Глава 20- Вам опасно здесь находиться. – Палпатин не изволил поздороваться и по-прежнему смотрел в панорамное окно на мегаполис, зрелище одновременно тревожное и вызывающее благоговение. Ненадолго повисло молчание.
- Даня представляет опасность всему Двору, - негромко, необвинительным тоном произнес Траун.
- Берегитесь, Митт’рау’нуруодо, я знаю, что делаю. Вам ли не знать, насколько простираются мои возможности, она никогда не будет представлять повода для опасений.
Палпатин отогнал его тревогу, как паутинку, отмахнувшись. Красные глаза сверкнули в лучах заката, пробивавшихся сквозь розоватые облака и заливавшие комнату кровавыми отблесками. Воздух между ними искрил от напряжения, тянулась мучительная пауза, и каждый ждал, когда у другого лопнет терпение.
- Вы приводили подобные аргументы по поводу «Звезды смерти» и биологических экспериментов на Фаллиене. Ни то, ни другое… не принесло пользы Империи, - не унимался Траун, и в его голосе не было ни намека на страх перед контробвинениями. Палпатин давно привык общаться с нелюдем и ни на что иное уже не рассчитывал.
- Даня – всего лишь одна женщина.
Он фыркнул: сама по себе Даня – ничто. Быть самому по себе при дворе – значит уподобиться самоубийце, стоящему на крыше и ждущему толчка в спину. Она не представляла угрозы. Окружающие ее люди манипулировали ею только из-за ее женственности, а не ее тайной связи с ним. Он был уверен, что от нее не исходит опасность.
- Республику развалил всего один человек. Она – результат генетического эксперимента… создана на основе вашего ДНК.
Гранд-адмирал как будто одновременно спрашивал и утверждал. Палпатина это позабавило: чисс явно не мог поверить данным, перепроверенным не раз и не два.
- У вас отличные источники, как всегда.
- Если мне удалось узнать, то будьте уверены, смогут и другие, - мгновенно и совершенно бесстрастно откликнулся тот: Палпатин предоставлял свободу действий, но эта выходка граничила с неповиновением, и все же Траун стоял на своем, твердо решив, что его должны выслушать до конца.
- Не ожидаю иного от своих придворных, - фыркнул тот. Могущество некоторых личностей тревожило, но не выходило за рамки: скоро прижмем к ногтю Ксизора, а Кукольный дом – тем более…
- Зачем вы ее создали?
Выплыли кое-какие слухи о нелюде и его привязанности к куртизанке: этот разговор в какой-то мере подтверждал их. Даня вполне была способна ответить взаимностью на его чувства… Надо будет помочь ей измениться, пока отношения не зашли дальше, взял себе на заметку Палпатин: ей нельзя так легко увлекаться, если она надеется выжить.
- Кое-что должно остаться в тайне, даже от вас, - категорически ответил он.
- А от самой Дани? – не отступал Траун. Ему доставалось и за меньшее. Палпатин мимоходом подумал, как бы отреагировал Двор на их более личные разговоры.
- Она необходима для Империи… ее существование гарантирует долговечность Нового Порядка, - как на митинге, убеждая толпу в необходимости неприятных мер, изрек Палпатин. Трауна передернуло.
- Она должна обеспечить вас чувствительным к Силе наследником? Или станет донором органов, чтобы поддержать вашу жизнь? – нагло спросил Траун. Палпатин так взвился, что любой бы скукожился. Но нелюдь не лебезил перед сильными мира сего и не боялся их попыток доказать превосходство над ним.
- Она должна много чего, гранд-адмирал… но она не ваша. Понятно?
- Мой император. – Он наклонил голову, на языке вертелось множество вопросов, но ясно было одно: его заигрывание с Даней с одинаковым успехом может претворить в жизнь или разрушить планы, которые он составлял целых десять лет. Ему было неприятно, что кто-то, а уж тем более человеческая женщина, обладает над ним такой властью.
- А сейчас по поводу вашей экспедиции в Неизвестные Регионы: вам придется значительно передвинуть вперед дату вылета…
XXX
Даня медленно-медленно расхаживала перед огромными окнами пустого дворцового коридора, и ее грызло волнение. После своего скомканного признания она не виделась с Трауном: хотя они уже много раз перезванивались, над ними довлела необходимость хранить в тайне запретные отношения.
Но все же было можно появляться вместе, если соблюдать осторожность. Само звание Трауна предусматривало, что любое его появление на планете обусловлено жестким рабочим графиком, и это казалось ей смехотворным: что это за должностные инструкции для гранд-адмиралов?
И она ждала его, закутанная в неподобающий при дворе плащ, надеясь не привлечь нежелательного внимания, набросив на необыкновенно длинные волосы капюшон, отбрасывавший тень на ее лицо. По его просьбе приколов заметную брошку, Даня ждала Трауна, их импровизированное свидание было поспешно втиснуто в перерыв в его графике. Она ненавидела всю эту таинственность и неуверенность, но если уж только так удастся побыть вместе…
- Мадам, какой приятный сюрприз… - У нее волосы поднялись дыбом, и она повернулась к Тигеллинусу, отвесившему легкий поклон. Даня ответила, как полагается, и выпрямилось, сердце колотилось в страхе. Как же она не услышала, что кто-то идет, неужели так погрузилась в мысли? – Тебя все ищут, и я так рад, что именно мне удалось тебя найти, чтобы сообщить новость.
- Что же за новость, гранд-адмирал? – произнесла она, пытаясь скрыть волнение и удивление при виде него, сейчас, когда она собралась на свидание с Трауном. Он был одним из немногих царедворцев, одним только взглядом вызывавших у нее мурашки по коже, и именно он испортил ей выстраданное свидание с любимым.
- Роганда Исмарен покинула двор: в квартире у нее пусто, с банковского счета сняты деньги. Тебя повысили. – Он галантно улыбнулся, но она не дала себя обмануть. В его словах таилось стремление спровоцировать ее на необдуманные слова, которые скоро станут достоянием всего двора.
И в то же время – мир перевернулся: неужели жалкая угроза Дани заставила старшую женщину сбежать?
- Тебе предстоят две церемонии, а потом тебя ожидает невообразимое могущество… - Его улыбка стала омерзительной. - Твоя дефлорация и официальное вступление в должность старшей куртизанки. – Он погладил ее по щеке и убрал упавшую прядь. – Не бойся, Даня: благодаря твоему карьерному росту многие поспешили подать заявку на покупку твоей невинности, но когда ставки поднимутся, отсеется много народу.
- Меня это не утешает, гранд-адмирал…
Его палец описал контур ее губ и размазал помаду; она застыла под его взглядом, даже когда кончик его пальца проник ей в рот.
- И не должно бы… но не бойтесь, мадам Даня… - Он нагнулся к ее уху: - Я никому вас не уступлю, и после предстоящей нам ночи ты всегда будешь звать меня Руфаан…
Ее охватила дрожь, но не в предвкушении удовольствия, а в ужасе.
- Если вы желаете участвовать в аукционе, я желаю вам удачи, гранд-адмирал, я слышала, что публика тут кровожадная…
- У меня множество желаний… и от их исполнения меня отделяет только энная сумма. – Он нагнулся, словно хотел поцеловать ее. – Нет… Не стоит. Однако, когда мы опять встретимся…
Тигеллинус удалился, исчез так же бесшумно, как и появился, оставив Даню одну на несколько драгоценных секунд.
- Извини за опоздание…
Она обернулась, увидев, что идет Траун, сделала книксен на тот случай, если кто-то подглядывает.
- …Меня задержали.
Даня кивнула и притронулась к его руке – невинный знак любви, который бы многие оставили без внимания – только не он, резко отдернувший руку. Она хотела рассказать ему о том, что только что произошло, о скрытой угрозе, о том, что планирует сделать с ней Тигеллинус… А он отстранился, как будто вместо ласки ему предложили отравленное яблоко.
- Что? – в тревоге спросила она: откуда такая перемена? Почему его раздражает такая мелочь после того, как они обменялись поцелуем? Он подслушал ее разговор с Тигеллинусом и убоялся его?
- Прости, боюсь, мы сейчас не можем разговаривать… может, вечером? – Он попятился. – Я занят…
Далеко он не ушел: Даня ринулась к нему, схватила за обе руки и повисла у него на шее, жаждая его близости. Внешние приличия полетели в тартарары, он обнял ее за плечи и стал ждать, когда она выплачется, нежно поглаживая ее волосы.
- Даня, скажи, в чем дело?
- Вы не слышали про Роганду? – моргнула она, поднимая красные глаза, но макияж пока что уцелел. Он вручил ей носовой платок и разжал объятия. Она вытерла слезы, и к ней вернулось чувство приличия.
- Все утро пробыл у императора, - объяснил Траун.
- Роганда сбежала, оставив меня своей преемницей. Но прежде чем я займу ее место, должно произойти еще кое-что, - несмело выговорила Даня осипшим от плача голосом. Объяснений не требовалось: оба знали, как гейши выкупают свою свободу – возвращают долг Империи, продав свою девственность тому, кто больше предложит.
- Даня, нет у меня таких денег, а у Тигеллинуса водятся. Я могу попробовать, но состояние его семейства во много раз превосходит мою зарплату, надеюсь, ты понимаешь… - начал Траун, но Даня прижала палец к его губам, снова прижимаясь к нему всем телом.
- Да… Я понимаю. Я не стану оскорблять вас просьбой принять участие в столь омерзительном действе. – Свободной рукой она коснулась его груди и опустила глаза, изучая его лычки. – Возьмите меня до того, как я достанусь победителю… - Ее голос упал до шепота, и никому бы не удалось подслушать.
- Нет. Это тоже противоречит моим моральным устоям как офицера и джентльмена. Я никогда вот так не «возьму» тебя, Даня… ты не моя собственность.
Он нежно привлек ее к себе, заключил в объятия; прижавшись щекой к его груди, она чувствовала, как бьется его сердце, и ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно, чтобы они так стояли и никто иной больше ее не коснулся, интимно или нет.
- Вот и хорошо… Тогда я зайду вечером. – Он скромно поцеловал ей руку и отбыл, оставив Даню наедине с тревожными мыслями. Почему Траун пришел расстроенным? Что император ему сказал? Она взялась за виски: от всех этих сложностей голова шла кругом и ныло сердце.
XXX
- Даня… Меня отправляют на задание.
Выпустив ее из объятий, Траун заглянул ей в глаза, в последний, наверное, раз испив из их голубых бездн. Она искала в его глазах какую-то тайну, что он скрывает от нее.
- Вы сами это задумали… правда?
После аудиенции у императора ему придется многое ей объяснить. Тайный план, который Траун разрабатывал не год и не два, наконец пора было претворить жизнь. Даже сейчас он не отваживался прийти к ней домой, продолжая играть роль ее защитника и наперсника, не зная, поделиться ли с ней самым сокровенным. Наконец он решил рассказать.
Даню каждый день посвящали в какие-то тайны, они слились с ее привычной маской, в которой она казалась заслуживающей доверия. Но все же эта тайна причинит ей больше боли, чем все предыдущие. Гранд-адмирал, защищавший ее, покидает Имперский Центр, а следовательно, и ее.
Она не осознавала, какую огромную роль играл гранд-адмирал в ее жизни. Даня поняла, что по существу подписала собственное политическое самоубийство, связавшись с Трауном. Когда Парк и Траун улетят на задание, Даня останется в Имперском Центре, в логове львов, и на нее обрушится ненависть к нелюдю и его союзникам.
Траун изучал ее, погруженную в мучительные раздумья; с тех пор, как Палпатин даровал Дане новую должность, она словно расцвела, засияла, как никогда. Ее лицо округлилось, глаза блестели без толщи косметики, отягощавшей ее веки. Она больше не семенила, а шла рядом с ним твердым шагом.
Гордая, уверенная, и все же сохранившая чистоту помыслов и эмоциональность, которые изначально привлекли его. Редкая в Империи драгоценность, Даня оставалось единственной в своем роде. Она заслуживала жить в цивилизованном обществе, а не улететь с ним в полные опасностей Неизвестные Регионы, даже если ему придется лишиться ее общества.
С этим умозаключением пришло давно забытое чувство, сбившее его с толку. Он не мог понять, почему расстроился; ведь нужно радоваться, что она, прожив столько лет в угнетении, способна идти с гордо поднятой головой наравне с элитой? Однако, вместо тайной гордости, которую всегда вызывали у него достижения Дани, он унывал.
- Похоже, ваши планы наконец вернулись к исходной точке, гранд-адмирал. После всех ваших жертв, полагаю, вы можете наконец вернуться туда, откуда прибыли. – Она не обвиняла, а констатировала очевидное, мечтая, что и сама вскоре примкнет к нему…
И называет по званию, хотя они наедине. Ему стало еще горше, хотя он не понимал, почему. Возможно, из-за невольной иронии в ее словах; да, он добился того, чего всегда хотел, но не тем образом, или не в то время. Более десяти лет добиваться преданности своих людей, заслужить наконец уважение и, в некоторых случаях, дружбу – и теперь бросить все, возвратиться в нецивилизованный мир, пожертвовав тем, что из проклятия превратилось в благословение.
Оставить Даню на милость Двора… Ничьего влияния, ничьих денег не хватит, чтобы защитить ее, когда правят бал такие деятели. Он был склонен ценить в женщине в первую очередь мозги, и хоть эта была и не большого ума, зато честна, блаженно честна в своих чувствах. Несмотря на все оскорбления, на низость, она выжила и не изменилась, не поддалась злобе, изъевшей двор изнутри, как рак.
И сейчас он больше не может ее защищать. Ему не удалось.
- Не все мои планы, - бесстрастно отозвался он. Она решила продолжить расспросы.
- Вас еще что-то не устраивает? Вы улетаете восстанавливать порядок во имя императора. Вы, нелюдь в Империи человечества, сделали блестящую военную карьеру. – Она пыталась выразить восхищение, но получилась насмешка, и она тут же пожалела о своих словах. Вот же – вылетит, не поймаешь. – Простите, я не так выразилась.
- Ничего. То, чего я хочу, никогда не будет моим, не здесь и не сейчас, - смиренно откликнулся он, никогда не проявлявший жалости к себе и не сожалевший о своих поступках, и поэтому его признание было существенным, даже во всей его простоте. Несомненно, он вел разговор к концу.
Она вздохнула. Похоже, они в последний раз расстаются друзьями, и ей даже не удавалось заставить себя встретить его взгляд. Что бы он ни уверял, его вера в нее бессмысленна. Она не имеет права возглавлять Кукольный дом: она не была ничьим союзником, а тем более союзником Трауна. Без него она превратится в ничто.
- Даня… ты понимаешь, что с завтрашнего вечера тебе потребуется обзавестись союзниками? Держись между Айзенн Исард и Тигеллинусом; не конфликтуй с ними. Они могущественны, и если тебе удастся наладить с обоими ровные отношения, ты выживешь при дворе. Но только не клянись никому в верности, если тебе нечем компенсировать это его врагу.
- Спасибо вам, - только и сказала она. В душе было пусто. Она никому не доверяла при дворе, исключая Трауна, а завтра она останется беззащитной перед теми, кто готов уничтожить ее… Она проклинала свой эгоизм; он советует ей, как защититься, он пытается помочь… он бескорыстен, как и всегда, а она горюет о своем одиночестве.
- Даня, что не так? – От этого простого вопроса она вспыхнула, подняла голову и встретила его взгляд, алые очи полыхали в тусклом коридоре. Время больше не имело значения. Она сгорала в его взгляде, мучилась, но… не хотела прервать контакт. У двери в ее квартиру они расстанутся друзьями. На этом все закончится. Она никогда больше его не увидит.
- Почему вы спрашиваете? – возмутилась она, глядя в его безжалостные, жгучие глаза. Она всегда стремилась заслужить его одобрение, но если они больше никогда не увидятся… она пожертвует его уважением, если этим выиграет немного времени с ним. Было уже не страшно унизиться, остаться в его памяти оскверненной. Завернув за угол, они прошли последние шаги, как друзья и союзники.
- Мне важны твои чувства, я же говорил, - мягко отозвался Траун. Она отвела глаза и побрела шагах в пяти от него, пытаясь найти подходящие слова, как не по-детски описать ему свое состояние.
- Скажите, Траун, что у вас за невиданная выдержка? – Ее голос звенел, словно она пыталась сдержать слезы, голова поникла, волосы падали на плечи. Их разделяли всего два метра – и казалось, что между ними вся галактика. – И почему я не так сильна?
- Сила ни при чем, Даня. И ты ошибаешься, я вовсе не непробиваемый, - бесстрастно ответил он, шагнул к ней и положил руку ей на плечо. Сначала она отворачивалась, но все же позволила себе встретиться с ним взглядом.
- Но вы как будто совсем ничего не боитесь, - прошептала она. На него снова накатили эмоции, и он прикусил язык. Ее чувствительность так заразительна? Чувства давно уже не мешали ему жить, миновали первые несколько недель одиночества в ссылке – и все улеглось. Она посмотрела на его руку, лежавшую на ее плече, приятно прохладную, и вздохнула. – Какая разница; у вас есть проблемы поважнее.
Она слабо улыбнулась, надеясь закончить разговор, удержавшись от дальнейших признаний. Вспомнилось предупреждение насчет Трауна, что нельзя позволять слишком много… При всем доверии к нему не хотелось распахивать душу. Дане бы не понравилось, если бы ее сочли предсказуемой.
- Даня… Ты так обо мне думаешь? Что ты мне безразлична? Что я натворил, если заслужил такое отношение? – Он склонил голову, суровый взгляд смягчился, и он коснулся локона, упавшего ей на плечо, синий палец погладил чернильно-черные завитки. Когда выдавался случай, он позволял себе украдкой потрогать ее волосы; он думал, что она не замечает эти краденые ласки, начинавшиеся исподтишка, когда она того не ожидала… Радовало, что сейчас можно не таиться.
- Я никогда не видела ваших чувств. Вы никогда никому не рассказываете, что чувствуете; я думала, что вообще ничего. Было похоже на то, - призналась она, едва шевеля губами в сумраке коридора. Она ничего не замечала вокруг, только себя и Трауна, увлеченных разговором.
- Может, я их и не обнародую… но тебе не приходило на ум, что я не знаю, как? – У него вроде бы расширились глаза; если бы ее собеседником был человек, она бы решила, что это мольба о понимании, просьба воздержаться от объяснений. Но перед ней был гранд-адмирал Траун; он никогда ни о чем не просит. Он сильнее этого; он ничего не боится.
- Что вы имеете в виду? – переспросила она, не понимая, что он пытается выразить. Раздался вздох, и он зажмурился, словно готовясь. Она терпеливо ждала.
- Думай, что хочешь, Даня, можешь сколько угодно спорить, но я же не человек; как бы я ни пытался проявить себя в вашей Империи, на меня всегда будут показывать пальцем за мое неприемлемое происхождение. – До нее донесся еще один, еле слышный, вздох. – От меня всегда ожидали определенного поведения; на моей родине сдержанность общепринята. Когда я переселился к вам, я не стал изменять привычным манерам. Поскольку большинство ваших меня не восприняло, я решил, что в одиночестве легче жить.
- Но вы не один, Траун, вы никогда не были один.
- Я один, Даня, - возразил он. – На мне лежит позор упреждающего убийства, гнуснейшего из преступлений в глазах моего народа; я предал все их устои. Я с позором оставил Ксиллу, мне больше никогда не увидеть сородичей, родственников, я примкнул к низшей инопланетной расе и выступил с ними против собственного народа, применил их собственное искусство против них, и я питаю чувства к представительнице чужой расы. А ты говоришь, что я не одинок, Даня?
- У вас есть капитан Парк, и у вас есть я. Вас уважает флот, - не сдавалась она, и было больно видеть его обнаженные чувства, открывшуюся в нем наивность. Рухнули ее иллюзии о несгибаемом гранд-адмирале, рухнули на под и разлетелись на миллион осколков. Прекратив гладить ее волосы, его рука коснулась ее подбородка, и его кожа оказалась холоднее, чем у нее. Он все еще был взволнован; она подняла глаза и убрала его руку, прижав синюю ладонь к своей щеке. От воодушевления у нее перехватило дыхание. Она высказала то, что всегда отрицала, что всегда чувствовала и в чем не хотела признаваться нелюдю. Оказалось, что страхи были беспочвенны; она была бы рада простоять так всю ночь.
- Даня, хотел бы я видеть все в таком свете, как ты… доверчивая, опрометчивая…
Отпустив ее щеку, он аккуратно снял заколку с мягких завитков, и его рука зарылась ей в волосы, достигнув затылка. Он не успел потянуть ее, как она сама запечатлела на его губах робкий, неумелый поцелуй. Принимая ее, он обвил руками ее гибкую талию, и нежные пальцы впились ему в плечи. На ощупь она казалась маленькой и хрупкой, вот-вот переломится. Поцелуй стал глубже, и она почувствовала, как его язык проникает ей в рот, а руки крепко прижимают ее к его крепкому телу.
Доныне она никогда не замечала в нем физической силы, и проявление этой силы вызвало у нее восторг. Сейчас она наконец призналась - и себе, и Трауну, и перед ней открылось намного больше, чем ожидалось. Она голодно застонала ему в рот, чувствуя, как он вздрагивает, и начала расстегивать его китель…
И тут они выпустили друг друга, и она опять осталась одна; их снова разделяла целая галактика. Даня снова потянулась к нему, но он быстрым движением оттолкнул ее руки.
- Хотел бы я видеть все в таком свете, как ты; но это бы погубило нас обоих… Прости.
К Дане вернулся рассудок, когда Траун попятился назад, но она уже твердо решила, что не потеряет его. Его недвусмысленное проявление чувств было больше всего похоже на «Я тебя люблю». И после долгих отрицаний ей было уже все равно.
- Нет, не уходи. Пожалуйста…
XXX
Наступила ночь бала, спустя почти год после Даниного дебюта – и она снова стояла в ожидании, разодетая в пух и прах, как глава Кукольного дома. За прошедший год мало что изменилось, в их рядах произошла небольшая кадровая перестановка – их покинула Роганда и несколько ее прихлебательниц, зато прислали новеньких. Наступил ее черед быть первой куртизанкой Палпатина, появляться в числе его свиты и выступать от имени гейш. Она ждала приказа сопровождать его, означающего, что кончилась ее жизнь свободной женщины и девственницы.
Она отстраненно смотрела, как вокруг суетятся молодые женщины, и мрачно размышляла, кто купил ее девственность, кто увезет ее сегодня ночью к себе домой. Неизбежность нависала над ней, как грозовая туча. Этот вечер никоим образом не может хорошо кончиться.
Она была в красном, подобающем ее статусу: проститутка, путана, деловая женщина… Этот цвет шептал о страсти и невысказанных тайнах, а еще и о крови и упрямстве, цвет жертвенного животного. Даня думала, всегда ли ей будет суждено поступаться своим счастьем ради окружающих. Траун неделю назад ушел от нее и того, что она бесплатно предложила. Даня никогда не простит за ту ночь ни его, ни себя.
Даня решила: она не позволит, чтобы какая-нибудь другая женщина была несчастна в Кукольном доме. Ей не исправить вреда, причиненного ей и другим, как Роганде – но в ее силах предотвратить дальнейшие страдания. Так она и поступит.
Терять ей было нечего.
