Глава 2. Мадам Собора Парижской Богоматери.- Ты так и не сказал, когда и где успел выучить язык горгулий, – уже выходя из аудитории, деловито поинтересовался Джеймс у друга. Сириус, ну ни капельки не изменившийся со славных школьных времён, и больше заинтересованный, например, вон в той, только что мимо прошмыгнувшей девице, вопрос приятеля воспринял скорее как не очень-то новый и оригинальный способ отвлечь его от «сверхважного» дела.
- А ты откуда узнал те классные ругательства? – осведомился он вместо ответа, глядя при этом не на Джеймса, а вслед прошествовавшей мимо аврорше в строгой мантии и с уложенными в тугой пучок светло-золотистыми волосами. При этом вид у него был весьма неодобрительный – сетовал, наверное, на то, что с такими-то волосами та строила из себя а-ля МакГонагалл.
Джеймс с укоризненной полуулыбкой покачал головой: он никогда не понимал необъяснимой тяги лучшего друга к блондинкам. Впрочем, точно также Сириус не понимал того, как он мог едва ли не с первого курса ухаживать лишь за одной-единственной девушкой. Впрочем, здесь Блэк как всегда преувеличивал – хотя это вообще было для него характерно.
Слава Мерлину, Лили была не блондинкой – где-то очень-очень глубоко в душе Джеймс подозревал, что Сириус не положил на неё свой похотливый глаз лишь потому, что та была рыжей. Конечно, это ерунда, и он понимал, что причина вовсе не в этом, а в их дружбе, но иногда… проскальзывали и такие мысли. Особенно когда Лили, задорно смеясь во весь голос и прижимая руки к округлившемуся животу, вставала на цыпочки ради того, чтобы поцеловать тут же обнимавшего её за плечи Сириуса.
Джеймс задумался, припоминая.
Кажется, любопытный, как все дети, и храбрый и безрассудный, как все гриффиндорцы, он попросту подслушал у двери один из отцовских разговоров, в конце которого ныне покойный Чарлус Поттер очень долго ругался на непонятном, но показавшемся ему очень живописным, языке.
- Подслушивал под дверью отцовского кабинета, – неохотно признался он.
- А, понятно, – и в самом деле понимающе протянул Сириус: уж ему-то точно подслушивать было не впервой. Что беседы отца с жаловавшейся ему на старшего сына матерью, что – изредка и под мантией-невидимкой Джеймса – разговоры преподавателей, когда те собирались на пятничный педсовет.
Сириус бесцеремонно пихнул локтём задумавшегося над чем-то приятеля.
- Так ты всё ещё хочешь узнать правду? – он намеренно понизил голос до заговорщицкого шёпота.
- Что?
Сириус, старания которого пропали даром, оскорблённо поджал губы.
- Ты же вроде бы хотел узнать, откуда я знаю язык горгулий? Так?
Джеймс сощурился, подозрительно глядя на расщедрившегося друга так, будто его чудо-очки могли сыграть роль рентгена и помочь ему понять, что у того на уме.
- Так, – медленно согласился он. И весомо добавил: – Горгульи же все вымерли!
- Вообще-то не все, – предсказуемо оживился Сириус. – Я нашёл парочку в маггловском мире. Совершенно случайно. Сидел ночью в засаде. Ждал нарушителей. А когда часы пробили полночь, одна из тех жутко уродливых статуй, среди которых я тусовался, попыталась мною пообедать.
- Это когда было? – перебил его нахмурившийся Джеймс.
- Не помню. Месяца три-четыре назад, кажется, – неуверенно сообщил тот, покопавшись в памяти. – И не перебивай меня.
- Три-четыре месяца, говоришь… Значит во Франции они обосновались. Надо будет сообщить в отдел, пусть всё проверят.
- Ну уж нет! – вскинулся Сириус. – Я слово дал, что никто ничего о них не узнает, так что ты теперь тоже будешь молчать!
- Бродяга… Это же просто горгульи!
- Ну и что? Короче, я рассказываю, хватит мешать, иначе оставлю жить в неведении, – отрезал тот. Джеймс закатил глаза. – В процессе выяснилось, что набросившаяся на меня горгулья оказалась самкой. И при этом не только голодной, но и изголодавшейся по мужскому вниманию…
Рассказанная Блэком история оказалась истинно блэковской – то есть полностью в его стиле. Самый настоящий экшен с обильной примесью романтики. Не зря же Сириус в течение стольких лет учёбы в Хогвартсе и Академии Авроров «практиковался» во флирте: наверное, только это и язык без костей спасли его от незавидной участи быть разорванным на сотню-другую маленьких кусочков плоти.
Сириус терпеть не мог сидеть в засаде, и, наверное, именно потому что он не особо скрывал это, ему с особым постоянством выпадали как раз такие задания. В тот раз ему «посчастливилось» сидеть в засаде довольно-таки высоко – зато выпала уникальная возможность полюбоваться городом прямо с крыши Собора Парижской Богоматери, где и произошло то интересное знакомство. И разве можно было предположить, что самая обычная на вид скульптура окажется временно – до наступления ночи – окаменевшей горгульей?
И, разумеется, именно рядом с этой скульптурой и расположился ничего не подозревающий о её истинной природе Сириус, в нетерпеливом ожидании появления летучих нарушителей (какие-то таинственные личности повадились на мётлах летать вокруг собора, шокируя магглов), свесив ноги с карниза.
Наступила ночь, где-то часы пробили полночь, и каменное изваяние, к которому, коротая время, прислонился спиной Сириус, только что закончивший болтать с Джеймсом посредством Сквозного зеркала, завертело головой, с явно гастрономическим интересом уставившись на черноволосую макушку будущей пищи. Сама пища этого не заметила, беспечно играя с какой-то блестящей вещицей, и горгулья, видимо рассчитывая на лёгкий ужин, распахнула зубастую пасть.
Сириуса спасло только то, что блестящей вещицей было то самое зеркало, в котором он и увидел пришедшую в движение жуткую морду чудовища, с оскаленных клыков которого свисали ниточки голодной слюны. Он отскочил в сторону так резко – прочь от пришедшей в замах мощной когтистой лапы, что едва не свалился вниз, несколько томительно долгих секунд – пока горгулья оглядывалась в поисках пищи – балансируя на самом краю крыши. Однако оголодавшее на своей вегетарианской диете чудовище не намерено было так просто сдаваться и, обнаружив, куда делось мясное блюдо, развернув короткие неуклюжие крылья – скорее всего нужные ей не для полёта – тогда бы Сириусу точно пришёл конец, а для поддержания равновесия, – ринулась за ним. Однако строптивый ужин тоже не собирался сдаваться, и каждый раз, когда казалось, что вот-вот, вот прямо сейчас зубы сщёлкнутся на нём, человек в самый последний момент избегал участи стать ужином.
Надежды на спасение у начавшего уставать Сириуса не было: можно было бы аппарировать, но пришедшая в ярость голодная горгулья двигалась с такой скоростью, что у него не было времени даже достать палочку. Да и с палочкой он мало что мог ей противопоставить: тело горгулий было уязвимо только для магического оружия – ни заклинания, ни простые клинки были не в состоянии повредить или тем более пробить оживший гранит.
В далёком прошлом – много столетий назад, волшебникам удалось одолеть и уничтожить этих хитрых, коварных и очень жестоких существ, да и то лишь прибегнув к хитрости: они нападали на них днём, когда горгульи были всё равно что беспомощные каменные статуи.
Считалось, что тогда они были уничтожены все до единой, и потому немногочисленные заклятия, действенные против этих существ, были убраны из более поздних учебников. Конечно, при желании их можно было где-нибудь найти: и даже более того, Сириус не сомневался, что Ремусу о них известно, но сам-то он никогда не утруждался чтением книг, не входивших в список необходимых учебников для успешной сдачи экзаменов. Так что когда удача его оставила, и горгулье посчастливилось ухватить изогнутым когтем полу мантии, которую он попытался немедленно скинуть да не успел, Сириус, зажмурившись, чтобы не видеть, как его будут есть, с горя задал ей какой-то невообразимо неуместный вопрос. Горгулья, всё ещё не съевшая его лишь потому, что переводила дыхание после продолжительного спринтерского забега по крыше Собора, остолбенела, едва снова не превратившись в камень.
Сириус, спустя мгновение набравшись смелости, приоткрыл один глаз и, встретившись с заинтригованной каменной мордой, от удивления даже закрывшей пасть, попытал счастья ещё раз. Громадный каменный глаз поощряющее моргнул, и вдохновленный реакцией горгульи Сириус незамедлительно отвесил сверх-оригинальный комплимент: такой не всякой девушке «повезёт» услышать. И холодное каменное сердце растаяло…
Спустя три часа он уже вовсю пытался общаться с плохо выговаривающей слова его родного языка горгульей, ко всему прочему оказавшейся очччень любопытной и болтливой дамой.
Как потом – выслушав историю друга, пошутил Джеймс: «они (имея в виду Блэка и мадам горгулью) нашли друг друга».
Мадам оказалась незаменимой помощницей: Сириус так увлёкся беседой с ней, что едва не пропустил появления нарушителей, однако каменная леди с огненным сердцем вовремя обратила его внимание на горе-волшебников, которые, судя по тому, с каким аппетитом она облизывалась, глядя на них, представлялись ей подходящей заменой Сириусу. Нарушители, оказавшиеся попросту перепившими огневиски волшебниками, решившими немного попугать магглов, даже и не представляли, от чего их спас невесть откуда взявшийся аврор.
Расставание с горгульей прошло не очень гладко – как и всякая женщина, которая когда-либо имела дело с Сириусом, та ни в какую не хотела его отпускать, однако тот её горячо заверил, что непременно придёт следующей ночью. И как ни странно, но именно горгулья Собора Парижской Богоматери была единственной женщиной, обещание которой Сириус сдержал…
Впрочем, таких историй в копилке Сириуса было слишком много, чтобы от неё можно было ожидать что-то новенькое. Тем более что со случаем двухлетней давности она не шла ни в какое сравнение: Ремус, подушка мохнатая, с огромным удовольствием садо-мазохиста рассказывал об этом на вечере встречи выпускников Хогвартса. Гриффиндорцы, которые ещё не были в курсе дела, дружно ржали над описываемой тем живописной картиной, которая предстала отряду авроров, прибывшему на выручку своим товарищам. А дело было так…
Первые несколько месяцев после окончания ими Академии Аластор Грюм – начальник Аврората, ни в какую не желал ставить Поттера и Блэка в одну группу, весьма правильно (как ему тогда – вот до этого самого случая – казалось) считая, что двое балбесов, только каким-то неведомым чудом сдавшие экзамены на авроров, принесут куда меньше вреда, если будут работать врозь. Время показало, что он ошибся.
Операция была самой обычной: проще некуда для двух только что закончивших Академию авроров. Сириус должен был отследить какого-то неказистого волшебника – о нём пока было мало что известно, за исключением того, что он был своим едва ли не во всех преступных притонах волшебной части Лондона, а Джеймсу было поручено наблюдать за лавочкой какого-то зельевара – всех впускать, но никого не выпускать. Казалось бы, что может быть проще? Вот-вот, глава Аврората тоже так думал, пока аналитики не сообщили о поступлении тревожного сигнала о применении Непростительного в том самом районе, где должен был находиться Джеймс Поттер.
Отряд авроров, включающий в себя братьев Прюитт – Гедеона и Фабиана, также являющихся членами Ордена Феникса, Дэкстона, Марлоу, и ещё одного их школьного приятеля – Брэндана Грэйса, прибыл на место уже через десять минут.
С палочками наперевес пятёрка авроров ворвалась в ту самую лавчонку, за которой следил Джеймс, и… Бардак, разруха, одно тело – хозяин лавочки, живой, но без сознания, и два преобразившихся до неузнаваемости человека, с неразборчивым бульканьем тыкающих друг в друга палочками. Вот что предстало их глазам. Одним, как выяснилось чуть позже, оказался Джеймс, а вот вторым ко всеобщему удивлению – Сириус, который в это время должен был находиться примерно на другом конце города и следить за Флетчером.
Как потом было указано в предоставленном ими отчёте – после того как действие попавших на них в процессе битвы «не на жизнь, а на смерть» зелий было снято, – Сириус, проявив навыки детектива-конспиратора, на протяжении нескольких кварталов следовал за своим объектом, который, в конце концов, вошёл внутрь одного из алхимических магазинов. И не вышел.
Блэк, не желая опозориться перед начальством и проявив служебное рвение, последовал за Флэтчером, однако когда он, выяснив, что тот оттуда каким-то образом смылся, не оставив и следа, попытался выйти, какой-то человек преградил ему путь. По закону подлости, преследовавшему Мародёров со старых добрых школьных времён, этим человеком оказался Джеймс, который тоже горел желанием выслужиться перед строгим (
«чрезмерно», – как, набравшись храбрости, заявил Сириус, вытянувшись в струнку) начальством.
Блэк хотел выйти, выполнявший приказ Поттер этого допустить не мог, а в магазине было темно. Кто из них первым потерял терпение, догадаться не трудно, но потом, при совместном написании отчёта ни тот, ни другой так и не смогли точно вспомнить, кто из них первым бросил в противника засечённое аналитиками из Аврората проклятье. Подозревая друг в друге зашедшего закупиться «провиантом» Пожирателя Смерти, друзья-Мародёры, прячась и уворачиваясь от используемых ими же заклятий, совершенно случайно перевернули парочку стеллажей с зельями, мгновенно попавшими на кожу и вступившими во взаимодействие с чарами.
Грюм рвал и метал. Впрочем, это состояние стало для него постоянным, учитывая частоту подобных происшествий. Он не знал Мародёров – кроме того, что слышал краем уха от коллег по Ордену до того, как эта приснопамятная чётвёрка в него вступила, но достаточно хорошо – больше, чем ему хотелось бы, – зная Поттера и Блэка, он просто не мог не заподозрить их в том, что всё это было проделано специально. К счастью для вышеназванных горе-гриффиндорцев, врали они в высшей степени профессионально – не прицепишься и не раскусишь.
На следующей операции Блэк и Поттер уже работали вместе, и с тех пор подобных нелепых случаев больше не было, что окончательно убедило Грюма в его правоте. Однако возвращать всё в прежнее состояние он не торопился, наверное, после общения со старым другом решив, что всё, что ни делается, – делается к лучшему. Альбус Дамблдор всегда умел убеждать.
