Глава 18Глава 18: «Алекс Поттер: братья»
Не зря говорят: время лечит. И правда, мне уже гораздо лучше. Я даже почти не вздрагиваю от резких движений. Правда, мне до сих пор ночью снятся кошмары. Думаю, они нескоро оставят меня. Но это странные кошмары: почти ни в одном из них Пожиратели ничего не делают лично со мной. В большинстве фигурирует Гарри. Ну да, я ненормальный гриффиндорец, который ценит жизнь других, близких людей, больше, чем свою.
Да, Гарри мне близкий человек, нет смысла это отрицать. Он мой брат, я за него в огонь и в воду. И даже странно, что раньше я искренне верил в то, что Гарри мерзкий тип, которого я терпеть не могу. А он один из немногих близких мне людей.
Вне всякого сомнения, еще одним близким мне человеком является папа… А вот насчет Нимфадоры, честное слово, я никак не определюсь. Не думайте, что я передумал, я не беру слов назад. Так что по-прежнему не против того, что Нимфадора и ее будущий ребенок, мой брат или же сестричка, станут членами нашей семьи… Вот только я боюсь…
Потому что из общения со сверстниками знаю, что в подобных случаях старшие дети очень часто становятся ненужными никому. Потому что они лишние. Даже если до этого их любили в семье, все равно с появление нового ребенка ему отдается все внимание, так как он младшенький. А мачеха (или отчим) старается сделать все, чтобы из временной эта ситуация превратилась в постоянную. И чаще всего это удается. И остаются старшие дети ненужными никому, попадают на обочину жизни.
Для себя я этого не хотел. Тем более у меня был пример – семья Снейпов. Я не знаю, насколько правильное это сравнение, но мне тогда казалось, что мы можем превратиться в подобие этой семьи. Там точно также миссис Снейп (даже в мыслях не могу называть эту женщину мамой) вышла замуж за мистера Снейпа, а Гарри превратился в подобие домового эльфа. Я только надеюсь, что теперь его родители все осознали, и у них все будет хорошо.
Самое страшное, если у нас будет также. Я конечно, в домового эльфа себя превратить не позволю, скорее из дома уйду. Да и не хочется верить, что папа, гриффиндорец до мозга костей, на такое способен. Тем не менее, противный голосок внутри меня нашептывал, что все может быть.
Несмотря на все душевные метания и опасения, у нас все было хорошо. По крайней мере, обо мне заботились. Папа взял отпуск до самого моего отъезда в Хогвартс и был твердо намерен ни на минуту не оставлять меня одного. Нимфадора тоже проявляла заботу и внимание, но я прекрасно знал, что это не для меня, а для папы, чтобы он знал, что она ради него готова на все, даже принять его сына.
Я тоже относился к ней с уважением, даже не пытаясь хоть как-то выразить недовольство ситуацией, в конце концов, сам дал согласие. Но все равно между нами осталась недоговоренность, и это напрягало нас обоих.
А потом случилось радостное событие - меня пришли навестить друзья. Это было не очень легально…а точнее, очень нелегально. В общем, Рон и Гермиона сбежали ненадолго из Хогвартса специально для того, чтобы меня поддержать. Эх, хорошо иметь настоящих друзей!
Даже если их отсутствие заметят в школе, не думаю, что у них будут проблемы. Более того, я уверен, что их отпустили бы меня навестить. Но Рону понадобились приключения и риск. Адреналин – друг гриффиндорцев. Не сомневаюсь, что Гермиона отговаривала его, но Рон так упрям… Даже сам Дамблдор не удержал бы его, что уж тут говорить о Гермионе.
Сначала все шло хорошо. Мы говорили о школьной жизни, о последних новостях. Друзья рассказали много всего интересного, вспомнили веселые случаи. В общем, все было просто прекрасно, пока они не начали поливать грязью моего пока единственного брата.
То есть, мне было по барабану, когда они оскорбляли всех слизеринцев в целом, называя их склизкими и бесчестными. Потому что всех – это никого. И пока оскорбления не касались Гарри лично, я молчал. Просто потому, что не имею права осуждать друзей, так как сам недавно так же думал. Теперь же многое изменилось, хоть я все никак не пойму, что именно и насколько сильно.
Но потом они все-таки завели тему про Гарри. Вот уж это наше гриффиндорское упорство! Часто оно бывает не к добру… Они ведь прекрасно знали, что я не хотел бы говорить про Гарри. Так как ничего плохого я о нем слышать не желаю, а ничего хорошего ни за что не скажут они.
Тем не менее, они решили наставить меня на путь истинный, почему-то считая свою точку зрения единственно верной…. Да…неприятно замечать в друзьях собственные недостатки…
В общем, разговор получился резкий и на повышенных тонах, потому что я терпеть не могу, когда меня пытаются ломать, добиваются, чтобы я принял точку зрения, разделять которую категорически не желаю. И уж тем более мне не по душе ситуация, когда люди, которые никогда не были в подобной ситуации (и не дай Мерлин им оказаться) так просто пытаются судить тех, кому в жизни пришлось гораздо тяжелее.
Ну да, раньше я сам себя бы не понял, как теперь меня не понимают мои друзья. Просто я слишком многое пережил за последнее время, слишком резко повзрослел. И сейчас искренне возмущаюсь тем, какие неверные выводы делают мои друзья. Потому что это просто – сделать выводы о человеке (порой поспешные и неверные) и категорически отказываться их менять. Гораздо сложнее попытаться понять, приложить усилия.
Так что у нас не вышло теплого прощания, и приятных впечатлений этот разговор мне не принес. Более того, остался осадок и неприятное чувство, что я могу остаться ни с чем – без друзей и без брата. Но я твердо знал, что все равно буду поступать так, как считаю правильным. То есть объяснюсь с Гарри, а там уж будет так, как решит он.
Идет время, и скоро отъезд в Хогвартс. Знаете, было бы так просто отложить важные разговоры и объяснения до зимних, а то и летних каникул… Я убежден, что Гарри так и сделал (как-то это по-слизерински).
Нет, не подумайте, что я это говорю в пику Гарри, вовсе нет. Наоборот, может он и прав. Возможно, действительно нельзя принимать настолько важные решения с ходу, на горячую голову. А надо как следует подумать и все взвесить. Не даром же, в конце концов, говорят: семь раз отмерь, один раз отрежь.
Так что брат наверняка будет сосредоточенно обдумывать сложившуюся в его семье ситуацию, чтобы прийти к какому-либо разумному выводу. Я только надеялся на то, что он не будет так же долго думать над нашей с ним ситуацией.
Он, конечно, примет правильное решение, не идя на поводу у импульсов и эмоций… Но я так не могу.
Я просто не могу вот так уехать в школу, оставив недосказанность. Считаю, что, к лучшему или нет, но надо прояснить ситуацию, чтобы не мучиться потом оттого, что должен был, но не объяснился…И, самое главное, чтобы от оставшейся недосказанности не мучились другие.
Именно поэтому я все же решился поговорить с Нимфадорой по душам. Она старалась избегать меня, при этом неприязни с ее стороны я не чувствовал никакой. И решил выяснить все непосредственно у нее.
Застал я мачеху на кухне рано утром, когда она пила чай. И, не дожидаясь, пока она уйдет под благовидным предлогом, спросил:
- Нимфадора, сколько можно прятаться от меня?
- Называй меня Нимфа, пожалуйста, ты же сам это придумал, - попросила она, повернувшись ко мне и слабо улыбнувшись.
Что-то я не помню, чтобы я такое придумывал...
- Я? А, ну да… конечно, я. Как скажешь, Нимфа. Но мой вопрос остается в силе.
Мачеха снова отвернулась и отпила из чашки. Невооруженным глазом видно, как она волнуется. Видимо, она тоже боялась этого разговора, как и я.
- Мне казалось, тебе нужно время подумать, Алекс, - ответила она, почувствовав, что молчание затянулось.
- Подумать… Ты же сама знаешь, долго гриффиндорцы не думают, у нас все на эмоциях, - улыбнулся я, чтобы разрядить обстановку.
- И что ты решил? – отставила чашку Нимфадора.
- Решил… Я решил, что ради папы нам надо хотя бы попытаться стать семьей, - неуверенно сказал я. Не могу же я так просто рассказать о своих страхах...
- Ты что-то недоговариваешь, - нахмурилась девушка.
- Да… - что ж, откровенный разговор – есть откровенный разговор. – Честно говоря, я боюсь, что стану лишним в семье. Я же в школе большую часть времени. А вот ты и ребенок будете постоянно рядом с отцом.
- Парадокс, но я тоже боюсь, что стану лишней, - горько усмехнулась мачеха. – Потому что Джеймс все равно любит тебя больше, и всегда будет любить. Так что давай попытаемся стать семьей.
Вот так и поговорили. Я ожидал, что это будет сложнее... А знаете, мне стало легче. Все-таки хорошо уехать, не оставив недоговоренностей и недомолвок, чтобы потом не просиживать у окна долгими вечерами, представляя, каким будет этот разговор. Так что в школу я собирался с чистой совестью.
И, тем не менее, я очень сильно волновался, когда действительно подошел день сборов в школу. А ведь только вчера все было так хорошо и безмятежно.
Мы с папой провели весь день вдвоем, Нимфа все поняла и осталась дома. И правда, она бы мешала, а мне так хотелось провести целый день с папой наедине, мы же потом не увидимся до самых каникул. И у нас получилось. Мы провели вместе много времени, у меня остались хорошие впечатления. Никогда еще мы с отцом не были так близки.
Но вот настало время собираться в школу.
Когда я уже заходил в машину, у меня были довольно четкие представления о том, как дальше жить. Проведя долгие часы (да и дни) в раздумьях, я, наконец, понял, что надо делать.
Я осознал одну очень важную вещь: проблема не только в личных отношениях между мной и Гарри, она гораздо шире. Это проблема взаимоотношения факультетов. Вражда между Гриффиндором и Слизерином стала чем-то вечным и неизменным, никто даже не помнит, с чего все началось. Да и никто не хочет в этом разбираться. Как-то так сложилось, что все приняли как данность, что эти два факультета должны враждовать. Когда человек попадает на факультет, это накладывает на него отпечаток, формирует круг его друзей и врагов.
А что если это неправильно? Взять хотя бы меня и Гарри. Да, у нас немного разные взгляды на жизнь, но вместе с тем я выяснил в последнее время, что еще у нас много общего. Мы иногда даже думаем одинаково. И при всем при этом я гриффиндорец, а брат – слизеринец.
И если ранее принадлежность к факультету Слизерин была для меня как клеймо, которое обозначало скользкого человека, подлеца, теперь все в корне изменилось. Потому что я точно знаю, что Гарри не такой. Да, он слизеринец, и он хитрее меня. Но это же не значит, что он плохой человек. Наоборот, хитрость в сочетании со смелостью (в чем Гарри уж точно не откажешь) может дать превосходный результат.
Можно было бы решить, что Гарри – исключение из правил. Но я же теперь знаю, что Панси и Драко тоже вовсе не так плохи, как я думал о них. Получается, мы рабы предубеждений и стереотипов.
Кроме того, история находит подтверждения, что на Гриффиндоре тоже учились подлые, лживые, трусливые люди. Но почему-то мы забываем об этом, приписывая все эти качества исключительно слизеринцам. В своей слепоте мы забываем, что не факультет делает человека, а человек факультет.
И это не пустые мысли. У меня возникла идея, довольно бредовая… Я решил помирить факультеты. Ну да, звучит абсурдно, и одному человеку не под силу.
Но я очень надеялся, что Гарри поможет мне. Я твердо решил с ним подружиться и попытаться убедить, что мы не можем наблюдать со стороны, как люди ненавидят друг друга за принадлежность к факультету. И мы не можем оставить все, как было. Потому что мало самим понять нечто важное, надо донести это до других.
Но решить – это мало. Когда я сел в машину и посмотрел на лицо Гарри, я ничего не смог на нем прочесть. И я испугался, что брат может и не разделять моих мыслей. В конце концов, я, конечно, его брат, но что если он выберет коллектив? Что если решит, что попытка изменить окружающую обстановку слишком тяжела для него, что лучше самому смириться с мнением большинства.
В душе я понимал, что должен верить брату. Но все равно решиться начать разговор безумно сложно. И на краю сознания маячила мысль: почему я должен быть первым? Ведь это всегда невероятно сложно.
И все же я заставил себя. Потому что лучше сделать и жалеть, чем не сделать, а потом думать: а что если бы я тогда не побоялся начать разговор первым?
Оказалось, мои страхи были напрасны. Гарри с радостью согласился дружить со мной. Оказалось, он тоже считает меня своим братом. Просто боялся, что я не захочу общаться с ним, выберу факультет. Что еще больше убедило меня в том, что мы с ним порой думаем одинаково.
Моя идея помирить факультеты Гарри тоже понравилась. Правда, он испытывал некоторый скептицизм по поводу ее осуществления. Сказал, что эта вражда существовала веками, и для двух людей изменить это будет безумно сложно. Но я ответил, что не боюсь. И что, если мы хотим, чтобы нам не мешали тепло и дружески общаться, нам надо сделать это. По крайней мере, мы точно должны попытаться. И Гарри согласился со мной. Это еще больше убедило меня в правильности недавних выводов. Потому что если судить о слизеринцах по всем известным стереотипам, он ни за что бы не полез в это авантюру. Потому что слизеринцы (как о них думают) хитры, двуличны, расчетливы и никогда не берутся за что-либо, если это не сулит им какой-то выгоды или если они не уверены в результате. И все это не имеет к Гарри никакого отношения.
Итак, этим летом мы с братом многое пережили, но зато и многое поняли. Наша жизнь изменилась безвозвратно, наши взгляды во многом изменились. Я только надеюсь, что это все к лучшему, надеюсь, что мы убедим всех поверить в то, во что теперь верим сами.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
