Название: Девять ступеней
Автор: salsa passion
Рейтинг: PG–13
Бета: нет.
Саммари: Ступени, шаги, небо. Нечто общее в том, что казалось бы несовместимо. Стройный ряд образов размывается, жизнь теряет свои привычные очертания. Потерянность. Ведь волшебники точно такие же люди, и они точно так же ходят по кругу и хотят вырваться. Но сделать это можно только вдвоем.
Предупреждение: Возможны, параллели с «Подвалом». Но взгляд на героев здесь другой.
Часть первая.
Ступени в подвал.
Драко привык считать ступеньки, спускаясь в подвал. Девять ступенек.
Девять раз он был там.
Первая ступень
Драко смотрит на Луну. Она сильно похудела, лицо осунулось, на нем будто остались одни большие водянисто-голубые глаза. Но ее тело способно вынести многое, разум слабее. Ей одиноко и страшно здесь. Она тает, растворяется в темных углах подвала. Низкий потолок давит.
– Ты знаешь, где сейчас находится Поттер? – направляет ей в грудь волшебную палочку.
До него чуть слышно долетает ее слабое «нет».
– Подумай хорошенько. Я даю тебе три дня.
Он забирает фонарь и уходит.
Здесь слишком пусто. Время тянется медленно, капает, как смола, пристает к пальцам и все никак не кончается.
Два раза в день в углу появляются кувшин с водой и еда в крошечной тарелке. Появляются, а потом сами же исчезают.
Ночами, а может быть днями, в полной тишине ей кажется, что запах гнили сочится отовсюду: из каменной кладки стен, из земляного пола, из старого засаленного матраса, на котором она сидит.
Ее окутывают видения тлена, смерти и одиночества. Она видит горящие волосы мамы, чувствует их запах и кусает костяшки пальцев, больно, до крови, чтобы вернуть себя к действительности.
Вторая ступень
Время встает на место, завершив свое вращение по кругу, когда скрипит дверь в подвал.
Драко Малфой, сжимая фонарь в руке, подходит к Луне вплотную и не отрываясь смотрит в глаза.
Она чуть заметно дрожит. Впалые щеки. Длинные растрепанные волосы. Бескровные губы. Руки, обхватившие колени.
Она жадно смотрит на него. Ее взгляд становится осмысленным, она будто выныривает из какого-то сумеречного мира. Но зыбкая грань между ним и настоящим еще колеблется.
Драко ждет, что она заговорит первой. Но в подвале тихо. Эта тишина начинает давить, будто кто-то нажал пальцами на барабанные перепонки.
– Где сейчас Поттер? – его голос неожиданно охрип.
– Я не знаю…
Он скорее читает по губам.
Белой вспышкой гнев охватывает его:
– Ты должна знать! Ты водилась с его шайкой на шестом курсе! – он хватает ее за волосы и дергает на себя.
Лицо Луны в паре сантиметров от его.
Зрачки расширенны, блестящую черную сердцевину окружает водянисто-бледно-блекло-серый.Никакой,пустой.Нет.нетнет
Малфой вздрагивает, отпускает ее волосы, а потом разворачивается и поспешно поднимается по ступеням.
Луна медленно опускается на матрас, подняв невидимое в темноте облачко пыли. Но тьма не поглощает запах.
Третья ступень
В сновидениях к ней являются стаи фестралов и, водя по воздуху своими острыми клювами, пытаются что-то найти. Они бродят вокруг, а потом, как по команде замирают, и смотрят, смотрят, смотрят, ведь они способны разглядеть саму Смерть.
Драко медленно спускается вниз. Фонарь в его руке скрипит, отбрасывает причудливые тени. Он не подходит близко к Луне – встает в десяти шагах от нее. Его руки дрожат, дрожит и свет фонаря. Малфой не хочет, чтобы она видела это. Он нагибается и ставит фонарь на пол, заводит руки за спину, сжимая в пальцах волшебную палочку.
Свет причудливо искажается – под глазами Луны глубокие черные тени, лицо, утратив свою мягкость, становится хищным. Драко чуть пятится назад.
Ему кажется, что черная, как сажа, тьма в углах, будто расползается. Света, что он приносит с собой, недостаточно.
Луна смотрит на Малфоя долго, не отрываясь.
– Лавгуд, Темный Лорд приказал мне, выбить из тебя все, что ты знаешь. Я даю тебе шанс рассказать по-хорошему.
Луна смотрит на него чуть исподлобья, будто обидевшись.
– Говори.
Время замирает на пару мгновений, когда в памяти всплывают водянисто-голубые глаза в паре сантиметров от его. И Драко будто вновь проваливается в тот каменный колодец, ухнается до самого дна и захлебывается зеленой, затхлой водой – ее отчаянием, тоской, безысходностью.
Но он трясет головой, крепче сжимает палочку в руке.
– Ты будешь говорить?
– Как там мой папа?
Малфой вздрагивает.
– Папа. Он очень волнуется за меня.
Как не пытается Драко придать своему голосу грубость, слова звучат почти с сочувствием:
– Тебе нужно рассказать все, что ты знаешь про Поттера, Грейнджер и Уизли, тогда ты увидишься с папой.
– Правда? – впервые за все это время Луна оживляется.
– Я начну с Гермионы – она умная и смелая, настоящий друг. Она любит спасать, защищать, оберегать и очень ценит справедливость. Гермиона умеет вязать шапочки для домовых эльфов. Рон веселый, немного ветренный, но он готов пожертвовать собой ради друзей, еще он взбалмошный и любит шоколад. Гарри очень добрый, очень, по-настоящему. Не так, как бывают некоторые: я – тебе, а ты – мне. Я сама иногда не могу понять, откуда это у него берется. Он совершенно бескорыстный. Гарри – очень хороший человек. У него зеленые глаза…
– Хватит, – холодно оборывает ее Малфой.
– Довольно. Ты будешь играть со мной, Лавгуд? Меня не интересует шоколад, шапки для эльфов и чьи-то зеленые глаза, я должен знать, где сейчас Гарри Поттер.
– Мне кажется, немного Гарри есть в каждом из нас, – робко, будто с надеждой, улыбается Луна.
Холодная волна окатывает Драко: «В каждом… Какого черта?»
Он, почти зажмурившись – только бы не видеть ее взгляда, подходит и прижимает палочку к ее горлу:
– Я должен знать, куда он мог пойти, поехать, полететь, где мог остановиться, – произносит он с нажимом на каждое слово.
Луна сидит и все так же чуть исподлобья смотрит на него.
Свет фонаря дрожит на стенах.
Драко убирает палочку, на белой шее Луны остается красное пятно, которое начинает наливаться болезненно-синим. У нее такая тонкая кожа, что даже при слабом свете, он различает тонкие нити вен.
– Я устал, Лавгуд. Мне бы не хотелось прибегать к пыткам. Но если ты ничего не скажешь, то мне придется. Я приду завра.
И он уходит.
Четвертая ступень
Луна сидит на своем матрасе и залетает волосы в две косички. Настоящая она, не просто тело, а Луна Лавгуд сейчас где-то далеко от подвала. Она всегда бывала в том месте, когда ей было плохо, грустно или тяжело. Ее лицо в эти минуты приобретало мечтательное выражение, а взгляд становился затуманенным.
Она видит больших стрекоз с переливающимися крыльями, бескрайнее небо, яркую, как зеленка, листву деревьев, гладкую-прегладкую поверхность воды, прозрачную настолько, что можно было различить каждый камушек на дне. Она слышит щебет птиц, шелест ветра в траве. Чувствует теплую землю. Она сама становится одновременно всем этим и каждым в отдельности. Она пролетает, неслышно жужжа, над водой, шелестит в листве, падает теплыми лучами на землю. Она растворяется, и стены подвала неспособны удержать ее.
Луна все так же сидит на матрасе, когда Драко вновь спускается по ступеням.
Он бросает возле нее большую связку газет – десятки номеров «Ежедневного пророка».
– Это даст тебе пищу для размышлений.
Драко оставляет ей фонарь и уходит.
Пятая ступень
Луна сидит в оцепенении на своем матрасе. Свет все не гаснет. Волшебный фонарь горит и горит. Теперь она боится закрыть глаза. Она до дрожи не хочет вновь оказаться в темноте, боится, что черный покров может когда-нибудь не сойти. Она почти не моргает – в глаза словно насыпали песку. Веки тяжелеют. Свет лихорадит, раздражает ее. Но если раньше она мирилась с темнотой, то теперь не может. Луна боится уснуть и принимается перелистывать газеты.
«Официальное заявление Министерства Магии. Гарри Поттер все еще в бегах. В Хогвартсе пропал лесничий. Новостей о Гарри Поттере не поступало. На пост заместителя директора Отдела Тайн назначен Ферсис Коулсон. Гарри Поттер – предатель? Северус Снейп – директор Хогвартса. Эксклюзивное интервью с Долорес Амбридж» – скучно.
Картинки тоже были неинтересными: преисполненные собственной важности волшебники и волшебницы поправляли шляпы, подкручивали усы или наматывали локоны на пальцы, задирали носы, чему-то деловито кивали со страниц «Пророка».
Луна переносит фонарь поближе к себе. Протягивает к нему руку, чуть сжимает пальцы, то ли в желании согреться, то ли пытаясь ухватиться за этот свет, притянуть его еще ближе, настолько, чтобы вдохнуть его в себя и снова поверить… в морщерогих кизляков, в нарглов, в жизнь, которая намного лучше, чем порой кажется, в то, что всегда есть что-то кроме.
Фонарь светит чуть подрагивая, будто рядом бьется чье-то сердце, и Луна уже не так одинока.
Глаз министра магии грозно взирает из-под крыла сложенного Луной лебедя. Рядом лежат бумажные лилии и тюльпаны. Рецепты домашней выпечки послужили основой для какого-то непонятного существа, которому Луна ласково шепчет: «Какой ты славный морщерогий кизляк». И даже овсяная каша в маленькой тарелке сегодня вкуснее обычной.
Луна не думает ни о тьме, скопившейся в углах, ни о затхлом запахе, ни о своем одиночестве. Она создает что-то новое и безмерно радуется этому. Она уже смастерила себе подобие остроконечной шляпы, волшебной палочки и окна. На страничке с прогнозом погоды она нашла фотографию солнечной опушки леса, загнула ее края наподобие рамки. И прислонила новоявленное окно к стене.
Луна делает, делает, делает, не останавливаясь. Пальцы ее уже давно пропитались чернилами, но мысли пусты. Она не вспоминает об отце, расплывчатые образы мамы не проплывают у нее перед глазами, друзья в ее голове не попадают в беду, не нуждаются в помощи.
Луна складывает газету острым уголком, отгибает ей крылья; и эта птица летит куда-то далеко, бесконечно далеко, намного дальше стены, о которую она ударяется падая.
Спустившийся в подвал Малфой неприятно удивлен. Все газеты скомканы и валяются по подвалу, а Луна самозабвенно мастерит что-то возле фонаря. Волосы заплетены в две косички. Улыбка на бледных губах.
Она не замечает его, а Драко почему то разворачивается и уходит. Он поднимается к себе, облокачивается на подоконник и смотрит ввысь. Небо темно-сине, холодное, далекое, но оно небо – широкое и бескрайнее, как всегда.
Интересно, сколько времени Луна не видела неба?
Шестая ступень
Когда газеты заканчиваются, вновь возвращается страх.
Бумажные фигурки отбрасывают причудливые тени, которые колышутся в подрагивающем свете фонаря.
Темнота, скопившаяся в углах комнаты, никуда не делась, а, кажется, даже приближается, тянется к Луне своими размытыми клочьями.
Затхлый запах снова растекается по подвалу, своей удушливой волной заполняя все вокруг.
Отец, наверное, очень волнуется за нее. Ходит сейчас по дому и не может взяться ни за одно дело, а ему ведь нужно закончить диадему Ровены Ревенкло.
Фонарь мерцает, потухая.
Ей кажется, что ноздрей касается запах опаленных волос. Луна вздрагивает всем телом и прижимает к себе фонарь. От этого тьма только гуще заволакивает дальние углы, поселяет в них причудливые извивающиеся тени от бумажных животных и цветов.
Вереница образов уже надвигается на нее.
Мама что-то с улыбкой говорила отцу. Смеялась. Целовала его. Потом спускалась вниз. Старая подвальная лестница скрипела. Маленькая Луна кралась следом. Мама что-то делала возле стола. Вокруг было темно. На дощатом потолке копошились пауки, длинные белые нити казались серыми в темноте, складывались в причудливый узор. Небольшой подвал был освещен только лампой на столе. Мама ссыпала что-то в чашку, напевая себе под нос. Луна любила, затаившись за грудой коробок, наблюдать за ней. Нос щекотал запах пыльных шляп и старых ботинок. Мама взмахнула руками и случайно осыпала себя каким-то порошком. Шипение. Низкое глухое шипение разнеслось по подвалу. Вспыхнули мамины одежда и белоснежные волосы. Огонь почти мгновенно поглотил ее всю. Запах опаленной кожи коснулся ноздрей Луны, когда мама закричала. А потом закричала и сама Луна.
Подвал резко уменьшается в размерах, будто та груда коробок из воспоминаний вновь навалилась на нее. Луна задыхается, ловя ртом воздух. Ногти скребут по груди. Здесь так тесно, так душно. Стены все приближаются, сжимают ее между собой. Тяжелый невыносимый запах пыли повсюду. Абсолютная темнота застывает смолой, а Луна продолжает отчаянно барахтаться в ней, биться и отталкивать руками ненастоящие стены.
Скрипит дверь. Драко спускается по ступеням и замирает, видя скорчившуюся на матрасе Луну.
– Мама… – шепчет она, – мама…
Он ставит фонарь и быстро подходит к ней, приседает рядом на корточки. Луна вздрагивает и поднимает голову. У Малфоя перехватывает дыханье – его эмоциональная шкала бьется вдребезги, когда он ощущает отрешенность, ужас и боль в ее взгляде.
– Лавгуд… – произносит он чуть слышно, чувствуя, что мир переворачивается, потому что он хочет сказать ей что-то вроде: «Не надо, Луна. Ты не переживай. Все обязательно будет хорошо. Все всегда заканчивается хорошо. Я сам почти уверен…»
Луна приподнимается. Она даже не плачет. Но большие блестящие глаза смотрят, кажется, откуда-то издалека, из какой-то водной глубины. Как смотрит человек, которого тяжелый камень тянет на дно, а он, погружаясь, все смотрит-смотрит на удаляющийся дневной свет и никак не наглядится.
Драко сидит возле нее, не в силах что-либо сказать или сделать. Время густеет, даже тени медленнее скользят по стенам.
Луна тихо шепчет:
– Драко, не уходи. Мне страшно.
И протягивает к нему свою хрупкую ладошку, тонкими пальцами чуть сжимает мантию на его груди.
Малфой вздрагивает. Ее шепот стучит в голове: «Не уходи. Не уходи. Страшно. Страшно». Он смотрит на Луну, сидящую на старом матрасе. Она похожа на старую, брошенную на чердак, куклу, запыленную и никому не нужную.
Лавгуд красива – это сложно не признать. Она не похожа на тех холеных девушек, которые всегда привлекали его внимание. Нет, совершенно не похожа. Ее красоту сложно разглядеть с первого раза. Но мягкие черты лица, большие водянисто-голубые глубокие глаза, длинные светлые волосы вызывают прилив крови не вниз живота, а в грудную клетку. И она будто ширится, становится больше и заполняется чем-то мягким, теплым, отрывающим прочь от земли в широкое, бескрайнее небо.
Все это: от шепота до видения неба, вспыхивает всего на несколько мгновений. А потом возвращаются серые стены подвала, темнота в углах и осунувшееся лицо Луны, ее пронзительный взгляд, смотрящий в никуда.
И Драко все-таки уходит, хотя долго потом не может простить себе этого.
К Луне возвращается запах обожженных волос и мяса, тошнотворный, отвратительный. Он копится в углах и медленно ползет к ней, заполняя до краев, до кома в горле, срывая с губ сдавленный шепот: «нет, нет, нет...»
Фестралы кружатся вокруг словно вороны. И Луна тихо плачет от страха и безысходности.
Седьмая ступень
Драко видит во сне зеркала. Много зеркал. Слишком много. Он мечется среди них и не может найти выход. Зеркальный коридор ведет все дальше,дальше,дальше.дальшедальше…
Губы Малфоя сжаты в тонкую бескровную полоску. Он сбегает по ступеням, стремительно подходит к Луне, встает ногой на один из бумажных цветов. Бумага тихо хрустит.
Луна сидит на матрасе, безвольно прислонившись к стене. Она медленно поднимает на него взгляд.
– Все, это последний срок, Лавгуд. Тебе придется говорить сейчас.
Драко произносит это очень быстро, будто боясь, что не успеет договорить. Он вкладывает в эту отрывистую фразу все то, что наболело в нем.
Темный Лорд крайне недоволен безуспешными поисками Поттера, Люциус попал в немилость, тетушка Беллатриса сама изъявила желание заняться пленницей, раз у него ничего не выходит, Нарцисса сильно похудела, осунулась, почти как Луна.
Все плохо, слишком плохо и близится драматичный финал. Малфой не сам ставил этот спектакль, но исполняет главную роль и несет за него полную ответственность.
– Говори, Лавгуд.
– Ты когда-нибудь видел морщерогово кизляка?
– Кого? – раздраженно бросает Драко.
– Морщерогово кизляка.
– Это все твои выдумки. Кизляков не существует.
Луна улыбаетсяь:
– Вот он, посмотри, – она протягивает к нему раскрытую ладонь с комком бумаги.
– Это смятая бумага. Если ты считаешь это морщерогим кизляком, то мне остается посочувствовать тебе, – пытается добавить голосу сарказма Малфой.
– Спасибо.
– За что?
– За сочувствие. Я всегда знала, что морщерогие кизляки творят чудеса.
Драко медленно наводит на нее волшебную палочку:
– Я хочу знать, где может скрываться Гарри Поттер. Где он может находиться?
Наверху раздается истеричный крик Беллатрисы, она вызывает режущее заклятье. Доносится сдавленный писк домового эльфа.
Рука Драко дергается. Ему вспоминаются безумные глаза тетушки, ее шепот: «Действуй, что ты за помощник Темному Лорду… Иначе тебе не сдобровать…Повелитель не прощает дважды… Пожалей свою семью… Давай покажи, на что ты способен… Не забудь, нужно крикнуть: «Круцио! Круцио! Круцио…»
Дрянная девчонка ничего не говорит!
– Круцио!
Крик Луны звучит треснувшим шелком: отрывистый, глубокий, резкий.
Драко даже кажется, что он ошибся и случайно навел заклятье на себя, потому что все вокруг качается и плывет. А потом кто-то наводит резкость, и расплывшееся лицо Луны становится четким.
Она удивленно смотрит на него, не понимая, за что он причинил ей боль.
Малфой, тяжело дыша, отступает:
– Ты точно ничего не знаешь? – он произносит это с таким трудом, что становится почти невозможно дышать.
Луна все смотрит. Ее взгляд проникает в самую душу. Она видит все.
– Драко…
Малфой шарахается, почти падает, под ногами хрустят газеты. Он пятится от чего-то большого, неумолимо надвигающегося на него.
Один раз он уже почти осознал.
Нет-нет. И он идет к ступеням.
Восьмая ступень
Драко открывает дверь, спускается на одну ступень и замирает. Луна сидит возле старика в лохмотьях, гладит ему лоб.
Путь наверх – перевернутое падение сердца. Драко прислоняется спиной к стене, а губы шевелятся, складываясь в слова: «Прости меня». Только она не слышит.
Девятая ступень
Драко открывает дверь.
Ноги касаются каменных плит:
Первая ступень – Он безразличен,
Вторая ступень – пытается закрыть глаза,
Третья ступень – не хочет верить.
Четвертая ступень – Но все равно чувствует,
Пятая ступень – видит,
Шестая ступень – хоть и борется с собой.
Седьмая ступень – Пугается,
Восьмая ступень – того, что в глубине души он осознал…
Девятая ступень – Шаркает подошва о последнюю плиту, Драко соступает на пол.
Подвал пуст. Пленники сбежали. Но он все равно спускается сюда в попытке найти то непонятное существо, что поселилось в нем.
Может быть, это морщерогий кизляк, которого ему однажды показала Луна – этот непонятный комок бумаги, а может быть, и что-то еще.
