Глава 23Глава 5: «Алекс Поттер: квиддич и непонятки»
На квиддичный матч я всегда шел в приподнятом настроении, не сомневался в своей победе. Наверное, это отцовские гены – я всегда выигрываю. Говорят, я так же хорош, как был в школьные годы папа. Раньше я выбивался из сил во время квиддичных матчей только ради того, чтобы об этом узнал папа и хотя бы раз похвалил меня. Для меня это было очень важно. И я не сдавался, когда папа делал вид, что не в курсе моих успехов (хотя ему, конечно, сразу же о них докладывали профессора). Я вновь и вновь старался заслужить одобрение.
Сейчас все иначе, и я просто хотел насладиться игрой и принести победу факультету. Честную победу.
Сейчас, помирившись с братом и желая помирить факультеты, я признаю, что мнение, будто только слизеринцы грязно играют, ошибочно. Квиддич – это спорт. Конечно, тут повышенный травматизм. Все, кто в него играет или мечтает играть, должны это учитывать. А мнение, что якобы слизеринцы хотят покалечить всех соперников, сложилось исключительно благодаря их в целом дурной репутации.
Об этом я думал, когда сидел на завтраке. Внезапно ко мне пришло письмо, от брата. Наверное, пожелание победы. Я полностью доверял Гарри, потому открыл, не раздумывая.
Туманная магия… Я ее сразу узнал, потому что ради брата немного изучил, как уже упоминал. Я понял, что это именно она, когда меня окутало словно облаком тумана. И после этого навалилась слабость, будто я весь месяц только и занимался тем, что кирпичи таскал.
Я не мог, не хотел верить, что в этом виноват Гарри. Он же мой брат, он же сам говорил, что ближе и роднее меня у него никого нет… Но я не мог отрицать очевидное – почерк принадлежит брату, да и туманной магией увлекается именно он. Но за что он так со мной? Неужели ради победы на матче его драгоценного факультета…
И я понял, что в лепешку расшибусь, но не доставлю слизеринцам такой радости. Они же наверняка ждут, что я добровольно сойду с дистанции. Но я, гриффиндорец и сын аврора, не пасую перед трудностями.
И я вышел на поле вместе со всеми. Привычным жестом призвал метлу, сел на нее и взмыл в воздух.
И первый раз в жизни ощущение полета не приносило ни малейшей радости. Впервые я боялся упасть с метлы. Я, человек, которому комфортнее в небе, чем на земле.
Теперь я чувствовал только слабость и даже, как ни старался, не мог сосредоточить внимание на снитче. Кружилась голова, все плыло перед глазами. Наверное, это глупо – в таком состоянии сесть на метлу. Надо было сказать капитану, он бы нашел мне замену. Но я не мог поступить иначе.
Мне не удалось принести победу факультету, первые в жизни. Я, лучший ловец, упал с метлы. Все плыло перед глазами, ни на чем нельзя было сосредоточиться. Я пытался удержать равновесие, но не смог.
Меня многие спрашивают, почему я так люблю играть в квиддичной команде. Воздух– моя стихия. Именно там, в полете, я ощущаю себя по-настоящему живым. Я именно поэтому люблю квиддич. За ощущение свободы. Возможно, я и выигрываю потому, что ищу не столько победы, сколько возможности чувствовать столь безграничное счастье.
Но сегодня был явно не тот случай. Мы проиграли. И чувствовал я только слабость, а потом короткий миг падения. А потом тьма и тишина…
Очнулся я в больничном крыле. На самом деле, ситуация отнюдь не нова. Мадам Помфри уже в шутку называет меня своим постоянным клиентом. Она права – в ее царство я попадаю чуть ли не каждый месяц. И постоянно она угрожает, что оставит на недельку-другую, дабы потом не повадно было. Но мне всегда удается смыться через пару дней. И никогда не терял присутствия духа… Кроме этого раза.
Это же не просто падение с метлы, дело вовсе не в этом. Дело в предательстве брата. В том, что я поверил ему, без доказательств и оговорок, и ошибся. Наверное, все же не стоило забывать, что Гарри слизеринец. у них совершенно иные ценности, отличающиеся от наших. Иной менталитет. Каким же я был дураком, когда считал, что помирить наши факультеты возможно!
Такие невеселые мысли посещали меня, пока мадам Помфри делала свое дело. Она даже не возмущалась особо. Наверное, понимала, что сегодня произошло что-то из ряда вон выходящее, что наставления тут совершенно не нужны.
Но в покое меня всё равно не оставили. Стоило мне улечься после лечебных процедур, как через несколько минут в палату вошла МакГонагалл. За ней появился высокий представительный мужчина в лиловой мантии.
- Мистер Поттер, это мистер Диркис из отдела магического правопорядка, он пришёл задать вам несколько вопросов, - представила профессор гостя.
- Благодарю, профессор МакГонагалл, вы можете идти, - сказал мистер Диркис непререкаемым тоном, и декан, поджав губы, покинула палату. – Мистер Поттер, что произошло на сегодняшнем матче?
- Я упал с метлы.
- И как это произошло?
- Я просто не смог удержать равновесия.
- Это кто-то подстроил?
- Нет.
- Но ваши друзья говорят, что за завтраком вы получили письмо от вашего брата, Гарри Снейпа, и на письме было проклятье, относящееся к Туманной магии. Если это так, то вашего брата ожидают большие неприятности. Вы сами знаете: Туманная магия – это очень серьёзно.
Я знал, что Гарри отчислят из школы и затаскают по судам, если его причастность к Туманной магии будет доказана. Его могут даже отправить в Азкабан, если так постановит суд. Конечно, Гарри обманул меня, но такой судьбы я ему не желаю, поэтому я решил солгать:
- Это была не Туманная магия, а просто чья-то безобидная шутка. Из конверта просто вышло облако дыма, но от него мне плохо не стало. Кстати, конверт даже не был подписан. А то, что я свалился с метлы – несчастный случай. Я увидел летящий на меня бладжер и поспешил увернуться. Как видите, слишком поспешил. В спорте ведь нередки подобные случаи.
- Вы уверены, что никто не виноват в вашем падении?
- Абсолютно.
- Мистер Поттер, если это была Туманная магия, виновника следует наказать, и не по школьным правилам, а по всей строгости закона…
- Значит, хорошо, что это была не она.
- И, если вас вызовут в суд, вы скажете то же самое?
- Да.
- Что ж. Если сам пострадавший отрицает факт применения к нему запрещённой магии, расследование не проводится, и виновник, если таковой есть, остаётся на свободе. Поэтому прошу немедленно прислать мне сову, если что-то вспомните. До свидания, - сказал мистер Диркис и направился к выходу. – Я знаком с вашим отцом, часто приходится иметь с ним дело по работе. Он бы ни за что не допустил того, чтоб преступнику всё сошло с рук, - сказал он напоследок, остановившись у двери, и вышел.
Сразу после этого в палату снова зашла МакГонагалл и сказала, что мой отец извещён о случившемся, и скоро он будет здесь.
Папа появился только часа через два. Я было решил обидеться, что он не спешил, но был ошарашен рассказом, что до визита ко мне папа успел попробовать разобраться с Гарри.
Знаете, а ведь я ощутил беспокойство. Я мог пытаться себя убедить, что теперь Гарри ничего для меня не значит, но подсознание все же не обманешь. И при мысли о том, что он оказался в тесном пространстве с разъяренным отцом, руки покрылись липким потом.
Впрочем, вскоре я узнал, что ничего страшного не случилось, и успокоился. Я только не мог понять, как такое допустил директор. Он же честный и справедливый, пример для нас. Так почему он оставил Гарри в компании разъяренного аврора? Был убежден, что папа не сделает ему ничего плохого? Или это теперь такие экстремальные методы воспитания?
Но эти мысли были не самым главным, что занимало меня на тот момент. С мистером Диркисом папа тоже успел поговорить, и я придумывал аргументы, ведь убедить отца в том, что Гарри не виноват, оказалось гораздо труднее, чем мистера Диркиса. Скорее всего, именно на это и был расчёт. А папа, тем временем, возмущался:
- Алекс, я тебя не понимаю. Как ты можешь покрывать этого слизеринского выродка?! Да ему поцелуя дементора – и то мало!
- Папа, я никого не покрываю, он действительно ни при чём. И кстати, этот выродок слизеринский, как ты выразился – твой сын.
- Мой сын – ты. А с ублюдком Снейпа я не желаю иметь ничего общего!
- И ты смог бы запустить в него заклятием?
- Сейчас больше склоняюсь к сроку в Азкабане. А тогда смог бы. Слишком был зол.
- И, тем не менее, я не стану менять своих показаний. И прошу тебя не причинять Гарри вред.
- Но…
- Папа если ты меня любишь, сделаешь, как я прошу.
- Ладно…
Отец вышел, а я еще долго лежал, задумчиво глядя в потолок. Ведь папа, профессор МакГонагалл, директор Дамблдор – все выпускники Гриффиндора, верно? И, тем не менее, они не погнушались устроить эту травлю моего брата. Да, Гарри сам виноват, он применил магию против меня. Но где гриффиндорское благородство? Или благородство не зависит от факультета? Все же Основатели, и это доподлинно известно, изначально были друзьями. Наверное, если бы Салазар Слизерин ценил в людях подлость, Годрик Гриффиндор с ним бы не подружился. А если бы Годрик ценил глупцов (каковыми, я знаю, нас порой считают слизеринцы), с ним вряд ли дружил бы Салазар. Но ведь брат изучал Туманную магию, и почерк был его… За что он со мной так? Мысли становились все более бессвязными, и я, наконец-то, заснул.
Наутро я заверил мадам Помфри, что здоров и уже могу отправиться в свою гостиную. Но она не поверила – никогда мне не верит почему-то… Заявила, что не отпустит меня еще минимум три дня. Я стал торговаться, и мы остановились на том, что сегодня проведу в ее царстве весь день. И, если не будет ухудшений, уже завтра смогу вернуться к друзьям.
Собственно, спорил с мадам Помфри я скорее из упрямства и по традиции, чем действительно желая покинуть больничное крыло. Потому что, как только я это сделаю, придется серьезно задумываться о произошедшем, делать выводы, принимать решения… Мне хотелось с этим подождать.
Чтобы отвлечься, решил почитать журнал по квиддичу. И вот надо же было именно в этот момент появиться моему брату! Зачем пришел Гарри? Позлорадствовать? Оценить мое состояние?
Возможно, если бы брат решил поговорить со мной на пару дней позже, все прошло бы иначе. Я бы уже выписался из больничного крыла, первый шок бы уже прошел, я смог бы думать и оценивать события адекватно. И, может быть, осознал бы то, на что должен был обратить внимание еще в самом начале.
Но я был еще слишком расстроен поражением Гриффиндора, и все еще отчетливо помнил ощущение липкой слабости и ужас от падения. Это мешало мыслить. В голове засели только обида на брата и злость оттого, что он посмел сюда явиться.
Впрочем, сначала я ссориться не хотел. Сделал вид, что очень увлечен журналом, и надеялся, что у Гарри хватит ума молча выйти. Но не тут-то было!
Он, представляете, посмел спросить, как я себя чувствую! Естественно, я вспылил! Наговорил ему гадостей, конечно. Сейчас даже не вспомню, что именно. Хотелось ранить побольнее, чтобы он тоже испытал моральную боль.
И тут я увидел в глазах брата обиду. Самую настоящую. Не думаю, что это была маска. Он смотрел на меня, и словно не верил в то, что именно я наговорил ему гадостей. А я думал – неужели он так мастерски притворяется? А если нет?
Неужели один лишь Гарри во всем Хогвартсе знает туманную магию? Конечно, нет. А почерк? В принципе, и этому тоже можно найти объяснение…
Почему-то умные мысли часто посещают уже постфактум. Сначала высказаться, а потом задуматься, а прав ли ты….
Тем не менее, Гарри направился к выходу, и я был не намерен его останавливать, считая, что обо всем надо подумать на свежую голову, и уж тогда разбираться.
Но далеко Гарри не ушел – столкнулся в дверях с Роном и Гермионой. Я даже испугался, что друзья его проклянут прямо тут, в больничном крыле. С них станется… Но они лишь стали угрожать Гарри. Мол, если с моей головы хоть волос упадет, ждет его страшная кара. Я не влезал. Решил просто понаблюдать пока. Потому что запутался. Сначала я был убежден, что меня предал брат, потом появились сомнения, теперь вообще не знаю, что и думать. И вообще, я еще не здоров, в таком состоянии не стоит принимать серьезных решений. Ссора закончилась ожидаемо – появилась мадам Помфри и всех моих посетителей выгнала вон.
Опять же ожидаемо, через полчала, когда мадам Помфри снова удалилась, в палате появились мои друзья.
Сначала они еще как-то воздерживались от комментариев недавней встречи. Рассказали, что снитч поймал слизеринский ловец, но у нас есть реальный шанс все же получить Кубок, если обыграем Пуффендуй и Рейвенкло. Я этот разговор с энтузиазмом поддержал. Действительно, если буду здоров, выиграть оба этих матча для меня ничего не стоит. Вот только после того, как я заверил в этом друзей, они снова перевели разговор на происшествие на матче со Слизерином и конкретно на Гарри.
Конечно, начали возмущаться. В целом их речь сводилась к тому, что Гарри надо страшно отомстить, каким-то туманным намекам. Я, честно сказать, не придал им значения. В смысле, думал, друзья просто треплются. Еще я решил, что, возможно, они действительно искренне считают, что Гарри надо отомстить. Но совсем не верил в то, что смогут претворить это в жизнь, одно ведь дело болтать о чем-то, а совсем иное – осуществить.
И я молчал. Не то, чтобы я одобрял подобные разговоры… просто после того, как чуть не охрип, доказывая папе, что Гарри не виноват, сил на спор еще и с собственными друзьями не было совершенно. И я решил, что, в конце концов, это не так уж и срочно. Подумал, что поговорю с друзьями завтра, а еще лучше – послезавтра. Когда сам во всем разберусь.
Правда, потом произошло событие, которое меня слегка взволновало. Когда я сказал, что уже завтра рассчитываю покинуть больничное крыло, Гермиона внезапно сообщила, что мне лучше сделать это после обеда. И туманно намекнула, что во время урока зельеварения у меня должно быть неоспоримое алиби.
Конечно, я должен был обратить на ее слова пристальное внимание. Но был слишком уставшим и измотанным. Потому просто попрощался с друзьями и лег спать.
На утро меня ждал сюрприз. Я знал со слов Рона и Гермионы, что ко мне собирается наша квиддичная команда и еще половина факультета. Но никак не ожидал увидеть тех, кто возник в палате раньше всех, до завтрака. Драко Малфой и Панси Паркинсон. Я даже в первый момент чуть было не испугался: все же незавидная ситуация – лежать на больничной койке и видеть рядом двух врагов. Впрочем, довольно скоро стало ясно, что пришли они просто поговорить.
Рассказали мне слизеринцы то, о чем я должен был догадаться сам, если бы соизволил вчера, для начала, хоть немного подумать. Это все устроили они. Конечно, кто же еще… Похоже на то, что слизеринцы совершенно не осознавали опасность, которая в случае успешного исполнения плана грозила Гарри. Они же меня мерзавцем считают. А уж когда я, не без чувства злорадства, рассказал, как Гарри один на один с моим отцом остался, и все обошлось только чудом, Панси побледнела.
Что я чувствовал к ним? Вообще-то, я должен бы их ненавидеть. Но я задумался. Они же, по сути, пытались помочь Гарри. Как могли, конечно. И кстати, вот много говорится недоброжелателями о якобы гриффиндорской глупости. А если разобрать поведение Малфоя и Паркинсон? Оно же этой самой глупостью насквозь пропитано. Во-первых, меня спасло лишь чудо, а убивать они точно не планировали. К тому же, не учли того, что в результате их плана может серьезно пострадать сам Гарри.
Гарри… Сознание заполнило чувство вины. Я не имел права вот так сходу, не разобравшись в ситуации, бросаться обвинениями. Конечно, можно сослаться на плохое самочувствие, но разве это повод ранить чувства родных людей? К тому же, брату и так досталось – сначала страх за меня (об этом сказали его друзья, в этом им не верить оснований нет), потом всеобщее презрение, да еще и стычка с моим отцом. И мои жестокие слова, наряду со стычкой с моими друзьями «достойно» завершили и без того паршивый день брата. Это все моя дурная привычка говорить, не думая! Надо обязательно извиниться перед Гарри. Но для начала кое-то выяснить.
Слизеринцы все еще сидели на стульях для посетителей. Ждали, когда я переварю услышанное, чтобы проследить за реакцией. Я повернулся к Паркинсон (она кажется более адекватной) и спросил:
- Почему вы рассказали мне это?
- Наш расчет не оправдался.
- И в чем, интересно?
- Может, тебе сложно поверить, но Гарри – наш друг, мы очень за него волнуемся. Мы просто не думали, что все так обернется. Что он будет переживать и поссорится с нами.
- А вот стоило бы. Вы что, думали, что Гарри воспримет с восторгом произошедшее, а профессора закроют глаза на применение Туманной магии во время матча? Или не отличат ее проявление от обычной слабости?
Панси пожала плечами, и мы замолчали. Как-то я для гриффиндорца слишком сейчас рационально мыслю… А может, хватит, в конце концов, все делить на гриффиндорское и слизеринское… Может, то, каким человек станет, вовсе не от факультета зависит, а только от него самого? Мои мысли были прерваны голосом Малфоя:
- Ну все, нам пора. Мы и так уже на зельеварение опоздали.
Зельеварение… мысли быстро понеслись в голове, выстраиваясь в четкую картинку. То, что вчера казалось расплывчатым и абсурдным, сейчас сложилось в стройную гипотезу. Гермиона говорила, что они отомстят моему брату. И сказала, что на время урока зельеварения у меня должно быть алиби. Что они собираются сделать?!
Я вскочил с кровати под изумленными взглядами слизеринцев. Я знал только одно – надо как можно скорее оказаться в кабинете зельеварения, пока не случилось ничего страшного.
