3. человек существо социальное, и главное в человеческих отношениях хорошо знать все чужие секреты — и никогда не выдавать своихЖизнь Петунии разделялась на два периода: до восторженного крика «Туни, смотри, как я могу!» и после.
До, Лили смотрела на неё своими огромными зелёными глазищами и таскалась следом, во всём полагаясь на неё. Скажешь, что под кроватью жил склизкий монстр — и она принимала всё за неоспоримую истину. Скажешь, что берёшь первой печенье потому, что проверяешь, не отравлено ли оно — она не сомневалась в правдивости сказанного. Скажешь, что вы всегда будете вместе — и этому Лили тоже безоговорочно верила.
Петунию дразнили за высокий рост, Лили дразнили за рыжие волосы — они играли вдвоём, безукоризненно высокомерные, слишком большие для маленького душного Кокворта. Петуния отталкивалась длинными ногами и взлетала на качелях до небес, густые тёмно-рыжие волосы Лили трепал ветер.
После, Лили, едва оттолкнувшись от земли, взлетела выше неё. Кончик её туфли закрыл солнце, и смех её рассыпался словно колокольчики, и у Петунии сжалось всё внутри. На сестриной ладони расцветали завядшие цветы. В ту ночь в злых слезах Петуния обрезала её густые рыжие волосы, обрезала по самые уши.
На утро волосы у Лили были ещё длиннее и гуще.
Лили не боялась склизких монстров под кроватью, потому что теперь она могла обратить их в пыль. И отравленного печенья она не боялась, поэтому она может проверять его первой, чтоб Туни не стало плохо, у неё ведь слабый желудок.
Лили не могла не знать о клоках своих прекрасных волос, смытых в унитаз. Но не заплакала, не побежала жаловаться родителям, не полезла драться — безукоризненно высокомерная, слишком большая для обычной скучной Петунии.
Поэтому она как раз драться и полезла. Ожидая так и не пришедшей невидимой руки, которая поднимет её в воздух вверх-тормашками. Ожидая так и не пришедшей невидимой руки, которая бы подняла Лили в воздух вверх-тормашками.
В одиннадцать Лили пришло письмо, и она уехала к таким же фрикам. Ровесники всё ещё дразнили Петунию за высокий рост, а взрослые начали вполголоса шушукаться, что чете Эванс, видимо, не хватило средств, чтобы отправить обеих дочек в элитную школу, и пришлось выбирать одну. Проклясть их она не могла, хотя очень пыталась. К вящему неудовольствию, никто по желанию не исчезал в конкретном таком направлении. Даже Лили возвращалась аккурат каждые каникулы.
— Эй, Кэрри, — позвала Петуния.
Отвернувшись от окна, Лили подтянула к себе ноги и положила на колени подбородок.
— Что, сестра Рэтчед?
Петуния открыла свой йогурт и присела напротив. Кажется, это впервые, когда они с проходимцем отлипли друг от друга, она уже начала подозревать, что сестра подхватила какого-то магического паразита.
— Он не возвращался.
Иначе Петуния была бы в курсе. Она исполняла обязанности местного Всевидящего Ока, Всеслышащего Уха и так далее, и тому подобное. Зачем иначе ей работать в саду с черти знает какого часа утра — если не выглядывать через забор и ловить на горячем убегающих любовников, семейные ссоры, грязные секретики, которые закапывают на задних дворах по ночам, мужей, ночующих в гараже, подростков, раскуривающих травку и/или возвращающих угнанные ночью машины родителей, доставку вещичек, которые никому не хотят показывать среди бела дня? Кто обанкротился, кого уволили с работы, кто боится рассказать жене о своих фетишах, кто вообще скрывает от жены, что не заинтересован в женщинах, кто ест в неурочное время, кто пьянствует, у кого растёт социопат, кто врёт о своём образовании и связях? Это был тяжкий труд, и знать всё было недостаточно. Нужен был определённый склад характера, определённые умения, знать, как правильно подать информацию, кому что можно рассказывать, кому стоит только намекнуть, а когда стоит и вовсе промолчать.
У Петунии не было волшебнойпалочки. Она была Волком из сказки о Красной Шапочке, тем самым: а почему у тебя такие большие глаза, а почему у тебя такие большие уши, а почему у тебя такие большие зубы?
Чтобы лучше видеть, дорогая.
Чтобы лучше слышать, дорогая.
Чтоб сожрать тебя, дорогая.
Девчонки трещали как заведённые за обедом — Петуния была той самой страшненькой подругой, поэтому по определению своей жизни у неё не было, а значит, они делали ей услугу, рассказывая о своих похождениях. Маленький городок и оборот тоже маленький — так или иначе, рано или поздно кто-то всё равно оказывается в постели парня лучшей подруги. Ну, или её отца.
Соседки постарше с удовольствием заходили на полуденный чай. Запивая желчь, вертящуюся на кончике языка, чаем, Петуния потом каждые пять минут бегала в уборную.
Мужчины… мужчин даже не надо было заманивать никак, если честно. Поток их откровений приходилось как-то даже тормозить.
Контролировать переплетение сплетен было проще, когда они все проходили через неё. Каждый был уверен, что знал, где училась Лили, чем занимался её жених, и никто не помнил странные происшествия, преследующие ту из сестёр Эванс, которая хорошенькая.
В общем, ругань из покосившегося домика на Спиннерс Энд доносилась с завидной регулярностью — но причины были тривиальны. Снейп уже не выходил на улицу, и точно бы столкнулся с сыном, если бы тот заявился домой.
Лили поникла и обняла себя.
— Мы перестали общаться. У него теперь новые друзья.
То, каким тоном она произнесла это, «новые друзья», сразу пояснило, что дружбой там и не пахло (а пахло от мерзкого мальчишки отвратительно, за версту). Петуния слышала обрывки разговоров, как иначе, что уж там, она специально подслушивала, когда эти простофили не накладывали какие-тосвоизаклинания, забывая, что они не одни или не думая, что ей было какое-то до них дело. Справедливости ради, она старательно делала вид, что ей не было никакого дела до них.
Значит, мерзкий мальчишка теперь один из этих. Пожирателей Смерти. Что за дурное бессмысленное название для группировки? Хотя чего следовало ожидать от великого и ужасного Эджлорда Волдеморта. Несмотря на спесь, по спине прошёл холодок.
За то, чтоб дотронуться кончиком туфли до солнца, и за расцветающие в ладони цветы приходилось платить. С подкроватных монстров Лили перешла на монстров человеческих, но как и в случае первых, вторых Петуния не могла ни пустить на смех, ни побить, ни хотя бы даже увидеть. Если они того не захотят, понятное дело.
Сначала дурачок в пальто с чужого плеча, потом всклокоченный проходимец в очках — потом Сириус. Прямо черноволосые мальчишки на любой вкус. Трудно не соблазниться.
Помяни черта: рёв двигателя, всполохи красного, и вот с чёрного входа уже доносились обрывки чужого разговора. Проходимец позвал Лили, икая от смеха, но прежде чем присоединиться к ним, у выхода она повернулась к Петунии.
— Кто знает, что будет завтра, — губы растянулись в улыбке, но улыбка не дошла до влажно блестящих глаз. — Мы собирались оторваться на пару деньков, пока ещё есть время. Ты с нами?
И как отказать этим зелёным глазищам, полным надежды?
— Там ведь будут одни… одниволшебники, что я там буду делать, зачем я там тебе, — пробурчала Петуния, мня в руках пачку из-под йогурта.
— Можешь пригласить Верно…
— Нет.
Её глаза лукаво вспыхнули, и Петуния пожалела, что вообще открыла рот.
— Тебе понравится.
— Очень сомневаюсь.
— Если не понравится, я проведу тебя домой.
— Или я могу не тратить время на дорогу туда-сюда и просто остаться дома.
— Сириус расстроится.
— Звучит замечательно. Хочу, чтоб он рыдал.
— Ты такая противная.
— Надо поддерживать бренд.
— Я скажу ребятам, что ты с нами.
— Я не с вами.
— Извини, кажется, у меня в ухе застряла искристая пыльца, не расслышала.
— А я думала, что с тобой не так, все эти годы. Оказалось, ты просто глуховата. Всегда знала, что этовашеволшебство совсем не к добру.
Лили уже щебетала что-то своему проходимцу, обнимая его и усердно дыша на стёкла его очков. Проходимец выставил вперёд руку, изображая слепоту, и завывая, что теперь ему понадобится собака-поводырь. Петуния с недоумением наблюдала за тем, как все трое покатились со смеху, а Лили клятвенно пообещала, что снимет эту тяжкую ответственность с Сириуса. Уже предвкушая как она будет какой-то там лишней, Петуния закатила глаза, запрещая себе думать о том, с какого чёрта ей не терпится поехать.
Вот поэтому, дети, не стоит проявлять слабость и выказывать доброту даже к собственной сестре.
*
С виду паб был обыкновеннейшим. Вот только большинство толпящихся снаружи людей было в — Петуния сделала глубокий вдох — мантиях, а те, что были в якобы повседневной одежде, всё равно выделялись бы на любой улице как бельмо на глазу. Хотя бы напитки выглядели более-менее нормально, хотя некоторые сверкали всеми цветами радуги, другие были скорее газом, чем жидкостью. Сидящие за стойкой девушки в одинаковых голографических плащах чокнулись стопками, в которых дрожало, как казалось, чистое пламя.
Мимо них протиснулась крошечная женщина — сначала Петуния по ошибке приняла её за карлицу. Но тут женщина подняла к ней морщинистое лицо с мультяшными, почти карикатурными, чертами и стало ясно, что никакой она не человек. Из-за волос выглядывали полупрозрачные остроконечные уши, и Петуния одёрнула себя, когда невольно потянулась, чтобы пощупать. Женщина несла в тощих руках огромное ведро с плавающей в нём тряпкой — едва она исчезла за дверью с надписью «для персонала», Петуния поняла, что вместо одежды та обвязалась ирландским флагом. Видимо, даже среди волшебного народца были националисты.
Под боком кто-то проблеял, на что ему ответили орлиным клокотаньем. Прямо перед носом пролетел бильярдный шар, едва не сбивший размеренно качающийся в воздухе поднос с пустыми стаканами.
Несмотря на всю спесь и нарочитый фриковатый антураж, напивались везде одинаково.
Одна из глотательниц огня вдруг замерла, уставившись на них, а затем вскочила со своего места, дёргая подругу за рукав.
— Лили! Лили! — она громко икнула и потребовала ещё порцию шотов у бармена, не прекращая размахивать руками.
Они сменили курс, останавливаясь у стойки, и пошли приветствия, и объятия, и слюнявые поцелуи в обе щёки. Петуния тоже получила свою порцию пахнущих чистым этанолом «приятно познакомиться, я Мэри, а это Марлин».
В нос ткнули живое пламя в стопке, Петуния так и не разобралась, которая из них, потому что слишком шумно, слишком тесно, летали шары для бильярда, и подносы тоже летали, а краснощёкий мужик на картине подпевал краснощёкому мужику, сидящему под картиной, и от бликов, отбрасываемых их плащами, рябило в глазах. Пламя на вкус было… как пламя. Легче жидкости, плотнее воздуха, словно тончайший лоскуток дыни, капля мёда, застывшая карамель, тающая на языке, катящаяся вниз по горлу и разбухающая где-то в желудке. В носу защипало, и Петуния пошатнулась — из толпы вынырнул Сириус, деликатно удерживая её на месте за плечи. Снова приветствия, объятия и поцелуи, а потом он объявил, что они наконец заняли стол.
Петуния возглавила процессию, направляемая не снявшим руки Сириусом. Всё ещё чувствуя в себе полыхание огня, она не сопротивлялась, плывя сквозь разношёрстую толпу. Их стол оказался в саду, и ни единое растение там, кроме, разве что, травы, не было ей знакомым. Многие сидели на раскидистых деревьях с лиловыми и золотистыми листьями, а сами столики росли будто бы прямо из земли.
Проходимец кинулся к двум парням, вставшим, завидев их, и опять по накатанной дорожке, приветствия, объятия, поцелуи. Эти хотя бы были прилично одеты. Хотя у того, что потоньше и повыше, на рубашке были стёрты локти. С другой стороны, бедный не стал лезть к Петунии обжиматься, за что она уже начала относиться к нему с симпатией. Толстый хихикнул, хлопая по месту на лавке рядом с ним, и, пробормотав что-то, нарисовал палочкой в воздухе её имя — Петуния, широко улыбаясь, обошла стол и села рядом с болтливыми глотательницами огня. Сириус и проходимец громогласно расхохотались, пока Лили виновато похлопала толстого по спине.
— Она жила всю жизнь в доме с Эванс, ты думаешь, ты сможешь впечатлить её какой-то ерундой? — фыркнул Сириус. — Уверен, она знает о магии больше тебя, Хвост.
— Уверен, она уделает тебя без магии, — поддержал проходимец.
Толстый запротестовал, а Петуния глотнула из предложенного Лили стакана.
— Уверена, я любого из вас уделаю без магии, — сказала она, невозмутимо делая второй глоток.
Парни взорвались дружным «Уууу», а Лили выплюнула свой напиток обратно в стакан, обдав сидящую напротив то ли Мэри, то ли Марлин брызгами. Сириус опустился рядом с толстым, чуть отодвигая его, глядя на Петунию с каким-то мрачным весельем, с каким-то явным, но не ясным, вопросом, и у неё внутри всё свернулось в комок. Игнорируя щекочущую пустоту внизу живота, Петуния встретила его взгляд.
— А если у меня палочка?
— А если у меня пистолет? — пожала плечами Петуния.
Сириус опешил.
— А если я наложу чары на твой пистолет?
— А если я сломаю твою палочку?
Двусмысленность сказанного заставила его сморщиться.
— Прежде чем сломать мою палочку, ты должна как-то подобраться ко мне, — прохрипел он, — достаточно близко.
— Ох, дорогой, — Петуния сложила руки на столе, под столом проводя стопой по его ноге, — куда уж ближе?
Щёки у неё горели совершенно точно от выпитого шота чистого огня.
— Я бы сдался, — подал голос толстый, и все снова рассмеялись.
Сириус прикрыл глаза и закусил губу, душа ухмылку, а Петуния немедленно убрала ногу под лавку и принялась за свой — что это было вообще? Лили ответила, что драконий ром, но глаза у неё подозрительно блестели, и Петуния не поверила ей. Как ром вообще мог быть драконьим? Ну, это же не может быть драконья… Ох, если бы она умела испепелять взглядом.
Толстый выложил на стол карты, и Люпин с Лили принялись, повторяясь и немного перебивая друг друга, объяснять правила игры. Из-за количества человек они решили разделиться на команды по два: голографические глотательницы огня тут подняли замок из рук, а Сириус и Лили потянулись было к Петунии — как её безудержной стихийной силой прибило к лавке.
— Чур, она со мной, — проходимец закинул ей руку вокруг шеи. — Кто, как не она, знает кучу позорных историй о Лилс.
— О, у меня столько историй.
— Туни!
— Как-то раз родители взяли нас с собой в Хэрродс.
— Туни!
— Вы, господа фрики, ведь знаете Хэрродс? Так вот, мы оставались в Лондоне на уикенд, и родители разрешили нам выбрать по одной игрушке. Лили было шесть, и она решила чего довольствоваться малым и забрать домой огромного льва, стоящего посреди зала. Он стоил… сколько? Девять тысяч фунтов? Сколько это в ваших? Где-то две тысячи галлеонов, да? Естественно, родители попытались отговорить её, даже разрешили выбрать две другие игрушки, но Лили вбила себе в голову, что льву очень одиноко и грустно. Ну да, ему явно будет веселее занимать половину её комнаты. В общем, когда они отказались его покупать, Лили рассердилась, топнула ногой… и плюнула в потолок.
Петуния испытывала блаженство. Лили густо покраснела.
— Она пробила потолок. В Хэрродсе. Плевком. Во всём зале отключилось электричество.
Пока Мэри-Марлин раздавала карты, Петуния оглядела сложившиеся команды.
— Ты ведь не против грязной игры?
— Если не играть в карты грязно, — Поттер снял с парящего подноса два стакана и с громким стуком поставил один из них перед ней, — то в чём вообще смысл играть?
