Глава 12— Китнисс, если ты не поторопишься, то мы точно опоздаем! — недовольным голосом сообщает мне Пит, который ждет меня уже добрых двадцать минут. Я трагедии не вижу — все равно меня примут в больнице с распростертыми объятьями, доберись я туда хоть через три часа после назначенного времени.
С нашей свадьбы прошло несколько недель, и сейчас мы живем в новом загородном доме, про который мне рассказывал Финник, вместе с Эффи и Хеймитчем. Ну, точнее, Эффи могла бы с нами и не жить, ведь у нее есть квартира в Капитолии, но от нашего предложения она не отказалась. Все были не против сожительства. Почти все. Хеймитч застонал, когда узнал, что ему предстоит жить с «этой женщиной» еще некоторое время, но противиться нашему решению не стал. Да его, собственно, никто и не спрашивал. Кажется, Хеймитч тоже мог вернуться домой, но он не согласился оставлять нас вдвоем, потому что
«Мало ли, что эти дети опять тут устроят!»
А сейчас я пытаюсь собраться на плановый прием ко врачу. Пит преданно ждет меня у входной двери. Стало понятно, что проще просто брать его с собой, чем потом отвечать на весь его миллион вопросов. Он почти в буквальном смысле засветился, когда вчера, пока он читал вслух, а я дремала под его голос, положив голову ему на колени, я сонным голосом предложила ему отправиться со мной в больницу.
— Китнисс! — недовольно кричит снизу Хеймитч, и я, поспешно захлопывая за собой дверь спальни, спешу по длинному коридору к лестнице, потом через гостиную попадаю в еще один коридор, а уже потом — в холл.
— Я уже тут, можете не волноваться, — поправляю лямку сумки на плече и толкаю входную дверь, чтобы они прекратили ворчать, что мы опаздываем.
Водитель открывает передо мной дверь черной машины с тонированными стеклами, и я со всем изяществом, на которое только способна, забираюсь внутрь.
***
Я сообщаю Джону, что питаюсь в соответствии с перечнем рекомендованных продуктов, пью выписанные мне витамины и много гуляю. Он радует меня новостью, что, судя по срокам, скоро мой токсикоз, а также резкие перепады настроения сойдут на нет, и я смогу «в полной мере насладиться беременностью».
— Я хотела бы наслаждаться ею дома, — едва слышно бормочу я, но Джон не разбирает слов.
Врач предлагает сделать УЗИ. Сейчас еще слишком рано, чтобы определять пол ребенка, да и, честно говоря, я сильно сомневаюсь, что сейчас он похож на человека, а не на какую-нибудь рептилию. Я делаю вид, что могу различить силуэт, когда Джон показывает мне его на экране монитора, но на самом деле все кажется мне равномерно синим. Мне распечатывают снимок на память, а я мысленно молюсь, чтобы завтра он не оказался во всех газетах.
— Я позвоню тебе, когда будут готовы результаты анализов, — уже прощаясь, сообщает мне врач. — Тогда и договоримся о времени следующего приема.
Я выдавливаю из себя вежливую улыбку и выхожу в коридор, где меня ждут Хеймитч с Питом. Протягиваю мужу снимок УЗИ, и вижу, как светлеет его лицо, когда он, улыбаясь, вглядывается в очертания ребенка. Хеймитч смотрит через его плечо, потом, неопределенно хмыкнув, говорит:
— Нас ждут. Прячь бумажки, и поехали. Сегодня мы едем на очередную вечеринку, помнишь?
А как забыть? Снова толпа назойливых телевизионщиков и лицемерных капитолийцев.
Мы подходим к черному входу, где нас ждет машина, и я на всякий случай набрасываю на голову капюшон. Все и так знают, что мы здесь, но от очередного фото в газете я бы предпочла отказаться.
Всю нашу жизнь в последние недели можно охарактеризовать одним словом: театр. Выступления по телевизору, интервью, в которых мы рассыпаемся в благодарностях за щедрость перед президентом, ужины с другими победителями, которые сейчас настроены не так враждебно, как раньше. Мы даже находим общий язык. Речи о дружественных отношениях с прибывшими из Дистрикта-2, разумеется, не идёт. Эти отстранены, холодны и безукоризненно вежливы. А вот профи из Первого настроены более радушно - Кашмира даже дает мне несколько советов, потому что ее сестра недавно родила дочку. От всего этого меня тошнило, но прямо на меня была направлена камера, поэтому я как можно более вежливо улыбалась девушке.
Зато теперь моё время телефонных звонков не ограничено, поэтому я могу часами разговаривать с Прим. Разговором, конечно, это назвать сложно. Она обычно рассказывает мне обо всем на свете. Я слушаю об учебе, о девочках, с которыми она подружилась; слушаю о том, как один мальчик обижал ее, но потом Рори Хоторн с ним поговорил, и теперь тот ее не трогает; о том, как Лютик три дня назад стоически выдержал купание, потому что извалялся в грязи. В общем, как обычно, Прим щебечет обо всем на свете, и это помогает мне отвлечься от дурных мыслей.
— Китнисс, — зовет меня Пит, — мы приехали.
Я оборачиваюсь на его голос. Он открыл мне дверь и теперь стоит, протягивая мне руку. Интересно, долго он в такой позе находится?
— Прости, я задумалась, — я хватаю его за ладонь и позволяю себя поднять.
Он лишь улыбается мне в ответ, сжимает мои пальцы и ведет в дом. Я помню, как увидела эту постройку в первый раз, когда мы, вырвавшись от череды гостей, объятий, вспышек камер, знаменитостей и огромного свадебного торта, который мы разрезали (перед этим позируя минут десять), приехали, наконец, в это спокойное место. Сложенный из серого камня, дом чем-то напомнил мне улучшенную версию ставшего родным дома в Деревне победителей. Скорее всего, ею он и был, ведь дома для победителей строили 75 лет назад, а этот новее.
Несмотря на то, что под каждым окном сидят репортеры, здесь я чувствую себя более уверенно, чем где бы то ни было. Мой дом — моя крепость, как любит повторять Прим, но я не хочу, чтобы это место было моим домом. Я скучаю по своей семье, по Дистрикту и людям, которые там живут. Я знаю, что столкнусь с осуждением, когда вернусь, потому что никто, кроме мамы, не знает правды. Я бы почти боялась этого, но в моей жизни были испытания и похуже. В конце концов, они смирятся и примут нас, но первые месяцы явно будут нелегкими.
Я мотаю головой, отбрасывая грустные мысли. Оказывается, я в гостиной, хотя совершенно не помню, как здесь оказалась. Все разбрелись по дому. Наверное, готовятся к ужину.
— А, вы уже вернулись, — в комнату входит Эффи в своем обычном безумном, с точки зрения любого нормального человека, виде. Надеяться, что она сменит парики, странные платья и шпильки на нечто более домашнее, было, конечно, глупо. Даже если ей не надо ехать в город по работе, она все равно одевается так, как обычно. Ну, это же Эффи.
— Привет.
— Как съездили? — участливо интересуется она, при этом читая что-то в своем планшете.
— Нормально, — на самом деле ей вряд ли интересно. Сейчас ее скорее всего занимает очередной праздник жизни капитолийцев, а не мое самочувствие.
— Ужин в семь, — наконец, говорит она, поднимая на меня глаза. — Не опаздывай, потому что потом мы сразу поедем.
— Я тоже живу в этом доме, Эффи, и идти до столовой две минуты, — бормочу я, спеша уйти, пока она не начала консультироваться со мной по поводу главного блюда.
Почти налетаю на Пита, когда выхожу из гостиной, и ему приходится схватить меня под руки, чтобы я не упала.
— Вот ты где, — бормочет он. — Я тебя потерял.
— Ну, мы… — неуверенно начинаю я, — мы с Эффи говорили об ужине.
— Да? — искренне удивляется он.
— Ты что-то хотел?
Он почему-то смущается, бормочет что-то неопределенное.
— Мне страшно хочется смыть с себя запах больницы, поэтому я приму душ и переоденусь, а потом мы сможем поговорить, если ты хотел провести со мной время, хорошо?
Пит кивает и отходит в сторону, чтобы пропустить меня.
Когда я снова спускаюсь вниз, Пит раздраженно разговаривает с кем-то по телефону. Я давно не видела его таким недовольным. Даже я, пытаясь отгородиться от чрезмерной заботы, не вызываю у него столько эмоций. Невольно решив подслушать, присаживаюсь на ступеньки, благо он стоит ко мне спиной и не видит меня.
— Не говори так, как будто мне все равно, — он недовольно закатывает глаза. — Я не могу сейчас вернуться домой. И это не я решаю, мама. И даже не Китнисс, — возмущается он в ответ на материнское высказывание. — Ты не приехала на мою свадьбу, но сейчас возмущаешься, что я не могу бросить все и примчаться, если ты звонишь мне.
Я вижу, как Пит с трудом сдерживает нарастающее раздражение. Обычно он самый спокойный среди нас: даже Эффи раздражается или злиться чаще, чем он, но его мать действительно может вывести Пита из себя. Особенно, если она говорит обо мне.
— При чем здесь Китнисс, мам? — он почти кричит. — Давай поговорим с тобой, когда ты успокоишься? Я перезвоню.
Пит бросает трубку, не выслушав ответ. Он раздражён и, нервно запуская пальцы в волосы, пытается взять себя в руки. Боковым зрением он все-таки замечает меня, сидящую на лестнице. Прятаться уже бесполезно, да я и не собиралась, честно говоря, поэтому медленно поднимаюсь, чтобы подойти к нему.
— Ты все слышала, да? — устало спрашивает он.
Я пожимаю плечами и сажусь в кресло. В конце концов, это получилось случайно.
— Что произошло? Почему она звонила? Последняя весточка от твоей матери была, когда она сухо по телефону поздравила нас с днем свадьбы.
Пит дергается, как от пощёчины, и я прикусываю язык. Кажется, это был не лучший способ подбодрить и без того расстроенного мужа.
— У них проблемы в пекарне, — наконец, говорит он. — Что-то там с крышей, я точно не понял, прежде чем она начала орать. Моя мать все еще живет в мечтах о том, что я тут самый главный, и могу возвращаться в Дистрикт, когда мне вздумается, — Пит закатывает глаза. — Я думаю, что в этот раз отец все же даст ей отпор. Ему так не хочется, чтобы ты расстраивалась.
Пит нежно улыбается, и я невольно улыбаюсь в ответ. Кажется, ему нравится, что его отец одобряет наш брак.
— Но у тебя два старших брата, разве они не могут помочь в пекарне? — интересуюсь я.
Пит раздраженно выдыхает и смотрит на меня, словно взвешивая, стоит ли говорить мне правду.
— Ей нужна не моя помощь, Китнисс, — объясняет он уставшим голосом, — а мои деньги. Ремонт требует материалов и сил, и все это она собиралась оплатить из моего кармана.
Я закатываю глаза, в которой раз поражаясь скупости матери Пита.
— Если она искренне надеется, что ей удастся и дальше манипулировать всеми, в том числе и тобой, то она ошибается, — грозно произношу я. — Я не дам ей ни копейки, если об этом не попросит твой отец.
Пит невольно улыбается.
— Грозная хранительница домашнего бюджета, что бы я без тебя делал? — спрашивает он и наклоняется, чтобы поцеловать меня. — Наверное, именно поэтому она каждый раз выставляет тебя виноватой во всем.
— Ты же знаешь, что она такая, — успокаивающе замечаю я. — Меня не трогает то, как она ко мне относится, правда. Тебе не стоит так переживать.
— Она моя мать, но ты моя жена. Ты такая же часть моей семьи, как и она, — он касается моей щеки и смотрит на меня почти виновато. — Как бы я хотел, чтобы она хотя бы терпела тебя.
Ей придется. Теперь я связана с тобой на всю оставшуюся жизнь.
— Не думай об этом, — говорю я, чтобы успокоить его. — Мне все равно. Твои братья и отец хорошо ко мне относятся, а твою мать просто преследуют призраки прошлого. Она не может забыть все то, что случилось много лет назад, и переносит все это на нас.
Удивительно, что его отец этого не делает, ведь это касалось его напрямую, когда моя мать сбежала с шахтером за несколько дней до их свадьбы. Должно быть, он любит Пита очень сильно и готов принять его выбор.
— Давай просто забудем обо всем этом, — шепчет он и обнимает меня.
***
Президентский дворец ни капельки не изменился с моего последнего появления здесь несколько месяцев назад, в ночь перед Квартальной бойней, когда у Сноу сорвали все его планы на счет полного уничтожения новоявленного символа восстания — то есть меня. С этим местом у меня не связано никаких хороших воспоминаний, и я невольно сжимаю пальцы Пита, который ведет меня под руку, сильнее, чуть замедляя шаг. Он удивленно смотрит на меня, но я лишь качаю головой.
— Не хочу быть здесь, — бормочу я, стараясь, чтобы меня не услышала Эффи, которая тут же заявит, что я веду себя невежливо.
Он снисходительно мне улыбается, будто бы я маленький ребенок и не понимаю, когда я должна что-то сделать.
— Прекрати, — я пихаю его локтем под ребра. — Не смотри на меня так.
— Нормально я смотрю, — он чуть улыбается, его смешит моя реакция.
— Вы можете хоть раз вести себя как взрослые люди? — возмущается Эффи, оглядываясь на нас. — Вы идете в серьезное место!
Я закатываю глаза, но замолкаю. Еще крепче хватаясь за Пита, я чуть приподнимаю подол длинного платья, когда мы поднимаемся по лестнице и проходим мимо толпы гостей.
Гуща людей окружает нас, когда мы входим в большой зал. Неудивительно, что мы звезды этого вечера, ведь только нас и обсуждают в Капитолии, особенно после свадьбы. Я стараюсь улыбаться и не отпускать Пита — мою единственную поддержку в этом хаосе. Мы позируем перед фотографами, а потом, когда интерес слегка затухает, смешиваемся с толпой подвыпивших людей, которым до нас нет никакого дела.
Нам предлагают шампанское, но мне нельзя, а Питу просто не хочется. Он шутит что-то про то, что Хеймитч выпьет все это за нас, а я вспоминаю, что сейчас Эбернетти не впивает за ужином даже трети того объема, который был прежде.
Лавируя среди толпы, мы здороваемся со знакомыми, встречаем с десяток победителей прошлых лет и не знаем, куда себя девать. На таких вечеринках всегда скучно, ведь мы почти никого не знаем, да и не хотим узнать, честно говоря. Надоедливые вопросы репортеров раздражают, а среди блюд я не могу съесть даже половины — их слишком много, и я быстро наедаюсь.
В какой-то момент рядом оказывается Финник, а вместе с ним и толпа разодетых капитолиек. Они буквально в рот ему заглядывают, когда он говорит что-то вместо приветствия, а потом прожигают меня взглядами, когда мужчина наклоняется, чтобы обнять меня.
— Китнисс, я просто обязан потанцевать с тобой сейчас, ведь на вашей свадьбе мне так и не удалось это сделать! — торжественно заявляет он и, не слушая моих протестов, хватает меня за руку. Я удивлена его настойчивости, но все проясняется, когда мы оставляем Пита среди фанаток Финника (вид у всей компании становится крайне растерянный) и движемся по на правлению к танцполу.
— Мне нужно было сбежать от них, — продолжая улыбаться, сквозь зубы бормочет он. — Господи, как я устал от всего этого. Спасибо, что спасла.
Как будто ты меня спрашивал!
— Ты нашел не самую лучшую партнершу, — признаюсь я. — Совершенно не умею танцевать.
— Я тоже, — честно отвечает он. — Но мне нет никакого дела до этого. Будь собой, Китнисс.
Финник ведет в танце, мы медленно лавируем среди подвыпивших пар. Поначалу неловко молчим, но потом мужчина, заметив на нас направленные фотокамеры, начинает рассказывать настолько нелепые шутки и истории, что я невольно начинаю хихикать.
— Ты настоящий лгун, Финник, — заявляю я, когда новая мелодия сменяет предыдущую. — Ты прекрасно танцуешь.
Он отвешивает мне шутовской поклон, а я закатываю глаза. Он действительно неплохой парень. Мы могли бы подружиться.
— Мэм, — рядом со мной возникает мужчина средних лет в строгом костюме. Я невольно вздрагиваю, когда смотрю в его глаза: неестественно желтые с кошачьим разрезом глаз, они придают ему какую-то озлобленность, — прошу, пройдемте со мной.
Я слегка теряюсь, не зная, что ответить. Может быть, он считает, что я знаю, кто он?
— Простите, — заметив мою растерянность, в разговор вмешивается Финник, — что вы от нее хотите?
Мужчина оглядывается по сторонам, а затем, чуть понизив голос, объясняет:
— Господин президент хочет поговорить с миссис Мелларк.
Что? Что ему еще от меня нужно?
Его обращение ко мне кажется странным: я еще не привыкла к своей новой фамилии. Но едва услышав ее, я вспоминаю о Пите.
— Пойдемте со мной, — настойчиво повторяет помощник Сноу.
— Я должна сообщить мужу, он будет волноваться, — быстро говорю я.
Изумление мелькает в его глазах, когда я называю Пита мужем, но он быстро берет над собой контроль.
— Мистер Одейр передаст ему, — отрезает он и берет меня за руку чуть выше локтя.
— Пожалуйста, скажи, что я найду его позже, — прошу я, прежде чем мужчина увлекает меня за собой.
Он ведет меня сквозь толпу, стараясь не привлекать внимания репортеров. Вскоре мы оказываемся в знакомом мне коридоре: здесь я была в последний раз, когда Сноу вызывал меня к себе.
Мужчина отходит в сторону и рядом со мной возникают два охранника. Они ведут меня через многочисленные коридоры, и я апатично разглядываю все вокруг. В какой-то степени мое равнодушие вызвано знанием того, что он ничего не сможет сделать мне и мое семье. Сейчас за мной наблюдает вся страна, и любое изменение моего поведения будет очень заметно.
— Прошу вас, — один из охранников, едва ли старше Гейла, открывает передо мной дверь.
Я оказываюсь в уже знакомом мне кабинете, который, впрочем, пуст. На столе работающий коммуникатор, показывают последние новости Капитолия. Эффи смотрит их каждый вечер, и обычно я избегаю просмотра, потому что говорят только о нас. Поэтому я ничуть не удивлена, что и на этот раз Цезарь Фликерман рассказывает о
«молодой чете Мелларков, которые этим прекрасным вечером посетили вечеринку в дворце многоуважаемого Президента Сноу».
Я вижу совсем свежие кадры: мы только прибываем на праздник жизни капитолийцев, тут едим какие-то закуски. Есть небольшое видео, где я танцую с Финником, а на следующих фотографиях Пит беседует с ним о чём-то. Все сопровождается то умиленными, то комичными комментариями Цезаря, который буквально заходится от восторга.
— Добрый вечер, миссис Мелларк. Рад видеть Вас в добром здравии, — голос Сноу заставляет меня обернуться. — Решил узнать лично, как вы поживаете.
Он странно улыбается, опускаясь в свое кресло, а потом жестом просит и меня присесть напротив.
— Спасибо, все замечательно, — отвечаю я, скрещивая руки на груди.
— Беременность Вам идет, вы действительно расцвели, —
то есть стала толще? А что, благодаря особой «диете» Пита — впихнуть в меня как можно больше за ужином — вполне. Надо бы ему сказать, что набирать в весе слишком много мне нельзя.
— Это все Пит, — объясняю я. — Очень заботиться обо мне.
— Помниться, он клялся в этом перед лицом Господа, а так же ваших друзей и родных, — замечает Сноу, снова неприятно улыбаюсь. — Я видел видеозапись вашей свадьбы. Вы были очень милы. Многие капитолийцы оценили, насколько счастливыми вы оба были.
— А вы? — вызывающе спрашиваю я. — А вы оценили, насколько счастливой я была?
Я знаю, я нарываюсь, но не могу вести себя иначе. Мы договаривались не лгать друг другу, так пусть он сдерживает свои обещания.
— Да, — чуть кивает он, пристально за мной наблюдая. Я перевожу дыхание. — Моя внучка была в восторге от вашего платья и от того, как забавно вы измазали своему мужу нос в торте, когда пытались накормить его. Я не могу судить, насколько искренне все было, но вы играли достойно, дорогая моя миссис Мелларк.
Я понимаю, к чему он клонит. Жители Дистриктов видели, насколько благодарной я была за подаренный мне шанс. Сейчас мы вынуждены крутиться в капитолийских кругах, не возвращаемся домой. Если так пойдет и дальше, то меня просто возненавидят за то, что вместо сопротивления они увидели подчинение.
Я должна защитить свою семью и Пита.
Я молчу, не имея понятия, что еще ему сказать. Он и так знает все лучше меня.
— Что вы хотите от меня? — наконец, выдаю.
— Я хочу единственного, миссис Мелларк, — он наклоняется, опираясь руками на стол. — Я хочу, чтобы вы помнили, на чьей стороне вы должны быть. Кто дал вам право на жизнь, а также сохраняет в безопасности вашу семью. Не забывайте, что я слежу за каждым вашим шагом, и не только я. Будьте аккуратны, и я, быть может, позволю вам вернуться домой перед рождением вашего ребенка. Кого ждете, мальчика или девочку? — на его лице змеится улыбка, а я стараюсь не поддаваться ему.
— Мы еще не знаем точно. Кажется, муж хочет девочку, — припоминаю я, зная, что скорее всего Сноу расскажет об этом своей внучке, и это вызовет у девочки много эмоций. Возможно, только она может немного усмирить своего властного дедушку. — Я могу идти? Пит меня потеряет и будет волноваться.
— Конечно, идите, — чуть подумав, кивает Сноу. — Еще увидимся с вами, моя дорогая. Передавайте мои наилучшие пожелания супругу. Вас проводят.
После встречи со Сноу, я стараюсь быть как можно более естественной, чтобы проклятые журналисты ничего не заметили. Мне хочется поскорее уехать из этого места, забиться под одеяло и поговорить с сестрой, чтобы она снова рассказывала что-то радостное и ненавязчивое, а мне было бы тихо и спокойно, потому что Прим в безопасности.
— Где ты была? — набрасывается на меня Пит, едва только я вхожу в зал. — Я места себе не находил. Финник так и не смог связно мне ответить,
Разумеется, не мог, вокруг вились фотографы.
— Мы можем уехать, пожалуйста? Я очень устала, — прошу я.
На лице Пита тут же появляется это его известное мне обеспокоенное выражение лица, и он тут же стремиться найти Эффи — не расставаясь со мной, мало ли, куда я денусь, — чтобы мы могли уехать.
Я рассказываю им обо всем, едва мы достигаем дома. Пит снова нервничает, Хеймитч заверяет, что все идет по плану, а Эффи напоминает о том, что президент обещался отправить меня домой, если мы его не разочаруем. Это единственное, что хоть немного подбадривает меня, когда, смыв с себя всю косметику, я сворачиваюсь под одеялом рядом с Питом.
— Мы справимся, — говорит он, когда я смотрю на него, совершенно не зная, что сказать и что думать о разговоре со Сноу.
— Конечно, — шепчу я. — Всегда справлялись.
Будь со мной.
—
Всегда.
