Глава 3. Ночные Кошмары Я просыпаюсь с прерывистым тяжелым дыханием. Я лежу на спине на полу, мои кулаки так сильно сжаты, что мне приходится приложить усилие, чтобы разжать их. Закрывая глаза, я стараюсь отделить реальность ото сна, пытаясь разобраться в беспорядочных видениях и воспоминаниях. Китнисс… бежит, кричит, падает. Далеко от меня, вне моей досягаемости. Кровь, пот, ужас.
Сон.
Кошмар.
Я тяжело вздыхаю, когда окружающий мир приобретает четкие очертания, и я вспоминаю, где нахожусь. На поезде, во время Тура Победителей, с Китнисс, которая спокойно спит у себя в купе, которое расположено в нескольких купе от моего. Тем не менее… я тревожусь. Я делаю усилие, чтобы подняться и легонько выхожу за дверь.
В темном коридоре я подхожу к двери Китнисс, мне просто необходимо быть рядом с ней. Слышать ее дыхание, знать, что с ней все хорошо. В середине коридора цифры, которые я смог разглядеть, должно быть, это комната Китнисс. Я прикладываю руку и лоб к двери на некоторое время, понимая, что еще ближе к ней я не могу подойти. Я слышу, как там, внутри, она беспокойно движется, и знаю, что должен быть удовлетворен и вернуться к себе в кровать. Но я не могу заставить себя уйти прямо сейчас, поэтому я просто шагаю около ее двери, будто охраняю ее от невидимого врага.
Несколько минут я продолжал ходить, пока звук из-за двери меня не останавливает. Нежное хныканье, которое постепенно перерастает в мучительный крик. Не думая ни минуты, я отталкиваю дверь и обнимаю Китнисс. Ее черные волосы прилипли к потному лицу, и она извивается в моих руках, все еще находясь в ловушке своего кошмара.
- Китнисс, Китнисс, любимая, все хорошо. Я здесь, - успокаиваю я, слова прерываются нежными поцелуями в лоб. Это те сокровенные слова, которые я бы не рискнул сказать при свете дня. – Китнисс, милая, я здесь. Ты в безопасности.
Ее серые глаза, наконец, открываются и смотрят прямо в мои. В это мгновение я ожидаю, что она закричит вновь и попросит меня уйти. Но вместо этого, она прижимается лицом к моей груди, и тут же моя рубашка пропитывается ее слезами и потом. Я держу ее, когда ее начинает трясти. Моя рука вычерчивает кривую на ее шее, а рот шепчет успокаивающие слова. Я рассказываю ей истории всегда со счастливым концом. Я шепчу ей воспоминания, что было до Игр, до того, как наши жизни были перевернуты вверх дном. Я продолжаю, пока не услышал ее спокойное ровное дыхание и не увидел, что ее глаза снова закрыты, и она спит.
Я наклоняюсь и целую ее в лоб, собираясь уйти, но как только я отхожу, она начинает хныкать вновь. Я остановился на мгновение. Я не когда ни видел Китнисс столь уязвимой, и это наполняет мое сердце тоской, больше чем когда-либо. Я не могу защитить ее от кошмаров, но я хотя бы могу быть рядом, когда она проснется. Я мягко ложусь рядом с ней, тянусь к ее руке и крепко сжимаю в своей. Наши лица находятся всего в нескольких дюймах друг от друга, и я просто смотрю на нее, пока, наконец, не засыпаю.
Мягкий звук ее дыхания проникает даже в мои сны, и на этот раз у меня не было ни одного кошмара.
Каждый вечер я говорю себе, что я не вернусь, это неправильно и это только приводит к заблуждению и себя, и Китнисс куда больше, чем следует. Тем не менее, каждую ночь я вижу, как мои ноги проходят знакомую дорожку до дверей в комнату Китнисс. Вижу, как мои руки открывают дверь. Вижу, как они обнимают ее, что успокоить. Никак не могу избавиться от мысли, что ей больно, она напугана, и что я не рядом. Таким образом, я каждую ночь я прихожу к ней, чтобы избавить от кошмаров. Не только ее, но и себя самого.
Я знаю, люди говорят. Я знаю, что они думают, что это неправильно. Но они не прошли через то, через что прошли мы. Они не могут нас понять, потому что не видят все это каждую ночь. Мы были вынуждены столкнуться с ужасами, которые другие люди не могут даже представить. А сейчас каждую ночь мы переживаем их вновь. Каждую ночь я вижу ее. Вижу, как теряю ее навсегда. И единственное, что помогает – это просыпаться с ней на руках.
В один день я говорю ей об этом. Вряд ли я думал, как неудобно она может себя почувствовать. Близится полдень, занавески пропускают мягкий солнечный свет, когда она, наконец, просыпается. Ее голова на моем плече, она так и спала, а я не мог пошевелить рукой всю ночь. И вот, она осторожно зашевелилась.
- Ни одного кошмара, - говорю я тихо, когда она поворачивается ко мне лицом.
- Что? – непонимающе спрашивает она.
- Ты всю ночь проспала без кошмаров.
Она начинает размышлять, пока я говорю, как будто она сама не поняла это.
- Мне что-то снилось, только не страшное, - быстро отвечает она. – Вроде бы пересмешница, а на самом деле – Рута. То есть сойка пела ее голосом. А я шла следом по лесу, долго-предолго.
Я вижу слезы, засверкавшие в ее глазах, только они не скатываются, и голос ее остается спокойным.
- Куда же она тебя звала? – спрашиваю я, нежно убирая прядь волос у нее со лба, желая сохранить этот нежный момент.
- Не знаю. Мы не дошли до места, - вздохнув, говорит она. – Но мне было хорошо.
И это правда. Сегодня не было ни криков, ни слез, ни необходимости в моем присутствии, чтобы прижимать ее к себе.
Она садится, и моя рука чувствует холод, где перед этим лежала ее голова.
- Пит, а почему я не чувствую, когда ты видишь плохие сны?
Я обдумываю это около минуты, сосредоточившись на пряди ее волос, которая упала на ее левую бровь.
- Трудно сказать, - отвечаю я. – Кажется, я не мечусь и не вскрикиваю. Наоборот, просыпаюсь – и словно цепенею от ужаса. – Это на самом деле интересная мысль. Страхи Китнисс заставляют ее бороться, когда мои меня лишь парализуют.
- Будил бы меня, - говорит она, но я мотаю головой.
- Зачем? Чаще всего я вижу, что потерял тебя, - спокойно объясняю я. – Открываю глаза – ты рядом, и все хорошо. – Я улыбаюсь ей, но она неловко избегает моего взгляда. – Не представляю, как дома я буду спать один, - добавляю я, хотя это только больше смущает ее.
По правде говоря, я камею при мысли о возвращении домой. Да, я боюсь кошмаров, но больше я боюсь потерять все то, что приобрел здесь. Любой прогресс, которого мы добились в восстановлении наших отношений, может быть стерт, если мы вольемся в ту рутину прохладных отношений, которые стали нормой после Игр. И я знаю, что не вынесу, если она снова отдалится от меня.
Обнимать ее – единственное, что имело смысл для меня на протяжении последних нескольких недель. В этом незнакомом мире, который стал нашей реальностью, я как будто дрейфую в море не понятных мне вещей, где один неверный шаг может вызвать разрушительную волну последствий. И одно неосторожное слово Китнисс может изменить все.
Это все из-за того, что я решил охранять ее от ночных кошмаров. Где я не должен бояться, что любое мое слово может быть неверно истолковано Капитолием. Я могу просто держать Китнисс, защищать ее самым лучшим способ, что мне известен. Я могу сказать ей, что все будет хорошо, в эти минуты между сном и бодрствованием она мне верит.
Проблема в том, что я себе больше не верю.
