Глава 6Наша гостиная встречает меня яркими вспышками камер, и я вынуждена замереть на пару секунд, чтобы глаза привыкли. Рука Пита, лежащая на моей талии, чуть напрягается. Я смотрю на него. В глазах юноши виднеется беспокойство, поэтому медленно моргаю, показывая тем самым, что я в порядке.
- О, ну, не стойте же у порога! – с наигранной радостью улыбается Цезарь. – Проходите, садитесь. Мы только вас и ждем!
«
Интересно, а он бы смог провести интервью с самим собой?» – язвительно думаю я, но молчу. Лишь бы не ляпнуть что-нибудь грубого перед камерами. Это меня явно не выставит в лучшем свете.
Я невольно поеживаюсь, пока медленно иду к дивану. Удобно устроившись среди подушек, я, чуть помедлив, сбрасываю мягкие полусапожки, и с ногами забираясь на диван. Пит обнимает меня одной рукой, а я пытаюсь унять непонятную дрожь. Парень, должно быть, чувствует мое необъяснимое волнение, потому что его рука прижимает меня сильнее, чем следует, но потом он, будто опомнившись, чуть разжимает объятия.
- Рад видеть вас, ребята, - лучезарно продолжает улыбаться ведущий, когда шоу начинается. – Надеюсь, что с вами все в порядке.
- Да, спасибо за заботу, Цезарь, - Пит улыбается в ответ, но я чувствую, как он напряжен. – Ты как?
- О, все прекрасно, Пит. Но я все же хотел бы поговорить о вас…
Я почти не прислушиваюсь к тому, что происходит на интервью. Продолжая улыбаться, отвечаю лишь на те вопросы, что адресованы напрямую мне, и в остальное время лишь сосредотачиваюсь на мигающей красной лампочке на камере, что снимает нас. Меня слегка подташнивает, но мы в прямом эфире. Эффи потом оторвет мне голову, поэтому я лишь медленно вдыхаю и выдыхаю в попытке унять приступ.
Интервью вроде бы протекает спокойно и непринужденно, но мне все равно противно осознавать то, что сейчас за мной наблюдает вся страна. Я заставляю себя рассмеяться, когда Цезарь отпускает какую-то шутку, радостно киваю в ответ на рассказ Пита о подготовке к нашей с ним свадьбе. Мне так плохо, так противно и гадко, что я уже готова абсолютно на все, лишь бы меня оставили в покое.
Все интервью заняло около часа, но я уже готова на стенку лезть от этих вопросов и камер. Камеры выключают, как только Цезарь прощается с телезрителями. Он поворачивается ко мне и заботливо спрашивает, все ли со мной в порядке, потому что я слишком бледная. В голову приходит мысль о том, что, возможно, Цезарь не такой уж и плохой человек.
- Я теперь довольно быстро устаю, - с легкой улыбкой отвечаю я, рассеяно проводя рукой по пока еще плоскому животу. – Прошу прощения, я вас оставлю.
Уже выходя из комнаты, я замечаю, что Пит хочет последовать за мной, но Хеймитч что-то говорит ему, и он остается. Правильно. Не хватало еще, чтобы журналисты решили, что у меня какие-то проблемы. Они и так слишком много обсуждают мою личную жизнь.
Выхожу в коридор и понимаю, что мне нужно немного побыть одной и отдышаться. В голову тут же приходит крыша. Несмотря на то, что Хеймитч с Эффи запретили мне подниматься туда одной (пару раз я падала в обморок, потому что у меня слишком кружилась голова от большого количества кислорода), я все равно толкаю массивную дверь и замираю на пару секунд, чтобы привыкнуть.
Медленно подхожу к краю, опираюсь на перила и смотрю на сияющий тысячами красок город: на маленькие точки, которые на самом деле являются людьми, на машины, витрины, высотные дома. Я бы многое отдала, чтобы оказаться такой же свободной, как жители Капитолия. Ничего не бояться, не бежать и не прятаться, зная, что меня достанут из-под земли только ради того, чтобы самолично в нее закопать.
- Кажется, я запретил тебе подниматься сюда одной, - слышится за спиной ворчливый голос Хеймитча. – Что ж, этого следовало ожидать, ты ведь никогда никого не слушаешь!
- Не бурчи, и так голова болит, - тихо прошу я, потирая виски.
- А все потому, что ты слишком много времени торчишь в помещении и занимаешься мазохизмом!
- Помнится, три минуты назад ты сам сказал мне, что запретил подниматься на крышу, - язвительно замечаю я.
- Одной, - поправляет Хеймитч, опираясь на перила рядом со мной. – С кем-нибудь – пожалуйста, хоть целый день здесь проводи.
Я фыркаю, но молчу. Больно нужна мне нянька!
- Мы заботимся о тебе, Китнисс, - добавляет ментор тихим голосом. – Раз уж так получилось, за тобой, и правда, лучше присмотреть.
Мы молчим некоторое время. Внутри меня борются чувства: с одной стороны мне приятно, что сопровождающие заботятся обо мне, но с другой… Все это так странно и непривычно: никто никогда не воспринимал мое здоровье всерьез.
- Я записал тебя к врачу завтра в десять, - неожиданно произносит Хеймитч.
Я поднимаю на него глаза.
- Ничего такого, просто плановый осмотр, - поспешно добавляет он. – Не задерживайся здесь надолго, поняла?
Я киваю, но он уже уходит. Я слышу, как захлопывается дверь за моей спиной, но даже не вздрагиваю. Медленно прокручивая в голове события последних дней, неожиданно для себя осознаю одно: я меняюсь довольно быстро и стремительно. Я больше сплю и ем в несколько раз меньше, потому что меня постоянно тошнит. Я стала еще более нервной и раздражительной, завожусь из-за пустяков и постоянно сгораю от желания наорать на кого-то.
Резкая, грубая. Мой характер становится только хуже из-за постоянных гормональных изменений. Я стремительно сбрасываю вес, чем беспокою Пита, которому тоже приходится терпеть мои истерики. Порой становится настолько жаль себя саму, что я сжимаюсь в комочек и начинаю рыдать. Если подумать, это слезы без повода.
Ничего еще я так не хотела, как прекратить все это. Уж лучше умереть на арене, чем от уничтожающей мысли о том, что через полгода я стану матерью. Меня пугает одно только упоминание о ребенке, ведь я сама еще настолько юная, что заводить собственного малыша кажется глупым и нелогичным.
Раз за разом я прибегаю к совету Цинны и стараюсь искать во всем происходящем положительные моменты, которых, к сожалению безумно мало. Пока только один: моя семья благодаря всему этому не умрет.
Потом на ум приходит уже другой совет, мамин. Мы разговаривали по телефону пару дней назад. Она сказала, что они с Прим приедут через неделю, как раз к нашей свадьбе. А еще сказала, чтобы я прокручивала свои тревожные мысли в голове много-много раз, чтобы привыкнуть к ним. Нужно действительно искать хорошее во всем, что происходит. В конце концов, происходит чудо.
То, что это именно оно, я осознаю каждый день. Я вижу это в заботливых жестах Эффи, которая, поправляя плед, всегда рассеянно и ласково улыбается, нежно касаясь кончиками пальцев моего живота. Я вижу это во взгляде Порции, которая с легкой улыбкой выбирает со мной букеты. Но сильнее всего это чудо отражается в Пите. В жестах, в улыбке, в прикосновениях – во всем. День ото дня он становится все заботливее, чувствительнее и нежнее. Если я раздражаюсь, он с легкой полуулыбкой терпеливо выслушивает меня или успокаивает. Все зависит от моего поведения.
Порой мне становится до боли стыдно и неприятно. Это я должна радоваться тому ребенку, что развивается сейчас внутри меня. Хотя я с трудом представляю, как девушка вообще способна радоваться первым месяцам беременности, когда мучают токсикоз, бессонница и постоянная сонливость.
Как бы то ни было, я не могу отказаться от того, что имею сейчас, какие бы душевные и физические страдания не причинял мне мой крошечный ребенок. Пит как-то заметил, что я обрела привычку поглаживать себя по животу, когда нервничаю или волнуюсь. Каждое утро я начинаю с того, что поворачиваюсь в профиль и, забрав майку, разглядываю свое пока что неизменившееся тело. Провожу пальцами по животу, вспоминая, что каждую неделю в талии будет прибавляться по сантиметру, а в конце беременности во мне будут все лишние сорок. Так, кажется, говорила мама.
Порыв холодного ветра заставляет меня поежиться. Пожалуй, пора уходить, не хватало только простудиться.
Быстрыми шагами спускаюсь с крыши и чуть улыбаюсь, когда меня обволакивает тепло. Неторопливо бреду по коридорам к себе в комнату, наслаждаясь тишиной на этаже. Я пытаюсь вспомнить, в котором часу у нас ужин, потому что в животе неприятно урчит. Наверное, впервые за последние две недели я хочу есть.
Толкаю дверь комнаты и зажмуриваюсь от яркого света. На кровати сидит Пит. Кажется, что он чем-то недоволен.
- Где ты была? – осторожно интересуется он, будто боясь меня разозлить, но я слышу, что его голос дрожит от напряжения.
- На крыше, - честно отвечаю я, старательно делая вид, что не замечаю его настроения. – А что?
- Кажется, Хеймитч запретил тебе подниматься туда одной, - недовольно замечает Пит, проигнорировав мой последний вопрос.
- Я была не одна, я была с тем же самым Хеймитчем, - вру я. Ну, как вру… В общем-то, я сказала правду, но только наполовину. Питу об этом знать необязательно.
Он молчит в ответ, по-прежнему наблюдая за моими передвижениями по комнате. Я медленно приближаюсь к нему, провожу ладонями по его скулам и щекам. Наклонившись, я осторожно целую его, чувствуя, как Пит нежно касается руками моей талии. Я не знаю, почему он злится, а он ни за что не скажет мне, почему. Но попытаться улучшить его настроение вполне можно.
- Что-то случилось? – осторожно интересуюсь я, отстранившись.
Пит неопределенно пожимает плечами, с какой-то затаенной нежностью в глазах наблюдая за тем, как я устраиваюсь рядом с ним на кровати.
- Ужин скоро, - как бы невзначай бросает он. – Пойдешь?
- Конечно, - я улыбаюсь в предвкушении радости Пита. – Я проголодалась.
Пит заливисто хохочет, удивляя меня, но потом объясняет:
- Боже, Китнисс, с утра ты убеждала меня, что больше крошки в рот не возьмешь! Не прошло и двенадцати часов, как ты заявляешь, что страшно голодна!
Он снова смеется, а я недовольно пихаю его в плечо, раздумывая над тем, что обидеться на него было бы сейчас не лишним.
- Гляжу, вы веселые, - качает головой Эффи, заглянув к нам. – А теперь живо мыть руки. Ужин готов.
Половина трапезы проходит тихо и безмятежно. Мы негромко переговариваемся, обсуждая некоторые моменты свадьбы. Все за столом с удовольствием наблюдают за тем, как я ем: отсутствие аппетита у меня беспокоило, кажется, каждого.
Неожиданно для себя я замираю, прислушиваясь к своим ощущениям. Кладу вилку на тарелку, дожевываю кусочек, что был во рту, а потом вдруг вскакиваю из-за стола, бегом устремляясь в ванную. Видимо, мы рано радовались, и меня по-прежнему мутит.
За спиной слышу какой-то мрачный и обреченный смех Хеймитча, но меня беспокоит лишь собственное самочувствие.
***
- Китнисс, если ты не поторопишься, мы опоздаем, и Эффи сожрет нас на обед! - протяжно, чуть растягивая слова, кричит Хеймитч, заставляя меня подпрыгнуть на месте, и еще быстрее завязывать шнурки. Я проспала, и поэтому мы страшно задерживаемся.
- Наконец-то! – закатывает глаза ментор, когда я появляюсь в коридоре. – Ты опять не спала?
Кажется, он заметил мои круги под глазами.
- Поспишь тут, когда меня тошнит каждые двадцать минут! – резко отвечаю я, нажимая кнопку лифта. – Мы, кажется, опаздывали?
Хеймитч говорит что-то еще, но я его не слушаю. Поправляю лямки своего комбинезона, оттягиваю вниз майку. Цинна посоветовал одеваться для выхода в свет более свободно, чтобы скрывать пока еще отсутствие округлых форм.
- И вообще, почему ты записал меня так рано? Я все еще хочу спать! – жалуюсь я, не поворачиваясь к ментору.
- Ты сама просила пораньше, - напоминает Хеймитч, пожимая плечами. – И вообще, тебе не угодишь!
Я фыркаю, хотя понимаю, что не права. Но ему об этом знать совсем не обязательно.
Возле выхода из Центра нас встречает толпа журналистов. С обеих сторон ко мне тут же подступают охранники, которых прислал Плутарх. Я надеваю солнечные очки, и быстрым шагом следую за Хеймитчем в машину. Плюхаюсь на заднее сиденье, потираю виски, думая о том, что мне следует спросить у врача что-нибудь от головной боли.
- Ну и ну, солнышко! Какой к тебе интерес!
- Я тут, похоже, единственное развлечение, - с сарказмом ворчу я, отворачиваясь к окну.
Мы добираемся довольно быстро. Машина останавливается у самого входа, и я почти бегом бросаюсь в Медицинский Центр, лишь бы не попасть в объективы камер. Хеймитч заходит в здание буквально через несколько минут после меня и говорит что-то молоденькой девушке, которая интересуется, что мы хотели.
Нас ведут через несколько коридоров. Мы поднимаемся на лифте и оказываемся перед знакомым кабинетом. Хеймитч плюхается на диван рядом с дверью и говорит, что подождет меня здесь. Мне почему-то становится страшно, но я стучусь и вхожу.
- Доброе утро, Китнисс, - Джон приветливо улыбается мне, отрываясь от заполнения бумаг. – Садись.
Я как можно медленнее подхожу и опускаюсь в кресло, на которое он указал.
- Ну, давай начнем?
Я натянуто улыбаюсь и киваю.
- Как твое самочувствие? – то ли на самом деле ничего не замечая, то ли делая вид, продолжает врач.
- Не очень, - честно признаюсь я, вспоминая, как Эффи тридцать раз вчера повторила, что я должна говорить доктору правду. – Меня тошнит, проблемы со сном и аппетитом, да еще и голова довольно часто болит. Несколько раз я падала в обморок.
- А никто и не говорил, что беременность – легкое дело, - чуть улыбаясь, качает головой Джон. – У тебя сильный токсикоз, что на ранних стадиях совершенно обычное дело. Ты пьешь лекарства, которые я выписал тебе?
Я незамедлительно киваю, потому что Эффи постоянно напоминает мне об этих витаминах.
- Я дам тебе рецепт еще на несколько препаратов, чтобы помочь справиться с головной болью и бессонницей. Постарайся пить больше жидкости и чаще отдыхать, - он снова улыбается, наклоняясь над письменным столом.
Чуть позже за мной приходит медсестра, которая берет у меня несколько анализов и выдает таблетки. Видимо, те самые, о которых говорил Джон. Я терпеливо улыбаюсь ей, хотя на самом деле меня снова мутит. В основном из-за запаха ее духов. Старюсь быть как можно вежливее и молчу, когда она делает пару неудачных попыток взять кровь из вены.
Повторяя про себя, что мне нужно быть мягче, и делаю заинтересованный вид, когда Джон рассказывает мне о результатах. Не говорить же врачу, что я каждый раз впадаю в панику, едва слышу слово «ребенок» из его уст. Мне удается уловить одно: все идет, как и должно, но я почему-то не могу расслабиться.
Беременность пугает меня. Очень пугает. И чем больше радуется Пит, тем страшнее становится мне.
Но больше всего меня, пожалуй, тревожит предстоящий приезд моей семьи. Маме и Прим, конечно, я буду только рада: они поддержат и успокоят меня. Мама наверняка даст мне несколько полезных советов и хотя бы частично развеет страхи. Гейла в данный момент я не особо хочу видеть, но из-за распущенных журналистами слухов о том, что он мой кузен, он вместе со своей семьей тоже приезжает сюда.
Я думаю, что это будет большой ошибкой. Гейл ненавидит Капитолий, и я просто не представляю его среди всей этой роскоши. Мало того, что они с Питом вечно на ножах, так и еще этот приказ Сноу о моей беременности. Мне страшно представить, что он скажет мне при встрече.
Хотя Гейл – это еще цветочки. То ли дело будет, когда сюда приедет семья Пита. Если с его братьями и отцом у меня отношения неплохие, то его мать явно будет не рада такому родству. Пит говорит, что ему плевать, но я уже представляю, как будет выглядеть его лицо, когда миссис Мелларк взглянет на меня. О, Господи, за что мне это?
Пусть Пит и твердит мне, что это все ерунда, и что я не должна расстраиваться из-за этого, я с ужасом понимаю, что возможная реакция Гейла и миссис Мелларк – абсолютно нормальная. Гейл не понимает, как семнадцатилетняя девушка может против воли выйти замуж и завести ребенка, а миссис Мелларк – как мы вообще могли это допустить. Я с ужасом думаю о том, какие слухи ходят о нас дома. Ох, если бы только они знали правду!
Я настолько задумалась, что пугаюсь, когда Хеймитч касается моего плеча и говорит, что мы уже приехали. Когда мы поднимаемся на наш этаж, Эффи со стилистами выходят, чтобы встретить нас, но я говорю, что устала и хочу отдохнуть.
В своей комнате я ложусь на кровать, не обращая внимания на читающего книгу Пита, чтобы немножко подумать. Ситуация, складывающаяся сейчас, мне не нравится. Она меня настораживает и пугает. Я не знаю, что будет завтра; что еще выдумает Сноу, лишь бы сломать и испортить мне жизнь.
- С тобой все в порядке? – осторожно интересуется Пит, приседая на корточки передо мной.
- В полном, - слабо улыбаюсь ему.
- У меня не очень радостные новости, - печально говорит он, и я инстинктивно напрягаюсь. – Сегодня вечером нам придется посетить президентский дворец. Сноу дает ужин в нашу честь.