Глава 9Анакин молчал, когда Падме через полчаса присоединилась к нему у костра. Он безмолвно протянул ей то, что ей оставили на завтрак.
- Спасибо. – Она приняла консервушку и уселась на близстоящий валун, чувствуя себя удобнее, поскольку оделась и надежно укрепила на бедре бластер. Она заработала челюстями.
- Не дуйтесь, вам не идет.
От ее непринужденной реплики его взгляд резко взметнулся.
- Я не дуюсь.
- Дуетесь. Вас выдает излом бровей и надутые губы. – Она ухмыльнулась, погружая ложку в рот и кривясь. – Тьфу! Какая гадость!
- Или ешьте, или ходите голодная.
- Взбодритесь, Скайуокер. Просто общаюсь.
- Вы чрезвычайно доходчиво дали понять, что не хотите со мной разговаривать, капитан.
- Отнюдь. – усмехнулась она, снова наполняя рот. – Я только того и хочу – разговаривать с вами, и не более. Если я поступлю не так, то вашей Бэррис может прийти в голову забыть джедайскую муштру и избавиться от меня.
- Она не моя Бэррис! – Раздражение Анакина сопровождало кислое выражение лица. – Прекратите так ее называть.
Падме всего лишь ухмыльнулась, язык за щекой.
- Если меч подойдет.
Он бросил на нее мрачный взгляд.
- Меч не подходит, бросьте, пожалуйста, эту тему.
- Трудности в процессе? – хихикнула Падме.
- Бросьте эту тему.
- Так, как я бросила вас?
- С утеса?
Ее усмешка была самодовольной.
- Я скорее фигурально выразилась. Бэррис, должно быть, бесит, что вы неспособны к процессу из-за меня.
- Вы тут ни при чем!
- Ха! Так вы признались, вы не можете!
- Несносная женщина!
- Ханжа, - огрызнулась она, ее любимый ответ на его раздражение. Она отставила тарелку, осторожно следя за ним. – Может, мы это исправим.
Анакин вздрогнул.
- Что?
Падме поднялась на ноги и медленно подошла е нему.
- Мне надоело ваше ханжество, мастер-джедай. По-моему, мне пора что-то с ним сделать.
- Правило первое.
Падме остановилась перед ним, нагнулась, но не коснулась.
- Я вас пальцем трогаю, Скайуокер? – Ее голос превратился в гортанное мурлыканье. – Скажите что-нибудь.
Он с трудом сглотнул, и она увидела признаки напряжения и нервозности, которые ассоциировались у нее с его финальной капитуляцией.
- Что угодно, если вы отойдете.
Она наклонилась вперед, обеими руками оперевшись на его сиденье, их лица сблизились – нос к носу.
- Она вас заводит, мастер-джедай? Кипит ли с ней ваша кровь, проходит ли дрожь по телу? Дарит ли она вам бессонные ночи, полные страстных поцелуев и образов потных рук и ног, сплетенных в горячих, пылких…
Его рука заткнула ей рот. Его глаза потемнели, бурное черное море, дававшее ей понять, что Анакин проигрывает борьбу со своим самообладанием.
- Вы играете с огнем, капитан.
Выскочил ее язык, облизал подушечки его пальцев. Самое быстрое и мимолетное из прикосновений, но его глаза в ответ вспыхнули, и она знала, что он знает, что она знает, какой эффект это произвело на него. Она вызывающе приподняла брови. Она почувствовала, как по его телу прошла дрожь. Она подняла руку, глаза поблескивали, и погрозила пальцем.
Взгляд Анакина перешел на него, и она ткнула его в руку и снова подняла палец. Он уронил руку, осознав, что сделал.
- Правило первое, Скайуокер. – Она нагло ухмыльнулась. – Это вы его нарушили, а не я.
- Я отвечу на ваш вопрос, если вы ответите на мой.
Губы Падме раздвинулись в усмешке. Она не отодвинулась, стояла все так же близко, и почти чувствовала эффект, который оказывала на него ее близость. Чего он не знал – так сколько силы воли ей требовалось, чтоб сдержаться.
- Я не могу отказываться от сделки.
Его глаза блеснули.
- Вы хвастаетесь или жалуетесь на ночи без сна, капитан?
Падме бессмысленно уставилась на него. Он знает. Эти слова эхом звучали в ее сознании, и она смотрела в его проницательные глаза. Он знает! Он знает про сны. Про фрустрацию. Он знает о твоих фантазиях и о… Она прервала поток сознания и выдавила дрожащую улыбку, отрицая его обвинение.
- Не знаю, о чем вы говорите.
- Да ну?
Она пожала плечами.
- Вы мне ничего не дали, от чего бы у меня могла быть бессон…
Между их губами так быстро сократилось расстояние, что Падме не успела подумать – только среагировала. Она открыла рот, оформляя слова, и тут он завладел им, и так резко, голодно, как одержимый – или доведенный до края. Его язык метнулся в открытую полость ее рта, резко завладевая им, а его руки распластались по ее спине и зарылись в ее волосы. Он потянул ее вниз, на себя, всем телом прижав к себе.
Руки Падме обвили его шею, жадно ища шелк его волос и быстро его найдя. Она погрузила руки по самые запястья, собственнически наклонив его голову и целуя его с не меньшим голодом. Она пила с его губ отчаяние, страсть и намек на растерянность. Она отогнала их, завладевая его ртом, и ее тело до боли молило завладеть его телом, ее колени оседлали его бедра, и она опустилась к нему на колени.
Опираясь на стену, Анакин поднялся на ноги, не прерывая поцелуя, не разрывая контакта, и Падме скорее почувствовала, чем услышала глухое биение в его груди. Ее колени скользнули по его бедрам, спустились по ногам и, наконец, ее сапоги снова коснулись земли. Он вторгся в ее рот, и она позволила ему, поддразнивая его зубами и кончиком языка, а огонь, распространявшийся из живота, охватывал ее руки и ноги, затуманивая мышление.
Этот поцелуй, столь отличавшийся от предыдущего, взбурлил в ней водоворот чувств и стер из ее сознания все внятные мысли. Существовал только Анакин. Он прижал ее к себе, и ее окатили его вкус и ощущение его близости. И знание, что она горит огнем, который может утолить только он.
Первым отстранился он, и она медленно открыла глаза, ее чувства бурлили, как будто ее пропустили через отрицательную перегрузку, и ей было сложно оформить членораздельное предложение. Его взгляд пылал, мрачный от подавленных эмоций и желания. Он прохрипел:
- Я не спал с Бэррис.
Она непонимающе смотрела на него, пока его слова медленно проникали в ее мозг. Она приходила в себя намного медленнее, чем обычно, руки-ноги все еще тяжелые, колени дрожали от поцелуя, потрясшего ее до глубины души и тела. Она пару раз сглотнула и прочистила горло, зная, что на ее лице явственно виднеется замешательство, которое не удается скрыть.
- Но… Царапины…
Невольно он крепче сжал ее в объятиях, и его пальцы собственнически распластались по ее спине.
- Она застала меня врасплох, в тот день, когда вы очнулись от лечебного транса. Это она мне по-своему сказала, что хочет возобновить то, что было. И прежде чем вы спросите – да, я ее поцеловал, или, скорее, она меня поцеловала.
- И вы ожидаете, что я поверю, будто вам не понравилось? – У Падме подпрыгнуло сердце, когда она восприняла подтекст его слов. Он не поддался чарам Бэррис? Но почему, ведь он так ждал встречи с ней?
Анакин криво улыбнулся.
- Нет. Потому что вы, наверняка, не поверите, даже если я скажу правду.
Она была вынуждена признать его правоту. Что бы он ни сказал, ее было не переубедить. Она отодвинулась и высвободилась из его объятий, придерживаясь рукой за скалу, шатко поднялась на ноги. Она смотрела на него, не понимая, в какую игру он играет. Целуется и с ней, и с Бэррис, и наслаждается обеими? Не выйдет с одной, так вот другая? Так, что ли? Придерживает запасной вариант, поразмыслив о ее словах насчет следующего поколения джедаев?
Она попятилась, осторожно наблюдая за ним, ища какие-нибудь признаки – вдруг она неправильно поняла его, но в данный момент он был почти совсем непроницаемым. Или ее мозг просто затуманило после поцелуя, и не удавалось объективно понять то, что она видела. Эта мысль бесконечно разочаровала ее, и она нахмурилась.
- Знаете, Скайуокер, я, наверно, не поверила бы, даже если бы вы сказали, что да. Впрочем, должна отдать вам должное. Вы явно знаете, как их всех на себя повесить.
Он сморгнул, ослепленный ее прямым обвинением – и непонятным к тому же.
- Что куда повесить?
Падме сделала шаг назад, скрестила руки на груди и собралась с мыслями. Она остановилась, поставив ногу в сапоге на близлежащий валун, и нагнулась вперед, опираясь на колено и молча рассматривая его. Он шутит или серьезно?
- Падме? Вы это о чем?
У нее показалась улыбка; кривой изгиб губ.
- Я имела в виду окружающих вас женщин, но если вы и этого не продедуктировали, то вы еще наивнее, чем я думала.
Он вспыхнул, выпрямляясь и поправляя одежду.
– Я знаю все, что надо.
Она шаловливо улыбнулась.
- О, уже? Просветите меня.
Он рывком поднялся на ноги, мрачно глядя на нее. Падме читала разочарование в каждой линии его тела, в сжатии одного кулака, тогда как вторая рука была расслаблена. Ненаблюдательный зритель ни за что бы не догадался, что его мрачный вид вызван чем-то большим, чем ее слова. Наблюдательный зритель легко бы заметил напряженный рот и взгляд, яростную пульсацию у основания горла, и заметил бы прерывистое дыхание.
Рассматривая его, Падме приняла вялую позу, зная, что он ни за что не просечет мимику, в отличие от нее, и вздернула голову, видя, как он борется сам с собой. Ее ухмылка стала шире.
- Надо просвещаться, а не просто знать, Скайуокер. Конечно, вы же джедай… обязаны знать, в чем разница между знанием и опытом.
Он встряхнулся, и она практически увидела, как он окутывает себя Силой, позволяя ее энергиям смыть его разочарование. Но на этот раз Падме еще и увидела, что он с трудом смог окутать себя, что ему нелегко далось отогнать чувства, несмотря на статус Мастера невидимой силы.
- Знаю, - мягко ответил он, с его лица отхлынуло напряжение. – А еще знаю, что вы специально меня подкалываете. В чем дело, капитан, от одного поцелуя у вас бессонница не начнется.
Ухмылка Падме осталась неизменной.
- От поцелуя-то? Как я уже говорила раньше, пока вы не решили пойти на сближение: вы мне ничего такого не дали, чтоб я ночами не спала. Может, если бы вы избороздили галактику, как я, вы бы поняли, почему.
Его взгляд сузился.
- А сколько у вас было… связей, капитан?
Падме выпрямилась.
– Намного больше, чем у вас, мастер-джедай. В своем выборе я не была настолько ограниченной, и сама не ограничивалась. В отличие от джедаев, меня никогда не связывал никакой кодекс, кроме моего собственного.
- Аморального?
Падме усмехнулась.
- Уверена, что вы его таким видите. А почему бы вам на пару минут не отвлечься от вашего драгоценного ордена и не оглянуться вокруг. Не на меня, не на Бэррис, а на те культуры, в защиту которых вы с товарищами кровь проливали. Только потому, что мы другие, мы ничуть не менее стоим уважения с вашей стороны. В отличие от вас, я не ограничиваюсь только тем, что сама знаю.
- Я никогда не говорил…
- Вас не спрашивали. – Ее улыбка пропала. – Вы с самой первой встречи осуждали меня из-за моей профессии и воображаемых гнусностей. Чудовищно низменное прошлое, которое вас мучает, и вы не расспрашиваете, вы заранее решили! В отличие от вас, я не претенциозна, я такая, как есть, мастер-джедай. Я – битая жизнью, озлобленная женщина, которая хочет сделать галактику лучше и при этом заработать пару кредиток.
- И в процессе переспать с половиной галактики.
- Ха! – Она скрестила руки на груди. – Скажу-ка я вам, что я очень разборчива в связях – во что вы не поверите, правда? Вы уже осудили меня и вынесли мне приговор: «Виновна!» - без капли доказательств, что я настолько распущена, как вы обо мне возомнили!
- Ваши действия говорят за себя, капитан.
Падме сощурилась.
- Тогда мои действия были неправильными. Я думала, что увидела в вас родственную душу. Человека, которого выдернули из обычной жизни – силой, а не по собственной воле. Я подумала, что увидела близкий характер, который поймет, посочувствует. Человека, который различает, что к чему. А теперь просто вижу, что все эти ваши хваленые джедайские учения о понимании и принятии – не более чем пропаганда.
- А теперь кто делает допущения? – ровно вопросил Анакин. – Если вас это так тревожит, почему бы вам не взять и не уйти?
- Я уйду – не буду тут торчать, раз я не нужна. Пока, Скайуокер.
У Анакина отвалилась челюсть – она развернулась на каблуках, отправилась в самодельную палатку, взяла куртку и двинулась на выход из лагеря, обратно в ущелья и разломы, днями пути отделявшие ее от единственного оставшегося суубатара.
Анакин запоздало кинулся вперед и схватил ее за локоть, не выпуская из лагеря. Он застыл – ему в лоб внезапно уперся холодный металл Падминого бластера, дуло выдавило между глаз круглую отметину.
Карие глаза Падме были жестоки, как бластер.
- Уберите руку.
Анакин убрал – медленно, по очереди разжимая пальцы, и отвел руку. Под тем углом, под которым на него уставилось дуло бластера, было отлично видно, что он снят с предохранителя, а курок взведен. Она пристрелит его, если захочет, и ему ничем не удастся ее остановить. Он облизнул губы, глядя не на дуло, а дальше - в холодные глаза Падме.
- А как же… как же ваш гонорар?
Падме попятилась, по-прежнему вдавливая бластер ему в лоб промеж глаз, пока не отошла от него на длину вытянутой руки.
- В отличие от некоторых джедаев я знаю, я никогда не дезертирую с работы, неважно, много или мало мне платят. Я вернусь, но только когда буду готова. Компания занудная.
Давление на лоб Анакина внезапно пропало, и Падме вошла обратно в каньон, отделявший их маленький лагерь от реки. Падме одним глазом следила за входом, бластер в руке, а вторым – за дорогой. Довольная, что Анакин за ней не гонится, она продвинулась дальше в каньон.
Сегодня утром он вытрепал ей все нервы, и ей требовался покой и тишина – немного побыть одной. Переоценить свое положение и поразмыслить над перспективой. И, увы, она знала, что это ей потребуется.
---------
Падме собиралась его убить, - так она решила, бросая очередной оторванный лист с обнаруженного деревца в бурлящие воды реки. Просто за высокомерие, эгоизм и необоснованные выводы, которые он сделал о прошлом, которым она, по идее, должна была жить. Разговоры о поспешном принятии решений. Она нахмурилась.
А что она сделала, дабы его переубедить, задумалась она, глядя, как листья исчезают за излучиной реки. Ее губы изогнулись. Нет. Ничего не сделала. Она побуждала его дурно думать о ней, думать, что она – потаскуха, легкодоступная женщина без моральных ограничений. Она потерла лоб, пытаясь расслабить морщину над глазами.
У нее болела голова, и не только от напряжения недавно вылеченного тела, прошагавшего больше, чем следовало. Будь она проклята, его смазливая шкурка.
- Я, наверно, спятила, - мрачно пробормотала Падме, стряхивая листья с целой ветки и неистово швыряя их в воду. Она смотрела, как они кружатся и несутся, одни затягивает под воду, другие течением уносит к берегу. Совсем как ее мятущиеся чувства.
Будь она проклята, его смазливая шкурка! – хотела она крикнуть от разочарования, но не отважилась; она не смогла отойти на достаточное расстояние от лагеря – только что исцеленные увечья запротестовали болью. Приплыли, мрачно подумала она. Я скорее заору на него, чем из-за него. Приятнее.
По крайней мере, у него появилось оскорбленное выражение лица.
Она скривилась, отодрала ветвь от растеньица и с отвращением шваркнула ее в воду.
- Ты размякла, девочка, - горько сказала она себе. – А все из-за пары голубых глаз, подходящих по цвету к небу планеты, на которую ты, скорее всего, никогда не вернешься. – Она вздохнула, в ней волной поднялось чувство тоски, и она оперлась спиной на стену каньона, глядя на реку, но на самом деле не видя нее.
Вместо нее она видела горные цепи Набу, над ними – сугробы облаков в чистом сапфирном небе. Она видела воды озерного края, мерцающие и чистые, песчаное дно, видимое даже на самой глубине – такой мираж. Она видела пышные зеленые леса, заболоченные районы. Все воспоминания, хоть и мимолетные, но не тускневшие со временем.
Все воспоминания девочки-подростка, которая давным-давно выросла.
Падме присела на берегу реки, опустив руку в холодную воду, омывавшую ее кисть и пальцы. Та девчонка бы ухватилась за шанс, если бы ей его предоставили. Она бы, вероятно, запала на Анакина в первые пять минут и по-собачьи увивалась бы за ним, преследовала бы, пока бы не получила ожидаемого ответа. Она покачала головой. Не особо похоже на женщину, которой она стала – за исключением мотива.
Эта девочка стремилась бы к долгой и счастливой совместной жизни, а женщина, которой она стала, давно не верит, что подобное возможно.
Она рывком поднялась на ноги и дала воспоминаниям ускользнуть, ожесточив сердце в ответ на чувства, которые всегда приходили, запирая их глубоко в укромных уголках сознания. У нее была работа. Работа, которая ей не особенно нравилась, но надо же ее выполнять. Она выполнит ее, потому что ей за это деньги заплатят, и возможно, только возможно, когда-нибудь она столько заработает, что очистит свое имя и уедет домой.
Вода шептала вдоль берегов за ее спиной, и она повернулась на каблуках и отправилась обратно в лагерь. Ей требовалось поговорить со Скайуокером – только для того, чтоб он понял.
----------
Зайдя в лагерь, Падме нахмурилась, заметив, что там неестественно тихо.
- Скайуокер?
Сразу не последовало ответа, и ее рука метнулась к рукояти бластера – ее охватило чувство неловкости. Она вынула бластер из кобуры, перехватила его поудобнее и взвела курок.
- Скайуокер!
На ее зов не откликнулось ни звука, но чувство неловкости возросло, расползаясь по животу и связываясь в холодный узел страха. Она проигнорировала его, медленно идя по стенке вокруг лагеря, держа бластер наизготовку. Тишину нарушало только журчание реки, замедлявшейся и образовывавшей прудик в дальнем углу лагеря.
Признаков борьбы не было. Лагерь был таким же, каким она его оставила, но Падме чувствовала, как волосы на затылке поднимаются дыбом. Где Скайуокер?
Тарелки, оставшиеся с завтрака, были вымыты и аккуратно составлены стопочкой у потухшего кострища. Одеяла висели на самодельной сушилке, слева пристроенной к палатке, подальше от реки. Полотнища палатки были подняты, но под таким углом зрения она не видела, что там внутри. Осторожно переставляя ноги, она двинулась к виясщим одеялам и открытой палатке. Она осматривалась. Откосы утеса были пусты, вздымаясь к небу, над головой у нее на ветру плясала пыль.
Падме снова переключилась на лагерь и сильнее нахмурилась - ей не удалось определить, что не так. Просто у нее было чувство, что случилась беда, и она понятия не имела, какая. Просто казалось, что она идет в ловушку, что за ней наблюдают. Она остановилась, прищурившись – уловила как будто шелест ткани по камням. Мягкий звук, почти совсем заглушенный ветром и веселым журчанием реки.
Она развернулась – ее ущипнули за шею, и она опустила бластер, переведя его на стену.
Ничего.
Она шлепнула себя по шее и почесалась, обнаружив маленький дротик, на пальцах оказалась кровь. Она вырвала и бросила дротик на землю, снова оборачиваясь и щурясь.
Опять ничего.
- Кто там, покажись!
Хихиканье, еле слышное в шуме потока, вынудило ее еще раз развернуться. На этот раз она боковым зрением приметила чье-то движение, и незнакомый крошка-гвурран, отлично мимикрировавший на фоне скалы, зубасто улыбнулся ей. Он помахал рукой, выставив трубку, из которой стрелял дротиками.
Падмин бластер выплюнул луч, и гвурран отшатнулся, ругаясь на ломаном анозианском. Она перевела бластер, прицелилась и еще два раза выстрелила, в третий раз попав ему прямо в ногу, и он грохнулся со скалы на крышу самодельной палатки. Ткань продержалась полсекунды и изящно сложилась вовнутрь, визг крошки-гвуррана затерялся в складках.
Не обращая внимания на покалывание в пальцах рук и ног, Падме двинулась к куче мале, искренне уверенная, что это создание тут одно. Но с чего это оно напало на нее? Она запнулась, нога вдруг онемела, и она чуть было не шлепнулась на поверженную палатку.
Гвурран выпутывался, ткань заглушала его слова. Наконец он выкарабкался, как раз в тот миг, когда у Падме отказали колени. Она поймала его, схватила за горло и подтащила к себе.
- Ты зачем напал? – рявкнула она. – Что ты со мной сделал?
Гвурран издал горестный вопль, яростно вырываясь из душащих его рук. Падме почувствовала, что руки немеют, и сжала их сильнее. В руках начался спазм, и гвурран выскочил, ругая ее за грубость. Она пыталась поймать его, но ее тело внезапно отказалось повиноваться ей.
За ней кто-то дал о себе знать, отбросив тень на ее распластанное, беспомощное тело. Только по шелесту плаща она могла догадаться, кто это.
Гвурран издал возмущенный вопль, бешено извиваясь в душащих его руках. Падме почувствовала, что руки немеют, и сжала сильнее. Начался спазм, и гвурран выскочил, ругая ее за жестокость. Она попыталась поймать его, но ее тело внезапно вышло из-под контроля.
За ней кто-то дал о себе знать, накрыв своей тенью ее распростертое, беспомощное тело. Только по шелесту плаща стало ясно, кто это.
- Наигрались? Тогда уходим.
Падме пыталась повернуть голову и злобным взглядом ответить на знакомый надменный голос, но по ее телу распространилась летаргия, отнимая способность двигаться и дар речи. Яд сделал ее беспомощной, как младенца.
Бэррис присела на корточки у головы Падме и проверила ее жизнеспособность, и ее татуированные губы тронула довольная улыбка.
- Надо поговорить, капитан. Только на нейтральной территории, и выберу ее я. – Осклабившись, она поднялась на ноги. – У вас нет выбора.
Падме изо всех сил пыталась пошевельнуться, но удалось только подергивание конечностей. Дар речи оставил ее, и язык лежал во рту мертвым грузом. Она возмущенно замычала, метая на Бэррис убийственные взгляды и обещая расквитаться.
Бэррис отошла чуть в сторону и мановением руки подняла ее в воздух силой телекинеза. Она тонко улыбнулась.
- Понимаете, капитан, я не могу вам позволить видеть дорогу.
Падме сощурилась. Кажется, теперь ей повиновались только глаза. О, Бэррис за это заплатит. Медленно, мучительно, способом, до которого додумается только полетавший да поездивший контрабандист.
Бэррис коснулась висков Падме, нашла точки давления, и Падме пыталась дернуть головой, отвернуться, лишь бы стряхнуть эти руки. Добавилось убеждение Силой, которого она ожидала и с которым стала бороться.
Без толку.
Когда убеждению Силой был дан отпор, Падме почувствовала, что Бэррис применяет знание, какую точку нажать, чтобы отключить ее. Она боролась с этим, боролась сильнее, чем когда-либо в жизни, и с радостью увидела, как напряглось лицо Бэррис, вынужденной еще сильнее сконцентрироваться, дабы достичь цели.
Но Падме, обездвиженная ядом, с которым невозможно было бороться, наконец, по-прежнему пытаясь сопротивляться, впала в беспамятство.
