Глава 3Дадли тем временем изобрел новую игру. Разбегался и плюхался носом в мокрый песок. Толкнул Гарри, и плюхнулся сам. Набежавшая волна накрыла их обоих, и Петуния как в замедленной съемке представила, как сын ее захлебывается. Утонуть можно и в стакане воды. Она побежала прямо по песку, ноги, как назло, увязали в нем, вытащила детей из моря. Они смотрели на нее испуганными глазами, а Петуния дышала часто-часто, и никак не могла успокоиться. И орать на Дадли она тоже не могла, потому что он не понимал, в чем дело. А муж ее лежал, как котлета на сковородке, и безучастно дрых.
- Вернон?
- Что? Что случилось? – пробормотал он спросонья.
- Дадли! Наш Дадли чуть не утонул, - напустилась она на мужа, - а тебе все равно!
- Да что ты такое говоришь? - спросил Вернон.
- Я, что, по-твоему, домой с двумя гробами должна ехать?
- Петуния, солнышко…
- Идем в номер.
И Петуния собрала вещи и пошла к отелю, а Вернон забрал притихших Дадли и Гарри, и поплелся за женой как побитая собака.
Он чувствовал себя немного виноватым и заискивающе смотрел жене в глаза. Ей это надоело, и Петуния отправилась в магазин, «за чем-нибудь вкусненьким», а на самом деле просто чтобы привести нервы в порядок.
В прохладном, светлом зале супермаркета было немного народа, и Петуния принялась выбирать что-нибудь к чаю. Длинные ряды полок с аккуратно расставленными продуктами приводили мысли в порядок. Ей казалось, что они тоже укладываются в голове по полочкам, ровными рядками. Пожалуй, немного «Cherry Brandy» вечером будет в самый раз. Она любила вишневый ликер, а Вернон, как любой сладкоежка, тем более. Потом долго выбирала кукурузные хлопья для детей и, в конце концов, решила купить немного ветчины. Придирчиво разглядывая банку и срок хранения продукта, она заметила рядом давешнего не-подростка из бара. Тот тоже выбирал консервы, причем так придирчиво, будто делал это впервые. При свете дня стало совершенно ясно, что называть его подростком было глупо. Длинные патлы наводили на мысль, что перед ней какой-то забытый хиппи, но умный и сосредоточенный взгляд говорил, что это не так. Ну и ладно. Петуния положила ветчину в корзинку и пошла, было, дальше, как он обратился к ней, держа в руках две банки консервов, одну синюю, другую черную.
- Простите, - сказал он, - вы не в курсе, что обозначают эти маркировки?
- Срок годности, - ответила Петуния, сохраняя тот же вежливо-официальный тон, - но я бы посоветовала вам не брать финские.
- Отчего? - он едва заметно вскинул брови, а Петуния невольно отметила для себя, что глаза у него такие черные, как банка консервов, и так же блестят.
- Потому что финские были выпущены раньше. Пусть срок хранения не истек, но лучше взять то, что посвежее.
- Ясно, - коротко ответил он и отправил обракованные финские на полку. А Петуния теперь смотрела на его руки. Запястья у него были тонкие, изящные, как гриф у скрипки, а длинные пальцы покрыты жесткими подушечками мозолей. Но тыльная сторона ладони все равно красивая, с бледной кожей и тонкими, чуть заметными голубоватыми прожилками вен.
Он посмотрел на нее и ушел в другой отдел. А Петуния оплатила покупки и отправилась в отель. Вечером она медленно потягивала вишневый ликёр и смотрела на море с балкона. Хочется хоть немного в этой жизни побыть звездой. Хоть немного гореть, а не просто воздух коптить, как дурацкая свечка.
На следующее утро они намеренно устроились поближе к воде, и Гарри тут же принялся строить замок из песка. Дадли бегал рядом, и Петуния, прикрыв глаза шляпой, задумалась о своем.
Она в чем-то белом, летящем, полупрозрачном, как облако, идет по пляжу. Не женщина –звездочка небесная, мечта поэта. Неземная. Легкий шарфик струится невесомыми волнами, вокруг – багровеющий закат, и на столике томно тают кубики льда в высоких фужерах с дайкири… Впрочем, не надо никаких столиков, просто пляж.
Он – в черном, ворот шелковой рубашки небрежно распахнут. Он смотрит вдаль, на силуэты кораблей в океане. Налетает едва ощутимый ветерок, уносит ее шарфик. Он ловит кусочек этой белоснежной материи, подносит к губам. Накрывает ее, подошедшую, шарфиком, притягивает к себе…
- Аааа!
Петуния едва не упала с шезлонга. Гарри выстроил огромную башню из песка, а Дадли на нее наступил. Гарри тоненько завыл и в отместку кинул в него песком. Дадли заревел, протяжно, громко, как сирена. А Вернон дрых. Гарри выл. Дадли ревел. Вернон храпел.
Она нервно, резко встала, начала собирать свои вещи. Вернон проснулся и посмотрел на нее.
- Я в номер. Немного отдохну от всех вас.
И оставила недоумевающего мужа успокаивать детей.
В номере сидеть не хотелось. Она спустилась в бар, отчетливо и мучительно осознавая собственную непривлекательность. И почему-то это обидело, как никогда раньше. Со всеми этими хлопотами с Дадли она совсем забросила себя. А он вырастет и не подумает вспомнить о ней. Закон природы. Любовь детей не возвращается обратно, не имеет обратной связи. Она передается от детей к их детям, и на этом держится мир.
Не хотелось держать мир.
Хотелось глядеть на него с черного неба и гореть. Освещать.
Вчерашний знакомец сидел за столиком в углу и потягивал коктейль, просматривая какие-то записи. Петуния поглядела на него извечным оценивающим женским взглядом. Не имело значения, знаком человек или нет, оценивать можно всех. Недостатки в одну сторону, достоинства – в другую. Идеальных людей не бывает - не все же сразу.
Явно не женат. Это плюс. Как определила? Очень просто, и отсутствие кольца тут не причем. Ни один мужик в здравом уме не будет читать этикетки. Жена бы написала подробный список, дотошно уточняя названия фирм-производителей продуктов. Мужчины, покупая еду, или метут с полок все подряд, или долго и внимательно изучают банки. В зависимости от характера.
Не самый красивый. Это не то чтобы минус – в темноте все кошки серы. Ведь с лица воду не пить. А из плюсов – красивые, изящные руки. Это большой плюс.
Какая-то идея в глазах. Это плюс. Хотя, может, и нет там никакой идеи, как же ее разглядишь, глаза как глаза. Может, это ей хочется, чтоб было, вот и мерещится всякое.
Не обращает на нее внимания. Это минус, и, надо признать, самый существенный.
Но сегодня она была немножко другая, чем раньше. Сегодня она поставила перед собой чёткую цель, а Петуния умела добиваться своего. Та, вчерашняя, Петуния никогда бы не встала и не подошла к нему. Та, вчерашняя, ни за что бы ни села за его столик без приглашения. А сегодняшняя – села. Вот взяла и села, и будь что будет.
Он перестал шуршать листками и изумленно посмотрел на нее. Глаза в глаза. Все-таки было в них что-то, точно было. Обычные люди так не смотрят.
- Добрый день, - сказала она просто.
- Добрый, - согласился он, неприязненно нахмурив брови. Видимо, она отрывала его от работы.
- Как вам вчерашняя ветчина? – спросила Петуния, которая крепко-накрепко решила не вставать из-за столика. Поклялась себе.
- Простите, что? – теперь он вскинул брови, будто усомнился в ее психическом здоровье. Лезет какая-то ненормальная баба за его стол, может, у нее с головой не в порядке?
- Ну, вы вчера консервы в магазине покупали…
- Ах, это, - он со вздохом отложил бумаги, - все нормально. …Жарко здесь чересчур.
- Да, - ответила Петуния, не отводя от него пристального взгляда, - не то, что в Лондоне…
- Вы правы, - видимо, ему тоже было скучно и вот – захотелось поговорить. - Вы здесь отдыхаете?
- Да, а вы?
- Я по работе. Жду одного человека, - сказал он и сменил тему. - Может, сока? Или коктейль?
- С удовольствием, - ответила она, чувствуя, что дело потихоньку продвигается. Иначе так бы и пришлось играть «в переглядушки».
- Северус Снейп.
- Петуния… - на секунду вышла маленькая заминка. - Эванс.
С чего вдруг она решила назвать свою девичью фамилию? Желание вновь почувствовать себя молодой, соблазнительной и востребованной? Нежелание вспоминать про Вернона и Дадли? Она не знала, сама ещё не поняла этого, но он отметил и маленькую заминку, и лёгкий предательский румянец, чуть сощурив глаза. Да мало ли в Британии Эванс, в конце концов?
Задумавшись о фамилии, Петуния не заметила, как вспыхнули глаза молодого человека.
- Очень приятно, - кольцо-то никуда не делось, - миссис Эванс.
Ну ладно, пусть миссис. Уже все равно. Какая вообще разница? Ей вдруг стало немного страшно, но раз уж решила звездой – значит, звездой. Сгореть в один миг и пасть, прочертив яркую полоску на чёрном небе, назло всем. И Вернону. А на него она до сих пор дулась. Не только из-за Дадли, а вообще из-за всей своей обманутой молодости.
Он протянул свою узкую ладонь, взял её руку и чуть заметно прикоснулся губами к ее пальцам. Петуния не знала, что почувствовал он, а ей было донельзя приятно. Будто маленькая молния проскользнула по кончикам нервных окончаний. Принесли заказанные коктейли, она взяла свой бокал и вдруг заметила, что у нее дрожат руки. Такого с ней никогда не случалось, но факт оставался фактом – кончики пальцев заметно подрагивали, и коктейль пришлось поставить. Сложить руки на груди было бы невежливо и некрасиво, поэтому она сунула их под стол, переплетя пальцы и моля небо, чтобы он ничего не заметил.
Он лениво потягивал коктейль и смотрел на нее своими черными глазами, будто хотел прочитать все мысли в ее голове. Петуния нервно теребила свои же пальцы под столом, будто хотела утихомирить ту маленькую молнию, которая проникла в ее кровь и теперь будоражила её изнутри. Крепко зажала в руке высокий бокал с изящной соломинкой-зонтиком, но этот зонтик начал нелепо подпрыгивать. Поставила бокал на место, сердясь на себя за то, что ведет себя как неопытная старшеклассница.
- Вы работаете? – спросил он, чтобы поддержать разговор.
- Домохозяйка, - ответила она с улыбкой. Она прямо чувствовала, как на ее лице начинает расплываться эдакая шальная бесшабашная улыбка. Быстрым движением Петуния схватила коктейль и отпила чуть не полбокала зараз. - А вы?
- Я химик, - сказал он так быстро, будто ответ был готов у него заранее, - работаю на правительство. - Может, он и вправду читал её мысли?
- О, - многозначительно протянула Петуния и вновь взяла бокал, - а я думала, вы музыкант…
- В самом деле? Почему?
- У вас такие руки… - ляпнула она и тут же пожалела о своих словах. Вот, к чему приводят всякие мысли под жарким курортным солнцем.
- Интересно, - сказал он и положил свою ладонь на стол.
Положил так, чтобы когда она поставит бокал на место, то обязательно прикоснётся к его руке. Интересно, зачем ему это? Может, у него было сегодня хорошее настроение, и он подумал, что не все же время работать. А может, ему просто захотелось немного человеческого общения и тепла. Просто совпало. Приди она завтра или вчера, то они бы разминулись. А так совпали.
Естественно, она дотронулась до него и, естественно, отдернула руку, будто обожглась. Едва заметно изменился лишь контур его тонких губ, но больше он ничем себя не выдал. И опять посмотрел на нее в упор, пристально, внимательно.
- Хотите кофе?
- Ммм…
- У меня есть превосходный кофе, арабика без всяких примесей. Настоящий.
- Вынуждена согласиться, - Петуния вспомнила, что такое кокетство.
Петуния поднималась в номер, испытывая множество забытых чувств. Ее хотели, ее желали, она была востребована, значит, всё ещё соблазнительна. И это было прекрасно. Ещё была тоненькая звенящая нить совести в мозгу, которая требовала от неё вернуться в номер и ждать мужа. Было немного страшно попасться. Вернее, было очень страшно и от этого весело, как в детстве.
