Глава 37Проходит три дня с тех пор, как Финника доставили к нам в отряд. Боггс, которого раньше никто не видел таким обозленным, приказывает своей заместительнице, солдату Джексон, назначить круглосуточный надзор за Финником, который лишь грустно улыбнулся, услышав приказ. Но все три дня проходят без особых происшествий, если не считать грубых выпадов в сторону Китнисс.
Стоит ли говорить, что ни меня, ни Гейла, ни Китнисс в надзорщики не берут? Когда мы попробовали возмутиться, Джексон отрезала, что ни один из нас не сможет застрелить его, если потребуется. В конечном итоге мы выторговали право караулить в паре с кем-нибудь другим, кто не знаком с Финником так близко.
Хотя, по-моему, Китнисс будет проще будет прострелить себе голову, чем поднять оружие на друга.
После очередного дня съемок я ставлю палатку – на третий день получается уже не так ужасно – пока Китнисс, сидя на земле, пустым взглядом изучает карту.
- Мы можем поговорить? – спрашивает она после недолгого молчания.
- Конечно, - бормочу я, натягивая брезент на основу из колышек. – О чем?
- Ты ведь на моей стороне? – неожиданно спрашивает она, поднимая голову.
- Всегда, Китнисс, - отзываюсь я, прищуриваясь. – Что за вопросы?
- Мы говорили по поводу одержимости Финника с Боггсом, - бормочет Китнисс, не поднимая глаз.
Я морщусь, припоминая, как командир после бесплодных звонков в Тринадцатый отзывал Китнисс, чтобы переговорить с ней.
- Я знаю, - киваю, потому что это было довольно очевидным фактом.
- Пойдем, - она поднимается на ноги, хватает меня за руку и тянет за собой. – Джексон просила собрать хворост для костра.
- Рано или поздно он все равно потеряет контроль и доберется до меня, - тихо говорит она, пока мы, наклонившись, подбираем засохшие ветки.
- Мы будем смотреть за ним в оба, - обещаю я.
- Я знаю, зачем она это сделала, - добавляет Китнисс, имея в виду Койн. – От мертвой меня ей будет больше пользы.
- Почему она так тебя ненавидит?
- Не думаю, что это настолько сильное чувство. Я ей определенно не нравлюсь, это ясно. Боггс говорит, что она хотела спасти с арены тебя, но ее никто не поддерживал. Когда это все-таки случилось, она была в восторге. А потом ты не оправдал ее ожиданий, потому что был слишком подавлен тем, что я отправилась в Капитолий. Правда, потом мы свою роль выполнили.
- Но она все равно считает тебя опасной.
- Да. Потому что война почти закончилась, а потом будут выборы.
- Не думаю, что она настолько дура, чтобы думать, будто кто-то допустит тебя на место президента.
- Нет. Но на чьей стороне я буду? Боггс считает, что ни у кого нет столько влияния, как у меня.
- Она боится, что ты будешь против нее, - заканчиваю я. – Тем более, своего отношения к ней ты никогда особо не скрывала.
- Я могу помочь революции только одним способом, - тихо говорит она.
- Умереть, - с болью замечаю я.
- Да, - кивает она.
- Китнисс, - выдыхаю я и хватаю ее за руку. – Не делай глупостей. Не позволяй Койн играть тобой.
- Глупостей?
- Например, ты собираешься смотаться отсюда с картой и голографом, если сумеешь его раздобыть, - довольно грубо отвечаю я, высказывая свои догадки.
Китнисс чуть краснеет.
- Ты же не сбежишь без меня? В болезни и здравии, в горе и в радости, помнишь? – говорю я, вспоминая свадебную клятву, которую мы практически произнесли, обручившись по традиции Дистрикта.
- Как твой товарищ по оружию, я могу настоятельно рекомендовать тебе оставаться с твоим отделением, но ты ведь все равно не послушаешь, верно?
- Разумеется, - усмехаюсь я. – Если ты не хочешь, конечно, чтобы я поставил на уши всю армию.
- Пошли, нам пора возвращаться, - тихо шепчет она, поднимая связку хвороста.
В лагере мы ужинаем, а потом разбредаемся по палаткам. Ночь довольно теплая, поэтому мы вытаскиваем спальные мешки и устраиваемся поближе к костру. В полночь на дежурство вступают Джексон и Китнисс. Но не спит, кажется, никто. Мы сидим или лежим в спальниках, прислушиваясь к треску костра и слушая дыхание друг друга.
- Простите, что доставляю вам столько проблем, - бормочет Финник через некоторое время. – Мне лучше было бы находится в Тринадцатом, чем здесь.
- Ты не виноват, - отвечает Гейл. – Не ты выбирал, когда тебя сюда посылали.
- Ты хороший человек, - добавляет Митчелл. – Во всем виноват Сноу.
Все опять замолкают. Я прокручиваю в голове воспоминания, связанные с Финником: они разговаривают с Китнисс у колесницы, он учит ее вязать узлы, помогает мне доплыть до берега на арене, спасает мне жизнь, в конце концов, он заботится о Китнисс, когда Сноу отправляет их на еще одни Игры. Он действительно всегда был добр к нам. Он помогал нам. И я, и Китнисс обязаны ему жизнью.
- Твой любимый цвет... зеленый? – тихо спрашивает Финник спустя несколько минут. – Китнисс?
- Да, - не задумываясь, отвечает она. – А твой – цвет морской волны.
- Морская волна? – морщась, переспрашивает он.
- Ближе к изумрудному. Как твои глаза, - поясняет она. – По крайней мере, ты сам мне так однажды сказал.
Финник закрывает глаза, наверное, пытаясь представить себе море, которое не видел очень давно, а потом кивает.
- Спасибо.
Я прикрываю глаза, пытаясь заснуть. Кто-то (кажется, Крессида и Мессалла) негромко разговаривают с Финником. Я дремлю до четырех - тогда у Китнисс заканчивается время дежурства, поэтому она забирается в спальник рядом со мной, хватает меня за руку и переплетает наши пальцы. Я чуть поворачиваю голову в сторону и вижу, как за нами наблюдает Гейл. Затухающее пламя костра отражается в его глазах. Мы встречаемся взглядами, он кивает и отворачивается.
Утром мы всей командой, при полном вооружении, отправляемся стрелять по стеклам домов для роликов. Квартал, в который мы должны попасть, находится недалеко от тех улиц, где расположены миротворцы, но Боггс заверяет нас, что операция согласована с руководством Тринадцатого, и мы в безопасности.
Мы идем по улицам, усеянным битым стеклом, кое-где виднеются следы крови, и я вспоминаю, что все эти кварталы повстанцы отвоевали, потеряв сотни жизней. Мы добираемся до места съемок, занимаем позиции, Крессида расставляет операторов и отдает команду: «Мотор!»
Мессалла запускает несколько дымовых шашек для пущего эффекта. Я поднимаю автомат и, прицелившись, выстреливаю в цветную витрину, которая раньше служила окном магазину одежды, когда раздаются реальные выстрелы. Выстрелы, цель которых - мы.
Хватает секунды, чтобы через плечо, едва обернувшись, увидеть белые мундиры миротворцев. Они пока не подошли достаточно близко, чтобы стрелять на поражение, но близки к тому. Боггс орет, чтобы мы включили мозг и сгруппировались. Я прицеливаюсь и стреляю в одного из миротворцев, того, что подошел ближе других, а потом бегу в сторону отряда, который сгрудился вокруг операторов.
- Что это значит? – кричит Крессида. – Как они добрались сюда? И как вообще узнали, что мы здесь будем?
- Камеры, - отвечает Кастор. – Здесь везде камеры. Видимо, некоторые из них рабочие, и они нас засекли.
- Живыми они нас не отпустят, - замечает Джексон. - Их в пару раз больше, чем нас. И у них наверняка будет подкрепление, а у нас - нет.
- Значит, надо отступать, - заключаю я. – Какие варианты?
- Только назад, и не дай Бог, чтобы они окружили нас, - проговаривает Гейл.
- Есть еще один вариант, - вскидывается вдруг Кастор, бросая беглый взгляд на Поллукса. – Катакомбы.
- У нас нет еды, - возражает Китнисс.
Гейл выстреливает в пару миротворцев, пока мы медленно начинаем отступать.
- Плевать, - говорю я. – Жить хочется сильнее, чем есть.
Я тоже стреляю, целясь миротворцам в грудь.
- Ладно, где вход в подвалы?
- Через два здания от нас.
- Нам надо разделиться, чтобы они не последовали за нами, - предлагаю я.
- Не надо, - качает головой Боггс, прищуриваясь.
Мы отстреливаемся еще несколько минут, по-прежнему отступая. Пули свистят совсем близко, но никого не задевают.
- Что значит «не надо»?
- Я отвлеку их, - отзывается Боггс, поднимая голограф. – Вы должны уходить.
- Боггс, нет! – кричит Джексон. – Мы что-нибудь придумаем! Мы должны будем вернуться в лагерь!
- Не возвращайтесь, - качает головой тот. – Китнисс, выполни свою миссию. Убей Сноу. Кастор, веди их всех в катакомбы.
Кастор и Поллукс хватают нас за руки и тянут прочь. Спотыкаясь и оглядываясь, я бегу следом за остальными. Богсс же с места не двигается, продолжая стрелять по наступающим миротворцам.
- Верьте Китнисс! – напоследок кричит командир, а затем трижды произносит: Морник! Морник! Морник! – и кидается на миротворцев.
- Ложись! – командует Гейл, и мы дружно падаем на асфальт, пока нас не отбросило взрывной волной. Все вокруг накрывает пеленой густого дыма, всюду падают осколки камней и частички плоти. Меня слегка подташнивает.
- Надо уходить! – командует Джексон хриплым голосом.
Она хватает меня за предплечье, помогая подняться, а затем мы забегаем в подъезд. Отстреливаю замок, и мы, пропустив вперед Поллукса и Кастора с фонариками, спускаемся в темноту катакомб.
Пока мы идем, пытаясь прийти в себя, Кастор негромко объясняет:
- Раньше мой брат, - он кивает на Поллукса, - работал здесь. Прошло несколько лет, прежде чем мы накопили деньги и подкупили чиновников, чтобы его перевели на поверхность. За эти годы они ни разу не видел солнца.
Ну, конечно, кого же еще капитолийцы могут отправить в эти затхлые, вонючие тоннели?
- Я не... Я не понимаю, - хрипло говорит Джексон. – Почему Боггс так поступил?
- У него не было выбора, - объясняю я, смаргивая непрошенные слезы. – Он должен был спасти нам жизнь как старший по званию.
- Он хотел, чтобы мы пошли в Капитолий. Чтобы мы добрались до Сноу. Зачем?
- Особый приказ президента Койн, - врет Китнисс. – Она считает, что если нам удастся заснять, как я убиваю Сноу, война закончится.
- У нас все равно нет пути назад, - добавляю я. – Иначе мы выведем миротворцев на наш лагерь.
- Они пришли именно за нами, - хрипло говорит Гейл. – Они, наверное, думали, что у нас холостые патроны... Что мы просто идем снимать ролики.
Вскоре оказывается, что Поллукс – настоящее сокровище. Он прекрасно ориентируется в бесконечной сети подземных тоннелей, которые проходят под всеми главными улицами города. Тут тоже множество капсул-мин, но сейчас, днем, они отключены, зато ночью тут очень опасно. В одиночку мы бы не протянули. Поллукс знает все: где провода высокого напряжения, где есть удушающий газ, где водятся гигантские крысы и пауки. Мы прячемся, когда меняются смены безгласых. Но самое важное то, что он знает расположение камер, от которых мы, естественно, держимся подальше.
Мы бродим по тоннелям несколько часов, и в животах постепенно начинает урчать. Мы ничего не ели с раннего утра, и никаких припасов у нас нет. Хорошо хоть есть фляги с водой да Поллукс, который знает, где воду можно пить. Но мы устали и хотим есть. Кастор переводит нам слова брата о том, что мы почти дошли до кладовой, где сможем передохнуть и, возможно, поесть.
Безгласый приводит нас в относительно теплую комнату, сплошь заставленную машинами с циферблатами и рычагами. Поллукс приседает и, отодвинув половицу, начинает доставать банки с консервами.
- Видимо, чьи-то запасы, - предполагаю я, потирая шею. – Когда нам нужно будет уходить?
Поллукс показывает 4 пальца. Джексон составляет графики дежурств, пока мы, сбросив оружие, распихиваем банки по вещмешкам, которые мы всегда зачем-то носили с собой. Сейчас же им нет цены. Я дежурю в первую смену: два часа, вместе с Поллуксом, который не может здесь спать из-за воспоминаний.
Я очень устал, но открываю банку с консервами, пока остальные устраиваются прямо на полу. Все, кроме Финника, который нервно оглядывается по сторонам.
- Наручники, - говорит он Джексон. – Наденьте на меня наручники.
- Зачем? – поднимает та брови,
- Боюсь, что не смогу себя контролировать, - упавшим голосом отвечает тот. Джексон слишком устала, чтобы спорить.
Два часа кажутся бесконечно долгими, но другим тоже надо отдохнуть, поэтому я нарочито медленно жую свой суп из тунца.
- Есть хочешь? – спрашиваю я у Финника, который нервно возится рядом.
Он слегка качает головой. Открываю банку куриного бульона с лапшой и передаю ему, оставив крышку себе, чтобы Финнику не пришло в голову вскрыть себе вены или что еще похуже. Он садится, запрокидывает голову и вливает в себя содержимое банки, почти не жуя.
- Поспи, времени еще полно, - предлагаю я, когда он возвращает мне жестянку.
- Я чувствую, что теряю себя. То, кем я являюсь на самом деле, - тихо говорит мне он. – Понимаешь, как будто я смотрю на две противоположные вещи и не могу понять, какая из них верна. Я сжигаю свой мир дотла, а потом, очнувшись, смотрю на пепелище.
- Ты не виноват, - возражаю я. – Гейл был прав. Ты хороший человек, Финник, с которым произошло много всего плохого. Но нам всем есть, за что бороться. Не смей сдаваться и позволять Сноу снова выиграть. Поспи, правда, тебе нужно отдохнуть.
Он покорно ложится, но не засыпает. Какое-то время мы смотрим на одну и ту же стрелку на циферблате, которая подергивается время от времени, а потом я, наклонившись, рисую узоры на пыльном полу.
Два часа почти истекли, и я бужу Джексон и Китнисс. Видно, что они обе совсем не отдохнули, но покорно поднимаются и выбирают себе по банке с консервами. Я почти сплю, когда Китнисс, присев рядом, начинает перебирать мои волосы. Повернувшись на спину, я приоткрываю глаза, не понимая, зачем она это делает.
- Спи, - шепчет она.
- Будь со мной, - бормочу я; все звучит единым словом.
- Всегда.
Я проваливаюсь в сон, казалось бы, на минуту, но Джексон уже расталкивает меня и говорит, что нам пора выдвигаться. Все еще сонные, моргают и зевают, однако Китнисс, прислушиваясь, просит всех помолчать. Напрягаю слух, силясь уловить то, что она слышит.
Тихое шипение. Несколько вздохов, складывающихся в слога. Одно слово эхом разносится по тоннелям:
-
Китнисс.
