Глава 28Глава 10: «Гарри Снейп: и, наконец, примирение»
Итак, меня уже должны были выписать в школу, как случилось осложнение. В тот день я вообще чувствовал усталость, и было как-то муторно на душе. Я списал это на расстройство из-за ссоры с друзьями и братом и неопределенности наших дальнейших отношений. Даже не попросил у колдомедиков или папы, который регулярно навещал, зелье сна без сновидений. Решил, ерунда все это. А зря…
Я-то уж думал, что это в прошлом. Забыл. А в ту ночь снова видел его. Вольдеморта. Видел, как он злорадствовал по поводу нападения на меня Тернера. Говорил приспешникам, что я все еще жив только потому, что убить меня суждено лично ему. И что это случится очень скоро. Я проснулся от собственного крика.
Папа прибыл в больницу прямо посреди ночи. Я путано рассказывал, дрожал от страха. И было решено немедленно забрать меня домой. Что папа и сделал, вопреки сопротивлению колдомедиков. Сказал, что он лучший в Англии зельевар и в состоянии самостоятельно позаботиться о сыне. Если бы не шаткое эмоциональное состояние, я бы порадовался.
Дома оказалось хорошо, гораздо лучше, чем в Мунго. Привел меня отец, через камин. И я сразу оказался в объятьях сестры. Мама готовила ужин. Мой любимый – мясо с помидорами под сыром и жареная картошка. Знаете, раньше я как-то не задумывался о том, какое блюдо у меня любимое. Просто потому, что выбора особо не было – ел, что давали. Это Стивену и Синтии частенько готовили под заказ. Или, если их не устраивало то, что приготовила мама, она готовила им что-то другое. А мне доставалось это самое, что не захотелось Стивену. С сестрой таких ситуаций почти не возникало – она благодарна и не привередлива. Иногда только, когда мне не доставалась вкусной еды, специально просила себе что-то другое, чтобы ее порция мне досталась. У меня сестра просто чудо.
А с недавних пор, когда я на деле, а не на словах стал членом семьи, мама начала аккуратно выяснять, а что нравится именно мне. Сначала я не придал этому значения, счел просто обычной темой для разговора. А через некоторое время обнаружил, что продукты, которые называю, появляются на столе. А однажды, рискуя быть наказанным, решился на эксперимент. На обед у нас тогда было пюре с курицей. Так я сказал, что мне хочется мяса с макаронами. Просто так сказал, на самом деле это не суть важно, раньше мне, бывало, не доставалось вообще ничего. Синтия от удивления чуть не поперхнулась, Стивен посмотрел на меня, как на психа. Мама молча забрала тарелку. Я уж решил, что еда мне в ближайшем месяце вообще не светит, спасибо фееричной идее. Но через пятнадцать минут мама поставила передо мной тарелку с тем, что я просил. Для многих это пустяк, для меня значит многое. Естественно, я никогда больше такого себе не позволял. Я же не эгоист и понимаю, что это лишний мамин труд и перевод продуктов. Для меня важно было просто получить доказательство, что в глазах родителей я не хуже Стивена.
Кстати, к счастью, брата не было. Так что дома я, действительно, сумел отдохнуть и набраться сил. Меня окружали вниманием и заботой. Папа перед сном заходил проведать и давал усовершенствованное зелье сна без сновидений, с улучшенным вкусом и более эффективное. Так что дома было очень хорошо.
И мне все больше и больше не хотелось возвращаться в школу. А этот день неумолимо приближался. Я просто не мог говорить родителям, что плохо себя чувствую, дабы меня подольше дома подержали. Так нельзя, они же волнуются. Так что мне приходилось не просто собираться в школу, но еще и делать вид, что такая перспектива меня радует. А то мама или папа сразу начнут выяснять, в чем дело, а правду сказать я им не готов.
Правда состоит в том, что я чувствую себя совершенно одиноким – с друзьями поссорился, с братом поругался, о другом брате думать вообще не хочу. Все плохо, в общем. Остается только держаться.
Ну конечно, когда это мне везло… Только зайдя в гостиную Слизерина, я сразу же наткнулся на Стивена. И да, это тот самый человек, которого видеть я хотел бы меньше всех. Брат в одно движение очутился рядом, толкнул меня и процедил:
- Ты можешь казаться остальным бедненьким-несчастненьким, но меня не обманешь!
- Стив, ты бредишь, - от неожиданности я отступил на шаг.
- Теперь ты герой, да? И все должны на тебя равняться, пылинки с тебя сдувать? Не дождешься!
Я действительно не понимал его. Смотрел в его перекошенное яростью лицо и не понимал. Как можно говорить такие вещи родному брату, да еще после всего, что случилось? За что он так со мной? Я же никогда ему не делал ничего плохого. Да я всю жизнь только прибирался и ходил по дому, не поднимая головы. Что тут говорить – до недавнего времени как таковой у меня и жизни-то не было. А как только что-то начало налаживаться, брат пришел в такую ярость, словно я и жизни-то не заслуживаю. Возможно, он действительно так считает… Но я не понимаю, почему.
Все, кто был в гостиной, разошлись по своим делам. На самом деле, все верно – у нас такая политика: не мешать остальным разбираться между собой. Я помощи и не ждал. Но получил.
Драко и Панси. Очевидно, их кто-то позвал. Они вошли стремительно, наставили на Стивена свои волшебные палочки и велели немедленно убираться. Что брат и сделал, обдав меня напоследок ненавидящим взглядом. Я сел на диван, друзья сели рядом. Драко нерешительно сказал:
- Гарри, прости нас. Мы с Панси в последнее время совершили столько ошибок, что вспоминать страшно.
- Ну… никто не совершенен. Я только хочу знать, действительно ли вы поняли, что были неправы, или просто хотите так мою дружбу вернуть?
- Твоя дружба – самое ценное, что у нас есть. И да, мы поняли, что были неправы.
- Мне этого вполне достаточно.
Да, я им поверил, а что мне оставалось? Кому вообще верить в этой жизни, если не лучшим друзьям? И я искренне надеялся, что это наша последняя столь крупная ссора. День, начавшийся так неважно, продолжился хорошо. Мы вместе пошли в большой зал, потом на занятия. На уроке зельеварения Панси передала записку, что вечером в выручай-комнате меня ожидает сюрприз.
Вот всегда они так – им написать полминуты, а я весь день гадал, что там такое. Судя по всему, сюрприз предполагается приятный. Но после недавних событий я уже ни в чем уверен не был. Так что на всех уроках слушал вполуха. Хорошо еще, что после больницы меня учителя ни о чем не спрашивали, а то факультет лишился бы из-за меня кучи баллов.
Но вот настал вечер. Я подошел к выручай-комнате. Каюсь, было немного страшновато. Я с замиранием сердца открыл дверь… У меня было много догадок, но вот того, что действительно там увидел, я не ожидал никак.
Слизеринцы вперемешку с гриффиндорцами. Они сидели на диванах, запросто друг с другом болтали. И казалось, словно так было всегда. Но я знал, что это не так. И понятия не имел, как Драко и Гермиона этого добились. Они же за несколько дней практически чудо сотворили – то, чего не смог сделать я.
Повсюду висели надписи: с выздоровлением, Гарри! Я засмотрелся на происходящее и как-то упустил момент, когда ко мне подошли Рои и Гермиона. Гермиона сказала:
- Гарри, мы хотим попросить у тебя прощения.
- Сегодня просто день извинений.
- Мы, правда, искренне раскаиваемся во всем, что наворотили.
- Я могу вас понять. Вы же считали меня врагом. И защищали от меня Алекса.
- Но ты не враг. Ты спас Алекса и нас, причем, не один раз.
- Будем справедливы – с помощью туманной магии.
- Я изучила этот вид магии подробнее. Ты прав, она с темной магией не имеет ничего общего. Хотя и опасна для того, кто ей пользуется. Ты поступил правильно. А мы вели себя, как полные идиоты. Прости нас.
- И что дальше?
- Время покажет.
Мы пожали друг другу руки. А что мне еще оставалось? Они же друзья моего брата. А я, не смотря ни на что, дорожу с Алексом. И мне хотелось узнать, принимал ли он участие в этом примирении факультетов. И как теперь ко мне относится.
Но я не мог нигде найти Алекса. Обошел всю комнату, понял, что тут брата нет, и незаметно вышел. А толку-то? Все равно понятия не имею, где брат.
Полумна подошла незаметно, я даже вздрогнул, услышав ее голос: «Алекс на Астрономической башне». Все-таки удивительная она девушка – знает все обо всех. Поняла без слов, что я ищу брата, и помогла.
Я не знал, что брат делает на башне, понятия не имел, о чем с ним говорить буду… Но все равно туда поспешил.
Алекс, действительно, там был. Стоял с совершенно потерянным видом. И, судя по всему, в мыслях был очень далеко отсюда. Стоило взглянуть на брата, все мои сомнения испарились. Он моя родная кровь, и мы прямо сейчас помиримся, иначе и быть не может. Тем временем, Алекс обернулся, несомненно, почувствовав мое присутствие. Спросил:
- Гарри, ты как себя чувствуешь?
- Спасибо, гораздо лучше. Я слышал, ты приходил в больницу?
- Конечно, как я мог не прийти.
- Но потом со мной не связался.
- Я не знал, как ты к этому отнесешься.
Возникла неловкая пауза – я не знал, что ответить, брат боялся продолжить разговор. Не хотел от меня услышать, что я ничего не забыл и не простил. Но, я подумал, ведь Алекс далеко не самый плохой брат. Особенно после того, как со Стивеном в очередной раз пообщался…И надо прояснить еще один момент:
- Алекс, это ведь ты устроил?
- Что именно?
- Не притворяйся – примирение факультетов. Мы столько к этому шли, а ты добился за несколько дней.
- Это было не просто, да. Но оно того стоит. К тому же, я был не один.
- Да, конечно, тебе помогали друзья.
- И не только мои, твои тоже немало усилий приложили.
- Кто бы мог подумать. Я полагал, Алекс, ты после недавних событий бросил эту затею.
- Сперва бросил… Но я же знаю – для тебя это важно. По крайней, мере, было.
- До сих пор важно. Как и наша дружба.
- Что?
- Ты слышал, Алекс. Ты мой брат. И я не тешу себя иллюзией, что наше сосуществование будет похоже на сахарный сироп, все же мы очень разные и не сходимся во мнении в массе вопросов. Тем не менее, мы все равно друг о друге волнуемся. Значит, все не так уж и плохо.
- Я не думал, что ты меня простишь.
- Давай так: мы оба были неправы, и забудем об этом.
Мы пожали друг другу руки. Не передать, какое я почувствовал облегчение. Все-таки злиться на родного брата было очень тяжело. И, раз уж я готов простить и принять родителей, чем хуже Алекс?
Жизнь потихоньку налаживается. Сказать по правде, профессора были в шоке, когда гриффиндорцы и слизеринцы начали нормально, по-дружески общаться. Меня даже немного удивило, что взрослым так трудно оказалось это принять. И, похоже, привыкнут далеко не скоро. Вот профессор МакГонагалл все сердито губы поджимает, видя дружески беседующих представителей еще совсем недавно враждовавших факультетов.
И потому вызов к директору не стал для меня неожиданностью. Я знал, за это не похвалят. Почему считают зачинщиком именно меня? Кто его знает? Да и какая разница – в любом случае, друзей я с собой не позвал. Это же я хотел примирения? Я. Вот и огребать буду в одиночестве Тем более, ничего мне не сделают – я же не нарушил никаких школьных правил.
Директор предложил присесть, чаю и лимонную дольку. Я согласился только присесть. И Дамблдор в течение часа долго и нудно рассуждал о том, что такое веками формируемые традиции и почему их нельзя разрушать. А также о пользе соперничества и том, что стереотипы – это не так уж и плохо. Я слушал и поражался – неужели он думает, я на это куплюсь? В конце проникновенной речи директор, глянув на меня из-под очков-половинок, спросил:
- Ну, Гарри, мальчик мой, понял теперь, что был неправ?
- Я понял одно, господин директор.
- И что же?
- Вам не удалось убедить меня. И никогда не удастся.
- Почему? Моя логика неоспорима.
- Возможно. Но есть вещи важнее и дороже любых логических выкладок. Дружба, например.
Директор был разочарован и удивлен. По-видимому, он считал, что сумеет надавить на меня, добиться, чтобы я поссорил факультеты, которые помирить удалось с таким трудом. Но я был тверд и непреклонен.
Кстати, потом узнал, что Алекса Дамблдор тоже вызывал. И тоже порадовал проникновенной речью. На этот раз давил на то, что, мол, нельзя вот так просто разрушать то, во что люди верили столетиями. Мой брат, конечно, тоже не поддался.
Но эти вызовы к директору навели на мысль, что Дамблдор приложил немало усилий, чтобы вражда факультетов все усиливалась.
Я даже домой написал. И папа ответил, что, действительно, теперь замечает много событий, когда директор мог бы сгладить противостояние факультетов, но делал его только острее. Если специально не задумываться, эти случаи почти незаметны. Но это было.
Еще папа написал, что гордится мной. Хоть и признал, что не думает, что бывшие и нынешние выпускники факультетов запросто забудут про вражду. Хотя, надежда есть… Сам-то он женат на гриффиндорке.
И кстати, я порылся в архивах и светских хрониках и обнаружил, что были случаи и когда представители враждующих факультетов женились, и когда дружили. Но это не афишировалось. Что ж… теперь, надеюсь, жизнь станет проще.
А жизнь все больше налаживается. Вот уже приближаются зимние каникулы. Те самые, которые я проведу со своей семьей. На правах равноправного члена. Я же раньше каждое Рождество мечтал, что случится чудо, и родители в один прекрасный момент поймут, как много я для них значу. А чуда не происходило. А теперь случилось, и даже задолго до Рождества.
Беспокоит, правда, Стивен. Вот его неприязнь ко мне принимает все более немыслимые обороты. Теперь он и к родителям меня ревнует – мол, мне из дома пишут чаще. Конечно, они же компенсируют все мои им письма, в свое время оставшиеся без ответа…
Зато с другим братом у меня теперь полный порядок. Одно время, правда, Алекс ходил притихший, от него за милю веяло чувством вины. Но я с ним поговорил, объяснил, что не привык бросать слов на ветер. Раз сказал, что прощаю, значит, так тому и быть. И теперь наша дружба все крепнет с каждым днем.
Как и хорошие отношения между факультетами. Конечно, директор и профессора с его подачи попытались «исправить» ситуацию. К примеру, специально отдавали предпочтение одному факультету перед другим в надежде, что слизеринцы и гриффиндорцы снова разругаются. Уж не знаю, зачем Дамблдору это… Его речь и меня не убедила, а уж его-то самого и подавно…
Некоторые результаты были – отдельные личности, действительно, от этого начинали враждовать. Но это уже была вражда конкретных людей, не факультетов. Хотя бы потому, что мы с братом и наши друзья всем подавали пример.
Как же хорошо, что мы с друзьями снова вместе! Я мог сколько угодно убеждать себя и всех остальных, что мне нормально и одному, но Драко и Панси мне очень не хватало. Теперь же мы вообще ходим везде вшестером. И попробуй наехать на нас…
Еще выяснилась любопытная деталь – когда грани между факультетами начали стираться, оказалось, что некоторые люди на деле вовсе не такие, какими всегда всем казались. Они просто пытались подстроиться под свой факультет. Мол, если все так себя ведут, я что, рыжий? Теперь же в них раскрылись новые, доселе неизвестные черты характера.
Но я не буду врать, что все наладилось вот так, в мгновение ока, легко и просто. Конечно, мы достигли впечатляющих результатов. Но перемирились не полностью факультеты, конечно же. Первые и вторые курсы общаются совсем хорошо, это да. Но они просто не успели как следует напакостить друг другу. И были рады, что теперь общаться можно. С остальными сложнее. Частично да, общаются. А у некоторых все идет к тому, что кто-то подружится, кто-то станет встречаться… Но есть и те, кто слишком много зла друг другу причинил, винит в этом факультеты, и это уже не исправить. А есть те, кто открыто идет против межфакультетного мира. Из слизеринцев тут в первых рядах мой младший брат.
И все равно мы проделали колоссальную работу. И окончательное примирение – вопрос времени. По крайней мере, я уверен, что после того, как школу закончат нынешние третьекурссники, грань между факультетами сотрется окончательно. Конечно, это не мгновенный результат, как хотелось бы… Но начало положено.
