Глава четвертая. TabulationНесмотря на то, что сегодня был выходной день, Гермиона Грейнджер встала по будильнику в восемь утра. Отчаянно зевая и натыкаясь на стены, она доползла до ванной и сунула голову под кран. Прошло несколько минут, прежде чем она осознала, что забыла включить воду.
Когда Гермиона, с вымытой головой и прояснившимся взглядом, вернулась в комнату, там ее уже ожидала сова со свежим номером «Ежедневного пророка» в клюве. Рассеянно сунув в привязанный к ее лапке мешочек несколько монет, Гермиона жадно впилась глазами в передовицу.
«Опасный преступник, сбежавший из Азкабана, до сих пор не пойман».
Она вздохнула с облегчением. Последние несколько дней она была как на иголках — ей необходимо было разыскать Гарри раньше министерских ищеек, и более того — она уже составила подробный план поисков. Но Гермиона прекрасно понимала, что на нее, как бывшую лучшую подругу беглого заключенного, будет направлено слишком много нежелательного внимания, и брать на работе отгул было слишком рискованно. Поэтому этих выходных она ждала, как разве что в детстве ждут Рождества, и в пятницу вечером, когда рабочий день закончился, собралась быстрее всех.
— Что, крошка, на свидание? — ухмыльнулся Уилсон Фиск по прозвищу «Амбал», которое дали ему за непомерную массу и склонность к хамству. Обычно Гермиона снисходительно относилась к выходкам мистера Фиска, считая, что подобным образом, так же, как и наращиванием мышц, он пытается скрыть свое чувство неполноценности. Дело в том, что Амбал, хотя и работал в Министерстве Магии, был сквибом. Если бы не выдающиеся способности к арифмантике, его участь в магическом мире была бы печальной. Волшебники не любят своих «особых» детей… Но сегодня Гермионе было не до него.
— Отвали, — огрызнулась она.
— А возьми меня с собой, — предложил Фиск. — Может, твой парень не будет против секса втроем.
— Еще одно слово, и твоим следующим местом работы будет хор кастратов.
— Злая ты, — глядя, как Гермиона, гордо подняв голову, шагает по направлению к лифту, Амбал вздохнул, почесал лысину и подумал, что непросто закадрить телку, когда тебе семьдесят лет.
Гермиона улыбнулась, отхлебывая кофе из большой кружки, и подошла к окну. Маггловская улица, на которую выходили окна ее квартиры, потихоньку просыпалась. Проехали несколько автомобилей. Прошла женщина с коляской, направляясь в аптеку. Парень в деловом костюме протирал большой шваброй витрины книжного магазина.
Улыбка Гермионы пропала. Она готова была поставить месячную зарплату на то, что красавчик со шваброй — волшебник. Идиотская одежда выдавала его с головой. Интересно, о чем они думали, когда отправляли следить за магглорожденной кого-то настолько неопытного? Тем лучше для нее, конечно, но сам факт слежки был крайне неприятен. Впрочем, Гермиона не собиралась отказываться от своих планов. Просто придется аппарировать несколько раз, чтобы запутать следы и не привести к Поттеру ненароком министерских ищеек.
Она вернулась к столу, и ее взгляд упал на размещенную на первой странице «Пророка» колдографию. Запечатленному на ней Гарри было, наверное, лет семнадцать — по крайней мере, у него начинали расти усы. Он злобно зыркал с колдографии подслеповатыми глазами и украдкой показывал зрителю средний палец. Интересно, каким ты теперь стал, подумала Гермиона, глядя на чумазую физиономию старого друга. Кого я найду — озлобленного психопата? Слюнявого безумца? Двадцатилетнего старика с потухшим взглядом?
«Гарри Поттер», — надрывалась газета, — «самый молодой сторонник Того-Кого-Нельзя-Называть, сбежал из магической тюрьмы Азкабан два дня назад. До сих пор неизвестно, как ему это удалось, и помогал ли ему кто-то из Пожирателей Смерти, которым удалось избежать правосудия. Гарри Поттера долгое время считали героем и надеждой магического мира…»
Гермиона со стуком отставила чашку и машинально пригладила волосы. Пора.
«Гарри Поттер — злодей с самого детства? Нашему корреспонденту стало известно, что в одиннадцатилетнем возрасте он жестоко убил Квиринуса Квиррела, занимавшего пост профессора в Хогвартсе…»
Какая чушь, подумала Гермиона, брезгливо морщась и швыряя газету в мусорное ведро. Никто, кто хоть немного знал Гарри, никогда бы не поверил в то, что он способен на преступление. А уж присоединиться к Волдеморту… фрр. Они с Роном никогда не верили в это. Они с Роном…
Лучше не думать об этом.
Гермиона аппарировала.
Гарри Поттер с колдографии мрачно посмотрел на то место, где она только что стояла, и показал пустоте средний палец.
Почувствовав изменение в структуре наложенных на квартиру Грейнджер следящих чар, парень в костюме отложил швабру, зашел за угол и тоже исчез.
Женщина с коляской вышла из аптеки и подняла голову, безошибочно определив на однообразном фасаде многоквартирного дома четыре окна, принадлежавших Гермионе. Волшебная кукла в ее коляске пошевелилась и заплакала.
Литтл Уингинг был местом скучным и некрасивым. Одинаковые дома, окруженные одинаково аккуратно подстриженными газонами, одинаковые чахлые яблони на задних дворах. Ранняя осень, разметавшая по темному от росы асфальту желто-оранжевые листья, казалась здесь неуместной. Рядом с домом номер шесть по Тисовой улице мужчина в синей куртке сгребал их в кучу, чтобы потом поджечь — отец Гермионы тоже выполнял этот ритуал каждую осень. Мистер Грейнджер умер два года назад, и с его смертью оборвалась еще одна ниточка, связывавшая Гермиону с миром магглов, который незаметно стал ей чужим. И сейчас, стоя на Тисовой улице и вдыхая горько-сладкий дым осеннего костра, она поняла, как страшно скучала все это время по миру обычных людей, их одинаковых домов и нехитрого уюта.
Das Heimweh, так называл это Виктор. Тоска по родине. По утраченной мечте. Возможно, подумала Гермиона, Гарри тоже чувствует это. Тогда он придет сюда.
Дверь дома номер четыре открылась, и вышли миссис и мистер Дурсль. Гермиона впервые видела родственников Гарри, и очень мало знала о них — лишь то, что они не любят волшебство — и сейчас с любопытством их разглядывала. Вернон, похожий на старого седого моржа, обладавший, как это называли в старину, апоплексическим телосложением, галантно открыл перед тощей Петунией дверцу машины, прежде чем самому сесть за руль. Петуния что-то сказала ему, и Вернон захохотал густым басом. Обычная немолодая пара. Судя по всему, Гарри здесь нет.
Das Heimweh. Это твоя беда, Грейнджер. Нечего проецировать на Гарри Поттера свои чертовы переживания.
Гермиона зажмурилась и тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Подождав, пока Дурсли отъедут на достаточное расстояние, а мужчина в синей куртке отвернется, она быстро пересекла улицу, подошла к двери дома номер четыре и легонько стукнула по ней волшебной палочкой. Дверь открылась с тихим щелчком. Гермиона еще раз огляделась вокруг, чтобы удостовериться в том, что ее никто не заметил — что ж, так оно и было, если не считать упитанного кота, усатого, как гусар, чья любопытная мордочка выглядывала из куста астр.
В доме было идеально чисто и все лежало строго на своих местах, что облегчало Гермионе поиски. Это вам не Нора, где ничего не стоило обнаружить перья в ящике с носками, а туалетную бумагу в хрустальной вазе. У таких хозяек, как Петуния Дурсль, записные книжки лежат рядом с телефонами.
Гермиона быстро пролистала ее, не надеясь найти что-либо полезное. И с чего она решила, что самым логичным для Гарри было бы обратиться к маггловским родственникам? Фамилии, имена… Феррис, Конни. Ф. Роджер. Фигг, Арабелла.
Гарри не дурак. Он не сунется туда, где его ждет старая дамблдорова шпионка. А вот ты, Грейнджер, дура.
Дурсль, Дадли.
Лондонский адрес. Ты дура, Грейнджер.
А может быть, и нет.
Дадли Дурсль жил на третьем этаже высотного дома в отнюдь не престижном районе. «Фу, мерзость», подумала Грейнджер, поднимаясь по загаженной лестнице — в лифт она побоялась заходить, потому что в нем отчетливо пахло мочой.
— Здравствуйте. Вы Дадли?
Она могла бы и не спрашивать. Перед ней стоял Вернон Дурсль в молодости, только усов не хватало.
— Чего тебе, цыпа?
— Я ищу Гарри Поттера.
Круглая физиономия Дадли скривилась так выразительно, что у Гермионы не осталось сомнений — он что-то знает.
— У меня тут что, дом свиданий? — возопил он жалобно. — Нет здесь никакого Гарри. Проваливай, киса.
Гермиона глубоко вздохнула, досчитала про себя до десяти, затем достала волшебную палочку и продемонстрировала ее толстяку.
— Я его старый друг, — сказала она терпеливо. — Просто передай Гарри, что пришла Гермиона.
— Пришла Гермиона, — мурлыкнул у нее над ухом девичий голосок, и в ребра ей ткнулось что-то острое. — Бросай палочку.
Волшебная палочка Грейнджер с глухим стуком упала на бетон. Дадли с опаской поднял ее, держа двумя пальцами, как дохлую мышь.
— Внутрь, — скомандовали сзади.
Гермиона вошла в полутемную комнату, споткнувшись о стоявший на дороге раскуроченный системный блок.
— Садись, — ее подтолкнули по направлению к единственному креслу. Гермиона обернулась.
Луна Лавгуд, неласково щурясь, направляла на нее волшебную палочку. В другой руке у Луны был большой оранжевый пакет, а на голове красовался не менее оранжевый парик, в котором она казалась еще безумней, чем обычно.
— Толстячок, возьми сумку, — безмятежно сказала она. — За мной гнались авроры, но, несмотря ни на что, я купила нормальной еды. На обед у нас будет трупный отвар, трупная каша и пирожки с трупами.
— Что-что? — Дадли едва не выронил пакет.
— Мясной суп, мясное рагу и пирожки с мясом, — перевела Грейнджер. — Луна, если ты отдашь мне волшебную палочку и прекратишь этот спектакль, я даже помогу тебе приготовить обед.
— Ха! — громко произнесла Луна, грозя ей пальцем, как непослушному ребенку. — Ха. Ха.
Гермиона устало потерла пальцами переносицу и решила начать заново.
— Я ищу Гарри. То, что ты здесь, означает, что он тоже — либо же был здесь.
— Ты думаешь, я выдам Гарри министерской крысе вроде тебя?
— Я не работаю на Министерство… о, то есть, конечно, работаю, но сейчас я здесь как частное лицо… Черт возьми, Луна! Мы с ним дружили с первого курса! Не надо его от меня защищать!
— Гарри — государственный преступник. Ты думаешь, что он нуждается в моей защите?
— О, ради всего святого. Я ни на секунду не верю, что он преступник. Это наверняка просто чудовищная ошибка.
— Ошибка, ну конечно, — Лавгуд фыркнула и достала из холодильника банку пива. — Ты не можешь быть настолько глупа, тем более, что и сама работаешь в Министерстве. Можно подумать, что ты не знаешь про заговор.
— Нет никакого заговора!
— Ты ошибаешься, — сказал грубый, но неуловимо знакомый голос. Гермиона вскочила с кресла, не обращая внимания на направленную на нее волшебную палочку. В дверях, широко, по-мальчишески улыбаясь, стоял собственной персоной самый опасный преступник магической Британии — коротко остриженный и наряженный в безразмерные джинсы своего кузена и его же безразмерную футболку.
— Гарри, — прошептала Гермиона, подавляя желание броситься ему на шею. — Это ты!
— Это я, — Поттер улыбнулся еще шире. — Знал, что ты догадаешься, где меня искать, Гермиона. Это хорошо. Нам очень понадобятся твои мозги. Заговор…
Гарри сделал небольшую паузу и пытливо посмотрел ей в лицо.
— Заговор существует.
— Как я понимаю, ты нашел свое дело в архиве, — сказал Дадли, подпрыгивая на месте от любопытства, как большой надувной мячик. — Рассказывай скорее! Ты узнал, кто королева мозгошмыгов?
Гарри посмотрел на него снисходительно, как на маленького ребенка, в глубине души немного позавидовав кузену — для него все это было лишь забавной игрой. Он даже ничем не рискует — в худшем случае, ему просто сотрут память и отправят восвояси. И никаких зловещих «объект помещен в карантин» или, того хуже, «объект удален». То, что он прочел во время своей экскурсии в Министерство, не шло у него из головы все то время, пока он ехал в подземке, возвращаясь из центра Лондона на окраину, где жил Дадли. Снова и снова он прокручивал в голове бесстрастные, по-канцелярски кастрированные фразы отчетов. Он не мог не признать, но в сухом лаконизме найденных им записей даже была своя прелесть. Гарри представил себе человека, писавшего эти отчеты: мужчину уже за сорок, полноватого и лысеющего, обремененного семьей, детьми и тремя кошками, любителя жареных сосисок и транслируемых по колдорадио квиддичных матчей. Для него это была работа. Он писал о том, что «объект Ксенофилиус Лавгуд» удален, и в это время думал о пиве и квиддиче. Поэтому его слова так холодны, строги и безличны — люди, организовавшие Эксперимент, вовсе не испытывают ненависти к… подопытным. Им просто все равно. «Объект Г. Дж. Поттер». Объект…
Это-то и есть самое ужасное.
— Королева... Я не уверен, что этот термин подходит, — промямлил он, лихорадочно придумывая, как бы поделикатнее изложить неприятные новости. — Я… Луна, извини, но я не нашел ничего про мозгошмыгов.
— Быть того не может, — искренне удивилась та. — Ты, наверное, плохо искал.
— Я…эээ… нашел папку под названием «Эксперимент». Там… отчеты. Я не успел прочитать все, но там было имя твоего отца…
Гермиона тихо ахнула. Луна не пошевелилась, только ее огромные светлые глаза потемнели.
— Он… кажется, его убили. Я не уверен, но там было написано «объект Ксенофилиус Лавгуд удален». Мне очень жаль, Луна.
— О чем вообще идет речь? — воскликнула Гермиона. — Откуда у тебя такие данные?
Гарри смущенно хмыкнул.
— Ну… помнишь, в Отделе Тайн есть такой бассейн с мозгами…
— И ты говоришь, что нашел там свидетельства того, что Отдел Тайн убил мистера Лавгуда? Нет, нет и нет! Господи, это сумасшедший дом какой-то! Ладно Луна, я все понимаю, но ты! Гарри!
Гермиона вскочила и заметалась по комнате.
— А еще там было мое имя, — продолжил Поттер. — Что я… как они там выразились… помещен в карантин. Милое название для Азкабана.
— А причина? Там была причина? — нетерпеливо спросил Дадли.
Гарри нахмурился, вспоминая.
— Системная ошибка, — задумчиво протянул он. — И… как там… какое-то отключение. Я не понял, что это значит, если честно, но, кажется, все складывается.
— Ну да, — произнесла Гермиона саркастически, — конечно. Твоя бредовая теория наконец-то кристаллизовалась?
— Ага, — Гарри фыркнул, ничуть не обиженный ее недоверием. — Кристаллизовалась. Я узнаю кое-что, и меня сажают в тюрьму. Лавгуд узнает кое-что, и его убирают, а Луна остается вне закона. А это «кое-что» заключается в Эксперименте.
— А в чем смысл этого эксперимента, Холмс?
Гарри нахмурился и сказал уже менее уверенно:
— Скорее всего, это касается самой сути магии.
— Поясни.
— Магия… не то, чем кажется. Поэтому, когда Волдеморт сделал так, что я смог увидеть ее такой, какова она есть, меня решили… обезвредить.
— Не то, чем кажется? Гарри, это шизофрения. Где доказательства?
— А ты никогда не думала о том, что магия противоречит основным физическим законам? — тихо сказал Гарри. — О том, что мы создаем вещи из ничего? О том, что мы меняем молекулярную структуру вещества с помощью пары слов? О том, что по мановению волшебной палочки мы можем вызвать огонь или воду? Ты хоть понимаешь, какая энергия высвобождается при этом? Откуда она?
— Я не знаю, — Гермиона скорчилась в кресле, упираясь локтями в колени и стискивая ладонями виски. Это безумие, просто безумие. Спокойно, главное сейчас — сосредоточиться. — На то это и магия.
— На редкость беспомощный ответ, — усмехнулся Гарри. — Поверь, у меня было время все обдумать, взвесить все «за» и «против». Очень много времени. К тому же, то, что случилось со мной и с отцом Луны, лишь подтверждает нашу правоту. Мы явно узнали то, что нам не полагалось знать. А если тебе нужны еще доказательства…. Что ж, просто возьми волшебную палочку и заколдуй меня.
— Как?
— Как угодно. Хоть Авадой.
— Глупости какие.
— Давай, цыпа, — подал голос Дадли, протягивая ей волшебную палочку. Он явно чувствовал себя так, как будто оказался на съемочной площадке нового блокбастера, и теперь вовсю наслаждался происходящим. — Покажи нам настоящую уличную магию.
Гермиона вздохнула и, пытаясь унять дрожь в руках, направила палочку на Гарри.
— Петрификус Тоталус!
Ничего.
— Силенцио!
— Попробуй Аваду, — снова предложил Гарри, которому вообще-то сейчас полагалось валяться на полу, немым и парализованным.
— Не действует, — Гермиона потерянно уставилась на волшебную палочку, отказавшую впервые с того момента, когда она, еще девчонкой, прикоснулась к ней в магазине Олливандера. В отчаянии она снова взмахнула ею.
— Люмос!
На кончике палочки замерцал неяркий огонек. Со стоном облегчения Гермиона рухнула в кресло. Гарри смотрел на нее с сочувствием.
— На меня не действует магия, потому что я вижу, какова она на самом деле, — объяснил Поттер. — Система линий. Чертежи. Цифры. Знаки. Знаками можно оперировать, но они не могут мне навредить.
— Но ты-то откуда знаешь?..
Поттер помолчал минуту, как будто колеблясь.
— Волдеморт. Он… сказал мне. Тогда, в конце пятого курса, в Министерстве, когда я остался в Атриуме один на один с ним…
— И ты поверил ему? — негодующе воскликнула Гермиона. — Он же всегда хотел убить тебя! Он убил твоих родителей!
— Я помню, — огрызнулся Поттер. — Он убил их, и хотел убить меня, потому что его убедили в том, что я для него опасен. Вся эта чепуха с Пророчеством… нас подставили обоих — и меня, и Риддла. Я ему не поверил, конечно. Но потом… уже в Азкабане, я увидел все своими глазами. Мне понадобилось на это много времени, но время у меня было. В изобилии. Кажется, я уже упоминал об этом.
Вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь жужжанием кулеров в двух компьютерах Дадли.
— Волдеморт предложил мне выбор, — продолжил Гарри. — Два зелья — синее и красное. Выпьешь синее, сказал он — и вернешься к своему обычному существованию, а про этот разговор даже не вспомнишь. Выпьешь красное — и твоя жизнь изменится навсегда.
— Ты выбрал красное, — сказала Гермиона с утвердительной, а не вопросительной интонацией.
— Разумеется. Ты бы тоже так поступила.
Луна Лавгуд неожиданно подошла к Гермионе и погладила ее по голове.
— Не огорчайся, — посоветовала она. — Я понимаю, что твой мир только что рухнул, но поверь — это пойдет тебе на пользу. Но, Гарри… остается невыясненным главный вопрос. Qui prodest, помнишь? Почему истинную суть магии скрыли от нас? Ради чего?
— Есть один человек, у которого можно это спросить.
— И это…
— Дамблдор, — коротко ответил Гарри. — Если быть точным, системный администратор Дамблдор. Слыхали о таком?
Дадли вдруг рассмеялся.
— Он называет себя сисадмином? А он вообще знает, что это значит?
— Без понятия, — огрызнулся Поттер. — Как раз вопрос, почему волшебники позаимствовали маггловские термины, меня мало занимает. Но в отчете было упомянуто его имя.
— Кажется, я знаю, к чему ты клонишь, — мрачно сказала Грейнджер. — И мне это очень, очень не нравится.
— Ну, Гермионочка, — Гарри лукаво усмехнулся. — Неужели тебе совсем не хочется навестить старый добрый Хогвартс?
Тем же вечером, в Хогвартсе.
— Что ты думаешь о проблеме гносеологического пессимизма? — спросил Альбус Дамблдор, копаясь в вазочке с печеньем.
— Чви-ви, — ответил феникс Фоукс, распушил роскошные огненные перья и принялся искать в них блох.
— Я с тобой полностью согласен, дружище, — Альбус остановился, наконец, на шоколадном, и незамедлительно отправил его в рот. — М-м-м, какая прелесть. Если бы Том догадался вербовать своих сторонников с помощью печенья, он бы выиграл эту войну. Как ты думаешь?
— Фью-ю, — просвистел феникс и казнил пойманную блоху острым клювом.
— То-то же. Возвращаясь к нашей теме… знаешь, Фоукс, окажись вдруг вселенная принципиально познаваемой, и бац — наши с тобой действия предстанут в крайне невыгодном свете. Если предположить, что существует некая истина… если существует единственная, самая что ни на есть реальная реальность, то мы с тобой — два старых обманщика.
— Че-че-че! Кррр!
— Именно. Я бы и сам вознегодовал, Фоукс. Но если остановиться на мнении, что нам ничего по-настоящему не известно… если исходить из аксиомы, что реальность или нереальность чего-либо недоказуема… тогда материальный и идеальный миры сходятся воедино, а я совершаю доброе дело, украшая волшебством жизнь этих бедных детишек. В конце концов, не все ли равно, реальна магия, или нет? Она существует, хотя бы уже потому, что они в нее верят — и хотя это доставляет немало хлопот, радость волшебства, радость чистого могущества и чистого созидания столь велика… По крайней мере, так мне казалось раньше. Теперь я в этом не уверен.
— Фью-ить, — нежно пропел феникс, встряхиваясь и расправляя крылья. Альбус подошел к нему и почесал ему шейку. Позабыв о чувстве собственного достоинства, Фоукс в блаженстве закатил глаза и заворковал, как огромный голубь.
— Я завидую твоим птичьим мозгам, мой пернатый друг, — грустно признался Альбус. — Перед тобой не стоят этические дилеммы. Единственный твой выбор — между едой, сном и ловлей блох.
Дверь кабинета открылась без предупреждения. Дамблдор даже не повернулся к визитеру лицом — он и так знал, кто это. Только один человек во всем Хогвартсе мог ворваться в его кабинет без стука и без пароля, минуя каменных горгулий на входе.
— Поттер проник в архив Министерства, — сказал гость с порога.
Дамблдор кивнул.
— Он всегда был одаренным мальчиком.
— Вы меня плохо расслышали, директор? — в голосе говорившего зазвучал металл. — Он взломал наш архив!
— Том научил его большему, чем нам казалось раньше.
— Он его не научил, — холодно сказал гость. — Он его отсоединил от Эксперимента. Потенциально он теперь равен нам.
— Нам?
— Не вам, директор. Нам — Контролерам.
— Наверное, это не очень хорошая новость? — спокойно спросил Альбус, продолжая поглаживать спинку своего фамилиара.
— Это ставит под угрозу весь Эксперимент, — с каждой новой репликой гость говорил все холоднее и суше, хотя, учитывая обстоятельства, должен был бы орать и топать ногами.
— Ошибка Эксперимента — это тоже Эксперимент, — сказал Альбус иронически. — Не вы ли это утверждали?
— И вы помните, чем это кончилось. Предыдущая… ошибка вышла нам боком. Вирус, которого нельзя называть, едва не уничтожил всех нас.
— Его звали Томом Риддлом. В разговоре со мной нет нужды в эвфемизмах.
— Это не эвфемизм, — голосом гостя можно было сушить полотенца. — Это термин. Вы, Дамблдор, совершенно напрасно пытаетесь очеловечить Безымянного. Он — всего лишь червь.
— Всего лишь червь, — повторил Альбус, поворачиваясь, наконец, к Контролеру лицом. — Но он-то не знал об этом.
— В конце концов узнал, — цинично заявил тот. — И все стало еще хуже. Он инфицировал Поттера, и теперь тот представляет собой страшную угрозу.
— В этом есть и наша вина.
— Я не оперирую подобными этическими категориями, и вам не советую. Я пришел, чтобы сообщить вам — в файлах Эксперимента, которые взломал Поттер, упоминалось ваше имя. Высока вероятность того, что в ближайшее время к нам придут… гости.
— Гарри действует не один?
— Ему помогает юная мисс Лавгуд. Но в этом — как это вы говорите — есть и наша вина. Вся серия объектов «Лавгуд» была дефектной. Слишком ненадежное реле свободной воли, слишком слабое сцепление с реальностью. Надо было уничтожить их сразу после первой системной ошибки.
— Уничтожить? Теперь вы, наконец, начали называть вещи своими именами, — резко сказал Дамблдор, гневно сверкая глазами. — Вы путаете Эксперимент с механизмом часов. Люди — не пони на карусели, которых вы можете обречь вечно кататься по кругу. Самое большое достижение Эксперимента — это как раз то, что некоторым удается выйти за его рамки. Ваши попытки контролировать абсолютно все…
— Не абсолютно все, — прервал его Контролер. — Не передергивайте. Мы вмешиваемся напрямую, лишь когда Эксперимент оказывается под угрозой. А сейчас этой угрозой являются мистер Поттер и, хотя и в значительно меньшей степени — мисс Лавгуд. Это все, что я хотел сказать. Распорядитесь об охране Хогвартса.
Дамблдор тяжело оперся руками на стол, ссутулившись и как будто постарев — теперь он выглядел на все свои сто лет. Фоукс, почувствовав его настроение, слетел со своей жердочки, опустился старику на плечо и принялся осторожно клевать его ухо.
— Я не хотел, чтобы так вышло, — проговорил наконец Альбус.
Контролер тихо усмехнулся и, окинув сгорбленную фигуру директора бесстрастным взглядом, покинул его кабинет. Подождав несколько минут, Альбус подошел к скрытому в стене сейфу и достал оттуда старый, пожелтевший от времени лист пергамента.
— Клянусь, что замышляю шалость и только шалость.
Фоукс вдруг встревожено вскрикнул и захлопал крыльями. Старик посмотрел на него вопросительно.
— Думаешь, на этот раз шалость плохо для меня кончится?
Мебель в кабинете мелко задрожала, как будто мимо проехал товарный поезд. Жалобно задребезжали хрупкие волшебные приборы. Чайные чашки из тонкого фарфора принялись звенеть и подпрыгивать, рискуя в любой момент упасть на пол и разбиться. Казалось, что началось землетрясение — но, разумеется, к стихийным катастрофам происходящее не имело отношения.
— А, он догадался, что я решил сыграть по-своему. Контролеры не любят сомневающихся, — сказал Дамблдор, невесело улыбнувшись. — Как будто они не понимают, что в сомнении и заключается вся соль Эксперимента. Как это все сложно, Фоукс... Ты еще что-нибудь понимаешь? Я — нет.
Он схватил со стола открытую Карту Мародеров, и торопливо вышел.
Когда Дамблдор захлопнул за собой дверь кабинета, позабытая на столе хрустальная вазочка с печеньем задребезжала и раскололась на девятнадцать одинаковых кусочков.
