Световой Алхимик

1. Настоящее время

Надо сказать, подполковник Алиса Нойманн оказалась совсем не такой, как представлялось Ческе. Изначально она думала, что приезжая ишваритка будет стыдливо прятать глаза в пол или вести себя непринуждённо, чтобы их отдел как можно скорее позабыл про её цвет кожи. Возможно, ей стоило быть дружелюбной и мягкой, поинтересоваться, как у них дела, проявить участие и между делом объяснить, почему ишваритка вообще занялась Алхимией и даже смогла продвинуться по службе, попав в сам Централ, и на что ей пришлось пойти, чтобы остаться в живых после приказа №3066.

Подполковник Нойманн была холодна, как сталь армейского ружья, и столь же спокойна и конкретна. Она не делала ничего, чтобы скрыть своё происхождение, её форма всегда была в идеальном состоянии, а красные глаза имели пугающую привычку смотреть, не моргая. С первого же дня эта женщина поставила себя, как начальница, и максимально дистанцировалась от подчинённых — под её взглядом от рабочего стола никому из их отдела ещё не удалось выдавить из себя «добрый день».

Даже Ческа и Гас знали не больше остальных — всю дорогу до выделенной фюрером квартиры женщина молчала, с непроницаемым выражением лица смотря в окно, а на следующий день уже появилась в их подразделении, с кучей папок и с документами, доказывающими, что она и в самом деле Световой Алхимик, до этого служивший в восточном гарнизоне. Они до последнего не верили, на самом деле — не после того, что стало с народом Ишвара. Сплетница Милли не верила больше всех — когда Ческа рассказала новости, именно она напомнила, что в Аместрисе приказали расстрелять всех, у кого в предках были ишвариты. Даже коренных жителей, насмерть, без права хотя бы покинуть страну! А тут — чистая, целая, невредимая, такая породистая, что в носу свербит.

Впрочем, как-то негативно к новому начальству никто не относился — да, раса в глаза бросается, но в разведке работали достаточно толерантные люди, понимающие, что к чему. Но, кажется, подполковник Нойманн даже не понимала, насколько ей повезло с коллективом — по крайней мере, вела она себя как коренная аместрийка, у которой не может быть проблем из-за глаз или кожи. То есть, в теории, кожа и не должна быть проблемой, но если ты принадлежишь к народу, который было приказано истребить, но при этом служишь в рядах тех, кто исполнял приказ, разве ты не должна вести себя… Иначе? По подполковнику даже не скажешь, что её народ был уничтожен пять лет назад. Возможно, она действительно дочь каких-нибудь мигрантов, которые жили в Аместрисе уже несколько поколений — но хоть как-то отреагировать можно? И вообще, разве может ишваритка быть Алхимиком?

Ческу до сих пор передёргивало, стоило вспомнить её приветственную речь — ни одной улыбки, хорошо поставленный голос и безразличное «будьте честными и не действуйте без моего приказа». А потом, сразу, без перехода — «почему вы без формы?». В тот раз, конечно же, объяснять пришлось Ческе — и ей же досталось всё отчуждение и негатив.

«Я понимаю вашу трагедию, однако мы находимся на службе у государства, а не в частной организации. По правилам, сотрудники, не находящиеся на задании под прикрытием, обязаны носить форму. И то, что ваш прошлый командир мёртв, никак не должно на это влиять».

Вот так — холодно и совершенно равнодушно, даже не делая вид, что сочувствует чужому горю. В тот раз Ческа почти сорвалась — почти крикнула ей в лицо обидное «бессердечная!». На счастье, сдержалась — ей стоило сохранить эту работу хотя бы в память о бригадном генерале Хьюзе.

Пока что подполковник занимала своё рабочее место всего неделю, но разведка уже понимала, что жить они теперь будут по уставу из пыльной книжки. Новое начальство оказалось до жути требовательным к формальностям, никаких личных разговоров на рабочем месте не вело, приходило строго по часам и выполняло всю работу чётко, въедливо и педантично. Как заметил Гас, подполковник Нойманн всегда занята делом — когда её непосредственные дела заканчивались или выдавалась свободная минутка, женщина доставала труды по алхимии и что-то черкала на огромных белых листах. При таком давлении никто даже не мог выпить чаю, и привыкшая к комфорту Ческа мучилась, с ужасом ожидая времени, когда она чем-нибудь отравится и ей придётся занять туалет. Да, их производительность резко взлетела, но теперь в офисе стояла гнетущая тишина, и никому не хотелось сюда возвращаться.

И разумеется, никто не удивился, когда в их отдел нагрянули спецы, направленные по анонимке.