Глава 3. Прошлое Ты больше не принадлежишь себе, ты ничего не можешь решать. Они все делают за тебя. Ты больше никто. Ты даже не можешь выбрать, что ты съешь на завтрак. Все по расписанию, чужому, не твоему. Ты безвольный, ты пустое место!
Эти стены уже давно превращают мою жизнь в амебное существование. Я заперт в комнате, где нет ничего интереснее белого кубика Рубика, крути, как хочешь - все равно все стороны одинаковые. В окне неизменно один и тот же пейзаж. Капитолийские стены душат меня.
Я столько раз просился на улицу, хотел впервые за долгие месяцы вздохнуть полной грудью чистый воздух, ощутить себя свободным, ощутить себя человеком. Но я всегда получал один и тот же ответ:
- Для Панема ты мертв. Что скажут люди, узнав, что Капитолий оживил трибута? У тебя есть все, что нужно. Любой на твоем месте мечтал о такой жизни.
Я уже был сыт этими словами. Одно и то же, снова и снова!
Иногда я сидел у стены и пытался пробить ее. Конечно, ничего не выходило, на руках появлялись маленькие кровоподтеки, но на следующее утро от ран не оставалось и следа.
Сноу перестал приходить, перестал включать записи Голодных Игр. Я увидел, вспомнил, выучил, наверно все, что только можно. Я знал о тех, кого убил, больше, чем они знали о себе. Мог рассказать о Двенадцатых любую мелочь, что они хоть когда-то упоминали. Мы обсудили каждую мою оплошность. И каждая беседа была словно расстрел. Ошибка-ошибка-ошибка, здесь-там-тут!
Когда твоя жизнь строится вокруг одного ежегодного события, ты запомнишь многое, я же понял, что моя жизнь это Игры. Выживание – моя стихия, и она мне нравилась. Дома, во Втором, я боролся сначала за место в Академии, позже каждый год за место на Арене. И вот, когда настала моя очередь сражаться за жизнь по-настоящему, меня убивают. Может и сейчас я мертв и нахожусь под землей, черви глодают мои кости, а то, что люди называют Духом, находится в аду – мифическом месте, где наказывают за грехи?
….
Я смотрю в окно, уже смеркается и падает очень мелкий снег. Как только он касается дороги, тут же таит. Среди людей, которые осмелились вытащить носы из теплых домов, я вижу пару, из-за одежды и грима я не понимаю, сколько им лет, но кажется, что это старики – их собака слишком обычная для моды Капитолия. Кажется это золотистый ретвиски*. Я сразу вспоминаю свое далекое прошлое.
….
- Като! Като! Держи его! Не дай ему убежать! Я не успеваю! - кричит мой друг Круз. Он хилый и совсем не похож на меня. Через пару месяцев мы даже не будем здороваться, через три года его прикончат соседи.
Я смотрю на Ари - большого, ужасно-дорогого ретвиски, которого никогда не купят мои родители. Не потому что дорогой, потому что быстро надоест и придется продать его за гроши. Пес сбежал от мальчишки и бежит в сторону гор, к военной базе, поводок прыгает сзади. Нам запрещено соваться на их территорию – можно попасть на мину. Я оцениваю ситуацию. Мне нужно лишь обогнать пса и схватить за поводок. Только вчера я получил за бег высший балл. Выживание всегда и везде. Догнать собаку не проблема.
Я бегу за Ари, который не знает куда метнуться, туда-сюда, шум, к которому мы привыкли, его нервирует. Обычно Круз одевает ему специальные наушники, чтобы заглушить звук мотора планолета, сегодня он их забыл. Я набрасываюсь на Ари, просто чтобы повалить, он потом начнет лизать мне лицо, тявкать, может скулить. На детей он не нападает - порода такая. Но пес не вырывается, находясь подо мной. Я встаю, Круз уже рядом.
На его глазах появляются слезы, а я не понимаю, что происходит. Смотрю вниз и вижу, что при падении на животное, я свернул ему шею. Большая собака с золотистым мехом лежит, странно повернув голову. Глаза открыты, изо рта вытекает пузырьками кровь. И что с того? Я не понял, с чего Круз плачет. Мужчины не должны плакать, и тем более из-за животины.
Позже родители замяли это дело, наверно откупились. Мне не было жаль пса, но для себя я решил, что общаться с таким сопляком, как Круз, себе дороже.
…
Сейчас, спустя восемь лет, мне плевать на то, что я убил, по меньшей мере, шестерых, или восьмерых… А может и больше… Сейчас меня волнует другое - я заложник президента Сноу. И с каждым днем я все сильнее чувствую себя как в улье.
Мне нужно выбраться из этой белой массы, что окружает меня всего. Нужно сделать что-то. Решение пришло так быстро….
Если я сделаю это, охрана придет через двадцать секунд, чтобы сбежать этого времени должно хватить. Я смотрю на свою кисть руки, провожу пальцем по постоянно-холодным костяшкам. Только один шанс…
На улице должно быть очень холодно, ведь я больше не вижу людей. Надеюсь, защита комнаты слабее, чем моя.
Размах, удар, треск. Заверещала сирена. Я выбиваю остатки оконного стекла, они, без помех, падают с этажа, звеня внизу. Сноу не думал, что я попытаюсь смыться…. Или наоборот знал… Мешкать нельзя, поэтому я уже стою на подоконнике, смотрю вниз с четвертого этажа, не испытывая никаких эмоций или приступов страха, и прыгаю, стараясь закрыть голову. У меня прочный скелет, ничего не должно случиться…
Я падаю почему-то на спину и не могу подняться. Тело как будто парализовало. Голова кружится, в глазах рябит свет синих и желтых огоньков. Сноу все прекрасно знал. Во рту чувствуется вкус крови и привкус металлов. Сноу точно все знал.
Через секунды над моим телом уже стоят миротворцы и, кажется, Ассая.
- Опять… Парень, ты можешь хоть месяц протянуть без глупостей? Морфлия ему. Неделю пусть лежит в искусственной коме. Подумать только, испортил весь мой труд. Поставлю тебе пластиковый, саморащипляемый каркас, будешь у меня знать, как портить труд гения!
А вот и капитолийское воспитание…
…
Мне хочется Морфлия! Я получаю дозы в течение дня, но мне кажется, что их мало. Нужно больше. Или хотя бы, чаще.
Я не открываю глаза, все еще чувствуя себя как кусок ваты, но зато прекрасно слышу, как Ассая разговаривает со Сноу. Не нужно вслушиваться в голос в трубке, мне и так многое ясно.
- Он требует Морфлий, президент Сноу…
Да…
Я снизил дозу…
Нет...
Да, боли снизились.
Я не знаю, президент Сноу, не думаю, что тренировки можно начинать уже через четыре дня. Минимум - пара недель. Даже если мы и поставим его на ноги за два дня, не исключено, что он не попытается предпринять что-то снова….
Но это же сделает из него наркомана, он же так молод… Да, я понимаю, кто он, но, сейчас он не на Играх. Хорошо, президент Сноу. Если Вы так хотите… Но я настоятельно рекомендую не проводить такие процедуры, особенно в таком юном возрасте.
…
Следующие дни я плаваю в облаках, вижу животных с детского канала развлечений, и радуюсь чувству, будто я попал в Утопию…
…
На пятый день все резко заканчивается.
Я просыпаюсь от собственного крика. Ночью капельницу отсоединили, что сразу дает свой эффект. Действие того Морфлия, что используют у нас в Дистрикте 2, в разы слабее, чем капитолийского. Привыкание чувствуешь после пары доз. А мои дозы все росли и росли.
Я не знал, почему кричал, но точно не из-за ломки в теле, которую чувствовали обычно.
Я еле смог встать, шатаясь, трясясь, чуть не падая. Я ничего не чувствую, ни температуру, ни касаний. Смотрю на белые стены и вижу свет и тени в виде кругов и точек, как будто резко посмотрел на солнце. Но в комнате темно, ночь… Окно целое, теперь от него исходит слабое мерцание – это не плод моего воображения, а сетка, такая же что была на Арене.
Следующие два дня меня трясет, и больше всего мне хочется прокусить себе вены, но что-то мне подсказывает, что теперь все попытки покончить со своей жизнью не увенчаются успехом.
Я смутно вспоминаю телефонный разговор Ассаи, где он упоминал тренировки. Мне казалось, что все закончилось на мучительно-скучном просмотре моих Игр. Но было то, чего я так и не дождался, Сноу обещал рассказать о задании. Ну, и, где?
…
Я засыпаю с самой сильной головной болью за последние месяцы. Причина тому неизменна. Меня не будет мучить ломка, меня больше не затрясет, как камертон, я, просто, буду чувствовать сильнейшее давление в черепе. Возможно, позже мне будут даже откачивать лишний ликвор, если появится необходимость. Где же я нахватался таких терминов? Не от врачей ли?
Мои попытки уснуть превращаются в пытку, вставать через четыре часа. И все же я засыпаю…
…
- Мне скучно… - слышу я голос рядом.
Дрова трещат в огне, я почти уже уснул.
- Спи, давай, - огрызаюсь я.
- Не могу, мне скучно, - она уже начинает ныть.
Я громко вздыхаю от раздражения, мечтая кинуть в нее камень, но не слишком хочется лишаться одного из профи, еще рано.
Я сажусь и смотрю сквозь пламя. Смотрю на пухлые губы, которые она часто облизывает, на рваную футболку. Почему-то именно сейчас, ночью, при свете огня, она мне ужасно нравится. Огонь для меня теперь значит вызов, я думаю, о том, чтобы поскорее прикончить шавку из Двенадцатого, вместе с, сопящим недалеко от меня, ее женишком. Но мои мысли путаются. Она поднимает на меня глаза.
И я понимаю, чего она хочет. Деточка, как же тебе не повезло, что у тебя отняли то отравленное кольцо.
Не переводя от нее взгляда, я медленно залезаю рукой под свою сумку, там нахожу маленький клинок, с лезвием не больше десяти сантиметров, и прячу его за голенище сапога. На всякий случай.
- Ну зачем? Я не хотела сильно тебя мучить… - шепчет Глиммер и уже направляется ко мне.
- Кто же тебя знает?! – я почему-то улыбаюсь, когда она подходит и садится мне на колени.
Она тоже мне улыбается, и я перемещаю руку на ее затылок, притягивая к себе. Мои губы находят ее, на них вкус ягод. Так вот, что она постоянно слизывала?! Свои я съел еще на завтрак.
Мы целуемся так, что мне не хватает воздуха. Она начинает стягивать с меня футболку, но мне не хочется отпускать ее и на секунду, чтобы освободиться от одежды. Но мои руки сами начинают делать то же самое, и не проходит и нескольких секунд, как я уже целую голую кожу под ключицей. Ногти Глиммер уже начали отрастать, и я чувствую, как она впивается ими в мою спину.
В какой-то не самый контролируемый мною момент, когда мой рот находился под горлом Глиммер, я сжал зубы и на коже появились два ряда вмятин.
- Прием Энобарии?! – смеется девушка, от чего резко появилось чувство гнева, и я с силой кусаю кожу под сонной артерией. Крови на зубах не чувствуется.
Глиммер вскрикивает, хотя это больше похоже на стон.
- Ты что, хочешь перебудить всех? – шикаю я, закрывая ей рот ладонью.
Она сверлит меня взглядом, но не задерживает взгляд надолго, теряя рассудок от удовольствия.
Я и сам далеко не адекватен, но замечаю ее руку, тянущуюся к моему сапогу, в котором все еще спрятан нож. Я перехватываю ее запястье и наваливаюсь сверху. Кажется, она сразу же забыла о ноже.
Солнце медленно окрашивает небо в пурпурный, появляются золотистые облака, скрывающие звезды. Мы сидим по обе стороны от погаснувшего костра. Глиммер стрелой мешает горячие угольки.
- Почему именно со мной?
Она хихикает.
- А с кем? С Женишком что ли?
- Ну, Марвел… - я не считаю себя хуже него, но они из одного Дистрикта, и все может быть.
- У Марвела сильнее выдержка на этот счет, - бросает Глиммер.
Я смотрю на нее пару секунд, достаю нож из сапога и кидаю через костер, он ударяется в десяти сантиметрах от ее колена.
Я слышу смешок, держу пари, это была Мирта.
- Ладно, я пошутила. Он отшил меня. Играть в любовников было бы глупо. Это выглядело бы так, будто мы сдались, будто Двенадцатые хитрее нас, а мы повторяем их же игры.
Я не отвечаю - она права.
За завтраком мы не обращаем друг на друга внимание, в дороге обмениваемся парой фраз. Я специально иду последним, стараясь следить за Женишком, который всегда плетется хвостом, и постоянно озирается по сторонам, ища свою подружку.
- Ну как, хорошо повеселился с Глиммер? – Мирта ухмыляется, ожидая мою реакцию.
- Не твое дело, – сухо отвечаю я.
- Она тебе нравится?
- Нет, - и это правда.
- Тогда, почему ты не убил ее, ведь она была так близко?
Я смотрю вперед, на блондинку, которая идет, будто танцуя, раскачивая бедрами.
- Она красивая.
Мирта громко вздыхает и хлопает меня по спине.
- Наиграешься, скажи мне.
Я улыбаюсь, смотря в спину малявке, видящую меня насквозь. Сейчас мне показалось, что она моя старшая сестра. Если уж кто и должен убить Глиммер, то пусть это будет Мирта.
В тот же день мы находим Двенадцатую, на следующий мы теряем Глиммер. Ее смерть меня совсем не волнует, поиграли и ладно. Зато волнуют укусы ос-убийц, улей которых сбросила на нас Катнисс.
Позже самым интересным для меня является, как долго Мелларк протянет с моим подарком.
…
Мне кажется, что осы вьелись мне в череп, и я просыпаюсь с новым приступом головной боли. С днем рождения меня!
Ретвиски - генетическимодифицированная порода собак, смесь Ретриверов и Хаски. Имеет золотстый мех и белую "маску". Внешне напоминает хаски с короткой, жесткой шерстью и висячими ушами. Порода создана как питомец для детей и стариков.
