19. Настоящее времяВ этот раз под раздачу попал Гас. Кажется, он ошибся в расшифровке, и теперь драхмийская линия, над которой они работали, потеряла всякий смысл. Ческа не была до конца уверена, в чём там дело — она зашивалась со своей частью работы, пытаясь запихнуть в голову весь четвёртый архив. Какое счастье, что её отправили изучать данные по Ксингу, и к Драхме она вообще никакого отношения не имеет — подполковник наверняка уволила бы её с волчьим билетом. Гас же до этого момента был на хорошем счету, не ошибался и даже переделывал чужие косяки, но начальство не собиралось быть милосердным. Хотя ему всё равно досталось меньше, чем Ческе, когда она действовала на свой страх и риск — видимо, потому что Хартманн действовал по инструкции, а его работа проверялась самой Нойманн. Понятно, что виноват всё равно Гас, но это ведь подполковник не уследила…
В общем, Гаса даже премии не лишили. Посадили писать горы объяснительных, переделывать работу, на которую их отдел убил месяц, и при этом дали новое задание — он, конечно, в ближайшее время будет жить на работе и вообще не спать, но в этом не было ничего невыполнимого.
Прямо сейчас они активно копали под Ксинг. Если верить сплетням за пределами кабинета, у Шрама была сообщница из этой страны, и теперь разведка должна была в узел завязаться, но узнать, насколько эта девочка опасна для Аместриса. Вопрос серьезный, горячий — если что-нибудь выяснится, дело может дойти до войны. Неудивительно, что Гасу простили провал с Драхмой, ведь в такой ситуации все соседние государства отошли на второй план.
Нойманн, как и всегда, что-то делала и хранила молчание. Кажется, она была не в настроении, но Ческа всё равно рискнула.
— Подполковник, по поводу магазина. Я…
Нойманн несколько раз моргнула, словно она уже забыла, что в кабинете есть кто-то кроме неё. Впрочем, она быстро вернулась в реальность и накорню обрубила благородный порыв.
— Благодарю за заботу, мисс Вернер, но в этом нет необходимости. Меня включили в список, пока я сидела в камере, так что проблема с едой отпала.
Слова были безупречно корректными и вежливыми, но Ческе всё равно показалось, что за ними крылось какое-нибудь «я не собираюсь оказываться у стенки из-за вашего доноса, мисс Вернер». Было обидно, но она понимала, почему подполковник настолько недоверчива, так что не видела смысла культивировать свои эмоции.
На самом деле, Ческа была счастлива, что она решилась озвучить свой вопрос. Потому что Нойманн среагировала — не накричала, не пригрозила санкциями, а нормально ответила. И это лучше всего показывало, что жизнь налаживается.
— Если у вас есть время на праздные разговоры, мисс Вернер, я предполагаю, что вы закончили. Каковы результаты?
Ческа вздрогнула, понимая, что она отвлеклась, и суетливо разворошила документы.
— Н-ну, то, что я успела посмотреть… В общем, кажется, в Ксинге сейчас назревает смена власти. Император использует довольно жёсткие методы для контроля других аристократических семей — в том числе через создание гарема. Нынешний правитель стар, и среди его детей готовится битва за престол. В отличие от предыдущих лет, когда вопрос решался междоусобицей, наследник будет определён через выполнение условия. Император объявил, что выберет того, кто сможет принести ему «благую весть», и отыщет бессмертие. Вот. В-возможно, там есть что-то ещё, но пока что я…
Подполковник передвинулась, снова спуская с поводка человеческую часть себя, и бесцеремонно перебила Ческу.
— Достаточно, мисс Вернер. Всё понятно.
Алиса Нойманн выглядела так, словно ей только что предложили съесть целую тарелку лимона. Милли, отложившая свою бумажку, осторожно спросила:
— Это ведь запрещённые знания, да? Одна из самых главных тайн Алхимии…
Начальница скривилась ещё сильнее, но цель была достигнута — Ческа отчётливо видела, что она стремительно сбрасывала кожу формалиста и собиралась начать очередную лекцию-разговор.
— Нет. Это Император-идиот, который в жизни не открыл ни одной книжки, но что-то где-то услышал и решил, что знает всё. «Бессмертие» ему подавай, ага. А путешествие во времени он не хочет?
Подполковник стремительно превращалась в ту самую женщину, которая бежала от патрульных и ругалась на Шрама. Наверное, она даже не заметила, как много жизни пустила в свои слова — Ческа вдруг подумала, что Нойманн начала доверять им, если уж она так стремительно оттаивает.
— Вопрос бессмертия и человеческой души лежит вне сферы моих интересов, но я знакома с рядом исследований, и с уверенностью могу сказать — это эвфемизм. Метафора, не описывающая реального положения дел. Начнём с простого.
Нойманн взяла ручку и махнула ей, рисуя круг.
— Под бессмертием обычно имеется в виду отсутствие старения. Старая душа в старом теле, которое пребывает в стазисе — это то, что называется «комой». Такой вариант никого не устраивает — значит, нам нужно тело, которое будет жить и стареть, но при этом самовосстанавливаться. Такого эффекта нельзя добиться извне — значит, надо подвергнуться алхимическому воздействию.
Она поднесла ручку к голове и покрутила ей у виска.
— Почему человеческое преобразование запрещено? Потому что мы не можем искусственно воссоздать сознание. Никто никогда не создавал жизнь, даже жалкого жучка. Можно создать тело, можно даже сделал биологический механизм, который заставит его двигать лапками, но результат не будет живым — те Алхимики, что пытались, сталкивались с кошмарными последствиями. Преобразование человека всегда опасно, смертность исследователей выше девяноста процентов — это основная причина, по которой эта часть Алхимии запрещена. Животные и растения имеют меньше ограничений, и глядя на результаты, полученные в этой области, мы можем многое сказать. Если провести алхимическое преобразование живого и неживого, то, что получится, будет мёртвым. Если соединить два живых существа, часть сознания потеряется — например, химера из собаки и змеи будет умнее, чем среднестатистическая змея, но заметно тупее собаки, и по уровню развития ближе к рептилии. Делаем простой вывод — при преобразовании человека потеряется часть души. Далеко ходить не надо — Соединяющий Жизни Алхимик, Шу Такер, засунувший в круг собственную семью, не добился ничего. Да, его химеры разговаривали — но их разум был ближе к собачьему, и то, что получилось, едва ли может потягаться с трёхлетним ребёнком. Вывод прост — преобразовать тело, не затрагивая душу, в настоящий момент невозможно. Опустим тот факт, что я не представляю себе, как сделать замкнутую систему, которая может восстановить износ без материала извне — единственное животное, известное такими особенностями, одноклеточное, и я не представляю себе такую химеру. Но, допустим, это получилось — очевидно, что при смешении разума человека и одноклеточного, мы получим одноклеточное. Если элемент, обеспечивающий бессмертие, будет неживым, на выходе получится труп. И истории известно всего одно исключение.
Световой Алхимик схватила первый попавшийся лист и начертила круг. Восьмигранный цветок с крючком посередине — Ческа никогда не видела ничего подобного.
— Вот. Печать, позволяющая прикрепить душу к неживому предмету. Мифическое знание, пришедшее к нам из Ксеркса. Историки обнаружили ряд свидетельств, говорящих о существовании «армии камней» — отряде самых преданных воинов, которые добровольно согласились прикрепить свои души к каменным статуям. У нас нет ни одного доказательства, что подобное возможно, и что «армия камней» действительно существовала — но Алхимики, занимавшиеся этой темой, склоняются к тому, что такое преобразование может быть проведено. Насколько мне известно, в настоящий момент все эксперименты в этой области закончились неудачей. Впрочем, Императору, возможно, повезёт — но это не будет бессмертием. Есть идеи, почему?
Отдел молчал, не рискуя давать ответ. Ческа вообще не видела проблемы — существовать в вечном камне, но при этом ходить, говорить и жить! Почему же это не бессмертие?
— Потому что камень разрушается?..
Судя по неуверенному тону Милли, она тоже не видела противоречия. Нойманн отложила рисунок и кивнула.
— Вы услышаны, мисс Шмидт. Ещё мнения? Хорошо. Ответ прост — у камня отсутствует возможность быть человеком. Поясню. Сознание людей безгранично, и на первый взгляд кажется, что его ограничивает плоть, но на самом деле она же и защищает. На самом деле Император не хочет вечно быть камнем — он хочет есть свою любимую еду, сидеть на удобном кресле и дальше строгать детей с хорошенькими женщинами. Камень не способен на это — он даже не будет чувствовать запахи, не говоря уже о прикосновениях. Более того — его сознание будет непрерывно обрабатывать информацию. Он не сможет спать, не сможет даже закрыть глаза, чтобы отделиться от мира. В том же Ксинге существует казнь — человека сводят с ума, не давая ему спать. Сколько можно прожить в таком состоянии? Как быстро он поймёт, что это совсем не то, чего он хотел?
Да, об этом как-то не задумываешься. Но…
— Разве нельзя обойти ограничения? С телом, я имею ввиду. Философский камень — разве не говорят, что он даёт бессмертие?
Ческе действительно было интересно. Даже она слышала, что камень полностью снимает ограничения и даёт бессмертие. И Элрики его искали — неужели Эд и Ал всё это время гонялись за пустышкой?
Нойманн ненадолго задумалась.
— Я действительно далека от этой темы, мисс Вернер. Никогда не интересовалась вопросом и крайне скептически отношусь к идее «обойти равноценный обмен». Ну, если пофантазировать… Допустим, философский камень сохранит сознание целым, и скрещивание с амёбой пройдёт успешно — ресурс всё равно истончится. Не будем забывать про износ сознания как такового — например, в случае перегруза информацией. Или присоединение к камню сохранит органы чувств, но это ведь не избавит от остальных проблем? Хм…
Подполковник замолчала на несколько минут, и чем больше времени проходило, тем более мрачной она становилась. Как будто тема, которую они затронули, пробудила какие-то мрачные воспоминания, и чем глубже она копала, тем страшнее становились демоны.
— Можно преобразовать тело и философский камень. Перенести на него сознание. Это обеспечит непрерывное восстановление, ресурс, который может обеспечить тебя новым телом хоть каждый день. Можно менять конечности, можно превращать себя в камень и возвращать обратно. Вопрос в другом…
Ческа уже очень давно не видела эту подполковника. Напряжённую, настороженную, готовую к бою — такую, какой она была, когда впервые вошла в этот кабинет. Тогда она не знала Нойманн и не понимала её настроений, но сейчас, когда она увидела разницу, это стало очевидно. Нойманн была готова к бою, желая защитить себя от того, что стоит за её словами.
— Насколько то, что получится, вообще можно считать человеком? И зачем такому идеальному телу нужна несовершенная, человеческая душа?
Кажется, они снова всё испортили, и минутка «человечной Нойманн» закончилась — их невыносимая начальница вернулась.
— Задача ясна — выяснить, сколько посланцев Императора выбрали Аместрис в качестве места поисков. Работаем.
