Глава 3В очередной раз я была Евгенией Толмак, испуганной соседкой девушки в красном пальто. Она довольно легко поддавалась моим манипуляциям, и я решила избрать другую стратегию. Я заставлю ее позвонить и предупредить службу безопасности аэропорта.
Десяток туманных, а затем кровавых надписей на стенах сделали свою работу. «Самолет будет взорван», «Вы все умрете», «Не садись на рейс VV44» - девушка была запугана до предела. Последней каплей стали сообщения с номером телефона охраны аэропорта, медленно проявлявшиеся не только на окружающих поверхностях, но и на ее ладонях. На сей раз мое послание гласило: «Позвони и проверь». И она сдалась – бросила дорожную сумку на пол, достала мобильник и набрала номер.
В трубке зазвучал низкий мужской голос, произносящий заученную фразу:
- Служба безопасности, сержант Иван Голубцов.
- На стене аэропорта написано, что в самолете рейса VV44, Львов-Киев, заложена бомба, - быстро, но довольно четко выдала я.
- Как вас зовут?
- Евгения Толмак.
- Евгения, не волнуйтесь и опишите, как вы выглядите и где находитесь, - голос звучал успокаивающе и немного насмешливо…
У меня начали дрожать колени, я оглянулась, дотянула сумку до ближайшего ряда кресел и присела. Охранников еще не было видно, и мое внимание привлек крупный рыжий котенок, мяукающий жалобно и очень настойчиво.
- Хочешь есть, малыш? – я участливо погладила зверька.
Малыш? Рыжий котенок? Он был огромным ободранным котом, когда я впервые увидела его. Я посмотрела на него еще раз, нашла на груди знакомое белое пятнышко в форме подковки. Ошибки быть не могло. Видимо, увлекшись своими потусторонними экспериментами и предсмертным запугиванием трупов, я упустила что-то важное.
- Евгения? – из мрачных раздумий меня вырвал голос охранника.
Два сотрудника аэропорта начали по очереди задавать вопросы. Я несколько раз сбивчиво рассказала о надписях, дрожащим голосом соврала, что пока звонила, кто-то их стер. Мужчины смотрели на меня более чем недоверчиво, но я действительно боялась. И, похоже, сквозящий в каждом взгляде, в каждой фразе ужас достаточно впечатлил говорящих со мной скептиков. Через пару минут женский голос в громкоговорителях аэропорта сообщил о переносе рейса Львов-Киев на час из-за погодных условий. В последний раз я посмотрела на часы за полчаса до взрыва. Меня отвели в узкий, полупустой кабинет, проверили документы, и я, точнее, запуганная мною Евгения, писала заявления, отвечала на бесконечные вопросы, но так и не получила ни одного ответа. Ее оставили одну. Во внезапно зависшей тишине я слышала, как ее сердце перегоняло кровь. Стены комнаты содрогнулись, стул качнулся, и я больно упала на покрытый кафелем пол…
В едва освещенной комнате стоял слабый запах тюльпанов. Я включила яркий свет, открыла ноутбук: «Организаторы взрыва, в результате которого погибло шестьдесят три человека, все еще не найдены».
Они по-прежнему мертвы… число жертв вернулось к исходной точке, но теперь вдобавок к самолету была разрушена часть аэропорта и ранеными оказались еще около тридцати человек. Впервые я испугалась по-настоящему. Меня трясло, ужас зубами вцепился в позвоночник, парализуя мысли и движения. Макс. Он мог не успеть уйти из зоны катастрофы. В списках погибших его не было, но фамилии раненых не публиковались. Забыв о времени, я набрала знакомые цифры телефона.
- Максим?
- Привет, - бодрый голос на другом конце провода сделал действительность чуть менее жуткой. – Хорошо, что ты позвонила – у меня готовы твои снимки, хочешь глянуть?
Облегченно выдохнув, я принялась на ходу сочинять про ошибочно набранный номер. Кажется, он поверил – в ответ на мое невнятное мычание вроде «устала» и «завтра» вежливо пожелал доброй ночи и отключился. Я молча поблагодарила его за тактичность: сейчас как никогда мне хотелось побыть одной и свыкнуться с мыслью, что из-за моих потусторонних экспериментов были ранены десятки человек. Я перечитала статьи, сравнила новый список жертв с тем, что помнила. Около десяти имен изменилось – на месте выживших пассажиров стояли имена сотрудников службы безопасности аэропорта и двух представителей МЧС Украины. Светлана Лескина, подруга Максима, скончалась в реанимации городской больницы через сутки после взрыва, так и не приходя в сознание.
Я могла только надеяться, что у меня еще будет шанс все исправить или хотя бы позволить событиям идти своим чередом. Шестьдесят три смерти – это страшно, но еще страшнее, когда они на твоей совести.
Поставив вазу с тюльпанами на табуретку возле кровати, я завернулась в теплое одеяло и попыталась уснуть. Но еще одно открытие не давало покоя. Рыжий кот, превратившийся в котенка. Завтра я должна найти его, проверить…
Весь следующий день я была занята поиском отклонений в моей реальности, но вокруг меня почти ничего не изменилось. Вечером в гости заглянула Машка, и мы вдвоем нагрянули к Кролину смотреть обещанные фотки. Несмотря на «художественный беспорядок» в квартире парня было довольно уютно. Машка задавала идиотские вопросы и болтала глупости, но даже она притихла, когда увидела мои фотографии на большом мониторе Максима. Он действительно талантлив – никогда не думала, что скажу такое о своем изображении, но эти снимки были прекрасны.
Вечер пролетел слишком быстро, ближе к полуночи в голове начался обратный отсчет.
В ту ночь я была уже знакомым мне дипломатичным мужчиной. Шансы заставить его паниковать и делать то, что нужно мне, были весьма невелики. Похоже, на сей раз я смогу только собирать информацию. Вчерашнее объявление о переносе рейса я услышала возле терминала аэропорта и вместе с остальными напуганными пассажирами самолета отправилась в зал ожидания. Никаких новостей, ни одного нового лица в ночном аэропорте, только тихие разговоры путешественников-смертников. И трехмесячный рыжий котенок, бродящий по залу в поисках молока. Через некоторое время я услышала первое упоминание о зловещих надписях. Они помнили… каждый из них. Одна из женщин решилась вслух прочитать внушенные мною тексты, и ее слова подтвердило еще несколько испуганных реплик. Большинство молчало, но в их затравленных взглядах читался такой же страх. Долгие минуты ожидания… взрывная волна вынесла стекло аэропорта, раздробив его на множество осколков. Секундная разрывающая боль пронзила все тело. Меня ждала, звала зияющая черная бездна.
Но я все еще жила. В город пришло знойное, сухое лето, необычное для влажной и дождливой Западной Украины. Палящее солнце прогрело дома и мостовые, жаркие дни сменялись душными ночами. Мать с сестрой уехали в Яремчу к тете Сане, ее дом стоит на берегу прохладной горной реки. Максима вызвали на двухнедельную стажировку в польское издательство. Мой собственный отпуск был запланирован только к концу лета, и все, что мне оставалось, чтобы не сойти с ума окончательно - болтовня с подругами на работе о чем-то пустом и неважном.
Когда разморенный жарой город засыпал, я возвращалась в аэропорт. Наблюдала за равномерно уменьшающимся котенком и все отчетливей понимала - когда его не станет, я больше сюда не вернусь. Возможно, я никуда больше не вернусь. Растворюсь в той темноте, исчезну, пятьдесят четвертый потерянный пассажир… наверное, так и должно было быть с самого начала.
Я писала на стенах и стеклах, что самолет все равно взорвется, но большинство умерших предпочитало молча игнорировать назойливые видения. Несколько раз я была на борту самолета в телах сотрудников службы безопасности – так я выяснила, что в салоне все-таки нашли взрывное устройство, но таймера на нем нет и времени для его вывоза на безопасное расстояние или обезвреживания недостаточно. Я чертила на стенах время взрыва. Пассажиры в зале ожидания шептались, пребывая в заблуждении, что здание аэропорта защитит их от взрыва, парни в самолете просто отмахивались от кровавых букв. Пару раз я «пририсовала» таймер к бомбе, но и он не произвел нужного впечатления.
Прошлой ночью во Львов вернулся Макс, ранним утром он без предупреждения позвонил в мою дверь. Я думала, что это соседка ищет заблудившуюся кошку, и открыла дверь, только-только успев натянуть на себя шелковое летнее платье. Он стоял так близко, растрепанный и радостный, с пачкой глянцевых журналов в одной руке и каким-то мятым пакетом в другой.
- Это тебе, - он протянул мне все, что принес. - Я забежал поздороваться.
Я послушно взяла журналы и бумажный пакет, вздрогнув от случайного прикосновения его пальцев, и замерла на пороге, прижимая к себе его подарки.
- Спасибо. Я очень по тебе скучала, - сказала я просто, зная, что завтра может не наступить.
Он улыбнулся и шагнул вперед, еще ближе.
- Я должен съездить в Тернополь на два дня, потом вернусь.
- А я опаздываю на работу, - Макс поправил прядь моих волос, и я задержала дыхание.
- Значит, скоро увидимся?
Я молча кивнула и улыбнулась ему в ответ. Наверное, в той, другой реальности мы не встретимся, а эти минуты – мои невозможные, несбыточные мечты. Но мне хотелось, чтобы всего на один день, хоть на несколько часов, он стал моим Максимом Кролиным и понял, что я тоже – его Лиза.
Он наклонился и поцеловал меня, тепло и легко, как влюбленный мальчишка. И я ответила на поцелуй, зная, что нового дня у нас не будет.
В тот понедельник мне совершенно не хотелось работать. Я позвонила шефу, отпросилась, потом гуляла по Львову, смотрела, как небо постепенно затягивали долгожданные облака, болтала по телефону с мамой и Машкой, звонила подругам. После обеда в городе пошел дождь. Крупные теплые капли стучали по крышам, разбивались о каменную кладку мостовой, обдавая брызгами босые ноги. Я шла медленно, не обращая внимания на стену дождя, наслаждаясь каждой минутой жизни. Вечером позвонил Максим, рассмешил меня до слез забавными польскими историями. Когда пришло время прощаться, мы замолчали, пытаясь угадать мысли друг друга. Он первым разорвал тишину, сказав, что тоже безумно скучал.
После полуночи я свернулась клубочком на диване, укуталась в мягкий плед, как в кокон. Я улыбалась и слушала, как часы обреченно вышагивали последние секунды…
Аэропорт. В моих руках пищит крошечный, полуслепой рыжий котенок. Нужно его накормить или найти его мать, иначе он умрет. У меня рейс через час, поэтому я отдаю несчастное существо знакомой кассирше – у нее всегда найдется лишняя коробка из-под конфет и коробочка сливок. На стекле кассы какой-то шутник помадой написал: «Твой самолет взорвется ровно через пятьдесят восемь минут». Если увижу уборщицу, скажу, чтобы вымыла стекла. Быстрым шагом иду к самолету. Мой сегодняшний рейс VV44 Львов-Киев, вылет через тридцать семь минут. На полу рассыпан ярко-желтый песок, пальцем выведены крупные буквы: «Через двадцать две минуты рейс будет отложен». Я переступаю песчаную россыпь, подхожу к выходу из здания. На стекле двери чем-то красным, наверное, кетчупом, запечатлен злобный призыв: «Напиши прощальное письмо жене Лене».
Зачем хулигану запугивать меня? Мою жену действительно зовут Леной. Хотя, если подумать, не такая уж плохая мысль, учитывая, что перед выходом я поссорился с ней из-за пустяка. Скоро мобильник придется отключить, и я быстро набираю СМС-ку: «Прости меня, Ленка. Ты у меня лучшая. Люблю. Поцелуй за меня Мышку». Глупо, наверное, проще было позвонить после посадки в Киеве и поговорить нормально.
Телефон выключен, я поднимаюсь по трапу в самолет. На белом гладком корпусе лайнера горят красные буквы: «Через десять минут сообщат о переносе рейса VV44». Я останавливаюсь и моргаю, надпись исчезает, но появляется новая: «В салоне самолета бомба». Пилот самолета не должен видеть галлюцинации. Со мной что-то происходит… сообщу Петру Васильевичу, что сегодня он главный.
Еще одна кровавая надпись появляется в салоне самолета: «Взрыв произойдет через тридцать девять минут». Я смотрю на часы. Кто бы ни играл со мной, за временем он следит точно.
«Шестьдесят три человека погибнут».
Какого черта! Это уже не смешно. Игнорирую исчезающий текст, включаю приборы, проверяю исправность систем. Через минуту входит Петр – мой второй пилот. Жду появления очередной надписи, чтобы рассказать ему о своих глюках и отказаться от управления полетом.
«Тридцать две минуты до взрыва, шестьдесят три трупа».
В привидения я не верю, очевидно, у меня сбой нервной системы.
- Петр Васильевич, у меня тут проблемка небольшая возникла, - Петр, не обращая внимания на мои слова, все еще пристально смотрит на ветровое стекло самолета.
- Диспетчер вызывает рейс VV44.
- Рейс VV44, капитан Свердленко, слушаю вас.
- Рейс VV44, ваш вылет перенесен на час. У нас сообщение, что в салоне бомба, - официальным тоном сообщает диспетчер, затем, чуть понизив голос, с беспокойством спрашивает: - Вить, у вас все нормально? К вам едет целая банда ребят из службы безопасности.
- Все отлично, - говорю я и интуитивно смотрю на часы. До взрыва осталось двадцать девять минут. На взлет мне нужно семь минут и еще две, чтобы вылететь за пределы города.
В салон забегают парни с собаками, огромные овчарки с лаем бросаются к шестому ряду кресел. На темном иллюминаторе мерцает неоновая двойка. Собакам надписи не нужны, но и они выбрали второе кресло. Солидный мужчина в форме СБУ осторожно вспарывает обивку сидения.
«Двадцать одна минута, они не успеют».
Взрывное устройство найдено, но таймера на нем нет, и когда произойдет детонация, неизвестно. Самой взрывчатки не видно, три тонких провода уходят под пол салона.
Девятнадцать минут…
Я предлагаю Петру Васильевичу выйти покурить на улице, он молча уходит. Он напуган намного сильнее, чем я. Стресс и адреналин на меня действуют отрезвляюще, заставляют мозг работать вдвое быстрее. Даже если они отключат этот детонатор, где гарантия, что в самолете нет другого, запасного. Высказываю свои мысли команде перепуганных юнцов из службы безопасности аэропорта.
Надписи продолжают появляться и исчезать.
Пятнадцать минут…
После двухминутных споров со мной и переговоров с начальником аэропорта они спрашивают мнение Юрия. Мужчина, который сначала четкими движениями разобрал кресло, а теперь сверлит отверстия в полу, поднимает голову и берет рацию.
- Олег, слышишь меня? Это Юрий Васильевич, Юрка-подрывник, Афганистан, седьмая рота, помнишь? Пусть убираются все. И нужен пилот, который не распустит сопли. Где пилот?
- Здесь.
- Самолет готов к взлету?
- Готов.
- А ты?
Интересно, что сейчас делает Ленка? Получила ли она мое сообщение?
Одиннадцать минут…
- Да.
Через полминуты самолет пустеет. Юрий поднимает голову и смотрит мне в глаза.
- Слишком много проводов, - его голос на удивление спокоен. – Часть я отключил, но насчет остальных никаких гарантий дать не могу.
- Я вижу надписи на стенах, - стараюсь выглядеть уверенно. – Десять минут до взрыва. Шестьдесят три человека погибнет. Может, я сошел с ума, но я не могу рисковать.
- Ты не сошел с ума – я тоже их вижу… все видят.
Я киваю, понимая, чего стоило это признание.
- Пока я буду продолжать попытки нейтрализовать бомбу, ты поднимешь самолет в воздух и уведешь подальше от города. Как тебя зовут?
- Виктор.
- Хорошее имя… значит, у одного из нас точно получится!
Мы жмем друг другу руки, желаем удачи. Взлетная полоса свободна. Диспетчер звенящим в пустом эфире голосом желает хорошего полета. Рев двигателей заглушает мысли.
Семь минут…
Послушная машина разворачивается и выползает на тонкую белую линию, ведущую в небо. Секунды рвут нить времени на мелкие куски. Мы летим над землей, выше и выше, взбираясь к облакам. Диспетчер предлагает на всякий случай набрать номер моей жены, но я не смогу. Пусть он запишет и передаст Ленке и Маринке, нашей трехлетней малышке…
- Передай Лене и Мышке, что я их люблю… очень-очень сильно люблю. Больше, чем небо. Они поймут.
Огни Львова остаются позади. Отчаянно мигает сигнал испорченной электропроводки, самолет бросает в воздушных ямах. Тридцать секунд. Сколько еще мы будем лететь в этой неизвестности? Голос Юрия неразборчиво кричит в наушниках. Неужели он отключил детонаторы? Я не слышу.
У одного из нас точно получилось…
«Организаторы взрыва самолета, в результате которого погибло 2 человека, все еще не найдены.
17 октября 2011 года в воздухе взорвался самолет рейса VV44 Львов-Киев. Причиной катастрофы стал взрыв бомбы, заложенной в пассажирском салоне самолета. На борту находился пилот, капитан Виктор Свердленко, и майор службы безопасности Украины, инженер-сапер Юрий Воеводин. Обломки самолета упали на свиноферму в Камянско-Букском районе. В разгоревшемся пожаре погибло шестьдесят одно животное. Наиболее впечатлительные пассажиры отмененного рейса утверждали, что в тот день видели предупреждения в виде кровавых надписей на стенах аэропорта».
Я проснулась от сильного стука в дверь. Машка кричала в замочную скважину. Я открыла. Пол под ногами раскачивался. Сестра подхватила меня, помогла дойти до кровати. Мама поцеловала в лоб и побежала громыхать на кухне.
- Ты три дня не берешь телефоны, мы чуть с ума не сошли! - я безразлично пожала плечами.
- Я спала.
Мне вызвали врача, выписали витаминные уколы, на всякий случай прокололи палец. Кровь…
Я все еще живу. Виктор и Юрий погибли. Двадцать пятого часа больше нет. Осталась одна реальность, в которой время течет только вперед. Здесь невозможно изменить прошлое.
Меня посадили на высококалорийную диету. Еда – вполне сносное лекарство. По крайней мере, спустя пару дней, набравшись сил и смелости, я спустилась на второй этаж и позвонила в дверь. Мне открыл мальчишка, лет десяти. Максим Кролин? Нет, такой тут никогда не жил.
Возможно, я поступила правильно. Но сделала ли я все, что было в моих силах? Кто я? Убийца двух отважных мужчин? Спасительница шестидесяти жизней? Или я просто маленькое сломанное колесико, волею судьбы заклинившее самые главные Часы?
У меня нет ответов на многие вопросы. Но я живу каждый день, как последний. И пока мое время не исчерпано, у меня есть шанс что-то изменить.
В начале осени я вышла на работу и каждый вечер, возвращаясь домой, заходила в «Золотой Дукат». Заказывала неизменный кофе с черносливом, садилась в уголке и украдкой рассматривала посетителей. Убеждала себя, что просто люблю их фирменный напиток, и обещала, что завтра не буду такой глупой и пройду мимо.
А сегодня пошел мокрый снег, я замерзла и, в очередной раз наплевав на данные самой себе обещания, снова зашла в кофейню и снова заказала надоевший кофе. Я села за пустой столик ближе к огню и, ковыряя ложечкой взбитые сливки, смотрела на кружащиеся в воздухе первые настоящие снежинки.
Мужская рука в коричневой перчатке взялась за деревянную спинку стула напротив.
- Вы не возражаете, если я присяду? – я кивнула и подняла глаза. Он стоял рядом, все такой же взъерошенный и забавный. – Кажется, мы знакомы? Мы столкнулись в аэропорту год назад. Вы тогда опаздывали на рейс.
- А вы провожали девушку, - не успев подумать, выпалила я.
- Бывшую девушку, - невесело усмехнулся Макс.
Он размотал длинный шарф, снял перчатки и сел за столик.
Я молчала, усердно разглядывая глупые снежинки, танцующие в тусклом свете фонаря за окном.
- Максим Кролин, - он посмотрел на меня и тепло улыбнулся. - Сразу предупреждаю, со времен детского сада на «Кролика» не отзываюсь. Лучше зови меня Макс.
