Глава 15Глава 15: «Гарри Снейп: реабилитация»
Да… никогда в жизни я не чувствовал себя так хреново. По крайней мере, в физическом смысле. Теперь, когда я очнулся и сумел в полной мере осознать, что случилось со мной и Алексом, стало даже еще хуже. Хотя, казалось бы, куда уж хуже…
Все тело болело так, что словами это просто не передать. И, кроме того, на душе ощущалась страшная пустота, которая даже меня самого пугала. Казалось, из меня высосали все силы. Наверное, подобные ощущения возникают при близком знакомстве с дементором (слава Мерлину, не проверял).
Но надежду вселяет то, что Алекс жив. Я точно запомнил: мне это сказал отчим, когда я очнулся в первый раз. И если все остальное как в тумане, я запомнил то, что из плена нас с Алексом вытащили вместе. Я не знаю, обрадуется ли брат, узнав, что я жив. Но для меня нет ничего важнее того, что ему ничего больше не угрожает.
Я даже не успел подумать, что никому-то я не нужен, как на пороге комнаты появилась Синтия. Сестренка! Именно ее я и хотел видеть в первую очередь. Она подошла ко мне и слегка растерянно сказала:
- Ой, Гарри. Мы и не надеялись, что ты очнешься так скоро.
- Привет, сестренка! Прости, нарушил планы.
- Глупости не говори.
- Извини. Я знаю, что ты волновалась.
- Да. И не я одна. Папа с мамой сидели все это время у твоей постели. Они только недавно пошли поспать.
- Извини, но вот в это я точно не поверю. Ты еще скажи, что больше всех расстроился Стивен.
- Врать не буду, Стив вовсе не огорчился. Но зато родители все поняли и…
- Синти, давай о чем-нибудь другом поговорим. Никогда в жизни не поверю в добрые намерения родителей.
Я думал, сестренка начнет со мной спорить, но, скорее всего, она решила продолжить разговор потом, когда я окрепну. Поэтому говорили мы о вещах достаточно нейтральных. Я хотел попросить, чтобы Синти пока не рассказывала родителям о том, что я очнулся. Но не успел…
Мама и отчим появились быстро. Они были заспанными и растрепанными и сразу начали ухаживать за мной: Снейп варил какую-то лекарственную гадость, мама готовила бульон.
Но я не обольщался. Скорее всего, просто боялся верить в то, что у меня все может быть хорошо. Потому что я привык к тому, что в семье не любят меня. И если позволю себе поверить в искренность теплых чувств семьи ко мне, потом, когда опять надежды распадутся в пыль, будет мучительно больно.
Но я уже позволил одному человеку из семьи занять место в моем сердце. Алекс. Мы находились в такой ситуации, что я просто не мог не принять его. И теперь боюсь, что он не захочет со мной общаться, что все станет так, как было до плена. И это причинит мне огромную боль. Поэтому я не хотел добавлять еще и семью. Я же слизеринец. Я не должен идти на поводу у чувств.
Спустя пять дней я почувствовал себя в силах встать с кровати, хотя слабость еще ощущалась в полной мере. Все было как в тумане и начинало плыть, как только я пытался сделать хотя бы шаг. Колдомедик, которого пригласил отчим, строго-настрого запретил мне вставать с кровати, но когда это я слушался чьих-либо советов?
К тому же я никогда не тешил себя иллюзиями, что ко мне относятся в семье как к человеку. Я всегда знал, что для них я всего лишь домовой эльф. То есть работать, как и домовым эльфам, мне полагается в любом состоянии. В нашей странной, не как у всех, семье это вполне в порядке вещей. Если драгоценный Стивен слегка поранит пальчик, вокруг него немедленно начинает суетиться вся семья, утешать. Я же обязан работать даже при смерти.
Думаете, я преувеличиваю? Посудите сами.
Я часто и помногу болел в детстве (хоть это никого особо не интересовало). Но родители почему-то вбили в голову, что я притворяюсь больным, дабы отлынивать от домашних дел. Это не правда: работы я не боялся никогда. Тем не менее, мои жалобы о самочувствии никогда никто не слушал, работу по дому заставляли выполнять, не смотря ни на что, в полном объеме.
Дошло даже до того, что меня заставили работать с температурой под сорок. Конечно, потом они оправдывались тем, что понятия не имели, как паршиво я себя чувствую (тем более я, в конце концов, научился не жаловаться). Но мне пришлось убираться до тех пор, пока силы окончательно меня ни оставили. Только когда я грохнулся в обморок, отчим соизволил вызвать колдомедиков.
Так что к позволению не выполнять домашние дела я отнесся с изрядной долей скептицизма. Проще говоря, ни на грош не поверил. Поэтому решил все-таки заняться своими прямыми обязанностями.
Тем не менее, решить всегда гораздо проще, чем сделать. Даже выйти из комнаты было почти подвигом. Хотя бы потому, что все расплывалось и шаталось, я постоянно терял и с большим трудом восстанавливал равновесие. Сложно было даже выйти за дверь комнаты, а вот спуститься по лестнице… Просто самый настоящий подвиг.
Все-таки люди, которые себя плохо чувствуют, порой не соображают, что делают. Вот далась мне эта уборка, тем более в гостиной на первом этаже! Нет бы подумать для начала. Потому что с таким рвением в таком состоянии, согласитесь, бед можно натворить гораздо больше, чем пользы. Тем более что я до сих пор удивляюсь, как умудрился сойти по лестнице вниз, не свернув себе шею. Даже не видел четко перил.
Тем не менее, я кое-как спустился и принялся за уборку. Я мог ее делать с закрытыми глазами и почти в любом состоянии… Но все же не в таком.
Ну, естественно, закон всемирно свинства существует, да еще как! Я, не удержавшись, пошатнулся и смахнул с журнального столика статуэтку отчима. И все бы ничего, да эта статуэтка не только зачарована как давешняя мамина ваза, она еще и безумно дорогая. И разлетелась на осколки. Капец… Ничего хуже быть не может.
Может! Это я понял, услышав за спиной издевательский голос Стива:
- Ой, надо же! Поттер, ты неуклюжий как слон.
- Я такой же Снейп, как и ты. А насчет неуклюжести: уж кто бы говорил.
- Ну да, конечно! Только вот похож ты на родного аврора-папашу.
- А ты – на последнего мерзавца.
- Да ты… Отец тебе еще покажет!
Мне вдруг становится совсем нехорошо, силы окончательно оставляют, и мужество тоже делает ручкой. Я опускаюсь на пол, прикрывая глаза. Сил нет ни на что, и уж тем более на то, чтобы пререкаться с братцем и дальше. Ну да… я всегда знал, что Стив бесчувственная сволочь… Но все же убедиться в этом было очень неприятно. Как я уже говорил, он мой брат, не смотря ни на что. И, к сожалению, я не могу просто начать его ненавидеть. Ну да…не по-слизерински… ну уж как есть…
Но в тот момент у меня не было сил ни на какие мысли… только была тревога оттого, что я осознавал, что вскоре придет отец, и думал, что мне ой как не поздоровится.
И вскоре час Икс все же наступил: пришел отчим. Он так углубился в опыты с зельями в домашней лаборатории, что пробыл там часов шесть и пропустил нашу с Стивеном ссору. А мама, как я узнал позже, все время проводила у моей кровати. Поэтому Снейп заставил ее выпить снотворное и отдохнуть. Он был убежден, что ничего плохого за столь короткий промежуток времени со мной случиться не может. Но недооценил мой талант влипать в неприятности.
В общем, он с порога спросил, что происходит. И Стивен все честно поведал, не скрывая злорадной усмешки. Что ж… Ничего другого я и не ожидал. Я ж не безумный оптимист, чтобы надеяться, что брат возьмет вину на себя… Даже думать об этом уже смешно.
А тогда мне было не смешно. Я похолодел оттого, что отчим может со мной сделать за такую ценную вещь.
В общем, я страшно испугался и все что-то беспомощно лепетал. Что-то о том, что я очень виноват, но больше так не буду, что прямо сейчас все уберу…
Полез убирать… Естественно, в таком состоянии получалось совсем плохо. Я неудачно взял осколок, поранил руку, а он раскололся. Ну все…
Стиву было смешно. Он хотел было вставить замечание, но отчим опередил. Он что-то резко выговаривал, слов я не разобрал. Понял только, что, как ни странно, негодование обращено на младшего брата, а вовсе не на меня. Совершенно небывалый случай!
В общем, Стив убежал, а отчим помог мне встать и отвел в комнату. Там он перебинтовал мне руку и уложил спать, сообщив, что запрещает вставать с постели, раз я такой неугомонный. А потом у моей постели появилась Синтия. Сестренка сообщила, что папа ушел убирать остатки статуэтки.
И с тех пор у моей постели постоянно кто-то находился.
Со временем прошла слабость, и все реже вспоминались ночные кошмары. Вот только с отцовской статуэткой получилось очень нехорошо. Все-таки это очень ценная и дорогая вещь, гораздо дороже злополучной маминой вазы. И мне, правда, не стоило в таком состоянии, когда я прекрасно знал, что представляю угрозу для мирно стоящих на своих местах вещей, затевать уборку. Если бы Снейп на меня наорал, я бы еще и на него злился. Но он, хоть часто заходил (все больше с лекарствами) про дорогую вещь ни слова не сказал.
Кстати, все две недели у моей постели неизменно кто-то находился. И Стива, который хотел зайти ко мне, чтобы сказать немыслимую гадость (а для чего же еще?) не пустили. В общем, все было очень даже неплохо. Но вечно так продолжаться не могло. Действительно, не будут же они меня постоянно опекать? Я и так считал, что спектакль сильно затянулся. Они уже успокоили, должно быть, свою совесть. И теперь вполне могут снова относиться ко мне как раньше. Все равно (я тогда был в этом уверен) рано или поздно этот момент наступит. Так уж чем раньше, тем лучше.
И вот в моей комнате перестал постоянно находиться кто-либо из семьи. И я решил, что за мою жизнь они больше не опасаются, так что все вернулось на круги своя. И это означало, что мне надлежит пойти к отцу и извиниться за свое поведение и порчу его имущества. А потом приступить-таки к своим обязанностям. Когда я во вменяемом состоянии, я человек достаточно аккуратный, так что вещам в доме ничего страшного не угрожает.
В общем, я встал с постели, оделся и пошел. Ничего хорошего я, конечно, от разговора с отчимом не ждал. По головке не погладит. Застал я Снейпа в кабинете за сосредоточенным изучением, скорее всего, нового трактата по зельям. Некоторое время он меня не замечал, я подошел ближе, хоть это и не было, на мой взгляд, лучшим решением. Потому что обычно мне разрешалось появляться в кабинете отчима только для того, чтобы там убраться. А просто так шататься по кабинету и, тем более, что-либо брать и сидеть на стульях либо диване мне было всегда категорически запрещено.
Отчим, заметив мое присутствие, удивился. Тем не менее, я не увидел признаков раздражения на его лице. Он молча указал мне на диван. Я поколебался, но все же сел. Не стоит злоупотреблять хорошим состоянием, оно у меня пока еще весьма шатко. Отчим смотрел выжидательно. Я собирался с мыслями, он не торопил. В конце концов, я произнес:
- Мистер Снейп…
- Папа…ну или хотя бы отец.
- Отец, я хотел извиниться. Я знаю, что вещь очень дорогая и…
- Гарри, не говори ерунды. Ты для нас дороже, чем любые ценности.
- Неужели?
- Я уже говорил и повторю столько раз, сколько будет надо, чтобы ты в это поверил: ты часть нашей семьи, Гарри, мы тебя любим. И сделаем все, чтобы ты простил нас.
Я покачал головой и вышел. Возможно, я был не прав. Но тогда я просто не мог в это поверить.
Потом со мной поговорила мама. В общем и целом, разговор с ней сводился к тому же, что и с отчимом. Она извиняется, очень сожалеет, всю жизнь будет стараться загладить вину передо мной. Я был в смятении. Думал, что все это просто игра, очередная затея Снейпов. И не понимал, за что они со мной так.
Вот и наступил последний день перед началом нового учебного года. Ко мне и Алексу это не относилось. Ввиду очевидных уважительных причин нам разрешили остаться дома на две первые недели сентября. Все равно в это время в школе не происходит ничего особо интересного, а нам нужно время на реабилитацию. Собственно, я не имел ничего против. Раньше я бы отказался от щедрого предложения директора и лучше бы поучился в школе. Но поскольку мама и отец стали ко мне так неожиданно добры, решил, что, и правда, еще пару недель отдыха мне ну никак не повредят.
Я все думал об Алексе. Связаться с ним я не решался, так как не был уверен, что он хочет общаться со мной. В конце концов, у него есть друзья, которые, как я убедился сам, всегда поддержат и помогут. Но мне отчаянно хотелось верить, что его отец, мистер Поттер (я никогда не смогу думать о нем, как о своем родном отце), не совсем бездушен, что он, а возможно и Нимфадора, относятся к Алексу так же, как сейчас ко мне моя семья. Я при всем желании не могу поверить Снейпам и принять их заботу обо мне за чистую монету, но Алекс не такой. Он гриффиндорец, он верит в людей. И мне очень хотелось, чтобы семья брата оправдала его ожидания. Даже не зная, захочет ли Алекс когда-нибудь общаться со мной, я беспокоился за него больше, чем за себя.
А в последний летний денек ко мне пришли друзья. Они и раньше приходили, но именно этот визит мне запомнился больше всего. По большей части из-за того, что мы коснулись темы, с недавних пор ставшей спорной. Алекса.
Ну да. Раньше, бывало, мы частенько обсуждали, какой он придурок. Я спорил в этом вопросе с друзьями всего несколько раз, когда брат действительно был прав. Но, в общем и целом, мы всегда были единодушны. А теперь... Теперь все кардинально изменилось. И я никогда не смогу равнодушно слушать нападки на брата.
Так что мы почти поссорились. Я утверждал, что они не правы: Алекс вовсе не бесчувственный эгоист. Просто они его совсем не знают. И поэтому не имеют права делать какие-либо выводы. Они говорили, что я брежу. На что я обижался и заявлял, что они не правы, а я в здравом уме и твердой памяти.
Но, по-моему, друзья все списали на усталость и пережитое. Они что, не верят мне? Это все оставило неприятный осадок.
Я знал, что мы не поссорились с друзьями только потому, что они делают скидку, считая меня еще не вполне здоровым. И я им перечил из-за брата, который, вероятно, со своими друзьями смеется надо мной.
Но мне так не хотелось в это верить…
За две недели до нашего с братом возвращения в школу я долго не мог уснуть, думая, стоит ли поговорить с Алексом о том, что с нами произошло, и изменило ли это хоть что-нибудь. Мы должны приехать не в поезде, а на министерских машинах, так что мы в любом случае встретимся и всю дорогу будем сидеть вместе. Но я боялся. Но и знать правду всегда лучше... А что если он, как и прежде, презирает меня? Я же всегда мечтал о семье. И знаю, что мне будет больно. Но все же, я решил, что обязательно спрошу.
