панем оказался отличным поводом разыграть этот цирк с «повышенной безопасностью». Поэтому вплоть до самого выбора Арены общение распорядителей с менторами происходило по очереди, отдельно для каждого из двенадцати дистриктов. Поэтому Сноу и дал свое согласие на двух победителей: пусть народ помечтает – ведь настоящий-то уже определен, а план Игр просчитан на десять шагов вперед. Ничего нового – сплошная скука… так почему бы для остроты ощущений, для интриги, для накала страстей президенту не позволить себе такую маленькую шалость? Хеймитч усмехнулся: жаль, что господин президент упустил из виду одну незначительную мелочь – на этот раз девочка из Двенадцатого оказалась охотницей, а не добычей.

И эта мелочь спасала сейчас Китнисс Эвердин и ее мальчика с хлебом.

С трудом переставляя свинцово-тяжелые ноги, он добрался-таки до дверей Круглого зала и, переведя дыхание, натянул самую непробиваемую из своих физиономий. Никто из них не должен догадаться, что он понял и разгадал замыслы Капитолия. Пусть решат, что Двенадцатый, как обычно, в пешках и не у дел…

Первым, что удивило его еще с порога, было присутствие в зале Клавдия Темплсмита – громогласный голос Голодных Игр восседал на месте Главного Распорядителя и, отчаянно давясь зевотой, растерянно и сонно хлопал глазами. На диване рядом Двенадцатый заметил Энобарию с красными от водки и слез глазами, за столом сидел Финник и еще несколько человек, но среди них по-прежнему не было ни Сенеки, ни Брута… Отвлекшись, Хеймитч глянул на стены по сторонам. Ну, разумеется, за этой болтовней с сенатором он пропустил все самое важное – на Арене наконец-то занимался рассвет!

А мониторы, между тем, все еще показывали три пульсирующих радиомаяка – больше похожий на кусок сырого мяса Катон все еще был жив…

Хеймитч замер перед экраном, глядя на то, что осталось от Второго. Нет, он больше не был для Двенадцатого соперником, больше не был профи… теперь он был просто ребенком, которому высшие мира сего не давали умереть в погоне за зрелищностью и забавой. Ментор вдруг подумал – а ведь где-то во Втором дистрикте, перед экраном, сидела сейчас его семья и близкие… каково им было видеть подобное? Если уж даже железная Энобария сломалась и потребовала выпивки, чтобы надраться в хлам и позволить себе роскошь оплакивать своего подопечного, то что сейчас чувствовала та женщина, которая дала ему жизнь, воспитала его, которая прощала все его сыновние промахи, ошибки и обиды? Хеймитчу стало дурно от собственных мыслей. Он видел, как Китнисс вытащила из жгута на ноге Пита последнюю стрелу и, перегнувшись через край Рога, прицелилась в то, что еще несколько часов назад было головой Катона. Убей же его, прикрыв глаза, взмолился про себя ментор – ради его семьи, ради его матери… ради него самого!

Он с ужасом и изумлением всмотрелся в полуживые останки Второго. Ему показалось – или среди этого кровавого месива что-то шевельнулось? Что это было – воздух, вышедший из его легких… или он действительно сказал…?

- Убей… меня…

Краем глаза Хеймитч заметил, как Энобария встрепенулась и с такой незнакомой ему ненавистью во взгляде яростно уставилась на экран.

- Чтобы профи на весь Панем молил о смерти… какого черта, мальчик?! – она вскочила на ноги и тут же пошатнулась. – Дыши! Не смей сдаваться, борись! Ты сам вызвался – терпи!

Обрывая гневные слова, где-то на экране просвистела стрела, раздался грохот пушки – и Вторая дернулась, будто от пощечины. Какое-то мгновение она еще тупо смотрела неверящим взглядом на теперь уже мертвого подопечного, а потом схватила со стола пустой стакан и с размаху запустила им в бледное лицо Китнисс прямо перед собой. Поверхность монитора треснула, ломая картинку, а стакан разлетелся на мелкие осколки.

- Будьте вы прокляты, - процедила сквозь зубы Энобария – и бросилась вон из зала.

Хеймитч растерянно посмотрел ей вслед, потом перевел глаза на треснувший монитор. В площадке перед Рогом появилось отверстие, оставшиеся переродки, словно по команде, подбежали к нему, запрыгнули внутрь, после чего земля снова срослась. Невидимая взгляду сойка-пересмешница издала протяжный жалобный свист, и в небе над местом финальной битвы появился планелет, забирая тело Катона. Ментор порывисто обернулся к Клавдию Темплсмиту и шумно выдохнул – так это конец? Они, что, победили?!

- Я должен дождаться указания Главного Распорядителя, чтобы объявить окончание Игр, - неопределенно пожал плечами тот в ответ на его более чем выразительный взгляд. Все верно, сдержанно кивнул Хеймитч – вот только где носят черти Сенеку Крэйна?!

Ментор коротко глянул на Одэйра. Финник сидел молча и со странным выражением на красивом бледном лице смотрел, как Двенадцатые сползали с Рога и теперь настороженно оглядывались по сторонам - и что-то в его остановившихся аквамариновых глазах заставило предательски заколотиться старое менторское сердце…

Он уже открыл рот, чтобы заговорить с Четвертым – но в этот самый момент шумно распахнулась дверь, и в зал неспешно вошел Главный Распорядитель. За его спиной ментор разглядел Брута, Плутарха и еще нескольких членов Совета и почувствовал, как сжалось все внутри – выражение лица Сенеки не предвещало ничего хорошего… Двенадцатый испуганно озирался – что происходит? Пока новоприбывшие занимали свои места за столом, Главный молча подошел к Клавдию и вручил ему узкий белый конверт. Хеймитч почувствовал, что задыхается – где же привычный Сенека, где его фирменная белоснежная улыбка и громкие торжественные и напыщенные речи? Темплсмит вскрыл конверт, быстро пробежал глазами написанное на бланке внутри… брови его на мгновение взметнулись вверх, но он тут же взял себя в руки, прокашлялся и придвинул ближе стоящий на столе микрофон.

Вот оно… сейчас…наконец-то!…

- Капитолий приветствует финалистов Семьдесят четвертых Голодных Игр, – рыкнул он в микрофон, - и сообщает об отмене недавних изменений в правилах! Детальное изучение регламента показало, что победитель по-прежнему может быть один. Игры продолжаются! И пусть удача всегда будет на вашей стороне!

Двенадцатый споткнулся, сделал неуверенный шаг назад… еще шаг… он упал бы, если бы не заботливо подставленное рукой Финника кресло.

- Какого черта, Крэйн...?! – глухо выдохнул он, оборачиваясь к бледному, как бумажный лист, Сенеке.

- Это не мое решение, - отозвался Сенека и отвел глаза, - так решил Капитолий…

И в это короткое мгновение с пугающей ясностью Хеймитч Эбернети увидел, наконец, что натворил – президент Сноу никогда не собирался давать шансы трибутам Двенадцатого дистрикта! Президенту не нужно было шоу, не нужны были деньги... да, он выжал из этой кампании все, что мог, но прибыль его не интересовала. Власть – вот что всегда двигало им. Возможность почувствовать себя Богом, выше Бога… наивно было даже предполагать, что он закроет глаза на подобные вольности и позволит Панему надеяться, верить и любить.

Позволит пешкам иметь собственное мнение.

Ментор обвел присутствующих безумными остекленевшими глазами. Финник скривил губы в болезненной улыбке, Плутарх выразительно молчал, нервно постукивая пальцами по столешнице, Брут неприкрыто радовался, но на лицах большинства остальных членов Совета было написано искреннее сожаление.

- А как же милосердие? Он не может так поступить с ними, - словно заклинание шептал он, заглядывая поочередно в глаза сидящих напротив и уже зная их ответ.

- Он может все, - глухо отозвался Одэйр.

Хеймитч уронил голову на руки и до боли зажал ладонями уши. Что же он наделал? Милосердие Капитолия… Как вообще он мог подумать, что такое возможно? Да милосердие – единственное, чего нельзя было купить здесь ни за какие деньги… Двенадцатый застонал. Все его интриги, труды и попытки спасти чью-то жизнь летели в тартарары. Разве мало было ему оплеух, мало пощечин, мало доказательств, что он – ничто против бездушной машины Капитолия? Что никакие мыслимые и немыслимые людские эмоции и страдания не вызывают в Капитолии и толику жалости? Ведь он же смирился со своим проклятием, он научился не жить, но хотя бы существовать с ним… если бы не эта девчонка!

Старый дурак поверил, что она сможет победить – и ее заставил поверить.

Он представил, как Панем, прикованный к телеэкранам, застыл сейчас в тревожном ожидании. Зажмурившись, он совершенно отчетливо увидел перед собой остановившийся заледеневший взгляд Цинны, побледневшую от отчаяния Порцию, умолкнувшую тараторку Эффи… увидел Генри Мелларка и Эль Эвердин, не сводивших глаз со своих детей… увидел слезы маленькой Прим… Но сам он не мог смотреть туда. Для него исход был более чем очевиден – Пит найдет способ умереть, и это сломает Китнисс окончательно. Она еще сама не понимает, что ее Игры так никогда и не закончатся… и что у нее никогда больше не будет возможности сказать этому мальчишке, как много он значит для нее… и она вечно будет жалеть об этом, снова и снова прокручивая в своей голове этот день, эту минуту – кому, как не Хеймитчу Эбернети, лучше знать, что муки совести способны отравить всю оставшуюся жизнь…

Неизвестно, сколько времени он просидел вот так, кляня себя – минуту или вечность. Постепенно до него начало доходить, что кто-то рядом яростно толкает его:

- Смотри… смотри же! Что они делают?!

Что-то изменилось – в зале нарастал невообразимый шум и гвалт. Он поднял глаза к экрану. Отстраняя Китнисс, Пит твердой рукой снял с раны повязку, и теперь траву у озера заливало его кровью… все вокруг знали, что это означало для него. Хеймитч зажмурился и выругался сквозь зубы – он и не думал, что будет так больно видеть, как медленно умирал сейчас этот удивительный светлый парень. Там, на Арене, Кит продолжала что-то горячо твердить и доказывать своему напарнику, но Мелларк только стремительно бледнел и по-прежнему улыбался и смотрел на нее с такой нежностью и любовью… это было просто невыносимо! В бесчувственном отупении ментор заметил, как девушка достала из кармана небольшой мешочек, протянула его парню и что-то высыпала сначала себе, а потом и ему в руку. Капитолийская камера крупным планом показала ее холодный решительный взгляд, а затем – широко раскрытую ладонь.

Морник. Смертельные ягоды.

У Хеймитча перехватило дыхание, и в голове тотчас просветлело. В зале разом повисла гробовая тишина – весь Совет замер в ступоре, не в силах поверить своим глазам.

- Это что, морник? – удивленно пробормотал Финник за его спиной.

- Зачем ей ягоды? Облегчить страдания мальчишке? Максимум через двадцать минут он истечет кровью – и она победитель! – прикрыв микрофон рукой, в недоумении зашептал Клавдий Темплсмит, потом вдруг замер и изумленно вскинул брови: - Подождите, она, что… сама собирается съесть их?!

- Нет… они оба собираются их съесть, - Хеймитч не узнал свой собственный звенящий голос. Он тупо смотрел на экран, а в голове билось лишь – одумайся, Китнисс… им нужен победитель… пусть даже не Катон… не будет победителя – считай, что Игры не удались… не делай этого… одумайся!

- Один! – раздался из динамиков звонкий девичий голос.

И все смешалось…

- Что они делают?! Но это недопустимо! В Играх должен остаться победитель… я лично обещал президенту, что в этом году у нас будет победитель!!! – истерично кричал Главный Распорядитель, зеленея от ужаса.

- Смелая девочка! – истерически смеялся Хавенсби, поднявшись из кресла и аплодируя безрассудству девушки.

- Непостижимо, - восхищенно шептал Одэйр, растерянно качая головой.

- Девчонка просто сумасшедшая! – на все голоса возмущались и перебивали друг друга учредители Совета.

- Два!! – снова прозвенел голос Китнисс.

- Сделай же что-нибудь!! – Клавдий порывисто обернулся к Главному Распорядителю. – Ты ведь отлично знаешь – если они оба сейчас погибнут, нам всем конец!!

Хеймитчу казалось, что время остановилось. Он еще смотрел в почерневшие от паники глаза Сенеки, Плутарх еще истерически смеялся, Брут еще веселился и выкрикивал что-то за его спиной, а Двенадцатые уже стали спиной друг к другу, сцепили свободные руки и, гордо подняв лица к небу и поднеся ладони с ягодами к губам, приготовились умирать…

Вместе. Вопреки Капитолию.

- Три!!!

- Отменяй! – рявкнул Крэйн, обессилено падая в ближайшее кресло, и громогласный голос Капитолия отчаянно закричал в микрофон:

- Стойте! Остановитесь! Леди и джентльмены! Мы рады представить вам победителей Семьдесят четвертых Голодных Игр! Да здравствуют трибуты Двенадцатого дистрикта – Китнисс Эвердин и Пит Мелларк! – сквозь пульсирующий звон в ушах расслышал Хеймитч.

И спустя бесконечно долгое мгновение провалился в спасительную темноту.

Глава 37

Он лежал поперек кровати, широко раскинув руки, безумно улыбаясь своим мыслям и тупо разглядывая потолок над собой.

По правде сказать, это была не его кровать… и даже не его комната. Хеймитч Эбернети съехал из своего люкса еще два дня назад, перед последним, тем самым заседанием Совета. Кровать, на которой он валялся сейчас с идиотски-счастливым выражением на лице, стояла в одной из трибутских спален на двенадцатом этаже Тренировочного центра. Комната пока пустовала в ожидании возвращения одного из своих хозяев из Центрального госпиталя, и потому он позволил себе вольность качаться в очередном дорогущем костюме прямо поверх роскошного бархатного покрывала, закинув за голову руки и уже битый час насвистывая под нос какую-то игривую мелодию.

Когда он поднялся сюда вчера утром – как раз после того, как его привели в чувство и взашей вытолкали из Круглого зала – никто из администрации даже не усомнился в полном его праве дождаться своих подопечных в апартаментах Двенадцатого под самой крышей. Он не хотел никого видеть и не хотел слышать поздравлений, его все еще трясло от пережитого только что шока… и он все еще не верил в победу своих ребят. Ни когда поспешно включил огромный телевизор в общей гостиной и узнал на экране черный капитолийский планелет и Пита, смертельно бледного и все еще истекающего кровью, прикованного электротоком к одной из спущенных за победителями лестниц. Ни когда он разглядел Китнисс, надрывно кричавшую и неистово бившуюся в стекло отсека, за которым бригада медиков в кипенно-белых халатах уже дважды запускала останавливающееся сердце ее напарника. Ни когда он увидел в дверях номера здоровенного миротворца, с непонятной Двенадцатому смущенной улыбкой настоятельно рекомендовавшего ему не выходить из номера в ближайшее время – потому что как раз сейчас над ним, на крыше Тренировочного центра, этот самый планелет с его ребятами уже ожидала еще одна реанимационная бригада. А с ними и Эффи Бряк… да-да, он не ослышался, миротворец трижды повторил имя его капитолийской помощницы в ответ на его изумленно выпученные глаза. Мисс-Вселенская-Глупость снова взяла на себя часть его менторских обязанностей… ну надо же…

Он даже не помнил всего, что случилось потом. В каком-то бессознательном состоянии он принял душ; даже не удивился новому костюму, появившемуся на диване в гостиной за время его купания, и новенькому серебристому коммуникатору на столике рядом; даже не огорчился отсутствию хоть какой-либо выпивки в поданном на одну персону завтраке и, не чувствуя вкуса еды, машинально проглотил все в мгновение ока; даже не выругался, когда в двери постучал курьер с письменным расписанием его дел на ближайшие сутки в качестве ментора сразу аж двух победителей. Никого не волновало, что Двенадцатый не спал уже тридцать часов: подписанное рукой Сенеки расписание содержало и пресс-конференцию, и фотосессию в составе Совета – с его опухшей и сонной физиономией ему как раз не хватало только фотосетов! Где ты, дружище Марк, со странным весельем вспомнил Хеймитч своего двойника с маскарада – ему сейчас очень пригодились бы услуги «человека без прошлого»…

Но надо отдать ему должное – то ли он все еще находился под действием стресса, то ли сработала многолетняя выдержка и закалка – но ментор осилил оба мероприятия и даже не уснул, отвечая невпопад орущим наперебой журналистам. На фотосете он даже не старался принять приличный вид, отчаянно пытаясь лишь не вырубиться перед камерой – все равно прежде чем оказаться в отчетном фильме и в музее Игр, эти снимки еще пройдут не одни умелые руки, которые сделают из помятого Двенадцатого аппетитную конфетку… но даже в таком неважном состоянии он запомнил торжественно-глупые лица всех двадцати членов Совета… надо же, распорядители вытащили сюда даже Брута, Энобарию, Пятого и Рубаку… прямо траурное фото на память! Одиннадцатый сдержанно и без лишних слов крепко пожал ему руку, а Второй смерил таким взглядом, будто прошелся автоматной очередью… только абсолютная неприкосновенность, которая теперь была гарантирована ему на ближайший год, спасла менторскую голову от яростных нападок еще кипевшего недовольством Брута.

А потом он сделал невозможное… освободившись только к вечеру и едва держась на ногах, поехал-таки в Центральный госпиталь. Лица его трибутов были повсюду – баннеры, рекламные щиты, телеэкраны… да и его повсюду встречали, как какую-то важную шишку: предупредительная администрация, служебный автомобиль, вежливые медики… впрочем, их вежливость не помешала им стать непреклонными, когда разговор зашел о том, чтобы навестить или хотя бы краем глаза увидеть Китнисс и Пита. Когда же он попросил озвучить ему состояние Двенадцатых, ментора засыпали умными медицинскими терминами, среди которых самыми благозвучными и запоминающимися оказались «усиленная реанимация» и «герметичный бокс». Приходите завтра, тактично посоветовал ему степенный худощавый профессор, снисходительно посмотрев на ошалевшего ментора поверх изящного золотого пенсне.

И завтра, и послезавтра… и каждый последующий день, хмыкнул про себя Хеймитч.

На обратном пути в Тренировочный он уснул прямо на заднем сиденье шикарного служебного лимузина – он и не подозревал, что сможет теперь так запросто разъезжать по столице в подобных автомобилях. Невольно вспомнился лимузин Плутарха… да, старик, ты сравнялся в почестях аж с сенатором Капитолия! Кто и как доставил его на двенадцатый этаж и уложил на эту самую кровать в спальне, он так и не узнал – но, проснувшись ни свет ни заря в идиотски-прекрасном расположении духа и порядком измятом костюме, Хеймитч Эбернети почувствовал себя как никогда счастливым…

Они выжили… они победили… неужели он, наконец-то, свободен?

А через час посыльный принес ему чек. Сумма выигранной ставки повергла его в шок. Где были эти деньги несколько дней назад, когда он так в них нуждался? И что теперь ему с ними делать? Забрать с собой в Двенадцатый, чтобы раздать нуждавшимся, ему не позволят, фокус с анонимным менторским счетом в банке уже не пройдет, а бездумно потратить их в Капитолии у него не поднимется рука.

Он подумал, чтобы отдать их Цинне. В конце концов, ментор был ему должен, а он не любил оставаться в долгу.

***
В холле Ройял Сентрал Таун на него внезапно нахлынула ностальгия. Он покинул этот отель всего трое суток назад, прожив здесь до этого чуть больше месяца, а ему уже казалось, что и эти стены, и розовый мраморный пол, и его любимое кожаное кресло в углу, столько повидавшее вместе с ним, стали частью его самого. Откуда в нем эта тоска? Не он ли еще месяц назад мечтал никогда больше не видеть Капитолия – и вот теперь, когда мечта его была так близка к исполнению, ментор внезапно ощутил странную пустоту внутри себя.

Признайся, старик, тебе будет не хватать всего этого, внезапно подумалось ему.

Поднявшись в пентхауз Мастера, Двенадцатый подошел к знакомым высоким дверям, как обычно, без стука, открыл их и заглянул внутрь. Цинна сидел на своем любимом барном стуле возле привычно захламленного рабочего стола и, подперев щеку рукой, вдохновенно рисовал на планшете.

- Не помешаю? - негромко уронил он, на что радушный хозяин лишь с улыбкой кивнул, делая привычный приглашающий жест. Хеймитч подкрался и глянул через плечо молодого человека. На чистом листе бумаги короткими уверенными движениями Мастер создавал нечто – Двенадцатый подозревал в прозрачно-невесомом желтом облаке на эскизе новое платье Китнисс для ее последнего интервью в Капитолии. Никакой агрессии, никакого огня, никаких тлеющих угольков – одно живое свечение.

- Так ты видишь ее? – заворожено спросил он, опасаясь спугнуть музу автора.

- Сейчас – да, - мечтательно отозвался Цинна, добавляя последние штрихи. - И Питу так понравится больше.

Не решаясь отвлекать Мастера своими восторгами и комментариями, ментор подошел к бару. Совершенно естественным движением достал чистый стакан, машинально – словно делал это уже целую вечность – насыпал в него пригоршню льда, плеснул что-то из стоящей рядом початой фигурной бутылки… и замер, удивленно уставившись на собственные руки и выпивку, стоящую перед ним.

- Можешь не извиняться, - предупреждая его слова, где-то за спиной мягко рассмеялся Цинна. – Налей и мне… это молодой бурбон, тебе понравится…

- Вот не поверишь – как-то само собой получилось, - усмехнулся Хеймитч и поставил свой стакан на стол рядом с Цинной; потом, подумав, повторил то же самое для себя. Сделал первый глоток ароматного виски… о да, давно он не пил с таким удовольствием!

Он снова сделал их, их всех. Его ребята живы, они выбрались... теперь их заштопают, и подлечат – в Капитолии это умеют – и этот ад для них наконец-то закончится. Покручивая в руках стакан с выпивкой, он снова и снова вспоминал вчерашнее утро. Китнисс не подвела его – напрасно старый пьяница сомневался в ней. Только теперь он осознал – где-то глубоко внутри него исчез червяк, все это время точивший старика и твердивший, что вот сейчас эта девочка раскиснет, вот сейчас она непременно сломается, вот сейчас она точно сдастся…

Она не раскисла, не сломалась и не сдалась.

- Был у нее сегодня? – осторожно спросил Мастер, заставляя ментора очнуться от своих размышлений. Хеймитч отрицательно покачал головой.

- Еще нет… но вчера меня туда не пустили… усиленная реанимация, герметичный бокс - девочке делают полную регенерацию кожи, - повторяя слова медиков, ментор вздохнул и попытался улыбнуться. – Врачи сказали, она под морфлингом… даже если бы я попал туда, она бы меня не узнала… да и сомневаюсь, что Китнисс бы мне обрадовалась…

Цинна недоверчиво покачал головой, но оставил свое замечание при себе.

- А как Пит? – вместо этого спросил он. - Порция с самого утра взорвала звонками мой коммуникатор…

Как Пит… хотел бы он сам это знать! Все, что врачи сказали ему о Мелларке - состояние крайне тяжелое, но стабильное. После тех двух остановок сердца, которые случились с ним еще в планелете, уже сутки мальчишка был подключен к целой куче замудреных приборов, контролирующих каждый его вздох. Но даже лучшие капитолийские доктора не решались пока делать никаких прогнозов – сердце Пита Мелларка упорно не хотело работать…

Хеймитч не стал говорить этого Цинне – лишь неопределенно повел плечами: он еще верил, что не зря всеми немыслимыми способами вытаскивал с Арены обоих своих ребят…

- Кстати, - он полез во внутренний карман и извлек оттуда знакомый Мастеру корешок от букмекерских ставок и чек, полученный сегодня утром, - видел это?

- Видел, - кивнул молодой человек и усмехнулся. – Я получил такой же… впечатляющая сумма, верно?

Ментор положил чек на рабочий стол.

- Это тебе… я вроде был должен – гламурная пижама, столетний коньяк и все прочее…

Карандаш в руке Цинны на мгновение завис над эскизом.

- А теперь послушай меня, Хеймитч Эбернети, - Мастер обернулся и снисходительно и мягко усмехнулся ему своей загадочной полуулыбкой. – Ты не должен абсолютно ничего. Удовольствие, которое я испытал, работая с вами, стоит гораздо больше суммы, вписанной в эту бумажку. Никогда еще я не получал такого всплеска адреналина и вдохновения! Хочешь расплатиться? Что ж, твоей платой будет обещание, что ты как следует позаботишься о Кит, когда вы вернетесь в Двенадцатый.

- Ты мог бы и не говорить об этом, - выразительно усмехнулся ментор.

- И тем не менее. Помнишь, настоящий художник боится только одного…

- Да-да, помню – погибели своей музы, - Хеймитч выразительно подмигнул молодому человеку. – Рано огорчаешься - впереди Тур Победителей, так что вы расстаетесь ненадолго.

- Так-то оно так, но кто знает, Двенадцатый, что будет с нами завтра?

Под укоряющим зеленым взглядом ментор нехотя сунул чек обратно в карман. Ну вот, еще одна задачка старым менторским мозгам…

Его взгляд упал на хвалебные буклеты, как попало брошенные Цинной на любимом диване ментора - с глянцевого разворота на него смотрело надменно-холеное лицо Главного Распорядителя со вчерашнего фотосета – и Хеймитч вдруг вспомнил, что еще беспокоило его и о чем еще он хотел расспросить Мастера.

- Ответь мне, друг мой, как истинный капитолиец, всего на один вопрос, - осторожно начал он. – Я пытаюсь понять - если допустить на минуту, что Главный Распутник заранее знал результат Игр и видел победителем Второго, значит, его похотливые притязания на Пита Мелларка были всего лишь частью этого спектакля? А как же тогда твой дружок Одэйр с его опекой и опасениями… выходит, он тоже подыгрывал Капитолию?

На какое-то мгновение Цинна замер, задумчиво глядя в одну точку… он даже не стал уточнять у ментора источник подобных сведений – лишь пожал плечами.

- Я подозреваю, что Сенека действительно имел – и, думаю, еще имеет – виды на Пита, - ответил он, снова беря в руки планшет. - И в силу обязанностей Главного Распорядителя он вполне допускал возможность альтернативного исхода… ведь это его работа – предвидеть все варианты развития событий! Да, конечно, Капитолий мог делать ставку на Катона… но, несмотря на все ставки и планы, Игры все же имеют немалую долю непредсказуемости. И Крэйн, как никто другой, знает об этом. Вспомни: он с самого начала настороженно отнесся к добровольцу, благоразумно ожидая от нашей девочки любого фокуса… что, в принципе, и получилось. Так что, думаю, он вполне обоснованно надеялся на то, что Пит Мелларк сможет потягаться со Вторым – если не силой, так умом и смекалкой, - молодой человек усмехнулся. – А что касается Одэйра, то он просто пытался помочь… уверен, Финник не стал бы нарочно вводить всех нас в заблуждение.

Хеймитч изменился в лице и задумчиво кивнул. Цинна волен был думать по-своему… но сам Двенадцатый дал себе зарок впредь более внимательно относиться ко всякого рода «доброжелателям».

И к тому же он вспомнил вдруг собственное обещание, данное Сенеке относительно светловолосого голубоглазого мальчишки…

- К черту Игры… давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном! Ведь, так или иначе, но мы победили, - отгоняя мрачные мысли, примирительно предложил ментор.

- Кстати, о приятном… не хочешь отправить Эффи корзину цветов? - даже не подняв головы от эскиза, вдруг поинтересовался Мастер.

Эффи и цветы… все мысли о Главном Распутнике разом вылетели из его головы.

На мгновение он вспомнил ее лекцию о цветах, представил себя на пороге ее номера – трезвого, чисто выбритого, с целой корзиной живых лилий - и фыркнул от возмущения и дурацкого веселья. Даже если он совсем тронется умом и решится-таки на эту глупость, ему не удастся попасть туда незамеченным. Сегодня для Хеймитча Эбернети особенный день – он и его ребята у всех на устах, на каждом экране и в каждом доме. Физиономию ментора Двенадцатого дистрикта и так достаточно хорошо изучили в Капитолии, а сегодня вообще узнает любая собака, не говоря уже о десятке папарацци, сутками дежурящих в холле отеля!

Каким же круглым идиотом он будет смотреться со стороны!

С трудом сдерживая неожиданный колючий смех, он покачал головой. Это выглядело нелепо и… неожиданно заманчиво. Черт подери, а ведь это прекрасная возможность снова увидеть настоящую Эффи! И снова, в который раз, попытаться разглядеть, что там у нее мелькает в этих невозможных синих глазах… Ради этого он даже согласен пробраться к ее номеру через служебный вход и прослушать очередную лекцию о морали и манерах… хотя он был почти на сто процентов уверен, что таковой не случится.

По крайней мере, он очень на это надеялся.

Потому что понятия не имел, что скажет ей в ответ.

- С какого это перепугу? – пряча искру в глазах, хмыкнул он.

- Ну, ее подопечные все-таки победители, - в ироничном голосе Мастера послышались плохо скрытые озорные нотки. – В конце концов, она тоже приложила к этому руку – или у тебя есть другой повод?

- А, ну если только поэтому, - он коротко кивнул, укрываясь от всевидящего Цинны за язвительной усмешкой и упрямым разглядыванием стен его мастерской. – Но тогда лучше будет подписать карточку твоим именем.

- Это почему же?

- Меня она на дух не выносит – или уже забыл, куда тебя послали в последний раз?

Цинна не выдержал – он отложил планшет и карандаш и обернулся на высоком стуле.

- Опять ты за свое, Двенадцатый? – сдвинув брови и скрестив руки на груди, уронил он. – Может, прекратишь уже это ребячество?

- Какое еще ребячество, парень? – едко рассмеялся Хеймитч. - Скажи еще, что я не прав!

- Ты отлично знаешь, что я скажу, - неожиданно твердо отозвался Мастер. – Что ж, если ты действительно хочешь услышать, что я думаю о вас двоих…

Двенадцатый порывисто обернулся.

- Нет никаких «нас»! – предупредительно вскинув указательный палец, пригрозил он, обрывая Цинну. – Есть я… и есть она – и все!

- Но послушай..., - в голосе молодого капитолийца появились просительные нотки.

- Ничего не хочу слушать ни о каких розовых соплях! Эта глупая кокетка черт знает что навыдумывала в своей кудрявой голове, а ты ей потакаешь! - Хеймитч заметил, как Мастер встрепенулся - и заговорил сухо и твердо: - Только не вздумай говорить мне сейчас, что она влюблена… в кого, черт подери?! В горячего и наивного мальчишку, которого я похоронил в себе еще лет двадцать назад… или в старого пропитого осла, который забыл, как нормально разговаривать с женщинами, не то, что иметь с ними какие-то романтические… тьфу, твою ж мать!... отношения?! В забитого провинциала, который ни разу в жизни носа не совал дальше своего крыльца в Деревне Победителей и который в лучшем случае сможет развлечь ее болтовней о предпочтениях в выпивке? В искалеченного Капитолием психопата, который уже четверть века изо дня в день надирается до чертиков, а потом спит в собственной блевотине в обнимку с ножом или с бутылкой? Эта дамочка, конечно, тоже не подарок, но ты на самом деле желаешь для нее такого?! – ментор запнулся, перевел дыхание – и уже тише с горечью добавил: - Да и как вообще она может любить человека, о котором даже ни хрена не знает… кроме разве что написанного в его личном деле?

Он дрогнул и умолк… он, что, все-таки сказал это вслух?!

Молодой человек не сводил с ментора удивленных глаз, и под его проницательным взглядом Хеймитч неожиданно стушевался – шумно выдохнул и иронично покачал головой:

- Мне не нужна интрижка, Цинна, - да, именно так и не иначе! - и ей она тоже не нужна, помяни мое слово! А большего я ей дать не могу… да и не хочу. Так что пусть Мисс-Вселенская-Глупость остается в своем цветущем Капитолии – со своими тряпками и париками она здесь на своем месте и в своей стихии! Сразу после награждения мы с ребятами возвращаемся в Двенадцатый, они теперь станут новыми менторами… так что, если у твоего друга хватит сил и нервов пережить в ее присутствии Тур Победителей, есть очень большая вероятность, что после него мы с ней вообще больше никогда не увидимся…

Избегая внимательного взгляда Мастера, ментор бухнулся на диван и закинул ноги на столик. Отгораживаясь от лишних вопросов, взял в руки один из буклетов – и наткнулся на очаровательную улыбку Плутарха Хавенсби. Лицемерную улыбку, мысленно поправил себя Хеймитч, вспоминая свою последнюю беседу с сенатором. Он косо глянул в сторону Цинны – стоило ли пересказывать ему откровения Плутарха насчет Клаудии? Впрочем… разве он сам был до конца уверен в их правдивости? Судя по всему, слово сенатора имело вес лишь тогда, когда Плутарх лично был в нем заинтересован. В остальных случаях ментору оставалось только надеяться, что Хавенсби не лгал ему…

- Забыл сказать тебе – мне вернули коммуникатор… и, кажется, снова подключили к общей сети, - буркнул он, доставая из кармана серебристый прибор. В подтверждение его слов коммуникатор в его руке дернулся и мелко завибрировал. Очень вовремя, мелькнуло в голове.

Хеймитч глянул на экран… и лицо его посветлело.

- Что там? – напряженно поинтересовался Цинна.

- Сообщение из Центрального госпиталя… Китнисс перевели из реанимации и Мелларк пришел в себя, - ментор отбросил буклеты и порывисто поднялся на ноги. – Я должен быть там… так что извини, тебе придется творить в одиночестве!

- Ерунда, там ты нужнее, - понимающе кивнув, молодой человек лишь отмахнулся. – Я передам Порции, что с мальчиком все в порядке?

- Не спеши, пока я сам не смогу убедиться в этом…

Без лишних церемоний - судя по всему, Цинна уже смирился и с этой его привычкой - Двенадцатый крепко пожал протянутую ему руку и направился к выходу, на ходу по памяти набирая на коммуникаторе номер службы вызова транспорта.

- Ройял Сентрал Таун, главный подъезд, быстро! - буркнул он ответившему оператору, обернулся в дверях и еще раз напоследок ободрительно кивнул Цинне.

Впрочем, ободрял он скорее самого себя.

***
Центральный госпиталь встретил его ненавистными запахами стерильности и смерти, и от приподнятого с утра настроения не осталось и следа. Нет, на самом деле строгий холл был пропитан неуловимым тонким ароматом роз. Розы, любимые цветы президента… едва ли не государственный символ Панема – но Хеймитч чувствовал за этим нежным запахом другой, четверть века назад намертво въевшийся в его подсознание, запах капитолийских лекарств и омерзительного, с привкусом крови, дыхания Сноу – и с тех самых пор никогда больше розы не были для него просто прекрасными цветами…

У лифта его ожидала молодая женщина в белом халате – без дикой прически и яркого макияжа… по капитолийским меркам совершенно невзрачная, ментору она показалась даже очаровательной. Она назвалась непроизносимым именем, представилась лечащим врачом Китнисс и все то время, что они поднимались в лифте на нужный этаж, засыпала Хеймитча совершенно бессвязной его пониманию речью. Он не стал просить ее говорить проще – это все равно, что просить Цинну не вмешиваться или Эффи помолчать – лишь кивал с умным лицом. Главное, что он понял из всего этого: с его девочкой все в порядке, она в сознании и уже через несколько дней ее переведут в больницу при Тренировочном центре, где Китнисс будет проходить последнюю стадию реабилитации. Когда ментор спросил о Пите, дамочка повела плечами и ответила, что, насколько ей известно, «утром юноша пришел в сознание и состояние его значительно улучшилось».

- Но вам лучше поговорить об этом с его терапевтом, - подчеркнуто-вежливо улыбаясь, подытожила она, подводя его к полупрозрачной двери. – А ее вы можете увидеть отсюда – изнутри эта дверь выглядит всего лишь продолжением стены… но туда вам пока нельзя!

Хеймитч благодарно улыбнулся капитолийке, заглянул внутрь и удивленно замер от представшей его глазам картины: две девушки, такие яркие на фоне абсолютно белых стен – одна темноволосая, другая рыжая. Китнисс, привязанная к кровати широкой лентой и кучей трубочек, еще бледная, но уже узнаваемая - и Лавиния, с подносом в руках и мягкой улыбкой на тонком капитолийском лице…

- Не волнуйтесь, это временно – мисс Эвердин еще слаба, чтобы вставать на ноги, - по-своему истолковав его удивленное молчание, пояснила докторша.

Он не стал говорить, что удивлен совсем другим – лишь молча кивнул, не сводя глаз с рыжеволосой безгласой. Наверняка, и здесь не обошлось без сенатора Хавенсби, подумалось ему – хитрый лис чихать хотел на предупреждения старого пьяницы не приближаться к его подопечной!

Ну уж нет, уважаемый, этот номер у вас не пройдет…

Ментор терпеливо ждал, пока безгласая поднимала верхнюю часть кровати и помогала Кит устроиться с подносом… «Пит жив?» - услышал он из невидимого динамика где-то возле двери осипший то ли от крика, то ли от волнения голос Китнисс и увидел, как рыжеволосая мягко кивнула, дружески сжимая руку девушки.

А ведь она на нашей стороне, неожиданно удивленно мелькнуло в голове.

Когда безгласая вышла из палаты, оставляя Кит обедать в одиночестве, Хеймитч уже ожидал ее у стены напротив двери – сдвинув брови и скрестив руки на груди. Заметив его угрожающую позу, на одно мгновение девушка сбилась с шага… а потом уверенно подошла и подняла на ментора свои небесно-синие глаза.

- Снова помогаешь дяде, детка? – с колючей насмешкой бросил он, уставившись на ее губы в ожидании ответа.

«Я делаю это не ради сенатора. Только ради нее»

Он хотел язвить и дальше – но внезапно сдулся под этим уверенным и бесстрашным взглядом прекрасной немой капитолийки.

- Тогда присмотри тут за ней… пока меня не будет рядом, - только и смог выдавить он, поморщившись. Губы девушки тронула мягкая, едва-едва заметная улыбка, и очень легким успокаивающим жестом она коснулась плеча ментора.

«Столько, сколько будет нужно»

В полной растерянности глядя на ее удаляющуюся спину, Хеймитч впервые за много лет поймал себя на мысли, что капитолийцы оказывались не так плохи, как он привык о них думать. Цинна, Порция, Клаудиа, теперь еще эта смелая девочка… или дело было не в самом Капитолии?

Она даже не представляет, какое впечатление производит на людей…

Ментор тряхнул головой и заглянул в палату Кит. Видимо, после обеда ей снова ввели морфлинг или, может быть, обыкновенное снотворное – но, уронив руку с ложкой на поднос, стоящий на коленях, девушка мирно спала. Воровато оглядев коридор, Хеймитч нажал рукой на дверь, и та послушно отъехала в сторону. Вряд ли подобное спустят с рук даже ментору победителей… а, пошло оно к черту!

- Ну, привет, солнышко, - он подошел, присел на край кровати и осторожно взял в руку худые пальцы спящей Кит. – Честно сказать, не думал, что мы снова встретимся…

И тут его прорвало... То сдержанно, то яростно сжимая в широкой ладони израненную девичью руку, негромким голосом он принялся пересказывать все, что произошло здесь, в Капитолии – где-то шутил и похохатывал, где-то давился от волнения, где-то тщательно подбирал слова, как будто она в своем глубоком беспамятстве могла бы услышать его. Но именно потому, что Китнисс не могла его слышать, ее ментор смог позволить себе подобную слабость – поговорить с ней по душам… Сколько времени он провел в этих белых стенах - он не мог бы сказать. Никто не пришел и не выгнал его, никто даже не сделал ему ни единого замечания, словно все врачи Центрального госпиталя, сговорившись, решили игнорировать его вольности и грубейшее нарушение режима, предписанного его девочке…

В какой-то момент Кит пошевелилась, промычала сквозь свой наркотический сон что-то невнятное, и он благоразумно решил, что ему пора убираться. Совсем скоро она придет в сознание, и старому ментору придется объяснять этой колючке, какого черта он забыл в ее палате… К тому же, будет лучше, если к моменту, когда она очнется, поблизости окажется ее доктор, а не бестолковый пропойца. Хеймитч нехотя поднялся с больничной койки, вышел за дверь, огляделся в поисках кого-нибудь из персонала…

…и наткнулся ошалевшим взглядом на белого, словно коридорная стена позади него, Финника Одэйра.

- Так и знал, что найду тебя здесь, – надломлено уронил Четвертый, вставая с жесткого пластикового стула напротив двери. – Между прочим, тебя несколько часов искали по всем злачным местам столицы.

Злачные места… вчерашний день... ментор не стал говорить Финнику, что все это время просидел в палате Кит, отключив коммуникатор и держа малышку за руку – как оказалось, тут никто и не подумал искать его.

- А что такое?

- Ты пропустил мероприятие из обязательной программы, - стеклянные глаза Одэйра смотрели сквозь собеседника.

Под этим остановившимся аквамариновым взглядом Хеймитч попытался вдохнуть – и почувствовал внутри острую иглу.

- Финник?

- Боюсь, ты и твои ребята здорово влипли… час назад я собственными глазами видел, как с Сенеки Крэйна сняли голову. В буквальном смысле этого слова.

***
Он стоял перед дверью реанимационного бокса Пита Мелларка. И думал.

Точнее, пытался думать.

От слов Финника у него до сих пор плыло в глазах, и потому он держался руками за стену перед собой – но со стороны казалось, что ментор Двенадцатого дистрикта всего лишь пытается заглянуть внутрь комнаты, чтобы увидеть своего только что вернувшегося с того света подопечного. На самом деле, ему совсем не хотелось видеть Пита – не сейчас, когда мальчишка снова стоял на самом краю пропасти…

На самом деле он смотрел внутрь себя.

Как там сказал Сенека – одной ногой на пьедестале, другой на эшафоте… одной ногой?

Сдержанный кашель за его спиной заставил Хеймитча обернуться.

- Юноше значительно лучше - в сравнении со вчерашним днем, - на ментора смотрело оно… иначе не скажешь – под прилизанным зеленым париком и крашеной физиономией он даже предположительно не смог определить пол существа в белоснежном халате, стоящего перед ним и вещающего на весь коридор высоким писклявым голосом. Типичное творение Капитолия… Хеймитч с трудом натянул приветливую улыбку.

- Доктор… как у нас дела?

- Как это ни странно, хорошо, - существо удивленно вскинуло нарисованные брови. – По правде сказать, мы ожидали гораздо худшего исхода – особенно серьезно повреждены были мышечная ткань и кровеносные сосуды на раненой ноге мальчика. Но теперь, когда опасность остановки сердца миновала, это вполне реально поправить… а вот острый сепсис, кстати сказать, словно испарился!

Острый сепсис? Ну, конечно, заражение крови, над которым рыдал весь Капитолий – его таинственное самоизлечение, может быть, нисколько не смутило любопытных зевак да рядовых капитолийцев, но даже самый мало-мальски сведущий медик тотчас заподозрил бы неладное! Ментор краем глаза глянул на собеседника – да, видимо, все-таки собеседника – и неопределенно повел плечами, включая дурака.

- Я в этом деле профан… такое вообще возможно?

Доктор многозначительно скривил раскрашенную физиономию.

- Смотря что за лекарство ввела ему ваша девочка, мистер Эбернети, - с едва заметной ухмылкой ответил он.

О да, это было то еще лекарство… Насмешливый тон капитолийца отрезвил ментора, и в голове его затикал невидимый будильник.

Тик-так… тик-так…

Президент Сноу не допустит двух победителей. Из двоих Двенадцатых он предпочтет Огненную Китнисс, это очевидно – непокорная девчонка гораздо более интересная игрушка – а Пита просто пустит в расход. Неважно, каким способом: яд, несчастный случай, подлог, обвинение в государственной измене… не нужно прилюдной казни – у Капитолия есть масса вполне «мирных» способов избавляться от неугодных. Сенеки больше нет, и у Мелларка не осталось весомого покровителя, который рискнул бы вступиться за него перед Капитолием. Стоит мальчишке выйти из госпиталя, как дни его сочтены… да что там дни – минуты!

Тик-так… тик-так…

Единственный, кто еще может спасти его - сам Капитолий… точнее, те самые глупые, шумные, раскрашенные, будто куклы, капитолийцы, которые так болели за светловолосого голубоглазого мальчишку на Арене и так сочувствовали ему в его романтической истории и его испытаниях, сокрушались и жалели его… жалели его? Жалость – не лучшее чувство… но если Пит Мелларк хочет остаться в живых, он должен вызывать жалость у Капитолия. Вот только как? История несчастных влюбленных из угольного дистрикта закончилась хэппи-эндом и причин для сострадания больше не осталось… разве что…

Тик-так… тик-так…

Разве что он вернется с Арены не только победителем, но и побежденным.

У всего в этой жизни есть цена. Он тоже должен заплатить свою цену за свою победу.

И за свою жизнь.

Зеленоволосый доктор снова осторожно покашлял, возвращая Хеймитча в реальность. И ментор уже знал, что скажет ему.

Тик-так… тик-так…

Между делом оглядев пустой белый коридор, он полез по внутренний карман пиджака и рядом с неизменной плоской фляжкой нащупал гербовую бумагу утреннего чека. Горько поморщился – вот оно, самое лучшее вложение… достал чек, сложил его трубочкой и шагнул навстречу капитолийцу, выразительно поднеся заветную бумажку прямо к его лицу. Глаза доктора ухватили астрономическую сумму, вписанную в чек, и в них полыхнула алчность.

- Говорите, испарился сепсис? – Двенадцатый выразительно покачал зажатым двумя пальцами чеком перед носом собеседника. – Как так? Неужели совсем ничего не осталось… и мальчик совершенно здоров?

- Ну-у-у, - капитолиец судорожно сглотнул, не в силах оторвать взгляда от количества нулей на бумажке перед ним, - конечно, не все так гладко… боюсь, я поспешил с выводами… нужно провести дополнительные исследования… возможно, юноше даже понадобится еще не одна операция…

- Сделайте все, что понадобится, доктор, - многозначительно кашлянув, ментор сунул сложенный чек в нагрудный карман белого халата своего собеседника и, уже повернувшись в сторону выхода, выразительно добавил: – Что бы вы ни придумали, док – это благое дело… этим вы спасете моему мальчику жизнь.

Тик!... так!… тик!… так!…

Бом!... Бом!... Бом!...

Он шел по больничному коридору, придерживаясь одной рукой за стену... быстрее бы вырваться из этого места! Крошечный безобидный будильник в его голове превратился в гудящий набат, отмеряющий последнюю возможность передумать, вернуться, забрать назад свой чек и свои слова…

Забрать у Пита последний шанс остаться в живых?

Хеймитч Эбернети тряхнул спутанной шевелюрой, решительно оттолкнулся от стены, гордо поднял голову и выпрямил сгорбленную спину.

Бом!... Бом!... Бом!...

Нет, он не сделает этого – как бы ни был велик соблазн выбраться чистым из всей этой кучи дерьма…

***
Он начал, как обычно, с виски.

Сначала хотел заказать сразу целую бутылку от старины Уокера, чтобы уединиться с ней в темном углу любимой крошечной таверны и пить в одиночестве, но потом передумал и уселся на высокий стул перед стойкой.

- Двойной скотч, без воды и безо льда, - и нетерпеливо пощелкал пальцами.

Он мог бы и не говорить этого – за двадцать лет его посиделок в этой забегаловке все бармены уже знали и его меню, и его предпочтения. Все так, но ему необходимо было просто говорить…

Молодой молчаливый капитолиец подал ему стакан с янтарно-желтым напитком, и он залпом опрокинул его.

- Повторить? – он коротко кивнул в ответ, показывая растопыренную пятерню. – Пять порций?

- Для начала пять… а там посмотрим…

Он спрятался – от Цинны, от Эффи, от Плутарха… от всего света, оставшись наедине с собой и стаканами на стойке перед ним. Наедине со своей совестью и своими кошмарами.

Новыми кошмарами.

Первый из них пришел уже после третьей порции - и зал мрачной полутемной таверны внезапно превратился в его голове в стерильную операционную, залитую густым молочным светом невидимых глазу ламп. Глуша липкую панику выпивкой, он испуганно огляделся – откуда взялись вокруг эти безликие и безгласые люди в белых костюмах, в огромных очках и хирургических масках? Они двигались вокруг него бесшумно, словно привидения, даже не касаясь отливающей синевой плитки на полу и подчеркнуто не замечая его… и в то же самое время были невообразимо реальными – он мог бы разглядеть за стеклами очков их горящие нетерпением, азартом и любопытством глаза… если бы решился заглянуть в их лица. Вместо этого он смотрел на их руки в таких же белых, как и все остальное, перчатках – и видел в них жуткие, до зеркального блеска начищенные медицинские инструменты, больше похожие на орудия пыток… и в каждом из них видел отражение себя и своего страха.

Еще стакан… еще… и еще…

В глазах уже плыло, в ушах шумело… и снежно-белые монстры уже не ходили вокруг него, а сбились в кучу в середине бесконечного зала – и там, среди этих человеко-чудовищ, среди странных мигающих приборов, на неизвестно откуда взявшемся операционном столе он разглядел такие знакомые, светлые, с пепельным отливом, волосы Пита… а ведь он сам дал добро этим безликим маскам калечить мальчишку… Это все ради благого дела, ради его же безопасности, ради его же спасения, как заклинание, бормотал он самому себе… тотчас проклинал себя за свои слова… порывался броситься в гущу переродков в белом, чтобы запретить, отменить, уберечь – и в ужасе понимал, что, будучи ментором, единственным, кто вправе решать подобное, не мог решить иначе…

Благими намерениями вымощена дорога в ад, Эбернети…

Еще пара стаканов, и он уже ничего не видел – лишь мертвенно-белая бесконечность вокруг него внезапно наполнилась противным режущим визгом пилы… чавкающим звуком крови, короткими толчками выплескивающейся из разрезанных этой пилой артерий… отчаянным сухим хрустом ломающейся под этой пилой бедренной кости… нет, черт подери, только не это!... и спустя мгновение и он сам, и его белоснежная бесконечность, и белые человеко-чудовища в масках окрасились в глубокий красный цвет…

Цвет свежей крови.

Цвет крови Пита Мелларка.

***
Когда на следующий день он получил сообщение из госпиталя, в нем не было никаких терминов – лишь сухое и короткое: «Он в терапии. Приезжайте».

Лимузин полз, словно черепаха. Стоял на каждом перекрестке, хотя мог бы промчаться с ревом сирен, наплевав на остальных участников движения – в конце концов, ведь это был лимузин победителей! Он спешил – и не спешил. Его не волновала раскалывающаяся после попойки накануне голова, не волновал ядреный запах утреннего перегара – за четверть века все в Капитолии уже привыкли к фирменному амбре ментора Двенадцатого дистрикта… не волновала измятая и откровенно несвежая сорочка и отсутствующий шейный платок. Он не заметил ни погоды, ни времени на часах, ни своего собственного отражения в зеркале… он и зеркала-то не заметил, впопыхах натягивая вчерашний пиджак!

Сегодня его встречал другой доктор, молодой и подозрительно хмурый... интересно, а куда же подевалось вчерашнее зеленоволосое оно? Спешит потратить заработанные деньги? Всю дорогу до палаты, в которую с утра перевели Пита, спутник ментора молчал, только в коридоре нужного этажа вдруг на секунду сбился с твердого шага и порывисто обернулся на его вопросительный взгляд.

- В общем… вчера мы получили новые данные общего обследования… его оперировал мой напарник… мы сделали все, что смогли… он вот-вот придет в сознание, и мне кажется, что ему пригодится ваша поддержка…

Его покоробили не слова капитолийца – он прекрасно понимал, что стояло за ними – и даже не его сухой профессиональный тон, а промелькнувшие в нем сочувствие и жалость... жалость? Ментор напряженно взглянул в глаза молодому человеку. Разве он не этого хотел, не этого добивался… разве не сам он дал полную свободу действий его предшественнику этим гребаным капитолийским чеком?

Абсолютную свободу… и теперь ему предстояло увидеть результат.

Дрогнувшим шагом он медленно подошел к двери, заглянул внутрь… и изменился в лице. Откуда, черт подери, была знакома ему эта молочно-белая комната с подсвечивающим синевой полом? Посередине ментор разглядел ширму, прямо за ней приподнятое изголовье широкой кровати, и на кровати – Пита, бледного, растрепанного, с темными кругами вокруг закрытых глаз… почти черными на фоне светлых ресниц. Что-то резануло внутри – он уже видел эту картинку раньше… Возле парня суетилась молоденькая медсестра: вот она пробежала тонкими изящными пальцами по сенсорам медицинских приборов, фиксируя имеющиеся или задавая необходимые параметры жизнедеятельности, потом проверила иглу в сгибе локтя, осторожно поправила узкую подушку под светловолосой головой Мелларка и начала аккуратно складывать ширму… и в одно мгновение ментор вдруг вспомнил и эту снежно-белую простынь, и эту хирургическую маску на личике девушки, и этот мертвый молочный свет внутри бокса, и омерзительный визг пилы… он почувствовал, как откуда-то изнутри хлынула волна почти животной паники, затопив сознание мучительным чувством вины и раскаяния… глядя на медленно отъезжающую в сторону ширму, он все еще надеялся, что ошибается, что увидит сейчас целого и невредимого мальчишку… и его светлую улыбку… и весеннее небо в глазах… и настоящую, пусть даже покалеченную ногу…

***
…а вместо нее разглядел странную, похожую на растяжку, конструкцию в изножье кровати – и прикрепленное к ней сложное устройство из металла и пластика, еще вчера бывшее вполне здоровой ногой Пита Мелларка.

Это был тот самый его кошмар.

Только теперь он видел его наяву.

Эпилог

Здесь, под сценой, темно, душно и пахнет свежей краской. Запах лезет в нос и мешает дышать… мешает думать. Впрочем, думать не о чем, все предельно ясно и очевидно.

Это я во всем виноват.

Я собственными руками продал этих детей, отдал на растерзание Капитолию. В тот день, когда опрометчиво вздумал занять место высшей силы, решив, что могу тягаться с сильными мира сего, и рискнул попросить у Главного Распорядителя – пусть земля ему будет пухом! – нарушения незыблемых правил. Неслыханного. Невозможного. Недопустимого.

Двух победителей.

Они всё решили и всё спланировали. И всё знали заранее… но тут объявился старый глупый пьяница и его непокорная подопечная – и все планы и расчеты Капитолия полетели в тартарары! Теперь-то я вижу, что мне давали массу возможностей остановиться, одуматься и склонить свою старую упрямую голову: предупреждение сенатора Хавенсби, дисквалификация, покушение, отмена новых правил - но, как безмозглый осел, я ничего не замечал и все равно пёр напролом!

Я снова ослушался Капитолия, мать его дери!

Ну, и чего ты этим добился, кретин? Ты подставил их… их всех: Китнисс, Пита, Цинну, Порцию, Эффи… теперь президенту Сноу доподлинно известно, что у старого пропойцы и бунтаря не одно, а целая куча слабых мест! Это прежде Огненная Китнисс была для Капитолия забавной игрушкой – теперь же, с твоей подачи, она стала настоящей головной болью… И теперь ты можешь изображать кого угодно, но ты уже прокололся, ты снова подвел под удар своих близких: если Сноу не пощадил Сенеку Крэйна, любимца Капитолия, мозг Голодных Игр, самого культового зрелища столицы, то страшно даже представить, что он может сделать с обыкновенной девчонкой из забытого богом Двенадцатого дистрикта…

Пусть даже эта девчонка теперь победитель.

Единственное, что еще может помочь ей – и Питу тоже – так это их нетленная любовь, разыгранная на Арене перед сентиментальной капитолийской публикой. Даже всемогущий президент Панема не станет рисковать и нарываться на возмущение и недовольство толпы. А значит, пока его ребята остаются в глазах сердобольных столичных зрителей несчастными – да нет, теперь же уже счастливыми! - влюбленными, в Капитолии им нечего опасаться.

Главное – убраться отсюда домой, а там все как-нибудь наладится и утрясется.

По крайней мере, я очень хочу в это верить.

А потому все, что мне теперь остается – это найти способ предупредить их. Но когда… как? Везде глаза, везде уши… Хотя, пожалуй, сейчас как раз тот самый, подходящий момент – перед церемонией приветствия победителей под сценой на Круглой площади всего на несколько бесценных минут каждый из нашей команды предоставлен самому себе.

Молча прохожу мимо Цинны и Порции. Стилисты взволнованы, они улыбаются – но я прекрасно вижу, что скрывается за их натянутыми и вымученными улыбками… наверняка, Финник уже сообщил им новости о Сенеке. Никто из них даже не пытается ничего сказать – все мы понимаем, что ходим теперь по лезвию ножа. Мастер на ходу коротко пожимает мою руку, едва заметно подмигивает и молча ободрительно усмехается.

Не должно бояться богов, читаю в его зеленых глазах… Что ж, значит, я не один.

Прямо по курсу – отсеки для трибутов… для победителей.

Сначала Мелларк.

- Как дела, парень?

Пит поднимает на меня горящий взгляд, и внутри все сжимается – он весь светится, он безмерно счастлив… а я собираюсь просить мальчишку притвориться, чтобы в очередной раз обмануть Капитолий.

Дежавю… это уже было. В ночь перед презентацией. Миллион лет назад.

Вот только сейчас все по-другому. Сейчас ему придется обмануть не ради спонсоров – ради спасения собственной жизни. И жизни Кит… и моей, и Цинны, и Порции. Впрочем для него это совсем не обман: он жив, он здоров… черт подери, относительно здоров!... он влюблен и верит, что это взаимно… Как мне сказать ему, что все последние несколько дней на Арене были сплошным притворством? Как сказать, что все, во что он верил, за что держался, чем жил всю эту кошмарную неделю - самая обычная ложь? Да, он выбрался, победил, но даже сейчас вокруг него, победителя - одна сплошная ложь?

Спасительная… и оттого еще более горькая.

И это гораздо сложнее, чем убедить Китнисс, уговорить Сенеку или разжалобить Сноу.

- Я в порядке… как Китнисс? - он и не пытается скрыть от меня переполняющую его радость, не обращая даже внимания на свою высокотехнологичную «ногу». Уже открыв рот, внезапно в ужасе понимаю, что скажи я сейчас хоть слово, и собственными руками подпишу всем нам смертный приговор – этот светловолосый чистый мальчишка попросту не сможет притворяться!

Главное – не кто ты есть, а кем тебя видят…

Нет, не могу…

- Все хорошо, - откуда только взялась эта мягкость в моем голосе? – Потерпи еще пару минут – и сам увидишь.

Пит сдержанно вздыхает и кивает, соглашаясь со мной – он и мне пока еще верит. Вижу, каких усилий стоит ему его показное спокойствие, и отчетливо ощущаю, как внутри холодной волной поднимается омерзение к самому себе.

Я не просто лгу ему – вчера я позволил искалечить его, а сегодня собственными руками разбиваю ему сердце.

А потому лишь киваю в ответ и поспешным шагом иду дальше.

Уходи… уходи… пока не сорвался и не выложил все как на духу!

Прохожу еще несколько перегородок. Впереди в полумраке – Китнисс в светящемся шедевре Цинны. Недоуменно хмурюсь – поблизости замерли двое миротворцев. Чувствую, как мертвое сердце пропускает удар… понимает ли она, что даже здесь – даже сейчас! – Капитолий продолжает пристально наблюдать за ней?

Публика над головой орет так громко, что я не слышу собственных шагов.

- Успокойся, это всего лишь я. Дай-ка на тебя взглянуть, - она вздрагивает, испуганно оборачивается. - Неплохо.

Слышу собственный хриплый голос – звучит не особенно ободряюще! – и тотчас вижу подозрение в серых прозрачных глазах.

- Что-то не так? – еле слышно спрашивает она. Разумная девочка!

- Все хорошо, - напряжение в ее взгляде режет больнее ножа. До выхода на сцену еще пара минут… сейчас, или будет слишком поздно! - Давай-ка обнимемся на счастье.

Судя по удивлению на побледневшем лице, моя просьба кажется ей нелепой. Еще бы – с чего это вдруг старый пьяница-ментор полез к ней с нежностями?

Главное – не кто ты есть, а кем тебя видят…

Миротворцы за моей спиной понимающе усмехаются: ничего подозрительного – всего лишь объятие победителей! Китнисс вопросительно поднимает брови, но послушно делает шаг навстречу и кладет руки мне на шею. С силой прижимаю ее к себе, пряча дрогнувшие от волнения губы за распущенными волосами.

- Слушай внимательно, - стараюсь говорить четко и максимально спокойно. – У тебя проблемы… большие проблемы. Власти в ярости из-за того, что ты переиграла их и сделала Капитолий посмешищем на весь Панем.

Именно так, и ни слова о Сенеке. Не стоит так пугать ее…

Китнисс смеется. Очень натурально… слишком натурально. Со стороны можно даже подумать, что я рассказываю ей сейчас что-то очень веселое.

- Правда? И что? – вскидывая тонкие брови, вызывающе громко интересуется она. Но меня не обмануть – чувствую, как хрупкие плечи в моих руках начинает бить мелкая дрожь.

- Твое единственное спасение - представить все так, словно ты обезумела от любви и не соображала, что делаешь, - продолжаю быстро и внятно шептать ей в самое ухо.

Делаю шаг назад, многозначительно заглядываю в глаза и осторожно касаюсь ее волос, поправляя выбившийся из прически локон. Ее зрачки расширяются и становятся огромными – теперь взгляд Огненной Китнисс уже не стальной, а угольно-черный. Как раз под стать своему дистрикту.

Ох, девочка, во что же мы вляпались…

- Все поняла, солнышко? - говорю уже в открытую.

Эти слова могут относиться к чему угодно.

- Поняла, - продолжая улыбаться, кивает она. – Ты говорил Питу?

Ловлю себя на мысли, что мне внезапно становится нечем дышать. Разве мог я сказать этому удивительному мальчишке с сияющими от счастья глазами, что натворил их ментор, спасая их обоих от гнева Капитолия?

- Незачем. Его учить не надо, - мой голос подчеркнуто сухой и бесстрастный. Эмоции будут после… когда все это, наконец, закончится.

- А меня, думаешь, надо?! - возмущается она, дрожащими руками поправляя дурацкую красную «бабочку» на моей шее.

- С каких это пор тебя волнует, что я думаю? Нам лучше поторопиться, - подвожу ее к диску подъемника и по-отечески целую в лоб. - Это твой праздник, солнышко – так пусть он будет радостным.

Это все, чем я могу сейчас помочь тебе...

И нам всем остается только надеяться, что ты все сделаешь правильно.

Слышу, как публика восторженно приветствует Цинну и Порцию – значит, до моего подъема всего минута. Разворачиваюсь и быстро иду к своему диску. Где-то над головой шумит обезумевшая толпа, но мне нет до них дела – в ушах пульсирует кровь и стучит моя давняя спасительная мантра.

Вот только теперь в ней совсем другие слова.

Меня зовут Хеймитч Эбернети…
Мой дом – Двенадцатый дистрикт…
Я – ментор Китнисс Эвердин и Пита Мелларка…
Я снова нагадил Капитолию, вытащив их обоих…

Я не решился сказать им раньше – и уж точно не смогу сказать теперь.

Мне сорок два года и двадцать четыре из них я живу в аду…

И теперь в этом аду у меня есть соседи.