Глава 6. ХеймитчМы возвращаемся в Шлак – больше нам некуда.
- Знаешь, я думал, что сам пойду первым… - начинает Гейл. Видно, как ему плохо и совестно.
- Ты не виноват, - пытаюсь его успокоить, но без толку. Впрочем, он быстро собирается и переходит к делу:
- У нас очень мало времени. На две недели рассчитывать не стоит.
- Даже на неделю не стоит.
- Хорошо. Три дня. Завтра пойду в лес, подстрелю парочку зайцев, оставлю на собачьей тропе. Пусть они их сожрут и как следует все истопчут. Потом придешь на этот пятак и разыграешь все, как надо. Неплохо бы еще сразу отнести на озеро все вещи. Соберешь, утащишь в старый дом, вроде как избавляетесь от хлама. Я их оттуда заберу. Идет?
- Да ну, какие вещи? У Эда в рюкзаке всего полно, а лекарства и прочую мелочь я прихвачу с собой.
- Я знаю, какие. Мы не на день собираемся, а навсегда. А уходить придется налегке, что мне, что тебе.
- Ладно. – Не хочу с ним спорить. – Остальное моя забота. Рваная одежда, кровь и негодный лук со стрелами.
- Лук со стрелами оставь мне. – Он хочет взять как можно больше на себя, не пропуская ни одной подходящей мелочи. – Кровь тоже.
- Лук – пожалуйста, а кровь должна быть моя и только моя. – Видя, как Гейл вскинулся, беру его за руку: - Не забывай, кто я такая. Приедет следователь из самого Капитолия, обязательно возьмет кровь на экспертизу. Если обнаружат, что не моя… сам понимаешь.
- Х-хорошо, – соглашается он с усилием. - Сколько ее нужно?
- Думаю, полпинты хватит размазать по месту происшествия. – Какое там полпинты, вдвое больше, но я этого вслух не говорю. – Можно разбавить водой. Да не бойся ты, у мамы есть иголка и трубка, за два дня накачаем. Прямо сегодня и начнем.
Гейл начисто забыл, что я была на Арене. Для него я все та же девочка, и буду ей всегда.
Дома у Хоторнов совсем не так, как было утром. Пози, принявшая лекарство, крепко спит. Хейзел уже сварила полную кастрюлю супа с макаронами. В отличие от вчерашнего творения Прим получилось очень вкусно.
Собрав пустые миски, Хейзел командует:
- Мальчишки, во двор. Делайте там что хотите, но чтоб к дому никто чужой не подошел, ни человек, ни скотина.
Мы переглядываемся: вот оно, началось.
- Мам, а если ворона залетит? – Мальчишки стараются задержаться. В глазах полыхает кошачье любопытство.
- Застрелите из рогатки. Сварим на ужин. – Гейл выталкивает братьев за порог. – Брысь.
Едва за Рори и Виком захлопывается дверь, Хейзел обводит нас многозначительным взглядом:
- Ребята, вы ничего не хотите мне сказать?
Конечно, очень хотим.
Хейзел спокойно выслушивает нас, не меняясь в лице. Она, как и моя мама, уже давно к этому готова. И слова для нас тоже готовы.
- Если уйдете, я за вас буду спокойна. За тебя, сынок, уж точно. В лесу вы охотники, а здесь вы дичь. Там вы отстреляетесь от хищников, а здесь нет. Если до сих пор не попались, все у вас получится. И уйти сумеете, и в лесу не пропадете. А здесь мы вас прикроем, нас учить не надо. – Она вздыхает. - Правда, вас надо, вы все-таки еще оболтусы. Есть одна вещь, которую вы не знаете, а она вам ох как пригодится…
Нам смешно. Что это за неизвестная вещь, которой нас, таких бывалых, может научить Хейзел?
Прежде чем я успеваю догадаться и спрятаться за спиной Гейла, она объясняет:
- Если бы мы с твоим отцом, сынок, этого не знали, вас было бы не четверо, а, наверно, вдвое больше. Убегать все-таки лучше налегке, не правда ли?
- Матери все одинаковые, - шепчу Гейлу из-за спины. – Моя то же самое говорила.
Мужественно вытерпев наставления Хейзел и не провалившись сквозь пол, мы выходим во двор, где мальчишки, поняв наказ буквально, расстреливают снежками ворон. Судя по полному отсутствию в поле зрения людей и животных, с ними братья уже разобрались.
Солнце уже садится. Мир состоит из малинового света и чернильных теней. Это ненадолго: завтра уже снег снова станет серым. А пока надо на все насмотреться, чтоб как можно больше унести с собой.
- Знаешь, что Прим сказала? Что мы не просто выживем, а вернемся с победой. – Глядя на такую красоту, очень хочется верить в хорошее. – Не все же этим уродам побеждать.
- Ну, одну-то победу они точно могут записать на свой счет. – Гейл подводит меня к снежной стене на два фута выше своего роста. – Я тебя сегодня еще ни разу не поцеловал.
Он наклоняется ко мне, и в ту же секунду об его затылок разбивается снежная бомба.
- Гейл, у тебя на голове ворона сидела! – верещат мальчишки, убегая за дом, и там уже валятся от хохота.
Раньше старший брат за такое уже воткнул бы их в снег вниз головами, как редиску. Сейчас просто оглядывается и машет рукой:
- Ладно, полезно для моего черепа. Может, крепче станет.
Я чувствую то же, что и он. Эти снежки – последние. Кто знает, когда все три брата снова встретятся.
Поднимаю глаза и вижу в небе ту самую звездочку, на которую мы столько лет загадывали желания. Пусть мы потом все встретимся, живые и здоровые…
Когда выходим со двора, все тени уже сливаются воедино, образуя фиолетовые сумерки.
- Замотайся шарфом, - советует мне Гейл, когда входим в город. – У тебя слишком счастливый вид. По нынешним временам это для многих личное оскорбление.
- На себя посмотри…
Я все-таки надвигаю шарф до глаз, потому что к нам приближается капрал Гай Юлий Хопкинс. Только его не хватало. Когда-то и он появлялся в Котле и даже пару раз у нас что-то покупал, но все знали, что это нехороший человек и от него лучше быть подальше. Хотя неизвестно, как ему приходится при новом начальстве. Судя по выражению помятой рожи, не очень.
- Что, охотнички, скучаете? – заговаривает он первым, распространяя запах конфискованного самогона. В желтых совиных глазах тоска и горькая обида. – Сгорел ваш Котел?
- Главное - тебе сегодня весело, начальник, - усмехается Гейл. – Хорошо горело?
- Какое там весело, - жалуется Хопкинс, пропуская вопрос мимо ушей. Нашел кому жаловаться. - Тред свалился, меня оставил на хозяйстве. Снег убрать некому. В камере три калеки, им вместе одну лопату не поднять. Напился бы ты, что ли, Хоторн, или подрался. Здоровый, что твой бульдозер, за день бы весь город очистил.
- Так наливай. – Гейл делает красноречивый жест. - И напьюсь, и в морду дам. Или уже нечего?
- Известное дело, нечего после Эбернати. Успел до пожара все прибрать. Мне так, подлизать осталось. – Хопкинс показывает на другую сторону улицы, где вдоль забора пробирается подсвеченная окнами фигура Хеймитча.
Хорошо хоть, что тетка Риппер не в убытке.
- Все нормально, мы его доведем до дому. – Бежим на перехват ментора, пока он не попался на глаза кому-нибудь пострашнее Хопкинса, обделенного самогоном.
- А, это ты, солнышко, - завидев меня, расплывается Хеймитч. – А это кто с тобой? Вы как, еще живы или уже привидения?
- Сам ты привидение, - еле слышно бормочет Гейл. Неудобно ругаться с боссом своей матери.
- Для привидения ты слишком болтлив, Хеймитч, - выступаю я вперед. - До дому сам дойдешь или на санках довезти?
- А довезите. Вот этот… бульдозер потащит санки, а тебе я доверю самое ценное. – Он протягивает мне тяжелую позвякивающую торбу.
Через несколько шагов ментор валится в снег с возмущенным воплем:
- Не дрова везете!
- Это детские санки. - Помогаю ему подняться. – А ты еще и выпил.
– Так будет быстрее. - Гейл, особо не церемонясь, взваливает Хеймитча вместе с его пузом на плечо, как охотничий трофей. Тот не сопротивляется.
Едва мы удаляемся от города ярдов на сто, как ментор соскальзывает в снег и твердо становится на ноги.
- Вот что, Хоторн, - говорит он совершенно трезвым голосом. – Ты мне не нравишься, и знаешь, почему. - Он прожигает меня взглядом. - Но мамка твоя – человек. Вот только ради нее и ради этого чучела, - дергает меня за рукав, - я с тобой и разговариваю.
- Наверно, у тебя есть очень важная причина нарушить свои правила? - Гейл старается быть спокойным и вежливым, но получается не очень.
- Представь себе, есть. – Он глядит сначала на меня, потом на Гейла, потом снова на меня. - Вы все хорошо продумали, кроме одного. Я знаю, на что способны ребята в белом, а вы нет. Не успеет замерзнуть кровь на снегу, как на тебя, дружище, с удовольствием повесят убийство, как шарик не елочку. А ты не знал? Это их обычная манера. Если чью-то смерть не получается списать на несчастный случай, в убийстве обвиняют кого-нибудь из друзей или родственников, чтоб дело закрыть. Тем более, что тебя посадить у них руки чешутся. У меня бы на их месте чесались. А тут готовое убийство из ревности. Не доставайся, мол, никому. Не думай, что в сказочку про кузена кто-то поверил.
- Не докажут, - уверенно отвечает Гейл.
- А им и не надо. Сам сознаешься, когда на братьев ружья наведут… Соображаешь? Вижу, что нет… Знаешь, что такое алиби? Не слышал? Алиби – это доказательство того, что ты на момент преступления находился в другом месте.
- Я буду в другом месте, - хмыкает Гейл. - В чем проблема?
- Все твои другие места никуда не годятся. Подходит одно-единственное.
- Вот как? – Гейл понимает, о чем речь. Я тоже. - За сегодняшний день это уже третье предложение сесть в тюрьму. Что-то в этом есть. Когда сдаваться?
- За день до того, как ей уйти. – В отличие от Гейла, ментор говорит серьезно. - Чтобы все запомнили, что она была жива на момент твоего ареста.
- Почему я должен тебе верить?
- Нам больше ничего не остается, Гейл, - вмешиваюсь я. – Мне на Арене тоже, кроме него, верить было некому. И ему тоже ничего не остается, как нам помогать, раз уж сам вызвался. Потому что, если у нас все провалится по его вине, я сживу его со свету.
- Все понятно. - Гейл смотрит на нас с Хеймитчем, как на своих братьев, обстрелявших его голову. - Осталось только выбрать морду для битья. Трое суток обеспечены.
- Да хотя бы мою, – подставляется Хеймитч. - Только не перестарайся. У твоего покойного папаши удар был чугунный, а ты весь в него.
- Ты не годишься, - снова встреваю в разговор. – Ты взял на работу Хейзел. Получится, что Гейл свинья неблагодарная.
Гейл хочет ответить, но тут слышится скрип снега под чьими-то ногами. Миротворцы поодиночке не ходят. Значит, это кто-то возвращается от мамы. Больные, голодные, избитые – все к ней, больше идти некуда. И благодаря новым порядкам их число с каждым днем растет.
Шаги приближаются. Судя по звуку, человек слегка прихрамывает. До последнего надеюсь, что это не Пит, но это он.
- А ты куда на ночь глядя? – вопрошает ментор без всякого «здрасьте». Конечно, они сегодня уже виделись.
- Тебя пошел встречать. Не знал, что ты путешествуешь в компании.
Мы с Гейлом и Пит сдержанно здороваемся.
- Ладно, вы идите, я догоню. – Делаю шаг в сторону Гейла. Эти двое не двигаются с места, что меня бесит. Изо всех сил стараюсь держать себя в руках. – Вы не поняли? Идите. Нам только два слова сказать.
- Два слова можно. – Хеймитч берет Пита за локоть, оба удаляются в темноту. Очень скоро их шаги смолкают – ясное дело, стоят и ждут, когда эти наши два слова кончатся.
- Ну и что ты думаешь? – первый мой вопрос.
- Вроде он прав, но есть куча всяких «но» и «если»…
- Так же, как и у меня. - На эти «но» и «если» времени уже нет. Есть только на главное: - Пока меня не дождешься, в лес не ходи.
- Хорошо. – Он целует меня на прощание. – Догоняй. – И, не удержавшись, кричит в сторону моих соседей: - Эй, я ушел!
В несколько шагов нагоняю Пита и Хеймитча. Мы идем и не знаем, о чем говорить. Наконец, я начинаю светскую беседу:
- Пит, а куда ты вчера пропал? Я уже думала, что тебя надо искать и откапывать…
- Ну, давай, пропаду. Откопаешь.
Еще и огрызается. Зачем он здесь вообще? Из-за него пришлось оборвать разговор в самом нужном месте. С каждым шагом по колее у меня возникает по вопросу, и все нужно немедленно задать Хеймитчу. Два, три, десять. А как тут задашь? Получается, что с ним я тоже поговорю не раньше, чем завтра. Очень надеюсь, что он хотя бы не напьется до бесчувствия – теперь ему есть кого стесняться.
Дома мама сразу ведет меня на кухню. Я даже не успеваю руки помыть. Пахнет чем-то горелым – наверно, какой-нибудь отвар убежал.
- Сейчас ты будешь учиться. – Она вынимает из своей коробки маленькую закругленную иголку и катушку дорогих шелковых ниток, потом достает из-за оконной рамы куриную тушку и делает на ней несколько разрезов. – Я ее купила специально для этого.
- Мама, может, она хоть чаю попьет? – вступается за меня Прим.
- Ах да… Китнисс, иди мыть руки.
Я совсем забыла, что у меня с утра во рту не было ничего, кроме тарелки супа с макаронами. Для того, чтоб набрать пинту крови, надо все-таки есть.
- Прим, ты сегодня ничего не варила? - В последнее время готовит только Прим, маме некогда. Что бы сестренка ни сделала, я съем все, будь это даже шпалы в гудроновом соусе.
Я почти не ошиблась: это пирог с вареньем. Пирог немногим уступает шпалам своей прочностью, а варенье гудрону – цветом. Под довольные взгляды Прим съедаю все до крошки. Если все получится, мне долго не видать ни пирогов, ни варенья. Если не получится – тем более.
Прежде чем приступить к заштопыванию курицы, громко говорю маме:
- Давай завтра снесем все старье в Шлак. Может, пригодится кому. А то новое положить будет некуда.
Мама все поняла. В мешок летят вещи, из которых возьму едва ли половину. Мне приходит в голову, что папину бритву тоже обязательно нужно захватить. А то будет очень подозрительно, если из дома вместе с Гейлом исчезнет и его бритва, пусть уж она остается братьям. Такие мелочи могут загубить самый продуманный план. И вот так понемногу набирается столько, что не унести.
До глубокой ночи учусь премудрому искусству хирургического шва, пока на курице уже не остается свободного места.
