Глава 5С утра Китнисс проснулась легко: великая сила привычки. Стоило лишь приоткрыть глаза в пять утра, как сонливость словно рукой сняло. То ли настолько свежи были напоминания о встрече с Финником, который мирно спит сейчас за стенкой, то ли случайный взгляд на календарь поспособствовал.
Жатва.
Несмотря на то, что это чувство страха Китнисс не испытывала никогда, она искренне сочувствовала детям, живущим в Дистриктах. У нее всегда было то, что она хотела: любимое занятие, понимающие родители, дружная семья, деньги, дорогие игрушки. Она и желать не могла большего. Ей многое позволялось, но Китнисс этим никогда не пользовалась. Она помнила, каким трудом достались отцу слава, богатство, мир в их доме. Она просто не имела права нарушать это спокойствие.
В отличие от избалованных дочерей знакомых отца, Китнисс не разбрасывалась тем, что имела, а наоборот, старательно берегла и прятала. Свой талант, доставшийся по наследству, нужно было развивать упорным и долгим трудом, и неправильные действия свели бы все на нет, а этого никак нельзя было допустить. Китнисс Эвердин всегда хотела быть независимой в плане денег, и не потому, что того требовало ее эго. Нет, Китнисс понимала, что все это заработала не она, и тратить состояние на всякие глупости типа обширного гардероба она не собиралась.
Нам просто повезло немного больше, чем другим, милая.
Отец всегда повторял эти слова, стараясь сделать все возможное, чтобы умение сострадать его дочь не потеряла даже в этой пустой и развратной столице. И Китнисс старалась стать такой, какой видел ее отец. Воплотить в жизнь его идеал дочери, не потерять самое главное –
душу
Все, Эвердин, кончай стоить из себя героиню дешевого романа, иди в душ и пей кофе. Успокойся, тебе нужно будет действовать трезво.
Только вот собственные наставления почти никогда не срабатывали. Китнисс порой находилась на грани истерики от вида затравленных, болезненно худых и бледных детей, поднимающихся на сцену. Сразу же вспоминались многочисленные вечеринки. Здесь люди пьют рвотное, чтобы впихнуть в себя побольше еды, а там люди умирают от голода.
На ум приходит дыхательная гимнастика, о которой она давно вычитала в какой-то книжке. Была тогда настолько восторженной, что решила попробовать. И правда, помогло.
Медленно вдохнуть, считая до шести, задержать дыхание, тоже на счет шесть. И такой же медленный выдох, а затем опять пауза. И еще, и еще, и еще. *
Дышать так до тех пор, пока все внимание будет сосредоточено на этом: вдох, пауза, выдох, пауза. И забыть все, что тревожит, все проблемы пусть остаются за той стеной. А Китнисс Эвердин здесь и сейчас просто хочет дышать, как учил какой-то мудрый автор, чью книгу она и читала.
- Эвердин, ты оглохла? – Финник, смеясь, машет перед ее лицом руками. – Я тебя минут десять зову!
- Задумалась, прости, - Китнисс пожимает плечами, отбрасывая в сторону одеяло. – И я просто умираю с голоду. Пойдем, сообразим что-нибудь на двоих.
- Вот это уже другой разговор, - снова улыбается Финник, прикасаясь пальцами к ее спине. – Идем, милая ты моя соня.
Через десять минут Китнисс варит им кофе, пока Финник, ловко орудуя ножом, делает им бутерброды.
- Твоя мама сказала бы, что мы неправильно питаемся, - посмеивается парень.
- Моей маме, кажется, вообще плевать, что я ем, - негромко отвечает Китнисс. Потом она ловит недовольный взгляд Финника и пожимает плечами, - ты же сам знаешь, что это правда.
Но ответа не следует. Какое-то время они продолжают греметь посудой и дергаться будто от разряда тока, когда случайно соприкасаются, потянувшись за одной ложкой вдвоем.
- Ладно, прости, - через какое-то время говорит Китнисс. – Я не должна была так о ней говорить.
Финник пожимает плечами и улыбается, мол, все понимает. Только вот по нему видно, что такие слова он отнюдь не одобряет, хотя и знает всю правду.
- Жатва в Первом начнется в десять, - сообщает парень, бросая взгляд на свой телефон. – Смотреть будем?
- Надеяться на чудо, что там будет кто-то не такой накаченный, как обычно? – язвит Китнисс.
- Между прочим, неплохо бы иметь в виду, с кем предстоит сражаться тому, кто опять покажется тебе слабее других.
Китнисс пожимает плечами, перемешивая сахар в кофе. Автоматически делая глоток, она морщится: уж слишком сладко. А потом все же кивает.
- Тогда у нас есть пять минут, чтобы переместиться для завтрака в гостиную. Иначе мы не успеем.
- Да ладно тебе, они же все равно будут крутить этот дурацкий фильм про восстание и сирот, который показывают каждый год! И мне совсем не хочется смотреть на расфуфыренную дамочку, которая радостным голосом зовет детей на смерть.
- Не будь такой противной, Эвердин, и люди к тебе потянутся!
В ответ в Финника летит кубик сахара. Парень смеется, отталкивается от стола и, отъехав на стуле, ловит сладость ртом.
Но потом они все-таки перемещаются в гостиную, потому что
Финник прав, как и всегда. Китнисс с ногами забирается на диван, сбрасывая с ног кеды. Финник благополучно приземляется рядом, заваливаясь на гору подушек, которых сюда наверняка опять притащила Прим.
- Кстати, а где твоя семья? – как бы невзначай интересуется парень у Китнисс, которая вздрагивает и чуть напрягается.
- Прим у подруги, мама на операции. Ты не видишь пульт?
Финник, конечно же, находит все практически сразу, и через пару мгновений на экране уже красуется герб Панема. Начинает звучать гимн, и Китнисс делает звук не таким громким. Заканчивая завтракать, они смотрят первый фильм из одиннадцати - по одному ролику на каждый Дистрикт - и без особого интереса наблюдают, как молоденькая девушка с зелеными волосами и пирсингом в бровях называет имя миловидной блондинки. Она, впрочем, держится вполне себе достойно. Значит, уверена в себе. Ну, конечно, она же тренировалась с юных лет, и, к тому же, ее внешность обеспечит ей кучу спонсоров мужского пола. Чего уж тут бояться!
Парнем же становится довольно крепкий Марвел, по которому уж точно не скажешь, что он в себе не уверен. Поднимаясь на сцену, он смотрит на блондинку, которую, кажется, зовут Диадемой – ну и дурацкие же имена дают в этом Дистрикте! – так, будто он ее узнал. Они жмут друг другу руки, а потом идут к дому Правосудия.
Во Втором трибутами становятся маленькая, но явно очень опасная Мирта и Катон, который едва не выпрыгивает из штанов, когда сопровождающая, девица с кучей татуировок, спрашивает о добровольцах. Катон выглядит весьма устрашающе: оставаясь довольно симпатичным, он просто сплошная гора мышц, и явно не из тех, кто сдается так просто.
- Кажется, я знаю, кто будет победителем в этом году, - обреченно констатирует Финник, а Китнисс лишь поводит плечами. Мол, посмотрим.
В Третьем, к сожалению, трибутами оказываются хилые дети. Явно не проживут больше двух дней, учитывая то, что Катон из Второго свернет им шею при первой же возможности.
В Четвертом снова появляются профи. Высокая девушка, больше напоминающая парня с длинной прической, тоже держится вполне себе достойно. Парень, кажется, Эммет, выглядит слегка затравленным, но с его комплекцией у него вполне есть шансы.
В Пятом внимание привлекает внимание высокая рыжая девушка. В ее лице и походке есть что-то лисье, и поэтому миловидная Рейчел тут же получает от Финника прозвище «Лиса».
В шестом и седьмом трибуты настолько тощие и затравленные, что вряд ли удержат в руках копье. Такое ощущение, что они только и делали, что голодали.
Восьмой, Девятый и Десятый сливаются в один, а в глазах у Китнисс уже предательски щиплет. Снова становится обидно за жестокую несправедливость. Худые, как палки, испуганные дети, которые провели несколько часов под палящим солнцем, чтобы потом умереть от рук профи. Учитывая то, как выглядят трибуты из Первого, Второго и Четвертого, можно с уверенностью заявить, что в этом году Игры будут очень кровавыми.
Когда же дело доходит до Одиннадцатого, Китнисс уже готова выть от одного вида темнокожей двенадцатилетней Руты. Маленькая, с пронзительными темными глазами, она чем-то напоминает девушке ее собственную сестру. Сердце неприятно колет, когда речь заходит о добровольцах: только ветер воет в ответ на спасительный вопрос. А вот крепыш-Цеп, наоборот, вызывает удивление. Парень, наверное, настолько же высокий и сильный, как Катон. И где только успел натренироваться?
Время уже почти час, когда очередь доходит до Двенадцатого. Китнисс снова обреченно вздыхает, просматривая фильм о революции, и хихикает, глядя на старого алкаша-ментора Хеймитча, которого в Капитолии, кажется, знает каждая собака, летит со сцены, когда выходит пожать руку светловолосой полненькой девушке, явно выросшей в зажиточной семье. Кажется, ее зовут Делли. Но дальше мир летит ко всем чертям. Называют парня.
- Пит Мелларк! – радостным голосом провозглашает со сцены девушка в розовом парике.
Сердце Китнисс уходит в пятки, когда она, приподнимаясь, наблюдает, как на сцену поднимается тот самый светловолосый сын пекаря с
голубыми глазами, что так запал в душу. Он неловко улыбается в камеру, и Китнисс уже почти готова растаять, как вдруг одергивает себя. Чего это она?
Вот ирония, а, Эвердин? Хотела ведь вспомнить его имя!
- Кит, ты чего? – удивляется Финник, приподнимая брови.
- Кажется, я знаю, кому я хочу помогать в этом году, - уверенно заявляет Китнисс, потирая переносицу.
