Глава 3Есть и положительная сторона в свободном падении, моя милая, — ты даешь друзьям шанс тебя подхватить. (с)
Она говорит быстро, тараторит, глотает окончания слов – бледное личико раскраснелось, черные глазищи лихорадочно блестят. Жестикулирует Фанни так оживленно, что кажется, будто столовые приборы сейчас полетят в разные стороны. Вон, Амели Лонгботтом даже отодвинулась от них подальше – наверное, не хочет получить вилкой в глаз.
В принципе, Алу это только на руку – никто ничего лишнего не услышит, а то подруга слишком громко разглагольствует. Тема-то, между прочим, не для чужих ушей – и если узнает кто-то лишний, то не поздоровиться самой Фанни. Она этого совершенно не понимает, ибо в истории Второй Магической не разбирается – что, в принципе, вполне простительно для девочки, выросшей в мире магглов. Правда, не в том случае, если эта девочка носит фамилию одного из ярых приверженцев Темного Лорда и большая часть школы терпеть ее за это не может.
- Так вот, Ал, - продолжает она тем временем, едва успев прожевать кусок тыквенного пирога, - Там были настоящие, всамделишные следы оборотня! Прямо как на картинке в той книжке, которую Роза нам показывала.
- Может, это был обычный волк, - произносит Ал с неохотой, продолжая вяло ковыряться в отбивной.
- Ну ты что! – с явной обидой говорит Фанни, оттопырив нижнюю губу, - Обычный волк не подошел бы так близко к стенам школы. Я же не у Запретного леса следы эти видела.
Ал упрямо молчит, не поднимая глаз. Он знает, что, если попросить, Джеймс одолжит ему мантию-невидимку на этот вечер. Алу и самому на следы взглянуть любопытно – к тому же рассказы отца о его приключениях на первом курсе прочно застряли в памяти.
Но одна мысль так и не дает покоя – что, если их все же застанут ночью около следов оборотня? Да даже и просто возле волчьих следов. Тогда он ничем Фанни помочь не сможет.
И он говорит так твердо, как только может:
- Нет, Фанни. Никуда мы не пойдем.
На ее глазах вскипают слезы обиды, и она, вскочив с места, кричит срывающимся голосом:
- Посмотрим еще, что скажет на это Рози!
Впрочем, почти сразу же садится обратно – бледное личико застыло, словно маска, губы упрямо поджаты.
Ал поднимает голову и смотрит на стол Райвенкло. Место между Молли Уизли и Маркусом Вудом пустует.
Мысль о том, что он не видел Розу с самого обеда, приходит быстро и резко, как бьющая наотмашь рука.
В гостиной Гриффиндора неожиданно тихо – большинство учеников на обеде, но и обычно шумная компания, собравшаяся здесь, сейчас странно серьезна. Сверху, из спальни девочек, доносятся веселые голоса и приглушенный смех – там Алисия и Мари-Виктуар отпаивают уже окончательно успокоившуюся Рози принесенным домовиками молоком.
Внизу же атмосфера абсолютно другая. Фред – бледный и серьезный, отчего становится совсем уж жутко, сидит в одном из кресел и, не мигая, смотрит в огонь. Джеймс, на щеках которого, напротив, алеют пятна гнева, о чем-то яростно спорит с Доминик – кулаки его крепко сжаты. Дочь Билла Уизли становится последним оплотом спокойствия: что-то терпеливо втолковывает обоим, а разгорячившегося Джима то и дело поглаживает по плечу.
Впрочем, когда на лестнице появляются Рози, сцена мгновенно меняется – все трое, нацепив на лицо маски спокойствия, улыбаются натянуто и чуть театрально. Впрочем, девочка, кажется, совершенно этого не замечает: она сбегает с последних ступенек и крепко обнимает Джима, уткнувшись носом в его вязаный свитер.
- Спасибо тебе огромное, - говорит она, поднимая заплаканное личико, - Вам всем спасибо. Что бы я без вас только делала!
Джеймс вспыхивает, словно маков цвет, и неловко гладит сестру по макушке. На фоне ярких цветов гриффиндорской гостиной особенно заметно, какая она маленькая и хрупкая, бледная из-за того, что почти не бывает на свежем воздухе.
- Ладно, я пойду, - лучезарно улыбается она, оторвавшись от брата, - Джим, поздравляю тебя еще раз. И тебя, Фред. Из вас выйдут самые лучшие игроки в истории Хогвартса!
- Давай я тебя провожу, - произносит Доминик давно заготовленную фразу и берет кузину под руку.
Две тоненькие фигурки пересекают гостиную и исчезают в дверном проеме.
На некоторое время воцаряется молчание. Затем Джим, вернувший-таки изначальный цвет лица, медленно цедит сквозь зубы:
- Ты как хочешь, Фред, но я не собираюсь позволять этим подонкам и дальше обижать нашу сестру.
Рыжик молчит. Но, когда он поднимает голову, на его смуглой физиономии появляется ухмылка, не предвещающая ничего хорошего:
- Конечно же я с тобой, Джеймс.
- Только не надо ничего говорить девчонкам, - облегченно выдыхает Поттер.
…Знаете, это было совершенно невыносимо. Каждый день видеть румяное лицо в веснушках, слышать звонкий начальственный голос, наблюдать, как она отчаянно трусит, прежде чем сесть на метлу – все это казалось бы мне невероятно любопытным и притягательным, если бы взгляд каждый раз не разбивался о ненавистную рыжину волос.
Пожалуй, я завидовал ей тогда – со всей страстью, на которую только был способен одиннадцатилетний мальчишка. Ее окружали любящие, тревожащиеся за нее друзья и родители - в то время как я должен был довольствоваться компанией однокурсников со Слизерина, которых в глубине души терпеть не мог.
Она была дочерью магглорожденной и предателя крови, оба ее родителя были героями войны – этого стало достаточно, чтобы презрительно фыркать носом при одном лишь упоминании ее имени и подстраивать всяческие каверзы. Сложно передать, насколько уязвленным я чувствовал себя, когда осознал в полной мере, что вокруг нашего поместья царит совершенно иной мир. И в этом мире все то, на чем строилась наша мораль, наше достоинство и наша честь, не стоит ни гроша.
Нельзя сказать, что к первому курсу я был столь наивен, что не замечал всего этого раньше. Безусловно, я пережил период безоглядной веры в бабушкины сказки и был уже тогда достаточно умен для того, чтобы понимать истинное положение вещей.
И именно это раздражало меня больше всего.
Почему фамильные ценности ничего не значат? Почему все то, чем раньше мы так гордились, кануло в лету, и чистокровные считаются едва ли не ущербными, вымирающими, неполноценными? Куда канула эпоха элегантных дам и званых обедов, и почему теперь есть за столом руками популярнее, чем разбираться в правильной сервировке?
Я был гордым, надменным и самолюбивым мальчишкой, но осознавал, что такое жалость и гуманизм. Во мне играла обида за то, что ценности моих предков, бережно хранимые на протяжении стольких поколений, теперь опущены в выгребную яму. Я не мог понять, почему моя семья, столь влиятельная раньше, из-за ошибок отца и деда стала котироваться ниже, чем нищий – когда-то – род Уизли.
Я не понимал и не принимал такого положения вещей и страдал едва ли не больше, чем оказавшийся в такой же ситуации взрослый. И всю свою ненависть, злость и обиду я пытался выместить на Розе Уизли и Альбусе Поттере – детях героев Второй Магической – и тех, кто их окружал.
Прости, Фанни, в этом не было ничего личного.
Так вот, самым невыносимым было то, что при всем этом я восхищался умом Розы, меня забавляла ее неуклюжесть, безумно нравился Ал Поттер, держащийся на метле, как влитой – и даже Фрэнсис Грейбек казалось милой.
И да, этот морковный, невыносимо яркий цвет преследовал меня в кошмарах.
Скорпиус Гиперион Малфой, «Мемуары».
2055 год.
Ал по сравнению с остальными первокурсниками удручающе долговяз, и его можно высмотреть издали по взъерошенной черноволосой макушке. Даже если его окружает галдящая толпа райвенкловцев – еще за поворотом Роза слышит взволнованный голос Маркуса Вуда и нервный, на грани истерики – кузины Молли.
- Ой, Доменик, спасибо, что проводила, - торопливо проговаривает она, готовясь отнять у кузины руку и перейти на быстрый шаг. В их сторону никто не смотрит; впрочем, судя по доносящимся до девочек возгласам, райвенкловцы готовятся разделиться на патрули, чтобы прочесывать территорию Хогвартса.
Но кузина неожиданно крепко хватает девочку за тонкое запястье, и раздраженно шипит, глядя прямо в глаза – Роза замечает, что у самой Доменик они светло-голубые, как льдинки:
- Милая, прекратила б ты эти дрязги с Малфоем. Настоятельно тебе рекомендую. А если что и случится, не спеши бежать к старшему братику – целее будешь.
И в следующий момент она отталкивает Розу к стене – бетон холодит затылок – а потом удаляется, звонко стуча каблуками по мраморному полу. А рыжая девчонка, замершая неподвижно посреди коридора, смотрит в одну точку и, кажется, что-то едва слышно шепчет.
Она, погруженная в себя, не услышит звонкий крик Фанни и радостный вопль Ала, не заметит, как окажется в объятиях двух десятков радостных и встревоженных людей – оказалось, что для многих она важна.
Она очнется, только почувствовав, как кузина Молли целует ее в макушку мокрыми губами – плакала, что ли?
Вечер подкрадывается мягко, как почуявшая мышь кошка, и неслышно окружает замок толстой ватной пеленой. В гостиной Райвенкло осталось только пара человек – несколько второкурсниц вполголоса переговариваются, удобно устроившись в мягких креслах, да Молли, скрипя пером, пишет реферат.
Я спускаюсь по лестнице, нервно теребя край кофточки. Жест для меня слишком робкий - сама бы не поверила, если бы кто сказал, что Роза Уизли будет волноваться перед разговором со своим ровесником, и вполовину не таким умным, как она.
Но, тем не менее, мне страшно – где-то в подреберье, кажется, гуляет холодный ветер, залетевший с вересковых пустошей. Я спустилась в гостиную, думая найти Малфоя – но его здесь нет, как и в спальне мальчиков – Маркус сказал, что он ушел около часа назад.
В мои планы, честно говоря, не входило искать его этим вечером по всему замку. Очень хочется сдать назад, вернуться в теплый полумрак спальни, тем более что Амели обещала показать новую книгу про ядовитые растения Южной Америки – но я отлично понимаю, что если не поговорю с ним сейчас, то никогда уже не решусь на это. Надо быть смелой, надо быть как папа и дядя Гарри.
Они ведь никогда не пасовали перед врагами, правда? И ничего не боялись. Папа бы стыдился за меня, если б узнал, что я боюсь какого-то мальчишку.
А я ведь – что? Я просто хочу узнать, что они с Доменик затеяли. Почему-то кажется, что они заодно, и вряд ли это может кончиться чем-то хорошим. Пусть кузина и гриффиндорка, но из всех Уизли она больше всех кичится своим происхождением. Она, если хотите, болезненно горда – и очень, очень любит своего отца. Хотя это, наверное, неважно.
Осторожно дотрагиваюсь до плеча Молли. Та сначала смотрит на меня невидяще и устало, потом предпринимает попытку улыбнуться:
- О, Рози, это ты? Что ты хотела, малышка?
- Молли, ты Малфоя не видела?
- Он сказал, что в библиотеку идет… - Растерянно произносит она, а потом удивленно вскидывает брови, - Роза, а зачем тебе он? Вы же опять поцапаетесь, ну не нарывайся ты на неприятности…
- У него мои конспекты по трансфигурации, переписывать давала, - говорю необдуманно и пулей вылетаю из гостиной прежде, чем Молли поймет, в чем подвох.
Мало ли.
Через час бесцельных блужданий по Хогвартсу понимаю, что затея изначально была обречена на провал. Еще чуть-чуть – и я не успею добраться до гостиной до отбоя. А Малфой, небось, давно нежиться в теплой постельке или обсуждает со своими дружками, как весело он сегодня подшутил над этой мерзкой рыжей Уизли…
Подавив зевок, поднимаюсь на Астрономическую башню. Может, ему захотелось отправить перед сном письмо мамочке. Или покормить любимую сову – вдруг он сентиментален?
Видимо, на сегодня испытаний моему организму было достаточно. Спотыкаюсь о верхнюю ступеньку – хорошо хоть, наверху растянулась, а не покатилась кубарем вниз. Иначе не миновать мне больничного крыла. Да и упала я на что-то мягкое…
Стоп. Мягкий пол в Астрономической башне – это что-то новенькое.
Торопливо бормочу заклинание. Хорошо, что летом я прочитала учебники Джеймса и в моллины краем глаза заглянула.
Заклятие невидимости спадает и через пару мгновений передо мной предстает худенький мальчишка-первокурсник, одетый в форму Райвенкло. Светлые волосы падают на лицо; под носом запекшаяся кровь, она же размазана по щеке; вокруг глаза наливается красивый синяк.
Впрочем, взгляд у него очень, очень недобрый.
Кажется, я все же нашла свою пропажу.
