«Родственные души».
Новый Год Дима встретил в училище - он и не мог ожидать ничего другого и с неприятным чувством думал о том, как будет проводить лето. Поругался с отцом, у того другая семья…
- Я даже согласен буду ТУТ остаться, - говорил он себе, - несмотря на то, что всей душой желаю вернуться к обычным людям…
Оценки были прогнозируемыми - метафизика, астрология и история, естественно, «три», зельеделие - «отлично».
- Кстати, с будущего учебного года начнётся курс алхимии! - предупредил всех Матросов, - и по последнему распоряжению правительства, эти курсы разделены, и оценки обоих предметов идут в аттестат о полном волшебном образовании. Кто после пятого курса уйдёт, кто после седьмого - баллы будут выставлены всем.
За оба курса? Ну и ладно! Пока с зельеделием всё хорошо.
А после каникул пришло чувство какой-то безысходности… Домой невозможно, в училище оставаться муторно - опять слушать ложь Триптиха, придирки Битюгова. А к «обычным» теперь нереально.
Раньше Дима при всех своих проблемах недолюбливал людей с депрессией, и считал, что на десяток подобных только один страдает по-настоящему. Остальные «играют» в это. А теперь у него появился шанс самому испытать, что же это такое. Причём, депрессию самую настоящую.
И вот, шёл Дима по школе в большую перемену и грустно думал о своих проблемах. Всякие мысли появлялись… Опять сбежать? Найдут. Если не «по горячим следам», то через волшебный розыск, видимо, по ауре. Ну, а к Даулиным сразу же придут. А больше-то деваться некуда!
К отцу потом, летом? А как мириться после того, как сказал такое… И это пятно на характеристике.
«Ну, у отца-то на морали пятнышко побольше будет…» - думал Дима, когда его глаза остановились на первокурснике, стоящем у окна. Тот опёрся локтями о подоконник, положил голову на руки, и часто моргая смотрел в окно. Глаза были мокрые.
Дима вспомнил его - это был тот самый учащийся, который незадолго до каникул пришёл за забытыми записями во время лекции Триптиха. И Светка Закорючко назвала его Ильёй.
«Откуда она его знает, интересно?»
А ещё, кажется, этот ученик посещает занятия по специальности «Ганцемгерц». Некоторые уроки там совместно у всех курсов… Он тоже оттуда? Или брейнтрейновец, посещающий факультатив? Люди этой специальности часто приходили на кафедру Ганцемгерц за какой-то психологической помощью, бывали и на занятиях.
Дима подошёл. Мальчик быстро посмотрел на него, потом ниже опустил голову и наклонился ближе к окну.
- Проблемы в жизни? - спросил Дима. Он подумал, что первокурсник может оказаться «родственной душой» по неприятностям - недаром оба одновременно переживают. Но тут же решил, что, наверно, мальчику просто грустно от того, что он из дома надолго уехал - такое бывает часто именно после зимних каникул – когда поступаешь только, всё ново, необычно, но стоит на недельку вернуться домой, как… Но мальчик ответил:
- Да, проблемы… В семье… А что?
- Родственная душа, значит, - сказал Дима. - У меня тоже там ситуация нехилая.
- С кем?
- С отцом…
- Родным? - спросил мальчик.
- Родным, каким же ещё…
- А у меня с отчимом, - ответил мальчик. - И мама переживает, ещё сильнее, чем я.
- А родного отца нет? Развелись родители, или умер?
- Умер…
- Понятно…
- Ну, а насчёт тебя? - Мальчик поднял голову. - Проблемы с отцом… А мама что думает?
- Нет её, умерла, - ответил Дима. - Когда я родился…
Мальчик помолчал, а потом сказал:
- Сожалею… А ты… На меня так внимание обратил.
- Ну, мне было несладко, - пояснил Дима, - вижу - и ты грустишь. Вот и подошёл.
- Понятно. А ты на «Ганцемгерце» учишься? Я тебя видел на занятиях…
- Я - да. А ты тоже?
- Ага, - ответил мальчик. - Хорошая специальность, хорошая кураторша.
- А я тебя ещё помню, как ты за записями приходил, когда Триптих нам лекцию читал, - сказал Дима. - И моя однокурсница тебя Ильёй назвала. Она тебя знает?
- Да нет… Наверно, имя на записи прочитала.
- Ах, да, в правом верхнем углу всегда подписываемся… Так, как тебя зовут?
- Илья Матвеев. А ты?
- Я? Дмитрий С… Родин! Дмитрий Родин!
- Буду знать, - пообещал Илья. - Ладно, мне пора… На урок обороны. У вас кто ведёт?
- Кутаисов.
- А у нас Доронин. Надо торопиться, а то выговор сделает за опоздание.
- Увидимся на занятиях, - сказал Дима, - на «Ганцемгерце». А то и раньше, на переменах.
- Хорошо!
Снова Дима встретил Илью в библиотеке, они опять разговорились. Многих тем коснулись, но, хоть и считали себя «родственными душами по несчастьям», ни тот ни другой не решились рассказать о главных своих проблемах - Илья не говорил, в чём провинился его отчим, Дима не назвал своей настоящей фамилии, сказал лишь, что «у отца есть другая семья», но в подробности не вдавался…
Но по крайней мере, шанс впасть в депрессию практически исчез - появился знакомый, собеседник. Не такой, как Картинкин, любивший рассказывать о своих «подвигах», и которого перестало интересовать почти всё, в чём ранее с Димой у них были соприкосновения, и смотрящий даже несколько свысока. Илья умел слушать - прежде всего. Пытался подчиниться рассудку в любом случае. И просил иногда совета.
А мог и помочь - один раз пустил Диму в спальню своей группы, когда за тем гнался Филиппов, которому Орех дал указание «прощупать на чистокровность».
- Чавой-то мы про Садовского мало знаем! - сказало «высокородие».
Илья имел свойство оборачиваться после слов «пока» - отойдёт на несколько шагов и повернёт голову. Становится виден его острый подбородок. Дима говорил «счастливо» и отправлялся по своим делам.
- Пока! – снова повторял Илья и уходил.
