Глава 17При первой же возможности Лаванда вышла из-за стола, где теперь они ужинали уже всемером – Джорданы с детьми, Рон с Панси и она. И она. Одна. Одна-одинешенька на этом празднике жизни. Хотелось напиться и сказать какую-нибудь гадость, чтобы опустить окружающих с их неземных высот до своего подавленного состояния. Но Лаванда не зря была аристократкой и не зря она очень любила себя, чтобы так незатейливо демонстрировать свое невесть откуда взявшееся негодование.
Извинившись за ранний уход ко сну и сославшись на мигрень, Лаванда пошла на второй этаж, в свою комнату, где плюхнулась на жалобно скрипнувшую кровать, как обычная усталая торговка после трудового дня. У нее не было сил переживать, да и состояние ее было неважное. Ажиотаж вокруг себя надо закатывать с шумом и блеском, а сейчас Лаванда напоминала самой себе мокрую курицу, которая и выглядит жалко, и поделать с этим ничего не может. Только ждать, пока высохнет. Ну, или в случае Лаванды, ждать, пока снизойдет до нее счастье в любви в виде красивого и умного, и богатого в придачу неженатого волшебника, согласного принять ее такую, как она есть. Со всеми недостатками, которых с каждым днем Лаванда насчитывала в себе все меньше. Вообще, идеал, а не женщина! Но ведь не ценят! Воспринимают все, как куклу фарфоровую, красивую снаружи, пустую внутри. Но она не такая. В это Лаванда с каждым днем верила все сильнее. И не важно, что ее учили быть другой. Она не хочет больше быть пустышкой!
В дверь постучали.
- Парвати, я сплю! – фыркнула Лаванда, ненастроенная на разговоры.
- Это я, - дверь отворилась, и Панси Паркинсон скользнула в комнату.
- Выметайся, - спокойно ответила Лаванда, даже не поворачивая головы. – Или если хочешь добить, делай это сразу. Обойдемся без пустых слов.
Панси кинула злобный взгляд в сторону Лаванды, но, ничего не ответив, села на стул, закинув ногу на ногу. Волшебную палочку она доставать тоже не стала, что несколько удивило Лаванду, наблюдавшую за нежданной гостьей в расплывчатом отражении двери шкафа.
- Я не картина, чтобы на меня так глазели, - не выдержала Лаванда, усаживаясь поудобнее на кровати и глядя на собеседницу. - Чего ты хочешь?
- Фи, аристократкой от тебя и не пахнет, - Панси наконец соизволила ответить, презрительно сморщив и так далеко не красивый нос. Ужимка не сделала ее привлекательнее, но точно передала внутреннее состояние. – Опустилась ты, Лаванда. И не жаль?
- Ты пришла мне нотации читать? – вспыхнула Лаванда. Слова Панси больно ее кольнули, потому что попали точно в цель – Лаванде давно претила та жизнь, которую ей приходилось вести у Джорданов. Парвати, конечно, ее подруга, и они с Ли оказали ей большую услугу, приютив, но, оставаясь у них, Лаванда все больше чувствовала, что теряет себя - изысканную аристократку, способную по запаху рассказать о неизвестном ей вине все – год изготовления, место сбора ягод, страну-изготовитель и прочее… Она ела ужин, держа вилку в правой руке. Без ножа. Она сама прибиралась в комнате и сама стирала свои вещи, пользуясь простыми бытовыми заклинаниями. Сама. Без домовиков. Без нянюшек и церемоний.
- Пришла поговорить, - самодовольно заявила Панси. – Посредник с белым флагом.
- С белым флагом и Авадой за спиной? – иронично осведомилась Лаванда.
- И Азкабаном впоследствии? Нет уж, спасибо, у меня все слишком хорошо, чтобы так рисковать. Хотя ты мне и не нравишься, и я бы с удовольствием применила к тебе хотя бы Круцио, - честно призналась Паркинсон. – Но не хочу душу испортить. Блейз сказал, что любое Непростительное способно почернить душу, и тогда на себя можно проклятье навлечь. А я не хочу из-за тебя портить себе жизнь. И так чуть не испортила.
- А мне не жалко! – Лаванда вскочила с кровати и кинулась за волшебной палочкой, которую хранила на тумбочке рядом.
- Акцио, палочка Лаванды! – Панси оказалась быстрее, и через секунду уже сжимала и свою волшебную палочку, и «трофей». – Теперь поговорим по-деловому. Я от Драко.
- Как он поживает? – по-светски осведомилась Лаванда, присаживаясь на кровать и не спуская глаз с собеседницы.
- Плохо он поживает, - фыркнула Паркинсон. – Истосковался весь, бедняжка. И потерял веру в себя.
- Мне пойти ее поискать? – съязвила Лаванда, чувствуя себя неуютно.
- Не остри, не умеешь, - отрезала Панси. – Хочешь помочь, поговори с ним. Он почему-то считает, что ты его ненавидишь.
- Правильно считает, - Лаванда отвела глаза.
- Вы оба хороши. Идеальная пара, - поморщилась Панси, вздыхая. - Меня Драко бросил, потому что я, как он сказал, буду темным пятном в его биографии. Не его цветовой гаммы. Ты, значит, будешь светлым. Зато таким пятном, которое отстирать невозможно.
- Не смей меня оскорблять!
- Прекрати визжать, я не слабохарактерный мальчик, который на это поведется. Я не то имела в виду, что ты подумала. Хотя, нет, и то, что ты подумала, я тоже имела в виду, - Панси коварно усмехнулась и продолжила. – Я хотела сказать, что в жизни каждого мужчины должно быть свое «пятно», вокруг которого вся эта жизнь будет вращаться.
Паркинсон взяла театральную паузу, а Лаванда закатила глаза к потолку:
- Ты сейчас говоришь, словно моя мать, которая таким же тоном объясняла, почему все должны стремиться к замужеству!
- Знаю. Мне моя таким же рассказывала, - Панси расхохоталась на удивление мягким смехом. – У нее и позаимствовала для случая. Не перебивай.
- Не нуди!
- Не буду, - пообещала Панси. – Как серьезная девушка серьезной девушке скажу коротко: Драко без тебя пропадет. Он это вбил в свою тупую башку. И пока он в таком состоянии, ни о какой победе над магглорожденными и речи быть не может.
- Если я скажу, что я за мир во всем мире, ты от меня отстанешь? И я не хочу войну с магглорожденными, - возмутилась Лаванда. – Хватило уже Волдеморта и всей его компании. Не хочу бояться. Надоело.
- Зато, похоже, тебе нравится быть такой, как они, - Панси вновь поморщилась. – Мы тоже не хотим воевать. В том смысле, как это понимаешь ты. Мы хотим вернуть свое место в обществе. Немногие чистокровные волшебники остались при делах. Остальные – у разбитого корыта. Мы хотим это исправить, вернуть свое. Думаешь, Драко просто так решил пожертвовать своей репутацией, слишком чистой для того, чтобы жениться на мне? Он сделал это ради всех нас! Это придумали они с Блейзом. Вернее, придумал Драко, а Блейз, этот хитрый лис, нашел изъяны и усовершенствовал план.
- А потом Драко убил его, боясь конкуренции, - хмыкнула Лаванда.
- Ты меня выслушаешь или нет?!
- Так вы вроде давали Непреложный Обет, так что ты все равно ничего не расскажешь, - Лаванда пожала плечами безразлично.
- А ты повелась?! – Панси рассмеялась. – Рон был прав, и так сойдет. Нет, мы не давали. Просто Драко не хотел ничего тебе рассказывать, чтобы не пугать. Ну и, предполагаю, чтобы ты ничего не разболтала Джордан, с тебя бы сталось. А сейчас такой момент, что если я расскажу, хуже уже не будет.
И Панси спокойно начала рассказ о том, как Драко однажды решил действовать ва-банк, поставив на кон все.
Это был вечер. Первый вечер июля. Когда настолько тепло, что виски пьянит одним лишь запахом, рождая в голове бессистемные образы и видения. Драко сидел у камина, погруженный в свои невеселые размышления. На прошлой неделе он похоронил отца и только ознакомился с печальным состоянием бюджета Малфоев. Драко не пил. Он никогда не пил, хотя каждый день с открытой бутылкой из запасов отца садился у камина или на скамейку в саду. Слабый тонкий аромат вина или виски приятно дурманил, и на некоторое время Драко словно переносился в другой мир, где не было ни вульгарных грязнокровок, теперь тут и там качавших права, не было корыстных гоблинов и частных торговцев, то и дело повышавших цены на продукцию, необходимую для заводов.
Драко часами сидел в кресле или на скамейке и думал о том, что ему надо сделать. Он, наследник Малфоев, наследник древнего и чистокровного рода, должен уподобиться грязнокровке или полукровке?! Он не мог в это поверить, но жизнь подсказывала, что ему придется пожертвовать своими интересами и желаниями.
И в тот вечер, после очередной ссоры с женой, глядя на ровную кладку кирпичей камина, Драко придумал ПЛАН. Грандиозный и одновременно совершенно неслыханный план, который мог все исправить и вернуть на круги своя.
Для этого требовалась смелость, безрассудство и вера в то, что цель стоит затраченных на нее усилий. Все это у Драко было, но один он не мог справиться с хитроумной иллюзией, которую намеревался продемонстрировать в Министерстве. Ему нужны были помощники. И тут он вспомнил о своих сотоварищах по несчастью. Первыми на зов откликнулись Грегори Гойл, задолжавший несколько тысяч кредиторам, и Панси Паркинсон, которую выгнала из дома родная мать за то, что слизеринка пожелала связать судьбу с Уизли. Втроем они вспомнили еще о нескольких «верных чести» волшебниках, и через несколько дней небольшой отряд чистокровных колдунов, желавших вернуть былое могущество, сплотился под знаменем экономической войны и победы. Оставалось лишь одно «но» - нужен был человек, знающий законы. И Драко решил привлечь на свою сторону Блейза Забини. Это было ошибкой. Роковой и неисправимой. Блейз согласился на участие, но потребовал себе не менее тридцати процентов от каждого «дела», как он их называл. «Дело». Обезличенное формальное слово. Да, он такой. Никогда не называл вещи своими именами. Жестокое и хладнокровное убийство в устах Блейза звучало как обычная работа, которую выполнить может любой. Пустячок.
Драко все продумал. Убийств должно быть всего два или три. Не больше, чтобы не вызвать подозрений. Кроме того, жертвами должны были оказаться не простые люди- работяги, а «акулы мира» - кредиторы и взяточники. Их деньги пошли бы на возвращение акций и предприятий в руки бывших владельцев, которые знают, что с ними делать.
Первым был Эдвин Бронски. В разгар рабочего дня в его приемную вошел некто, выглядящий как Драко Люциус Малфой, который должен был кредитору денег. Секретарша Чанг должна была запомнить, что это был именно он. В кабинете мистера Бронски некто, воспользовавшись невербальной Авадой, умертвил жертву и спокойно покопался в его бумагах и сейфе, наложив на двери запирающее заклятье и одновременно заклятье тишины. Уничтожив определенные документы и забрав часть других с собой вместе с небольшой для Бронски суммой денег, некто, выглядевший как Драко Люциус Малфой, аппарировал из коридора бессистемно в несвязанные между собой места, чтобы не быть выслеженным. Через некоторое время Оборотное зелье перестало действовать, и убийца принял свой настоящий облик. Через третьи руки он передал Драко волшебную палочку и бумаги с деньгами, взяв себе заранее обговоренную сумму.
Авроры должны были подозревать Драко, должны были арестовать по обвинению в убийстве, но в Азкабан посадить не могли. И не могли найти того, кто на самом деле был виновен. Убийство оставалось безнаказанным.
Оставшиеся деньги и ценные бумаги делились поровну между всеми участниками, занятыми в «операции», причем Блейзу доставалось тридцать процентов по договоренности. Это раздражало всех, но без него сделать было ничего нельзя. И приходилось с этим мириться.
Драко полученные деньги тратил на приобретение акций и возвращение ранее утерянных заводов, рассудив, что рано или поздно, но сумеет получить контрольный пакет.
Следующее убийство уже должно было происходить под другой личиной, но по той же схеме. В тот день, когда выбирали новую жертву и нового «донора» для Оборотного зелья, не было ни Драко, ни Блейза. Панси не знала, где были они оба, но, когда мужчины вернулись, по озлобленному лицу Забини поняла, что они повздорили.
Когда настало время передавать волос донора-Гойла, Драко вызвался сделать это сам. Что произошло позднее, Панси не знала. Обозлившись на Лаванду за то, что та бросила Малфоя, она попыталась ее убить, а потом пряталась, опасаясь, что Драко будет отнюдь не рад инициативе подруги.
Потом Панси узнала, что Блейз убит, а Драко ранен. Причин она не знала.
Вернувшись, она почти сразу направилась в Малфой-мэнор, чтобы проведать Драко. К ее ужасу, она нашла там своего друга, но это был словно и не он вовсе. Он был будто потерян, будто сломан изнутри. И дело было не в предательстве Блейза, которое, несомненно, имело место, а в том, что Драко влюбился. Как школьник. Безответно. В собственную жену, в которой вдруг умудрился разглядеть родственную душу.
И, коря себя в близорукости и эгоизме, не позволявшем ему взглянуть дальше собственного носа, Драко признался Панси, что он больше не может быть лидером для чистокровных, потому что он больше себе не верит. Лаванда перед прощанием сказала, что он слаб, и, размышляя на больничной койке, Драко, сначала кляня жену и возмущаясь ее жестокостью, не позволяющей ей понять его, вдруг сам осознал, что он обвиняет ее в собственной ошибке – прожив бок о бок с Лавандой в браке пять лет, он не имел ни малейшего понятия о том, что она за человек. Он прятался от нее за собственными корыстными интересами и считал ее лишь красивой марионеткой и домашней собачонкой, которая готова всегда вилять хвостом и приносить тапочки по первому зову.
Он понял, что ошибался.
- Но он никогда тебе об этом не скажет, - грустно сказала Панси, завершая рассказ. – Он и мне сказал лишь потому, что знал, что я тебя на дух не переношу. Но я люблю его больше, чем ненавижу тебя, поэтому поступилась собственными интересами.
- Раз ты любишь его, зачем тебе Рон? – Лаванда кусала губы, сдерживая слезы. Она и не думала, что ее слова о слабости Драко окажут на него такое влияние.
- Если тебя устроит, я люблю Драко как брата, - фыркнула Панси. – Я слишком хорошо его знаю, чтобы любить как-то иначе. А Рон – он другой, и в его присутствии я словно себя теряю. Так ты поговоришь с Драко?
- Только если он сам меня об этом попросит! – гордо заявила Лаванда.
- Он слишком горд для этого.
- А я – тряпка безвольная?! У меня тоже есть гордость! Он пять лет со мной обращался, как с ничтожеством, с чего вдруг сейчас передумал?!
- С того, что ты изменилась, - просто ответила Панси. – Он всегда хотел любить такую, как ты. Хотя для него любовь – это в первую очередь соглашение о партнерстве, а не пылкие чувства.
- А я хочу чувства!
- На одних чувствах счастлив и сыт не будешь. Поверь мне на слово. У меня тоже были…чувства… они прошли. Они всегда проходят. Если бы не Рон, я так и не узнала бы, что можно любить по-другому, а не за красоту и положение в обществе. Когда ты един с тем, кого любишь, в мире и гармонии, в беде и несчастье, и хочешь начхать на всех, кто говорит, что это неправильно, потому что вы не можете быть вместе из-за кем-то придуманных глупых правил о чистоте крови. Хотя, нет, я не то говорю. Мнение окружающих – это не то, совсем не то, - Панси смешалась и неожиданно покраснела. – Не умею говорить о любви. Тем более с тобой. Просто, знаешь, я расскажу свою историю. Я любила Драко. Так, как думала, надо любить: беззаветно и потакая по всем вопросам. Мы были помолвлены. Потом была война, был Волдеморт, была ты – и Драко женился на тебе. Он был уже не мой. А я была раздавлена. Унижена. Оскорблена. Я не жила, а существовала, не замечая, как один день сменяет другой. А потом, случайно, в баре я встретила Рона. В тот день Грейнджер съехала от него, и он, как и я, был унижен, оскорблен и раздавлен. Мы сидели и сопереживали друг другу, одновременно жалея себя. Потом я поехала к нему – ты знаешь, как это бывает, когда подчиняешься какому-то нелепому инстинкту внутри. И я осталась у него на пару дней, пока мы оба зализывали раны обществом друг друга. Мне надо было вернуть ощущение собственной значимости, ему – веру в себя. И мы помогли друг другу. Потом я вернулась домой, где я была никто, потому что не оправдала возложенных на меня надежд. И я больше не могла там жить. И я вновь поехала к Рону. Он не удивился, найдя меня у своей двери после работы. Выслушал сбивчивые объяснения. Впустил в дом. В эту маленькую съемную квартирку, которую когда-то занимали они с Гермионой. Я понимала, почему та больше не могла терпеть и сбежала – дом надо содержать в уюте, а мужчину – в довольстве. У нее на то и другое не хватало ни сил, ни времени. Ни желания что-то менять в своей жизни. А мне терять было нечего. Рон не умен, но честен и откровенен. С ним чувствуешь себя живым человеком, а не марионеткой. Для меня было ново, когда он взвалил на себя еще и мои проблемы, в придачу к своим. Он не отвернулся от меня, когда вся его семья была против. Он принял меня такую, какая я есть и не стал переделывать «под себя». Знаешь, почему он ввязался в команду, состоящую целиком из слизерницев, желающих прибрать власть в обществе в свои руки? Вовсе не для того, чтобы отомстить Грэйнджер или отхватить лишние миллионы. Нет. Он просто не хотел отпускать меня одну. Он сказал, что не хочет быть в стороне, когда любимая (любимая!) хочет рисковать своей жизнью. Рон не идеал, но я не хочу другого. У каждого есть свои недостатки. Я не знаю, люблю я его или нет. Я привыкла никого не любить и вообще не питать ни к кому никаких чувств. Чтобы не было больно лишний раз. Мы – слизерницы – привыкли жить так. Поэтому сейчас, когда я что-то чувствую, я не знаю, любовь это или нет. Но я знаю, что без Рона я уже не смогу.
- Я смогла без Драко, - пробормотала Лаванда. – Значит, я его не люблю?
- Я не знаю, - просто ответила Панси. – Но он без тебя не смог. Хочешь это проверить, навести его в Малфой-мэноре. Если поймешь, что ваша встреча была ошибкой, так хотя бы скажи ему, чтобы он не опускал руки и продолжал борьбу за дело чистокровных. Мы слишком далеко зашли, поздно отступать.
- Хорошо, - Лаванда кивнула. – Но не в Малфой-мэнор. Пусть он сам найдет меня и все скажет.
- Лаванда, он никогда не сделает этого!
- Если любит, то сделает. В эти выходные у Парвати будет очередная вечеринка. Я пришлю ему приглашение. Захочет прийти – придет. Нет, значит, нет. Вы с Роном тоже приходите. У нас будет маскарад. Соберутся все.
От аффтора Amie:
дорогие читатели, это глава предпоследняя. Возможно, будет эпилог. Все это будет в ближайшие дни. Я помню, что обещала к концу августа. Не получилось. Извините.
И простите, если немного скомканно.
Благодарю всех за отзывы и за то, что подписались!
