Глава 3— Лонгботтом! Вы будете меня слушать, в конце концов?
Невилл вздрогнул и неуверенно кивнул. Профессор Снейп смерил его злым взглядом и вернулся к объяснениям, а Невилл — к мучившим его мыслям о том, что же ему предпринять. Спроси у него кто потом, что он делал оставшийся день, ответ этот «кто-то» вряд ли получил бы. Перед мысленным взором Невилла всё время вставала картина: поднимающаяся в воздух рука Ханны и её растерянный вид, когда она выходила на улицу. Только это и казалось настоящим, а всё происходящее вокруг прямо сейчас — призрачным.
Невилл пропустил ужин и не торопился в гостиную — там наверняка было шумно, а ему нужно побыть наедине с собой. Он стоял в коридоре, прислонившись лбом к холодному оконному стеклу. С другой стороны по нему сбегали тоненькие струйки воды. На улице было темно и совсем по-осеннему, и казалось, что с тех пор, как Ханна нежилась в лучах тёплого солнца, прошла целая вечность, а не один день.
Кто-то осторожно тронул Невилла за плечо, а через секунду он узнал по голосу Гермиону. Она говорила медленно, тщательно подбирая слова, словно боялась его задеть.
— Послушай, Невилл. Нам всем сейчас тяжело, но ты… Я знаю, ты в последнее время много общался с Ханной и, должно быть, переживаешь из-за случившегося больше остальных.
Невилл ничего не ответил. Да и что тут можно было ответить? «Есть человек, который переживает куда сильнее меня, и именно ему сейчас требуется поддержка»? Это Гермиона и без него знает. Смешная она, Гермиона, всегда старается помочь. И, как правило, помогает. Хочет, как лучше, а получается… Но не в этом дело. Помогает ведь! А он, Невилл, не может даже придумать, что ему сделать для Ханны.
Гермиона словно прочитала его мысли:
— Знаешь, мне кажется, ты мог бы поехать к ней. Поговорил бы, утешил…
Невилл резко развернулся, так, что Гермиона отпрянула назад.
— Поехать к ней? Но я даже не знаю, где она живёт. Да и как, посреди учебного года?
— Это не проблема, — Гермиона вмиг стала собранной. — Уверена, если ты всё объяснишь профессору МакГонагалл, она придумает что-нибудь.
И в самом деле! МакГонагалл ведь не только его декан, но и заместитель директора, заведует учебными вопросами. Как ему сразу в голову не пришло обратиться к ней?
— Спасибо, Гермиона! Ты мне очень помогла! — на бегу крикнул он, устремившись к учительской.
* * *
МакГонагалл хмурилась. Невилл волновался. Пожалуй, даже больше, чем когда объяснял декану, чего хочет. Тогда смущение ушло, оставив место эмоциям, и все мысли были только о том, каково сейчас Ханне. А сейчас волнение вернулось вместе с мыслями, что к его простой просьбе может найтись несколько весомых контраргументов.
— Мистер Лонгботтом, мы не вправе отпускать студентов из Хогвартса без специальной просьбы родителей или опекуна, если это не праздник и не каникулы. — Невилл понуро опустил голову. Видя это, МакГонагалл продолжила менее официально: — Но ваша просьба… Думаю, мы сможем что-нибудь предпринять. Подождите, мне нужно кое с кем переговорить.
Она сняла с полки сосуд с кружаной мукой, бросила горсть в камин и исчезла в вихре зелёного пламени. Прошла минута, другая. Невилл ждал, скрестив пальцы за спиной. Глупость, конечно, но… Наконец МакГонагалл вынырнула из камина и, отряхнувшись, сообщила ему:
— Всё в порядке. Если вы готовы, можете отправиться к мисс Эббот прямо сейчас.
— Спасибо, профессор, — не веря в собственную удачу, поблагодарил своего декана Невилл.
— Она сейчас у своего двоюродного дедушки в «Дырявом котле». Я предупредила его о вашем прибытии. Только учтите, мистер Лонгботтом, — в понедельник вы должны быть на занятиях, — после того, как он кивнул, декан протянула ему мешочек с кружаной мукой. Невилл шагнул в камин, бросил горсть порошка в огонь и чётко назвал место назначения. Прежде он попал в самый известный бар магической Англии, перед его глазами промелькнуло лицо МакГонагалл, и Невиллу на мгновение показалось, что она смотрела на него с материнской гордостью.
Том уже поджидал его.
— Добрый вечер. Вы Невилл Лонгботтом?
Невилл бывал в «Дырявом котле» несколько раз, и всегда — с бабушкой, считавшей своим долгом время от времени выбираться в свет. Конечно, она представляла его, но, как правило, головной убор Августы Лонгботтом вызывал у посетителей бара куда больший интерес, чем её внук. А если на него и обращали внимание, то Невилл читал во взглядах не то удивление, не то жалость, не то мысли вроде «на детях природа отдыхает». Поэтому вопрос его не удивил.
Дождавшись подтверждения, Том сказал:
— Она на чердаке. Найдёте сами?
Вид у хозяина «Дырявого котла» был настолько усталый, что Невилл не решился лишний раз его беспокоить. Он побрёл вверх по лестнице. Один этаж сменял другой, а Невилл впервые задумался о том, что же он скажет Ханне. Что вообще в таких ситуациях нужно говорить?.. В голове было удивительно пусто. Между тем лестница привела его к внушительного вида старой двери. Невилл толкнул её, и она, скрипя, распахнулась.
На чердаке было пыльно и пахло сырым деревом. Осенний поздний вечер уже вступил в свои права, и из распахнутого настежь окна тянуло холодом. Лёгкий ветерок трепал палатку из воздушной органзы, которая была натянута прямо напротив окна. И, хотя солнце село уже пару часов назад и невозможно было ничего разобрать в темноте, Невилл понял, что Ханна внутри.
— Эй! — позвал он охрипшим от волнения голосом. Ответом была тишина. Мгновение поколебавшись, он приблизился и отогнул край палатки.
Ханна сидела на маленьком выцветшем коврике и смотрела в открытое окно. В руках она сжимала какую-то коробку, но, казалось, уже забыла о ней. Глаза у Ханны были сухие, и это Невиллу совсем не понравилось.
— Привет, — он на четвереньках пробрался внутрь палатки и устроился рядом с Ханной. — Почему ты не отзываешься? Я тебя везде искал, — преувеличенно бодрым голосом произнёс он, едва ли не ненавидя себя за сказанное. Только идиот мог произнести такую чушь в подобной ситуации!.. Но вместе с тем Невилл знал, что если не скажет и этого, то замолчит. А молчание сейчас хуже всего. Нужно во что бы то ни стало вырвать её из апатии! — Что это у тебя в руках? — спросил он, указывая на коробку.
Ханна опустила невидящий взгляд вниз и ответила, словно зачарованная игрушка из «Зонко»:
— Это… так, разное старьё.
Глаза уже привыкли к полутьме, и Невилл разглядел в коробке игрушки, открытки, колдографии и разную мелочёвку. Это напомнило ему кое о чём.
— Это шкатулка с детскими сокровищами? Знаешь, у меня тоже есть такая, даже две. В одной хранятся засушенные цветы, которые я выращивал в детстве, а во второй… во второй… — он умолк, потому что не знал, как сказать о том, что во второй он хранит фантики от конфет. Фантики от конфет, которые даёт ему мама, когда он навещает её в Мунго. Вот это — действительно глупо, потому что узнай бабушка, что он их не выкидывает, а разглаживает и бережно складывает в коробку, ему пришлось бы выслушать очередную лекцию на тему того, как переносят утраты настоящие мужчины семейства Лонгботтом.
Ханна по-прежнему молчала. «Давай же, сделай что-нибудь!» — отчаянно приказал сам себе Невилл. Но идей, как назло, не было никаких, только её безразличный голос всё отдавался эхом в его голове. Только когда тишина стала невыносимой, Невилл брякнул первое пришедшее в голову:
— Знаешь, недавно повесили объявление, что через две недели будет Хогсмид… Было бы здорово сходить, как ты считаешь?
Видимо, мольба в его голосе была слышна слишком хорошо, потому что Ханна ожила: моргнула и сглотнула. А потом сказала:
— Нет.
И прибавила, помедлив пару мгновений:
— Недалеко от Хогсмида… это и случилось.
И замолчала. Ветер за окном играл листьями, дождь зашелестел по крыше, по полу потянуло сквозняком. Ханна поёжилась и обхватила руками колени. Невилл шумно вдохнул, зажмурился, досчитал до пяти и на выдохе быстро произнёс:
— Ханна, послушай, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Правда, знаю, а не вру. Мои родители, они… их… они… они в Мунго. Пострадали от тёмномагических заклинаний Упивающихся. Они живы, но врачи давно говорят, что бешеные огурцы и те более живые, чем они. Вот так, — сбивчиво закончил он, чувствуя, как предательски защипало в носу после того, как он произнёс вслух эти слова. Договорив, Невилл наконец открыл глаза и взглянул на Ханну. Она смотрела на него со смесью удивления и недоверия во взгляде — всё лучше, чем прежнее отсутствующее выражение.
— Я никогда не слышала об этом… Мне жаль, Невилл.
— Не переживай. Это ерунда. То есть, не ерунда, конечно, но я-то уже привык, а вот ты… — совершенно запутавшись, Невилл сник: — Мерлин, что я несу! Прости, Ханна, наверное, лучше было мне вообще не приходить.
Ханна коснулась его руки прохладными пальцами, и он машинально сжал её ладонь в своей.
— Не говори так, — прошептала она. — И… спасибо тебе, что пришёл.
Впервые за последние пятнадцать минут тишина не казалась гнетущей. Невилл почувствовал, как бешеный ритм его сердца успокаивается, словно лишняя энергия перетекала с каждым биением пульса в ладошку Ханны. Дождь за окном перестал моросить, и звёзды засияли ярче. Ханна заговорила:
— Знаешь, когда погиб мой папа, мама не сразу сказала мне, что произошло. А потом, когда уже не было выхода, она придумала для меня историю, будто папа улетел на звезду и теперь живёт там. Звезда эта прямо над нашим домом, и если она ярко сияет, значит, папа думает обо мне. Я спросила маму, вернётся ли он когда-нибудь к нам, она замялась, а потом сказала, что, скорее всего, нет, но когда-нибудь мы с ним непременно встретимся. Тогда я собрала все те вещи, которые дарил мне папа, и сложила в эту коробку. И я очень долго верила и надеялась, что папа всё-таки вернётся, а я покажу её ему и скажу, как сильно его ждала. И каждый раз, когда падала звезда, думала, что это чей-то папа возвращается назад, и загадывала желание, чтобы со следующей упавшей звездой ко мне вернулся мой. Я очень долго верила в это. А потом пошла учиться в Хогвартс, и там была астрономия, — Ханна грустно улыбнулась. — В общем, я очень расстроилась тогда и очень рассердилась на маму, ну, что она мне врала. Когда вернулась домой на каникулы, хотела выкинуть эту коробку, но мне не хватило смелости. Я отвезла её сюда, к дедушке Тому, и с тех пор всегда приходила сюда, когда мне становилось грустно. Но папу я плохо помнила, ведь я была совсем маленькой, когда он погиб. А теперь… теперь… — она сбилась и замолчала. Невилл отвёл взгляд от неба и посмотрел на Ханну: в глазах её стояли слёзы.
— Ничего не могу с собой поделать, — охрипшим голосом произнесла она и горько продолжила: — Не понимаю, почему это произошло? Мы ведь чистокровные! Что им нужно было от мамы? Зачем было её убивать?..
Во взгляде Ханны читался вопрос, но у него не было ответа. Да и ни у кого на этот вопрос не было ответа, это Невилл понял несколько лет назад. Он не знал, что сказать, но очень хотел сделать что-нибудь, только бы облегчить боль Ханны, прогнать грусть из её глаз и вернуть смеющиеся ямочки на её щеки.
— Мне… страшно, Невилл, — прошептала она.
Невилл почувствовал, как странно засосало у него под ложечкой, и, поддавшись порыву, он придвинулся к ней и обнял за плечи. Ханна, всхлипнув, уткнулась ему в плечо.
В этот момент в небе загорелась ещё одна звездочка. Она была совсем крошечной, но свет её был ровным и мягким, постоянным и надежным. И хотя сидевшие у окна Невилл с Ханной не подозревали о её существовании, она светила над ними, светила — для них.
— Не бойся, — сказал он. — Я буду рядом с тобой. А пока мы вместе… нам никто не страшен, верно? — тихо сказал он и успокаивающе провёл рукой по её длинным светлым волосам. Ханна ничего не ответила, но Невилл почувствовал, что она сильнее прижалась к нему.
Она ему верила.
А значит, по-другому и быть не может.
fin
Спасибо всем, кто читал, а ещё Снежке за беттинг :)
