12. привет-привет, проходи, а впрочем, постой, обувь сними сначала, не разводи грязь, не разводи нюньС начала лета Петуния места себе не находила. С Дадли никогда не случалось никаких волшебных казусов, он был обыкновеннейшим ребёнком, разве что балованным и хитрым сверх меры. И всё равно Петунию не отпускало опасение, что стоит ей отвернуться как случится что-то непоправимое. Дадли требовал сорок подарков на день рождения в честь того, что поступил в Смелтингскую Академию (хотя поступил он туда без экзаменов благодаря отцовским связям), ел за четверых, жаловался на расстояние в десять футов от кухонного стола до дивана в гостиной — в общем, вёл себя как обычно. И всё равно, чем ближе было двадцать третье июня, тем неспокойнее ей становилось. Настолько, что она чуть ли не перепутала в магазине видеокамеры. Едва не купила зелёную вместо синей, да за такую ошибку Дадли такую знатную истерику закатил бы, потом дня три ещё в ушах звенеть будет.
А беда пришла оттуда, откуда не ждали. В гигантской посылке с подарком на одиннадцатилетие Дадли лежало письмо — не то письмо, которого так боялась Петуния, но как оказалось, не менее пугающее. Размашистым почерком на дорогой бумаге с тиснением были поздравления имениннику и уведомление о предстоящей в начале августа инспекции. Вместо печати — отпечаток губ ужасного сиреневого оттенка.
Сколько уже лет прошло, под какими бы предлогами она не появлялась, но это не было ничем иным как инспекцией, целью которой являлось убедиться, что Петуния не забыла своего места. Иждивенка и содержанка, да ещё и с «прицепом», должна помнить об оказанной ей милости, ведь всё, что она имела — принадлежало им, а своего у неё ничего и не осталось.
Петуния не забывала. Даже если бы попыталась, ничто не дало бы ей забыть тот разговор двенадцатилетней давности.
Они тогда только-только переехали на Привет драйв. Как Вернон и обещал, один из клиентов его сестры помог с оформлением документов на Гарри. Мардж дала им большую ссуду на переезд, которую Петуния обязалась вернуть с продажей коквортского дома. Хотя все понимали, что выручить достаточно вряд ли удастся, городок вымирал и дом был не в самом лучшем состоянии. Петунии некого было пригласить на новоселье, так что приехала одна Мардж — привезла какие-то деликатесы и дорогой бренди, который начала, не дождавшись, пока Вернон покупает и уложит Гарри спать. Повелительным движением толкнула бокал с бренди Петунии. Бренди обжёг ей горло, и она закашлялась. Мардж скривила губы, накрашенные ужасной сиреневой помадой.
— Пить ты не умеешь, — отрезала она, наливая себе уже второй бокал, — но это в каком-то смысле даже хорошо. Плохо, что бедра узковаты. Рожать будет тяжело.
— Как хорошо, что я не собираюсь рожать, — сказала Петуния.
Хотела ещё добавить, что может зубы показать, раз уж её как племенную кобылу тут проверяют, но потом решила, что какой бы мерзкой Мардж не была, она ей обязана, а значит, могла и потерпеть немного.
— Не собираешься? — прохрипела Мардж. — Вернон хочет детей.
«Вот пусть сам себе и родит», — фыркнула про себя Петуния, а вслух сказала:
— У нас с ним не такие отношения.
— Видит Бог, я сама против подобного союза. Я пробовала закрыть глаза на то, что ты из нищей семьи, неказистая, тощая, всё же ты показалась мне неплохо воспитанной. С потенциалом. Я даже начала видеть в твоих недостатках достоинства: зато бегать налево не станешь, не превратишься в толстую клушу после родов!
Петуния стиснула зубы, а Мардж присосалась к бокалу, прерывая свою речь. Опустошив его, она громко стукнула бокалом о стол.
— А ты и тут напортачила. Взяла и разбила Вернончику сердце, а ведь он такой чувствительный, такой тонкой душевной организации…
«Как неплохо он тогда скрывает это», — съязвила Петуния, заставив себя пригубить свой, едва тронутый, бренди. Не такие описания она бы использовала для Вернона.
— Но ты всё же оказалась не промах. Заарканила видного жениха, при этом как бы оставаясь ни при чём, — эти слова показались Петунии намного обиднее предыдущих выпадов Мардж. — Ты ведь знаешь, что ему никто другой не нужен. Он не уйдёт сам, будет довольствоваться крохами надежды. И сколько ты собираешься держать возле себя здорового, влюблённого в тебя мужчину? Не стыдно?
Лучше бы уж бросила этот бокал ей в лицо.
Гадко было от того, что Мардж была абсолютно права. Да, она ловко расставила свою ловушку. Совсем не как в дамских романах или мелодрамах, где злодейка бы начала шантажировать героиню. Мардж не погрозилась забрать всё, если Петуния откажется слушаться её. Вовсе нет. Мардж и злодейкой-то в данной ситуации не была, как и Петуния не была героиней. Это Петуния шантажировала соседа, это Петуния воспользовалась влюблённым в неё человеком. Возможно, она заслужила всё, что на неё свалилось: и предательство, и одиночество.
В конце концов, это не более чем своеобразный контракт с совестью. Вернон и Мардж дали то, что было нужно ей. А она знала, что нужно было им. Обычный бартер.
Вот же глупая девочка, думала о двадцатитрехлетней себе Петуния. Только дитём можно принимать подобные решения и думать, что готова к последствиям. Впрочем, ей и посоветоваться не с кем было. Стерпится-слюбится, главное — стабильность. Казалось бы, формульный успех. Вот таким, как Лили и Джеймс, жениться нужно только по любви. Иначе судьба сведёт их снова и снова. Им суждено быть вместе и быть счастливыми, и умереть в один день, потому что друг без друга им не жить. Они главные герои романа, а Петуния — второстепенный персонаж, о котором не задумываются.
Неожиданным спасением от неприятных мыслей и воспоминаний стал бег. Спорт Петуния терпеть не могла, но не могла не соперничать, поэтому желала каждой перегнавшей её дамочке упасть и сломать лодыжку. Однажды Аиша Моррисон подметила, что во время бега её конечности разлетались во все стороны самым смешным образом. Все уже забыли об этом комментарии, а когда через неделю пошли дожди, во время одной из пробежек Аиша Моррисон упала лицом в полную липкой грязи лужу. Петуния помогла ей встать, извиняясь за то, что бедняжка споткнулась об одну из её разлетающихся во все стороны конечностей. Ей пришлось с позором убежать домой, чтобы вымыть перед завтраком комки грязи из волос, а Петунию принялись успокаивать, что это вовсе не её вина. Аиша Моррисон возомнила, будто ей нарочно подножку поставили. Видали, какая цаца? Давно уже надо было ей опуститься с небес на землю.
Такие маленькие победы (и злоключения поверженных врагов) поднимали настроение. На мрачные думы сил не оставалось — Петуния выдыхалась уже на шестой минуте и остаток пробежки держалась лишь на упрямстве. Поначалу она после таких марш-бросков блевала сразу по приходу домой. Её лицо даже не краснело, оно багровело, а желваки так напрягались, что грозились вот-вот лопнуть. К тому же пришлось носить с собой платочек на всякий случай: несколько раз от нагрузки у неё кровь шла носом. Там не то, что думать о судьбе своей судьбиночке, там мысли если и возникают, то исключительно о выживании.
Процессия домохозяек, возглавляемая Лианной Уигмор, неспешной трусцой проносилась по Литтл Уингингу. Сейчас Петуния держалась уже не самым позорным образом, потому и дурь всякая снова начала в голову лезть. Аиша Моррисон, как назло, держалась на приличной дистанции. Они покинули небольшой парк — клочок травы с парой лавочек и пристроенной сбоку детской площадкой — и взгляд Петунии мазнул по сидящему на одной из качелей мужчине. Выглядел он непрезентабельно и незнакомо, потому никто из дамочек не счёл нужным здороваться с ним. Когда они завернули за угол, Петуния резко остановилась.
— Совсем забыла о времени, — сказала она притормозившим ради неё бегуньям. Они продолжали двигаться на месте, явно озадаченные заминкой. — Ко мне сегодня приезжает невестка, надо ещё убраться и в магазин сходить. Столько дел, ну вы сами понимаете, девочки.
Те закивали, пожелали Петунье удачи, передали привет домашним, а некоторые напросились на обед на недельке, чтобы повидаться с Мардж, но наконец они всё же побежали дальше. Подождав, пока они отбегут на достаточное расстояние, Петуния повернула обратно. Ну и курицы, да когда это у неё не было прибрано? У неё с пола есть можно! И продуктами она уже запаслась, конечно же.
Вернувшись к парку, Петуния остановилась, согнувшись и уперев ладони в колени. Она так рванула сюда, возомнила себя спринтершей олимпийской. Бродяга покачивался на качели, молчал, позволяя ей отдышаться. Придя в себя, Петуния выпрямилась, с вызовом глядя на него.
— И с какой это радости ты решил устраивать такие представления?
— Я бы позвонил, но ты бросила бы трубку, — ответил он.
— Бросила бы, — не стала отпираться она. — Важное что-то, наверное? Пойдём, тут недалеко есть хорошенькая кофейня. Домой я тебя не поведу, даже не надейся.
— Не смею надеяться, — с лёгкой улыбкой сказал он, но в его словах слышался отзвук какой-то затаённой печали.
Петуния решительно пропустила это мимо ушей и зашагала вперёд, не проверяя, следовал ли за ней Ремус. Несмотря на то, как она храбрилась, сердце у неё стучало о рёбра так сильно, что казалось, сломает. Петуния отнесла это насчёт недавней пробежки. Он изменился, но не настолько, чтоб она не узнала его мгновенно. В волосах, которые были чуть длиннее, чем полагается, проглядывалась седина, кроме шрамов его лицо теперь было испещрено преждевременными морщинами, он отрастил усы. Он был всё в том же простом латанном-перелатанном плаще, который когда-то делал его похожим на трагического героя. Сейчас он тоже трагично выглядел — но в другом смысле.
Они зашли в кофейню, Ремус ограничился кофе, а Петуния заказала себе ещё яйца скрэмбл с сёмгой и стакан апельсинового сока. У неё, как-никак, режим, ей надо было поддерживать свой внешний вид.
— Мои поздравления, — невпопад сказал Ремус, — немного запоздалые, правда.
Она приподняла бровь.
— С ребёнком, — пояснил Ремус, — и с замужеством, прежде того.
— А, — без выражения сказала она, — спасибо. Тебя есть с чем поздравить?
— Я получил работу, — слабо улыбнулся Ремус. Казалось, он разучился толком улыбаться и это был максимум, на который он был способен. — Теперь я учитель.
Петуния вздыбилась.
— Держись от Гарри подальше! Ты это пришёл сказать?
Ремус отложил пакетик сахара, которым поигрывал, и даже слабый след улыбки исчез с его лица. Петуния подумала о том, что не надо было с ним идти. Но было поздно.
— Сириус сбежал, — произнёс Ремус, — я это пришёл сказать. Предупредить тебя.
Время не остановилось. Наоборот, полетело с какой-то дикой ускоренностью, а Петуния сама себе показалась заторможенной. Стрелки на часах бежали, а она всё никак не могла сообразить, что сказать. Она даже не могла понять, какие чувства в ней возникли после его слов. В это время принесли заказ, но она не притронулась к еде.
— Прежде всего, не волнуйся, здесь вам безопасней всего. Здравая идея с переездом, да и фамилию ты, получается, сменила. А защита Лили не даст желающим Гарри вред найти этот дом.
Петуния медленно кивнула. Хорошо, с этим разобрались. Значит, от неё не требовалось никаких сиюминутных действий.
— Знаю, что ты против, но здесь наверняка появятся пару авроров. Так, на всякий. И на вокзал вас проводят.
— На вокзал? — очнулась Петуния. — Пока он на свободе, я не отпущу Гарри от себя!
— Хогвартс одно из самых охраняемых мест в мире.
— Но ты сам сказал, что безопаснее всего ему здесь!
— Возможно, — кивнул Ремус, — но не собираешься же ты запереть тринадцатилетнего мальчика в доме? Ему и так много выпало испытаний, дай ему почувствовать хоть какую-то иллюзию нормальности. Ему нужно ходить в школу, нужно быть рядом с друзьями.
— Вы его до выпускного Гарри ловить собираетесь? — зашипела Петуния.
Ремус потянулся через стол к ней, но она отдёрнула свои руки и отодвинулась. Если его это обидело, он никак этого не показал.
— Мы приложим все силы, чтобы поймать его как можно скорее. Но если вдруг не выйдет до начала учебного года, то помни — в Хогвартсе рядом с ним всегда буду я. Если не веришь Дамблдору, не веришь волшебникам, не веришь нашим следователям…
— Которые и упустили его!
— …то поверь мне. Ты знаешь, что я никогда не позволю, чтобы с Гарри что-то случилось. Я никому не дам причинить Гарри вред. Даже Сириусу. Особенно Сириусу.
Петунию мутило. От физической нагрузки, естественно. Она принялась загребать вилкой еду, надеясь, что её всё же стошнит, она ела, думая о том, как сама найдёт Сириуса и убьёт его.
Она не спрашивала, но Ремус начал понемногу рассказывать, что делал все эти годы. Всё шло более-менее, пока Министерство не выдало закон об укрываемости оборотничества. Теперь оборотни обязаны были предоставлять работодателям справку о своём состоянии, как справку о предыдущим судимостях, хмыкнул он. Раньше он ездил на сезонные работы. Работал на сборах мандрагор, истреблении вредителей. Учитывая его отметки и обучение после школы, он был чем-то вроде эксперта. Ребята иногда подкидывали иную работёнку, например, подпольную ликвидацию заклятий. Агентства с лицензией брали втридорога, учитывая, что всех лучших ликвидаторов давно уже разобрали большие корпорации, да Гринготс. Кто-то получит в наследство старинный дом от вредной тётки, тут столько денег на ремонт, так ещё и за чистку платить? Больше хлопот чем радости от такого-то наследства. Тут в дело вступали подпольные ликвидаторы. Незаконная деятельность, строго пресекаемая Министерством (это целая капиталистическая система, где рука руку моет), поэтому действовала реклама на слуху. Знай, к кому обратиться, а посредник уже свяжет тебя с каким-то умельцем, который за честную плату сделает всё в том же виде, а то и лучше.
А потом вышел закон, а к нему ещё и запрет оборотням работать на магглов, и всё. Даже этого небольшого заработка не стало. Тогда Ремус уехал из Британии, могло так статься, что и навсегда, попытать счастья в других местах. Много учился, встретил самых разнообразных людей и существ, ведь самое интересное всегда происходит в забытой Богом глубинке. Но не складывалось нигде, а откуда-то приходилось и сбегать без каких-либо вещей и гроша в кармане, так как по пятам гналась толпа с факелами и вилами. Бывало и такое.
Петуния слушала, подперев щёку рукой, и думала, какая ведь несправедливость. Несмотря на все таланты, усердие и симпатичную мордашку, у Ремуса напрочь отсутствовала изворотливость. Помощь он оказывал бесплатно и никогда ответных услуг не испрашивал. Набивать себе цену он не умел совершенно. Но ладно ещё это, он воспринимал все эти лишения и неудачи как само собой разумеющееся. Скольких людей, желающих согреть его, он так оттолкнул, считая, что не достоин ни любви, ни счастья?
— Всё! — громко оборвала его Петуния. — Нет сил слушать!
Ремус послушно замолчал.
— Просто вопиющее пренебрежение маркетингом! — обвинила она. — Ну да, денег просить за работу гордость не позволяет? А питаться ты, видимо, настроен как раз гордостью и святым духом? Дашь мне ещё свой контракт учительский пересмотреть, наверняка там можно было получше условия выпросить. От Даблдора не убудет, он ведь у нас тот ещё добрячок.
Лицо у него оставалось нарочито серьёзным, но глаза смеялись. Смешно ему, видите ли, весельчак нашёлся тут.
— Дальше! Составишь мне список своих расходов и доходов. Учитывая налог и всё прочее. В вашей же песочнице с фокусами существуют налоги? Школа ваша паршивая вроде пансионат с кормёжкой, так что расходов на съем и пропитания не будет. А значит, в месяц тебе будет выделяться некая сумма на мелкие расходы, шампунь там, бритва, носки. Остальное, основную часть зарплаты, будешь откладывать и вложишься. Потом скажу, куда именно. Не бог весть сколько будет капать, но хоть какая-то подушка безопасности.
— Петуния, — не выдержал-таки Ремус, лицо расплылось в смущённой улыбке.
— Слушай сюда, мистер, у меня десятилетний опыт работы с минимальным бюджетом, слушать твой безалаберный лепет я не собираюсь, — Петуния ткнула в его сторону вилкой, чтоб не расслаблялся.
Ремус поднял руки, показывая, что сдаётся. Она, конечно, не вчера родилась, знала, что у них не раз ещё будут споры по этому поводу, но ничего. Ремус всегда уступал напору, а уж напор она обеспечит, раз плюнуть.
Принесли счёт, и Петуния собиралась сделать своё первое вложение в дело благородного бессребреника, но Ремус внезапно твёрдо заявил, что расплатится за них сам.
— У меня ведь теперь работа и даже финансовый менеджер, — подмигнул он.
Она могла поспорить, что у неё сейчас, так, взятых на всякий случай, было денег в кармане больше, чем у него в кошельке. Но Петуния уступила, наблюдая, как просветлело его лицо.
Выходя, он придержал перед ней дверь, явно думая о чём-то. Наконец решился:
— Я стараюсь хотя бы раз в месяц навещать миссис Петтигрю, — сказал он. — Посижу с ней, поговорю, по дому помогу, если могу, оставляю немного денег. Когда не могу прийти, шлю ей письмо. Она рано или поздно узнает… о Сириусе, поэтому я хотел сам ей сказать. Не хочешь прийти со мной?
Петуния остановилась на ходу, так что он чуть не врезался в неё.
— К ней почти никто не заходит, ей одиноко. Да и надоел я ей, хоть какое-то разнообразие. Уверен, она рада будет повидаться. Расскажешь ей о Гарри.
Это Ремус-то тюхтя, который всегда уступает напору?
— Я подумаю, — не стала обнадёживать Петуния. — Домой не звони, мальчики могут взять трубку. И письма не вздумай слать с совами. Я сама с тобой свяжусь, когда будет время. А ты чтоб не ел и не спал, пока не найдёшь Его. А то я вам такое устрою, сбежавший маньяк цветочками покажется, понял?
Ремус торжественно отдал ей честь, и уже хотел уходить в противоположную сторону, как Петуния, проклиная собственную слабость, обняла его. Хотя какие объятия, это были стальные тиски, она явно намеревалась задушить его. Ремус отчего-то не душился, только обхватил её в ответ едва ли не крепче. В дурных глазах защипало, и Петуния зажмурилась.
Так же внезапно, как обняла, она оттолкнула его от себя и побежала в сторону дома. Надо завтрак приготовить, потом праздничный обед. И финальный раз убраться, а то ведь будет ходить инспекторша, пальцем водить по полкам, проверяя, нет ли пыли. Вот бы ещё в садике успеть покопаться, кусты подрезать, цветы свежие поставить в гостиной. Куча дел! Некогда думать о чём-то другом. Потом.
