Глава 2[4]
Гермиона рассудила, что предки грязнокровки Грейнджер никому не нужны сами по себе. До тех пор, пока она не отличится в войне с Волдемортом, они могут пострадать разве что случайно. С этой точки зрения лучше бы вообще сидеть тихо, только это невыносимо.
- Нечего вам делать на вокзале, - сказала она родителям.
Они возмутились и расстроились. Сказали, она стыдится их, потому что они не волшебники.
- Никто из моих одноклассников уже не ездит на вокзал с родителями, это смешно, - веско ответила она. – На меня и так косо смотрят из-за учебы, а если родители до последнего курса будут провожать меня в школу – вообще позор. Дело вовсе не в вас.
И они поверили. Вот так иногда благословишь тот факт, что всегда вела себя образцово и ни разу в жизни не подорвала доверие родителей.
Избавленная от необходимости долгих и многословных прощаний с мамой и папой, она протиснулась к поезду, стараясь поменьше смотреть по сторонам и поменьше слушать. В этом году проводы в школу выглядели как проводы на фронт, черт возьми. Стараясь бодриться, Гермиона ругалась про себя, что добрая половина того, что творилось вокруг – лишнее. Люди склонны преувеличивать.
«Никогда не буду чокнутой мамашей», - пообещала она себе. Взволнованные люди вокруг ужасно раздражали, и, только очутившись в пустом купе, Гермиона перестала хмуриться.
Она вынула из сумки книжку и углубилась в чтение.
- Привет, - сказал Невилл, заглянув в купе. – А где Гарри и Рон?
Гермиона подавила очередной приступ раздражения, подняла на Невилла глаза и вежливо улыбнулась.
- Мы еще не встретились, - сказала она. – На платформе было слишком многолюдно и слишком трагично. Думаю, они будут искать меня в поезде и найдут.
Невилл усмехнулся.
- Они найдут, - ответил он. – Они упрямые.
И скрылся за дверью.
Поезд тронулся. Гермиона прижалась лбом к оконному стеклу, провожая взглядом волшебную платформу, пока та не скрылась из виду.
Все было не так. Не то настроение, Гарри и Рона нет в купе, даже вид из окна казался другим. Хотя он и был другим – сразу за городской чертой, посреди поля, из земли торчало кривое черное дерево, которое то ли пытались сжечь, то ли молнией его поразило. В этом году дерево срубили, отчего места, мимо которых они проезжали, казались Гермионе едва знакомыми.
Перестав смотреть в окно, она опять уткнулась в книжку.
- Ты одна?
Гермиона скрипнула зубами. Она сосредоточенно пялилась на страницу, но боковым зрением видела, как Малфой вошел внутрь и прислонился к стене.
- Догадайся, - мрачно ответила Гермиона.
- В наши дни грязнокровкам вредно путешествовать в одиночестве.
Гермиона подняла на него глаза и скривилась.
- Я помню - с ними может случиться взрыв газа.
Она даже прищурилась, чтобы лучше рассмотреть выражение его лица, но оно ни о чем ей не сказало. Малфой сунул руки в карманы и пожал плечами.
- Не понял, да это и неважно, - сказал он, глядя в окно. – Надеюсь, ты паршиво провела лето?
- Паршивей некуда, - ответила Гермиона.
Малфой улыбнулся почти доброжелательно.
- Значит, мои мольбы были услышаны, - произнес он. – Пойду, подышу свежим воздухом, а то тут запах какой-то странный.
Он помахал рукой перед носом и поморщился.
- Слушай, Малфой, - он замер в дверях купе и обернулся на ее насмешливый веселый голос. – Обалдеть, что с тобой стало? С тобой почти можно нормально разговаривать!
Он опять улыбнулся.
- Ну, не настолько я циничен, чтобы хамить обреченному, - мягко ответил он. – А когда ты умрешь, обещаю, что не скажу о тебе дурного слова. О мертвых или хорошо или ничего.
Он вышел из купе, оставив скисшую Гермиону наедине с неприятными мыслями. Самое обидное, что когда она, наконец, привыкла к манерам Малфоя и перестала обижаться, он сменил стиль общения и чертовски испортил ей настроение, как в старые добрые времена.
В тот же вечер, после торжественного ужина, который Дамблдор пытался сделать как можно более праздничным, она, Гарри и Рон сидели в гостиной Гриффиндора. Гермиону, наконец, спросили, что с ней.
- По-моему, у нас хватает поводов для плохого настроения, - ответила Гермиона.
- Особенно у некоторых, - сказал Гарри, и Гермионе стало немного стыдно. – Нельзя раскисать. Это неподходящий момент для рефлексии и всего такого.
Гермиону знобило, не смотря на жар, исходящий от камина, и она поежилась.
- Ну, прости меня, Гарри, - чуть раздраженно ответила она. – Я стараюсь источать энтузиазм, готовность к борьбе и «все такое». Просто у тебя это получается лучше.
- Я без претензии, - мрачно сказал Гарри. – Я только говорю, что всем кругом и так не сладко, и если уж мы, после всего, что произошло в Министерстве, будет жевать сопли, не станем скрывать свой страх, плохое настроение, неуверенность в себе и остальное – получится совсем паршиво.
Гермиона поморщила нос.
- Ты стал такой оратор, Гарри, - произнесла она. – Уже обжился в роли народного вождя. В бой с песнями.
Гарри вспылил и отбросил в угол дивана брошюру, которую читал.
- Черт, тебе не кажется, что пора засунуть скромность себе в задницу? – воскликнул он. – Сириус погиб, мы сами едва остались живы – сколько нас было? Войну возглавит Дамблдор, но его почти не видно, а на нас все будут пялиться – все эти зашуганные обосравшиеся люди! Поэтому правильнее всего будет ходить с довольной мордой, уверенной в победе, чтобы они чувствовали себя хоть немного лучше! Я не прав?
- Зашуганные обосравшиеся люди? – переспросила Гермиона.
- А что – нет? – чуть успокоившись, ответил Гарри. – Я не хотел никого унизить. Просто…их всех не было там. И вряд ли многие из них захотели бы там оказаться, чтобы нам помочь.
Гермиона сложила руки на груди.
- Там было полно народу, - тихо сказала она. – Целая толпа набежала, чтобы нам помочь.
- Но…
- Не очень-то они помогли, раз Сириус погиб, да? - Гермиона видела, что он злится. – Только здесь никто не виноват. Это трагическая случайность. И нам рано ставить себя во главе этого Крестового Похода, Гарри. Хотя ты прав - на нас будут пялиться.
Гарри молчал. Теперь стало ясно, что все лето он злился и ненавидел весь мир, начиная с самого себя, а под конец понял, что это неэффективно. Хотя у него не очень-то получалось скрывать свои чувства.
- Извини, - процедил Гарри. – Но мне кажется, я заслужил право на особое положение в этой войне, а особое положение накладывает особые обязательства. Поэтому можешь жалеть себя целыми днями, а я сделаю довольное лицо и отсяду от тебя подальше.
- О.
Что-то как будто оборвалось внутри.
- Вот так, да? – сказала она. – Это было обидно, Гарри.
Она встала и направилась в спальню для девочек, ускоряя шаг с каждой секундой. На верхних ступенях лестницы она почти перешла на бег.
- Что это с ней? – изумленно спросил Рон, который, видимо, даже не слышал, о чем речь, потому что был погружен в изучение новой книги о квиддиче.
- Не знаю, - огрызнулся Гарри. – Может, женские циклы.
- Фу, какая гадость, - фыркнул Рон. – Гарри, ты что? Об этом нельзя говорить вслух.
Гарри закатил глаза. Рон был полон предрассудков, особенно по части того, о чем нельзя говорить вслух.
- В мире маглов об этом говорят по телевизору с утра до ночи, - терпеливо ответил Гарри.
Рон издал звук, полный отвращения, и снова погрузился в чтение.
В сущности, все это ничего не значило. Все это имело значение только до первой беды.
