Глава 13. Отдых.— Коррингтен?
Отто проводил перекличку. В целом, ничего удивительного. Он занимался этим трижды в сутки. Иногда чаще. Все зависело от того, как долго длилось сражение. Мы отстаивали свою территорию по тому же плану, что и раньше: пока Боссы нападали на всех, мы нападали на туристов и, таким образом, и мы, и враги были против прилетевших на нашу голову захватчиков.
Иногда сражение было таким ожесточенным, что Отто приходилось проверять наличие наших много раз. Не одному мне казалось, что их умирало почти столько же, сколько и туристов, и нам нужно было проверять, чтобы убедится, что это не так. Умирали многие, но некоторые были живы.
Но, кажется, не сэр Коррингтен.
— Его разорвали, — отозвался работник кухни, его правая рука, голос которого звучал повержено. Казалось, что он был готов сдаться.
Сэр Коррингтен был для меня темной лошадкой. Я не знал его лично, но он был единственным, чей труд я уважал с самого первого дня. Он был тем, кто обеспечивал нам провизию каким-то невозможным способом, добывая сахарок тогда, когда, казалось, его нигде нет. И теперь эта работа остановилась. Кто еще обладал этой уникальной способностью — кормить всех?
— Что нам теперь делать? — прозвучал резонный вопрос.
Я ждал, что Отто ответит за него. Он же знал все на свете, но в воздухе повисла зловещая тишина. Я мысленно отсчитывал секунды, пока ответ сам не нашел меня.
— А что бы вы делали, если бы у него появились бы потомки? — спросил я.
Действительно, у нас это был закономерный поток жизни. Один исчезал, появлялись двое. Двое, с мышлением, как у детей, и их надо было всему научить, прежде чем они бы заменили своего предка на его работе, а второй потомок пошел бы тем путем, который бы выбрал. Все мы появились так. Так что же изменилось сейчас? По сути, Коррингтен действительно пропал. Только после него никто не остался. И ладно. У нас тут и без того есть народ, который сможет выполнять его работу.
Отто понял мою мысль и чему-то кивнул.
— Итак, кто хочет стать новым добытчиком еды? — осведомился он, окидывая толпу изучающим взглядом. — Игнатиус, — обратился он к помощнику, правой руке покинувшего нас Коррингтена, — ты же знаешь больше нас всех, ты бы мог стать главным, а тебе в помощники может пойти, допустим… — он задумался.
— Я! — выкрикнул Обнитем. Тщедушный молодой человек, достаточно неразговорчивый и, возможно, злой, который никогда не проявлял инициативу. А может, он просто мечтал быть добытчиком, а его назначили строителем, и только теперь у него возник шанс исполнить свою мечту?
— Отлично, — заключил Отто, — так и решим. Он посмотрел на меня с благодарностью, и я понял, что с этого момента уклад нашей жизни во время сражения будет таким же, каким он мог бы быть, если бы туристы не появились. В конце концов, законы у нас везде одинаковые.
***
Стало легче. Ненадолго все утихло. Кажется, туристы восстанавливали силы. Они увеличивались медленнее, их явно сдерживали враги, которые кольцом окружили их и отрезали нам путь к туристом. Враги выполняя нашу часть работы. Это давало нам небольшую передышку. Отдых, чтобы собрать все силы и ринуться снова в бой.
Жизнь катилась по накатанной. Настало новое утро, которое по свету перестало отличаться от ночи: всегда было одинаково красно и даже камнепадов больше не возникало. Наверное, палящая земля не позволяла камням появляться. Что это утро, мы поняли только благодаря одному: своим ощущениям.
У Игнатиуса получалось неплохо. Он достал все банки, которые смог найти в городе, и половину из них наполнил сахаром. Потом он, расположившись в отдалении от туристов, злобно сверкающих на нас своими глазками-бусинками, которые я представлял на их лице, сделал то, что сделал бы Коррингтен в любой, самый обычный день, он закричал:
— Еда! Подходите за едой!
И к его кухне тотчас выстроилась очередь. Появилась даже та женщина в юбке, которая для меня означала свидетельство чего-то нормального.
Так как Войны еще не было (кажется, готовилась поистине ужасающая атака), к Игнатиусу пошла и Дру. Я заметил ее волосы, тонкую фигуру и тут же побежал за ней, чтобы окликнуть, убедиться, что она в порядке, что она цела и невредима.
— Ты обиделся на меня? — спросила она сразу же, как я оказался рядом. Она даже не повернулась. Просто почувствовала, что это я встал за ее спиной.
— За что?
Обида была последней эмоцией, которую я к ней испытывал.
— Я же знала, что они живы, — ответила Дру, наконец-то взглянув на меня. Я скучал по ее глазам. Для меня они были бездонно-голубые, — но не сказала тебе, потому что обещала молчать.
— Я понимаю, что это было для того, чтобы я понял, — просто ответил я и не видел смысла больше обсуждать это. Я был виновен гораздо сильнее, чем она, Отто и все остальные вместе взятые. Ведь они бы действительно погибли, если бы не их убежище. Они бы действительно умерли из-за меня.
— Хорошо, — согласилась она.
Хорошо, что именно неведение было моим наказанием. Зная нас, я бы не удивился, если бы кара для меня была другой. Гораздо более серьезной. Видимо, это Дед приучил их к терпимости и к… Прощению?
— Ты в порядке? — спросил я, вспоминая о том, что важнее всего сейчас — ее безопасность.
— Да, вот, проголодалась, — виновато ответила она, качнув головой в сторону кухни, — Коррингтен умер? — просто спросила она, как будто бы его смерть была чем-то само собой разумеющимся.
— К сожалению, — добавил я и вздохнул. Лжи в моих словах не было. Жаль, что он умер и что смерть существует.
— Все мы когда-то умрем, — ответила она.
Если таким образом она хотела напомнить о своей проблеме, то я помнил. Думал об этом чаще, чем мне бы хотелось.
— Мы найдем для тебя способность, — пообещал я. Очередь приближалась. Я просто хотел постоять с Дру, а не обедать, хотя и был слегка голоден. «Слегка» теперь не считалось.
— Даже если и нет, то не страшно. Меня это совершенно не волнует, — пожала плечами Дру.
Я верил ее словам. Я знал, как она вела себя. Она танцевала на пороге смерти, и никогда не казалось, что ее танец последний. Она многому учила меня и, самое главное, не бояться умереть.
В нашем мире смерть равнялась рождению и никогда не вызывала грусти. И, вероятно, даже тот, кто умирал просто так, без оставление потомства, был не обязан грустить. Грустно обычно окружающем. Самому умершему все равно. И стоило ли переживать, если, каким бы именно способом ты бы перестал существовать, конкретно тебе уже будет все равно?
Все, что нам оставалось на самом деле — наслаждаться каждым отведенным нам днем. Дру и делала это.
Она заливисто хохотала, собирала камни, никому не рассказывала о своей проблеме и не требовала особого отношения к ней. Она всегда была готова умереть, и поэтому заслуживала жить.
— Я тоже могу участвовать в битве, — сказала она, когда подошла ее очередь тянуться за едой, — Войны же все равно пока нет, и я вполне могу…
— Нет, — отрезал я, — это полностью исключено, — заявил я больше из-за страха за нее, а не из-за того, что она не сможет.
— Почему?
— Потому что у тебя уже есть работа, — вполне разумно объяснил я.
Она в замешательстве подняла бровь.
— Доска, — напомнил я, — я, конечно, больше не начальник, но это было бы уместно…
— Жить так, как будто бы все по-прежнему, — поняла она, — ну что ж: посылайте ко мне Норба.
О гибели Ная она уже знала.
Я кивнул, мысленно сделав пометку найти второго гонца и не заметил, как мне всучили банку с едой. Пришлось брать, хотя я и не собирался.
***
За Дру и Игнатусом потянулись другие. Ни я, ни Отто не успели оглянуться, как все оставшиеся в живых после отдыха вернулись к своей работе. Спасатели выстроились по периметру города (точнее, того, что от него осталось), строители укрепляли пострадавшие дома, чистильщики и уборщики избавлялись от грязи (хотя я сомневаюсь, что в этом был смысл), Дру делала свои записи, Норберту нашли напарника — молодого Эферия, а защитники, как и я, мечтали о новеньком, который сможет поднимать купол. К сожалению, таких не было. После смерти Деда и Нимели подобных нам не осталось. Конечно, была вероятность, что кто-то придет к нам сверху, снизу или снаружи, но мы все понимали, что, если это и произойдет, то точно после окончания всех разборок. Мы все ждали Войну, которая неминуемо случится, а пока ее не было, я и Отто нашли себе другую работу. Мы контролировали остальных. Пока работа в городе кипела, нужны были связующие звенья. И ими стали мы. И теперь идеи Деда о таком обществе перестали казаться мне ерундой.
Все работало слаженно. Было видно, что навыки, приобретенные за столько времени, никуда не исчезли. Было понятно, что и работа Розанны не лишена была смысла, потому что, как только кто-то заметил армию ищеек, они точно знали, что делать. Все бросались помогать уборщикам запихивать остатки разорванных тел жителей в мусорные мешки и прятать эти мешки далеко в кратерах, чтобы ни одна из ищеек не добралась до них, и враги могли сосредоточиться на туристах. Останки туристов, наоборот, тащили вперед, бросали на снег, облегчая врагам работу.
Мы были неплохой командой, и даже старик Уоррингтон выбрался из своего убежища, как только заметил, что наши дела не так плохи, как он думал.
— Вы их бьете? — осведомился он как только увидел, как линия из спасателей, одетых в обычные желтые жилеты (где они их прятали все это время?), перемещались в отдалении, привлекая на себя оторвавшегося от туристов и ползущего в направлении к нам Босса.
— Неа, — довольно сказал Отто, — мы просто вернули им должности.
— Неужели это сработало? — удивился Уоррингтон и зашептал что-то себе под нос.
Возможно, его картина мира сломалась в очередной раз, и ему нужно было время, чтобы поверить, что управлять можно не наказаниями, а словами, обещать не боль, а стабильность. В конечном счете все хотят мира, и за него будут работать.
Мне явно нравились такие перемены.
Я чувствовал, что и сам изменился. Я также ходил к Дру и сидел с ней. Мне также нравилось разговаривать с Отто, и я искренне радовался, что они оба живы. Но что-то было иначе. Я чувствовал ответственность за все, происходящее вокруг. Я бежал к чистильщикам, когда они не могли справиться с очередной, очень упрямой лужей. Я сходил на кухню и наконец-то изучил метод добывания сахара, чтобы, в случае чего, я мог справиться с этой работой. Я немного побыл охранником. Отто показал мне приемы спасателей, и я думал о том, что мои ночные вылазки к Боссам с этими знаниями станут гораздо продуктивнее. Как только все наладится, и мы снова вернем город себе, избавившись от наглых захватчиков, я точно получу способность для Дру. И, может быть, мы с ней все же уйдем, но я пока не думал об этом.
Существовали вещи гораздо важнее моих эгоистичных желаний.
Например, то, как Силенсия делала на всех разрушитель, который пригодится на Войне. То, как строители укрепляли дома, благодаря чему Дру и остальные сумели выжить. То, как появился гончар, который прятался даже в отдельном убежище — вот насколько не доверял мне Дед. Мне уже не хотелось обокрасть гончара, потому что у него не было другой защиты, кроме жвачки. Отобрать у него ее — это значило сделать его, подобным Дру. Абсолютно незащищенным и обреченным на смерть. Для меня жизнь Дру стоила жизней всех остальных. Но это опять было оно — мое эгоистичное желание, и я от него отмахнулся. Я справлюсь и иначе. Не зря же гончар поверил в меня и вышел наружу для того, чтобы у нас восстановился запас банок для еды?
Я больше никого не подведу.
Я справлюсь.
Я знал это.
И если обычная жизнь в сражении — это последний танец, то я, как и Дру, станцую его со всей душой.
