Серое, алмазноеДжой Корд гадает на кофейной гуще. Не то, чтобы она в это верит – просто аромат кофе, исходящий потом весь день от её пальцев, чуть ослабляет головокружение.
Чёрное пятно, безобразно и бесформенно въевшееся в её кожу, к третьему дню вдруг вознамерилось принять размытые – тушью под дождём – очертания; прижимая ноющую руку к груди, Джой забирается на подоконник, закрывает глаза.
Какой сегодня туман, Шерлок. Это ведь слизеринская стихия – дождь, туман, осеннее ненастье. Знаешь, мне представляется, что Салазар носил только чёрное и был до безумия влюблён в безукоризненно-правильную леди Ровену; потому что если мы любим – то всегда безумно. Что?.. Я снова искажаю историю? Твоей занудливости стоило бы отдать первый приз, Шерлок. Шерлок?..
Старый спаниель с явным неодобрением косится на дверь.
- Мистер Долохов, хозяйка. – Бертран, домашний эльф, служивший трём поколениям семьи Корд, смотрит на «барышню» печальными зелёными глазами.
- Какого чёрта ему здесь нужно? – у «барышни» ноет всё тело, и ей абсолютно плевать на традиции аристократического гостеприимства.
- К сожалению для нас обоих, мисс Корд, Тёмный лорд назначил меня вашим наставником. – Вопреки всё тем же традициям, он стоит не в холле, а у порога комнаты – насмешливая сталь длинных глаз, жемчужно-серые перчатки на холеных руках.
Спаниель тихо и угрожающе рычит.
- Вы ему не нравитесь, - почти радостно сообщает Джой. Ей донельзя хочется сказать «и мне тоже» - она ненавидит, когда в её доме находится кто-то чужой, стесняет своим присутствием, да ещё и говорит, что ей нужно делать.
- Увы, это недостаточный повод для того, чтобы я закончил жизнь самоубийством. Так я могу войти?
- Конечно. Учитель, - едва заметной строптивой насмешкой звучит её голос.
Долохов едва заметно улыбается. Он знает, когда ставить зарвавшихся девчонок на место, а когда промолчать, раздражая их ещё больше.
Джой рассматривает его исподтишка – брови вразлёт, от переносицы – к вискам, прямые ресницы, чёрные ободки вокруг серой радужки.
Хорош, мерзавец. Наверняка полукровка, - мстительно думает она.
- Я почти ничего не слышал о Кордах. Вы эмигранты? – злонасмешник рассеянно перекручивает на пальце алмазный перстень, непринуждённо садится в кресло.
- Видно, вы не бывали во Франции.
Джой тоже не бывала во Франции. Она считает себя англичанкой во всём – в дождях, туманах, серебряных кофейниках и длинных мундштуках, в серьёзности, эгоизме и шекспировских сонетах. Тем не менее, Корды французы - пятнадцатый век, лучистая готика сквозь призму Виктора Гюго, лилии и химеры.
Так и было: Corde – Монтекки, Lestrange – Капулетти.
История, прочем, развивалась вне сюжета маггла по имени Вильям. Потомкам двух аристократических родов, младшим ветвям, в какой-то момент стало тесно в прекрасной Франции. А в Англии, на каменно-туманном острове, Монтекки и Капулетти стали тянуться друг к другу, как к отголоскам грассирования в речи, как к огромным белоснежным лилиям среди чопорных чайных роз.
Ромео и Джульетта появились, конечно. И поженились – Эдмон Корд и Рамина Лестрейндж; а трагедия всё же произошла, ибо, родив дочь, Рамина умерла, и это значило пресечение династии Кордов.
Нелепая, странная, нескладная история, ставшая бы, возможно, длинным, растянуто-карамельным романом. Но Джой Корд никогда не пишет о своих родителях.
- Helas, не был. Британия навсегда останется моей непризнанной родиной, - Долохов привычно откидывает с лица прядь волнистых волос.
И не признавшей меня. О, жестокая!
Антонин привык иронизировать даже про себя. Иногда он думает, что когда-нибудь точно захлебнётся в своей желчи. Но только иногда.
- Скажите, Долохов…
- Антонин.
Антонин, девочка. Для слизеринцев разница в двадцать лет не имеет особенного значения.
Джой кивает, рассматривает рукава блузки, натянутые до кончиков пальцев.
- Скажите, Антонин, чему вы будете меня учить? Круциатусу? – она вскидывает взгляд на наставника.
- А вы этого хотите? – ореховый цвет сталкивается со стальным. Холодные тона всегда сильнее тёплых.
Поймал.
- Если мне это понадобится, да. – Джой Корд пытается изобразить невозмутимость.
- Значит, буду. – Тон – «само собой разумеется».
Эта молчаливая строптивость даже забавна. Как будто она не хочет никого впускать на свою территорию… что ж, вполне естественное желание. Правда, теперь – невыполнимое. Когда ты поймёшь, девочка, что больше не принадлежишь себе? Кому угодно – Тёмному Лорду, Грандиозным Планам… мне, если уж на то пошло. Но только не себе.
- Почему Белла никогда не рассказывала мне о наставниках? – решает перевести разговор девушка. – Кто учил её?
Долохов выдерживает паузу, развязным движением (как у себя дома!) наливая себе кофе.
- Возможно, она не говорила тебе об этом, потому что её Наставником был Тёмный Лорд? – он щурится, полоснув Джой острой сталью из-под ресниц.
Беллу мучают кошмары. Она снова просыпается, прерывая тихий стон – нет, нет, я не делала этого!..
И снова – непривычная кровать, и снова – никого нет рядом.
- Руди, Руди! – по-детски обхватив колени руками, зовёт Белла, такая бесстрашная днём.
Руди сидит за столом, загораживая собой свечку, что не разбудить жену. Он часто засиживается по ночам, после переписки ещё пытаясь читать любимую нумерологию.
- Я здесь, Белла. Что ты?
- Я боюсь, Руди, - шепчет Белла слова, за которые сейчас же возненавидит себя.
Она обвивает руками шею мужа, утыкается в медно-красные волосы, обхватывает коленями его бёдра, фактически повиснув на нём.
Родольфус, крепко прижав Беллу к себе, ходит по комнате, убаюкивая её, как маленького ребёнка.
- Ты не можешь быть безжалостной, - тихо.
- Могу, могу! – зло вскрикивает Белла. – Я буду безжалостной!
Я научусь быть безжалостной, милорд. А Руди – тонкий, тёплый, домашний – он ничего не понимает. Я научусь. Ведь вы не зря называете меня своей безжалостной девочкой.
- Тёмные искусства, Беллатрикс, - всплывает в её сознании его голос, - требуют от человека не только знания заклинаний и чистоты движений, - они требуют полной власти над своим сознанием. Ты должна чётко сознавать цель, и ты чётко должна разрешить себе Запрещённое Заклятье ради этой цели. Понимаешь?
- Понимаю, - Белла серьёзно закусывает губу, направляет палочку на крысу. – Круцио!
…И вдруг она, отброшенная какой-то силой, падает на пол, раздирая руки в кровь.
Быстро, в одно мгновение поднимается, пряча ладони за спиной. Больше всего она сейчас боится, что Лорд прогонит её.
- Простите, милорд я так неловка…
- Покажи руки, Беллатрикс.
Она медлит.
- Белла. – Мягко; он впервые называет её так, и она сразу чувствует разницу: Беллатрикс – острая январская звезда, Белла – безумная, коньячная пластика чёрной кошки.
Она медленно вытягивает вперёд руки – ладонями вверх.
- Так ты хочешь продолжить? – он усмехается.
- Да, - кивает, осторожным движением убирая назад разметавшиеся волосы.
- Хорошо. – Тёмный Лорд смотрит на неё с интересом. – Я расскажу тебе, почему ты упала. Ты пыталась блокировать сознание, Белла. Тёмная магия не любит, когда от неё закрываются, она привыкла, чтобы её пропускали во все уголки души. Ты должна определить для себя, чего ты хочешь. И если твои желания совпадут с возможностями Тёмного искусства, то… чего ты хочешь, Белла?
«Вас».
Она молча опускает глаза.
- Это невежливо, Белла, - насмешливо.
Легилименция – увлекательная наука…
Беллатрикс молчит, наклоняя голову ещё ниже.
- И ты сознаёшь последствия? Всегда надо просчитывать последствия, я уже, кажется, говорил тебе об этом… Белла. Посмотри мне в глаза.
Она смотрит на него – снизу-вверх, агатово-огненные глаза – в искрасна-чёрные.
Тёмный лорд берёт в руки ладонь Беллы. Не отрывая взгляда от её глаз, медленно стирает губами кровь с царапины…
Я научусь, милорд, я буду безжалостной.
