Глава 2Я долго приходил в себя, временами то ли засыпая, то ли вообще отключаясь от реального мира. Сейчас я склоняюсь ко второму варианту.
Окончательно проснувшись и, проведя водные процедуры, я был приглашен на семейный ужин Мэра. Жена Мэра подала куриный бульон и овощное рагу. Еда показалась мне божественной, так как я несколько дней ничего не ел. Мэр начал рассказывать о Городе:
- Наш Город – это самое величайшее, что мог придумать человек! – Начал вдохновенно мужчина. – Каждый житель здесь сам себе господин. Но господин с высокими моральными устоями и гражданской ответственностью. Каждый житель знает права и обязанности, и с превеликим удовольствием их выполняет. Если и случаются какие-то разногласия – то это скорей из-за недопонимая, нежели от нежелания следовать правилам. Но и в таких случаях сразу идут ко мне за советом. Мы гордимся своими традициями, - он подарил теплые улыбки жене и сыну. – Из поколения в поколение передаются знания, и с каждым новым поколением они пополняются. Сын Мэра станет Мэром. Дочь Портнихи станет Портнихой – в этой стабильности и заключается главный закон не только нашей жизни, но счастья.
- Эм… - Мне неловко было спрашивать, но здесь был явный недочет такой «стабильности», - а если, к примеру, у Портнихи будет сын, а не дочь?
- Тогда она поменяется ребенком с тем, у кого дочь, но нужен сын для продолжения традиции. Да, - продолжил Мэр, - с самого детства человек становится мастером своего дела.
- О, интересный город, - в душе я ужаснулся, и, кинулся бы бежать подальше, если бы было куда. – И в вашем Городе никогда не было бунтарей?
- Ну, почему же были. – Усмехнулся человек, и к слову сказать, человек он был самой заурядной внешности, пшеничного цвета волосы, маленькие светло-голубые глазки, атлетического телосложения и среднего роста. Мэр был примерно моего возраста – тридцать пять, тридцать шесть лет. Добродушный и улыбчивый человек. - Но их сразу изгоняют из общины, а это смерти подобно. – Он опустил кончики губ и состроил печальную гримасу, хотя глаза его выражали полное безразличие к участи бунтарей.
- Расскажи о Сыне Садовника, - улыбнулась Жена Мэра и подлила горячего чаю сыну. Женщина была лет на пять моложе мужа, брюнетка, немного полноватая, но такая же добродушная. Сын – мальчик лет десяти тоже постоянно улыбался, но не произнес и слова пока я был в Городе. Внешне он был похож больше на отца, чем на мать.
- Интересная история, - кивнул Мэр, - все произошло пятнадцать лет назад.
С Сыном Садовника мы были ровесники. С детства он отличался непохожестью и некоторой неуклюжестью. А становясь старше, он все более и более пренебрегал и всячески игнорировал правила и традиции. Мы, весь город, старались относиться к нему снисходительно, из-за его неумения вести правильный образ жизни и быть счастливым, но от этого в нем только сильней проявлялись отрицательные черты характера. Он совсем забросил сад своего отца, постоянно отлучался из Города и бродил где-то в окрестностях, таская с собой бумагу и уголек. Он что-то писал и рисовал, но это была скорей всего несуразица, совсем не нужная гражданам Города. Но мы бы могли и это вытерпеть, если бы Сын Садовника в открытую не пошел против устоев. Он решил заняться гончарным искусством, да и не традиционным, а каким-то новым и не понятным. Совсем ненужным Городу. Он обвинял нас в косности и глупости, но мы не могли его винить или упрекать. Мы дали ему выбор: изолятор или изгнание из города. Он выбрал второе.
- Но почему Сын Садовника не мог изобретать свои изделия из глины? – Я окончательно запутался.
- Как это! – Воскликнул Мэр. – Нельзя так! Еще от самых первых поселенцев этой земли, к нам пришел закон, который запрещает придумывать что-то новое в больших количествах. Гражданин Города имеет право придумать всего одну материальную или духовную вещь за всю жизнь и сделать ее общедоступной.
- Но почему? – Мое удивление переходило в шок.
- Потому что чем больше нового, тем больше сил требуется это новое ввести в жизнь, и тем больше охота нового, так как то, что было до этого, становится старым. От сюда получается бег по кругу, причем каждый круг ты стараешься бежать все быстрей и быстрей. Все новое – это неизвестное и малопонятное, а, следовательно, и не стабильное. А одно из критериев счастливой жизни – стабильность. Поэтому все жители Города счастливы.
- А что же успел сделать Сын Садовника?
- Ну, первое что он сделал – вывел новый вид фиалок. На этом и должны были закончиться его нововведения, дальше он мог ухаживать за растениями, которые уже есть в саду, или размножать свои алые фиалки. Но он начал писать, затем рисовать и ваять сосуды невиданной формы!
Теперь мне стало понятно, почему жители так однообразно живут. И это их выбор. Они счастливы.
Вечер перешел в ночь. Меня положили спать в последней – четвертой комнате. Там была кровать и окно. И ничего больше.
Проснулся я от ужасной жажды. Сначала даже не понял где я. Когда третий раз просыпаешься на новом месте, то мысли разбегаются, на все предметы в комнате, пытаясь собрать их сумму, которая и будет ответом на вопрос «Где я?». Вам может показаться, что в пустой комнате глаза не разбегаются и ответ приходит сразу, но я определенно проснулся не там, где засыпал.
С начала я увидел шторы из ситца. На стене по правую руку ковер с непонятным закрученным узором, у левой стены стоял низкий столик, на котором были навалены продукты и разлита вода. Ближе к окну был чемодан и стул с одеждой. Это была комната гостиного дома. Я запутался в конец.
Немного пошатываясь, я пошел на поиски хозяйки. Увидев меня она обрадовалась и скорее пошла ставить чайник и разогревать еду. Я начал расспрашивать, что произошло.
Оказывается, я отравился. Дыней. Но это была вовсе и не дыня, мне подсунули что-то другое. Пролежал я в бреду шесть дней.
Начал расспрашивать о Ноне. Оказалось, никакой девушки не было. Все это были игры моего отравленного мозга. Все две с половиной недели моей интереснейшей и счастливейшей жизни были всего лишь шестью днями борьбы моего организма с токсином.
Первые дни после выздоровления страшно было думать и вспоминать об этом, но потом я понял, что это был первый шаг к созданию моей новой жизни. Жизни непонятной, неизвестной, нестабильной, но счастливой. Жизни с ежедневными новыми открытиями, жизни с той женщиной, которая каждый день была новым путешествием.
