Глава 22Глава 22. Неотъемлемое право
Было бы грубым преуменьшением сказать, что следующие несколько дней я вела себя немного рассеянно. Я неустанно парила то в счастливых цветущих мечтах, которые, надо сказать, иногда перетекали в менее невинные мысли, то в атмосфере чистого неприкрытого ужаса.
Иногда мне ужасно хотелось снова увидеть Теда, и я посвящала много времени продумыванию того, как бы это осуществить. К сожалению, все мои планы были весьма нереалистичны.
Обычно после этого я возвращалась к реальности, переходя от обдумывания способов незаметно ускользнуть из дома, к осознанию того, что я играю с огнем и тащу туда же Теда. Я втайне надеялась, что, вернувшись в школу, мы просто притворимся, что этого никогда не было, но понимала, что это невозможно. Иногда можно совершить ошибку и перейти границу дружбы, а затем признать, что это случайность, и обо всем забыть. Но я знала, что это не наш случай. После того поцелуя я поняла, что Тед не хочет со мной дружить. Если честно, я тоже этого не хотела, но были моменты, когда это казалось мне самым легким и безопасным решением.
Я знала, что хотя Тед никогда меня ни к чему не принуждал, он не позволит мне лгать – это я его поцеловала. Я сделала первый шаг. Я этого хотела. Он не поверит, если я скажу, что это была ошибка и что между нами ничего не изменилось.
Вряд ли кто-то заметил мою внезапную озабоченность. Родители, вероятно, списали ее на обычные капризы девочки-подростка, а у сестер тем летом были свои собственные дела.
Для Нарциссы таким делом был Люциус Малфой. Он мог казаться совершенно аморфным и незаметным, но при этом далеко не глупым. Более того, у него было четкое понимание чистокровного мира, его неписаных правил и пропускной системы. Он знал, что если люди подумают, что он преследует пятнадцатилетнюю Нарциссу, это будет выглядеть очень нехорошо: она была слишком молода, и слухи о том, что она повела себя неправильно с почти двадцатилетним мужчиной (даже если это мужчина с безупречной репутацией Люциуса Малфоя) могли плохо на ней отразиться. Но Люциус также понимал, что даже если сейчас Нарцисса хотела его, ее хотело множество мальчиков, а девочки в этом возрасте весьма непостоянны. И он поддерживал в ней интерес к своей персоне, просто будучи ей другом и в чем-то даже наперсницей. Не знаю уж, какие у них были темы для разговоров, но во время долгих прогулок они действительно беседовали, находясь под скрытым присмотром матери, отца или домового эльфа. Время, проведенное в компании Люциуса, заставляло меня испытывать к нему все большую антипатию, Нарцисса же продолжала влюбляться уже в него, а не в придуманный ей образ. Думаю, тот год заложил крупный пласт в фундамент их будущих отношений.
Лето Беллы принесло с собой нечто намного более темное. Конечно, я чувствовала, что она отдаляется, но даже не представляла, каким переломным моментом это для нее стало. Подобно Нарциссе и, возможно, мне, Белла тоже влюблялась. Я не стремлюсь оправдать ее поступки, но не могу согласиться с теми, кто утверждал, что Белла неспособна любить. Она отдала лорду Волан-де-Морту свой разум и душу, но ее сердце всегда принадлежало Рудольфусу. Немногие хотели бы такой любви… Она была темной и опасной, но в то же время страстной и настоящей.
Не то, чтобы я не замечала, как Белла покидает дом, просто тогда мне это казалось нормальным. В ночной темноте она чувствовала себя как дома, и я привыкла не обращать внимания на то, как она прокрадывается в мою комнату в четыре утра (моя комната была ближе к дальнему концу поместья, куда она могла аппарировать, не опасаясь быть замеченной родителями). Я считала, что Белла по-прежнему убегает, чтобы встретиться с Рудольфусом или своими дружками, а потом отправиться в темные уголки Косого переулка, о которых не должны знать хорошие девочки. Я понятия не имела, что теперь у нее другая цель.
Несколько лет спустя я узнала, что тем летом она приняла Темную метку. Не знаю, как ей удалось это скрыть… Я увидела татуировку лишь через два года, несмотря на то, что Белла никогда не отличалась скромностью.
Мы были так зациклены на собственном взрослении, что не заметили бури, надвигающейся на Угрюмое поместье.
Мои родители считали (и, пожалуй, справедливо), что дядя Орион был слишком снисходителен к Сириусу. По традиции наследнику рода предоставлялось больше денег и свободы, чем всем остальным. Обычно это означало, что родители закрывали глаза на плохую успеваемость и неосмотрительность как с женщинами, так и с влияющими на психику веществами. В некотором роде Сириус вел себя так же, и потому дядя Орион игнорировал отчеты о наказаниях, письма от Макгонагалл и счета за порчу школьного имущества с небрежным: «Мальчишки остаются мальчишками». Проблемы Сириуса обычно являлись результатом розыгрышей: иногда забавных, иногда ребяческих, но всегда преследующих цель кого-нибудь смутить. Он мог быть жестоким, как и любой молодой, привлекательный, талантливый и беспечный молодой человек, но никогда не причинял другим зла преднамеренно. Сознательно делала людям больно, скорее, Белла, а не Сириус.
Таким образом, дядя Орион не обращал внимания на школьные проблемы сына и давал ему намного больше свободы, чем было у нас. Если бы Сириус нарушал правила на Слизерине и с чистокровными друзьями, вероятно, не было бы никаких проблем. Камнем преткновения послужило то, с чего началась учеба Сириуса в Хогвартсе – Гриффиндор и его друзья.
Если бы дело было только в Джеймсе Поттере (если забыть о политике, он все еще оставался единственным сыном богатых чистокровных родителей), возможно, дядя Орион смотрел бы на это сквозь пальцы. Но Сириус был просто невероятно популярен и дружил со всеми, кто ему нравился. Рано или поздно он должен был осознать, что имеет больше общего с друзьями, чем с собственной семьей.
Однако этим летом дядя Орион решил, что Сириусу пора повзрослеть и начать вести себя как подобает наследнику семьи Блэк. Он объявил это сыну заодно со списком новых правил. Сириусу категорически запрещалось видеться с Джеймсом Поттером, поскольку юноша плохо на него влиял, и с остальными друзьями (вряд ли дядя соизволил узнать имена Ремуса Люпина и Питера Петтигрю, а если бы даже узнал, то никогда не произнес бы их вслух). Он не должен был встречаться с «той девочкой» (мы решили, что речь идет о Марлин) и, естественно, он должен был прервать общение со всеми, кто не был чистокровным. Сириусу полагалось начать изучать все, что относилось к управлению семьей. Никто не знал, что именно, поскольку на первый взгляд финансовые дела Блэков не нуждались в пристальном надзоре, и дядя Орион практически ничего не делал.
Сириус уделил этим правилам не больше внимания, чем любой из родительских директив, то есть – попросту проигнорировал. Приблизительно через месяц дядя Орион заметил, что поведение сына нисколько не изменилось, и решил повторить лекцию с одной лишь разницей: немного боли должно было помочь Сириусу лучше усвоить отцовские наставления.
На следующий день мы отправились на званый обед в Угрюмое поместье. Мне сразу же бросились в глаза неестественная бледность Сириуса, темные круги под глазами и уродливые синяки, выглядывающие из-под воротника рубашки, когда он поворачивал голову.
- Сириус, что…
Он резко мотнул головой, давая понять, что сейчас неподходящее время для обсуждений. Я узнала всю эту историю лишь несколько месяцев спустя.
Однако, вопреки стараниям отца, Сириус не смирился, а лишь разозлился. Это почти не проявлялось внешне, кроме, разве что, мрачного блеска в глазах. Даже Белла на шаг отступила, когда он на нее посмотрел.
Званый обед был небольшим и не слишком важным для всех присутствующих. Луи Фостер (его мать была из Флинтов, а отец – из старой чистокровной ирландской семьи), старый друг дяди Ориона, недавно покинул Министерство. Он так и сказал: «покинул», хотя ему было всего лишь около пятидесяти, но все и так знали, что он ушел, потому что верил в идеи лорда Волан-де-Морта больше, чем в попытки Министерства предотвратить войну. В нашей семье это считалось поводом для праздника, так что был организован небольшой обед. Помимо семьи были приглашены всего несколько гостей, зато самых важных: Абраксас Малфой, Джозеф Уилкес и пугающий черноволосый мужчина, которого нам, вероятнее всего, умышленно, не представили.
Как и ожидалось, мы не участвовали в разговоре, отвечая лишь на заданные напрямую вопросы, так что я не слишком вникала в беседу, пока отец о чем-то не спросил Фостера. Тот был занят разглядыванием декольте Беллы, даже не пытаясь скрывать свой интерес.
- Вы даже не представляете, как прекрасно находиться вдали от Министерства. Конец напрасной трате времени и сил! Эти тупицы все еще поддерживают Дамблдора, мямля что-то о защите и равенстве, - ответил Фостер, - смешно, право.
Взрослые одобрительно закивали, и лишь Сириус что-то насмешливо пробормотал. При этом его лицо казалось слегка потрясенным, словно он сам от себя не ожидал такой реакции. Разговор стих, и все взгляды обратились к нему.
- Хотите что-то сказать, мистер Блэк? – проговорил Малфой, манерно растягивая слова. Его сын был образцовым наследником, и ему доставляло удовольствие наблюдать за трудностями, которые испытывали Блэки по вине «будущего семьи».
- Нет, ему нечего сказать, - резко сказал дядя Орион.
- Нет, нет, Орион, позвольте ему высказаться. Мне очень интересно. Люблю, знаете ли, узнавать мнение молодого поколения, - Фостер скрыл злобу за ласковой улыбкой.
Сириус откинулся на спинку стула. Любому незнакомцу эта поза показалась бы верхом непринужденности, но я знала, что именно так он садился, когда планировал поиздеваться над каким-нибудь хогвартским учителем.
- Просто невероятно… - спокойно начал Сириус.
- Что именно?
- Как Вам хватает наглости настолько извращать факты. По Вашим словам, Министерство – это шайка идиотов, хотя в действительности все, чего они хотят, это остановить геноцид.
Комната погрузилась в тишину: дядя Орион, наши родители и даже Белла потрясенно уставились на Сириуса, он же с вызовом смотрел им прямо в лицо. Даже в самых горячих политических спорах о войне это слово не использовали. Я никогда не думала об этом в таком ключе, хотя, на самом деле, это был настоящий геноцид…истребление тех, кого считали менее достойными. Белла открыла было рот, но я резко пнула ее пяткой – последнее, что ей было нужно, это участие в развернувшейся уродливой сцене. В ответ она пнула меня в лодыжку, но промолчала.
- Достаточно, - срывающимся от гнева голосом произнес дядя Орион, - приношу извинения, Луи, за этого… - он даже не мог подобрать подходящих слов, чтобы описать старшего сына.
- Не стоит, не стоит, мальчик уже достаточно взрослый, чтобы иметь собственное мнение. Это не Ваша вина, что пока Дамблдор открывает двери школы для грязнокровок, он находится в неподходящей компании. Фактически, юноша – превосходная иллюстрация того, что происходит с нашим миром, как рушатся наши традиции, как умы молодежи загрязняют черные маггловские речи…
- Если, конечно, Вы считаете фанатизм и кровосмешение теми традициями, которые стоит сохранять, - отрезал Сириус.
- Я сказал, достаточно, - повторил дядя Орион, повысив голос. Сириус подскочил так быстро, что опрокинул стул, бросил салфетку на пол и вылетел из комнаты. Повисла долгая тишина, Регулус осторожно вернул на место стул, Малфой прочистил горло и неловко прокомментировал недавнюю поездку мистера Уилкеса во Францию. Все с благодарностью ухватились за предложенную тему, но обед закончился без прежней непринужденности.
* * *
Конечно же, я не верила, что этот инцидент пройдет незамеченным, но за всю ночь, проведенную в Угрюмом поместье, до нас не донеслось ни звука. На следующее утро я нигде не могла найти Сириуса, пока не обратила внимания на открытое окно его спальни. Высунувшись наружу, я обнаружила кузена вытянувшимся на плоской части крыши с небрежно закинутыми за голову руками. Я знала, что чары вокруг дома не дадут проходящим мимо магглам нас увидеть.
- Не возражаешь против компании?
Он пожал плечами. Я приняла это за согласие и осторожно вылезла на крышу, стараясь не поцарапаться об острые края черепицы.
- Интересный выбор места.
- Я больше не мог находиться в этом доме, но, так как отец его запер, это лучшее, что мне удалось придумать.
Я со вздохом села рядом с кузеном.
- Почему ты споришь с ними, Сириус?
- А почему ты этого не делаешь? – резко бросил он.
- Что?
- Я знаю, ты во все это не веришь. Ты не такая. Ты не считаешь магглорожденных ниже нас и не думаешь, что фамилия Блэк автоматически делает тебя лучше, чем кто бы то ни было. У тебя есть магглорожденные друзья и, возможно, даже больше, чем друзья, но ты это скрываешь. Ты никогда ничего не говоришь.
- А смысл? Ты действительно веришь, что мои слова что-то изменят?
- Смысл в том, чтобы отстаивать то, во что веришь. Дать им понять, что ты не считаешь их взгляды правильными, а не сидеть молчком, потому что так легче и привычней.
- И это сработало, Сириус? Все прошло блестяще? Неужели ты не понимаешь, что мы не можем выбирать семью?! Мы должны жить с той, которая нам дана.
- Нет, не должны.
- Что ты имеешь в виду?
- А то, что они и сами рады будут избавиться от меня. С тех пор, как меня распределили на Гриффиндор, я стал обузой. Если я уйду, с ними останется Реджи. Так почему бы мне не позволить ему стать наследником? Правильным чистокровным наследничком – единственным сыном в нашей семье.
- Что ты такое говоришь? – мне не нравился ход его мыслей.
Сириус вздохнул.
- Ничего. Если тебя это устраивает – прекрасно, Энди. Если ты сможешь всю жизнь притворяться, что веришь во всю эту чепуху – прекрасно. Если ты готова наблюдать, как они заходят все дальше, и ничего не говорить – прекрасно. Вот только не думаю, что ты сможешь. Ты хочешь то, чего они никогда не позволят получить.
- Ты не знаешь, чего я хочу, Сириус, и не тебе решать, как мне жить.
- Конечно, нет. Это тебе решать. Можешь принять эту чистокровную галиматью, если хочешь, но лично я думаю, что ты врешь. Врешь им и, возможно, себе тоже. Я не счастлив тут, Энди, но я хотя бы говорю правду.
Сириус резко встал и пролез обратно в комнату, оставив меня одну на крыше.
* * *
- Я опаздываю…Сириус ждет… - шепчу я, не делая, однако, попыток отстраниться.
- Да…я знаю, - соглашается Тед, продолжая целовать меня, так что я даже забываю, почему так стремилась уйти.
- Мне правда пора…
- Я знаю…
В мой сон бесцеремонно вторглись посторонние голоса. Я уткнулась лицом в подушку, цепляясь за обрывки сна, но все напрасно – я уже бодрствовала, а сон и порожденные им бабочки в животе стремительно исчезали. В комнате было невыносимо жарко, хотя перед сном я открывала окно, через которое теперь и доносились голоса. Я нахмурилась, пытаясь заставить себя встать и закрыть окно, чтобы вернуться к прерванному сну.
Это был голос Беллы и более низкий мужской голос, в котором я узнала Рудольфуса, а мне совершенно не хотелось слышать подробности их романа. Была почти половина пятого – слишком поздно даже для нее. Я все же предпочла тишину возможности свободно дышать, и потому вылезла из раскаленной постели и подошла к окну, невольно подслушав часть их разговора.
- Уже почти утро, нам следует быть осторожнее.
- Кого это волнует?
- Моих родителей, например. Девушка должна заботиться о своей репутации, знаешь ли, - игриво протянула Белла.
- Меня не беспокоит твоя репутация, - повисла долгая тишина, - ты в порядке, Белла?
- О чем ты?
- Тебя это не тревожит?
Она засмеялась резким, скрежещущим смехом, похожим на скрежет пальцами по стеклу.
- Ты что, не знаешь меня?
Я быстро, но без резких движений закрыла окно, чтобы они не догадались, что я слышала. Больше мне слышать не хотелось. Я вернулась в кровать и малодушно притворилась спящей. Я убеждала себя, что понятия не имею, о чем они говорили, но к тому времени Белла уже настолько увязла в темном волшебстве, что не требовались навыки предсказателя, чтобы предположить.
Несколько минут спустя я услышала тихое «Алохомора», а затем она упала на кровать, едва не отдавив мне руку. Видимо, именно этого Белле и надо было.
- Окно было открыто, - сказала я, не открывая глаз, но показывая, что уже не сплю. Белла села в изголовье кровати, и так как я проснулась, а она не выказывала ни малейших признаков усталости, я заключила, что нам предстоит разговор. Я неохотно повернулась.
Белла трепетала от волнения; ее глаза сияли уже не счастьем, а откровенным безумием. Несмотря на расслабленную позу, воздух вокруг нее словно гудел от затаенного напряжения. Выглядела она потрепанно: платье на плече порвалось, волосы спутались, а на щеке застыла то ли грязь, то ли кровь. Я не хотела знать точно.
- Где ты была?
Белла притворно строго погрозила мне пальцем.
- Не нуди, Энди. Ты тоже не так невинна, как кажешься.
- А я этого и не утверждала. Ты правда думаешь, что я удивлена, или что меня волнует, с кем ты спишь? Но неужели ты ожидаешь, что я поверю, будто все это, - я неопределенно махнула рукой, - результат романтического свидания?
- Зависит от того, насколько хорошее свидание…
Я не улыбнулась, и на лице Беллы проступило раздражение: очевидно, она надеялась, что я разделю ее эйфорию.
- Что ты делала, Белла?
Она вздохнула и откинулась назад. Напряжение ослабло, и Белла ответила мне жестокой, но усталой улыбкой.
- Не задавай вопрос, на который не хочешь получить ответ.
* * *
На следующих выходных мы вернулись в Угрюмое поместье, чтобы поучаствовать в бале, который устраивали Вэйзи. Они были молодоженами, и тетя Вальбурга, похоже, покровительствовала Юфимии Вэйзи. Они жили в Лондоне, а так как мы с Нарциссой были еще слишком молоды для аппарации, нам было легче остановиться у Блэков.
Едва ступив на порог, мы почувствовали страшную напряженность. Как только родители удалились, предоставив нас самим себе, Регулус начал жаловаться, что Сириус постоянно дуется или лезет в драку. У нас оставалось несколько часов до бала, так что мы отправились в гостиную, где и нашли угрюмо разглядывающего гобелен Сириуса. Я волновалась за него, хотя все еще не могла простить ему те жестокие слова.
- Гляньте-ка, это же сам мистер политический агитатор, - бодро воскликнула Белла.
- Заткнись.
- Следи за языком, Сириус. Что за недовольство? Тебе не пишут твои гриффиндорские дружки? – когда он не ответил, Белла протянула руку и резко взъерошила ему волосы. Она часто так делала, когда мы были детьми, но теперь она явно издевалась, и Сириус мотнул головой, сбрасывая ее ладонь, - надеюсь, ты перерастешь этот подростковый бунт, потому что он уже начинает утомлять.
Сириус сжал зубы, но это было единственным признаком того, что его рассердили ее слова, и Беллу это заметно огорчило. Раньше ей всегда удавалось вызвать у кузена какие-то эмоции. Сейчас люди сравнивают Сириуса со мной, так как мы оба в конце концов сбежали из дома, но на самом деле он больше походил на Беллу. В Сириусе тоже жила тьма, которую сестра пыталась вытянуть наружу. Если бы не его друзья, возможно, ей бы это удалось.
Бал Вэйзи был похож на все остальные, так что, можно сказать, юная миссис Вэйзи имела успех. Несмотря на мою усталость и раздраженность, у меня не было недостатка в партнерах по танцам, хотя, возможно, я была не слишком интересным собеседником. Из письма отдыхавшей в Греции Эдрианн я узнала, что ее кузен Гийом был очарован мной и называл меня исключительно «une belle et charmante fille», несмотря на тот огромный недостаток, что я была англичанкой. Я как раз танцевала с ним, когда увидела, как Сириус в бешенстве выбежал из зала. К разочарованию Гийома, я извинилась и последовала за ним. Я не знала точно, что хочу сделать, лишь желала убедиться, что кузен не совершит ничего опрометчивого.
Я была не единственной, кто видел, как ушел Сириус: тетя Вальбурга тоже пошла за ним, а я без зазрения совести прокралась к двери и стала подслушивать. Если бы его спросили, Сириус сказал бы, что ненавидит свою мать. После некоторых раздумий я ответила бы также. Но ни один из нас не стал бы отрицать, что именно мать может ранить тебя больнее всех, как бы ты к ней ни относился. Я слышала, как она кричит на него.
- …позорить меня и свою семью!
- Мне плевать, что вы обо мне думаете.
- Неужели мы так плохо тебя воспитали, что ты стал хуже грязнокровок? Блэки никогда не были предателями крови.
- С меня довольно! Я сыт по горло вами и вашей манией чистой крови. Лили Эванс магглорожденная, но она в сто раз лучше любого из вас. Я ненавижу это. И вас ненавижу.
- Ты разочаровал нас, как только появился на свет, а распределение на Гриффиндор это только подтвердило. Ты не имеешь права носить фамилию Блэк, - прошипела Вальбурга.
Я отступила в тень, но тетушка так спешила покинуть ненавистную комнату, что даже не смотрела по сторонам.
Должно быть, Сириус воспользовался летучим порохом, чтобы перенестись в Угрюмое поместье, потому что оставшуюся часть ночи мы его не видели. Когда мы вернулись, в доме было тихо, но из-под закрытой двери библиотеки пробивался слабый свет. Я хотела лечь спать, но Белла твердо вознамерилась поговорить с Сириусом, и я осталась. Не знаю, могло ли мое присутствие что-то исправить, но я чувствовала, что этой ночью напряжение достигло предела, и все так или иначе разрешится.
Сириус уныло смотрел в огонь, баюкая в руках бутылку.
- Хорошо повеселились?
- Заткнись! – рявкнула Белла, - ты так и не понял, что значит быть Блэком?!
- Это ничего не значит, Беллатриса.
Она схватила его за плечо, другой рукой сжимая палочку в кармане мантии.
- Не делай этого, Белла, - даже я понимала, насколько тих и слаб был мой голос. В любом случае, никто из них меня не услышал.
- Как ты мог предать нас? Неужели они того стоили, Сириус? Твои маленькие магглолюбивые друзья. Это ради них ты предал свою семью?
Сириус резко вскочил с диванчика, грубо сбросив с плеча руку Беллы. Я видела, как в ее глазах вспыхнула ярость. Она могла бы убить его, если бы захотела, и на мгновение мне показалось, что она это сделает.
- Вы мне не семья, - прорычал Сириус.
- У тебя есть обязательства перед семьей и чистокровным миром. Это твой долг. Твое неотъемлемое право.
Эта отчаянная то ли просьба, то ли обвинение на миг повисла между ними, чтобы затем растаять в воздухе.
- Я ничего не должен этой семье.
Он поставил бутылку и молча вышел из комнаты. Белла смотрела ему вслед. Думаю, она не хотела плакать (слезы – признак слабости, а это было не в ее характере, особенно, по отношению к Сириусу), но тогда ей не удалось сдержаться.
Ночью я не сомкнула глаз, думаю, как и все остальные, и в самый темный час, когда казалось, что уже ничего нельзя исправить, мы услышали чьи-то голоса, слишком тихие, чтобы разобрать слова. Я молча встала, игнорируя вцепившуюся в подол моей ночной рубашки Цисси и ее шепот: «Дай им разобраться самим, Энди».
На нижней ступени лестницы кто-то сидел. Слабый свет факелов, оставленных, чтобы не дать гостям споткнуться, освещал его темные волосы. Когда я опустилась рядом, Регулус поднял на меня абсолютно сухие глаза, но в них было столько боли и беспокойства, сколько вообще не должны показывать четырнадцатилетние.
- Он ушел.
