Глава 3Я знаю этот взгляд. Он объединяет, наверное, всех правителей так или иначе. Просто у кого-то примешивается, гордыня, у кого-то жестокость, а здесь, в этом случае, в удивительно глубоких синих глазах плещется уверенность, которую я раньше не видела.
- Добрый день, Президент Пейлор, - проговариваю я, ощущая неприятную сухость в горле. – Чем могу быть полезна?
Моя учтивость фальшива, как улыбка Джоанны, выглядывающей из-за спины одного из охранников.
Пейлор внимательно рассматривает меня, анализируя мои мимку и жесты, чтобы понять, в каком я настроении. Но и ежу понятно, что настроение у меня отнюдь не боевое. Я лишь хочу, чтобы от меня отстали. И Пейлор, как я вижу, это понимает. Она молчаливым кивком приказывает телохранителям и Джоанне выйти из моего дома и садится напротив нас с Питом.
- Он может остаться? – спрашиваю я.
Эгоистка. Хочу поделить ответственность за любое решение на двоих… Но если придется соглашаться, так, по крайней мере, не понадобятся объяснения. А если откажусь, Пейлор поймет из-за чего.
- Да, - согласно кивает Президент, пряча в глазах ухмылку. – Вы все равно ему все расскажите, так что не вижу смысла что-то скрывать.
Вот она – гуманность.
- Гейл говорил мне, что я нужна вам для экспедиции на Юг. Могу я узнать, для чего? – неужели власти думают, что мне не хватает мозгов понять, что это не просто просьба.
- А тебе не хотелось бы? – Пейлор явно пытается заигрывать со мной, как это делают обычные политики, поэтому почти сразу переходит на «ты».
Так поступал Сноу, так вела себя Коин. Интриговали, щурили глаза, хитро улыбались. Но не понимали, что вызывали отнюдь не любопытство. А презрение. Неудержимое, готовое вырваться наружу потоком брани и повышенных интонаций. И если Сноу в силу его ума и природной изворотливости мог привлечь мое внимание, напугав, пригрозив, то Коин использовала лишь сложившуюся ситуацию, не просчитав все до логического конца… За что и поплатилась.
Что же из себя представляет Пейлор? Серьезная с виду женщина, спокойная, без видимой гордыни, сквозившей в холодных глазах предшественницы. Сумеет ли она меня убедить?
- В общем, - вздыхает она, словно прочитав мои мысли, - я думаю, будет честным напомнить тебе, что ты сыграла важную роль в Войне, и как лицо этой Войны ты могла бы представлять Панем перед народами других земель. К тому же наши ребята, Гейл и Джоанна, хотели бы, чтобы с ними в отряде была знаменитая Сойка-пересмешница…
Напряжение сковывает мое лицо, делая его серым и непроницаемым. Это становится настолько заметным, что Пейлор на мновение замолкает. Но тут же продолжает говорить:
- Исследовательский отряд будет полностью укомплектован учеными: геологами, картографами, антропологами, теми, кто остался после битвы в Капитолии и в Тринадцатом. Но они не справятся без тех, кто непосредственно участвовал в восстании, потому как только вы можете рассказать другим народам, как изменилась ваша жизнь с тех пор. Вы, непосредственные участники Игр, сможете увидеть истинную обстановку там, за пределами наших границ. Без тебя, Китнисс, мы вряд ли справимся… - заканчивает она, едва заметно ссутулившись.
Я вижу, что она устала. Год в Президентском кресле забрал весь ее боевой задор, оставив лишь непреодолимой желание восстановить свою страну. И я проникаюсь неожиданной симпатией к этой смелой женщине. Ее слова искренни, я научилась распознавать правду за последние два года.
- И хочу добавить, но пусть это останется между нами, наш народ любит тебя, несмотря на последние события в Капитолии, Китнисс. Они простили тебе твою выходку с убийством Коин, хотя тебе было бы правильней все-таки рассказать о своих догадках Временному Правительству. К тому же поездку будет освящать журналистская группа, знакомая тебе по работе в Тринадцатом…
Меня передернуло. Я не готова к журналистам. Не готова…
- Нет, - говорю я твердо, хватая Пита за руку, молча моля его о поддержке, в которой, к слову, я никогда не чувствовала недостатка. – Никаких журналистов, Президент Пейлор… Я отказываюсь…
Голос не подчиняется мне. Все странно напоминает события двухлетней давности…
- Хорошо, - снова удивляет меня Пейлор, - никаких журналистов… Должна признать, они очень надоедают. Мы освятим это без ваших интервью. Но фотографии нужны. Хотя бы на вылет…
И тут я понимаю, что почти согласилась. Я дала понять Пейлор, что без журналистов и подробных репортажей могу принять участие в экспедиции. Я попыталась исправить положение:
- Президент Пейлор, при всем моем уважении, я должна отказать вам. Вы должны это понять…
Я стараюсь держать лицо, чтобы оно не выглядело просящим. Но напряженная пауза прерывается голосом Пита:
- Я думаю, Президент даст тебе время на размышление, ведь так? – он многозначно смотрит на Пейлор.
Та медленно кивает, прекрасно понимая, что от нее требуют.
- Китнисс, я думаю, ты понимаешь, чего от тебя хочет Панем? – она снова становится отчужденной и холодной, как в тот момент, когда вошла в дом.
- Панем от меня всегда чего-то хочет, - опрометчиво бросаю я, но не могу сдержать следующие слова: - Мне стоило бы погибнуть тогда, съесть те чертовы ягоды самой и дать Питу уйти…
- Ты говоришь страшные вещи, - хрипло шепчет Пейлор. – Вряд ли мы смогли бы остановить тиранию Сноу без тебя.
Она кивает Питу и выходит.
- Зачем ты это сказала? – тихо говорит Пит.
Мы лежим на кровати как всегда в обнимку. Он теребит кончик моей косы, пропуская волосы сквозь пальцы.
- Я устала… Не успела отдохнуть, а ко мне уже лезут. Неужели непонятно, что после всего, что нам пришлось пережить, было бы проще и лучше оставить нас в покое?
- Это наше видение ситуации. А они, небось, до сих пор думают, что тебе нужно внимание и любовь народа.
- Я плохо объяснила?..
- Китнисс, - вздыхает Пит и прижимает крепче к себе, - тебе стоит поехать. Ты сможет выторговать еще один год спокойной жизни. А там уже посмотрим, как все пойдет.
- И ты так просто меня отпустишь?
- Нет, конечно. Я сейчас закачу тебе скандал, раскапризничаюсь, - смеется он. Но тут же вдруг становится серьезным и, крепко прижав меня к себе, горячо шепчет: - Зачем ты сказала Пейлор, что лучше было бы, если бы ты погибла? Ты ведь так не думаешь…
- Иногда думаю, Пит.
Мне горько. Настолько, что горло начинает стягивать тугой комок плача. Я понимаю, что ехать надо. Это моя возможная работа, к тому же я все больше и больше проникаюсь идеей этого исследования. Ведь Пейлор права, я бы многое могла рассказать иноземцам. Но я не хочу оставлять Пита. И не потому, что я думаю, будто он не справится и будет переживать, хотя это тоже немаловажно. Но и потому, что я, наконец, обрела то тревожное и хрупкое счастье, о котором мечтала. И поездка в неизведанные края, да еще и с Гейлом, не укрепят наши отношения. Кстати…
- Тебя разве не волнует, что я буду там с Хоторном?
- Хочешь, чтобы я ревновал? – я слышу в его голосе улыбку. Пит явно немного расслабился. – Знаешь, я действительно буду немного ревновать, Китнисс. Но это не он сейчас лежит с тобой в обнимку, правда? И не ему позволено целовать твои волосы, ощущать аромат твоего тела, наблюдать за твоим беспокойным сном. Эта привилегия досталась мне. И я доверяю твоему выбору, - он хихикнул.
- А вдруг война?
Неловкое напряжение. Зря я это сказала.
- Ты выживешь, Китнисс.
- Ты уверен, что я должна поехать?
- Послушай, - он разворачивает меня к себе лицом и смотрит прямо в глаза, - они все равно не оставят тебя в покое. Заметь, я им совершенно не нужен. А ты – очень. И как бы мне не было больно тебе это говорить, но ты – воин. В отличии от меня. Я – твой тыл, твоя опора в мирное время. Но в подобных экспедициях тебе не будет равных. К тому же это еще одна причина записать тебя в летопись Панема не как террористку, убившую временного Президента, а именно как лидера восстания. А еще, и я снова уверен, заметь, твоя команда будет верна тебе. Там будут Гейл и Джоанна. И как бы они к тебе не относились, там, в неизвестности, они единственные смогут тебя прикрыть.
- И что это получается? – неуверенно шепчу я, уже понимая, в какую картинку Пит складывает свои слова.
- А то, что при любом раскладе ты все равно поедешь: тебя заставят, если ты откажешь. И ты сама это понимаешь. Но в данном случае у тебя есть возможность быть рядом со своими. И как бы неоднозначно я сейчас относился к Гейлу, но ему я могу доверить твою жизнь на все сто процентов.
- Как благородно, - меня терзает раздражение за правильность и честность слов Пита.
- Единственное, что меня пугает, это срок нашей разлуки. Тяжело осознавать, что я тебя теряю на какое-то время, так и не обретя полностью…
И он целует меня. Нежно, любя, так, как он умеет это делать. Не обрел полностью? Я вся его, как же он не понимает…
- Я люблю тебя, Китнисс, - говорит он тихо. – И ты меня любишь, правда или ложь?
- Правда, - отвечаю я, прижимаясь к нему всем телом.
Утро золотится за окном, а свежий августовский ветерок приносит удивительное ощущение полета. Я пока не думаю о том, как пройдет мой день, потому что вспоминаю, как прошла моя, нет, - наша ночь. В теле слабая ломота. Я отдохнула за четыре оставшихся на сон часа, но так и не смогла отделаться от ощущения, что мне не хватает еще того волшебства, которое все называют любовью.
Я прекрасно знаю, что такое секс. Но чтобы он был таким…
- Проснулась? – тихий голос Пита вырывает меня из раздумий, и на щеках проступает румянец.
Черт, что же я творила ночью…
- Все хорошо? – осторожно спрашивает он, и в голосе отчетливо слышится неуверенность. Конечно, он впервые ощутил всю полноту моего чувства к нему. Разве такое не собьет с толку?
Я не смогла ответить, так как реальность осторожными шагами появлялась из-за уголков моего подсознания. И пока она не обрушилась на меня потоком тревоги и сомнений, я крепко прижимаюсь к Питу всем телом и целую его чуть влажную кожу. Это, наверное, лучшее утро за последние несколько лет, если не учитывать, каким может оказаться день.
- Хорошо, Пит, не то слово, как хорошо, - вздыхаю я, натягивая одеяло на лицо, чтобы спрятаться от прохлады влажного ветерка. – Но пора вставать.
Накинув растянутую рабочую майку Пита, я подхожу к окну и внезапно замираю.
На лужайке, совершенно бесшумно парит небольшой разведывательный планолет, а внизу, у самой подножки, с автоматом наперевес стоит Гейл и очень внимательно на меня смотрит.
Я только спустя мгновение понимаю, что он видит мой наряд, состоящий из почти прозрачной белой майки на голое тело. И когда сзади меня становится Пит, его лицо окончательно каменеет.
Я разозлилась.
- И ты хочешь, чтобы я с ним летела? – я, кажется, совершенно забываю, что произошло этой ночью. Теперь меня гложет ярость.
- Солдат Эвердин! - кричит Гейл металлическим голосом. – У вас на размышление пятнадцать минут.
- Насколько я понимаю, права выбора тебе все-таки не предоставляют, - напряженно проговаривает Пит и отходит от окна.
- Нет. Не предоставляют…
- Ты подумала над ответом?
- Да, - говорю я, стягивая майку прямо перед Питом и беря в руки охотничьи штаны. - Я вернусь.
- Уверен.
