Помоги емуТеплые солнечные лучи, отражаясь яркими красками на неровной глади Восточного моря, понуждали немедленно бросить все дела и пойти наслаждаться приятным морским бризом и нагретым мягким песком. Или прокатиться верхом на лошади вдоль высокого склона и понаблюдать за слабыми волнами, накрывающими песчаное побережье. А на худой конец, можно и запереться в своих покоях, засесть за стол, напротив выходящих на море окон, и заняться государственными делами, коих всегда было предостаточно. И периодически выглядывать в распахнутое настежь окно, вдыхать свежий морской воздух.
Короче, дел у Верховного короля Нарнии было предостаточно. А главное все они были намного интереснее и продуктивнее, чем сидеть в душном тронном зале и слушать безостановочные рассказы своей сестры о той или иной претендентке на роль его будущей жены.
За несколько месяцев до королевского совершеннолетия лорд Олдиус, длиннобородый старый фавн, работой которого было помогать юным Высочествам в различных политических делах, заявил, что главы государств, достигшие восемнадцатилетнего возраста, обязаны жениться. И жениться, естественно, с пользой для государства. Поэтому на королевский день рождения было приглашено более трех десятков всевозможных невест так или иначе приближенных к власть имущим соседних королевств. Поэтому любящая держать все под контролем королева Сьюзен приняла решение разузнать о будущих гостьях абсолютно все и помочь брату выбрать самую достойную партию.
Сам же Питер решил в эти дела не вмешиваться. Многие его «коллеги» женились абсолютно для вида, без чувств, чтобы союзы с другими странами были нерушимыми. И Питер не видел в этом ничего плохого. Однако он глубоко ошибался, думая, что прагматичная Сьюзен возьмет всю разведывательную операцию на себя, а ему останется лишь ознакомиться и смириться с ее выбором. Сестра таскала его на различные мероприятия, где могла встретиться та или иная «соискательница», заставляла участвовать в каких-то играх, где они с леди непременно бы остались вдвоем, а самое главное, расспрашивала, возникли ли у него какие-нибудь чувства. А каждый день ровно в полдень она затаскивала его в один из нескольких огромных залов и вынуждала часами сидеть за рассматриванием портретов, которые, по традиции, было принято привозить задолго до приезда самой девушки.
— А вот ее отец граф Азерель пользуется особым доверием Его Величества. — Сьюзен удобно расположилась на своем троне и постоянно теребила в руках темный локон, выбившийся из высокой прически. — Король Лум доверяет ему хранение королевской печати, а это дорогого стоит. — Заметив, что брат давно ее не слушает, а бессмысленно пялится в окно, королева тяжело вздохнула, а затем махнула рукой в сторону фавна, который мужественно держал портрет графской дочки уже больше получаса. — Ну, хоть, посмотри какая она хорошенькая! А ее отец, между прочим, один из самых мудрейших и достойнейших людей нашего века!
Как раз в этот момент открылись огромные резные двери, впустив в зал младших короля и королеву.
— Спасибо, конечно, за комплимент! — Эдмунд был слегка раскрасневшийся и тяжело дышал. Явно только что вернулся с очередной тренировки по фехтованию. — Вы ведь обо мне говорили?
— Конечно о тебе, — Люси, одетая в легкое красное платье, шла весело и бодро. — Они каждый день запираются где-нибудь, прячутся от чужих глаз, чтобы вдоволь поговорить о том, какой у них чудесный и замечательный младший брат! Хотя, как ты сказала — мудрейший и достойнейший?
— Я говорила о графе Азереле. Он сегодня прислал нам портрет своей дочери. — Сьюзен возмущенно сложила руки на груди. — Между прочим, картина была написана очень известным орландским художником специально для нас. Вы хоть представляете как это дорого. А, какое-кому вообще все до лампочки.
Питер приложил все свою королевскую выносливость, чтобы не закатить глаза и не расстроить сестру еще больше.
— А их вроде никто не просил так на нас тратиться, — вступился Эдмунд, взяв в руки картину. — Ну, ничего так, — король наклонил голову в бок и прикрыл левый глаз. — Но в спальню я бы такое не повесил.
Питер усмехнулся, Люси широко улыбнулась, а Сьюзен лишь раздраженно фыркнула.
— Сью, а что за художник такой замечательный? — Примирительно начала Люси, подойдя к Эдмунду и тоже взглянув на картину.
— Рашель Ророский, — Сьюзен произнесла это с такой важностью, будто именно Рашель должен стать окончательной точкой в решении всех ее проблем. Или будущей Верховной королевой. — Он написал целый цикл картин, посвященный Неону Трипируинскому и Олеоранде Арирской.
— Чего? — Эдмунд был в шоке. Преимущественно — в культурном.
— Никогда о таком не слышал, — удивленно вставил Питер.
— Вам очень повезло, — обреченно вздохнула Люси, вспоминая очередную лекцию сестры на тему культурного просвещения.
— Между прочим…
— Так, а давайте вернемся к предыдущей теме разговора, — быстро перебил сестру Питер, так как слушать ее многочасовые рассказы о портретистах нашего времени еще тяжелее, чем.… Да чем что угодно.
— А я что-то не заметила, чтобы у нас был разговор, — Сьюзен резко встала и повернулась лицом к старшему брату. — Скорее длиннющий монолог и один скучающий зритель, которому и дела нет до моих стараний!
— Сьюзен….
— Нет. Коли ты изволил вернуть прежнюю тему, то получай. Думаешь, это легко — ходить по всяким там раутам, сплетни собирать, а потом ходить отсеивать правду от вранья. А затем, еще думать-передумывать как бы тебе эту информацию еще и в уши влить! Ты же меня слушать не хочешь, я же для тебя курица-наседка, которая постоянно твердит: «Надень шапку, а то — простудишься»! –раскрасневшаяся Сьюзен перевела дыхание и снова махнула рукой в сторону портрета. — Эта девушка идеальна. У нее длинные волосы, идеальная кожа, стройные ноги, широкий таз…
— Прости, а ты сейчас девушку описываешь или породистую лошадь? — Вмешался в гневную тираду Эдмунд.
— Знаешь что, — начала было Сьюзен, повернувшись в сторону уже младшего брата.
— Эй, успокойся! Я просто уточнил.
— А я считаю, что Эдмунд прав, — встала на защиту брата Люси. — Ты так говоришь, будто не жену ищешь, а пару для случки.… И не надо так на меня смотреть, — добавила она, заметив, как ошарашено, смотрят на нее другие. — Я уже не маленькая. Мне, к вашему сведению, уже тринадцать лет.
— Ага. Будет через неделю, — поправил Эдмунд, не без иронии заметив про себя, что постоянные прогулки с различными зверями, которые о чем только не болтают, до добра не доведут.
— Не суть важно. Я вообще-то о любви говорю. О бабочках в животе. О полете. О чувстве полного счастья, что заставляет делать абсолютные глупости. О том, когда жить не можешь без другого человека. Как можно жениться на человеке, которого не любишь!
Сьюзен лишь горько усмехнулась. Люси только входила в тот возраст, когда зачитываешь любовные романы до дыр, мечтаешь о высокой и всепоглощающей любви, и ждешь принца на белом коне.
Сама Сьюзен уже давно переросла эти несуществующие глупости, и свято верила в то, что идеальный брак может вырасти только из взаимного уважения. Главное, чтобы будущий супруг был из почитаемой семьи и хорошо воспитан. Остальное приложится.
— Лу, так бывает только в сказках, — мягко сказала Сьюзен. — В реальности все совсем по-другому.
— Ничего не по-другому, — Люси даже ножкой топнула от возмущения. — Вот влюбишься, тогда узнаешь.
— А я бы хотел посмотреть на то, как, по твоей теории, наша Сьюзен будет летать по замку и делать абсолютные глупости — Эдмунд задумался, представив себе эту картину.
Все рассмеялись. Затем Сьюзен подхватила подол своего длинного зеленого платья, и со словами: «Вот самая идеальная для тебя девушка! Не нравится — ищи себе другую сам!» гордо вышла из тронного зала.
— Кхм… Ладно, оставлю тебя, братец, наедине с этим портретом. Чтобы ты, так сказать, смог самолично проверить ширину таза своей благоверной. — Эдмунд всучил картину Питеру, одновременно отклоняясь от предназначенного для него подзатыльника. — А вообще, я бы посоветовал тебе самому заняться поисками дамы сердца. С неба то, она на тебя точно не упадет!
Питер усмехнулся про себя, а где-то в глубине души что-то предательски екнуло, возможно, именного этого он и боялся. Затем он снова посмотрел на картину, с которой на него смотрела прелестная девушка с длиннющими золотистыми волосами.
«Наверное, долго причесывалась» — быстро промелькнуло у него в голове. — «Хотя, почему бы и нет».
Эдмунд также удалился, взяв с собой Люси, и начал на ходу объяснять о том, что девчонки и оружие несовместимы. Ведь сестра недавно изъявила желание учиться фехтованию вместе с братом.
Люси не особо вслушивалась в слова брата, представляла, как вот уже ее сватают то одному жениху, то другом, совершенно не интересуясь ее мнением. И вот она так же безучастно сидит и смотрит в окно, пока другие постановят, что для нее лучше. Четко решив, что в случае чего она будет сопротивляться, как раненый зверь, Люси поняла, что Питер противиться выбору сестры не будет. Потому что, так же как и Сьюзен, считает все это детскими сказками. А если любви нет, зачем отказываться от правильного человека. Королеве стало, безмерно жаль брата, как будто он уже успел, и жениться, и состариться, и засохнуть от жизни с этим «правильным» человеком. Поэтому проходя мимо входа в одну из башен, где висела огромная фреска с изображением Великого Льва, она едва заметно прошептала: «Помоги ему».
"Девочка на побегушках"«Поворот на одной руке, затем легкий взмах правой ногой, наклон вниз, незаметный узел на ноге, и финиш — падение вниз с раскрытыми руками».
Во время своих полетов «под куполом цирка» Хейли не могла думать ни о чем другом кроме как о полете. Все остальные мысли улетучивались, оставляя девушке возможность прокручивать взад и вперед лишь последовательность ее движений.
Наверное, поэтому Хейли и любила воздушную гимнастику. Даже несмотря на то, что директор цирка не разрешал ей выступать со своими номерами, она все свое свободное время посвящала полетам с полотнами. Это помогало отвлечься от многих грустных мыслей, постоянно посещающих ее голову.
Сделав очередное сальто вокруг ярко-голубого полотна, Хейли раскинула руки в разные стороны, и, наслаждаясь чувством свободного полета, начала падать головой вниз, но завязанный на правой ноге конец ткани, остановил падение в нескольких дюймах от шероховатого пола.
— Винтер, если упадешь и разобьешь себе голову, я тебя лечить не стану, — директор Найджелус был как всегда суров и холоден. В такие моменты Хейли казалось, что он похож на скользкую противную рыбу. — Выброшу на каком-нибудь заброшенном поле, и будешь там в одиночестве помирать.
— Спасибо и на этом, — пробурчала в ответ девушка, отвязав ногу и спустившись на пол.
— Что ты сказала? — Теперь его ноздри раздулись еще больше, а цвет лица стал схожим с цветом расстеленных на полу ковров.
— Ничего, — Хейли улыбнулась одной из своих очаровательных улыбок. — Вы что-то хотели, сэр?
— Да, точно. Наточи ножи для Роджерса, ему еще нужно потренироваться до начала. Покорми этих поганых тигров, пока этот идиот-фокусник все мясо сам ни съел. И так его днём с огнём не сыщешь. И посмотри что там с прожектором. В прошлый раз он мигал. Если что, скажешь Ленни — пусть починит.
Найджел Найджелус на самом деле был неплохим руководителем. Его лондонская труппа была одной из самых популярных во всей Европе. Многие приезжали в столицу специально, чтобы посмотреть именно на его дрессировщиков и иллюзионистов. Но война и постоянные бомбежки принесли помимо убывания зрителей еще и колоссальные убытки. Здание цирка превратилось в руины, поэтому Найджелус был вынужден прекратить его работу. А чтобы хоть как-то остаться на плаву, ему пришлось организовать передвижной цирк, и, уподобляясь, как он сам говорил, каким-то диким цыганам, ездить по всей военной Англии с выступлениями. Отсутствие нормального дохода и сытного обеда сделало свое дело, и Найджелус возненавидел всех и вся — от фашистов до собственных талантливых работников. И срывал на последних все свои эмоции ежеминутно.
Больше всех доставалось Хейли. То ли потому, что она не входила в его труппу, и соответственно от нее не зависел успех его представлений. То ли потому, что ее отец был великим иллюзионистом и собирал приличного размера публику, но теперь после его нелепой смерти, директору приходиться довольствоваться фокусниками-недоучками, то ли еще из-за чего-то. Но Хейли выступать он не давал, говоря, что ее «неумения» никому не нужны.
Но Хейли не сдавалась, стараясь изводить Найджелуса различными аргументами, витиеватыми метафорами и новыми направлениями в творчестве:
— Директор, что скажете о моей технике движения в полете? Просто завораживает, правда? — она поплелась за ним, широко размахивая руками. — Если выпустите меня сегодня с этим номером, то я так и быть сделаю это бесплатно.
— У нас сейчас все работают за бесплатно, — он вышел из шатра, видимо надеясь, что она за ним не последует.
— А между выступлениями? Это практикуют уже очень давно…
— Спятила? — от такой наглости он даже на нее уставился. — А кто будет готовить реквизит для следующего номера?
— Я попрошу Эндрюса или ещё кого-нибудь.
— То есть другие должны будут делать твою работу, пока ты будешь развлекаться?
— Это нечестно. — продолжила Хейли, буровая взглядом директорскую спину. — А что если я выдающийся талант, будущее всей воздушной гимнастики?
— Я это переживу. — Найджелус перестал обращать на нее внимание, следя за тем, как рабочие вешают чёрно-белую афишу.
— Тогда я устрою саботаж!
— Я выкину тебя на улицу.
— Мы и так на улице.
— Тогда на другую улицу.
— А кто же тогда будет выполнять все ваши поручения?
— Эндрюс или ещё кто-нибудь.
Хейли даже разозлилась от такой перемены мест слагаемых:
— Вы издеваетесь?
— Нет. Это ты просто сегодня рановато сдалась. Ладно. — Найджелус повернулся к ней и долго играл многозначительное молчание. — Я дам тебе возможность выступить, — Хейли чуть было не подпрыгнула от радости, когда тот продолжил, — точнее дам заработать возможность выступить.
«Хм… Чудесно, я уже почти поверила. Сейчас заставит перебирать коробки со старыми костюмами до поздней ночи, а потом заявит, что как же это я так опоздала к своему выходу. А он так готовился, так мне доверился».
— Наш многоуважаемый мистер Фокус-Покус в конец мне надоел, — пожаловался Найджелус. — Его программа устарела и никому не интересна. Зрители просто засыпают на его фокусах. Даже трехлетние дети…
— И что же я могу с этим сделать? — Хейли сложила руки на груди, став при этом казаться еще меньше и тоньше, чем она есть. — Придумать ему новую программу?
— Нет. Нет. Нет. Даже не думай! — Найджелус наклонился к ней поближе, чтобы снующие туда-сюда артисты не услышали. Хейли бы предпочла, чтобы он этого не делал. — Просто сорви его выступление. — Сейчас он походил на довольного кота, объевшегося чужой сметаной, и соблазняющего тебя, ее доесть. Лучше бы так и оставался склизкой рыбой. — Тогда я смогу разорвать с ним контракт, а ты сможешь, так сказать, залатать дырку в нашем сегодняшнем представлении. И если не провалишь, то будешь выступать постоянно. Что скажешь, а, Винтер?
Казалось, что из ее легких выбили весь воздух. Показывать своего волнения Хейли не хотела, поэтому перешла к более конкретной теме:
— Сорвать? Это, каким же интересно образом?
— Да я-то, откуда знаю? Напряги воображение! Почему я все за тебя должен делать? — Директор снова рассердился, но заметив недоверчивый взгляд Хейли, осекся. — Придумай сама, ладно, детка? И думай о том, как ты выйдешь на арену под восторженную бурю аплодисментов.
Он довольно улыбнулся и снова ушел, скрываясь за толпой шумных гимнастов.
Хотела ли она выступить на арене? Еще бы. Она с детства мечтала выходить под бурные овации и удивлять публику очередным фееричным шоу. Как делал папа. Он и ее готовил к такой жизни. Учил всему, что знал сам, и верил в то, что когда-нибудь она сама сможет придумать свой грандиозный трюк. Но этого не случилось. Он умер, ища ключ к очередному фокусу, а она на всю жизнь возненавидела иллюзионистов.
После его смерти она не знала, как быть дальше. Директор с большим скрипом оставил тринадцатилетнюю девчонку в труппе. И однажды, помогая готовить площадку для воздушных гимнастов, она просто сдуру взяла и попробовала покачаться на висящей веревочной лестнице. В этот момент исчезло все. И постоянно терзающая душу боль потери, и комплексы, зародившиеся благодаря вечному надзору директора, и даже банальные страхи воды и пауков. Все ушло, но появилось новое желание — стать лучше всех гимнастов на всем белом свете. И теперь уже выходить под аплодисменты в новом жанре.
Но вот к такому повороту Хейли готова не была. Она уже давно свыклась с тем, что Найджелус не выпустит ее даже под страхом смерти. Но и подставлять хорошего человека, который всегда к ней относился хорошо, пусть и был плохим фокусником, ей не хотелось.
— Чудесно, — выдавила из себя девушка и отправилась на поиски другого своего друга.
***
— И ведь знает, что я этого не сделаю — специально это придумал, чтобы я от него отстала. Он же предложил, — Хейли эмоционально точила ножи, размахивая ими перед носом Эндрюса, сидящего, как он это называл в «позе лотоса».
— Дитя мое, ты слишком нервозна, — он вздрогнул, когда нож прошел в каком-то миллиметре от его уха. — Принимать решение в таком состоянии — самоубийство. А постоянно сущестововать в таком ужасе — кармические безответственно.
Джейкоб Эндрюс в молодости лихой наездник на лошадях все свободное время просвещал различным мировым религиям. Так что застать его вот так — сидящим со скрещенными ногами и пытающимся отыскать буддийскую нирвану — было обычным делом. Он изучал индийские касты, давал советы опираясь на мудрость египетского Осириса и часто читал наизусть отрывки из Ветхого Завета.
— Сядь. Вдохни и выдохни. — Хейли села на траву рядом, не понимая зачем она его слушала — может просто потому, что он в отличие от многих слушал ее. — Представь себя пушинкой, плывущей по течению. Плыви, плыви, плыви и ни о чем не думай. Запомни, что на зло всегда надо отвечать добром.
— И как мне это сделать? — ноль внимания, только его мирное дыхание трепыхало седоватые усы. — Ау?
— Да?
— И как мне это сделать?
— Что? Ах, да, — он слегка покачал головой все ещё пытаясь прийти в себя. — Ты должна сделать что-то хорошее.
— Для кого? Для себя? Для Найджелуса? Для Фокуса?
— Для всех.
Хейли не успела подумать, что означает эта головоломка, так как ее отвлекать знакомо-противный голос:
— Винтер, ты чем тут, черт возьми, занимаешься?
«Как всегда вовремя», — простонала про себя Хейли, сидя на траве в «мирной» позе и держа в руке нож. Найджелус стоял в нескольких метрах от нее с выражением лица, не предвещающим ничего хорошего тому, на кого оно было обращено.
— Быстро. За мной. — Он коротко приказал, и скрылся за красно-желтым занавесом шатра.
Хейли знала, что деваться ей некуда, во всех смыслах слова, но и слушаться его всю жизнь как дрессированная собачка тоже не хотелось. От абсолютного незнания и неразрешимого вопроса: «Что делать?» в душе у девушки начинало бурлить что-то тяжелое и разрушительное, а руки сотрясались легкой дрожью.
— Чудесно, — чтобы хоть как-то унять надвигающуюся бурю чувств, она с каким-то тихим полустоном кинула нож в один из деревянных столбов и скрылась за занавеской.
***
Хейли умела скрывать свои чувства и эмоции. Это в детстве, если она вдруг падала и разбивала коленку, об этом знали все в радиусе триста футов. Или если ее ругали, она заливалась такой истерикой, что все сразу же принимались ее успокаивать, забыв обо всем. Не то, чтобы она это все устраивала специально, просто она очень остро реагировала на все, что с ней происходило. Да и сейчас, наверное, ничего не изменилось, разве что, свои эмоции она старалась никому не демонстрировать. Скрывалась за маской безразличия и скептицизма. Только перед друзьями и близкими она могла хоть немного открыться. Но их было не так уж и много в ее жизни.
Поэтому надев свое самое бесстрастное выражение лица, Хейли собиралась выслушать очередную выволочку мистера Найджелуса, о том какая она лентяйка и чем в рабочее время надо заниматься:
— Ну и как твой мозговой штурм?
Вся бравада вмиг рухнула. Девушка глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в руках и, мысленно проклиная директора до третьего колена, подошла поближе:
— Я пока ещё ничего не придумала. Но я в процессе… — тут Хейли заметила свисающую сверху толстую веревку. Видимо кто-то из воздушных гимнастов лазил укреплять реквизит, и не стал ее снимать.
— Поторопись, времени осталось совсем немного. — но Хейли его уже не слушала. Теперь она, кажется, знала как можно и Мака-Фокуса от увольнения спасти и самой выступить. А главное, утереть нос самому Найджелусу. — Учти это твой единственный шанс — других не будет.
Он ушел, оставив Хейли в охватившей ее идее. Что ж это будет чем-то хорошим для всех. Вот только господину директору придется довольствоваться лишь своей незапятнанной душонкой.
***
Фокус-Покус или Бен МакКинли был рыжим низким мужичком с увесистым животом. Он ходил в цилиндре и с «волшебной» палочкой, и удивлял публику такой оригинальной магией как вытаскивание кролика из шляпы и букета роз из рукавов. Ничего другого он не знал и не умел, а учиться ему было не у кого. Ведь секреты тех или иных трюков хорошие фокусники абы кому не рассказывают.
Хейли нашла его во втором подготовительном шатре, где артисты держали реквизит, шили костюмы и просто отдыхали. Фокус-Покус сидел на низкой табуретке и увлеченно «колдовал» над своим цилиндром.
— Привет, Мак. Как настроение? Оттачиваешь новые трюки?
— Хейли, здорово! — Бен поприветствовал ее с ирландским акцентом. — Зачем мне что-то новое, когда все зрители и так в восторге?
— Да, но настоящие фокусники всегда стараются придумать что-то новое. Уж мне-то ты можешь проверить.
Она была довольна, спокойна и уверена в себе. Наверное, это не очень добрый знак.
— Да, наверное. Но я как-то об этом не думал…
Мак смотрел на нее растерянно, но Хейли показалось, что он и сам понимал, что происходило совсем недавно между ней и директором.
— Зато я подумала. — Хейли задорно улыбнулась, предвкушая в красках свою идею. — Возьмёшь меня к себе в ассистентки?
***
— По-моему, неплохо, — Хейли придирчиво оглядела Мака со всех сторон и довольно закивала. — Да это идеально.
— Неудобно-то как! — Фокус недовольно ныл все полчаса, что Хейли подбирала ему одежду. Теперь он облачен в кремовый камзол, а на его голове возвышался белоснежный тюрбан. Ну, что-то в этом роде. — Здесь нитки торчат.
— Ничего. Из зрительного зала твои нитки никто не увидит. — Хейли проявляла просто ангельское терпение, поправляя съехавший плащ. — Ты помнишь, что надо делать?
— Да. Только лучше бы мы с тобой прорепетировали. Я боюсь.
— Я тоже, — сказала она, легонько потрепав его по плечу. — Ладно, иди. И старайся не попадаться Найджелусу на глаза.
— А….
— Ребят я уже предупредила, они все подготовят.
Еще немного потоптавшись, он вышел из шатра, и, судя по тени на ткани пошел «на полусогнутых».
Сама же Хейли достала давно сшитый ею костюм, состоящий из тонкой облегающей ткани, обхватывающей зону лифа и короткой юбки-шортов. Все было сделано из разных кусков уже использованной раньше ткани всех оттенков синего. Под цвет глаз. Вспоминая сколько старых костюмов ей пришлось пересмотреть, чтобы найти похожие цвета, ей становилось немного спокойнее.
Она смогла сама сшить себе костюм — она сможет перевернуть мир. И немного отвлечь его от ужасов и кошмаров реальности.
Протиснувшись сквозь толпу к зеркалу, она застыла, глядя на себя. Она вся побледнела, а сердце участило свой ритм, наверное, раза в три. Это ведь ее первое выступление. То, чего она так давно хотела, превратилось в животный страх. А если она упадет? Что-то сделает неправильно? Что-то забудет? Целая куча «если» поселилась в ее голове и без боя не сдавалась. Понимая, что просто стоя на одном месте это не пройдет, она криво улыбнулась себе в зеркале, растрепала и без того взлохмаченные волосы, спадающие до плеч, и вышла из шатра.
Подул прохладный сентябрьский ветер, Хейли поежилась и прикрыла руками открытые плечи.
— Винтер, все готово? — она и не заметила, как ее догнал директор, но девушка быстро показала большой палец, мол, все отлично, и затерялась в рядах цирковых рабочих.
***
Публика восторженно встречала артистов бурей аплодисментов. В основном это были женщины и дети, прибывшие из крупных городов в тихую глушь, подальше от постоянных бомбежек. Поэтому они радовались любому представлению, способному хоть ненадолго отвлечь их от ужасов кровопролитной войны.
Хейли вышла на арену сразу после Мака. Дойдя до самой середины, где и должно было начаться шоу, она оглянулась через плечо и увидела в тканях бордовой занавеси недоумевающего Найджелуса. Фокус-Покус держал свою приветственную речь, и постепенно лицо директора цирка из удивленного перерастало в злобное.
— Уважаемая публика! Сегодня я и моя очаровательная помощница покажем вам магию, которую еще не видела Европа. Искусство заклинать предметы прибыло к нам из далекого Востока. И только мне открылись его секреты. Поэтому именно Вы станете первыми, кто увидит это великолепие. Хейли, — Фокус протянул руку, и она послушно вложила в его ладонь обыкновенную толстую веревку, лежавшую на маленьком столике.
Мак продемонстрировал веревку зрителям и даже попросил одного из них, пухлую тетку со сварливым лицом, посмотреть на нее поближе. Не найдя подвохов, дама удалилась, а Мак несколько раз провел над веревкой ладонью сделав при этом самый что ни на есть серьезный вид. Затем схватил кисть за ее крайний конец.
— Алахм тори! — Он повернулся к зрителям в пол оборота и кинул веревку вверх.
Зал ахнул, когда веревка, как им казалось, повисла в воздухе. Нижний конец волочился по полу. Хейли взяла со стола острый кинжал, и отрезала конец веревки так, чтобы оба конца парили в воздухе. Затем она отошла в сторону, поклонилась замершей публике, и с разбегу залезла на веревку, раскачивая ее в разные стороны.
Раздались громкие аплодисменты, когда девушка забралась повыше и, держа веревку правой рукой начала крутиться вместе с ней подобно юле.
Сделав несколько кувырков с перевязанными ногами через широкую петлю, она закрепила узел на левой ноге и собиралась уже выполнить свой коронный номер со свободным падением, как вдруг подул сильный холодный ветер. Он заставил стенки шатра развеваться с огромным гулом.
Хейли дернуло в сторону. Стараясь прикрыться от разрушающего ветра, она разомкнула ладони, и так и упала вниз. Приближаясь к земле, она с размаху ударилась затылком обо что-то деревянное, и прежде чем потерять сознание успела почувствовать сильный запах хвои.
