Глава 13Глава 13: «Денис Орлов: понять»
Помощь Журавских явилась для меня полнейшей неожиданностью. То, что Никита отведет меня к матери, назовет другом и будет за меня просить… Когда помогал его маме, и не думал даже, что ситуация может принять иной оборот. Как же в жизни все сложно.
На прямой вопрос, я не смог ответить, что являюсь другом Никите. Когда говорил это тем отморозкам, я его защищал. А тут – как я могу сказать, что являюсь его другом, если столько лет унижал его? Но вот парадокс – как раз именно сейчас я понял, что хотел бы им быть…
Я отчего-то сразу записал Никиту в неугодные мне личности. Я не понимал, что он не виноват в том, что не такой как мы, мажоры. Он лучше нас – смелее, честнее, искреннее. И именно и только его я захотел видеть рядом в тревожные часы ожидания известий от Надежды Николаевны или от отца.
Наверное, Никита подумал, что я прислугу не считаю за людей. Это не совсем так. Просто я знаю, они не будут меня поддерживать и проявлять участие. Это не входит в оплату их услуг. Не я циничен, жизнь такая.
И не думайте, что я ждал от Никиты участия в ответ на мое собственное. Нет, я просто понял, что он именно такой человек, который действительно может поддержать в трудную минуту. Я чувствовал, что ему непросто просить за меня свою мать. А уж назвать меня своим другом для него, верно, и вовсе пытка. Честно говоря, когда он мне это предложил, я сначала решил, что ослышался. Это же не Журавский меня другом назвал…
Но потом осознал – это он ради Саши. И решил сделать вид, что не произошло ничего особенного, чтобы его не смущать.
Дома я даже опомниться не успел, как оказался в гостиной, перекусывал вместе с Никитой. Честно говоря, не думал, что после треволнений дня мне кусок в горло полезет. Но у Никиты как-то ловко получилось меня заставить…
А потом он начал рассказывать истории. Сначала я слушать не хотел. Я же волнуюсь за брата, и вообще сейчас совершенно не до этого. Но сам не заметил, как увлекся. Меня настолько затянули рассказы, что я почти забыл обо всем на свете.
Но знаю одно – я должен поблагодарить Никиту за помощь.
Так я и поступил, но с этим как-то не сложилось. Нет, говорил я искренне. Но Никита все равно не поверил. Уж не знаю, что он себе напридумывал… Похоже, вбил в дурную голову, что я только сейчас с ним нормально общаюсь, а потом, когда вернемся в школу, остальное все тоже вернется на круги своя.
Абсолютный бред. Но самое ужасное то, что основания такое подумать, действительно имеются, причем веские. Хотя бы взять меня и Сашу – разве я ему не обещал, что буду ему другом? Да, обещал. А что случилось потом? Во что я превратил теплые отношения между нами? Разве я после этого не предатель?
Я мог бы долго заниматься самоедством, но раздался телефонный звонок. Никите звонила мама. Он включил громкую связь, и мы оба узнали, что все кончено. Зло, конечно, наказано. А вот мой брат в тяжелом состоянии. Пулевое ранение – так вот что это было…
Меня словно током ударило. И я как никогда захотел оказаться на месте брата. Пусть бы это я находился в тяжелом состоянии, только бы он был жив-здоров. И я себе поклялся, что не допущу повторения страшной ошибки. Что теперь буду самым лучшим старшим братом.
И неважно, что мы будем не сходиться во мнениях, что Саша будут спорить со мной, что он будет по-своему одеваться, дружить не с теми людьми… жить не как я. Он мой брат, я в любом случае его поддержу. Только бы он поправился…
Я выскочил на улицу, и уже там понял, что не знаю, в какую больницу повезли брата. Хотел было звонить папе, но он меня опередил. Естественно, в нашу, семейную, можно было бы догадаться. Отец сказал, что, в принципе, в больнице я не нужен. Но я, конечно, все равно поехал. Я должен просто увидеть Сашу, посмотреть, как он, своими глазами.
Сложно передать мои ощущения – все происходило, словно во сне. Вот странно – когда моего брата похитили, послали жуткую кассету, когда я говорил с похитителями и потом делал для брата все, что зависело от меня, мне было не так страшно, как сейчас, когда сижу в машине и еду в больницу. Потому что все закончено, и в крови больше не бурлит адреналин. Осталось только тревожное ожидание, смешанное со страхом за Сашу.
К брату не пускали. А когда я пришел, обнаружил, что рядом с папой возле Сашиной палаты сидит майор Журавская. И был этим неприятно удивлен. Когда Никита привел меня к своей маме в кабинет, они показалась неплохим человеком. Я даже готов был поверить в то, что не все полицейские настолько плохи, как мы о них думаем.
И что я вижу? Она возле папы. Вообще, возле папы в последнее время крутится много женщин. И все под разными предлогами. Но использовать как предлог состояние Саши – это просто верх цинизма. Тем не менее, к Никите я отношение свое не поменял. Он же, правда, хотел просто бескорыстно помочь. А родителей мы не выбираем.
Я не стал делать скандала – совсем не подходит ни время, ни место. Молча сел рядом. Мы ждали, и это были самые страшные часы в моей жизни. Каюсь, было время, я думал, что за деньги все можно купить. А сейчас оказался в ситуации, когда от них совершенно ничего не зависело. В смысле, все, что можно сделать с помощью денег, уже сделано. И теперь остается только ждать и надеяться на то, что Саша перенесет операцию. И, даже если перенесет благополучно, страшно подумать, в каком он эмоциональном состоянии. Его все предали, бросили. Я никогда в жизни не прощу себя за то, что сделал. Но сделаю все для того, чтобы меня простил за это Саша. Хотя бы потому, что это нужно не только мне, но и ему самому.
Операцию провели успешно. Доктор сказал, процесс выздоровления будет небыстрым, но при надлежавшим уходе брат непременно поправится. В сознание Саша еще не пришел. Нас с папой пустили к нему (попробовали бы не пустить Орловых…), но только по одному. Я пошел первым.
Я сам еле удержался на ногах, когда увидел Сашу. Выглядел брат просто ужасно, сразу ясно, как тяжело ему далось это испытание. Да и не только оно. Вся жизнь у Саши тяжелая, а я даже не пытался ее облегчить…
Я что-то говорил Саше, даже не вспомню, что. Просил прощения, обещал, что все будет по-другому, что я никогда больше его не предам. Но у него нет ни одного основания мне верить. Да и слова тут ничего не решают. Только бы брат пришел в себя, я все ему докажу.
Как бы ни хотелось, вечно находиться в палате брата я не мог. Когда вышел, туда зашел папа. А я сидел рядом с палатой, находясь в странной прострации. Не было ни одной мысли. Даже не знаю, сколько времени папа там пробыл. Когда он вышел, сел рядом и сказал:
- Денис, тебе надо пойти домой, отдохнуть.
- Папа, это я во всем виноват.
Страшнее всего для меня было бы, если бы папа со мной согласился. И все же я сказал то, что думал. Действительно, это из-за моей жестокости и бесчувственности Саша ушел из дома. Это я не мог его понять и остановить. Если Саша и папа меня не простят… тогда я просто не знаю, как жить дальше. Так что реакцию папы я ждал с замиранием сердца, но сказал он вовсе не то, что я ожидал:
- На самом деле, Денис, виноват не ты, а я.
- Что?
- Ты, по сути, еще ребенок. Просто не до конца разобрался в ситуации. Я взрослый, это я должен был вовремя понять, что происходит, и исправить ситуацию.
- Но я же…
- Денис, сейчас, в любом случае, не время выяснять, кто прав, а кто виноват. Мы с тобой оба хороши. Главное – я понял, что ты прав. Саша – член нашей семьи. И должен чувствовать себя с нами на равных.
Мы замолчали. Я чувствовал – папа что-то не договаривает. Сначала спрашивать не хотел. Это были безумно долгие дни, и так слишком много всего навалилось. Потом решил – новостью больше, новостью меньше:
- Папа, что ты не договариваешь?
- С чего ты взял?
- Я ж тебя очень хорошо знаю. Это журналистам ты можешь пудрить мозги, а меня не обманешь.
- Понимаешь, Денис, я решил, что должен дать Саше нашу фамилию. Ему так будет проще смириться с ситуацией, и он поймет, что для нас он член семьи.
Не знаю, чего папа от меня ждал. Возражений? С чего это вдруг? Я сам для себя решил, что Саша мой брат, и точка. И теперь это не прихоть трудного подростка, а осознанное и взвешенное взрослое решение. Так что идея с фамилией мне очень понравилась. Единственное, чего я не мог понять – почему она мне первому в голову не пришла…
Несмотря на решительные протесты, меня отправили домой. Папа сказал, что я ничем не помогу сейчас Саше. К тому же, к нему все равно нельзя, для нас только один раз исключение сделали. Так что пока из больницы не позвонят и не разрешат навестить, мне рекомендовалось самому отдыхать.
Устал я, действительно, зверски. Прежде всего, от эмоционального напряжения. Нет ничего страшнее, чем быть далеко от родного человека, когда его жизнь висит на волоске. Теперь, когда опасность миновала, я еле держался на ногах. Только добрался до постели и вырубился.
Проспал я долго, и проснулся с тревожным, муторным чувством на душе. Поел без всякого аппетита и ушел к себе в комнату. Мне нужно было о многом подумать.
На мобильном увидел не отвеченный. Никита. Честно говоря, ни с кем разговаривать не хотелось. Но это человек, которого я хочу видеть своим другом. Для него я сделал исключение. Позвонил:
- Алло.
- Привет, Никита. Ты звонил.
- Да, Денис. Прости, если побеспокоил. Я только хотел спросить, все ли у вас в порядке.
- Ты не побеспокоил, звони в любое время. Врачи говорят, Саша поправится, но пока к нему не пускают. Ты сам-то как? Отморозки те больше не беспокоят?
- Нет-нет, все нормально.
- Никита…
- Денис, извини, но меня мама зовет. Пока.
- Пока.
Как же, мама, майор полиции зовет его в час дня в среду. Ничего правдоподобнее придумать не смог. Видно, я его из колеи выбил. Не верит мне, это факт. Сложно мне придется – двум людям доказывать свое хорошее к ним отношение…
А, возможно, и не только им. Меня многому научили события последнего времени. И, прежде всего, тому, что меняться, действительно, необходимо. Я беспринципный тип, черствый эгоист, с чего-то считающий себя крутым парнем.
Я думал, достаточно поменять свое отношение к одному человеку. Но это не так. Если, действительно, меняться и исправлять ошибки, надо полностью поменять отношение к людям. По крайней мере, не унижать никого просто за то, что он мне не нравится. Может, так я искуплю вину перед Сашей и докажу Никите, что мы можем быть друзьями.
Прошло несколько дней. К Саше, по-прежнему, не пускали. Хотя я каждый день ездил в больницу и пару раз чуть не поругался с заведующим хирургией. Остановило меня мое же собственное данное себе слово измениться к лучшему. Скандал в больнице, где лежит мой брат, стал бы плохим начинанием. Так что остается только ждать.
Папа за эти дни успел сделать Саше новые документы. Теперь он Александр Максимович Орлов. Так что мы теперь браться как по сути, так и по документам. Любому другому человеку такое провернуть было бы не просто, но кто откажет моему отцу… А я искренне рад. Думаю, Саша тоже обрадуется. От его родного отца-подонка не должно остаться даже воспоминания.
Никита не заходил. Не звонил, и не отвечал на мои звонки. Зато однажды вечером в гости зашла Надежда Николаевна. Оказалось, папа сам ее пригласил. Я же был резко против, конечно же. Но выразил протест только тем, что отправился гулять, не оставшись на ужин. Я же хочу подружиться с Никитой. А это будет очень сложно сделать, если сейчас нахамлю его матери.
Так что я гулял до позднего вечера. Воздухом надышался по самое не хочу. И, что характерно, вместо того, чтобы отойти на второй план, мрачные мысли донимали все больше и больше. Я думал о том, кем был, в кого и почему превратился, что делать дальше…
Домой вернулся даже позже, чем собирался. Надежда Николаевна ушла, и это хорошо. Я боялся, что она на ночь останется. При всем нынешнем хорошем отношении к Никите, его мама начинает меня реально бесить – не люблю, когда к моему папе клинья подбивают…
Когда пришел, папа ждал меня в гостиной. Я подошел, сел рядом на диван. Папа спросил:
- И что это была за акция протеста?
- Пап, я не хочу, чтобы Надежда Николаевна появлялась у нас дома.
- И ее сын.
- Никита – совсем другое дело. Он обязательно в скором времени станет моим другом. И будет приходить, когда захочет.
- А Надежда – мой друг. Что не так?
- Она женщина!
- У всех свои недостатки.
- Я серьезно, пап!
- А если серьезно, далеко не все женщины такие, как Олеся. И не волнуйся. Я не женюсь, как и обещал.
На первое время это меня вполне успокоило. И я с интересом выслушал, что папа узнал от майора Журавской. Олеся сядет, очень надолго. Это Журавская постаралась, спасибо ей большое. Раз уж Скрепкин уничтожен, майор решила свалить основную вину за похищение и ранение Саши на Олесю, чтобы эта тварь провела все лучшие годы в местах не столь отдаленных. Конечно, нечестно. Но с такими людьми по-другому нельзя.
Идея мне понравилось. Вообще, я бы хорошо относился к Надежде Николаевне, если бы не мое чутье. А оно упорно твердило, что мама Никиты собралась окрутить моего отца. Мне же вот точно не нужна очередная мачеха. Да и брата одного вполне хватает. То ли дело друг…
Никита, кстати, не объявлялся больше. Я пару раз звонил, но он не брал трубку. Пытаясь разобраться в причинах такого поведения, я пришел к выводам, что Никита не верит в то, что я, и правда, изменился. Считает, что я продержусь недолго, прежде чем вернуться к прежнему образу жизни.
Это не так. Я, действительно, решился стать другим человеком. Скоро он поймет. Пока что я решил до конца каникул оставить Никиту в покое. Потому что сейчас разговор ничего не решит – он опять выслушает меня, и опять не поверит. Дождусь, когда мы снова пойдем в родную школу, и докажу делами свою позицию.
А в школу уже скоро. Каникулы заканчиваются, привет родимая учеба… Саша, правда, задержится еще минимум на неделю в больнице, а потом еще неделя дома, период реабилитации. Но это не страшно – я для него даже добросовестно на уроках записывать буду, чтобы дать переписать. А то зачем просить у кого-то постороннего, если есть брат.
Только вот надо доказать Саше, что брат у него, действительно есть. И начать нужно уже с завтрашнего дня.
Посещения разрешили. Папа сегодня заходил в больницу. Общался с Сашей. Сказал, брат обрадовался новости, что теперь он официально Орлов. А я прочел недосказанное – Саша рад тому, что папа принял его в семь. Ведь именно и это и означают новые документы.
А завтра навещать брата пойду я. Странно – раньше я ежедневно был в больнице, добивался того, чтобы меня немедленно, вот прямо сейчас пропустили к брату. Теперь посещения, наконец, разрешили. А мне стало не по себе – я не знаю, что буду говорить… Да что там! Я вообще не знаю даже, с каким лицом зайду в палату брата после всего, что натворил… как ему в глаза смотреть буду.
Не помогает то, что я волновался за него, что делал все от меня зависящее… Это ничуть не успокаивает мою совесть. Я должен был вообще не допустить того, чтобы мой родной брат ушел, куда глаза глядят, только чтобы не находиться со мной в одном доме! И это после всех обещаний, которые я в свое время ему дал!
Я не мог уснуть – все прокручивал в голове одну и ту же мысль, которая не дает покоя. Мысль это проста – как Саша теперь сможет мне верить? Да как мы вообще будем жить в одном доме, ежедневно общаться? Как я смогу ему доказать, что изменился? Ведь один раз он в это уже поверил и был жестоко разочарован. Я же цинично сообщил, что это его, мол, личные проблемы.
Но, как бы то ни было, я обязан сейчас пойти в больницу и объясниться с Сашей. И делом доказать ему, что теперь мое решение быть его братом абсолютно осознано.
