Световой Алхимик

14. Пять лет назад

Слёзы щипали глаза изнутри, но она не могла позволить им пробиться наружу — ей бы не простили этой слабости. Она уже привыкла, на самом деле — привыкла молчать в ответ на оскорбления, привыкла молча вставать после тычков и пинков, привыкла лечить ссадины от камней, которыми кидались местные мальчишки. В конце концов, она служит в Лине уже два месяца, и отлично усвоила основные правила.

Никогда не снимай форму. Никогда не защищайся. Никогда не оправдывайся.

Всё очень просто, если подумать. Она просто штатный алхимик, который сидит в восточном гарнизоне, проводит исследования и выполняет свою работу. Ей даже деньги платят — правда, она сильно ограничена в способности их тратить. Её постоянно выгоняют из магазинов, а любая попытка выйти за территорию штаба заканчивается побоями и разбирательством. Чаще всего в неё просто швыряли камнями, сопровождая это криком «не подходи!». Ей было запрещено сопротивляться — патрульные превышали полномочия даже за ответное «эй!».

Её арестовывали не меньше восьми раз, пока она ехала в Лин. Снимали с поезда, бросали в клетку — допрашивали, отнимали часы и пытались застрелить. Дважды при обыске был найден уставной пистолет — её тут же избивали, думая, что она готовит террористический акт, так что она выкинула его из окна. Никто не верил, что она имеет право носить форму, и что это действительно её часы — документы, выданные ей фюрером, принимались за фальшивку.

Теперь она Алиса — почти родное имя, переиначенное на аместрийский манер. Алиса Нойманн. Ной-манн, «новый человек» — без прошлого, без родных, без привязанности и корней. Теперь она кто-то другой — кто-то, кого назвали «Световым Алхимиком».

Каждый раз она лишь чудом избегала смерти — почти всегда находился хоть один офицер, желающий выслужиться и который звонил в главный штаб. Ему непременно отвечал один из адъютантов фюрера, подтверждая — да, Алиса Нойманн, да, ишваритка, да, личным приказом фюрера подарено право жить. «Последняя женщина Ишвара» — патрульные долго не верили, по-новому рассматривая её лицо. После этого её отпускали, конечно, возвращали форму и часы.

Никогда не снимай форму, если ты ишвратика. Она попыталась — ей прострелили ногу и приставили к стенке.

Фюрер так и не прислал сопровождение — какого-нибудь офицера, который смог бы решить часть её проблем. Раз за разом подтверждал её личность, раз за разом спасал от смерти — но не делал ничего, чтобы она просто не попадала в такую ситуацию.

Она чувствовала, как фантомные пальцы сжимаются и разжимаются на её глотке. Хозяин, посадивший её на цепь, играет с её жизнью — убить или помиловать, поощрить или наказать, приложить кнутом или накрошить пряник. Она полностью находится в его власти — каждый шаг, каждый вздох возможен лишь по воле фюрера.

Она думала, что будет проще. Что люди, с которыми она будет работать, будут людьми — что она может объяснить, как она оказалась здесь, найдёт сочувствие и поддержку. Если она будет хорошо работать, её не тронут — Ишвара учит, что людей судят по делам.

Доносы. Доносы, из-за которых она снова и снова оказывалась в допросной, а её долго и муторно проверяли, чтобы в очередной раз убедиться — да, Алиса Нойманн, да, ишваритка, да, Световой Алхимик. Если она делала больше, чем требовалось, её кидали под замок. Если она не соблюдала формальности, её допрашивали. Разбирательства, разбирательства, разбирательства — она наизусть вызубрила все правила, создавая гигантские объяснительные, чтобы отойти в туалет. Формальности и правила стали её защитой — служба безопасности больше не могла к ней придраться.

Её боялись. Ишваритка, выходец из страны, в которой шла война, одна из тех, кто был приговорён к уничтожению — почему-то живая, невредимая, появляющаяся в штабе каждый день. Неудивительно, что от неё шарахались — она лезла на стенку от желания с кем-нибудь поговорить.

Её презирали. Ишваритка, с аместрийским именем, занимающаяся Алхимией — предательница, служащая в армии, солдаты которой стёрли с лица земли её родину. Она пыталась объяснить — лица кривились, стоило ей произнести слово «фюрер». «Последняя женщина Ишвара», которой было позволено остаться в живых — каждая собака в Лине верила, что она купила свою жизнь ценой жизни остальных. Иначе с чего бы она осталась? С чего бы о ней знает сам фюрер? Неудивительно, что она считалась мусором — любая попытка объяснить, что это неправда, немедленно признавалась попыткой увильнуть и усиливала напор. Беззащитная жертва, пытающаяся кому-то что-то доказать — чем больше она трепыхалась, тем сильнее была травля.

Её ненавидели. Здесь, в Лине, тоже раньше жило несколько ишваритов — она никогда не забудет безумные глаза женщины, напавшей на неё с кочергой. «Почему он мёртв, а ты здесь? Почему, он, а не ты? Почему?!» — ей до сих пор снился этот полный ненависти крик. Действительно, почему она? Чистокровная ишваритка, которая ничего значимого в жизни не сделала — почему она всё ещё не покинула этот мир?

Работе над книгой, которую прислал ей фюрер, не было конца. Ей был отдан древний текст, ещё тех времён, когда в Ишваре не была запрещена Алхимия — Алиса, с трудом подобравшая ключ, поняла, что держит в руках медицинский трактат о выращивании новых органов. Древняя Алхимия родом из её страны — фюрер предупреждал, что у него есть несколько ишварских книжек. Она понимала, почему тексты были отданы ей — шифр был полностью построен на культурных особенностях, для понимания которых надо верить в Ишвару и жить в стране скал и песка. В её обязанности входила дешифровка и переписывание на аместрийский язык, и это оказалось гораздо сложнее, чем кажется.

Она тихо шмыгнула носом, вытирая его рукой. Это просто невыносимо. Она не справится.