Глава 21POV Китнисс.
В полночь, в полночь, приходи
К дубу у реки,
Где вздернули парня, убившего троих,
Странные вещи случаются порой,
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Я открываю глаза. Где я? Смотрю на свои ладони. Я будто соткана из дымки, из тумана. Тело, руки, все будто светится изнутри. Я прозрачна. Мне страшно.
В полночь, в полночь приходи
К дубу у реки,
Где мертвец своей милой кричал: «Беги!»
Странные вещи случаются порой,
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Я замираю, услышав знакомую мелодию. «Дерево висельника». Я не пела эту песню десять лет, потому что она запрещена, но помню слова так ясно, будто исполняла ее еще вчера. Я вспоминаю, как отец напевал ее мне, в лесу, когда взял меня с собой. А потом я сидела на полу вместе с Прим, которая едва научилась ходить, и плела нам венки из пеньки, как в песне, в третьем куплете. Я не понимала слов, но мне нравился мотив. Тогда я повторяла все песни, следом за отцом, лишь бы они мне нравились. А мама вдруг закричала, забрала у меня ожерелья и начала ругать папу. Мы с Прим испугались, ведь мама никогда раньше не кричала. Я заплакала и выбежала из дома. Отец быстро меня нашел, ведь тогда было всего одно место, где я могла быть: тайник под кустом жимолости. Он утер мои слезы и сказал, что все в порядке, просто нам с ним лучше не петь эту песню, потому что мама будет сердиться. После этого я запомнила эту песню навсегда.
В полночь, в полночь приходи
К дубу у реки
И надень на шею ожерелье из пеньки.
Странные вещи случаются порой
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Я узнаю этот голос из тысячи. Мягкий баритон напевал мне колыбельные, читал сказки, когда я была совсем маленькой. Я помню, как мама стояла у дверей, прислонившись к косяку, и слушала голос отца. Он был всей ее жизнью. Не удивительно, что она не смогла жить, как раньше, когда его не стало.
- Китнисс, - негромко зовет меня все тот же голос. Я оборачиваюсь и вижу улыбающегося отца.
Он протягивает ко мне руки, и я заключаю его в крепкие объятья. Он поглаживает меня по голове, а я снова чувствую себя семилетней девочкой, не знающей боли и горя. Пока отец был жив, у меня было детство, была радость, счастье. Только вот в тот момент, когда папа взорвался в шахте… Там, наверное, было и мое детство…
- Где я, папа? – наконец, спрашиваю я.
- Ты здесь, - просто отвечает он, чуть посмеиваясь.
- А здесь - это где? – я озираюсь по сторонам, стараясь уловить хоть какие-нибудь признаки, которые помогут мне узнать, что это за место.
- Я как раз хотел тебя спросить об этом. Как ты думаешь, где мы? – спрашивает уже он, прерывая объятия.
Я осматриваюсь. Вижу светлые стены, несколько больших арок и несколько часов.
- Ну, это похоже на вокзал в Капитолии. Только здесь чисто и нет людей.
- Вполне может быть, - соглашается он, тоже осмотревшись.
- Ты же не был здесь, - удивленно замечаю я.
- Зато смотрел. По телевизору. Этого хватило, поверь.
Я пожимаю плечами.
- Давай пройдемся, - предлагает он.
Мы неторопясь идем вдоль перрона.
- Что это за место? – вновь спрашиваю я.
- Мы же уже решили, что мы на вокзале, - спокойно отвечает отец.
- Нет, это понятно. Но это ведь не настоящий вокзал. Что это?
- Я полагаю, что твой сон, - он пожимает плечами.
- То есть, я не умерла, - уточняю я.
- Видимо, нет. Хотя очень хотела, - укоризненно произносит он, а я смущенно опускаю глаза.
- Почему я здесь? – спрашиваю я после короткого молчания.
- Не имею ни малейшего понятия, - все так же спокойно отвечает он.
- Почему здесь ты? Ведь я не умерла. Значит, тебя не может здесь быть, - вновь удивляюсь я.
- Несомненно, я мертв. Но это ведь твой сон. Поэтому спроси у себя, Китнисс.
Я замолкаю. Правда, почему он здесь? Что это за место? Почему здесь я? Зачем я здесь? Почему все так сложно? Меня трясет от количества вопросов и от отсутствия ответов. Я снова запуталась…
- Ну же, Китнисс, почему ты сразу паникуешь? – недовольно отзывается отец. – Где твоя хваленая смелость?
- Осталась в Казематах, - не задумываясь, отвечаю я и прикусываю язык.
- Китнисс, - мягко произносит отец. – Китнисс, перестань. Ты многое пережила, но это не повод сдаваться!
- Не повод? – Я начинаю закипать. – Папа, мне нет восемнадцати, а я пережила столько, сколько хватит еще на моих правнуков! Папа, я устала, я запуталась, мне страшно…
Я опускаю на землю и обхватываю голову руками. Я безнадежна. Я не могу мыслить рационально. Я быстро устаю. Я слишком нервная. Я не помню, когда в последний раз спала нормально.
- Китнисс, - отец опускается рядом со мной, - тише, не надо, не плачь, прошу тебя. Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты плачешь.
Он поглаживает меня по щеке. Да, папа действительно не любил, когда я плакала. Он говорил, что в такие моменты ему самому хочется плакать.
- Давай успокоимся. Ну же.
- Почему я не могу проснуться, если это сон? – спрашиваю я, подавив слезы.
- Наверное, потому, что твой организм не готов к этому. Ты перенесла тяжелейшую операцию, потеряла много крови. Врачи в Тринадцатом могут тебя разбудить, но ты не перенесешь этого.
- Врачи Тринадцатого? Значит, меня и Финника вытащили?
- О, да. Разумеется. Иначе мы бы с тобой разговаривали в другом месте, дорогая. Правда, твое ранение не входило в их планы. На всякий случай они, конечно, взяли группу врачей. На свою и на твою удачу, дорогая.
- А… - я не знаю, как правильно задать вопрос. – А что здесь от меня? Я имею в виду, ведь здесь не мое тело. На мне нет ни единой царапинки.
- Не знаю. Может, душа? – предполагает отец.
Я пожимаю плечами, потому что не знаю ответ. Мы садимся на одну из лавочек.
- Когда я смогу проснуться? – снова спрашиваю я.
- Логично предположить, что когда ты будешь готова.
- Но… - я не совсем понимаю. – Но ведь я готова.
- Нет, дорогая. Тело, может быть, и вынесет. Но не душа.
- Как я могу подготовить душу?
- Разберись, родная. Разберись. И все получится. Помнишь слова нашей песни?
Не грусти, мы в полночь встретимся с тобой?
Его голос затихает. Я снова одна. Мы в полночь, встретимся с тобой? Почему именно эта строчка? Может быть, если я разберусь, то в полночь я смогу встретиться с Питом?
Я вновь встаю и иду. Мне нужно разобраться. Нужно успокоиться. Нужно понять, что делать дальше. Я не уверена, что смогу это сделать самостоятельно, но я должна попытаться.
Я сажусь на перрон, складываю ноги по-турецки и закрываю глаза, вспоминая все, что я знаю о себе, чтобы разобраться.
Начнем с самого начала.
Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне семнадцать лет. Мой дом – Дистрикт номер двенадцать. Моя мать – врач. У меня есть младшая сестра. Мой отец погиб в шахте, когда мне было одиннадцать. Мне пришлось стать взрослой, потому что мама ушла в себя. Пит Мелларк спас мне жизнь.
Самое простое, то, что было со мной до Игр. Теперь к более сложному. С самому трудному этапу. К первым Играм…
Я трибут 74 Голодных Игр. Я победитель этих Игр. Я победила обманом, вытащив еще и Пита. Президент угрожал мне, заставив заявить о моей помолвке. Но это не помогло. Из-за меня началось восстание. Сноу устроил еще одни Игры. Я снова оказалась на арене. Меня забрали в Капитолий. Меня пытали. Я снова оказалась на арене. А сейчас я черт знает, где. И я очень хочу вернуться назад…
Я открываю глаза. Я слышу шум поезда. Я знаю, что мне нужно делать.
