В ЗазеркальеНа следующий день Гермиона сразу направилась в Азкабан, желая поскорее покончить с этим и спасти хотя бы вторую половину дня. Гарри не сказал, о чем ей нужно спрашивать Малфоя, заметив лишь, что тот сам знает, что делать.
Прибыв в Азкабан и получив разрешение на свидание с Драко, она попала в маленькую комнатку. Помещение было поделено на две части толстой стеклянной стеной. Одна половина предназначалась для заключенного, другая — для посетителя. На половине посетителя стояло несколько относительно удобных стульев, заключенному же полагался один, металлический.
Малфой уже был в комнате. Скрестив руки на груди, он слегка хмурился. Драко поднял голову при появлении Гермионы и сузил глаза, заметив на ней свою мантию.
Гермиона поймала его взгляд и язвительно улыбнулась. Нарочито медленно она сняла мантию, будто рассеянно накинула ее на спинку стула, удостоверившись при этом, что край коснулся пола. Она опустилась на другой стул и взглянула на Драко.
— Видишь? — поинтересовалась она. — Стекло. Вот где ты, — указала на него. — И вот где я. Твоя дверь ведет обратно в камеру, моя – на свободу. — Она чуть склонила голову набок и внимательно посмотрела на Драко. — Как тебе спалось? Я, например, отлично выспалась в своей уютной, теплой, удобной постели, на чистых простынях и мягкой подушке.
Драко лишь взглянул на нее с легким интересом.
— А как здесь с едой? Знаешь, вчера на ужин я съела жареного цыпленка в сливочном соусе, с кускусом и спаржей на гарнир. А на завтрак у меня была овсяная каша, тосты и апельсиновый сок.
Малфой по-прежнему молчал, но Гермиона видела, что стена безразличия – медленно – начинает рушиться.
— И еще этим утром я приняла душ, отличный, горячий душ. И стояла там минут десять, не меньше, просто стояла, позволив теплой воде расслабить мои мышцы.
Драко поджал губы, но, кроме этого, ничто больше не указывало на то, что он ее слышит. Хотя, разумеется, у него не было иного выбора, кроме как слушать все, что она скажет.
— Чем я еще занималась прошлым вечером? Если хочешь знать, сначала я съела на десерт свое любимое мороженое. Потом уютно устроилась на диване перед телевизором — это маггловская коробка, которая показывает движущиеся картинки со звуком — и весь остаток вечера смотрела свой любимый фильм.
Драко наконец взглянул на нее и прищурился. Казалось, что-то в его лице чуть смягчилось, но когда он заговорил, слова обжигали, словно лед:
— А теперь закрой рот, поняла? Если ты не заметила, то мне все равно, как ты проводишь свое время, и меня не интересует, чем твой вчерашний вечер был лучше моего. Я вообще-то и не планировал здесь развлекаться, так что прекрати выпендриваться, сделай милость. Ты пришла сюда, чтобы работать, вот и займись делом. И не пытайся заставить меня состязаться с тобой в остроумии — все равно проиграешь.
Грейнджер пораженно уставилась на него.
— Состязаться в остроумии? С тобой? — она издевательски усмехнулась. — Для этого как минимум необходимо наличие интеллекта у обеих сторон, чтобы дискуссия получилась заслуживающей внимания. И раз уж у тебя явно не хватает мозгов, то в этой затее нет смысла, верно?
Драко мог позволить ей многое — это была его идея, его план, и так уж получилось, что конечный успех зависел именно от Грейнджер. Он знал: ему придется быть очень терпеливым и не давать ни ей, ни Гарри чересчур раздражать себя. Он довольно легко переносил все их шуточки насчет чистоты крови, поскольку и без этого прекрасно знал свою родословную. Обычные же их остроты были слишком скучны и не вызывали у него желания съязвить что-нибудь в ответ. Драко не обращал внимания и на прозвища, которые ему давали. Точно так же его не трогали их прочие шутки, насмешки и подкалывания — Драко твердо был намерен довести свой план до конца. Сейчас ничто не могло быть важнее.
Но назвать его глупым — другое, не простая насмешка. Драко был умен, и он прекрасно знал об этом. Медленно поднявшись (он всегда превосходно себя контролировал, за исключением тех случаев, когда кто-нибудь упоминал об отце), Драко приблизился к стеклу.
— Думаешь, ты такая умная, да? Только из-за того, что была лучшей в классе и любимицей всех преподавателей? Тогда скажи мне, Грейнджер, кого-нибудь это вообще волнует? Ответь честно, многие ли на работе бегают за тобой и с восторгом смотрят на тебя из-за того, потому что в школе ты была старостой? — Драко выплюнул последние два слова, будто они оставляли во рту горький привкус. — Да в реальном мире это не имеет никакого значения. Что из этого тебе пригодилось? Ты - аврор. Всего лишь гребаный аврор! — Он взглянул на Гермиону с отвращением. — И хотя меня меньше всего на свете волнует, что с тобой стало, ты все так же меня разочаровываешь. — Он смотрел на нее еще секунду, потом вернулся на свое место и занял прежнюю позу.
Слова Малфоя оказались куда обидней, чем Гермиона могла ожидать. Она никогда не мечтала стать аврором и даже не задумывалась ни о чем подобном до тех пор, пока не стало совершенно очевидно, что никому не под силу уничтожить Волдеморта. Тогда она, вслед за Гарри и Роном, пошла на ускоренные курсы, организованные Министерством, потому что не хотела разлучаться с друзьями. Гермиона поклялась себе и Гарри, что они пройдут через все это вместе.
Она боролась со слезами досады, которые грозили вот-вот показаться в уголках глаз. Конечно, ее нисколько не заботило, что Драко в ней разочаровался, но его слова задели какую-то струнку в ее душе, слишком чувствительную, чтобы не причинять ей боли. Она не смотрела на Малфоя, опасаясь, что слезы все же одержат верх.
— Пиши, — спокойно сказал Драко. — Эбердин, Скотт; Эддерли, Марк.
— Постой, что ты делаешь?
— Даю тебе информацию, за которой ты пришла. Эгг, Уилтон…
— Подожди, — остановила его Гермиона. Она порылась в сумке в поисках пергамента, пера и чернильницы. Достав их, она наколдовала стол и начала записывать имена, которые назвал Малфой.
Все это время Драко наблюдал за ней, чуть забавляясь, потом, когда Гермиона была готова писать дальше, продолжил:
— Эндрюс, Дэррик;…
Два бесконечных часа она непрерывно записывала, а Драко - одно за другим - диктовал имена Пожирателей. Но Гермиона, несмотря на усталость, не прекращала конспектировать и не собиралась прерываться.
— Забини, Блейз; Забини, Стефано; Малфой, Драко.
Гермиона ждала, когда Малфой продолжит, но, поняв, что его имя было последним, подняла голову. Тот просто наблюдал за ней.
— Разумеется, мое имя стоит не по порядку.
Гермиона взглянула на список. В нем были сотни имен, и она была удивлена, когда осознала, что Драко называл имена всех Пожирателей в алфавитном порядке. Она поняла это на «Кребб, Грегори». Но как такое возможно? Гермиона взглянула на Малфоя, пытаясь понять, где он мог хранить столько информации — и никакого результата. На нем была серая тюремная роба, он спокойно сидел на стуле. В руках ничего не было — ничего, что она могла бы увидеть. Но казалось невероятным, что он помнил наизусть все эти имена, да еще и в алфавитном порядке. Ведь это неосуществимо, правда?
— Я передам список Гарри, — сказала она, складывая все в сумку. Она потянулась и поднялась со стула, собираясь уйти.
— Грейнджер, — позвал Драко, в его тоне явно слышалось отвращение оттого, что приходится с ней разговаривать.
Гермиона молча посмотрела на него.
— Сегодня… солнечный день? Или дождливый?
Такого вопроса она не ожидала. С какой стати Малфою интересоваться погодой? Да что его сейчас может волновать? Гермиона, оглядев комнату, припомнила все, что видела в тюрьме с тех пор, как привела его сюда. И поняла, что здесь не было окон.
— Дождливый, — солгала она. Затем она подхватила со стула мантию Драко, нарочито небрежно накинула ее на себя и вышла из комнаты. Сказала охраннику, что свидание окончено, и не спеша вернулась в Министерство. На пути к кабинету Гарри ее остановил Симус Финниган и сделал комплимент её мантии. Гермиона выдавила улыбку и вежливое «спасибо» и мысленно застонала. Разумеется, ни у кого в Управлении невозможно было найти мантию лучше, чем у Малфоя, раз уж ее стоимость никак не меньше месячной зарплаты всех авроров вместе взятых.
Она вошла в кабинет Гарри, улыбнулась — устало, но тепло — и поприветствовала его.
— Привет, Гермиона. Как все прошло? Были какие-нибудь проблемы?
— Нет, не было. Вот, — она протянула список с именами.
Глаза Гарри удивленно расширились. Он бегло проглядел все страницы, явно пораженный количеством фамилий.
— Что он сказал?
— Ничего важного. Он продиктовал имена, мы обменялись любезностями. Да, и еще он спросил, какой сегодня день: солнечный или дождливый.
Гарри вопросительно посмотрел на нее, она только пожала плечами в ответ.
— Гермиона, спасибо тебе. Мне ужасно жаль тебя огорчать, но нужно, чтобы завтра ты снова вернулась в Азкабан. Одних имен недостаточно, нужно больше информации.
Гермиона медленно села на стул. Для того чтобы провести всего лишь два часа в обществе Малфоя, потребовалось все ее мужество, и мысль о том, что вскоре придется снова туда вернуться, привела ее в ужас.
— Почему я? Почему именно он? — негромко простонала она и опустила голову на руки. Она вновь ощутила досаду и, второй раз за день, постаралась не расплакаться. Прошлая ночь оказалась для нее очень тяжелой. Убийца ее родителей запросто пришел в офис, где она работает, и потребовал предоставить ему свободу. Конечно, он пообещал выдать им их злейшего врага, но сделал это так… по-малфоевски. Ей снова приснился жуткий сон о той ночи, когда она нашла своих родителей убитыми в их собственном доме. Этот кошмар не покидал её еще долгие месяцы после их смерти. Вот только на этот раз во сне убийца поджидал и её. Такого еще не было. Она проснулась рано утром и в оставшееся время так и не сомкнула глаз. Вообще-то, она солгала Малфою дважды: про погоду и о том, что она хорошо спала.
— Подожди, — неожиданно попросил Гарри. Он наложил на свой кабинет Заглушающие чары, потом еще одни и наконец Отводящее заклятье. Последнее заставляло каждого, кто приближался к кабинету, вспомнить, что на столе у него лежит важная служебная записка, на которую нужно срочно ответить. Потом Гарри зашептал очень тихо, несмотря на все меры предосторожности:
— Все это потому, что никто не знает, что он сюда приходил.
Гермиона зашептала в ответ, чувствуя себя глупо из-за того, что приходится говорить еле слышно.
— Многие же видели, как он вошел.
— Им всем стерли память. Гермиона, это дело чрезвычайной важности. О нем знаем только ты, я и Моуди. Мне удалось убедить его, что в этом деле не обойтись без твоей помощи.
Она была потрясена. Министерство стерло память своим же аврорам?! Конечно, Малфой важная фигура, почти как Волдеморт, но не настолько же, что никто не должен даже знать о нем?
— Ты серьезно? — слабо переспросила она. — Гарри, что все это значит? В смысле, он просто появился здесь — и всем аврорам уже стерли память? Зачем?
— Потому что это чрезвычайно серьезно. Информация, которую он пообещал нам дать, может оказаться ключевой в этой войне. Она поможет нам уничтожить целую группу Пожирателей. Мы хотим, чтобы никто ничего не знал ни об этой информации, ни о нем. Если Пожиратели узнают, что он здесь, то либо нападут, либо придумают что-нибудь похуже, чтобы попытаться его вернуть.
— Я все-таки не понимаю, зачем нужна вся эта конспирация.
Гарри вздохнул.
— Если честно, я не могу сказать тебе это прямо сейчас. Просто доверься мне, хорошо? Достаточно скоро ты все поймешь.
Гермиона слабо улыбнулась.
— Ты же знаешь, что я тебе верю. Просто сегодня было невероятно сложно сидеть там, смотреть на него, писать под его диктовку, помня обо всем, что он сделал. Все это время он был так уверен в себе! Казалось, что это я сижу в тюрьме, а он разгуливает на свободе.
— Да, это на него похоже. И я знаю, что всё это очень тяжело для тебя, поверь мне Гермиона, я знаю. И я не просил бы тебя об этом, если бы не был уверен, что ты справишься. Ты должна помнить, что в тюрьме находится именно он. С его стороны стекла дверь в камеру, с твоей – свобода.
Гермиона кивнула и тяжело вздохнула.
— Хорошо, я все сделаю.
Она встала и обняла Гарри.
— Если что, я здесь и всегда готов помочь тебе, и ты это знаешь, — напомнил Гарри, привлекая ее к себе.
— Да, знаю, спасибо. Увидимся, — отозвалась Гермиона, прерывая объятие. Она вернулась к своему столу и постаралась завершить рабочий день так, будто он был самым обыкновенным.
* * *
На следующее утро Гермиона неохотно отправилась в Азкабан. Она опять надела мантию Малфоя, чтобы позлить его. Войдя в комнату для свиданий, она небрежно кинула ее на спинку стула, так что край протащился по полу. Гермиона заметила, как поморщился Малфой, когда она «случайно» поставила стул на свисающий край. Она села и в упор посмотрела на него. Он выглядел точно так же, как и вчера. Казалось, будто в тюрьме ему не так уж плохо, как она надеялась. Хотя, возможно, он просто притворялся.
— Что ж, тебе снова предстоит донести на своих товарищей, — заявила Гермиона, стараясь выглядеть раздражающе бодро. Она уже поняла, что по натуре Малфой явно не «жаворонок». Она тоже была «совой», хотя он, разумеется, об этом не знал. И определенно, «жаворонки» — самые раздражающие люди на планете.
Как выяснилось, на этот раз Драко вовсе не планировал тратить время на обмен любезностями, и сразу начал диктовать:
— Эбердин, Скотт. Возраст: 34. Род деятельности: частный предприниматель. Место проживания: Дакинг-сквер, 33, Суррей. Торговые операции в Гринготсе, Флемингсе и Бретонсе. Доход: 50 000 галлеонов. Члены семьи: жена, двое детей, пяти и семи лет, оба волшебники, обучать их планируют в Дурмстранге. Эддерли, Марк… — Драко продолжал диктовать в течение трех часов, останавливаясь, лишь когда Гермиона недовольным ворчанием давала понять, что он говорит слишком быстро. Малфой никак не проявлял своего нетерпения, но она ощущала его даже через стекло, видела в его глазах. Он молча наблюдал, как она торопливо дописывает, и потом, когда считал, что дал ей достаточно времени, продолжал диктовать. Имя за именем, все Пожиратели Смерти, все важнейшие сведения, так нужные Министерству. О некоторых он знал больше, о других – меньше.
Наконец Гермиона поняла, что проголодалась.
— Доусон, Фрэнк…
— Подожди, — прервала она. — Ты собираешься подробно рассказывать про всех, кого мы записали вчера?
Малфой прищурился.
— Да.
— Что ж, тогда на это понадобится… — Гермиона посмотрела на часы и с волнением обнаружила, что время обеда уже давно прошло, — … куда больше времени, чем я могу здесь пробыть. У меня много работы.
Малфой ухмыльнулся.
— Ты действительно думаешь, что твоя работа важней того, что я тебе здесь излагаю?
Гермиона мысленно застонала, понимая, что он прав.
— Мне нужно перо получше.
— Ты могла бы просто заколдовать это, чтобы оно писало за тебя. — Малфою явно начали надоедать ее жалобы. — И это самая умная волшебница нашего курса, — пробормотал он, качая головой.
Гермиона раздраженно уставилась на него.
— Оставайся здесь, — рявкнула она и вышла, чтобы написать Гарри, что пробудет в Азкабане весь день.
Драко раздраженно заворчал. «Оставайся здесь» — как будто у него был выбор.
Ответ от Гарри пришел немедленно. В записке говорилось, что она может оставаться столько, сколько необходимо. Прекрасно, подумала Гермиона, как раз это она и хотела услышать.
К вечеру Гермиона была окончательно вымотана, а они дошли еще только до Джорджа Джексона. За весь день Драко так и не сказал ей ни слова, кроме требующейся от него информации.
Гермиона уже сложила вещи и собралась уходить, когда он неожиданно заговорил:
— Ты соврала.
Она повернулась к нему.
— Вчера не было дождя, я спрашивал у тюремщика.
— И что с того?
— Зачем ты это сделала?
— А с какой стати тебя вообще интересует погода?
— Не твое дело. Так почему ты соврала?
— Не знаю, — честно ответила она.
На то, чтобы все записать, ушло почти три дня. В пятницу, в пять часов, Малфой закончил рассказывать про Стефано Забини. Гермиона облегченно выдохнула, потянулась и зевнула. Все эти три дня Малфой ограничивался лишь тем, что диктовал сведения о своих соратниках. Гермиона уже успела к этому привыкнуть и, даже не зная причины, предполагала, что так будет продолжаться и дальше.
—Грейнджер, ты вообще когда-нибудь спишь? — поинтересовался Малфой, когда она уже собирала вещи.
— Разумеется, — рявкнула она. — К чему этот вопрос?
— Я просто пытаюсь завязать разговор. Ты выглядишь жутко уставшей. Ну, а сегодня какая погода?
Малфой непринужденно откинулся на стуле, будто сидел перед камином в уютной гостиной.
— Буран.
Он почти насмешливо посмотрел на нее.
— Я начинаю думать, что твои замечания о погоде как-то связаны с настроением. Что, выдалась бурная ночка? Повздорила со своим ненаглядным? Кто же это — Поттер или Вислый?
Гермиона ничего не ответила. Как, ну как он может находиться здесь и оставаться настолько самоуверенным? Он ведь в тюрьме! И, несмотря на это, ведет себя, словно все происходит именно так, как он и хотел. Вообще-то, ночь действительно была ужасной. Сновидения стали еще более яркими, более отчетливыми, и она почти не сомкнула глаз. Теперь её сны были сосредоточены на
нем («нем» - курсивом).
Он прячется в другой комнате, держит что-то в руках, наблюдает за ней.
— Давай уже, спрашивай, — неожиданно сказал Малфой.
Драко заметил, что Грейнджер хочет что-то ему сказать, но был слишком… Напуган? Или взволнован? — чтобы узнать у нее, в чем дело.
Гермиона бросила на него осторожный взгляд.
— Почему именно они?
Ах да, о чем еще она могла спросить. Он пожал плечами.
— Это был приказ.
— И только поэтому… ты их убил?
— Я делал то, что мне велели. Только и всего.
— И чего ты добился, убив моих родителей?
— Мой хозяин решил объявить миру, что он начал вести войну
в новом направлении.
— И ты просто… убил их?
— Да.
Ответ Малфоя резанул по сердцу. Как беззаботно и небрежно он сказал, что забрал жизни людей, которые любили ее больше всего на свете. Гермиона не могла допустить, чтобы он видел ее слезы, но боль и смятение ей скрыть не удалось.
— Ты… пытал их?
Она не была уверена, что хочет знать ответ.
Драко видел, что она испытывает сложные чувства, и на миг засомневался.
— Нет, — ответил он честно.
Гермиона немного успокоилась, но тут же нахмурилась еще сильнее.
— Когда я вернулась домой, ты все еще был там?
Он сразу же почувствовал панику, но быстро овладел собой.
— Нет, почему ты спрашиваешь?
— Я просто… мне все еще снится тот сон…
Драко хотелось, чтобы Грейнджер продолжила, но было ясно, что рассказывать дальше она не собирается.
— Они боялись? — тихо спросила она.
— Нет.
— И ты знал, что они — мои родители?
— Да.
Гермиона больше не могла этого вынести — по ее щеке скатилась слеза. Драко заметил это, и его снова охватило сомнение, на этот раз еще более сильное.
— Малфой, я тебя ненавижу, — прошептала Грейнджер. Ненависть горела в ее глазах и жгла сердце. Как же она надеялась, что Малфой будет всю жизнь сидеть в этой тюрьме и гнить, пока клопы не растащат его на части, кусочек за кусочком.
— Гермиона, ты не должна ненавидеть, — неожиданно произнес Драко. Он встретил ее взгляд и выдержал его. — Ненависть творит с людьми страшные вещи. Она вынуждает делать то, что раньше они ни за что бы не сделали. Заставляет идти против того, во что прежде верили. Она съедает тебя изнутри, медленно уничтожая, лишая радости. Опустошает, оставляет неутоленным и после того, как ты одолеешь своего врага. Потому что это не приносит удовлетворения, и ты мечтаешь лишь вернуть вернуть его обратно, чтобы иметь возможность убить снова.
Гермиона взглянула на Малфоя, пораженная его словами. Он только что обнажил перед ней частичку своей черной души, и то, что она увидела, повергло ее в ужас. Она не смогла заставить себя посмотреть на него еще раз и, не говоря ни слова, вышла.
Ночью она снова кричала во сне: ей снился
он . Только на этот раз она будто наблюдала за собой со стороны: видела себя, нашедшую тела родителей. Раньше, в своих кошмарах, она видела родителей своими собственными глазами, после того как, вернувшись домой, обнаружила в небе над ним пылающую Темную метку. Теперь же, когда она могла обвести взглядом комнату и управлять сном, она заметила Малфоя, притаившегося в соседней комнате с кинжалом в руке и наблюдавшего за ней — за Гермионой, которая нашла своих родителей, не за той, которая видела все это.
Она проснулась в холодном поту, скомкав все простыни. Взглянув на часы — только два часа ночи - Гермиона пошла в ванную и достала из шкафчика сонное зелье, выпила его и забылась сном без сновидений.
* * *
Впоследствии Гермиона приходила к Драко не реже одного раза в неделю. С каждым разом настроение у него становилось все хуже и хуже, что, вероятно, было результатом его заточения в Азкабане. Он часто пытался вывести ее из себя, но Гермиона разговаривала с ним не больше, чем требовалось, чтобы получить информацию, которая была нужна Гарри.
На двадцать восьмой день пребывания Малфоя в тюрьме Гарри передал для него письмо.
Драко ухмыльнулся, увидев хмурую Гермиону.
— А сегодня что, гроза? — поинтересовался он обычным высокомерно-снисходительным тоном.
— Да, чуть не забыла. — Гермиона просунула письмо от Гарри под разделявшее их стекло. Драко взял его, прочитал и помрачнел.
— Мне нужно перо.
— Это запрещено правилами.
— И как тогда прикажешь отвечать?
— Я могу написать за тебя.
Малфой вернул письмо, Гермиона достала перо и приготовилась записывать.
— Гарри, — начал он.
Гермиона послушно написала имя, отчего Драко слегка улыбнулся.
— Я согласен, — и он замолчал.
Она посмотрела на Малфоя, ожидая продолжения, перо зависло над бумагой.
- Это все? — Он кивнул.
Гермиона закатила глаза.
— Думаю, я могла бы это запомнить.
Она взяла письмо Гарри и положила его в сумку. Пергамент был чист и зачарован так, чтобы его мог прочесть лишь тот, кому предназначалось послание. Гермиона задержала на нем взгляд на секунду дольше, чем это было необходимо.
— Ох, уж это любопытство, — заговорил Малфой. — Ты просто умираешь от желания узнать, о чем говорится в письме. Я прав?
— Нет, мне это абсолютно не интересно.
— Напротив, очень даже интересно. Нет-нет, не стоит меня умолять. Я и так скажу. Там написано, что на днях я выхожу отсюда.
Это еще что за новости?
— Что? Ты?! Тебя действительно могут выпустить? Но ты же сознался в убийстве!
— Вот поэтому-то я здесь, Грейнджер, — беззаботно отозвался он. После того, как Малфой прочел письмо, его настроение заметно улучшилось. — Исключительно потому, что сознался в убийстве. И этот месяц в тюрьме был наказанием за все мои преступления.
Гермиона нахмурилась, разозлившись, что Гарри согласился на такой короткий срок.
— И потом ты отправишься на свой остров? — ожесточенно спросила она.
— Что-то вроде того. Скажи, а почему ты стала аврором?
Вопрос удивил ее.
— Это то, что… это было разумно. Я не могла найти лучшего способа, чтобы помочь Гарри.
— А ты сама хотела этим заниматься?
— Нет, но… в жизни мы не всегда получаем то, что хотим.
Она подумала о родителях и о том, что их мечты уже никогда не сбудутся.
— Неверный ответ, Грейнджер. Ты должна добиваться того, чего хочешь именно ты. Ну, а что с Вислым? Я ничего не слышал о нем с тех пор, как заново познакомился с вами.
— Он пострадал в стычке с Пожирателями несколько месяцев назад и пока что не работает.
— Вот оно что, — протянул Драко. Он действительно не знал, что случилось с Уизли.
Гермиона покачала головой, желая прекратить обсуждение личных вопросов и сосредоточиться на задании.
— Я пришла сюда, чтобы получить как можно больше информации об убежищах Пожирателей.
Она достала записную книжку и перо и приготовилась писать.
— Я хочу поговорить о тебе, — неожиданно заявил Драко. Он встал и развернул стул так, чтобы можно было положить локти на спинку. — Я подумал, что мы должны постараться узнать друг друга получше, потому что после того, как я выйду отсюда, мы, скорее всего, больше никогда не увидимся.
— Не увидимся? Поскорее бы!
Малфой прижал руку к сердцу.
— Ох, Грейнджер, мне ужасно больно это слышать, — сокрушенно заявил он, изображая оскорбленную добродетель. — Не будь такой жестокой! Я буду тосковать по нашим недолгим встречам. Знаешь, что я тебе скажу: отдыхая на своем пляже и слушая шум прибоя, я буду думать о тебе.
— Не стоит.
— Ты могла бы как-нибудь навестить меня вместе с Гарри. Если захотите, я дам вам отдельные гамаки.
— Я скорее утоплюсь, чем добровольно соглашусь с тобой встретиться.
Во взгляде Драко промелькнула боль – и тут же исчезла.
— А дальше я собирался предложить тебе в качестве подарка остров с маленькой хижиной и горами книг, которых ты никогда не читала.
— Мне ничего от тебя не нужно.
— Да-да, ты меня ненавидишь и всегда будешь ненавидеть, понимаю. — Малфой поднялся и почти вплотную приблизился к разделявшему их стеклу. — Но, Гермиона, боюсь, я сказал тебе неправду, — неожиданно глухо и зловеще произнес он. — Когда ты вернулась домой той ночью, я был там. Я ждал тебя.
Гермиона побледнела, силы вдруг оставили ее; Малфой только сейчас ответил на вопрос, который она задала ему еще несколько недель назад. Значит, все, что она видела во сне — правда?
— Что?..
— Ты передо мной в долгу за сохраненную жизнь. И что ты теперь чувствуешь? — Малфой постучал в дверь, давая тюремщику знать, что свидание окончено. — Да, Грейнджер, желаю приятно провести время в попытках это осознать. — Он рассмеялся и вышел.
Все еще дрожа от страха, Гермиона вернулась в Министерство, прошла в кабинет Гарри и стала ждать его с совещания. Прошло двадцать минут, и она почувствовала себя немного лучше.
— Гермиона? — удивился Гарри, увидев ее. — Ты уже закончила?
Она вздрогнула и посмотрела на него. Секунда ушла на то, чтобы сообразить, что именно он спросил, и еще одна, чтобы понять: слова Малфоя настолько ее испугали, что она ушла, не получив ни крохи информации.
— Ох, нет, — всхлипнула она, закрывая лицо руками. — Я ничего не узнала.
Гарри нахмурился.
— Но почему? Малфой отказался с тобой разговаривать?
— Нет… хотя как сказать. Он сменил тему и заговорил о том, что меня очень тревожит, и я так расстроилась, что просто ушла.
Гарри не мог не посочувствовать Гермионе. Он знал: ей будет очень нелегко выполнить его просьбу, учитывая, какое отношение Малфой имел к ужасным событиям недавнего прошлого. Поэтому Гарри с большим трудом произнес слова, которые он все же должен был сказать:
— Гермиона, мне очень жаль. Но я вынужден просить тебя снова туда вернуться. И прошу потому, что это — в последний раз. Ты справишься?
Она кивнула и разрыдалась. Сама мысль о том, чтобы еще раз увидеть Малфоя, была невыносимой.
Наспех пообедав, Гермиона побрела в Азкабан. Однако спросив у тюремщика разрешения увидеть Драко, услышала в ответ, что тот оставил для нее несколько листов пергамента и передал, что, если этого окажется недостаточно, она может его вызвать. Гермиона посмотрела на бумаги, страница за страницей исписанные сведениями о Пожирателях, их укрытиях, внутренней работе. Этого было более чем достаточно; ее терзало совсем другое.
— Я хочу его видеть, — сказала она, пытаясь убедить себя, что это действительно так. То, как они расстались некоторое время назад… конечно, Малфой будет разозлен оттого, что она снова его вызывает. Она и на этот раз оказалась в комнате, разделенной стеклом.
Малфой вошел. Он выглядел смертельно уставшим — совсем не таким, каким Гермиона оставила его лишь час назад. Тяжело опустился — так, будто это движение забрало у него все силы, до последней капли, сложил руки на коленях и уставился на них. За все это время он ни разу не взглянул на Гермиону.
— Почему? — спросила она, понимая, что Малфой не может знать, что конкретно она имеет в виду.
— Что «почему», Грейнджер? — задал он встречный вопрос и поднял голову.
Перемены, произошедшие с ним, были очевидными: ни ухмылки, ни уверенного блеска в глазах. Малфой так же пристально смотрел на нее, и сейчас она видела его сломленный дух.
— Почему ты не убил меня? Ты ведь собирался, я тебя видела.
Он отпрянул.
— Что?!
— Во сне. Я видела тебя в комнате, соседней с той, где я нашла родителей.
Взгляд Малфоя и его молчание доказывали, что она права.
— У тебя в руке был кинжал. Так почему ты этого не сделал?
Драко молча смотрел на нее, не в силах что-либо ответить. Наконец он обхватил голову руками и пробормотал:
— Не знаю.
Гермиона села напротив и скрестила руки на груди.
— Этого недостаточно.
Она начала ритмично постукивать ногой, давая понять, что не собирается никуда уходить.
Драко медленно выпрямился и посмотрел на нее.
— Я должен был, но, когда я увидел тебя… что-то меня остановило. Что именно — не знаю, клянусь. Но я просто не смог этого сделать. – Он вздохнул. – Твоих родителей я должен был убить магическим способом, а затем тебя – маггловским. Но я не смог.
Гермиона испытующе посмотрела на него.
— У тебя были из-за этого неприятности?
Он рассмеялся, но в смехе не было ни капли веселья.
— Разумеется. Он был очень зол, и мне потребовалось некоторое время, чтобы убедить его в своей преданности.
— Но почему же ты не знаешь?
Какое разочарование — не получить на вопрос, который тебя так терзает, не то что ответа, но даже его подобия.
— Я уже сказал тебе, — отозвался Драко. Он откинулся назад и взъерошил волосы. — Я не знаю. Я должен был выполнить задание, и я его выполнил, но когда я увидел, что ты нашла родителей… в этом было что-то такое… Я покинул квартиру после того, как тебя увели оттуда члены Ордена.
Гермионе не верилось, что он рассказал действительно обо всем, что произошло в ту ночь. Но он настаивал, и она решила прекратить расспросы, тем более что Малфой все равно не собирался ничего больше говорить. Она взглянула на него через стекло. Сейчас он выглядел таким, каким был месяц назад — лишь бледной тенью самого себя. Нет, не в точности таким же, но определенное сходство все же просматривалось.
— Что произошло с человеком, которого я увидела в кабинете Гарри? — негромко поинтересовалась Гермиона.
Малфой покачал головой.
— Я снова не успеваю за ходом твоих мыслей. Будь добра, поясни.
— Гарри вызывал меня к себе в кабинет для того, чтобы я была свидетелем при закреплении Непреложного Обета между вами. В тот день за столом, напротив Гарри, сидел совершенно другой человек.
Драко посмотрел ей в глаза и сказал лишь:
— Под маской.
— Для меня это что-то должно означать?
Малфой посмотрел куда-то вдаль. Когда он заговорил, его взгляд был устремлен за пределы комнаты.
— Меня ничто не тревожит, все пройдет.
Ты взываешь ко мне: я возвращаюсь к жизни и жажду смерти;
Жизнь едва теплится во мне; я уже ничего не знаю.
О, жизнь так тщетна и так быстротечна!
Твой голос, утешающий и благословляющий, дарит надежду на ответ или искупление.
Под маской, под маской. [1]
Ошеломленная его словами, Гермиона не знала, что сказать. Это таинственное произведение все еще звучало у нее в голове. Она поняла, что Малфой снова открылся - совсем немного - все же позволив ей на миг увидеть частичку его мятежной души. Сейчас, сидя на металлическом стуле, он был похож на маленького мальчика — такой маленький, такой уязвимый. Совсем не такой, как тот Драко Малфой, которого она знала.
— Теннисон, — пояснил он.
— О чем оно? — спросила Гермиона, страстно желая узнать смысл стихотворения.
— Ну, для меня оно означает — меня самого. Ты видела меня. — Драко посмотрел ей в глаза, впервые в своей жизни посмотрел по-настоящему. И позволил ей разглядеть чувства, которые таились в нем и которые она ожидала увидеть: отчаяние, злость, ненависть, гнев и боль. Но сумел скрыть другие: одиночество, сожаление, раскаяние, ненависть к самому себе.
Гермиона умолкла. Она лихорадочно размышляла, что бы ответить, и наконец сказала первое, что пришло на ум. К несчастью, эта мысль не была ни глубокой, ни утешительной, ни здравой:
— Ты знаешь маггловского поэта? — Она тут же мысленно обругала себя.
Малфой лишь улыбнулся уголками губ.
— Разве тебе уже не пора возвращаться?
— Да, ты прав. Спасибо за информацию, это самое важное из всего, что я узнала.
— Значит, ты вызвала меня во второй раз ты меня вызвала вовсе не затем, чтобы поговорить о сведениях, которые я тебе передал, верно? — Вопрос прозвучал как утверждение.
— Да, — призналась Гермиона.
— Хорошо. Удачи, Грейнджер. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь.
Она нахмурилась.
— Я ничего не ищу.
Малфой пожал плечами:
— Ну так будешь. — Он постучал в дверь. — Всего хорошего, — добавил Драко, когда тюремщик открыл дверь, чтобы он вышел.
Гермиона постаралась избавиться от ощущения, возникшего, когда Драко вошел в камеру во второй раз. Он выглядел почти как тот Малфой, который сидел в кабинете Гарри, тот, к которому она почувствовала что-то еще кроме ненависти. Когда она подошла к посту охраны, то вспомнила, что ей больше не придется возвращаться сюда за сведениями. Гермиона остановилась на полпути, подумав о мантии, лежавшей в сумке. Она могла вернуть ее - ведь, в конце концов, это мантия Драко - или же оставить себе.
Она знала, что не оставит. Если все, что Малфой сказал ей — правда, и он действительно должен вскоре выйти из тюрьмы, то ему может понадобиться эта мантия. А возможно, она решила так оттого, что под маской бледного светловолосого Пожирателя Смерти на мгновение разглядела совсем другого человека, и подумала, что ему может быть холодно. К тому же мантия была собственностью Малфоя, а Гермиона не хотела давать ему повода разыскивать ее в будущем. Она оставила мантию охранникам, чтобы те положили ее к остальным вещам Драко. Вздохнула — и, покинув Азкабан, направилась к месту аппарации, чтобы попасть оттуда обратно в Министерство.
________________
[1] Вольный перевод отрывка из поэмы А. Теннисона «In Memoriam».
