Глава 3. Забвение (Гнев)«В домике пахло пылью и сыростью и чем-то смутно сладким, будто тут обитали призраки давно мертвого печенья.»
Нил Гейман
Лили красива, умна, обаятельна и, когда она улыбается, даже Сириус чувствует, что комната заполняется светом. Возможно, это потому, что она улыбается искренне, от всего сердца, светится счастьем и делиться им с окружающим миром. Она сама светлая, рыжая, как солнечный луч на рассвете, а он, хоть и яркий, хоть и носит имя звезды, почему-то сияет иначе. Его свет холодный и далекий, для всех и ни для кого. Можно увидеть, но нельзя дотянуться.
Джеймс говорил, что Лили – девушка, а девушки не способны понять многих вещей, и ему – Сириусу не нужно ревновать, потому что его место никогда и никто не займет. Но у него получается плохо, пусть внешне этого и не видно. Он всегда умел убедительно играть.
Только у Лили есть еще один несомненный плюс: она готовит безумно вкусное печенье и печет самые вкусные в мире пироги. Когда перед ним появляется тарелка с горячим куском пирога, дивный запах которого еще полчаса назад заполнил весь дом, он просто не может продолжать ее ненавидеть. Разве можно ненавидеть человека, который печет пироги и печенья в форме трогательных зверюшек, елочек и человечков с глазами из глазури?
Быстро справившись со своим пирогом, Сириус забирает блюдце Питера и укоризненно качает головой.
- Ты слишком много ешь, Хвост. У тебя же живот уже за нас троих вырос.
Он небрежно треплет Питера за пухлую щеку.
Это не шутка, не оскорбление, а простая констатация факта. Когда Сириусу не нужно врать, он говорит все, как есть. Только Питер все равно обижается. Из невзрачного серого парнишки с бесцветными жидкими волосами, он вырос в невзрачного серого мужчину, все с теми же волосами и детским лицом. Да к тому же еще, умудрился изрядно поправиться, из-за чего его голова стала выглядеть совершенно нелепо на тучном теле.
Чтобы немного исправить этот недостаток он отрастил волосы, но теперь голова стала смотреться непропорционально большой и неухоженной. Сириусу Блэку шли длинные волосы, а ему почему-то нет.
Теперь он окончательно не вписывался в их блистательную компанию. Ведь раньше его просто не было видно, а сейчас он бросается в глаза, как полено в цветочной клумбе. Сириус красив и остроумен, Джеймс – настоящий лидер, успешный во всем, за что бы он ни брался, Ремус наделен блестящим умом. Они словно родились в рубашках. А что есть у него – Питера? Живот за них троих. И родился он, как все обычные люди – голым, сморщенным и кричащим.
- Пирога хватит на всех, - улыбается Лили и вновь переставляет тарелку на место. Но кусок уже не лезет в горло. Даже Лили относится к нему, как к ребенку или прокаженному, который не может постоять за себя.
Джеймс, улыбаясь, расставляет перед гостями эль.
- Не совсем подходящий напиток к сладкому, но, полагаю, возражений не будет?
- Ты – просто исполнитель желаний, Джеймс. – не торопясь стереть с лица пенные усы, вежливо кивнул Ремус.
- Извините, мне, пожалуй, пора. – неожиданно сказал Питер и поднялся из-за стола, суетливо поправляя пиджак.
- Ты же только что пришел, - удивился Джеймс.
- Забыл сделать одно важное дело.
Было видно, что Питер лгал, но Джеймс только пожал плечами, когда тот скрылся за дверью.
- Не понимаю, что на него нашло.
- А я понимаю, и кое-кто еще здесь, - Лили приняла позу и выжидающе посмотрела на Сириуса.
- Я сказал ему правду. Друзья должны говорить друг другу правду. – Сириус с возмущением вскинул брови, - Твой драгоценный жених говорит, что я похож на девчонку, но я же не устраиваю демонстраций.
- Потому что ты знаешь, что похож на девчонку, - веско добавил Джеймс.
- Это верно, - подстегнула Лили, - не всем повезло родиться с такой премилой мордашкой, но совершенно не обязательно подчеркивать чьи-либо недостатки. Ты хоть раз отзывался вслух о его положительных качествах?
Сириус задумался, стараясь припомнить положительные черты Питера, о которых он мог бы отзывать вслух, но в голову упорно ничего не приходило. Обычный парнишка, волею судьбы оказавшийся их другом. Во многом благодаря тому, что настолько восхищался Джеймсом, неосознанно стремясь к сильным и влиятельным людям, что тот просто не мог не оставить его возле себя. Сложись звезды иначе, и он мог бы стать одним из объектов постоянных насмешек мародеров, чье почетное место по праву занимал Нюниус. Иными словами, Хвост умел пристраиваться, приспосабливаться, но на положительное качество это не тянуло и еще больше не красило его обладателя.
- Правду, - тем временем, продолжала Лили, - говорить несомненно нужно, но только тогда, когда это уместно, как и все прочие слова. У вас с моим драгоценным женихом всегда были с этим проблемы.
- Разве? – удивился Джеймс.
- Конечно, нет, милый. – безмятежно ответила Лили, - Именно поэтому я так часто соглашалась пойти с тобой в Хогсмид, начиная с третьего курса.
- Подумаешь. – отводя взгляд к потолку, бросил Джеймс.
- Наверное, мне стоит сходить за Питером.
Сириус поднялся из-за стола. Идти за Хвостом ему совсем не хотелось, но слушать, как мило бранятся между собой Джеймс и Лили, хотелось еще меньше. Он слишком хорошо знал: если кто-то и обратил внимание на его слова, так это был Лунатик. Эти же двое даже забыли о том, что говорили о Петтигрю.
- Возвращайся скорее, иначе меня съедят бабочки, и я обрасту розовым кустом, - улыбнулся Ремус.
- Я думал у тебя на всякий случай припасены в куртке садовые ножницы. – притворно озадачился Сириус и поспешил выйти на улицу.
Питер, озираясь, сновал между домами, больше напоминающими однообразные лондонские коттеджи, единой стеной обрамляющие узкие улочки. Было людно и удивительно ясно для ноября, хотя на асфальте тут и там виднелись лужи. Догнать Петтигрю не составило особого труда. Он вел себя странно: как крыса в экспериментальном лабиринте метался то в одну сторону, то в другую, а заметив Сириуса остановился и словно бы уменьшился в размерах.
Сириус поймал себя на мысли, что совсем не помнит, зачем хотел догнать Питера. Глядя сейчас в его испуганно бегающие глазки, он чувствовал только одно нестерпимое желание – вгрызться зубами в шею, на которой несуразно сидела большая, жидковолосая голова. Вгрызться и ощутить, как расплавленный соленый металл заполняет рот и стекает в глотку. Вгрызться и рвануть, потрясти, мотая по асфальту, как большую нескладную куклу, а потом, виляя от удовольствия хвостом, принести к крыльцу дома, из которого он недавно вышел.
«Что это был за дом?»
Неожиданно, будто в замедленной съемке, Петтигрю поднял на Сириуса пухлый указательный палец и заголосил:
- Держите убийцу!
«Убийцу? Кто-то умер? Я никого не убивал. Разве кто-то умер?»
Петтигрю кричал еще что-то, затем послышался взрыв, но как будто бы где-то очень-очень далеко. Раздались еще чьи-то крики. Люди вокруг бегали, тела нескольких лежали на асфальте в дыму и пыли. Вокруг них лениво растекались багровые лужи.
«Больно. До чего же больно. Кто-то все-таки умер. Кто-то близкий. Кто-то родной, важный, но кто?»
Лица стерлись из памяти. Имена все еще вертелись на языке, но он не мог вспомнить их сейчас, как и имя того толстяка, за которым он гнался. Зачем он гнался за ним?
«Почему так больно?»
А потом было темно и холодно. Чьи-то руки тащили его по одинаковым коридорам каменного муравейника. Собственные ноги не слушались и заплетались, как после изрядного количества огневиски. Несколько этажей вверх и снова коридоры, по которым зловещим эхом проносятся чьи-то стоны и крики.
- Это вы убили Поттеров?
«Поттеров… Джеймса и Лили Поттеров… значит, так их звали… значит, Джеймс и Лили умерли?»
- Сириус Орион Блэк, я повторю свой вопрос. Это вы убили семью Поттеров?
- Какой смысл задавать ему вопросы? У нас есть прямой приказ, и суда все равно не будет. Он убил этих двоих, Питера Петтигрю и с три десятка ни в чем не повинных магглов. Все прочие дали показания весьма единодушно. К тому же он, кажется, уже тронулся. У него лицо безумца, настоящего хладнокровного убийцы.
- Я не убивал их…
Сириус сам не узнал свой голос: хриплый, тихий и злой. Такой голос бывает у людей, готовых с минуты на минуту накинуться на своих собеседников. Это маркер, предупредительный сигнал. Он бы и сам не поверил себе, если бы был на месте присутствующих здесь мракоборцев.
- Что?
- Я не убийца.
- Значит, вы утверждаете, что не убивали Лили и Джеймса Поттеров? Так кто же тогда?
- Я не убивал их…
Сириус осекся. Где-то в углу скудно обставленного кабинета мелькнуло знакомое болезненное лицо Ремуса Люпина. Он молчал. Он тоже не верил.
- Но все равно что убил.
Хотелось расплакаться, но слез почему-то не было. Глаза были сухими и нестерпимо болели от света. Сириус ощутил поднимающуюся к горлу тошноту, смешанную с резким приступом удушья.
- Так все-таки, вы? – издевательски уточнил тот, кто назвал его хладнокровным убийцей.
«Они не умерли. Они не могли умереть!»
Сириус обхватил голову руками, с силой потер лицо, будто пытался снять с себя кожу. Поднялся и попятился назад, уронив шаткий деревянный табурет, на котором сидел. Собравшиеся в комнате волшебники отшатнулись, стремительно извлекая из карманов и рукавов волшебные палочки и устремляя их в его сторону. Мышцы горели и были напряжены до предела, словно хотели свернуться в тугой узел. Он помнил, как закричал. Громко, яростно, отчаянно, словно хотел выкричать из себя ощущение безысходности, злости, пустоты. Кричал и кричал до тех пор, пока не стало темно.
В газетах писали, что для его поимки понадобилось привлечь все подразделение отдела магического правопорядка, но нигде не говорилось о том, что он не оказывал сопротивления. Ажиотаж вокруг его персоны не стихал почти полгода, а статьи каждый раз дополнялись новыми подробностями. Когда дошло до того, что в газетах пошли домыслы о его предполагаемом или даже совершенном побеге, Министерство Магии настрого запретило упоминать в прессе его имя, и о нем забыли. Только дементоры продолжали сутками дежурить у его камеры.
Все забыли и о Джеймсе, и о Лили, и о предателе Петтигрю. Иногда он тоже забывал о них. Подолгу думая лишь о том, что ему хочется курить и немного о том, что в такой сырости легко можно заболеть чахоткой. Но, засыпая, он чувствовал, как откуда-то веет запахом домашнего печенья. То ли из-за двери камеры, то ли из окна, смешиваясь с соленым морским воздухом, запах этот постепенно заполнял все помещение. Он навевал какие-то размытые образы из прошлого. Воспоминания эти были приятными, успокаивали, убаюкивали, давая погрузиться в полусон, но всегда заканчивались кошмаром, выход из которого был один: он вспоминал их имена.
