Глава 9Глава 9: «Саша Скрепкин: попытка побега»
С каждым часом ситуация становилась все безнадежнее. В подвале холодно, прямо чувствую, как простужаюсь. Здравствуй, воспаление легких. Правда, в нынешней ситуации, боюсь, это самая меньшая из моих проблем.
Тем не менее, чувствовал я себя прескверно – сжался в углу, дрожа от холода, синяки и ссадины, оставленные отцом, сильно болели. А ведь раньше мне приходилось испытывать эти ощущения достаточно часто. Отец в те времена избивал меня регулярно. И я, точно так же, забивался в какой-нибудь угол, переживая там обиду и боль. И никого не интересовало, заболею я или нет. Даже если заболевал, меня, конечно, никто не лечил. Да я и предпочитал ходить в школу и больным, только бы дома не оставаться. До сих пор не понимаю, как жив остался.
А, главное, для чего? Чтобы теперь снова испытывать те самые, полузабытые, ощущения? Жизнь сделала круг и замкнулась.
А ведь это только я, и никто другой, во всем виноват. У меня же все было – дом, отец, брат. Ну да, они меня не любили… Но ведь и так в семье любят далеко не всех. А ситуации, когда в семье одного ребенка любят, а другого (особенно если он приемный) нет, вообще случаются сплошь и рядом. Мне бы радоваться тому, что у меня есть крыша над головой, что я всегда сыт и одет, что никто меня не мучает.
Но нет, мне все было мало. Не хватало того, чего у большинства и так нет, любви мне подавай. Да, может, на мою долю высшие силы этого блага вообще не выделили? Я же и так получил много, особенно если учесть, что раньше у меня не было вообще ничего. Я должен был просто жить и быть бесконечно благодарным Ее Величеству Судьбе и господам Орловым. Да даже если бы мне предложили роль слуги в их доме, все равно это гораздо лучше, чем быть воспитанником детского дома. А я считался приемным сыном Орлова. И пусть надоедливым и нелюбимым, но все же братом Дениса.
Мне хотелось большего, и я стал роптать на судьбу. Более того, своенравно отказался от великого подарка, который был мне сделан. Отверг то, что было даровано свыше, и ушел на улицу, вникуда. Я почти вижу презрительную усмешку Орлова. Я понимаю теперь, почему он был так резок со мной – тоже считал, что дал мне достаточно, а я требую большего, как последний эгоист. Наверное, когда мой труп найдут где-то на свалке, Орлов подумает, что я получил по заслугам. А, скорее всего, ничего не подумает. С чего бы это ему думать обо мне? Просто сочинит для журналистов пламенную речь, вдохновенно, как только он умеет, ее расскажет и заработает себе очередное повышение рейтинга. А про меня забудет сразу после выступление.
Так мне и надо – как только я отказался от сытого и обеспеченного настоящего, меня сразу же нагнало жуткое прошлое, полное холода, отчаяния и боли. И случилось это потому, что, быстро привыкая к хорошему, я уже практически забыл о нем. А забывать нельзя никогда и ничего.
Тут я заметил, что по моим щекам медленно текут слезы, и с раздражением смахнул их. Веду себя, как нытик и тряпка! Видимо, погружение в прошлое вышло для меня слишком уж полным. Я забыл то, чему научился в новой жизни, забыл, что, в общем-то, уже давно не являюсь забитым хлюпиком, упивающимся жалостью к себе.
Ведь именно это я и делал – размышлял о том, как все плохо, фактически, сдался судьбе. Видимо, это все шок от столкновения с прошлым в лице отца. И сам я превратился в себя же из прошлого. Но я не собираюсь таковым оставаться! Можно сколько угодно винить себя и думать о том, как все плохо. Но я ведь еще жив. А значит, есть шанс изменить ситуацию. В конце концов, я уже раньше оказывался в качестве заложника, и ситуация тоже была достаточно фатальной.
Правда, тогда со мной был Денис. Вот ведь проявление эгоизма – конечно, я ни за что не хотел бы, чтобы брат оказался со мной сейчас в этом подвале. Если понадобилось, жизнь бы за это отдал. А все же признаю, что с ним было бы легче. Просто потому, что нас было бы двое. Нет, нельзя, ни в коем случае нельзя так думать! Злясь на самого себя, я встал и, не обращая внимания на боль, стал ходить взад-вперед по своей камере.
Наверное, ходьба помогала, но из просто пораженческих мысли стали боле-менее дельными.
Так. Какова вероятность того, что опекун будет мне помогать? Не хочется признавать это, но близка к нулю. Во-первых, уже будет чудом, если Денису удастся найти отца. Насколько я знаю, Орлов в командировке, далеко отсюда. А связаться с ним в подобных случаях всегда было проблематично – считалось, что мы с Денисом и сами можем о себе позаботиться, не маленькие. А если что серьезное, у нас есть слуги и охрана. Так что для того, чтобы просто обрисовать Орлову сложившуюся ситуацию, Денису придется совершить чудо. Но вот вероятность этого, хоть и не особо велика, но все же есть. Брат у меня упрямый. Если что решил, хрен остановишь.
Итак, предположим, что с отцом Денис связался. И дальше что? Вот дальше и наступает она – нулевая вероятность.
Это я к тому, что шансов на то, что Орлов за меня впишется, практически нет. Кто я ему? Надоедливый мальчишка, которого пришлось против воли взять в семью и который его ежедневно безмерно раздражает. Я почти уверен, что, если бы не было моего глупого побега и последующего похищения, все равно Орлов нашел бы способ избавиться от меня. А так способ сам нашел его. Прям подарок судьбы.
Правда, с Денисом у Орлова могут возникнуть проблемы. Если опекун просто бросит меня здесь на произвол судьбы, мой брат это очень не скоро простит. Но ведь Орлов крутой бизнесмен и тертый калач. Уж он-то сможет выкрутиться из этой ситуации. Денис, конечно, тоже не лыком шит, но до отца в искусстве манипуляции ему все же далеко. Так что нормально он будет к папе относиться, никуда не денется.
Я устал ходить и остановился, прислонившись к холодной стене. Садиться не стал – тогда могу и не встать, учитывая мое состояние. Но размышлять продолжил.
Итак, с вероятностью того, что мне будет помогать Орлов, разобрались. Пункт два – вероятность того, что мне станет помогать Денис. Вот она просто зашкаливает, приближается к ста процентам. Почему я так уверен, не смотря на наши с братом сложности последнего времени? Во-первых, его голос по телефону. Пока не услышал, был убежден, что брат воспримет мой уход с облегчением. Но дрожащий и взволнованный голос Дениса явно свидетельствует о том, что я ошибался. Скорее всего, брат волновался после моего ухода и даже меня искал. А теперь чувствует вину.
Во-вторых, даже если бы Денис продолжал на меня злится, все равно вероятность того, что попробует помочь, даже когда Орлов откажется, велика. Хотя бы стоит вспомнить историю с отморозками, с которыми мне помог справиться брат. Хоть он и вел себя порой совершенно по-хамски, если у меня действительно были проблемы, всегда приходил на помощь. Да он и в лагере таким был.
Нахлынули непрошеные воспоминания. О том, о чем мы с Денисом почти что забыли. То, как вдвоем были заложниками, без малейшей надежды на спасение. Но тогда нас было двое. Теперь я один.
Знаете, когда со мной в плену находился Денис, я даже о себе не думал. На это не было ни времени, ни сил. Даже зная, что Орлов сына в беде не оставит, я все равно очень волновался за Дениса. Моя же судьба отошла на второй план. И это было правильно. Хотя бы потому, что Денис, я знаю точно, тоже думал в первую очередь обо мне, не о себе.
Я вспомнил лагерь, то, как Денис мне помогал. Фактически ведь для него не было никакой выгоды от дружбы со мной. И, честно говоря, я до сих пор не понимаю, почему он выбрал именно меня. Зная брата, могу только предположить, что это оттого что я, единственный из всего лагеря, не выказывал желания дружить с самим Денисом Орловым. И потому что и остальным казался наименее вероятным кандидатом на эту роль. А Денис всегда любил поступать вопреки ожиданиям.
Тем не менее, я должен был быть ему благодарным, а не вести себя как эгоист.
Конечно, можно сидеть тут сложа руки и ничего не делать, только жалеть себя и размышлять о том, как Судьба несправедлива ко мне. А в это время мой брат будет, сбиваясь с ног, искать способ меня спасти. Или хотя бы найти моего отца и Олесю. А, если Денис ищет, он всегда найдет. И есть основания опасаться, что окажется в положении, сходном с моим нынешним. Чего я брату ни за что не желаю.
Вот раздались шаги. Судя по звуку, Олеся. Для очередных действий отца слишком рано. Проведать меня идет? Что ж, настало время действовать.
Шансов мало, но и другого варианта тоже нет. Страха я не чувствовал, только сплошной адреналин. И до сих пор не могу понять, как мне это удалось. Но с Олесей я справился. Возможно, еще и потому, что она не ожидала сопротивления от забитого пленника. А совершенно напрасно…
Я спрятался в темном углу. А когда Олеся подошла поближе, вырубил ее точным ударом в шею. Меня учили этому на уроках самообороны. Я знал, что очнется она скоро. Дверь осталась открытой, надо бежать.
Это потом я понял, что, на самом деле, у меня не было ни одного шанса на успешный побег. Да, я считал, что, раз хожу на занятия по самообороне и слежу за своей физической формой, то теперь уж больно крут. Ощущал себя чуть ли не героем боевика. А кем на самом деле был? Всего лишь подростком, который собрался противостоять матерому зеку и бывшей детдомовке. Вообще чудо, что получилось с Олесей. А вот проскочить мимо отца шансов не было ни одного. Но тогда я не думал об этом.
Я крался к выходу, и даже начало казаться, что все получится. Но, когда я был уже близок к цели, меня окликнул отец. Возможно, он ждал, что я снова испугаюсь и застыну на месте. Но на этот раз сдаваться так легко я был не намерен. Хотя бы потому, что выхода другого у меня все равно нет. Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть. Я побежал. Полагал, что отец кинется за мной вдогонку. И мне останется только полагаться на то, что я бегаю все же быстрее. Ну и на то, что сумею добраться до машины, быстро завести ее и уехать.
Теоретически план не так уж и плох. Бегаю я быстро, да и машину водить умею, научил один из охранников Орлова. С ними у меня сложились вполне нормальные отношения, не то, что у Дениса. Потому что, в отличие от брата, я понимал, через что они прошли и сколько всего умеют, и уважал их. И они иногда мне помогали. Практики вождения у меня, конечно, маловато, но уж уехать отсюда на максимально возможной скорости я бы смог. А уж отсутствие прав на данный момент самая маленькая из моих проблем.
Итак, все могло бы получиться. Вот только я недооценил ни серьезность ситуации, ни то, каким чудовищем стал мой отец. Нет, я слышал, конечно, что в тюрьме все пороки людей только усугубляются, и что никто еще оттуда не вышел исправившимся. И да, отец и раньше был мерзким типом. И все же того, что произошло, я не ожидал.
Я не успел добежать до двери, как раздался оглушительный хлопок, уши заложило. Потом пришла жуткая боль, и я запоздало понял, что этот хлопок – выстрел. Родной отец выстрелил в меня!
В меня раньше не стреляли, я не мог понять, серьезны повреждения или нет. Тогда мне казалось, что я умираю. Проваливаясь во тьму, я жалел о том, что с Орловыми так вышло.
Но, вопреки моим ожиданиям, я очнулся. Судя по всему, лежал на диване. И подняться с него без посторонней помощи, конечно, не смог бы. Болело все тело, я вообще не понимал, как еще думать могу. Хотел приоткрыть глаза, но спустя мгновение понял, что это плохая идея. Я слышал голоса отца и Олеси, говорили обо мне. Поэтому решил притвориться, что еще не очнулся. Хоть узнаю, что они теперь намерены со мной сделать. И, не смотря на плачевное состояние, разговор я запомнил:
- Ну вот. Теперь из-за твоего щенка у нас могут быть проблемы.
- Позволь тебе напомнить, киска, это была и твоя идея тоже.
- Да я тебя и не обвиняю. Просто, что мы теперь делать с этим полутрупом будем?
- Да ничего, в принципе. Нам же главное, чтобы он протянул до того момента, как к нам Орлов явится.
- Может и не протянуть…
- Ну тогда закопаем его и свалим из города.
- Слушай, я ведь тоже далеко не святая. Но как ты можешь так о родном сыне?
- А ты его пожалела? Напоминаю – этот родной сын тебя по голове огрел и чуть не сбежал. Вот тогда у нас точно проблемы были бы.
- Да не в жалости дело. Ты же знаешь – мне никого не жаль. Просто если он подохнет раньше времени, нам Орлова сюда заманить не удастся.
- И что ты предлагаешь?
- У меня аптечка есть. Можем поместить его в комнату, на кровать, и я сделаю ему перевязку.
- Перевязку делай, а комната слишком жирно будет. Откуда этот выродок сбежал, туда и вернем.
Меня грубо схватили и потащили в опостылевшую камеру, притворяться, что я без сознания, уже было глупо. Дотащив до места, отец грубо швырнул меня на пол, пообещав, что еще одна выходка, и я труп. Как будто я мог бы, даже при желании, что-то сделать в таком состоянии! Да и не до того было – я пребывал в глубоком шоке.
Я многое в жизни испытал, да. И регулярные побои и унижения в родной семье, и в школе и лагере, да плен у банды Таймыра, в конце концов. Но этот подслушанный разговор оказался просто пиком жестокости.
Я знал, конечно, что отец меня не любит. И даже знал, почему. Но столкнуться с такой ненавистью… Может ли человек так ненавидеть родного ребенка? Или это уже не человек? Мне стало по-настоящему жутко, словно я попал в ночной кошмар, из которого нет выхода. И как же хотелось проснуться! Снова оказаться в особняке Орлова, пусть опекун опять будет смотреть мимо меня, как мимо пустого места, пусть Денис будет считать надоедливым бедным родственником… Но у меня будет семья и крыша над головой, и я буду довольствоваться тем, что есть.
Конечно, проснуться не удалось. Потому что я не спал. А вот умереть, не смотря ни на что, мне не хотелось. Знаю, некоторые на моем месте сочли бы это приемлемым выходом… Но я, как человек, побывавший во многих передрягах, умею ценить жизнь, какой бы она ни была… Пусть даже я валяюсь холодном сыром помещении, и мне делает перевязку бывшая мачеха Дениса.
К слову, Олеся делала перевязку вовсе не так плохо, как можно было подумать. Мягко и стараясь причинить как можно меньше боли, прям заботливая мамочка. Но я знаю правду – ей нет никакого дела до меня. Более того, она, как и отец, не планирует после завершения плана оставлять меня в живых. Ей только нужно, чтобы я протянул до того времени.
Но, так или иначе, после перевязки я почувствовал себя значительно лучше. Еще повезло (если это слово применимо к моей ситуации), что пуля прошла навылет. Сомневаюсь, что Олеся сумела бы ее достать, если бы та застряла… Тогда бы меня точно добили и закопали.
После того, как сделала перевязку, Олеся надежно заперла меня (будто я могу куда-то деться) и удалилась.
И вот тут-то меня накрыло. Когда я сидел на полу, бродил по ставшему для меня тюрьмой помещению, пытался сбежать, на тоску и апатию просто не было времени. Признавая фатальность ситуации, в которой оказался, я все же не предавался тоске по этому поводу. Я не сдавался, пытался что-то сделать…
А вот теперь выхода действительно нет. И я не сомневался в том, что, так или иначе, моя смерть – лишь вопрос времени. Когда отец меня избил, я на подсознательном уровне все равно не воспринимал ситуацию, в которой оказался, как смертельно опасную, даже при том, что именно так о ней и думал. Просто отец меня частенько бил в детстве, и я все же до сих пор жив. Даже зная, что случилось с мамой, я все равно не верил в то, что родной отец действительно меня убьет. До этого выстрела.
Теперь абсолютно ясно – Скрепкин – мерзавец и псих, у него нет ничего святого. И мне не выйти из этого помещения. И последними моими воспоминаниями о жизни будут и ссора с Денисом, и плен, и побои, и выстрел, и нынешняя безнадега.
Так зачем же вообще она была нужна, моя жизнь? Если в ней не было самого главного – любви. Меня не любила родная семья, не любила приемная, да и сам я влюбиться не успел.
Только в глубине души я знал – Денису на меня не плевать. Даже если он меня не считает братом, искать меня будет обязательно. Но теперь я знал точно – я не хочу, чтобы Денис меня нашел. Лежа в холодном мрачном помещении с пулевым ранением, я молился о том, чтобы Денис не встретился с этими людьми. Потому что они ни перед чем не остановятся, убьют его и глазом не моргнут. А, если моя жизнь кончена, у брата все еще впереди. И больше всего на свете я хочу, чтобы у него все было хорошо.
