11. все мои слова пустой звук, не имеют никакого значения, но если я прокричу, ты поймёшь, как сильно я о тебе волнуюсь?Люди сновали туда-сюда, катя свои чемоданы, некоторые с зажатой подмышкой газетой, у других к поясу пристёгнут сиди-плейер. Под табло с информацией об отбывающих поездах стояла недвижимая маленькая толпа, гипнотизирующая мигающие цифры. У прибытия стояла старушка, продающая цветы. Что-то объявили по громкоговорителю. На стенке висело предупреждение об орудующих на Кингс-Кросс карманниках. Петуния пила кофе в привокзальном кафе. Ещё пятнадцать минут до прибытия школьного экспресса.
В этом году она была уже увереннее и спокойнее. В прошлом она до последнего не была уверена, что ей вернут Гарри, что не придётся силой пробираться к нему. На задворках сознания холодился страх, что Дамблдор наконец получил, что хотел, а ей даже не дадут попрощаться с ним, забьют ему голову всякой чепухой, как когда-то забили Лили. Она всё ещё вздрагивала от воспоминаний о мохнатом великане, который вломился к ним и выкрал мальчика. И в полицию не обратишься. Когда была очередь Лили, к ним не прилетали никакие совы, пришла учительница в почти приличной одежде и долго сидела с родителями и Лили в гостиной, объясняя всё и отвечая на все вопросы. Им такой чести не оказали. Конечно, Петуния бы представителя чёртовой школы и на порог бы не пустила, но они могли попытаться, а не сразу начать сводить их с ума, а потом прислать в дом какого-то уголовника.
Когда Гарри вернулся с горой непонятных покупок и самой настоящей совой, Вернон запретил ему выпускать птицу, чтоб не привлекать внимание соседей, но в этом случае Петуния поддержала Гарри. Не хватало ещё птичье дерьмо и перья по дому убирать и держать дома живых мышей для корма. Вернон прислушался к голосу разума и разрешил выпускать сову, но только ночью, на что Гарри не преминул едко напомнить, что совы как раз были ночными животными. Хоть какая-то стабильность.
Если с Верноном и Дадли Гарри вёл себя примерно так же, как и до открытия его волшебности, разве что чуть смелее, то в отношениях с Петунией что-то необратимо сломалось. Словно Вернон и Дадли вели себя точно так, как он и ожидал от них, а вот она… её поведение и поступки были во сто крат хуже. Она сломала то хрупкое взаимопонимание, существовавшее между ними, предала его, и Гарри, как всегда, рубил от плеча. Она исчерпала лимит его доверия. Петунии удалось переселить его в настоящую спальню, и он заперся там, читая свои новые учебники, тренируясь со своей новой палочкой. Она не решалась переступить его запрет на вход даже чтоб убраться, и он сам мыл клетку своего нового питомца.
Второго сентября пришло короткое холодное письмо о том, что он благополучно добрался до школы. От неё не ускользнуло, что кое-где Гарри даже подзабывал, что больше не общался с ней, и в предложения просачивался его восторг. Хогвартс нравился ему. Волшебный мир ему нравился. Петуния своими действиями сама бросила его в объятия этим мерзавцам. Ей хотелось остудить его пыл, сказать: «Думаешь, там всё так радужно? Думаешь, в этом мире есть только хорошее? Они пытаются заманить тебя, глупый ты мальчишка, ты для них не больше, чем символ их победы, для которой они и пальцем о палец не ударили, скинули всё на младенца». Но она, конечно, не могла так ему ответить. Она пробовала, но в итоге сожгла все три черновика, и сова, презрительно дёрнув клювом, улетела.
Ей представлялось это так: к детям, родители которых волшебниками не являлись, приходили учителя, чтобы их не шокировать. Родители часто уже подозревали, что их ребёнок обладал какими-то необъяснимыми талантами, так что после короткой демонстрации, они уверялись, что это всё не обман и не шутка. Дальше шли объяснения, как поменять деньги, где можно закупиться всем необходимым и как добраться. И самое главное, как отправлять письма детям, если под рукой нет ручной совы. Адреса администрации должны были неплохо охраняться во избежание завала их письмами, которые к тому же потенциально могут быть опасны. Так что даже если существовал официальный адрес директора этой их школки, он Петунию не интересовал. В их школе всю почту на имя директора принимала его секретарь, она читала все его письма и несла ему только то, что сама сочтёт нужным. Нет, так не пойдёт. Находчивости тринадцатилетней проныре было не занимать, и вскоре она сумела отправить письмо на личный адрес директора Дамблдора. Труднее оказалось перестать отправлять последующие письма. То ли из сострадания, то ли издеваясь (у него эти чувства, кажется, бок о бок шли), он адрес не менял и отвечал на каждое её письмо, даже сам пару раз написал, поздравляя её с днём рождения и Рождеством. Словно кость ей кидал, ей-богу. Пожалел бедняжку магглу.
В общем, несмотря на то что к Дурслям не приходили никакие учителя, желающие помочь им освоиться, и Петунию словно кинули в море без спасательного круга, она сама разобралась. Купила две мисочки для поилки и кормушки, приучила дурных сов не залетать, сметая всё на своём пути, а аккуратно приземляться на отведённом им подоконнике в отведённые для них часы, когда Вернона и Дадли не было дома.
— Будете плохо себя вести, пущу на рагу, — обещала она.
Угрозы их не пугали, но подкупали угощения.
В начале учебного года ей пришло письмо о зачислении Гарри в школьную команду по квиддичу. Декан факультета просила разрешение опекунов на участие Гарри в матчах, так как, «чего скрывать, этот вид спорта невероятно травматичен». Хотя тут же декан заверяла, что на тренировках и на матчах всегда присутствуют взрослые и волноваться совершенно не о чем. Она призналась, что давно уже не встречала такой очевидной одарённости, и, хотя по правилам первогодкам не полагалось иметь собственной метлы, из-за зачисления Гарри в команду, для него решили сделать исключение. Она сама купила Гарри, по её мнению, подходящий экземпляр. «Гарри отлично дополняет Гриффиндорскую команду», с нежной гордостью писала она, а глаза Петунии выцепили только одно слово. Гриффиндор. Могло ли быть по-другому? Вспомнилась красная домашняя толстовка Лили, ковёр в узоре изо львов, «за Гриффиндорскую честь!» — крикнул Джеймс перед тем, как сунуть в рот целую перчину хабанеро. Сова, принёсшая письмо, наклонила голову, тихонько ухнула, напоминая о том, что требовался ответ. Едва найдя какую-то приличную бумагу в доме, Петуния написала разрешение, бездумно гладя сову по мягким перьям. Хотела возмутиться дорогому подарку и попросить выслать ей счёт, чтобы она смогла отдать деньги, но потом поняла, что денег ей вряд ли хватит. Джеймс мог часами о мётлах распыляться, и, пусть она старалась активно его игнорировать, в голове отложились некоторые факты.
Гарри даже ответил на рождественскую открытку, сухо поблагодарив её за подарок, но даже это не убедило Петунию, что племянника ей вернут. Он был на редкость злопамятным ребёнком. Раз уже сложив о человеке мнение, он редко его менял, и полутонов он не принимал. По его мнению, люди бывали либо плохие, либо хорошие, и да, иногда плохие люди совершали хорошие поступки, а хорошие поступали не самым лучшим образом, но это было скорее исключением из правил. Он предпочёл не возвращаться на каникулы домой, а Вернон принял это как само собой разумеющееся. За рождественским ужином во всех его действиях так и читалось: «Наконец-то мы празднуем только семьёй», и Петунии кусок в горло не лез. Как и Дадли. Петуния украдкой наблюдала, как тот сначала набросился на еду, но потом вдруг уставился на свинок в одеяле, и вдруг весь его аппетит пропал. К еде он больше не притронулся, только пил сок и ковырял картошку.
Запоздало Петуния догадалась, в чём дело. После инцидента с волшебником-великаном, Дадли перестал есть свинину. Он теперь вечно застревал возле зеркала, рассматриваю маленький круглый шрам на своем копчике. Они потратили месяц в поисках хирурга где-нибудь на другом конце Англии, который бы согласился на условия полной конфиденциальности. Тот, на котором они остановились, ещё долго уговаривал их на разрешение хоть одной фотографии. Называл это настоящим генетическим чудом, обязывал их сделать пару тестов, разрешить ему изучить этот вопрос. Естественно, их имя нигде не будет указано. Всё во имя науки. Ясное дело, что Петуния не доверяла никаким обещаниям и выбирала специалиста, у которого и самого рыльце в пушку (Дадли, прости её ради бога за этот каламбур). Когда тот завёл разговор об использовании их случая в учебниках, она тут же пригрозила, что обнародует всю его подноготную, которую нарыла до приёма. Доктор, судя по всему, решил, что она работала то ли на секретные службы, то ли на мафию (а она всего-то попила чай с его домохозяйкой).
Ненависть к волшебникам, творящим что хотят, вспыхнула с новой силой.
В третьем триместре она получила новое письмо от деканши. Гарри получил наказание. Не ново: и Гарри, и Дадли постоянно влипали в какие-то истории, они получали свою долю наказаний и раньше. Только у Дадли получалось лучше врать и выкручиваться. Будущий политик. Иногда Петуния разрешала себе мечтать, что Дадли станет премьер-министром Великобритании и во время одной из пресс-конференций, на которой будут присутствовать журналисты со всех каналов и газет — будет идти прямая трансляция! — раскроет тайну существования волшебников. И что они тогда будут делать, а? Пусть попотеют, лодыри.
В конце мая им вдруг написал Гарри, с вопросом смогут ли они его, пожалуйста, забрать с вокзала. Петуния даже тогда не поверила. Поверила только когда увидела его воочию, толкающего свою тележку, нагромождённую чемоданами и коробками, и вершина всей этой кучи была увенчала клеткой с совой. Сбоку торчала метла, край мантии выглядывал из чемодана. Но её зоркие глаза зацепились вовсе не на бардаке. Гарри никогда не страдал тягой к аккуратности и чистоте. Не обратила она внимания и на то, что большинство проходящих детей прощались с Гарри, а одна смуглая девочка с пушистой копной волос так и вовсе крепко обняла, прежде чем побежать со своей тележкой — на которой вещи лежали в идеальном порядке — к своим родителям.
Его щека была содрана. Ранка уже покрылась сухой корочкой и почти зажила, а синяк чуть выше, рядом с глазом, пожелтел. Он помахал кому-то из прощавшихся с ним перевязанной правой рукой. В глазах у Петунии покраснело. Сейчас от неё не спаслась бы ни деканша, ни сам Дамблдор, ни его волосатый великан-уголовник. Немыслимо. Возмутительно. Какого чёрта? Куда они смотрели?
— Что за вид? Как это случилось? — резко спросила она вместо приветствия.
Гарри захлопнул рот, насупился.
— Я победил Волдеморта, — ответил он.
Что?
Что?!
Волдеморт мёртв. Иначе в чём был смысл жертвы Лили и Джеймса? В чём был смысл их смерти, если не в том, что каким-то образом в ту ночь Волдеморт тоже был уничтожен, а значит, они спасли весь мир и, главное, Гарри?
Она схватила Гарри за предплечье, намереваясь спросить, в какие-такие дурацкие игры он играет, зачем говорит такое, он же не может это иметь в виду серьёзно… Они играли, и он случайно упал с дерева и содрал щёку, как-то ранил руку. Как-то так, что магией нельзя было сразу заживить.
Спросить она не успела. Её перебил смех Дадли.
— Ну ты и воображала, — задыхаясь от смеха, выдавил он. — Я скорее поверю, что ты споткнулся о собственные ноги и упал!
— Заткнись, — ощерился Гарри, — я не выдумываю!
— Врунишка. Боишься сказать правду, что кто-то тебя отметелил?
— Мальчики, перестаньте, — проворчала Петуния, борясь с зарождающейся в висках головной болью.
— Я не вру!
— А вот и врешь!
— Абракадаб…
Дадли мгновенно перестал смеяться и отшатнулся. С его лица исчезла вся краска. Петуния, всё ещё взволнованная своими мыслями, не стала вмешиваться. Она позволила Дадли схватить себя за руку, хотя, поняв, что опасность миновала, он тут же изобразил независимость и отошёл от неё.
Они сели в машину и перед тем, как завести двигатель, Вернон повернулся, буравя Гарри взглядом.
— Как только мы доедем, все твои эти магические трюки, весь этот мусор идёт в чулан. Понял меня? Всё: все книжки, эта твоя метла, чудаческая одёжка, а особенно твоя волшебная палочка.
— Но мне надо заниматься!
— Под ключ, который будет храниться у меня, — продолжил Вернон, словно не слыша. — Если что-то, хоть перо, хоть пуговица окажется вне чулана, твоя сова будет сидеть в своей клетке до конца лета. Ты меня понял, мальчик?
— Но… — одновременно произнесли Гарри с Петунией.
— Ты меня понял? — выставив перед ней руку, но не глядя на неё, Вернон обратился к Гарри.
— Да, сэр, — упавшим голосом ответил он.
Петуния проглотила свои возражения. Её словно ледяной водой окатили.
Несмотря на напряжённое начало, лето прошло, на самом-то деле, довольно спокойно. Вернон постоянно отсутствовал, разъезжая со своим боссом, часто проводя все выходные в гольф-клубе. Он долго ходил вокруг да около, обрабатывал его, нащупывал почву с изяществом слона в посудной лавке. Но боссу такой подход, кажется, нравился, потому что он охотно таскал с собой Вернона, давал ему секретные поручения и важные задания. Летом Вернон начал активную атаку, приносящую свои плоды, и дома пребывал в неизменно нервном, но радостном состоянии. Гарри не попадался ему на глаза, а значит, отсутствовали и обычные его раздражители.
Дадли провёл три недели в приозёрном домике Пирса Полкисса. Перед отъездом в доме разразился скандал, когда Дадли внезапно понял, что озеро означало возможность купания, а купание означало раздевание, а раздевание грозило ему тем, что Пирс начнёт расспрашивать его о шраме на спине. Петуния сомневалась, что Пирс стал бы рассматривать его копчик, или как выразился Гарри, пялиться на его задницу. Дадли в ответ обозвал Гарри непечатным словом, а тот пригрозил превратить его в поросёнка.
— У меня хотя бы есть друзья, — выдал победное Дадли, — мне звонят и пишут, приглашают в гости. А ты своих выдумал. Или им наплевать на тебя. Не знаю, что вызывает больше жалости.
Гарри начал медленно читать какое-то чепуховое якобы заклинание, и Дадли смылся на кухню, чтобы нажаловаться ей. Петуния была занята ужином и совсем не хотела разбираться в детских перепалках. Должны же они были как-то сами между собой уже разбираться? Мальчишки начали тарахтеть, перебивая друг друга, а на сковороде булькал соус, грозя вспениться. Петуния, известный пацифист и парламентёр, профессиональный переговорщик с террористами и заслуженный детский психолог, велела обоим заткнуться. Послав Дадли собираться к Пирсу, она сделала знак рукой, чтобы Гарри остался. От неё не ускользнула злорадная улыбочка, расцветшая на его лице, и как он слегка толкнул Гарри плечом, проходя мимо.
— Он первый начал, — помолчав, Гарри добавил, — но вы всегда становитесь на его сторону.
Это, наверное, было самым длинным предложением, которое он сказал, обращаясь к ней, за последний год. И самым искренним.
— Ты ведь старше, — сказала Петуния, сосредоточившись на готовке. — Будь мудрее.
— Не хочу быть мудрее.
— Я знаю, каким Дадли бывает, — начала она, но Гарри перебил:
— Сомневаюсь.
— Я, кажется, не закончила, — как же её раздражало, что они никогда её не слушали. Ни единый из них.
— Простите, тётя Петуния, — он наверняка боролся с собой, что не закатить глаза. Она спиной чувствовала.
— Так вот. Я знаю, каким он бывает. Знаю, какие у него преимущества. Знаю, что он играет нечестно и вовсю использует эти преимущества. Но теперь преимущество появилось и у тебя, и ты точно так же не брезгуешь им пользоваться. Я не прошу тебя подставлять правую щёку и не защищаться, я прошу тебя не злоупотреблять.
Она отставила сковороду, выключила газ и обернулась, складывая руки на груди.
— Иначе, молодой человек, мне придётся по секрету сказать Дадли, что несовершеннолетним пользоваться магией вне школы запрещено, — чтоб показать, что не ругает его, она подмигнула ему на этих словах и принялась нарезать овощи на салат.
Гарри вылупился на неё ошарашенными зелёными глазищами, но спустя пару минут тишины предложил накрыть на стол.
После возвращения Дадли днями напролёт где-то играл со своей компанией, Гарри сидел в комнате и ухаживал за совой, а если Петуния замечала, что дубликат ключа от чулана, о котором она запамятовала сообщить Вернону, отсутствовал, то говорить ничего не говорила, не её дело. Всё шло своим чередом, пока не скатилось псу под хвост.
Вернон вернулся с работы с чудесной новостью: на горизонте замаячило долгожданное повышение. Отношения с его обожаемым боссом достигли нового уровня, и от лизоблюдства и свиданий они наконец дошли до знакомства с семьёй. Вернон познакомился с потенциальным клиентом в гольф-клубе и пригласил его с супругой на ужин, и если всё пройдёт хорошо, то контракт они заключат на ужине у босса, а после повышение у него в кармане. Вернон долго и со страстью рассказывал о своём великолепном многоходовом плане, об офисной иерархии и соединении мужчин через мужественные занятия вроде рыбалки и гольфа. Петуния слушала вполуха, по привычке поддакивая, пока что-то не резануло ей слух. Она попросила повторить последнее предложение. Вернон повторил. Она попросила повторить ещё раз. Он продолжил свою самовоспевательную речь, а когда она попыталась вернуться к теме, похвалил её пирог. Пирог на самом деле вышел слишком сухим и недостаточно сладким. Он заговаривал ей зубы. Не желал слушать никаких возражений, так как сегодня у него был праздник. Сегодня они оказались на шаг ближе к мечте. Ещё бы знать, чьей и какой-такой мечте, было бы восхитительно.
Вернон говорил всем, что у него один сын.
— Представь, что будет, если он придёт и увидит мальчика, — с чувством собственной правоты доказывал Вернон, — как я смогу объяснить это?
— А ты не думал, что если бы сказал о нём с самого начала, то и неловкой ситуации, которую пришлось бы объяснять, не получилось? — сказала сквозь зубы Петуния.
На это у него аргумента не нашлось. Просто так получилось. Гарри никогда не всплывал в разговоре, и ведь если разобраться, он фактически не сын, а воспитанник, ведь он не усыновлен, а взят под опекунство. Сейчас, вот сейчас он подавится куском сухого, несладкого пирога, и она схватит его поперёк груди, якобы спасти от удушения, а на самом деле задушит его сама. Идеальное преступление. Куда там Арсен Люпену. Даже жаба не подкопается.
Она надела своё лучшее платье, корпела в кухне с самого утра, даже не успев повозиться в садике, запекла индейку и приготовила трехъярусный торт. Повышение означало увеличение Гарриного бюджета, и Дадли хотел новый геймбой, а она собиралась пойти на водительские курсы. Так что гости будут есть и нахваливать, а миссис Мэйсон спросит у неё украдкой рецепт, а Петуния будет осыпать комплиментами его игру в гольф и улыбаться, пока скулы не сведёт.
Беду, скорее всего, можно было бы предотвратить, попросив миссис Фигг присмотреть за Гарри тем вечером. Но он терпеть не мог пропахший кошками дом и старушку-маразматичку, а Петунии хотелось хоть как-то сгладить то, что его на ужин в собственном доме не пригласили. В итоге сошлись на том, что Гарри разрешено забрать наверх еду, и он тихонько посидит в своей комнате, пока не уйдут гости. Виновата во всём, по большей мере, была сама Петуния, ей казалось, она хорошо распознаёт, когда её мальчишки врут и замышляют что-то.
Её кулинарный шедевр, трёхэтажный торт, с идеальными бисквитными коржами, с идеально нежным и сладким кремом, кусок которого она планировала отнести Гарри в полночь, чтобы поздравить его с двенадцатым днём рождения, она даже отложила свечку, чтобы не забыть — этот торт приплыл по воздуху с кухни и, прежде чем кто-то из них успел понять, к чему всё шло, мягким комом шмякнулся на голову миссис Мэйсон.
— Хотите мороженного, мистер и миссис Мэйсон? — улыбнулась Петуния. Она надеялась, что хоть кусочек попал миссис Мэйсон в рот, она поймёт, насколько он хорош, и забудет, что он его сейчас находился у неё в волосах.
Краем глаза она успела заметить застывшего в дверной арке Гарри. Вот вам и беседа о не злоупотреблении преимуществами. Прощай, увеличение бюджета, прощай геймбой, прощай новенькая машина. Она не столько сердилась, сколько была разочарована. Не то, чтоб он впервые вытворял нечто подобное, но она тешилась мыслью, будто сумела достучаться до него.
Едва за Мэйсонами закрылись двери, началось настоящее светопреставление. Петуния скребла ковёр, стараясь вывести с него пятно, Вернон объявил, что ни в какой Хогвартс Гарри больше не поедет и припаял к окну решётки. Их дом превратился в Алькатрас, и даже Дадли, попробовавшему заканючить насчёт геймбоя, попало — ему запретили смотреть телевизор неделю. Словно в плохом боевике, каким-то образом Гарри удалось послать весточку на волю, и ему на помощь двинулся целый спасательный отряд. Они совершили побег среди ночи: сорвали с окна идиотские решётки и все вместе укатили на… летающем «Форде».
На какой другой исход надеялся Вернон, в которого вселился дух Жавера, было неясно. Как бы Петуния лично не ненавидела волшебство и не хотела, чтоб Гарри забыл обо всех этих глупостях, она усвоила, что пытаться воспрепятствовать этому ни к чему хорошему не приводило. Как не армия сов и письма из яиц, так волосатый великан, как не великан, так летающая машина, как не срачка, так болячка. Она предполагала нечто подобное, и чтоб предотвратить появления на их улице армии ряженных, уже сама собралась вернуть Гарри палочку и отпилить решётки, дав Вернону снотворного и наутро свалив всё на сильную бурю.
Второго сентября им пришло письмо, подтверждавшее, что Гарри жив и цел и уже в школе, правда, своеобразной манерой: декан сообщала о наказании, которое он схлопотал каким-то образом до начала учебного года. Гарри снова остался в школе на Рождественские и Пасхальные каникулы, но у Петунии был план. Несмотря на то, как они расстались, она немного успокоилась. Сэкономленные деньги с двух лет бюджета она потратила на свои водительские курсы. Да, о машине можно было и не мечтать, но она начала кампанию по укреплению дружбы с домохозяйками своего микрорайона. Она и до этого вела стратегические чаепития и полдники, но с сентября променяла работу в саду на утренние пробежки. Естественно, они сразу пошли на сближение, чтобы без зазрения совести пообсуждать, куда это уезжает их приёмный ребёнок. В районе белого среднего класса такие темы всегда представляли интерес: цветные приёмные дети, благотворительность во имя голодных детей в Африке, частные школы и трудные подростки. Петуния поделилась с ними лишь крохами информации: родители мальчика погибли, он живёт с года, учится в закрытой школе. Не желая перечить на людях мужу, Петуния с кислым видом подтвердила, да, школа для трудных подростков. Местные клуши восхищенно охали и пели песни их благородству. Петуния, изображая скромную благодетельницу, благосклонно кивала их восторгам.
К июню все уже позабыли и о решётках, и о совином инциденте, а Лианна, в которой даже не заподозришь мать четверых детей, так она поддерживала себя в форме, одолжила ей свою Ауди. За прошедшие девять месяцев Петуния ни разу не пропустила утренней пробежки, чем заслужила её уважение. С апреля они устраивали на заднем двое барбекю каждые ясные выходные, и мистер Уигмор, муж Лианны, посвятил Вернона в элитный мир крикета. Сплавив Вернона и Дадли на целый день с мистером Уигмором и его двумя старшими сыновьями, Петуния пообещала, что сможет встретить Гарри сама, а чтоб поездка даром не проходила, зайдёт в большой супермаркет, пусть поможет ей таскать пакеты. Дел на весь день!
В супермаркет ей не надо было, она всем закупилась ещё два дня назад. Денёк выдался хороший, солнышко, приятный ветерок, так что Петуния надела любимую блузку с коротким рукавом и теннисные туфли, чтоб было удобно много ходить. Когда приедет Гарри, они выпустят его сову полетать в Гайд-парке, чтоб не парилась в машине, и сходят куда-нибудь. Отпраздновать его награду за Особые Заслуги. Заодно расскажет, что он там такого сделал. Может, в зал с автоматами на южном берегу Темзы. Дадли нравились такие развлечения. Или в кино. Или, может, в боулинг, она знала тут неподалёку один клуб. Будут делать, что он захочет, решила Петуния, попивая кофе в привокзальном кафе. Поймала заигрывающий взгляд господина с портфелем, перед которым на тарелочке лежал круассан.
Поняв, что она наконец его заметила, господин собрался приподняться со своего места, но тут на вокзал хлынула толпа детей с ухающими тележками, заваленными всякой всячиной, и Петуния, промокнув губы салфеткой, бросилась наутёк. Губы против воли растянулись в смущённой улыбке. Он, естественно, ничего такого в виду не имел, но всё равно в глубине души было немножко приятно. Вернон, провонявший сигарами и алкоголем после своих посиделок с начальником, заваливался спать и жутко храпел. Но это было даже предпочтительнее — от этой смеси Петунию блевать тянуло. Она была закупорена в крошечном мирке Литтл Уингинга, в её микрорайоне жили преимущественно семьями. Клуб домохозяек были неплохими, но как можно было близко дружить, храня такие секреты. От редкого мужского внимания она бежала как от огня — равнодушие Вернона поначалу даже радовало её. Ей не нужен были ещё одни такие эмоциональные американские горки, не нужно было разбитое сердце, нельзя было вот так вот вложить всю себя и свои чувства в одного человека. Даже возможность такого приводила её в безотчётный ужас и заставляла бежать от любого проявления интереса.
Но спустя годы, когда боль не ушла, но притупилась, появилась боль новая. Не то, чтоб она была охотницей до плотных утех, но даже для неё монастырь длиной в одиннадцать лет оказался в итоге не избавлением, а заключением. Ей хотелось, чтобы её любили. Хотелось любить. И сегодня, в такой погожий солнечный денёк чужое внимание не отталкивало, а льстило. Но удовольствие всё равно имело лёгкий оттенок горечи.
Удивительным образом никто на вокзале не обращал внимание на странно одетых детей со странной поклажей. Наверное, какое-то заклинание для отвода глаз. Петуния выцепила в толпе черноволосую макушку. Гарри шёл, прихрамывая, и она сразу поняла, что история о том, как он заслужил награду ей не понравится.
Он её предложение куда-то сходить встретил без энтузиазма.
— Я немного устал. Можно домой?
Такого развития событий она не ожидала.
— Ты уверен? Если тебе со мной скучно, можешь позвать своих друзей. Их родителей оставь на меня.
— Гермионе не нравятся шумные места, — Гарри загрузил на заднее сидение клетку и залез в машину. — А Рон ни разу не бывал в маггловских местах. Он что-то перепутает или скажет что-то о волшебном мире, и ты будешь беситься.
— Я не буду… — Петуния лукавила. Она уже начинала беситься.
Обижаться на двенадцатилетнего ребёнка было ребячеством, но она ничего не могла с собой поделать. Она что-то упустила, опоздала. Гарри окончательно вычеркнул скучную немагическую тётю из своей жизни. А она не умела принимать поражения, не умела не вести себя отвратительно, когда что-то шло не так, как она хотела. За дорогу они успели перессориться, Гарри взлетел по лестнице и хлопнул напоследок дверью в комнату, а она что-то прокричала ему вдогонку, что-то про неблагодарность и то, как он был похож на своего несносного отца. Она не хотела этого говорить. Сразу же бросилась к его комнате, чтобы извиниться, но он забаррикадировался, включив внутри радио на всю громкость. Даже ужинать не вышел.
