Глава 1ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:
Автор давеча обнаружила, что терпеть не может канонную Джинни. Автора очень злят описания "щастья" пары ГП/ДУ на шестом курсе. И вот у автора появилась идея насчет приятной ООС-ности, которая, увы, прямой дорогой ведет к AU-шности.
Уровень AU автор определить не может, фик пишется, идеи насчет сюжета есть, но до их воплощения - как до Луны (которая спутник Земли), т.е. по пути все может измениться.
В связи с вышеизложенным автор настоятельно советует читателям не давать четкий ответ на вопрос "на чьей стороне Джинни". Если вдруг события фика пойдут не по сценарию, который вы представили, то знайте - вы предупреждены.
____
Джинни, плача, захлопнула дверь своей комнаты и отчаянно бросилась на кровать. Она не понимала, что случилось с ней за последний год.
- Вроде бы я была веселой… когда-то, - думала девочка, пытаясь успокоиться и перестать лить слезы.
Близилась осень. Совсем скоро ей предстояло оказаться в Хогвартсе, о котором она была наслышана аж от шести братьев сразу. Когда ты чувствуешь в себе магию, но тебе говорят, что использовать ее можно только в Школе колдовства и волшебства, поневоле начнешь мечтать о ней, как о рае.
А теперь, когда до отъезда остались считанные дни, она отчаянно хочет прикинуться сквибом, устроить истерику – сделать что-нибудь такое, что избавило бы ее от необходимости поступать в Хогвартс.
И все из-за Мальчика, Который Выжил.
Джинни утерла слезы рукавом и приказала себе сконцентрироваться. Нужно было разобрать купленные вещи, это она планировала оставить на день сборов, но решила не откладывать дело в долгий ящик. В конце концов, ей было просто необходимо сделать что-то ради того, чтобы не думать о Гарри Поттере.
Старые поношенные неизвестно кем мантии, потрепанные учебники, мятый котел… Одна палочка сияла своей новизной, хотя тут надо было удивляться не столько тому, что палочка куплена новой, а тому, что продана она была в магазине Олливандера. Джинни не хотелось даже думать, где ее родители взяли десять галеонов. Казалось бы, она должна была бы благодарно посмотреть на мать и отца, сказать спасибо, но что-то удерживало ее. И теперь, перелистывая разрисованные учебники, она понимала, что именно.
«Братьям легче», - думала Джинни, рассматривая неаккуратно зашитые дырки одной из мантий, купленных матерью. «Они донашивают вещи друг за другом, а мне досталось непонятно что».
Внезапно в куче учебников девочка заметила незнакомую ей книгу. С трудом вытащив ее из-под особо тяжелого учебника по травологии, она посмотрела на потрепанную обложку. Никаких надписей. Мысли типа «родители велели не открывать что попало» Джинни отбросила сразу и раскрыла книгу на середине.
Желтоватые от старости страницы были, тем не менее, чисты. «Неужели мне решили подарить еще что-то на день рождения?» - спросила себя Джинни, листая дневник. Добравшись до первой страницы, девочка ощутила непреодолимое желание отбросить дневник подальше. Небрежным, но странно красивым почерком там было выведено «Т. М. Риддл».
Впрочем, через пару минут бесполезного разбора книг и одежды Джинни решила забыть про подпись и попробовать что-то написать о сегодняшнем дне. В нем, как ей казалось, не было ничего хорошего, но именно поэтому и стоило о нем что-нибудь написать. Вдруг ей будет легче переживать другие подобные моменты.
Взяв в руки магловскую ручку, подаренную отцом довольно давно, девочка старательно начала писать. Но буквы, поначалу ровные и аккуратные, становились неразборчивыми, ручка летела по бумаге все быстрее и быстрее… Наконец, устав, Джинни остановилась и посмотрела в окно. Но ей еще надо было дописывать, поэтому вскоре она снова взяла ручку и хотела было продолжить, как застыла, раскрыв рот от изумления.
На странице тем же небрежным почерком, каким был подписан дневник, было выведено следующее:
«Это не обычный дневник, девочка. Это
мой дневник, и я не хотел бы видеть в нем каракули какой-то чересчур расстроенной молодой леди. Да и то, что тебе так не нравится, - вполне нормальное явление для бедных людей, и расстраиваться из-за этого не стоит.
Я тоже бедный. Даже больше – я сирота. Но, тем не менее, я отмечен в Зале славы Хогвартса, я староста своего факультета и никто не осмеливается тыкать в меня моим финансовым положением».
Джинни ошеломленно смотрела на то, как слова постепенно исчезли. Она должна была бы обидеться, видя в ответе такую прямолинейность, но ей почему-то вовсе не хотелось дуться. Напротив, ей казалось, что это едва ли не первый раз в ее жизни, когда с ней разговаривают не как с ребенком.
Тем временем проявилось следующее:
«Кстати, если хочешь разговаривать со мной и дальше – представься. Мое имя ты знаешь».
Хватаясь за ручку, Джинни хотела написать свое имя, но едва перо коснулось бумаги, она вывела нечто совершенно другое:
«Я знаю только твою фамилию, так что сначала представься полностью сам!»
Несколько ошарашенно девочка смотрела на написанные ею слова. Казалось, дневник думает, что ей ответить, так как ждать пришлось почти минуту:
«Томас Марволо Риддл».
И хотя Джинни тут же захотелось спросить, что значит «Марволо», она аккуратно вывела свое имя:
«Джиневра Молли Уизли».
А вот на этот раз дневник (или все-таки Риддл?) отреагировал быстро:
«Уизли? Готов поспорить, что вся твоя семья, включая тебя – рыжие».
Джинни нервно затеребила прядь действительно огненно-рыжих волос и написала:
«Мои родственники ничего мне о тебе не рассказывали, - откуда ты знаешь нашу семью?»
«Все знают, что Уизли – рыжие».
Джинни задумалась, не зная, что и ответить.
«Кстати, какой сейчас год?»
Постаравшись не удивляться странному вопросу, девочка написала четыре цифры:
«1992».
Долгое время страница оставалась чистой, и Джинни уже подумала, что происходящее было галлюцинацией, но появление ответа сразу вернуло все ее внимание к дневнику:
«Ох, как много лет прошло. Я пишу тебе, если так можно выразиться, из 1943 года. Почти пятьдесят лет, ха-ха. Интересно, много ли изменилось в мире…»
Пока Джинни обдумывала, что вообще можно сказать в ответ на такие странные слова, на бумаге проступили уже другие буквы:
«Ладно, Джинни, слишком много разговоров на сегодня. Не думаю, что у тебя сейчас много свободного времени: я так понимаю, что очередной учебный год уже близко, поэтому не привыкай ко мне, не разговаривай со мной каждый день, это не принесет тебе ничего хорошего. Учти, если ты будешь тратить на этот дневник много времени, ты никого не сможешь обвинить в том, что у тебя накопилось много несделанных дел. А пока – желаю удачи».
Девочка отчаянно хотела что-то написать, но Риддл был прав: по лестнице постоянно кто-то поднимался-спускался, а она сидела в комнате уже слишком долго для того, чтобы за нее никто не беспокоился. Вздохнув, она закрыла дневник и, неожиданно для самой себя, спрятала его под подушку. Спускаясь вниз, она жалела, что не может найти еще более безопасного места для книжки с потрепанной черной обложной, но, больше не желая сокрушаться о непоправимом, твердо произнесла, глядя в глаза матери:
- Мам, тебе надо с чем-нибудь помочь?
