Сказки оранжевого моря

Глава 2

Вторая сказка. Ива.

У оранжевого моря никого не было, кроме животных. Иногда забредали растения-путники, откуда-то с севера Франции, но не более. Обычно они приходили днем и плакали только, недолго. Совсем мало, на самом деле минутами. Жалуясь на судьбу, касались своей зеленью разной глади морской, ребристой, мягкой. И что-то им вторило в шуме беззвучном - шуршание листьев ли, плеск тихий-тихий? Не важно.

Когда-то недавно, когда животные ещё не знали спокойных берегов, была Ива. Огромная, древняя, с длинными-длинными, раскидными, словно вьющимися, выцветшими локонами-листьями, волосами. Стояла печальная, придя как раз с самого того севера, шептала все что-то непонятное, чужеземное (или же внеземное?). А как шептала! Все вокруг будто останавливалось - ветер ли, время ли, солнце. Слушало все, наслаждаясь, немного поражаясь и удивляясь.

- Ах, красиво! Красиво! - время так улыбалось, сквозь замерший ветер. И солнце едва заметно кивало.

Все было спокойно. Ива будто всегда была, у берега блистала, никогда не приходила и никуда не исчезала. Просто была. До того... до того кровавого, красного дня, как рассказывало, шептало далекой тихой ночью море в первый и последний раз, будучи совсем обычным, ничем от других не отличным, беззаботно счастливым, но тихим-претихим. Шептало, а у самого все будто плачет, словно слезы по лицу несуществующему, из глаз бездонных, невидимых, катятся к самым ногам, омывая чистые, белоснежные края кружевные у самого берега, все новые и новые петли сверху набрасывая.

- Когда-то, - вздыхает отчаянно, с горечью. Вспоминает, как совсем уже старое, будто века пережившее, море. И рассказывает тихо совсем, по секрету, с перерывами кроткими.

Ива, оказывается, все время свободное у берега проводила. Любовалась или любила?

Волны, если прислушаться, до сих пор то и дело шепчут частенько что-то про эгоистов настойчиво, которые только на себя в зеркальную гладь, как в отражение, смотрят, смотрели. Злятся, бессильные, быстрее все гонятся, кружева завитые плетут только яростней, даже немного отчаянней. Ослепшие уже, старые, да изнемогшие. Любили Иву ту - страстно и бешено, как только они сами могут, а больше и некому. Все замирали со всем, в невозможный шепот и шорохи вслушиваясь. Слушали, старели и умирали. А дальше уже, поколения новые, все спокойные и спокойные, ничего и не ведавшие, не знавшие - чувства рвущиеся изнутри ненормальные, но стабильные, не заставшие. Дальше, дальше. Все на рябь распадалось тогда, забываясь и утопая.

Ива всех усыпляла, легко покоряя. Ласковая, мощная, но обманчиво умная. Привычно ветки свои длиннющие раскидывала по всему песку теплому. Спокойная, чувствовавшая себя в полной безопасности. Ах, глупая-глупая. Ну что тут делать? Безнадежная, невозможная. И смерть ей под стать - такая же, именно глупая. А ещё, пожалуй, ну никому не выгодная, не нужная.

Тогда точно словами не передаваемое. Ах, как море захлебывалось, собственными слезами давилось, за безжизненные, ещё оставшиеся локоны-листья цепляясь. И как сердце, на самом деле существующее, морское, разрывалось, глубже все в холод и темноту забираясь. Навсегда утопало. И как из последних сил своих, со всей своей мощью на виновника смерти глупенькой Ивы обрушивалось, наказывая и подавляя. Окончательно, в первый и последний раз, побеждая.

Позже только не слезами, а кровью умываясь. В первый и последний раз, не улыбаясь. Навсегда успокаивалось, цвет оранжевый обретая, принимая, как дань или как утешение, больше к себе никого из растений не подпуская...

А Ива? Счастливая, ещё тогда, умирая, со всеми прощалась. Глупая-глупая, не обижалась. Не любовалась, любила.