Глава 26Я крепко прижимаю Китнисс к себе. Она полулежит, облокотившись на меня. Девушка укрыта двумя одеялами, но все равно дрожит. Мне жарко, но я не могу отпустить ее от себя дальше, чем на полметра. Она, кажется, не возражает. Ей только что сняли воротник, и полчаса назад отпустили из огромной тикающей комнаты, где ей постоянно говорили не двигаться, но девушка не могла унять дрожь. Опасения врачей не подтвердились. У нее не повреждено ровным счетом ничего. Хрипота и синяки не в счет. Чтобы скрыть это, девушка повязала на шею ярко-зеленый шарф, любезно предложенный ей Порцией.
Она хрипло благодарит Боггса, когда тот приходит к нам. Ведь именно он вырубил Финника, пока тот не успел изувечить ее. И спрашивает, как ее друг. Солдат говорит, что ему вкололи успокоительное. И сейчас он спит. Так же, Боггс интересуется, что произошло. Девушка говорит, что хочет дождаться всех, чтобы не объяснять все по десять раз. Прим, которая прибежала, как только узнала, что произошло, методично массирует пальцы рук Китнисс, крепко сжатые в кулак. Ее матери, которая ассистировала в сложной операции, еще не успели сообщить.
Плутарх, Бити и Хеймитч ждут в коридоре. Плутарх просит врачей оставить нас наедине, а заодно и пытается выпроводить Прим, но сестра Сойки резко говорит:
- Нет. Если выгоните, я пойду к маме и все ей расскажу. Она вряд ли будет в восторге, когда узнает, что вы так плохо заботитесь о Китнисс!
Плутарх недовольно хмурится. Ему никогда не угрожала тринадцатилетняя девочка.
- На твоем месте, я бы не рисковала, - замечает Китнисс непривычно хриплым голосом.
Ее сестра остается.
- Что ж, Китнисс, мы тебя слушаем, - Бити ласково поглаживает ее руку.
- Что ж, - она закрывает глаза, - это достаточно сложно объяснить. Когда мы были там, в Капитолии, какое-то время к нам с ним применяли такой способ пыток, как охмор. Знаете, что это?
Я отрицательно качаю головой. Взрослые недовольно хмурятся.
- Это что-то по типу формирования условного рефлекса страха, при котором используют яд ос-убийц. Он вызывает те самые помутнения рассудка. Ну, ты знаешь не по наслышке. Помнишь? – спрашивает она у меня, уперев затылок в мою грудь и смотря вверх.
Я киваю. Такое не забыть. Кошмары, беспрерывные кошмары, во время которых я постоянно терял ее. Паника. Галлюцинации. Совершенно не возможно разобрать, где правда, а где вымысел.
- Уверена, что ты помнишь, что испытывал тогда. В такой момент можно подменить воспоминании. То есть тебя заставляют вспомнить о чем-то. В данном случае, я смотрела на огромный экран. Так или иначе, я вспоминала о чем-то. И в этот момент мне вводили яд, чтобы вызвать сомнения или страх. Это достаточно сложно и долго, чтобы полностью изменить отношение к кому-то. Вводят яд в маленьких дозах, чтобы человек не отключился, а просто испугался. Мозг же у нас умный, он сам всю работу выполнит, все свяжет и запомнит.
Китнисс замолкает, видимо, вспоминая о чем-то.
- Мне повезло больше, чем ему. У меня слишком испортили нервную систему, так что я не пугалась, а отключалась от несколько миллиграмм. Финник же был не в таком потрепанном состоянии. Тем не менее, эксперимент тоже не удался. Он не стал ненавидеть меня постоянно. Но иногда, когда он видит, что-то по типу тех картинок, на экране или слышит что-нибудь, его переклинивает. Я уверена, что очнется он уже нормальным. И с огромным чувством вины вдобавок.
- Часто такое бывает? – спрашивает Прим.
- Нет, достаточно редко, - Китнисс отрицательно качает головой. Она вновь закрывает глаза, будто раздумывая над чем-то. Я кладу подбородок на ее макушку.
- Ты чего? – спрашивает у сестры Прим.
- Думаю, - коротко отвечает она, улыбаясь сестре. – Слушай, Бити, а у тебя сохранилась запись этого эфира? – вдруг спрашивает она у техника.
- Да, есть на одном из системных дисков. Нужно только поискать. Зачем это тебе?
- Хочу посмотреть еще раз.
- Я могу попытаться раскодировать изображение, - предлагает он ей.
- Я буду тебе благодарна, - Китнисс выдает жалкую тень улыбки. Сейчас улыбаться ей явно не хочется.
Мы молчим. Я закрываю глаза и сглатываю, стараясь не думать о том, каким я был наивным часа три назад. Думал, что она в безопасности. Как бы не так. Сноу ее из-под земли достанет. В прямом смысле этого слова. Китнисс ерзает в моих руках, крепче прижимаясь ко мне. Я по-прежнему не отпускаю ее.
- Но ведь надо что-то делать! – тихо говорит Прим, сжимая пальцы сестры.
- Мы слишком мало знаем об этом, - негромко замечает Бити. – Капитолий тщательно скрывает этот метод. Подробности нам с тобой смогут рассказать разве что сами врачи. Ну, а то, к каким последствиям приводит сей метод, мы уже видели.
- Если же тебя интересуют подробности проведения – вот у тебя сидит живой свидетель, - добавляет Плутарх.
Китнисс смеряет его злобным взглядом.
- Ха – ха, - грубо бросает она. – Я бы на тебя после всего этого посмотрела.
Я заметил уже давно, что когда она вспоминает обо всем этом, она начинает едва заметно дрожать и обхватывает себя руками. Будто бы желая защититься. Китнисс упирается макушкой мне в грудь. Я чуть наклоняюсь, прижимаясь щекой к ее виску, чувствуя, как под одеялами она свободной рукой прикасается к моей ладони. Я чуть сжимаю ее пальцы.
Ты не одна. Не бойся. Я с тобой. Все три фразы так и не срываются с моих губ. Хватит и того, что она позволяет себе казаться слабой рядом с Боггсом и Плутархом, крепко прижимаясь ко мне. Пожалуй, эти слова она мне не проситит.
- Но вы же все-таки попытаетесь? – настаивает Прим.
- Конечно. Это не может продолжаться дальше. Рано или поздно он сумеет навредить Китнисс, - Хеймитч обеспокоено смотрит на свою подопечную. Она смотрит мимо него.
- С ним точно все в порядке? – спрашивает она у Боггса, будто не услышав последнюю фразу ментора.
- Да. Все в порядке. Не переживай, Китнисс, - как ни в чем не бывало кивает военный. Кажется, он ее понимает.
- Китнисс, он ведь мог убить тебя! – а вот Плутарх ее как раз не понимает.
- Он не виноват, - огрызается девушка, отрицательно качая головой. Прядь ее волос неприятно бьет меня по лицу. Китнисс виновато улыбается. – Прости.
Я улыбаюсь ей в ответ и качаю головой. Мол, я не сержусь. Я просто не могу на нее сейчас сердиться.
- И вообще, уже поздно. Я устала и хочу спать. Я не собираюсь снова разговаривать на эту тему, - Китнисс отбрасывает одеяла и спрыгивает на пол. Я спускаю ноги, собираясь последовать за ней.
Прим тут же прижимается к сестре. Сойка обнимает девочку за плечи.
- Я свободна? Допрос закончен?
- Иди, отдыхай, - кивает ей Боггс. Китнисс печально улыбается ему, протягивая мне свободную руку. Я с удовольствием сплетаю ее пальцы со своими.
Едва я только открываю перед сестрами дверь, Плутарх нарушает тишину очередным вопросом:
- Китнисс, нам тут удалось добыть план Капитолийских Каземат. Ты нам не поможешь понять, что где?
Девушка, едва только поднявшая ногу, чтобы переступить порог, так и замирает, смертельно бледнея.
- Да, конечно. Давай завтра, а?
Он кивает, но она этого не видит. Быстрым шагом переступая через порог, девушка упорно тащит за собой меня и сестру. Замерев у отсека мамы и сестры, Китнисс обнимает Прим, а та, в свою очередь, быстро ныряет в дверной проем.
- Я скажу маме, что с тобой все в порядке. Хорошо?
- Конечно, утенок, - Сойка слабо улыбается сестре.
Девочка кивает и закрывает за собой дверь. Китнисс делает резкий разворот на пятках и утыкается лбом мне в грудь. Я от неожиданности замираю на несколько мгновений, а потом обнимаю ее руками.
- Эй, ты там плачешь, что - ли? – спрашиваю я, замечая, что она чуть трясет плечами.
- Пока нет, но я определенно близка к этому, - тихо отвечает она, прижимаясь ко мне, пока мы бредем по направлению к нашему отсеку. – А сейчас я похожа на дуру из дешевой мелодрамы.
- Во-первых: почемуты так считаешь? Во-вторых, на дуру ты точно не похожа.
- За второе спасибо, - грустно улыбается она. – А почему… Наверное, потому, что я сильно изменилась. Я слабая.
Я едва заметно улыбаюсь, открывая перед ней дверь в комнату.
- Мне нравится, когда ты такая, - напрямик заявляю я. Мне хочется, чтобы она знала правду.
Китнисс смотрит на меня, не зная, что сказать. Она не удивлена.
- Пит, послушай, - она ласково берет мои руки в свои. – Я могла бы быть такой, какой я тебе нравлюсь, если бы мы с тобой сейчас не находились бы в деспотичном мире, где вокруг нас бушует война. А я, уж прости, - горько усмехается она, - символ одной из сторон. Разве таким должен быть символ?
Я отрицательно качаю головой. Я не хочу врать Китнисс.
- Вот видишь. Ты сам знаешь правду. Но хотеть нормальности – естественно.
И тут я начинаю громко смеяться. Она скрещивает руки на груди, непонимающе смотря на меня. Мол, она мне тут душу изливает, а я смеюсь.
- Китнисс, послушай, если бы я хотел нормальности, я бы выбрал ту же самую Делли Картрайт. Но мне нужна ты, ты и только ты. С твоими странными замашками, бешенным характером, упреками и обидами. Ты не подарок, не спорю, но мне нравишься ты такой, какая ты есть на самом деле. Пусть, ты упрямая, гордая, подозрительная и порой невыносимая. Нормальность – это скучно и точно не для меня.
Китнисс улыбается и обнимает меня.
- Хотя, я бы не отказался, если бы ты была немного поспокойнее и перестала бы все скрывать от меня.
- Что я скрываю от тебя?
- Ну, например, за те четыре недели, что ты здесь, ты ни разу ни словом не обмолвилась по поводу охмора.
- Боже, только не начинай! – трагически закатывает глаза девушка и целенаправленно идет к комоду. – Есть вещи, которые я не собираюсь обсуждать ни с кем, кроме Финника, потому что это имеет к нему прямое отношение. И не надо со мной спорить. Будто ты от меня никогда ничего не скрывал! Все, я в душ!
Китнисс хлопает дверью ванной, а я сажусь на кровать, размышляя над ее последними словами. Если подумать, то я действительно что-то ей недоговаривал. Например, одиннадцать лет молчал о том, что люблю ее. Еще кое-что по мелочи, в основном, для ее же пользы. Китнисс же предпочитала отмалчиваться гораздо чаще. Может быть, дело действительно меня не касается, но мне хочется знать все, что связанно с ней.
- Эй, ты тут спишь сидя? – улыбаясь, спрашивает Китнисс, вытирая волосы полотенцем одной рукой.
- Пока нет. Хотя очень хочется. День сегодня был сложный.
-Не могу с тобой не согласиться, - кивает Китнисс. – Ты в душ пойдешь?
- Уже, - отвечаю я, вытаскивая из шкафа чистую футболку. – Не ложись без меня, хорошо?
- Хорошо, - кивает девушка, отворачиваясь к зеркалу. Она приподнимает волосы, поворачивая голову, обнажая свои синяки.
Я резко закрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Порой мне хочется изобрести машину времени, чтобы вернуться назад и защитить Китнисс оттого, что будет позже. Ну, или хотя бы заставить ее послушать меня хоть чуть-чуть.
Я подставляю лицо струям воды, по прежнему думая о девушке, что сейчас сидит в соседней комнате. Убираю волосы назад, на ощупь закрываю кран и быстро, не до конца обтираясь полотенцем. Китнисс сидит на кровати, скрестив ноги, и никак не реагирует, когда я открываю дверь.
- О чем ты задумалась? – спрашиваю я, опускаясь на кровать рядом с ней.
- Да так, не важно, - отмахивается она.
- Снова не важно? – это уже начинает меня порядком раздражать.
- Не злись. Злость тебе не идет, - коварно улыбается она, откидываясь назад подушки.
- Тебе так сложно сказать, о чем ты думала?
- Что ты любишь во мне? – резко спрашивает она, поворачивая ко мне голову.
- Что? – честно говоря, я слегка опешил от ее решительного и настороженного взгляда. – Мне послышалось? Что я люблю в тебе?
- Да. Я думала об этом. Не переживай, вопрос чисто риторический. Я еще почитаю, пока есть время, - и Китнисс тянется к своей книге, лежащей рядом с ней.
Я растеряно качаю головой, собираясь с мыслями.
- Что я люблю в тебе? – снова переспрашиваю я.
- Я же сказала, что ты можешь не отвечать, - грубо бросает она.
- А я хочу ответить, - спокойно отвечаю я, игнорируя тон. Она просто злиться.
Китнисс вдруг морщится, как от головной боли, закрывает глаза и надавливает на виски. Я тут же забываю все, что хотел сказать ей, подбираясь к ней поближе.
- Что случилось? – заботливо спрашиваю я, чуть трогая ее за плечо.
- Не переживай, со мной такое бывает, - уже спокойным голосом отвечает она, все еще не открывая глаз. – Сейчас пройдет.
- И все же? – настаиваю я.
- Все, отпустило, - она резко открывает глаза. – Просто у меня все начинает мелькать перед глазами. Голова кружится. И всякая фигня иногда мерещится.
- Из-за чего это?
- У меня три сотрясения было. Это побочные эффекты, так сказать. Не переживай, все нормально. Правда.
- Я надеюсь, очень надеюсь, - старательно улыбаюсь я, стаскивая штаны и бросая их на стул, стоящий неподалеку от кровати. Штаны благополучно пролетают мимо места посадки.
- Да, меткости тебе не занимать, - улыбается Китнисс, старательно прикусывая губу, чтобы не рассмеяться.
- Да брось, сама же ты не всегда попадала в цель! – с обидой в голосе бурчу я.
- Конечно. В пять лет, когда отец учил меня стрелять, я часто промахивалась мимо мишени, - серьезно кивает девушка. – Но это было двенадцать лет назад! – с упреком замечает она, снова улыбаясь.
- Все, понял, - я поднимаю руки наверх. – Каюсь, мне стыдно.
Китнисс снова прыскает, ловким движением руки отправляя книгу на стол. Девушка потягивается и бросает взгляд на часы.
- Три! Два! Один! – и свет гаснет. Китнисс кутается в одеяло, отворачивается к стенке и негромко шепчет, - Спокойной ночи!
- И тебе тоже, - невольно улыбаюсь я, поворачиваясь на бок и медленно закрывая глаза. Завтрашний день обещает быть сложным.
